Текст книги "Двойник для шута"

– Маркиз, вы точно сошли с ума, – заявил Джералдин, глядя с тревогой, как его начальник, не смыкая глаз, сидит над какими-то пыльными древними фолиантами.

– Напротив, я только теперь пришел в себя, – отмахнулся Сивард. – Не зуди, Бога ради, лучше принеси чего-нибудь пожевать. Но только не жирного и не липкого. Потому что, если я уроню на эту книгу что-нибудь этакое, старый хрыч меня жизни лишит.

Под «старым хрычом» подразумевался господин Олден Фейт, который с большой неохотой выдал рыжему несколько своих сокровищ. После разговора с Аббоном Флерийским Сиварда не покидала мысль о драконе. Он понимал, что она выглядит совершенно безумной, но чем больше он об этом думал, тем больше приходил к выводу, что безумие это кажущееся. На самом деле идея заслуживает того, чтобы с ней немного поноситься да ночь переспать. Он так и сделал, но к утру не только не остыл, а загорелся еще сильнее. В таком настроении одноглазый и явился к старому библиотекарю с просьбой подыскать ему литературу о древних ящерах, причем сказки и легенды тоже можно включить в список. Главное, чтобы в книге содержалась информация о том, как они живут, едят, спят, превращаются в людей, колдуют, умирают, размножаются – короче, все, что только можно рассказать о живом существе.

Олден недовольно пожевал губами, осуждающе поглядел на Сиварда через свое увеличительное стекло и вопросил:

– К чему это вам, юноша?

– Разводить буду, – буркнул Сивард.

Но старый барон не привык к такому тону и немедленно поведал об этом зарвавшемуся посетителю. В библиотеке, сказал он, нет ни императора, ни нищего, ни вельможи, ни простолюдина – есть только читатели. А читатели делятся на две категории: приятные во всех отношениях и неприятные, тоже во всех отношениях. Если он отнесет Сиварда ко второй группе, то вряд ли начальник Тайной службы получит интересующие его книги в ближайшее время. Одноглазый фыркнул, но решил извиниться.

Только тогда старик не торопясь двинулся в глубь огромного зала, где книжные полки поднимались до самого потолка.

– Возьмите лестничку, юноша, – бросил он через плечо. – И следуйте за мной. Вам очень повезло, что я и так помню, какая книга вам определенно необходима. Это великий труд Манфреда Хейми «Все о драконах, какими они были на самом деле». Подробнейшее описание, уникальные факты, все легенды, свидетельства очевидцев, источники полутора – и двухтысячелетней давности – все это собрано, проанализировано и упорядочено в систему, будете меня потом благодарить.

Конечно, господин Фейт не доверил Сиварду столь важного дела, как добывание драгоценной книги с верхней полки. Карабкался сам, хватаясь за больную поясницу, жалуясь на прекрасную погоду, которая никак не перейдет в дождливую (а спина ноет, как к дождю, так уж лучше бы хлынул скорее), долго рассматривал корешки через свое увеличительное стекло, охал и причмокивал от восторга. Наконец-таки выудил преогромнейшую томину такого веса, что чуть было не рухнул с высоты на Сиварда.

Таким образом, спустя час, расписавшись за то, что он выносит книгу из библиотечных покоев, Сивард унес искомый фолиант и еще два – поменьше и потоньше – впридачу, утирая пот со лба и раздумывая над тем, стоит ли его идея таких мук.

Но когда он раскрыл книгу, весь прочий мир исчез, растворился, растаял, и он остался наедине с удивительным, могучим, благородным существом, обладавшим в равной степени небывалой силой и небывалым разумом – с драконом. И больше Сивард не жалел о том, что так страдал во имя успеха своего исследования.

Автор писал о крылатых огромных ящерах так, словно провел среди них всю жизнь. Он вдавался в тонкости их брачных отношений и деторождения, анализировал условия, необходимые драконам для обитания. Выходило, что им нужен был простор, еда и еще какая-то живительная энергия. Правда, здесь господин Манфред становился несколько невразумителен. Сразу было видно, что сам он драконом все же не был, а потому плохо представлял себе, что же питает мощь этих невероятных существ, назвать которых животными язык не поворачивался.

Но терпение и усидчивость всегда приносят свои плоды – это Сивард понял еще тогда, когда вытачивал отмычки к императорской сокровищнице, а потому через несколько часов непрерывного чтения все-таки обнаружил то, что его весьма заинтересовало. Господин Манфред Хейми был убежден, что дракон, не имеющий возможности принимать свой прежний облик и как бы заточенный в хрупком, немощном человеческом теле, будет нуждаться в дополнительной энергии. Скажем, у него может развиться скверная привычка принимать ванны из свежей крови. Ведь всем известно, что теплая кровь – это источник бодрости и здоровья.

Свечи в канделябрах замигали и закоптили, растаяв окончательно, и крохотный огонек погас, зашипев в жидком воске, но в комнате не стало темнее. Оказалось, что одноглазый просидел за столом не разгибаясь всю ночь напролет. Он постарался распрямить спину, и ему показалось, что она явно треснула где-то посредине. Затем тело ожило, но по нему забегали тысячи и тысячи мурашек, покалывая Сиварда цепкими лапками. Он охнул и начал тихо хихикать.

– Что с вами, маркиз? – забеспокоился Джералдин, поднимаясь с диванчика, стоящего в углу кабинета. Верный секретарь умудрился выспаться на этом узком ложе, не пожелав покинуть своего господина.

– Это? Это ничего, нервное. Засидел спину и… сам тоже засиделся. Теперь колется и щекочется.

– Понятно. Завтрак нести?

– Ты же носил что-то.

– Так то было ночью, когда вы просили не жирного и не липкого. А теперь уже утро, и книга закончилась. Что бы вам не поесть как следует и не поговорить со мной по душам?

– А что, заметно, что мне нужен терпеливый слушатель?

– Как никогда. Да вы не стесняйтесь, маркиз, оттачивайте на мне остроту ума. Вам приятно, а мне полезно. Чего вы к драконам прицепились, объяснить можете? Такое впечатление, что обычных проблем вам на сегодня не хватает,

– Почти так, Джералдин, – сказал Сивард, забывая сразу и об обещанном завтраке, и о щекотке в спине, и о прочих проблемах. Видимо, история с драконами крепко его захватила. – У меня возникли некоторые соображения, но делиться ими с членами Большого Совета я сейчас не намерен.

– Вы им не доверяете? – удивился Джералдин, который был посвящен во все последние события, известные самому Сиварду, и тоже составил какое-никакое, но собственное мнение о происходящем в империи.

– Конечно доверяю, – отмахнулся одноглазый. – Но дело-то не в этом. Просто мысли у меня такие безумные, что мне самому страшно, и волосы шевелятся, будто я не только седалище, но и голову отсидел. Как представлю себе, что я излагаю свои соображения при всех – их же оттуда нужно будет ногами вперед выносить: люди все аристократического происхождения, то бишь деликатные и до невозможности хлипкие. А главное – не поверят ведь. Скажут, умом тронулся от переживаний. Нет, мне доказательства нужны – весомые, ощутимые, чтоб их и пощупать, и понюхать, и на зуб попробовать можно было. Тогда я с ними и поделюсь озарением. А пока…

– Что касается деликатности и особенно хлипкости… – кашлянул Джералдин. – Теобальда и Аластера это тоже касается?

– А ты думал, мальчик! Видел, как их от одного цвета шпалер коробит? А вот если я надену, скажем, зеленые штаны, желтый камзол, красные сапоги и понавешаю синих бантов где можно и нельзя, да еще пущу по низу оранжево-фиолетовый галун – тут им и крышка. А ты говоришь… Нет, против Сиварда им не выстоять.

– Простите, маркиз, как-то не учел, – поджал губы секретарь.

– Молодо-зелено, – вздохнул рыжий. – А теперь к делу. Слушать будешь. Запоминать. И вставлять язвительные замечания где только сумеешь, но по существу. Давай, придвигай кресло, садись.

И когда Джералдин устроился напротив него за необъятным столом, Сивард облизнул пересохшие от волнения губы и заговорил.

– Понимаешь, я их поодиночке расспрашивал, а вместе еще не сводил. Но суть уяснил, думаю, правильно. Вот ты знаешь, что за непотребства вокруг творятся: сам скажи, кому они могут быть выгодны? Рассуждал я так. Убить императора – это только полдела, если вообще не четверть. Нужно же как-то воспользоваться его смертью. Но кто может претендовать на престол Великого Роана по смерти Ортона Агилольфинга?

– Его жена и наследник.

– Хорошо, берем вдову. Сама девочка вообще ни при чем – она супруга обожает и вообще не выходит никуда без шута или баронессы Кадоган, не говоря уж о телохранителях. А потому ни с кем снестись тайно не могла, даже если и допустить, что хотела бы. Теперь возьмем ее отца. Тут дело другое: и старое поражение, которое Майнингены, по-моему, так и не сумели пережить; и возможность управлять страной через вдову императора и своего внука. Но для этого нужно, как минимум, чтобы этот внук успел родиться на свет. К тому же король Тойлер должен знать, что жена императора никаких прав на престол не имеет, да и как он станет добиваться для нее власти – войска, что ли, введет? Абсурд. Даже внезапность нападения ему не поможет.

По этой же причине отпадают все остальные государи нашего континента и тем более Ходевена. Смерть Ортона не переломит хода истории, ибо ни один убийца не может стать его наследником. А совершить бесполезный акт мести для собственного глубокого удовлетворения, рисковать всем, чтобы убивать и убивать близнецов императора? Для этого нужно знать, что есть близнецы, иначе убийца рискует попасть в ловушку – действительно станет думать, что император бессмертен, и тогда просто бросит бесплодные попытки.

– Да, – заговорил внезапно Джералдин. – Но ведь убийствами здесь и не пахнет. Близнец с его безумием просто не в счет.

– Как это не в счет? Кто-то же похитил тело Агилольфинга – для чего, спрашивается? И вот что я подумал. Представь себе, что мы можем на время отказаться от человеческой логики и перестать рассуждать, как деревенские простаки на ярмарке. Давай предположим, что тот, с кем мы имеем дело, – не человек. И возможности у него другие Что похищение тела Агилольфинга и убийство императора – это не акт мести, не бессильный гнев того, кто не может иначе нанести удар по империи, а продуманное и взвешенное действие. Что, если наш противник – теоретически – имеет равные с Агилольфингами права на престол? Пусть не династические, но равные.

– Не понимаю, – честно сказал Джералдин.

– Могущественнейший из магов, последний в роду, но практически бессмертный. Тот, кто был всегда сильнее монхиганов и восстал из мрака небытия, тот, кому мощь, заключенная в украденном теле, действительно даст возможность перевернуть весь мир. Тот, кто пока что не может открыть свою сущность, свое настоящее лицо – уж не знаю, почему, я в магических выкрутасах не силен – и пытается отвести от себя подозрения, совершая явные глупости от чужого имени. Обращает наше внимание на ложную цель и, пока мы сбиваемся с ног, ищем по всему миру неведомого врага, набирается сил в укромном месте, чтобы совершить последний, смертельный бросок. Тот, наконец, у кого в рукаве есть такой козырь, что…

И Сивард сделал круговое движение руками, пытаясь таким образом обрисовать величину предполагаемого козыря.

– Впечатляет, – спокойно сказал секретарь. – Но кто это может быть?

– Дракон, – торжественно молвил одноглазый. Подумал и добавил: – Последний в мире дракон.

Два часа спустя они все еще не двинулись со своих мест. Только Джералдин сбросил камзол и расстегнул рубаху на две застежки, а Сивард вообще закатал пышные рукава выше локтя. Оба были взъерошенные, раскрасневшиеся и возбужденные до такой степени, что подчиненные одноглазого, имевшие намерение зайти в кабинет начальства поутру, так его и не осуществили. Стояли, переминаясь с ноги на ногу, под дверями и прислушивались к доносящимся оттуда звукам. Правда, слов было не разобрать – одно сплошное гудение. Басовитое – Сиварда и более мелодичное, баритональное, бархатистое – Джералдина.

Толпа у кабинета собралась немаленькая. Дел накопилось изрядно, и всем требовалась резолюция господина начальника, совет, распоряжение – мало ли что еще может потребоваться в такой работе.

– Распекает, – авторитетно заявил один из следователей, прислушиваясь к шуму . – Гневается.

– Заблуждаешься, – откликнулся второй, нагруженный папками сверх всякой меры. – Когда он свиреп, то говорит реже, а тут бубнит как заведенный.

– Гневается не гневается, – пробормотал третий, – может, зря мы тут стоим. Чего лезть под горячую руку? Позже подойдем.

– Ты и подходи позже, – раздались голоса со всех сторон. – А нам срочно требуется прием. Дела стоят.

– Что же вы за работники, если без начальства у вас дело не двигается? – фыркнул кто-то, уже удаляясь от опасной зоны.

Остальные посмотрели ему вслед, подумали и… толпа стала понемногу рассасываться.

Ни о чем этом Сивард и Джералдин не ведали ни сном ни духом. Они решали гораздо более важный вопрос.

– Хорошо, маркиз, – говорил Джералдин. – Положим, вы меня убедили. Я согласен с тем, что события развиваются в абсолютном несоответствии с человеческой логикой.

– Вот если бы у Морона был второй сын или внебрачный ребенок, – задумчиво сказал одноглазый, – тогда бы я подумал, что это его рук дело. Да и то не все сходится – к чему такие сложности?

– Чтобы запутать.

– Сам скорее запутаешься, – хмыкнул Сивард. – Убийц Терея он нанять смог, а убийство императора им не заказал – хвала Господу, конечно. Из этого следует, что тело ему важнее живого императора. Нет, Джералдин. Как ты меня ни убеждай, а я чувствую, что здесь не человек заказывает музыку.

– Я же сказал, что в принципе согласен, – возразил секретарь. – Но кого вы станете искать? Если исходить из ваших же предположений, то последний дракон научился ловко маскироваться под человека. То есть он вообще не должен принимать свой естественный облик, чтобы наверняка оставаться неузнанным. Правильно? И если его до сих пор не обнаружили, то почему вы надеетесь это сделать?

– Мы знаем, что он есть, – это главное, – сказал одноглазый. – Ведь его неуловимость строится на том, что весь Лунггар пребывает в глубоком убеждении, что дракон – это сказка, вымысел, легенда. Были они или их не было, уже никто с уверенностью сказать не может: не у каждого под рукой есть императорская библиотека и многознающий Аббон Флерийский.

Теперь обратимся к фактам. Во-первых, он бессмертен. То есть убить его можно. Вот тут, в «Драконологии», подробно описывается, как и чем это удобнее всего сделать. Но сам по себе он вечен. И значит, человек, которого мы станем искать, должен привлекать к себе внимание: хоть кто-то, но заметит же, что ему не одна и не две сотни лет от роду. Либо он должен очень часто переезжать, что нелегко, либо вести весьма замкнутый образ жизни. Лично я склоняюсь ко второму предположению.

– С какой стати?

– Бывший драконом и имевший его могущество не сможет вести жизнь нищего бродяги. Ему нужны слуги, воины, крыша над головой, наконец. И потом, вот здесь, у Манфреда, сказано, что даже в человеческом облике дракон съедает непомерное для простого человека количество еды. Где же он сможет обеспечить себе эти условия, как не в замке или дворце? Дом в городе или за городом я сразу исключаю, потому что в обычном доме не скроешься от любопытных глаз.

– Логично, – нехотя признал Джералдин. – Во всяком случае, внутренних противоречий в ваших рассуждениях я пока не нахожу.

– Дальше Манфред пишет, что у дракона-человека удивительное, ни на что не похожее лицо и тот, кто его увидит, никогда не спутает с другим. Значит, человек-дракон должен как-то скрывать свое лицо. Согласись, что я перечислил достаточно признаков, по которым можно отыскать любого, если, конечно, постараться.

– Еще бы знать, где его искать, – пожал плечами Джералдин.

Члены магистериума уже несколько часов ждали появления Эрлтона, но даже в его отсутствие они не рисковали выказывать нетерпение и неудовольствие. В основном молчали и только иногда перебрасывались ничего не значащими фразами.

Первым не выдержал брат Саргонская гадюка – самый. молодой и нетерпеливый в собрании.

– Братья, кто-нибудь знает, что задумал магистр? Что это за работу выполнили для него убийцы Терея? Неужели господин считает нас более слабыми и менее достойными, чем эти мясники с обрезанными ушами?

– Советую тебе не обсуждать решения магистра Эрлтона, – ответил брат Бангалорская умба.

– Молчите. У стен могут быть уши, – негромко произнес брат Анаконда.

Он еще не успел договорить, как дверь, ведущая в Змеиный зал, отворилась и на пороге возникла тощая, нескладная фигура самого Верховного магистра. Он был по своему обыкновению одет в пышные, длинные одежды, тускло отливающие серебром, но члены магистериума обратили внимание, что теперь даже свободный покрой его накидки не мог скрыть неровные, дергающиеся движения и невероятную худобу его тела. Когда Эрлтон доковылял до своего места за столом в форме двенадцатилучевой звезды, ему потребовалось около минуты, чтобы справиться с тяжелым дыханием и хоть немного прийти в себя. Усевшись, он положил на золотую столешницу руки, и магистры снова ужаснулись, увидев, что кожа на них желто-серая, тусклая, морщенная, как у мумии. Собственно, это и были руки мумии – кости, обтянутые тонким, ломким покровом.

Следом за Эрлтоном вошли двое в черных мантиях, несущие большой деревянный ларец около шести локтей в длину. Магистры признали в этих безмолвных фигурах убийц Терея, но не осмелились ничего сказать.

– Приближается час, которого я ждал долго, очень долго, – заговорил Эрлтон, и оказалось, что голос звучит по-прежнему мощно. – Я добыл то, что жаждал добыть всегда.

– Поставьте ларец на стол, – приказал он, обращаясь к йеттам.

Те водрузили ношу на указанное место и откинули крышку, повинуясь слабому движению старческой, высохшей руки. Магистры увидели безголовое тело в выцветших зеленых одеждах, лежащее на бархате и парче. Сами одежды и ткани почти истлели от времени – казалось, они расползутся от одного неловкого прикосновения, – только золотые нити парчи по-прежнему тускло блестели в свете свечей. Судя по состоянию тканей, мертвец находился в гробу уже несколько веков. Тем более странным и даже страшным было то, что само тело – обезглавленное, с жуткой раной на шее – сохранилось так, будто еще минуту-другую назад это был живой человек.

Атласная, смуглая кожа без единого изъяна, выпуклые, рельефные мускулы атлета, широкая грудная клетка и узкие бедра, стройные сильные ноги – все это явно принадлежало молодому могучему воину, все дышало энергией жизни, и смерть была не властна над ним.

– Великие боги! – выдохнул брат Кобра. – Что это?

– Это? – немедленно откликнулся Эрлтон. – Это залог моего могущества и моей неограниченной власти над Лунггаром. Еще немного, и я смогу воспользоваться этим телом, которое так желал, к которому так стремился. Еще немного, и вы, дети мои, станете свидетелями рождения нового мира. Он родится из бушующего пламени, поднимется из пепла и руин! Я уничтожу Великий Роан и ненавистного мне потомка Брагана и стану основателем новой династии. Империя покорится мне, ибо только мне будет принадлежать кровь и плоть Агилольфингов! – Он обвел их долгим взглядом сверкающих под маской глаз. – Нужно подождать еще семнадцать дней. Всего семнадцать дней, это так мало по сравнению со всей моей предыдущей жизнью, это смехотворно мало. И все же мне не терпится.

Когда настанет срок, дети мои, вы соедините меня с моим новым телом, и я обещаю вам, что вскоре Вселенная вздрогнет в наших руках!

Но это всего только будущее, а нас должно интересовать настоящее.

Эрлтон повернулся в сторону йеттов, которые так и стояли в стороне, не подавая признаков жизни.

– Вам придется снова отправиться за океан. На сей раз вы получите самое быстроходное судно на всем Бангалоре, попутный ветер, и еще с вами поедут двое братьев – брат Бангалорская умба и брат Гремучник. Вы должны успеть ко времени проведения ежегодного роанского турнира. И убить императора. Я позволяю вам все: снимаю все запреты и отменяю свои предостережения. Мне нужна жизнь Ортона Агилольфинга! Возьмите с собой трех митханов…

Здесь человек в серебряной маске трижды хлопнул в ладоши, и брат Кобра вынес из дальнего угла большую клетку, в которой сидела мощная птица. Митханы считались не только самыми быстрокрылыми изо всех пернатых Лунгтара, но и самыми опасными. Разъярившись, они могли заклевать человека. Горные племена Хоанга почитали этих хищных птиц и называли их повелителями крылатого народа. Поговаривали даже, что огромные величественные орлы, завидев голодного митхана, уступали ему дорогу. Конечно, орлы были больше, но это вовсе не значит, что они сильнее. Как почтовых птиц митханов использовали крайне редко ввиду их непокорного буйного нрава, от которого мог пострадать сам владелец. Зато не было вестника надежнее и стремительнее. .

Птица в клетке уставилась на йеттов красным свирепым глазом и недовольно заклекотала.

– Унесите, – приказал Верховный магистр.

Отдав остальным все необходимые распоряжения, он наконец оказался в одиночестве. Ларец был убран братом Коброй и братом Анакондой в тайник, располагавшийся под Змеиным залом, и к нему приставили надежную охрану.

Эрлтона терзали сомнения. Он не говорил об этом никому – да и с кем из этих глупцов можно было поделиться тайными мыслями? Члены магистериума и так с трудом понимали своего господина. Эрлтон нуждался лишь в их слепом повиновении, во всяком случае – до сей поры. Однако наступил момент, когда ему понадобится советчик, помощник – разумный и осмотрительный, который бы ведал, что творит. Но помощника не было. Впрочем, всего только семнадцать дней, и в силу вступит созвездие Мертвого Дракона, которое даст ему все: новую жизнь, могущество, власть, возможность отомстить.

Всего через семнадцать дней он сможет понять, что происходит в Великом Роане и отчего император не покончил с собой, как приказывал ему дух Далихаджара, заключенный в темнице безголового тела.

Эрлтон не верил, что восемь поколений спустя потомки Брагана все так же сильны, как и родоначальник их династии. Магия, как и любое дело, требует постоянных тренировок и большого опыта. Ортон Агилольфинг просто не мог противостоять воле одного из величайших монхиганов. Что же помешало свершиться неизбежному?

Семнадцать дней – и человек в серебряной маске сольется с силой, кипящей в теле Далихаджара Агилольфинга, убитого собственным отцом и проклятого братом.

И настанет наконец великий час, когда в мир вернется древнее и могущественное существо!

Террил прибыла в столицу за день до начала турнира. Выглядела она прекрасно – никто бы не поверил, что эта молодая, стройная, цветущая женщина недавно родила ребенка и к тому же проделала долгий, нелегкий путь из своего поместья в Роан. Арианна получила наконец возможность познакомиться с легендарной особой, о которой ей так часто рассказывали Алейя Кадоган, Ульрика и прочие гравелотские дамы.

Как всегда, юную императрицу поразило несомненное сходство Террил с ее сородичами, но теперь Арианна удивлялась гораздо меньше: она постепенно привыкала к тому, что императорские гвардейцы и их семьи – это отдельный народ, маленький, однако вполне самостоятельный и во многих отношениях совершенно необычный.

То, как легко двигалась графиня, какой восхитительной фигурой обладала, тоже было непривычным. Роанские придворные дамы шушукались по углам и завистливо вздыхали: им не удавалось сохранить такую юношескую стройность и легкость после родов.

Граф Теобальд Ойротский сиял от счастья, и вместе с ним радовались все остальные.

Когда официальная церемония представления была закончена и мужчины удалились, оставив дам посплетничать наедине, Арианна не удержалась и, совершенно по-детски взяв Террил за руку, принялась расспрашивать:

– Какой он?

– Сын? – очаровательно улыбнулась графиня. – Весь в отца. С янтарными глазами и обещает стать настоящим красавцем.

– Большой?

– Ну, дорогая Арианна. Если сравнивать с обычными детьми, то он настоящий великан. Но ведь это неудивительно, правда?

– Как же вы оставили его в Гравелоте, такого крошку, милая Террил? – спросила императрица. – Вы же должны с ума сходить без вашего малыша. Может, я попрошу Ортона, чтобы он приказал привезти ребенка сюда?

– Что вы, что вы, Ваше величество! – запротестовала Графиня. – Даже не думайте об этом.

– Арианна, – вмешалась в разговор баронесса Кадоган. – Не стоит нарушать традиции и пытаться вмешиваться в уже отлаженный ход событий. Мы все так росли – вдали от родителей, от императорского двора. И ничего, как видишь, выжили. Все мы тоскуем по своим детям, и это вполне нормально, однако малышам нужен простор, воздух, много пищи, причем не кулинарных шедевров, а чего-нибудь простого и полезного. И строгое воспитание. Такого воспитания мы не можем дать своим детям здесь, в столице, исполняя обязанности придворных Его величества. Поэтому пусть растут на попечении наших старых и преданных слуг, в своих замках. А мы будем навещать их время от времени. В четырнадцать лет сын Террил воссоединится со своей семьей, как и многие наши дети,

Арианна хотела заметить, что слово «многие» здесь неприменимо, ибо у императорских гвардейцев семьи небольшие и почти все они были бездетными, однако она сочла эту тему слишком больной и слишком серьезной для такого прекрасного дня.

– Я все поняла, Алейя, – сказала она негромко. – Правда. Лучше бы вам, конечно, почаще объяснять мне все тонкости придворной жизни, а то периодически я продолжаю себя чувствовать маленькой лотэрской провинциалкой. А теперь скажите, как вы с Теобальдом назовете своего первенца?

– Хэрриотом, – незамедлительно откликнулась графиня.

– Какое красивое имя, – одобрила императрица. – Вы сами придумали или это тоже родовое?

– Конечно, родовое, – рассмеялась Террил, обнажив в улыбке белоснежные крепкие зубы. – У гравелотских сеньоров все построено на традициях и обычаях – иначе бы нам просто не выжить. Нас слишком мало. А Хэрриотом звали моего предка, в нашем роду он был весьма известен и даже считался героем. Поэтому Теобальд и захотел, чтобы его сын носил именно это имя.

– Вы не сердитесь, графиня, что я занимаю ваше время? – лукаво поинтересовалась Арианна. – Ведь господин граф так давно вас не видел. Например, Алейю нельзя удерживать подле себя больше двенадцати часов подряд, потому что она начинает нервничать и печальная тень барона Сида Кадогана маячит в предпокое, словно укор совести.

– Какая же ты бываешь ехидная, – потупила глаза Алейя. – Если бы я не знала, что остальные двенадцать часов ты обо мне и не вспоминаешь, подумала бы Бог знает что.

– Я приехала еще вчера утром, – сказала Террил. – Думаю, сейчас граф не в претензии.

– И молодые женщины весело засмеялись, перемигиваясь и строя забавные рожицы.

В этом прекрасном расположении духа их и нашел Аластер, пригласивший императрицу и ее придворных дам к обеду.

Ежегодный роанский турнир собирал огромное количество гостей и участников со всего света. По пышности с ним могла сравниться, пожалуй, только свадьба императора. Гостиницы, постоялые дворы и даже простые трактиры были буквально забиты приезжими, но хозяева, конечно, не жаловались на такой наплыв постояльцев.

Огромный амфитеатр не мог вместить и десятой части желающих посетить турнир и полюбоваться этим великолепным зрелищем. На зеленых склонах были разбиты цветастые шелковые шатры участников и их спутников. Рыцари, по традиции, останавливались под открытым небом.

Множество игроков заключали пари. На кон ставились и мелкие серебряные монеты, и целые состояния. Контракты заключали тут же, в маленьких палатках, разбросанных вокруг рыцарского лагеря, над которыми на белых досках были вывешены условия нескольких десятков возможных комбинаций ставок. Празднично одетые люди выстраивались в очереди, и тут же бродили стражники и сотрудники Тайной службы, охраняя покой и безопасность сограждан.

На огромной круглой арене выступали жонглеры, акробаты и фокусники, развлекая почтенную публику. Разносчики напитков и сладостей бродили вдоль рядов, предлагая свой товар. Отдельно от граждан Великого Роана и сопредельных государств были размещены ходевенские вельможи, издалека прибывшие на этот грандиозный праздник. Они разительно отличались от всех и представляли собой удивительное зрелище, так что многие, очень многие смотрели не на арену, а на ходевенцев, находя в этом не меньший, а то и больший интерес.

Наконец запели фанфары, возвещая начало турнира, и выбежали на арену герольды, представляя участников первого тура.

В амфитеатре, в отдельной ложе, уже появился государь в сопровождении супруги и довольно большой свиты. По случаю праздника он был одет в традиционные цвета дома Агилольфингов – зеленый и золотистый. Длинный плащ с вытканным на нем драконом, расшитый хризолитами, хризопразами и зелеными бериллами, волочился по земле. Сверкали в лучах солнца огромные изумруды ожерелья и браслетов, на их фоне простым и безыскусным казался боевой меч, висящий на поясе у Ортона, – с удобной рукоятью, обмотанной слоями потертой от времени и частого употребления кожи. Это был знаменитый на весь мир меч Даджаген, принимавший участие еще в битве на Бангалорах и являющийся своеобразным хозяином роанского турнира.

Император сел в удобное кресло, выполненное также в виде сидящего дракона, голова которого возвышалась над императором на два локтя; Арианна уютно устроилась в таком же, но меньших размеров. Эти кресла она видела впервые и потому разглядывала их чуть ли не с большим любопытством, чем происходящее вокруг. За спинами их величеств находились безмолвные, неизменные гвардейцы-телохранители: по правую руку от Ортона – Аластер и Аббон Сгорбленный, по левую от Арианны – Аббон Флерийский и Сигурд всегда, на месте не сидел, а умудрялся оказаться там, где ему сейчас было удобнее. И император не без зависти на него поглядывал. Здесь находились граф Теобальд Ойротский со своей Террил и, конечно же, барон Сид Кадоган с Алейей и Ульрикой. В эту же ложу был приглашен посол Альворана – граф Шовелен со своим племянником, – и многие альворанские, да и не только альворанские вельможи то и дело косились на них.

Тем временем на арене разворачивалось захватывающее действо.

В первом туре участники состязались в стрельбе из лука, метании копья, ножей, топора и верховой езде. Выступали они большими группами по двадцать пять человек, но победителями должны были стать только пять, и потому соревновались они отчаянно. Одновременно с состязанием воинов проходило негласное состязание их оружия.