Текст книги "Талая вода"

– Здравствуйте-здравствуйте, – он кашлянул, пожал ей руку, он всегда пожимал ей руку, и повернулся к Саше.

– Это Александр, мой друг, он интересуется живописью.

– Я читал ваши статьи, для меня большая честь познакомиться, – улыбнулся Саша своей самой обаятельной улыбкой.

– Ой, да что там мои статьи, – Николай Иванович, как и все успешные пожилые люди, притворялся, что ему нет никакого дела до того, читает ли кто-то его статьи или нет, но на самом деле был польщен и доволен. – И что же вы читали?

– Ваши работы о творчестве Кустодиева, – быстро ответил Саша. – Хотя мне, конечно, хотелось бы узнать о современном искусстве. Я совершенно в нем не разбираюсь.

– И что же именно, вы, молодой человек, хотите знать о современном искусстве? – профессор Серебряков прищурился и посмотрел на Сашу, опершись на стол одной рукой, а другую уперев себе в бок. Эта поза напоминала подготовку к атаке, и Юля занервничала.

– Мне было бы интересно понять, как его оценивать… по каким критериям? Что хорошо, а что плохо? В классической живописи критерии мне понятны… но здесь!

– В классической живописи критерии формировались веками, – перебил Серябряков. – В современном искусстве приходится доверять интуиции и своему вкусу.

– Или мнению профессионалов, – быстро добавил Саша.

– Например, – согласился Серебряков и улыбнулся. – Присаживайтесь. Алечка, налей нам еще чайку.

– Еще чайку? Папа мы вино пили, – Алиса улыбнулась и отправилась к плите, ставить чайник. Она взяла старый эмалированный, давно не чищеный чайник с вишенками на боку, зажгла газ, обернулась и принялась в упор без всякого смущения разглядывать Сашу, чего профессор Серябряков, разумеется, не замечал.

– Так вот Юленька бы вам лучше объяснила, она молодая, – начал Николай Иванович. – Это же не тема для беседы за столом…

– Это тема для выступления, даже для нескольких специализированных лекций! – тут же добавил Саша.

– Для лекции нужны благодарные слушатели, а где их взять…

– Все мои коллеги мечтали бы послушать вас, да и студентов много, которые интересуются подобными проблемами, – заметил Саша. – Но начать, вы, несомненно, можете с меня. Я готов слушать бесконечно!

Он снова обезоруживающе улыбнулся.

– Вы знакомы с работами мастеров «Бубнового валета»? – спросил Николай Иванович, закидывая ногу на ногу.

– Без сомнения, – воскликнул Саша, – Но их уже вряд ли можно считать современными…

– И снова в точку, – рассмеялся Николай Иванович. – Что скажешь, Юленька? Как оценивать картины современных художников? Как понять, где шедевр, а где нет?

– Перестать анализировать, – Юля пожала плечами.

– Вот! – Серебряков вытянул указательный палец. – Вот! Моя любимая студентка, все правильно говорит! Перестаньте анализировать, смотрите кожей, как Юля… учитесь у нее! Например, как вам Фрэнсис Бэкон с его человеческими телами? Сильные изображения, пугающе сильные! Подчас чудовищные, и все-таки… Впрочем… Пойдемте ко мне в кабинет, потолкуем…

Серебряков поднялся и последовал вглубь квартиры, прихватив чай, Саша с торжествующим видом последовал за ним. Юля осталась наедине с Алисой.

– Как было бы чудесно видеть кожей, – протянула Алиса. – Если бы я могла, я бы тоже занялась аукционами…

– Большинство людей, которые занимаются аукционами – не обладают этой способностью, – сухо ответила Юля. Ей было досадно, что у такого умницы и трудяги, как профессор Серебряков, ЕЕ профессор Серебряков, выросла абсолютно беспутная лентяйка-дочь. Неожиданно Юля вспомнила Аню Вишнякову. Наверное, случай Алисы еще не самый худший, она хотя бы не бросается в речку с моста! С другой стороны, не так давно Алиса в целях эксперимента засунула в стиральную машину попугая, и если бы не Юля, неизвестно, что бы случилось с несчастной птицей. К счастью, питомца скоро отдали родственникам.

– Хочется делать то, в чем являешься исключительным. Исполнять задачу, для которой родился именно ты, – глубокомысленно произнесла Алиса, и Юля тут же поняла, что та никогда не будет работать.

Чем-то она напоминала ей сестру, только Надька, напротив, бралась за все, начинала, бросала, начинала что-то другое и снова бросала… То она хотела кататься на коньках, то играть в театре, то шить, то изучать языки, то рисовать, но все заканчивалось одним – Надя сидела дома, подрабатывала продавцом и виртуозно предсказывала будущее. Иногда она ездила на встречи представителей различных сект, хотя сама говорила, что эзотерические собрания, которые она посещает, не имеют ничего общего с сектантством. Из кабинета до Юли доносились обрывки слов Серябрякова, порой отчетливые, порой сливающиеся в однотонный гул: он рассуждал о супрематизме и кубизме, потом отчего-то переключился на графику. Алиса периодически восторгалась Сальвадором Дали, очевидно, она только что приехала из Барселоны. Об этом говорил браслетик на ее руке, где на серебряном сердечке было написано: «I love Barcelona».

Юля не относилась к поклонницам Дали, поэтому молча кивала и допивала вино.

Ровно в шесть тридцать из кабинета показался Саша.

– Ну что, дамы, готовы идти на концерт? – выражение его лица было безучастным и даже печальным.

– Мне осталось накрасить ресницы и взять сумочку, ах да, еще причесаться, – завертелась Алиса, а Юля поднялась и отправилась в кабинет попрощаться с Николаем Ивановичем.

В полутьме она обняла худые плечи профессора, поднявшегося ей навстречу, а он вдруг, крепко прижав ее к себе, спросил:

– Это тот мужчина, которого ты выбрала, Юленька?

– Нет, Николай Иванович, не тот, – с улыбкой прошептала она.

– Ну и славно, – также шепотом ответил он. – Я считаю, что вас, девушек, не надо спрашивать. Надо выдавать замуж по воле родителей. Передавать с рук на руки в восемнадцать лет. Восемнадцать стукнуло? Все, передача! Тогда будет хорошо. Но разве вы послушаетесь! Ладно, иди! Вот родишь дочь, поймешь. Все поймешь, да поздно будет.

Юля улыбнулась. У нее не было отца, и про себя она считала Николая Ивановича вторым отцом. Они никогда об этом не говорили, но Юля знала, что он тепло относится к ученице, выгодно отличавшейся от его собственной дочери. Почему иногда чужие люди бывают куда ближе, чем родственники по крови? Матвей Вишняков не был кровным родственником, но казался ближе всех людей, когда-либо ей встречавшихся.

Втроем молодые люди вышли на улицу, Алиса взяла Сашу под одну руку, Юля по другую.

– Я просто везунчик! – улыбнулся Саша. – Иду между двумя красавицами! Все мужчины завидуют мне!

– Если бы тебе также повезло с лекциями… Я же говорила, что профессор Серебряков никуда не ездит… – начала Юля, но Саша хитро улыбнулся и перебил.

– А вот тут, эксперт Туманова, вы ошиблись! Профессор Серебряков будет читать лекции в Париже в мае! Получите, распишитесь!

От неожиданности Юля остановилась, выпустила его руку и долго смотрела на него, раскрыв рот. Первой опомнилась Алиса: она завизжала и картинно бросилась Саше на шею.

– В Париж! В Париж! Хочу в Париж! – кричала она, подобно чеховским трем сестрам, которые стремились в Москву.

– Но как?! – воскликнула Юля, опомнившись.

– Просто я умею убеждать, – улыбнулся Саша. – У тебя хорошие руки, у меня – речевой аппарат. Ну, идем же, мы опоздаем на концерт! Приятно, что Алиса в таком восторге. Рад был доставить вам удовольствие, дамы!

Юля покачала головой. Они спустились в метро, проехали три станции и вышли на Третьяковской, здесь неподалеку от офиса НАДа и было кафе, куда зазывал Димин приятель-музыкант. Сам Дима ждал у входа, с букетом белых и розовых роз. Он казался бледным, замерзшим, видимо ждал давно, возможно, что и концерт уже начался. На нем была серая куртка, черные джинсы и черная круглая шапочка, сейчас все в таких ходят. И все это было изрядно запорошено снегом.

Дима молча протянул Юле цветы.

– Спасибо, – сказала она и привычно провела пальцем по лепесткам, – Настоящие… тепличные, но настоящие!

Дима встретил Сашу настороженно, смотрел исподлобья, переступая с ноги на ногу, но Алиса так висла на этом незнакомце, что стало ясно: Саша – не соперник. Дима успокоился, расслабился и даже рискнул обнять Юлю за плечи во время концерта. Играли легкий фолк, с элементами кельтской музыки, она любила подобные песни. Сами же небритые юноши на сцене, в клетчатых рубашках, высокие и худые, казались ничем непримечательными, обычными парнями из соседского двора, а не начинающими рок-звездами. Хотя петь у них получалось довольно неплохо.

– Как твои дела? – тихо спросила Юля, наклонившись к Диминому уху.

– Нормально, – ответил он.

– А как прошли праздники?

– Нормально.

– Чем ты занимался, когда я уехала к маме?

– Да ничем.

– Ясно. А как тебе концерт? Вроде бы неплохие песни…

– Нормальные.

Таким их общение было всегда. За долгие годы Диминых ухаживаний Юле так и не удалось узнать, что же он делает по вечерам, как проводит свободное время и чем увлекается. Он редко что-то рассказывал, в основном отвечал на вопросы односложно. А именно, говорил: «Нормально». Иногда, она придумывала, что ее друг – секретный агент, отправляет по ночам шифровки, подслушивает телефонные переговоры противника или в костюме супергероя спасает город от преступников. Она бы хотела стать спутницей Робина Гуда нашего времени. Вот только Дима таким не был. Он жил в небольшой квартирке со своей мамой, такой же простой и неразговорчивой женщиной, неулыбчивой и мрачной, работавшей на овощной базе, братьев и сестер у него не было. Отец Димы был жив-здоров, но довольно давно поселился на даче и наведывался в город редко. Очевидно, он не скучал по жене и сыну, солил грибы, гнал самогон и вообще был большим любителем пригубить крепкого.

Дима мало говорил сам, но терпеливо слушал все, что рассказывала Юля, с живым интересом и сопереживанием. Он всегда приходил на помощь и ей, и ее семье. Дарил цветы, водил в театры и на концерты. И неоднократно предлагал выйти за него замуж. Юле каждый раз удавалось отговориться: она не хотела выходить за него. Да она вообще никогда не хотела выходить замуж. Ей нравилась работа, она мечтала о путешествиях, аукционах, сложных сделках и замысловатых экспертизах. Когда-нибудь она откроет свой аукционный дом, а заодно и свою галерею, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Лондоне и в Риме! Сколько чудесного можно будет совершить тогда! И Дима явно не вписывался в эти мечты, зато в них отлично вписывался Матвей!

Слушая переливы музыки, наблюдая сквозь рассеянный полумрак за Алисой, которая выкуривала одну сигарету за другой, за музыкантами, перебирающими гитарные струны, за Димой, внимательно смотревшим на сцену, она ловила себя на том, что снова и снова думает о Матвее. Он почему-то не звонит. Вероятно, ему просто не с кем было пойти кататься на лыжах, поэтому он ее позвал. Только поэтому. Все остальное было случайностью. Но разве такое возможно? Как чутье может обмануть ее? Ее, ту, которая видела сквозь предметы? Она дотрагивалась до его руки – и в руке этой не было обмана… настоящая, правдивая рука. Она смотрела в его глаза, и они тоже не лгали. Он так искренне изумлялся каждый раз, когда они находили что-то общее: одинаковые вкусы, пристрастия, мнения. Даже многие события в их жизни были одинаковыми.

Но особенно поражали его слова. Поражали в прямом смысле слова, как стрела поражает мишень, попадая в крошечную точку в самом центре. Он озвучивал ее мысли, ее бессознательные надежды и чаяния так точно, как никогда не смогла бы она сама. Матвей был не второй половиной, но словно зеркалом ее души.

– Он – это я, его душа – это моя душа, – поняла вдруг Юля. – Так о чем же говорили Надькины карты? Про другого короля?

Девушка украдкой взглянула на Диму. Разве же это король? Нет, он даже не рыцарь, просто Дима! Саша, может, и король, но никак уж не благородный, и он – не ее король. Если разобраться, ему нет никакого дела до Юлии Тумановой. Сашу интересуют исключительно ее профессиональные навыки. А других королей на горизонте нет. Да и откуда взяться в наш серый век благородным королям? Это все карты, а карты часто врут, так говорила бабушка Зина, уж она-то точно не ошибалась! Хотя, бабушка советовала ей выйти за Диму, но ведь и Матвея она не знала.

Когда концерт подошел к концу, Алиса рассказала пару непристойных, но весьма смешных анекдотов, после чего Саша галантно отправился ее провожать, а Дима с Юлей направились в сторону дома. Они жили неподалеку друг от друга. Молча дошли до подъезда, Юля несла в руках розы.

– Мне зайти? – спросил он.

– Поздно уже, завтра на работу, – Юля покачала головой. – И если ты зайдешь, тебе придется выслушивать Сашкины бесконечные рассказы о Египте. Нет, я избавлю тебя от этой участи, ты ее без сомнения не заслужил! Спасибо за цветы!

Она чмокнула его в щеку, Дима как всегда смутился и покраснел. Юле не нравилась эта его манера теряться и смущаться, да и какой девушке бы понравилась? Все хотят, чтобы мужчина был смелым, уверенным, сильным, а не тушевался от невинного поцелуя. Почему он такой застенчивый и робкий?

Дверь открыла Сашка в шелковом халате, под которым не было даже белья. Женя уже ушел, Мила с Кириллом задерживались в Вологде, и Сашка была одна. Это был худший из всех возможных вариантов. Юля горестно вздохнула.

– О! Розы! – воскликнула та, восторженно всплеснув руками, – Дима подарил? Куда вы с ним ходили? А тот, который твоя любовь, ты с ним виделась еще или больше нет? Как ты домой съездила? Как праздники провела, как мама?

И не выслушав ни одного ответа, Сашка пустилась в рассказы о Египте. Сидя с чашкой чая на кухне, Юля слушала про могучие пирамиды и безмятежного сфинкса, про мутные воды Нила и развалины Карнака, про бедуинов и коралловые рифы, про назойливых торговцев и горячих арабских мужчин, про невероятные завтраки и ужины в отелях, и про Женину скупость. Особенно про Женину скупость. Если послушать Сашку, то истребление коренных египтян арабами, смерть Тутанхамона, разграбленные гробницы, загадочная гибель археологов и Асуанская плотина – все это не имело ни малейшего значения, в сравнении с Жениной скупостью. Юля поняла, что и этому поклоннику Сашка скоро даст от ворот поворот.

– Я скажу ему: «Пошел вон, несчастный!» – с искренним возмущением произнесла Сашка.

– Ты хоть кого-то можешь по-настоящему полюбить? – поинтересовалась Юля, и на лице подруги тут же появилось мечтательное выражение.

– Я б Таирчика хотела вернуть, – честно сказала она. – Мне кажется, нам так хорошо было вместе, и я ему нравилась вроде бы! Ты б узнала, он же твой друг!

Юля вздохнула. Сколько раз она уже спрашивала Таира Гафарова, почему он бросил Сашку, но тот каждый раз отмалчивался или переводил тему. Сначала Юля подозревала, что его, как восточного человека, коробило вольное поведение подруги, но потом начала понимать, что есть иная, недоступная ее пониманию причина. Другая женщина? Но она никогда не слышала, чтобы у Таира были серьезные отношения. Возможно, Сашка чем-то обидела его? Это была тайна за семью печатями, и Юля не знала, найдет ли она когда-нибудь ключ к решению загадки. Но она точно была уверена, что Сашке не стоит рассчитывать на возвращение бывшего кавалера.

– Я думаю, тебе надо оставить прошлое в прошлом и жить дальше, – сказала она осторожно.

– Но таких, как Таир, больше нет! Ты узнай, а?

– Хорошо, я узнаю.

Сашка была права, Таир был добрым, умным и внимательным, отличный врач, хирург, он вытягивал с того света даже безнадежных пациентов. Кроме того он был привлекательным мужчиной, остроумным и снисходительным. Мечта любой девушки, настоящий благородный король! Вот только это не ее король – Юля с Таиром были лучшими друзьями с детства, дружили их родители, они выросли в одной деревне. И не Сашка его королева. Возможно, однажды они узнают, кому предназначен судьбой обаятельный молодой врач!

А пока девушки оплакали окончание новогодних праздников, завели будильники и отправились спать. Причем здесь Сашке повезло больше – ее занятия в школе начинались во вторую смену. А Юля снова не могла уснуть до рассвета, потому что думала о Матвее, рой мыслей кружился в ее сознании, словно летающие карты Алисы в стране чудес. Иногда в этих мыслях мелькало лицо совсем не чудесной Алисы Серебряковой, что тоже не способствовало хорошему сну.

Глава пятая. Туманы Альбиона

Когда Юля после почти бессонной ночи пришла на работу, а смогла уснуть она лишь под утро, и потому встала с тяжелой головой, Зоя Петровна уже, разумеется, была в офисе. На ней был новенький розовый свитер, она чуть пополнела за праздники и выкрасила волосы в неестественный баклажаново-сиреневый цвет. Очевидно столь яркий оттенок понадобился, чтобы скрыть пробивающуюся седину, а может быть, она просто неудачно подобрала краску.

– С прибытием, как отдохнула? – спросила Зоя Петровна, и в этом «с прибытием» Юля услышала укор своему десятиминутному опозданию. Пусть скажет спасибо, она вообще смогла прийти!

– Спасибо, хорошо. Ездила к маме на несколько дней. Сестра из Германии приезжала. А как у вас? Очень красивый свитер.

– Спасибо! Всегда ты все замечаешь! Свитер, и правда, новый, дети подарили. Отдохнули как обычно. Поели, посмотрели телевизор, легли спать. Потом неделю доедали все, что осталось от новогоднего стола.

– У нас примерно также. Думаю, у всей страны также.

– Не скажи, Борис был в Америке. Да и Наташа…

Едва она это произнесла, как дверь стремительно распахнулась и вошла загорелая и посвежевшая Наташа.

– Всем привет! – как-то излишне радостно прокричала она (и эта громкая радость резанула слух присутствующих, которым тут же стало понятно, что Наташе совершенно не хочется возвращаться в офис), бросая на стул новенькую сумку из искусственной крокодиловой кожи, – С прошедшими праздниками и да здравствует работа!

Она разложила вещи, вытащила стопку фотографий и принялась рассказывать о таинственной Индии, предварительно вручив Юле и Зое Петровне по пачке индийского чая. Юля помнила такой чай с детства, он был единственным, чай со слоном… Теперь он куда-то пропал, как и все, что было раньше. На миг Юле вспомнилось, как вечерами, сидя за столом у самовара, они с бабушкой Зиной пили чай с молоком, прикусывая большим куском колотого сахара. Такого сахара больше нет, да и самоваром в деревне давно не пользуются, а ведь когда-то они с Надькой бегали с корзинами по лесу, собирая шишки. Эти шишки нужно было забросить через трубу в жаркое чрево самовара, а потом, стащив с ноги резиновый сапог, нагнетать воздух, чтобы раздуть пламя, после чего водрузить сверху трубу, постаравшись при этом, чтобы эта раскаленная конструкция не обрушилась на твою еще не защищенную сапогом ступню.

– Индусы милые, приветливые, но там так грязно, по пляжу ходят тощие коровы, – Наташа наморщила прелестный короткий носик, – В ресторанах есть нельзя, можно отравиться, только в отеле. Совершеннейшая антисанитария! Но зато там фантастические закаты! А еще мы ездили к брахманам, это такие мудрецы, мы построили карту своей кармы. Вы же знаете, что такое карма? Нет? Это цепочка прошлых событий, влияющая на текущую жизнь. Мне сказали, что у меня чистая карма, в прошлой инкарнации я была мужчиной и жила в Бразилии. А вот у мужа на карме петли и надо их распутывать… Совершать добрые дела, например. Кармические петли – это так сложно!

– А что там с точки зрения культуры и искусства? – поинтересовалась Юля. – Вы ездили на экскурсии? Тадж-Махал видели?

– Тадж-Махал далеко. Нет, мы что-то так устали, что кроме отеля нигде и не были. Но в следующий раз обязательно поедем, говорят, в Индии есть чудесные памятники старины. Мы посмотрим и Дели, и Бомбей, и Джайпур, и на Шри-Ланку заглянем, и на Андаманские острова…

– Остапа понесло, – подумала Юля про себя, но ничего не сказала.

Наташа тем временем достала из сумки сандаловые палочки, подожгла их и принялась окуривать помещение благовониями, чтобы создать хорошую атмосферу в новом году, а заодно и почистить карму коллегам. Зоя Петровна тяжело вздохнула и тоже ничего не сказала.

– Вот, я еще книжку себе купила, – Наташа протянула Юле зеленую почти квадратную книгу, отпечатанную на очень хорошей плотной бумаге, открыв которую Юля поняла, что это древнее индийское учение о любви, проще говоря «Камасутра». На ее лице отразилось изумление, поэтому Наташа тут же торопливо добавила:

– На английском, я решила ради практики купить, мне же надо английский подтянуть!

– Тут одни картинки, вряд ли это тебе поможет с изучением английского, – заметила Юля. – Текста почти нет.

– Дайте посмотреть, что вы там разглядываете! – Зоя Петровна даже поднялась на стуле.

Наташа протянула ей книгу, пожилая дама тут же охнула, засмущалась, но с удивлением и даже возможно с некоторым отвращением продолжала перелистывать страницы. Юля воспользовалась заминкой, чтобы вернуться к работе, а Наташа направилась к холодильнику, чтобы разморозить очередную порцию талой воды.

– С тех пор, как я стала пить талую воду, чувствую такую легкость, – заметила она, вернувшись, – Я вам тоже, девушки, рекомендую!

Юля не ответила, она снова задумалась о Матвее, который почему-то так и не позвонил, Зоя Петровна промычала что-то неопределенное – женщина сосредоточенно листала «Камасутру». А потом зазвонил телефон, и Юлю вызвали к руководству.

У нее никогда не было проблем с начальством, но каждый раз, когда Борис вызывал ее к себе, она испытывала легкое волнение, как если бы что-то сделала не так, сердце против воли начинало биться учащенно, а руки холодели, Юля боялась, что сейчас Борис сообщит ей, что она где-то ошиблась с оценкой или перепутала подделку с оригиналом. Но такого еще ни разу не случалось, а никакой другой вины за собой она не знала. Юля поднялась в приемную, расцеловалась с Викой, которая была как всегда приветлива, ярко накрашена и успела торопливо сообщить, что ее новый год был «ничего особенного», провела со своим мужчиной, но так и не дождалась заветного предложения. Ах, почему мужчины пошли такие нерешительные! Вот и Борис Евгеньевич… Вика печально махнула рукой. Юля постучала, толкнула тяжелую дверь и вошла в кабинет Бориса. Он сидел за столом, перед ним лежала газета, но никаких предметов антиквариата и картин для оценки не наблюдалось, значит, Юлю вызвали не за этим. Краем глаза она отметила новое кожаное кресло начальника, винный шкафчик в углу и дорогую ручку на столе, этого не было раньше, значит приобретено за праздники. Как же он любит пустить пыль людям в глаза!

– Присаживайся, – Борис сделал Юле знак, – привет!

Он казался слегка взлохмаченным, расслабленным, без галстука и в расстегнутой у ворота чуть мятой рубашке, видимо, еще не до конца вошел в рабочий режим, заблудившись в теплых праздничных днях.

– Здравствуйте, – Юля улыбнулась и села. – Как Сан-Франциско?

– О! – Борис закатил глаза, – Чудесный город, совсем другой мир… Невероятно не похожий на наш. А какой там мост, фантастика! И океан опять-таки. Рекомендую однажды посетить. Но пока, тебя ждет другой город, замечу, не менее замечательный!

– Москва? – Юля рассмеялась.

– Обижаешь. Через две недели едешь в Лондон, будет встреча по подготовке русских торгов в июне. Им нужен человек, который хорошо разбирался бы в русском искусстве, а также в мебели, часах, ювелирных изделиях и фотографии.

– Я не разбираюсь в фотографии.

– Юля! Ты в Лондон что ли не хочешь? – рассмеялся он, – Так я Наташу сейчас позову. Она быстренько соберется! И в фотографии разберется! Она у нас вообще все знает всегда! По ее мнению. Так что ты, давай, побольше уверенности, не тяни и скажи Вике, чтобы начала оформлять тебе визу. У тебя же есть загранпаспорт?

– Да, конечно.

– Отлично. Материалы нужные я тебе уже выслал на почту, ознакомься.

– Только я еду?

– В этот раз только ты. Нам пока не по карману посылать нескольких сотрудников, но работать придется за троих, не меньше!

– Я готова! – радостно рапортовала Юля.

– И гони свою нерешительность! Ты отличный специалист, каких больше нет, и ты это знаешь, но вот эти твои вечные сомнения в карьере не помогут. Ясно тебе?

– Ясно, – кивнула Юля. Она была полностью согласна с начальником: никогда не отличавшаяся уверенностью в себе, даже немного робкая, она шла вперед медленнее, чем позволяли опыт и знания, просто из осторожности, а может из скромности. Все-таки она привыкла быть вторым номером, первой с детства была Надька. Самая красивая, самая умная, самая веселая. Такая как она наверняка бы понравилась Матвею Вишнякову, не то что Юля.

Но подумать только! Лондон! Надо же, невероятно! У нее бывали зарубежные командировки, но в Лондон она ехала впервые. Она мечтала увидеть Англию, сколько себя помнила, неужели этой ее мечте суждено сбыться? Возможно, это отвлечет ее от мыслей о Матвее.

За последующие две недели он позвонил ей всего пару раз. Один раз – на пять минут по работе, второй – просто поболтать ни о чем. Он больше не приглашал ее в кино, вообще никуда не приглашал. Если бы не Лондон Юля могла бы погрузиться в депрессию, но теперь ей было некогда страдать: подготовка к поездке занимала все свободное время, пару раз она даже оставалась ночевать на работе, благо в их кабинет поставили весьма удобный кожаный диван.

– Лондон? – Наташа только удивленно подняла брови, но ничего не сказала.

Несколько дней спустя она добавила:

– Вот выучу английский, тогда тоже, конечно, поеду.

– Выучишь английский по «Камасутре», тогда непременно поедешь, – так и хотелось сказать Юле, но она, разумеется, ничего не сказала.

Напоследок Юля получила объятия от Милы, причитания и напутствия от мамы, бесчисленные просьбы «что купить» от Сашки, миллионы советов от Надьки. И ни одного звонка от Матвея.

А Дима отвез ее в аэропорт, выпросив машину у друга.

И вот она уже сидит в самолете, в бизнес-классе. Подумать только! Когда они с бабушкой ловили сбежавших кур на огороде, могла ли она подумать, что будет вот так сидеть в бизнес-классе! Она, девочка из маленькой деревни!

Чтобы поймать курицу, не нужно пытаться догнать ее и схватить руками, у вас это все равно не выйдет. Глупая птица и клюется пребольно, и бегает быстро. Нет, надо бросаться на нее всем телом, прижимать руками и грудью, но бережно, осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить.

Юля кормила кур, рвала для них траву-мокрицу, чистила курятник, насыпала корм и меняла воду. Ей нравилось смотреть, как курицы высиживают яйца, нравились пушистые желтые цыплята, такие беспомощные и очаровательные. Куда только девается это очарование, когда цыпленок превращается в курицу?

Где тот момент, когда щенок становится злобным псом, милейший поросенок – свиньей, котенок – толстым неповоротливым котом, помечающим углы?

– Отчего они делаются такими? – спросила она как-то еще девочкой у бабушки Зины. – Отчего перестают быть красивыми, становятся старыми, больными, облезлыми?

– Это от жизни, – ответила бабушка Зина.

От жизни. Несомненно, мы все становимся такими от жизни. А как было бы здорово, если бы было наоборот! Но у нее снова нет времени подумать об этом.

Чудеснее всего был момент, когда на яйце появлялась трещинка, потом показывался клюв. Цыпленок медленно продалбливал скорлупу. Было очевидно, что ему трудно, что он прилагает сверхусилия, он не понимает, зачем ему это нужно, но действует с завидным упорством, скрупулезно, настойчиво, непрестанно, ведомый инстинктом, сильнейшим инстинктом каждого существа – желанием жить.

И вот хрупкий дворец-скорлупка раскалывается, и он выкатывается наружу, беспомощный, оглушенный, еще даже не похожий на птицу, страшненький, с пушком на голове, слепой, – но живой. Это не игрушка, не кукла, а настоящий цыпленок! И это сродни чуду. В их деревне тоже есть чудеса.

А вот кролика, – а кролики у них тоже были, – надо ловить за уши, и держать на вытянутой руке, отвернув от себя, у них чрезвычайно сильные лапы, ударит, мало не покажется! Кролики – они если уж убежали, далеко не уйдут, будут сидеть в кустах неподалеку, жевать траву. Тут нужно осторожно подкрасться – и схватить за уши. Юля очень хорошо помнила ощущения от этих бархатистых теплых длинных ушей, зажатых в ладони… Впрочем, она помнила ощущения остающиеся ото всего, к чему она прикасалась в жизни.

От шершавой натруженной руки бабушки Зины, от колючей пряжи, которую тянуло ее веретено, от металлических монеток, зажатых в руках, когда Юлю посылали за мороженым, от волос Надьки, мягких, словно шелк. От школьных тетрадок.

От вазы эпохи Минь. Ваза эпохи Минь на ощупь совсем не такая, как ваза эпохи Цинь, кстати.

От бесчисленных полотен живописи, от гобеленов, от золотых кубков и старинного оружия, от узорных императорских шкатулок из слоновой кости. От шероховатого листа с рисунком Моне, когда она впервые увидела Матвея…

От его рубашки и его руки. От роз, что дарил ей Дима, от булочек, что пекла Мила. А теперь вот от внутренней обшивки самолета. Она такая легкая, невесомая, но прочная. Материал будущего.

Стюардесса принесла ей шампанского и фруктов. Самолет набрал высоту. Она летела в Лондон, она летела одна!

У Юли в путеводителе было бесчисленное количество закладок: первым делом она, конечно же посетит Национальную галерею и галерею Тэйт. Потом Британский музей, Тауэр и Гайд-парк. Потом посмотрит Трафальгарскую площадь, Вестминстерское аббатство и знаменитый Биг-Бен. Съездит в Гринвич. Только бы на все хватило времени, у нее всего шесть дней и работу никто не отменял!

Выйдя из здания аэропорта, Юля села в черный кэб, чтобы показать свою значимость, так велел ей Борис. Все достойные люди в Англии путешествуют исключительно в черных кэбах. Но сколько же здесь красивых машин, все такие яркие, блестящие! Они летели по автостраде, темнокожий водитель контролировал руль одним пальцем и равнодушно смотрел куда-то в окно, на Юлю он не смотрел.

У нас нет таких автострад, таких огромных дорог, которые, словно серые артерии опутывают город со всех сторон! И как быстро они едут, как же он может не смотреть на дорогу, как может держать руль одним только пальцем! Но вот они въехали в юго-западную часть города, и окружающая картина поменялась: появились невысокие двухэтажные особнячки, многие из которых были построены в викторианском или псевдовикторианском стиле. Как это удивительно – жить в собственном доме в большом городе! В Москве ей не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, здесь же все удивляло и поражало воображение.

В отеле в Южном Кенсингтоне Юлю в первую очередь впечатлил даже не слишком вежливый портье-индус в красной униформе, а наличие в номере собственного чайника, с пакетиками чая, кофе и даже сливками! Это же надо свой чайник! Обычно чай в гостинице всегда приходилось заказывать или брать горячую воду из нагревателя в коридоре.