Текст книги "Приключение ваганта"

Глава 21. Сокровище арденнского вепря

А что же Гаскойн? Куда подевался лучший друг Пройдохи? Дав деру, пес сначала затаился, а затем побежал вслед за черными рейтарами. Он понимал, что его хозяин попал в беду, его небольшое сердечко разрывалось от преданности к Гийо, но что могла поделать крохотная псина супротив громадных, закованных в железо конников? Тем не менее Гаскойн проводил отряд Эрхарда до самой крепости, однако проскользнуть внутрь (хотя и была такая возможность) не рискнул. Все-таки Гийо не зря с восхищением говорил Жилю и Андрейке, что у его пса человеческий ум.

Конечно же это было не так, но Гаскойн и впрямь иногда вытворял штуки, которым просто нельзя обучить животное. Иногда зрителям, которые смотрели на представления Гийо, казалось, что пес умеет читать мысли хозяина. Очутившись вне крепостных стен, Гаскойн тихо заскулил, потому что каким-то непонятным чувством ловил исходящие от Гийо волнение и страх за свою жизнь. Он успокоился лишь тогда, когда Жиля и Пройдоху отвели в каземат. Гаскойн нашел себе укромное местечко неподалеку от ворот замка и затаился там до утра.

Следующий день для Гаскойна выдался хлопотным. Первым делом он бросился искать подходящий ручей, чтобы добыть себе рыбину на завтрак. Но вблизи не нашлось ни единой речушки, и тогда Гаскойн вспомнил свою беспутную юность, когда он, будучи бродячим псом, охотился на кур и гусей вилланов в окрестностях Азей-лё-Брюле. Удача не заставила себя ждать – Гаскойн обладал хитростью лисы и нюхом самого лучшего охотничьего пса. Он быстро выследил фазана и задушил его так быстро, что тот даже не успел трепыхнуться.

Насытившись, Гаскойн возвратился к крепости Арденнского Вепря и начал обследовать окрестности. Ворота открывались много раз, впуская и выпуская всадников, но пес так и не решился проникнуть на крепостной двор. Он чуял запах псины, и это ему очень не нравилось.

Осторожный и предусмотрительный Гийом де ла Марк не сильно надеялся на ночную стражу. Он хорошо знал пристрастие рейтар к спиртному. Некоторые из них готовы были за бутылку доброго вина отдать душу нечистому. Кары, которыми грозился Арденнский Вепрь за чрезмерные возлияния во время несения сторожевой службы, рейтар вовсе не пугали. Наемники были преданны де ла Марку и старались ему угодить во всем, но только не в этом случае. А устраивать показательные казни барон опасался: немцы были дружны и твердо держались друг за друга, что грозило бунтом. Поэтому провинившихся на некоторое время сажали в каземат на хлеб и воду. Наказание было справедливым, и никто не роптал.

Арденнский Вепрь для охраны своего разбойничьего гнезда приобрел ирландских волкодавов. Это были звери пострашнее сторожевых аланов. Некоторые из них достигали около двух локтей в высоту и имели устрашающие челюсти. По эдикту короля Карла каждое французское графство обязано было содержать двадцать четыре ирландских волкодава, чтобы защищать стада от нападений волков. Ирландские волкодавы и борзые при дворах европейских королей считались очень ценным подарком.

У де ла Марка их было четверо. Конечно же он не снизошел до покупки ирландских волкодавов за большие деньги и не получил их в подарок; его люди похитили щенков из псарни самого герцога Бургундии. Днем псов закрывали в вольер, а на ночь выпускали. Волкодавы считали хозяином только Арденнского Вепря и могли преспокойно загрызть любого слугу или рейтара, кто осмелился бы выйти во двор замка в ночное время без сопровождения псаря, к которому псы снисходили как к кормильцу. Так что шансы Гаскойна остаться в живых, попади он в лапы своих сородичей, были мизерными…

Жизнь беглецов, принятых на службу к барону, не изобиловала событиями. Хорошо отоспавшись днем, Жиль по вечерам развлекал разбойников де ла Марка, среди которых были и французы (в основном бургундцы), музыкой и песнями, Гийо трудился на конюшне, а что касается Андрейки, то он вместе с новобранцами упражнялся во владении разнообразным оружием и привыкал к тяжести кирасы. Только он один чувствовал себя превосходно; наконец сбылась его мечта стать настоящим воином, и он часами отрабатывал разные приемы владения рейтшвертом, упражнялся с лэнсом – кавалерийским копьем, более легким и коротким, нежели рыцарское, и с алебардой, стрелял из лука и рейтарского пистолета.

Пистолет для Андрейки был совершенно новым оружием, и поначалу он пугался грохота выстрела и чихал от густого порохового дыма. А уж стрелять из пистолета и вовсе было страшно. Оружие показалось Андрейке тяжелым, неудобным, и он не представлял, как можно из него вести огонь на скаку. У пистолета был длинный ствол и большое железное «яблоко» на конце рукоятки, которым вполне можно было проломить голову в рукопашной схватке. Черные рейтары Арденнского Вепря имели по два пистолета: один (полегче) у пояса, а второй (тяжелый, с более длинным стволом) пристегнут вместе с кобурой к седлу.

Пули пистолетов пробивали любые латы, но только на близком расстоянии. А уж про скорострельность, присущую лукам и арбалетам, можно было только мечтать. Да и зарядить пистолет оказалось непросто. Но самым сложным моментом для Андрейки был сам выстрел. Возле запального отверстия находилась полка, на которую насыпали порох, затем нужно было прицелиться и поджечь его тлеющим фитилем. На земле еще ладно, но вот в седле у него или порох просыпался, или фитиль гас в самый неподходящий момент, а уж про меткость и говорить нечего. В конечном итоге сержант, обучавший Андрейку стрельбе, плюнул в досаде, злобно выругался по-немецки и всучил ему арбалет – тренируйся с ним, коль такой бестолковый.

Казалось, все идет хорошо: бывшим беглецам платили неплохое жалованье, кормили, одевали, наемники-ветераны и сержанты особо не придирались, а у Гийо и Жиля даже приятели завелись, но когда они оказывались вместе, то их разговоры были только об одном – как бы дать деру из замка Арденнского Вепря. Жиля ни в коей мере не устраивала «должность» музыканта разбойников, Гийо терпеть не мог любую работу (с лошадьми – тем более), а что касается Андрейки, то его угнетало замкнутое пространство; ему хотелось полной свободы и вольного ветра, однако своих новых слуг де ла Марк не выпускал даже за ворота. Видимо, барон опасался, что они сбегут и откроют королю расположение его тайного убежища.

Но все надежды и устремления беглецов удрать из замка Арденнского Вепря были тщетными. За ними установили тайный надзор, как сумел определить Пройдоха, тертый калач, немало повидавший на своем веку, поэтому решено было до поры до времени затаиться и исполнять свои обязанности прилежно.

В один из дней замок вдруг превратился в муравейник. Все суетились, куда-то бежали, что-то носили, рейтары чистили оружие и приводили в порядок амуницию, Гийо был в мыле, потому что его и остальных конюхов заставили отдраить лошадей до блеска, кухмистер сорвал голос, командуя поварами, а Гийом де ла Марк вырядился в дорогие одежды и даже причесал свою вечно лохматую бороду. Видно было, что барон ждал какую-то высокую персону.

Ближе к обеду со стены замка послышался звук сигнальной трубы – рейтары быстро построились, ворота отворились, и во двор въехал небольшой отряд рыцарей во главе с человеком, одежда которого была простой и изрядно потрепанной. На голове у гостя как-то нелепо сидела охотничья шапочка, словно он взял чужую на время, он был безбородым, а длинный толстый нос, нависавший над верхней губой, придавал ему унылый вид вечного неудачника. Но глаза его были остры, лоб высокий и открытый, взгляд умный и испытующий, а движения быстрые и уверенные.

Соскочив с коня, он раскинул руки и обнял де ла Марка. На его лице сияла широкая улыбка, словно он встретил родного брата, с которым давно не виделся.

– Ваше королевское высочество[66]66
  Существовало определенное правило титулования членов королевской фамилии. К королям обращались «Ваше Величество», а суверенные принцы (дофины) обычно имели титул «Королевское высочество».


[Закрыть], вы оказали мне большую честь! – Арденнский Вепрь был взволнован. – Я ожидал послания…

– Разве клочок бумаги в состоянии вместить все мысли, что бродят в голове? – перебил его гость. – Я решил поговорить с вами, мой любезный друг, лично. Нам есть что обсудить.

– Совершенно верно, ваше королевское высочество. Не все можно доверить бумаге. Прошу вас, мой господин, – тут Гийом де ла Марк обернулся к рыцарям, – и вас, господа, преломить со мной хлеб.

Все дружной гурьбой направились в пиршественный зал замка, куда вскоре пригласили и Жиля с его лютней.

– Кто это? – спросил Гийо у одного из конюхов.

– Сам дофин, сын короля Людовика, – благоговейно ответил конюх. – Вот так номер! А наш-то господин вон в какой чести, к нему в гости приезжают даже королевские высочества!

«Дурень!» – злобно подумал Пройдоха про конюха, но промолчал. Он был уверен, что Людовик приехал, чтобы затеять очередную свою интригу. Он был немало наслышан о деяниях наследника французской короны, который затеял «Прагерию» – восстание против собственного отца.

Дофин был расчетливым, мстительным и хитрым; всегда притворялся. Его жестокость не имела пределов; бесчисленные казни, совершавшиеся по его приказанию, доставляли ему истинное удовольствие. Он не знал ни милосердия, ни пощады в тех случаях, когда мог действовать безнаказанно, но вместе с тем никакая жажда мести не могла толкнуть его на безрассудный, необдуманный поступок. Он бросался на свою жертву только тогда, когда она была в полной его власти и не могла от него ускользнуть, и действовал всегда настолько осторожно, ловко и скрытно, что смысл тайных происков дофина становился понятен окружающим лишь после того, как он добивался своей цели.

Все это, конечно, было хорошо известно Гийому де ла Марку, который и сам был не из последних по части разнообразных интриг и коварства, но ему нужен был сильный союзник. А кто может быть во Франции сильнее, чем будущий король? Союз с дофином сулил немалые выгоды, и Арденнский Вепрь готов был рискнуть поставить на кон многое, чтобы стать графом (а то и герцогом; чем черт не шутит) и получить обширные угодья, более плодородные, нежели его лен – надел в Арденнах.

Мажордом Гийома де ла Марка превзошел самого себя. Пиршественный стол был само великолепие. Его покрывала зеленая скатерть, края которой украшали перья павлина, переливавшиеся фиолетовым цветом с множеством оттенков. Посреди стола возвышалась серебряная башенка, служившая птичьей клеткой, где можно было видеть птиц с позолоченными хохолками и лапками. Гостям подали рагу из оленя, мясо лани, испеченное на угольях, фаршированных каплунов, жаркое из телятины, пироги и кабанину под острым испанским соусом – любимое блюдо Арденнского Вепря.

На пиру Жиль превзошел сам себя. Но в этот раз вагант пел не те скабрезные песни, которые звучали на пьянках-гулянках рейтар, а баллады о благородных рыцарях и великих королях. Ему на ушко шепнули, что за гость пожаловал в разбойничье гнездо де ла Марка, и Жиль старался понравиться дофину и его рыцарям.

Однако Людовика больше интересовал хозяин замка, нежели какой-то фигляр, услаждавший слух пирующих звуками своей лютни. В перерыве между выступлениями Жиль, стараясь ничем себя не выдать, прислушивался к разговору де ла Марка и Людовика. В зале стоял шум, поэтому им поневоле приходилось повышать голос, и вагант, находившийся неподалеку от них, слышал почти каждое слово. Место для менестрелей всегда находилось сбоку от устроителя пира, чтобы все могли его лицезреть и чтобы шум пирующих не мешал ему насладиться музыкой в полной мере.

Больше говорил Людовик, очаровывая Арденнского Вепря своим бархатным голосом, – как мифическая сирена, которая убаюкивала путника сладкими речами, а затем раздирала его на части и пожирала. Дофин рассказывал барону дворцовые новости, которые попадали к нему через вторые руки:

– … Королю Карлу можно позавидовать. С годами его любовный пыл только растет. Ему уже недостаточно иметь одну фаворитку, коей на данный момент официально является Антуанетта де Меньле дама де Виллекье. Чтобы не потерять любовь короля, ей пришлось стать сводницей. Однажды она встретила в гостях у мадам де Жанлис дочь берейтора из города Арраса, которого зовут Антуан де Ребрев. Эта молодая девушка, имя которой Бланш, очень привлекательна. Дама де Виллекье попросила мадам де Жанлис доверить эту девушку ей. Однако та отказалась, сославшись на то, что не может распоряжаться ребенком без разрешения отца. И немедленно отправила Бланш в Аррас. Но когда Антуан де Ребрев узнал о желании фаворитки короля, он поспешил дать согласие на просьбу Антуанетты де Меньле и поручил своему сыну Жаку отвезти сестру, которой было всего восемнадцать лет, ко двору короля по приказу дамы де Виллекье. И в день ее приезда, вечером, очень довольный король отправился на ночлег с юной Бланш и Антуанеттой.

– Однако… – ноздри Гийома де ла Марка от вожделения начали раздуваться; россказни Людовика подстегнули его желание сочетаться браком с баронессой Скунховен как можно быстрее, хотя он намеревался сделать это осенью, в своем родовом замке.

– Но на этом дело не закончилось… – Людовик допил вино в своем кубке, который немедленно был снова наполнен виночерпием. – Спустя несколько дней Карл позвал фаворитку и признался ей, что для полного удовлетворения страсти нуждается в еще более пикантных развлечениях. И Антуанетта вновь отправилась на свою охоту. Она поручила странствующим торговцам сообщать ей о всех молодых прелестных девушках, проживающих в тех краях, куда они попадали. Благодаря своей оборотистости, дама де Виллекье вскоре собрала при дворе целый гарем привлекательных девиц, что вызвало настоящий восторг у короля. С этого времени ночи в его резиденции Сен-Поль стали еще более бурными…

На этом месте своего повествования дофин словно споткнулся. Слащавое выражение его некрасивого лица сменилось гримасой отвращения, сквозь которую просматривалась злоба. Но это длилось всего лишь миг. Спустя небольшой промежуток времени на лице Людовика снова появилась обаятельная кротость, и он продолжил:

– По Парижу покатилась молва, что Карл предается самому постыдному разврату в компании с распутными девицами. Мало того, король взял в фаворитки и племянницу Антуанетты. Пять или шесть самых красивых девиц королевства повсюду сопровождают Карла, одеваясь богаче королевы. Они ведут чересчур роскошный и развратный образ жизни… и все это, черт возьми, за счет королевской казны! Его вассалы, беря пример со своего государя, проводят время не в государственных делах и заботах, а в разных утехах, танцах, маскарадах и любовных интрижках. Балы и карнавалы при дворе нескончаемы!

Гийом де ла Марк мысленно расхохотался; скупость Людовика уже стала притчей во языцех. В истории, которую он рассказал про своего отца, дофина больше всего волновало мотовство Карла. Когда Людовику достанется французская корона, где брать деньги на армию, флот, на войну с англичанами, которая все еще продолжалась?

В этот момент мажордом, следивший за тем, чтобы гости не скучали, приказал Жилю продолжать выступление, и он больше не слышал, о чем беседовали дофин и барон. Ближе к полуночи, когда с виду чинный и благородный пир превратился в примитивную пьянку, смертельно уставшего Жиля потащил за собой кухмистер. Его звали Ришар, и он обладал добрым сердцем. Кухмистер нашел Жилю укромный уголок в своих владениях и накрыл ему стол лишь немного хуже господского. Вагант и впрямь сильно проголодался, поэтому приступил к трапезе без лишних слов.

Ришар быстро ретировался – у него еще была масса дел, – а Жиль, вытянув изрядно уставшие ноги (ведь играть в присутствии господ можно было только стоя), с аппетитом поглощал ужин, предложенный кухмистером. Конечно, ему достались лишь мясные обрезки, но они были вполне съедобны (тем более с соусом), а уж вино оказалось выше всяких похвал.

Комнатка, в которую Ришар определил Жиля, была без окон, но имела две двери: одна из них вела на поварню, в которой стоял чад от подгоревшего жира, а за второй скрывалась лестница, ведущая на верхний этаж. Насытившись, Жиль уже хотел покинуть кухню, чтобы отправиться на боковую, – от еды и двух кубков крепкого вина его неудержимо потянуло на сон, – но тут он неожиданно услышал разговор, доносившийся сверху. О чем шла речь, он не понял, но голоса принадлежали Людовику и барону.

Сон как рукой сняло. Чрезмерное любопытство – вечный спутник молодости – заставило Жиля отворить дверь, которая вела на лестницу. Видимо, по ней слуги подавали еду своему господину прямо в его апартаменты. Голоса стали слышней, но все равно разобрать, о чем шла речь, было затруднительно. Тогда Жиль, тая дыхание, начал подниматься по лестнице и вскоре очутился в небольшом коридорчике, скупо освещенном масляным светильником. В дальнем конце коридора находилась лестница, которая вела в пиршественный зал, а по его бокам шли двери. Одна из них была приоткрыта, и оттуда через щель вырывался яркий свет.

Жиль на цыпочках подошел к двери и заглянул в комнату. Это был личный кабинет (если можно так назвать) Гийома де ла Марка, совмещенный со спальней. Постель прикрывала большая медвежья шкура, на стенах было развешано оружие вперемешку с кабаньими мордами, горели два шандала, и плавленый воск скатывался каплями на пестрый сарацинский ковер, украшенный причудливой вязью, а возле узкого витражного окна, подсвеченного со двора костром, стоял стол и два кресла, в которых расположились Людовик и Арденнский Вепрь.

Вагант прислушался. Говорил Людовик:

– …Этот договор позволит вам занять достойное место при дворе, когда я сяду на престол. Гарантирую вам графский титул. Подписывайте, и ничего не страшитесь! Сообща мы большая сила. Мы победим всех наших недоброжелателей и врагов!

Видно было, что Гийом де ла Марк колеблется. Похоже, в договоре имелись статьи, которые ему не очень нравились. И тогда дофин пустил в ход свой главный козырь. Он поставил на стол перед бароном шкатулку и эффектным движением откинул крышку, чтобы открыть взору Арденнского Вепря ее содержимое. Она была почти доверху наполнена золотыми монетами, которые мягко засияли при свете толстых восковых свечей.

В алчном взоре барона появились красные огоньки – как у вурдалака. Людовик знал, чем взять упрямого и хитрого вожака разбойников, собравшего под свое крыло сильное войско. В шкатулке таился поистине королевский дар. Немного помедлив, чтобы привести в порядок свои чувства, де ла Марк выдохнул:

– Хорошо. Я согласен…

Подписав договор и скрепив его своей личной печатью, Арденнский Вепрь спрятал пергамент в шкатулку с золотыми, и на этом переговоры закончились. Переговорщики (скорее заговорщики) дружно поднялись и направились к двери, чтобы в зале поднять кубки за сделку. А что это была именно сделка, притом с большой пользой для дофина, говорило выражение его лица – смесь коварства, хитрости и удовлетворения. Но оно быстро уступило место притворной любезности и уважительности.

Жиль хотел броситься к лестнице, ведущей на поварню, но не успел – де ла Марк поторопился предупредительно распахнуть обе дверные створки перед его королевским высочеством, чтобы дофин не зацепился мечом за дверной косяк. Тогда испуганный вагант отворил первую попавшуюся дверь, заскочил в помещение, оказавшееся кладовой для разной рухляди, и очутился в полной темноте. Он слышал, как Людовик и барон протопали мимо его убежища и уже хотел покинуть его, как вдруг услышал чьи-то торопливые шаги. Выглянув в щелку, он похолодел: барон возвращался!

Де ла Марк вошел в свой кабинет, а когда показался в коридоре, то в руках держал шкатулку с золотыми монетами. Похоже, он не рискнул оставить ее на виду, посреди стола, и решил куда-то спрятать.

Спустя считаные мгновения Жиль понял куда именно. Арденнский Вепрь направился к двери кладовки, в которой притаился вагант! Пропал!!! Сердце в груди юного де Вержи заколотилось, как бычий хвост, когда животное одолевают слепни. Что делать, что делать?! Дверь в кладовую уже отворялась, когда Жиль, мало что соображая, откинул крышку вместительного ларя и нырнул в его мягкую глубину – в сундуке хранились меха. Он был заполнен ими почти доверху, поэтому крышка закрылась неплотно, и Жиль увидел, как помещение сначала осветилось, а затем мимо ларя прошел барон со свечой в руках.

Он приблизился к противоположной от двери стене, что-то нажал, раздался тихий скрип, и в каменной кладке образовался узкий проем, через который грузный де ла Марк едва протиснулся. Судя по всему, барон спускался в подземелье, потому что свет в проеме начал постепенно затухать, и вскоре в кладовой воцарилась полная темнота.

Жиль не стал дожидаться возвращения барона. Он вылез из сундука, на цыпочках пробежал по коридору и мигом скатился вниз по лестнице. И вовремя: вытирая пухлые руки какой-то грязной тряпкой, в комнатку вошел изрядно уставший кухмистер Ришар.

– Вам пора отсюда выметаться, – сказал он грубовато. – Рыцари упились до потери разума и заблевали весь пол, его королевское высочество уже отправилось в отведенные ему покои, а вы тут засиделись.

– Благодарю вас, мсье, за великолепный ужин! – с жаром воскликнул Жиль. – Все было чертовски вкусно!

– Да? – взгляд Ришара был недоверчив: уж он-то знал, что подавал шпильману.

– Клянусь святой пятницей! – ответил Жиль. – Спокойной вам ночи, мсье, и добрых снов! – с этими словами он поклонился кухмистеру и выскочил из комнатки.

Смертельная опасность прошла совсем рядом, до нее можно было даже рукой дотронуться, но он остался жив, и от этого в душе ваганта расцветали розы и звучал церковный хорал. Оказавшись во дворе замка, Жиль широко раскинул руки, обратил свой взор к небу, усыпанному звездами, словно пытаясь разглядеть там божественные чертоги, и, пожалуй, впервые в жизни молитва не показалась ему слишком длинной и нудной.

Из-за приезда дофина и рыцарей сторожевых псов оставили взаперти, и Жиль свободно прошел к помещению, где ютились слуги. Андрейко и Гийо уже спали, а вагант, улегшись на свой сенник, начал усиленно размышлять. И когда спустя полчаса сон унес его на своих бесшумных крыльях, лицо юного де Вержи было просветленным, словно он совершил какое-то важное открытие…

На следующий день вагант едва дождался, пока все трое беглецов, а теперь фактически пленников Арденнского Вепря соберутся вместе. Дольше всех пришлось ждать Гийо, который занимался лошадьми рейтар. Отряд немецких наемников должен был сопровождать дофина в качестве усиленной охраны, хотя такой эскорт и не требовался – в этих местах других разбойников кроме подручных Гильома де ла Марка не было и в помине. Черные рейтары вырезали всех конкурентов. Отряд возглавил сам барон, чтобы подчеркнуть степень своего уважения к Людовику, будущему королю Франции.

Едва за кавалькадой всадников закрылись ворота, Жиль и Андрейко, у которого появился выходной день по причине отъезда его наставников, зашли на конюшню и вместе с Гийо уединились на сеновале. Когда Жиль шепотом рассказал товарищам о своем открытии, Гийо встрепенулся, как сокол, увидевший добычу. Его не зря прозвали Пройдохой: при всей своей лени он обладал гибким умом и был мастером на разные проказы, которые приносили ему прибыль. Правда, в основном в виде жареных каплунов и вина; на большее Гийо не замахивался, считая богатство излишеством. Но на этот раз дело было гораздо серьезнее, о чем он и сообщил молодым людям.

– Вы заметили, что замок не новый, а построенный на древних развалинах? – задал Гийо вопрос.

– Да, – ответил Жиль. – Стенам уж точно лет двести, не меньше.

– И дом стоит на старом фундаменте, – подхватил Гийо. – Там огромные камни, притом привезенные издалека. В этих местах ничего подобного не наблюдается. Нет даже невысокой горушки. Де ла Марк вряд ли стал бы тащить сюда каменные глыбы из Арденн, тем самым открыв неприятелям месторасположение своего тайного убежища. О чем это говорит?

– О чем? – в один голос спросили Жиль и Андрейко.

– Раньше здесь стояла серьезная крепость, от которой остались только воспоминания. А в каждой такой твердыне всегда был подземный ход, которым защитники замка могли воспользоваться, чтобы избежать истребления, если врагов было чересчур много и они терпели поражение. Мне думается, что де ла Марк нашел этот ход и использует его по назначению.

– И кроме того, он хранит в подземелье свои сокровища! – взволнованно воскликнул Жиль.

– Тише! – прошипел Гийо. – Здесь везде чужие уши.

– Что ты предлагаешь? – немного успокоившись, спросил Жиль.

– Бежать, – коротко ответил Гийо. – Притом немедленно, пока в замке мало людей и можно беспрепятственно добраться до той каморки, где вы, мессир, прятались.

– Согласен! – ответил Жиль.

– И я с вами! – присоединился к ним и Андрейко.

Правда, без особой охоты. Ему нравился новый образ жизни. Каждодневные тренировки с оружием добавляли силы и выносливости; спустя небольшой промежуток времени Андрейко уже мог в учебных боях сражаться наравне с любым из рейтар. Если стрельба из пистолетов у него не заладилась, то в остальном он был на высоте. Из арбалета Андрейко стрелял без промаха, а уж холодным оружием владел просто блестяще. Иногда ему по молодости не хватало хладнокровия, но наставники из рейтар утешали новичка: опыт – дело наживное.

Андрейко отрекомендовался Арденнскому Вепрю как Анри де Сад, вспомнив свое парижское прозвище; ему не хотелось, чтобы все знали, что он рутенец. Выходцев из далекой и загадочной Рутении (они тоже встречались среди наемников) французы считали варварами, и отношение к ним в военной среде было не лучшим, хотя бывалые солдаты отдавали должное их храбрости и воинской выучке.

Собрались быстро. Оружие для всех раздобыл Андрейко (он знал, как незаметно забраться в арсенал; впрочем, на замок его и не закрывали, не было такой надобности), а харчами разжился ушлый Пройдоха. Едва его определили на конюшню, как он прежде всего надыбал тайную дорожку к кладовым кухмистера Ришара, потому что солдатская еда, которой кормили конюхов, ему категорически не нравилась. А затем они прокрались на поварню и поднялись по уже знакомой Жилю лестнице на второй этаж.

Рычаг, которым открывалась потайная дверь в подземелье, находился за сундуком и был прикрыт каким-то тряпьем. Похоже, Арденнского Вепря не очень заботила его маскировка. И то верно: кто бы посмел войти в запретную кладовую без разрешения барона? Нарушение запрета могло означать только одно – немедленную казнь. Тая дыхание, Жиль нажал на рычаг ногой, и кусок стены сдвинулся в сторону. Когда все спустились в подземелье, Гийо вернул дверь на место (что оказалось несложно) и присоединился к остальным.

Беглецы взяли с собой семь свечей и два факела – больше не нашлось. Когда зажгли факел, перед ними открылся длинный и узкий коридор, по которому можно было идти только пригнувшись. Замшелые стены коридора были сложены из дикого камня, по которым местами сочилась вода. Но она странным образом уходила в землю, не скапливаясь в лужах. Похоже, древние строители подземелья были большими мастерами.

Пока шли, Гийо внимательно присматривался к полу. На нем хорошо виднелась дорожка, протоптанная башмаками Арденнского Вепря. Коридор имел ответвления, но беглецы шли по следам барона, пока не оказались в обширной подземной камере, которую подпирали четыре толстых каменных столба. Потолок камеры был гораздо выше, чем в коридоре, и все с облегчением разогнулись и перевели дух.

Однако хорошее настроение беглецов быстро испарилось. Камера имела четыре выхода на разные стороны. Куда идти?

Этот вопрос задал Жиль. Но Гийо лишь отмахнулся:

– Потом…

Он подошел к одной из колонн, в которую упирались следы де ла Марка, долго к ней присматривался, а затем решительно взялся за один камень и с силой нажал. Часть колонны отъехала в сторону, и взору беглецов представилось углубление, в котором стояла уже знакомая Жилю шкатулка и лежали туго набитые кожаные кошельки.

– Сокровища барона! – ахнул Жиль. – Теперь мы богаты!

– Ну да, богаты, – спокойно ответил Гийо. – Если, конечно, выберемся отсюда…

Не обращая внимания на Жиля и Андрейку, запасливый Пройдоха достал из своей котомки мешок и выгреб в него все содержимое тайника. А затем, придав колонне первоначальный вид и закинув свою тяжелую ношу за плечи, наугад ткнул пальцем в направлении одного из выходов:

– Идем туда.

– Почему туда? – спросил Жиль. – Ты уверен, что именно в той стороне находится выход?

– Не уверен. Но куда-то идти все равно нужно.

Довод был неотразимым, и беглецы последовали за Гийо. Прошли они недолго. Путь им преградил завал.

– Мы пропали… – трагическим шепотом молвил Жиль. – Из подземелья нет выхода!

– Мессир, типун вам на язык! – гневно воскликнул Гийо. – Простите… Я считаю, что выход должен быть! Не таков Арденнский Вепрь, чтобы не озаботиться спасением своей шкуры в случае какой-нибудь серьезной передряги. Он хитер, как лис. Поэтому до сих пор ему не отрубили голову на Гревской площади. Возвращаемся?

Второй коридор изобиловал разветвлениями и тупиками. В конечном итоге уставшие донельзя беглецы, поплутав под землей несколько часов, каким-то чудом вышли из этого лабиринта и возвратились в уже знакомую камеру.

– Я думаю, что и третий коридор точно такой же, как второй, – мрачно сказал Жиль. – Строители этого подземелья устроили все так, что отсюда мог выйти только господин, хозяин замка. Выход, скорее всего, существует, но где он, знает только Гийом де ла Марк. Нам крышка…

Гийо и Андрейко промолчали. Похоже, Жиль был прав. Все дружно уселись и уставились на предпоследнюю свечу. Еще немного, и их поглотит мрак.

Неожиданно Гийо встрепенулся и насторожил уши.

– Вы слышите? – спросил он, сняв свою шапку-колпак, чтобы она не закрывала уши.

– Что? – Жиль даже не шелохнулся; вагант тупо разглядывал свои грязные руки и мысленно проклинал тот час, когда он решил подслушать разговор де ла Марка и дофина.

Если бы он унял тогда свое чрезмерное любопытство, они сейчас не торчали бы под землей и не ожидали неминуемой смерти – или от голода, заплутавши в лабиринте, или от руки Арденнского Вепря, который не отличался милостивым характером.

– Собачий лай!

Все прислушались. Действительно, где-то неподалеку лаял пес. Притом звук доносился не с поверхности земли!

Это была загадка. Впрочем, спустя недолгое время она разрешилась самым неожиданным образом: из того коридора, откуда только что вышли беглецы, выскочил лохматый клубок, бросился на грудь Гийо и начал облизывать его лицо с таким потрясающим рвением, словно оно было намазано медом.

– Гаскойн!!! – дружно воскликнули беглецы.

Да, это был Гаскойн, чудо-пес Пройдохи. Он не ушел от замка, продолжая терпеливо ждать возвращения хозяина. Корма для пса хватало – зайцы и фазаны в окрестностях тайного убежища Арденнского Вепря расплодились в неимоверном количестве, ведь на них никто не охотился. Гаскойн каждый день по нескольку раз обегал замок кругом, словно надеясь, что хозяин может выйти не из ворот, а спустится со стены. Пес точно знал, что Гийо жив, а потому готов был ждать его столько, сколько потребуется. Гаскойн совершенно не сомневался в том, что хозяин его не оставил, поэтому он настойчиво искал лазейку, чтобы проникнуть во двор замка, минуя сторожевых псов.