Текст книги "Витражи"

10

Пока запыхавшийся Прошка рассказывал, захлебываясь словами, о Зеленом острове, Болеарх думал о другом. Вспоминал лекции по стратегии волшебства, которые вел у его группы сам академик Воленар. Он словно видел академика, воинственно трясущего над кафедрой острой бородкой. Слышал его высокий голос: «Чтобы ни случилось, не расходуйтесь до конца. Волшебник всегда должен иметь неприкосновенный запас силы. Пусть вас будут молить, подкупать, угрожать – не поддавайтесь. Вы не должны стремиться кому-либо угодить или понравиться. Ваша цель – удержание стабильности, и только это». У Болеарха были отличные оценки по тактике. Стратегия ему давалась тяжелее. Он вспомнил, как на экзамене Воленар скептически поджимал тонкие губы: «Горяч. Не в меру горяч». Ментор Феоктист сумел тогда отстоять Болеарха. Вот и послали его на далекие северные острова – охладить пыл. Зачем, зачем он поддался этой весной?… Азарт взыграл? Хотелось показать этим сонным островитянам, каков молодой волшебник в деле? Или Ласкина улыбка уже тогда лишила его не только покоя, но и рассудка? «Вы не должны стремиться кому-либо угодить или понравиться», – эхом звучало у него в ушах. Чего он добился? Да, без его волшебства были бы смерти. Человек двадцать. Может, больше. Всех было не отстоять – отвары не всегда действуют одинаково. Да еще с полсотни остались бы рябыми до конца дней. Ну и что? Хотел пыль в глаза пустить? Пустил. Любви захотел, чтоб не боялись, чтоб уважали. Получил. Все получил. И любовь есть, и уважение. Только силы нет.

– Нет, Прохор. На этот раз я не смогу вам помочь, – сухо проговорил Болеарх, стараясь как можно холоднее смотреть в отчаянные глаза мальчишки.

Когда Прошка убежал, он проскользнул в свой кабинет, боясь встретить ее, потому что не знал, что сказать, как жить дальше… Наскоро заговорил двери и бросился к книжным полкам. Что, что могло сейчас помочь? Он лихорадочно перелистывал «Эльфийскую фауну» ментора Коуэлла. Он был почти уверен, что выхода нет, что его опрометчивость уже погубила остров, но все же, все же… Вот! «Охха-оллье, называемый людьми Зеленым островом… Так… физическое строение… разложение морской воды… метаболизм… Нет, не то… Вот! Методы влияния. Магические – изменение направления дрейфа, воздействие на болевой центр… Не подходит, нет у меня столько силы. Вообще нет. Эльфийские методы…так… Нет, это не для людей… А вот и сноска! „Людьми применяется так называемый латский огонь – смесь смолы, серы и селитры…“ Отпадает, не успеть, что дальше? Дальше ничего не было. Последняя надежда угасла. Болеарх опустился на табурет, стиснул голову руками. „Думай! Думай! Так. Выхода нет, это понятно. Придется просить Университет. Пусть потом презирают, пусть отправляют в изгнание. Пусть, поделом. Надо отстоять остров“ – Он вынул из тайника сферу связи, настроил ее, послал мысленный запрос. Пока в шаре медленно кружилось слякотное серое марево, волшебник пытался привести мысли в порядок. Сел ровно, выпрямил спину, закрыл глаза. „Дыхание глубокое, спокойное. Ничего нет. Есть только порядок, только гармония. Гармония пустоты…“»

– Волшебник Болеарх? – Вопрос вырвал его из транса. Голова была легкой, мысли четки. Правда очищенным сознанием он уже сейчас предугадывал результат. Но отступать было поздно. Да и нельзя. В темных глубинах шара маячило полуразмытое лицо дежурного, – смуглого студента лет семнадцати. Болеарх с надеждой вгляделся в него – нет, не знакомый.

– Я требую аудиенции академика Воленара. Срочно.

– Ты же знаешь правила, волшебник, – удивленно произнес дежурный.

– Да-да, – нетерпеливо прервал его Болеарх, – знаю. Если причина покажется академику не стоящей, отвечать буду я.

Дежурный несколько секунд колебался, вглядывался в Болеарха, словно пытаясь по его лицу догадаться, что подвигло островного волшебника на крайние меры. Наконец, он решился.

– Хорошо, я вызываю Воленара.

Шар снова ненадолго подернулся дымкой, а затем из мглы прозвучал знакомый язвительный голос.

– В чем дело, Болеарх?

Так, Воленар даже не соизволил вступить в визуальный контакт… Плохо, очень плохо. Болеарх глубоко вздохнул.

– Мессир, я допустил страшную ошибку. Жители моего острова обречены на смерть.

Сфера высветлилась. Академик в дорожном костюме стоял у окна, скрестив руки на груди, смотрел на знаменитую кленовую аллею Университета. Очевидно, зов Болеарха застал его невовремя. Воленар хмурился, покусывал кончик желтого уса. Не оборачиваясь, сухо спросил:

– Чего же вы просите?

– Мессир, мне нужна сила. Я знаю, – поспешно добавил он, заметив, что Воленар собирается что-то возразить, – это противоречит закону. Я готов принять любое наказание. Но люди… Они же не виноваты!

Воленар резко обернулся. Его серые глаза холодно блеснули.

– Вот как, юный Болеарх, вы стали думать о людях? С каких это пор?

Болеарху было что ответить, но он сдержался. Академик с грохотом отодвинул кресло, сел за стол. Молодому волшебнику не было видно рук Воленара, но, очевидно, академик вызвал его дело.

– А в марте сего года вы о них подумали? Когда извели на заурядную эпидемию весь свой запас?

– Я виноват, – упрямо повторил Болеарх, – но прошу вас, мессир, выслушайте меня. Все рыбаки острова на лове, вернутся не скоро. Через несколько часов на Дозорный обрушится большой Охха-оллье. Единственный способ его остановить – глобальное магическое влияние. Судя по его размерам, мне потребуется полугодовой запас силы. Я… я умоляю вас, мессир, мы же должны заботиться о…

Академик грохнул кулаком по столу.

– Не вам говорить мне о долге, Болеарх. Закон написан не мной и не по моей прихоти. И не по прихоти моих предшественников.

– Но ведь вы нас учили, что люди важнее…

– Я еще не закончил, молодой человек. Когда я учил вас, я говорил не об отдельных людях, а о человечестве в целом. Видимо, вы были невнимательны, что, впрочем, меня не удивляет. Ради сохранности Континента и всего человечества можно и должно принимать любые меры. Но вы требуете от меня полугодовой запас сил! И на что? На один – единственный островок, затерянный в Северном море. Мой ответ – нет.

– Но…

– Я повторяю, вы не получите ничего! Я не могу нарушить закон из-за горстки людей. На Континенте свирепствуют болезни, войны. Каждый день где-то гибнут люди. И что же? Вы прикажете растратить весь запас Алтиноя вот так, в одночасье?! А если случится что-то воистину чудовищное?! Нет и еще раз нет. Даже не просите. И помните вашу клятву – ни слова людям.

Академик помолчал, глядя на своего бывшего ученика. Черты его смягчились.

– Я не знаю, чем вам помочь, Болеарх. Поверьте, это не старческое упрямство. Я ценю и уважаю ваш порыв… Но вы просите о невозможном. Закон остается законом лишь до тех пор, пока выполняется неукоснительно. Единственное, что я могу вам посоветовать, – не отчаивайтесь. Я запомнил ваш выпускной экзамен… Вы мастер неожиданных решений. Недаром Феоктист стоял за вас горой. Попытайтесь найти выход.

Шар снова затянуло мглой. Аудиенция закончилась. Какое-то время Болеарх сидел ссутулясь, глядя невидящими глазами в одну точку. Неожиданный ход… Где же его взять? Любое решение опирается на силу, а ее-то у волшебника и нет… Время шло, но решение не появлялось. Потом в дверь снова постучала Ласка. Он открыл.

11

Беседа со священником окончательно вымотала его. Он с каким-то тупым отчаянием принимал удары, сыпавшиеся на него один за другим. Проклятие старика, уход Ласки… И только Прошка, пацан, смог вывести волшебника из ступора. Может быть, причиной была Прошкина аура – яркая, мощно искрящая молодой неуправляемой силой. Той самой силой, которой не было у него, Болеарха… Прошка что-то горячо говорил, сжимал кулаки, но Болеарх почти не слушал его. Мысль. Настолько дикая, что в первый момент Болеарх даже не поверил в нее… Спасибо учителю Этрудо. Его предмет считался одним из самых сложных. Болеарх бился над ним три года, зато теперь он мог мыслить сразу на нескольких уровнях – умение, доступное немногим. Частью себя Болеарх обдумывал найденное решение, другая часть начала тонкую игру с ничего не подозревающим мальчишкой. Насколько было бы проще, если бы Болеарх мог прямо рассказать ему свой план! Невозможно. Никто не должен знать, что силы волшебников ограничены. Это знание запретно. В нем – первый шаг к раскрытию тайны Алтиноя, к гибели Континента. Приходилось действовать иначе. В мире есть две могучие силы – любовь и ненависть. В разговоре с Прошкой Болеарх ставил на вторую силу.

– …Так что ж нам теперь, помирать тут из-за тебя?! – донесся до него истошный Прошкин крик. – Нельзя, не могу – чепуха все это, врешь ты все! Почему, почему ты мне врешь?! Я же в тебя верил, а ты, ты… Как же я теперь?!

«Плохо. Паникует. Страх – главный враг. Именно он лишает сил». Болеарх вспомнил недавний разговор с академиком. Не эту ли игру вел с ним Воленар?

– Вот что, молодой человек, – он даже повторил интонацию академика. – Нечего сопли распускать. Ты мне что говорил? Жаловался, что времена, дескать, не те, подвигов нет, все приключения закончились. Говорил? Тогда нечего ныть. Вот он, твой подвиг, иди и совершай.

«Вот теперь он должен почувствовать, что…» – Болеарх не успел додумать.

– Но как же… Но я же не волшебник! Как же я смогу-то? – в совершеннейшем отчаянии заломил руки Прошка.

«Вот дьявольщина. Не понимает. Да как же ему объяснить-то? Он должен понять, что потребуется помощь других детей. А что, если так? Но сначала нужно прекратить истерику».

– А это уже твоя печаль, – нарочито сурово сказал Болеарх.

«Теперь пауза. Сейчас пойдет главная мысль».

– Как ходить друг перед дружкой Подарками хвастать, так все вы волшебники, а как…

– Ну и ладно! – крикнул Прошка.

«Слава богу! Получилось. Теперь главное – не передавить. Пора заканчивать разговор. Главное он уже понял. Молодец, умница, какая же умница!»

– Раз так, обойдусь и без тебя! Да, вот увидишь! Вот не сойти мне с этого места! – кипятился тем временем мальчуган. Теперь его переполняло искреннее негодование.

«Так, осталось закрепить, навести его на место…».

– Хорошо, увижу сам. На берегу посмотрим, чего ты стоишь, Прохор. А теперь – чтоб духу твоего тут не было, ясно?

– Ну и ладно! Пропади ты…

«Хорошо… С этим разобрались», – думал Болеарх, глядя вслед убегающему мальчишке. – «Теперь надо подумать о деле».

Он поспешно вернулся в дом. Если все пойдет так, как он задумал, у него есть больше часа, пока Прошка догадается объединить силы, пока незаметно соберет детей, пока объяснит им, что делать.

Пока он работал с Прошкой, другой уровень сознания вспоминал…

Они сошлись где-то на втором году обучения. Юный студент и старый помощник библиотекаря. Его согбенная, неприметная фигурка казалась частью старой университетской библиотеки, столь же неотъемлемой, как высокие стеллажи с книгами, как уютные черные диваны, принимавшие в свои кожаные объятия многие поколения студентов. Болеарх был завсегдатаем библиотеки. Как и многие библиотекари, старик судил о людях по тому, как они обращаются с книгами. Болеарх любил книги. А помощник библиотекаря любил Болеарха. Временами он приносил ему откуда-то из темных библиотечных глубин такие фолианты, о которых не слыхивали и магистры. В таких случаях старик явно наслаждался восторгами Болеарха, забавно склонив набок узкую, как у гончей, голову.

Как-то раз он притащил юноше тяжелую рукопись Смутных времен. Она удивила Болеарха. Он несколько раз придирчиво перечитал рассыпающийся фолиант. На все его вопросы о происхождении книги помощник библиотекаря лишь разводил руками. Тогда Болеарх начал осторожно расспрашивать учителей. Большинство из них только пожимали плечами, а ментор Феоктист, его наставник, раздраженно фыркнул в ответ и посоветовал юному студенту не забивать голову ерундой. Болеарх подчинился. Но сейчас, на Дозорном, только это странное знание могло спасти людей.

«Источник силы волшебника – кристалл Алтиноя, – наползали друг на друга неровные строки. Но это было известно каждому третьекурснику. А дальше… Но откуда взялся кристалл? Каждый человек хранит в себе частицу силы, прообраз кристалла. Жизнь – явление магическое по самой своей природе. Возможно, кристалл – это квинтэссенция жизней какого-то древнего, могучего народа?»

Книга задавала больше вопросов, чем давала ответов. Но одно Болеарх уяснил совершенно точно. Сама жизнь – источник магической силы. Каждый их нас – осколок кристалла. А значит, эту силу можно использовать. Книга давала такую возможность, но лишь с одной оговоркой: используешь силу – укорачиваешь жизнь.

За годы учебы книга почти забылась, пока отчаянный взгляд мальчишки вырвал ее откуда-то из глубин памяти.

Тогда, весной, Болеарх совершил ошибку. Ему за нее и расплачиваться. «Это правильно. Это справедливо», – думал молодой волшебник, собирая книги, упаковывая приборы. Он понимал, что потом ему придется навсегда покинуть Дозорный. Всеми презираемым и, возможно, постаревшим на несколько лет.

Болеарх накинул длинный дорожный плащ, взял посох. Он привык считать эту избу своим домом. «Нашим домом…» – некстати вывернулась мысль. Болеарх сжал зубы. А вот о ней сейчас думать нельзя. Его ум должен быть свободен.

Он спустился по тропинке к маленькому причалу, закинул мешок в свою лодочку, вернулся, набрал воды на все три дня пути, захватил сушеную рыбу – кто знает, будет ли у него время сделать это потом.

Он решил пройти к берегу через деревню. Прошка, наверное, уже собрал ребят. Сейчас нужно сделать так, чтобы испуганные родители не сорвали план, некстати появившись на берегу.

Улицы были пусты, из церкви доносился нестройный хор голосов. «Вот оно что… Молодец, батюшка Феофил. В такое время только вера способна удержать людей от безумия. Но где же матери? Неужели Прохор не сумел?…» – Внезапный порыв ветра донес до чуткого слуха волшебника далекие крики, ауканье. – «Ай да хитрец Прохор. Невелик лес Дозорного, но на час людей задержит.» – Волшебник ускорил шаг. – «Ветер крепчает – надо спешить.»

Когда Болеарх взобрался на косогор, отгораживающий деревню от бухты, Прошка уже выводил детей на берег. У Болеарха заныло в груди – такой страшной выглядела открывшаяся перед ним картина. Маленький полукруг темных детских фигурок, в центре – Прошка. А перед ними, у входа в бухту, колышущаяся зеленая стена, закрывающая чуть не полнеба. Болеарху показалось, что он слышит зловещий шелест ловчих сетей, бороздящих темную воду. Он даже и не предполагал, что Охха-оллье окажется таким огромным… Холод проник в душу волшебника. «Сколько же силы потребуется на такую громаду?…» Он заставил себя сконцентрироваться. Он видел, чувствовал первозданную силу, бурлящую в детях. Эта сила аморфна, бесформенна, свободна. Ее не могут задержать ажурные башни Университета. И этой силы должно хватить. При условии, что она будет направлена точно в цель. В этом и заключался замысел Болеарха. Мальчишка не умеет управлять силой. Если дети сконцентрируются на нем, первой жертвой огня падет сам Прохор. Пусть собственной силы Болеарха хватит ненамного. Он будет как опытный гончар лепить чужую силу, придавая ей форму, создавая из нее смертоносное оружие.

А потом Прошка поднял руки, словно приветствуя зеленую громаду. Болеарх стиснул зубы, почувствовав движение силы. Откат, проникновение, – он быстро завершил описанные в книге приемы. И в тот момент, когда в Прошку ударила первая волна силы, он выставил вперед невидимые ладони, защищая, созидая и направляя. Огненное копье засветилось в руках мальчика. И точно такое же невидимое острие вонзилось в сердце волшебника. Болеарх согнулся. Он не думал, что будет так больно… Голова кружилась, в горле стоял жгучий горький ком. Сквозь слезы он видел, как огненное копье вошло в зеленое месиво, как огромный слизистый холм содрогнулся. А Прохор уже принимал в себя новую волну силы. Болеарх захрипел. Он не успевал восстанавливаться. Следующий удар швырнул его на колени, из горла вырвался булькающий стон. На губах пузырилась алая кровь. Он чувствовал, как мельчайшие частицы, составляющие его тело, распадаются, превращаясь в волшебство. Удар – его виски покрывает седина… удар – сердце начинает биться слабее… удар – его дети гибнут, так и не родившись… удар… удар… удар… и только руки упрямо тянутся вперед – защитить, создать, направить…

Болеарх очнулся. Попытался подняться из дорожной пыли – тело не слушалось. Подслеповато оглянувшись – зрение почти оставило его, – нащупал посох, оперся на него ноющей грудью, со стоном выпрямился. Охха-оллье больше не было. На волнах качались обгорелые комья, а по тропинке бегом поднималась стайка детей. Болеарх суетливо отряхнул плащ, завернулся в него, сел на камень – идти не было сил. Он слышал их щебет, слышал тишину, когда они столпились перед ним, радостные, гордые своей победой. А потом волшебник почувствовал его. Он знал, что это их последняя встреча. Знал, что слова сейчас глупы и неуместны. В голове острой болью отдавался пульс, с каждым ударом разрушая то немногое, что сохранилось в его опаленном мозгу. Но он не мог не сказать. Радужная, сверкающая аура… Он собрался с силами и сказал. И даже не услышал ответа – он стремительно глох. Лишь почувствовал ледяную волну презрения, безнадежного, злого. А потом исчезло и оно.

Он еще немного посидел, отогреваясь на скупом осеннем солнышке, собираясь с силами. Потом тяжело поднялся и побрел к своей лодочке. В спину дул свежий, радостный ветер. У него еще оставалось несколько дней жизни. Если повезет, даже пара недель… Кто знает, может, ему удастся добраться до Университета… Может быть. «Домой… – бормотал он, с трудом ставя косой парус, – домой».

Витраж южный

Шестам

1300 год от падения

Quidquid agis, prudenter agas et respice finem[30]30
  Quidquid agis, prudenter agas et respice finem (лат.) – «Что ни делаешь, делай разумно и предвидя конец»


[Закрыть]

1

– Что же ты, эрл Сторронен, звал-звал, а присесть некуда?

Носатый ученый прищурился. Торопливо оглядываясь, бросился в угол скудно освещенной лаборатории, зашуршал, загремел и, наконец, с трудом вытащил из залежей старого хлама простой деревянный табурет.

– Вот, ваше величество. Извините, недодумал. – Он сокрушенно покачал головой. Аркхоффель нахмурился, подозрительно разглядывая пятна, щедро усеивающие сиденье. Сторронен перехватил взгляд.

– Это от кислот, ваше величество, не обессудьте. Вот, видите? – Он потер табуретку сухой ручкой, протянул под нос королю чистую желтую ладошку.

– Да и бог с ней, – пренебрежительно отмахнулся король. – Чай не в Совете заседать. А? – он хлопнул носача по плечу. Тщедушный ученый пошатнулся, но тоже растянул бледные губы в угодливой улыбке, поклонился, широко разведя руки:

– Как будет угодно вашему величеству.

Повисла пауза. Первым не выдержал и расхохотался Аркхоффель. Следом задребезжал, держась ручками за впалую грудь, Сторронен.

– Ну все, победил, победил… – проговорил Король, утирая со лба выступивший пот. – И откуда у тебя что берется, а? Актер, актер. Вылитый бургомистр на приеме, вылитый.

– Ты тоже хорош, – буркнул ученый, смахивая с широкого стола кучу бумаг. – «Ах, куда сесть, как быть!» Прямо отвалится у тебя что-нибудь.

– Ладно, будет, будет. Над монархом смеешься, несчастный! Лучше давай, показывай, что там у тебя?

Маленький ученый горделиво выпрямился, привстал на цыпочки, выудил со стеллажа свернутый в трубку большущий лист.

– Вот, Архе, смотри. – Он разложил лист на столе, придавил углы стаканом, графином и чернильницей. На четвертый угол налег упитанным чревом его Величество Король под горой, Аркхоффель XII.

На чертеже раскинулся Шестам-Дертем. Внизу слева сиротливо приткнулся Старый Дертем, а сверху горохом рассыпались острова Куингма. Весь лист был покрыт сетью непонятных разноцветных линий.

Сторронен, скрестив ручки на груди, удовлетворенно разглядывал свое творение. Король долго водил пальцем по чертежу, сопел, страдальчески хмурил густые брови. Наконец сдался.

– Ну хорошо, хорошо. Если хочешь, повесь это на стенку в спальне.

– Архе, не отлынивай. У тебя такая же математическая база, как у меня. С какой стати я должен тебе объяснять?

– Потому, что я Король. У меня и так дел по горло, голова трещит!

– Лентяй всегда найдет оправдание. Дела у него… Вон, какое брюхо отрастил, – проворчал Сторронен.

Король встал, упер руки в покатые бока. Передняя часть отороченной мехом суггении[31]31
  Суггения – верхняя одежда, вид просторной рубахи.


[Закрыть] предательски выпятилась. Аркхоффель поймал насмешливый взгляд ученого и поспешно подобрал живот.

– И это называется друг детства, – с горечью произнес Король. – Ладно, пей мою кровь, пожалуйста. – Он тщательно расправил скатавшуюся в рулон карту. – Значит, так… Синяя сетка. Ага. Синяя, говоришь… Это, наверное, геодезические линии. И что они у тебя означают? Хотя нет, погоди. Я сам… Зеленые стрелки выходят из узлов сетки по касательным…

– Это же просто… – сунул было нос к чертежу Сторронен, но Король остановил его взмахом руки.

– Нет уж, теперь не нужно… Красные стрелки входят в узлы… Так-так-так… А ведь это распределение скальных напряжений. Клянусь моей киркой!

– Вот видишь, – удовлетворенно проговорил ученый, ласково глядя на короля. – Эх ты… Кровь я его пью, надо же.

Король уставился на друга.

– Что, правильно? Серьезно, Оррне? Правда?

– Правда-правда. А знаешь, что главное?

– Что? – Король не отрывал напряженного взгляда от карты.

– Теперь я уверен, что другие земли – не миф. И ещес… я знаю, где их искать.

Аркхоффель резко поднялся, потрясенно уставившись на друга. Оставшись без присмотра, карта с шуршанием свернулась.

– Да чтоб тебя… – с досадой буркнул Король, вновь разворачивая ее и припечатывая за неимением лучшего тяжелым монаршим кулаком. Теперь уже они оба склонились над чертежом.

– Вот. Суди сам. То, что наша страна образовалась в результате катастрофы, общеизвестно. Но до сих пор все исходили из теории вертикально падающего объекта. Центральное пятно – это наш Шестам-Дертем, его осколки – Старый Дертем и острова Куингма…

– Ну, это понятно, – нетерпеливо перебил его Король. – Это каждый знает. А при чем тут другие земли?

Ученый помолчал, сокрушенно поцокал языком.

– Архе, знаешь, чем ученый отличается от… не ученого?

– И чем же?

– Ученый умеет задавать правильные вопросы.

Король обиженно хмыкнул.

– Ну и какой вопрос на моем месте задаст ученый?

– Он спросит, при чем тут карта скальных напряжений.

– Да, кстати, а при чем тут карта скальных напряжений? – невинно осведомился Аркхоффель.

– Ага! – радостно потер ладошки Сторронен. – В ней-то все и дело! Представь себе, что верна модель вертикального падения. Как тогда будет выглядеть динамика изменения напряжений скальных пород?

Король сосредоточенно почесал карандашом густую шевелюру.

– Ну, я не знаю… Радиально, от центра Шестама к окраинам?

– Именно! – торжествующе поднял тонкий палец Сторронен. – А теперь посмотри, что мы имеем на самом деле.

– Оррне, ты хочешь сказать, – изумленно произнес его венценосный собеседник, – что исползал на брюхе всю страну?

– Ну почему же я? – самодовольно усмехнулся ученый. – Куда, по-твоему, шли деньги из казны? Ты что думал, я их себе в карман кладу, да? На меня человек сто работало, а то и больше… И вот посмотри, что получилось. Напряжения распределяются не радиально, а с северо-запада на юго-восток. Другими словами, в определенном направлении! Погоди-погоди! – заторопился он, заметив, что Король уже открыл было рот. – Дослушай. Итак… Скальные напрядения направлены в одну сторону. И знаешь, что отсюда следует? Что падение происходило под углом! Это первое. Под каким же углом, спрашиваешь ты себя! – уже вещал маленький Сторронен, заложив ручки за спину и по-птичьи расхаживая перед столом.

– Ни о чем таком я не спрашиваю, – уязвлено буркнул король, – какая разница.

– И очень даже зря, – раздраженно ткнул в него обвиняющим перстом ученый. – Я тебе докажу. Посмотри на зеленые стрелки. Деформация пород происходит почти по горизонтали. По горизонтали. Понимаешь? Далее, из этого следует, что угол падения был небольшим. А небольшой угол – это скользящее движение. Правильно? А теперь позволь тебе напомнить, что смешение осадочных и скальных пород на восточном побережье, которое приняло на себя основной удар, достаточно невелико. Невелико! И что это означает? А это означает, что сила удара при столкновении была малозначительной. Понятно?

– Ты, пожалуйста, не забудь про другие земли, – ехидно напомнил Аркхоффель.

Ученый пристально посмотрел на него, жестко усмехнулся и выскочил из лаборатории. Король удивленно смотрел вслед. Не прошло и минуты, как Сторронен вернулся, в руке у него был ком грязи. Коричневые капли падали на короткую блузу, но ученый этого не замечал.

– Ну-ка, – скомандовал он, – убери чертеж. Так. А теперь отойди от стола. Подальше.

Аркхоффель ошеломленно отскочил в сторону. Ученый прищурился, пошевелил губами и, размахнувшись, влепил грязью точно посередине стола. Коричневые капли брызнули во все стороны.

– Вот тебе другие земли!

Король поджал полные губы.

– Что-то их маловато. Тебе не кажется?

– Нет, – вздернул нос Сторронен, вытирая руки нижней частью многострадальной блузы. – Не кажется. Думаю, и тебе будет в самый раз… Как ты думаешь, где на этой схеме мы?

– Вот здесь, – пожал плечами Аркхоффель, ткнув пальцем в центр стола, где расплылось толстое грязное пятно.

Сторронен скривился, укоризненно вздохнул, глядя на короля. Потом неторопливо подошел к столу и показал на небольшой кусочек грязи, который оторвался от кома в момент удара и залетел вперед, к самому краю.

– Вот мы. Извини.

С минуту его собеседник озадаченно изучал испачканный стол.

– Ты хочешь сказать, что этот… маленький угол и слабая деформация…

– Да, – беззаботно откликнулся ученый, не замечая тревоги, явственно прозвучавшей в голосе монарха, – это рикошет. Ха, бедные мыслители древности! Судя по моим данным, наша страна и окружающие ее острова отнюдь не весь мир! Увы-увы. Мы – рикошет, лишь малая часть огромного Континента, который лежит где-то далеко на северо-востоке.

– И как далеко? – тихо спросил Аркхоффель.

– Я думаю… что-то порядка тысячи миль. Или двух тысяч. – Маленький ученый победоносно откинул со лба спутавшиеся темные волосы. – Ну, что скажешь? А ты боялся, что я зря трачу деньги. Правда, грандиозно?

– Да. Ты прав. Действительно, грандиозно.