Текст книги "Слотеры. Песнь крови"
Автор книги: Виталий Обедин
Жанр: Детективная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Страшный хук не отбросил головореза в сторону, он просто снес его с ног. Наемник не отлетел и упал, а буквально-таки обрушился на мостовую всем своим весом. Затылок с омерзительным глиняным стуком припечатался к мостовой; шляпа, шпага и кинжал полетели в стороны.
– Мать твою… – разгибаясь над раненым, пробормотал последний бретер.
На лице его застыло растерянное выражение: дело-то принимало совсем дурной оборот. Это выражение усилилось, когда незадачливый наемник обнаружил, что смотрит в свирепое сдвоенное дуло «громобоя». Его шпага сама собой опустилась.
Вот и все. Схватка закончилась меньше чем за минуту.
Как раз в моем стиле – не люблю затягивать. Вся эта ритуальная мишура с благородными салютами, красивыми фехтовальными позами, обменом изящными оскорблениями пополам с финтами, может, и годится для дуэли промеж пары изнеженных нобилей, но на улицах от нее проку нет.
Бей первым! А если выпадет удачный момент, постарайся засандалить противнику коленом в пах. Так оно вернее.
– Кто послал? – рявкнул я.
Вместо ответа бретер с неожиданной резвостью скакнул в сторону и вперед, выбрасывая шпагу в отчаянном выпаде. Пулю обогнать не дано никому, но умелый фехтовальщик может уйти с линии выстрела, если стрелок замешкается.
Я не замешкался. И порох не подвел.
Первая пуля ударила наемника в плечо, оборвала прыжок, развернула на месте. Вторая угодила в грудь, свалив на мостовую.
И вот с этого момента все пошло как-то неправильно.
Подстреленный бретер упал на спину и завыл, хватаясь за рану на груди. На простой предсмертный крик это мало походило: наемный убийца выл так, словно его ухватили клещами за самое естество и теперь тащат что есть сил и без всякой жалости. Сукно камзола на глазах начало намокать темным. Пятно, похожее на раздавленную каракатицу, поползло по груди бретера, ширясь и увеличиваясь совершенно недопустимым для подобного ранения образом.
Кровь и пепел!
Мне случалось видеть самые жуткие огнестрельные раны, но ни одна из них не приводила к тому, чтобы грудная клетка вдруг проваливалась внутрь, точно корка прогнившей тыквы. Раненый бретер истлевал на глазах. В течение нескольких секунд кожа его лица почернела, вздулась и залоснилась, распираемая изнутри гноем. И лопнула.
На мостовой бился, извиваясь от невыносимой боли, уже не человек, а его остов, с которого клочьями летели ошметки заживо разлагающейся плоти, тут же обращавшейся в тлен.
Я невольно покосился на пистолет в собственной руке.
– Сила Велиара! – с ужасом выдохнул раненный в живот бретер, «оживая» и без видимого усилия поднимаясь на ноги.
Страшная рана, раскроившая брюхо, не только не мешала ему, но, как обнаружилось, и не кровоточила толком.
– Ты убил… – начал было он, запнулся, сглотнул и повторил снова: – Ты же убил его, проклятый Ублюдок!
– Тебя ж я тоже вроде как убил, – озадаченно сказал я, бросая разряженный пистолет и вытаскивая второй.
Сбоку почудилось шевеление. Я резко повернулся и отступил на шаг: наемник, получивший кулаком в висок и упавший замертво (раскроив при этом себе затылок!), поднимался с мостовой. Он подобрал шпагу, попятился прочь, выставив клинок перед собой.
– Черт! И тебя ведь убил? – уже расстроенно пробормотал я.
Оба бретера переводили полные ужаса взгляды с меня на товарища, от которого к этому времени остались лишь одежда, башмаки и насаленные ремни, припорошенные прахом. Да еще грязное пятно на брусчатке.
– Будь ты проклят, убийца! – заорал пропоротый кинжалом бретер.
Нелепое обвинение в устах того, кто минуту назад сам-трое собирался пустить мне кровь.
Я напрягся, ожидая атаки, но мерзавец повернулся спиной и припустил прочь. Его подельник с разбитым затылком, поколебавшись секунду, последовал бесславному примеру.
Глядя вслед улепетывающим задирам, я наконец справился с изумлением. На его место пришло понимание. Не удержавшись, я рассмеялся – коротко и зло. Бегите, дурни, бегите. Долго же придется бежать: Квартал Склепов-то, поди, на другом конце города!
Приблизившись к останкам заживо разложившегося наемника, я убрал пистолет и кончиком шпаги поворошил одежду. В сумерках слабо блеснуло серебро, подтверждая верность догадки.
Я опустился на колено, отложил шпагу, расправил испачканный камзол и расстегнул его крючки. Внутри, среди полусгнивших обломков ребер и хрупких, невесомых пленок, похожих на те, какие высыпаются из старых кувшинов с высохшим от времени содержимым, обнаружились четыре кусочка серебра размером не больше фаланги мизинца. Три из них напоминали по форме скобки, а один уже ничего не напоминал. Изуродованный и сплющенный попавшей в него пулей, он выглядел непонятной загогулиной.
Три целых и одна испорченная Скрижали запрета.
Величайшее достижение мудрецов из Колдовского Ковена, позволившее уживаться смертным и носферату.
Договор, заключенный Некромейстером Аланом с королем Максимилианом, суров, если не сказать жесток. Легализованный вампир, намеренный жить среди людей, обязан носить в груди Скрижали – это не обсуждается. Если вампир попытается удалить хотя бы одну Скрижаль, последует немедленное наказание. Чары, заложенные в кусок серебра, вырвутся наружу и вернут власть времени над телом, некогда обманувшим его. Когда такое происходит, бессмертные носферату разлагаются на глазах, превращаясь в тлен и прах, какими давно стали те смертные, что жили в одну с ними годину. Ибо все имеет свойство возвращаться на круги своя.
Случайно угодив в Скрижаль, пуля исказила ее и сместила. Это было воспринято как попытка носферату разорвать договор со смертными и вырвать зачарованную метку из своей груди.
Чары активировались. Волшба свершилась. Носферату умер.
Умер не театрально, как его товарищи, игравшие роль задир-бретеров, а на самом деле.
Такого в пьесе неизвестного «режиссера» явно не предвиделось. Каким он видел финал? Я должен был лихо расправиться с наемниками? Или они – оставить меня, издырявленного ударами шпаг?
Подбрасывая Скрижали на ладони, я снова рассмеялся. На этот раз в голос и от души. Определенно охота на Ренегата становится все более занимательным приключением. Сначала мне пришлось резаться на ножах со смертным, которого я принял за вурдалака, вампирского выкормыша. Теперь – скрестить шпаги аж с тремя носферату, которые прикидывались смертными душегубами. Что дальше?
В чем смысл этих маскарадов? Кому так сильно не дает покоя мое намерение выяснить, откуда взялся чертов Ренегат? Кто мог отправить вампиров по мою душу?
Еще пучок вопросов, на которые нужно искать ответы.
Слабым утешением служил тот факт, что в останках убитого сохранились все четыре Скрижали. А раз так, выходит, это не констебль Второго Департамента и не ищейка Квартала Склепов. У первых в груди сидит только по одному, а у вторых – по три «серебряных Джона». Не бог весть что, но, выходит, в кои-то веки скелеты моих работодателей не торопились ухватить меня за шею своими костлявыми пальцами. И Некромейстеру Алану, и вице-канцлеру Дортмунду нужна была голова Ренегата, а не тайны, в ней хранящиеся.
Они желали, чтобы я остановил убийства, которые чинил взбесившийся кровожор, – все остальное могло пропадать пропадом.
Это упрощало дело, но не объясняло, где и через кого искать Ренегата.
По всему выходит, что за появлением вампира-отступника стоит кто-то третий. Тот, кто не стал пробовать меня нанять или уговорить, а предпочел пощекотать клинками. Кто знал, что рано или поздно я приду к лавке Эйнара Гамона. И не Калешти ли сдал меня этому третьему? Выходит, он его знает?
Вдалеке послышались резкие свистки городской стражи, привлеченной звуком выстрела. Столь быстрая реакция не удивляла: с появлением Ренегата число ночных патрулей в городе увеличили втрое.
Наскоро проверив карманы иссохшего носферату и ничего в них не обнаружив, я поспешил прочь, не желая быть застигнутым на месте происшествия. В связи с важностью задания дядюшка Витар, как глава Второго Департамента, официально наделил меня известными полномочиями, но объясняться со стражей по поводу убийства легализованного вампира все равно не хотелось. Шепну потом дяде, и он замнет все по-тихому.
Единственное, что могло бы меня задержать подле мощей этого дважды покойника, – возможность узнать его личность. Имя носферату сулило дать подсказку насчет того, кто руководил «постановкой» в Аптечном переулке. Но ведь его можно узнать и немного позже, не привлекая к себе внимания?
Рассудив так, я шмыгнул в ближайший переулок, укрываясь от желтого света фонарей, которые держали перед собой бухающие сапогами стражники. В кармане у меня позвякивали серебряные Скрижали.
Три целых и одна искореженная пулей.
Глава XX
Покойная и порочная
Методично вливая в себя стакан за стаканом густое и темное тарнское вино, я сидел дома, в комнатах на Аракан-Тизис, глядел в пламя камина и баюкал разболевшуюся руку. Схватка в Аптечном переулке не прошла даром. Половина швов, наложенных доктором Шу, разошлась, так что пришлось просить его наложить их повторно.
Почтенный бакалавр медицины, кажется, искренне обиделся за столь пренебрежительное отношение к своим предыдущим трудам. Обида выражалась в том, что доктор не бубнил, как обычно, про мой «нездоровый» образ жизни, а просто делал свое дело – быстро и молча, лишь изредка попыхивая трубкой…
Дом был погружен во тьму: я не стал зажигать ламп и свечей, довольствуясь отсветами пламени, грызущего поленья в утробе камина.
Я пытался думать о результатах своей охоты, но, видно, слишком подустал за последние несколько дней и ночей. Мысль шла в голову крайне неохотно. Приходилось усилием воли возвращать себя к разрозненным фрагментам головоломки, упорно не желавшим состыковаться. Последние события мало что прояснили – скорее прибавили сумбура.
Кто-то поспешно рубит все «хвосты», за какие только можно ухватить убийцу-проглота. И Патрик Варра, и Эймар Гамон, знавшие тощего кровожора до того, как он слетел с катушек и превратился в Ренегата, мертвы. Эти ниточки обрезаны и сожжены. Но в то же время кто-то щедро рассыпает у меня перед носом путеводные крошки. И может быть, этот кто-то не один.
Накачанный некрой иберриец в моих комнатах был уверен, что я его не убью. Ему так сказали.
– Погоди… Так не должно было случиться. Ни о чем таком мне не гово…
Вампиры-бретеры тоже собирались умереть только понарошку.
– Ты убил… ты убил его, проклятый ублюдок!
Убитый человек, притворявшийся нежитью, вывел меня на гильдию Ночных ангелов. Убитый вампир, притворявшийся человеком, должен вывести на… кого?
Не уловив сути игры, я все испортил своими носорожьими методами. Думаю, подсказку надлежало получить, обшаривая тела поверженных «наемников». Нехитрые заклинания нейтрализовали вампирскую ауру, обманув и мое чутье, а уж мертвецам притвориться покойниками – плевое дело. Как там шутят кладбищенские смотрители?
– Чем отличается живой покойник от мертвого живчика?
– Обивкой гроба.
Время для своей театральной постановки таинственный «режиссер» рассчитал предельно точно: поздние сумерки. Не ночь, чтобы сразу вызвать ассоциацию с вампирами, но и не день, чтобы им угрожало солнце. Полагаю, если бы трое «бретеров» не застигли меня у «Лавки таинств», они все равно сделали бы это позже – на пути к дому… Если иберрийца, скорее всего, и впрямь отправили на верную смерть, сыграв с ним втемную (забраться в логово Выродка и выйти оттуда живым? – очень смешно!), то вампирам надлежало лишь как можно красочнее разыграть представление. Позвенеть шпагами и угомониться, получив по паре дырок на брата. Вместо этого я уложил одного из них на самом деле, а двоих других напугал так, что страшные кровопийцы сверкали пятками до самого Квартала Склепов.
Путеводные крошки в итоге они унесли вместе с собой.
Черт. Я протянул руку за бутылью, оплетенной соломой, и налил себе новый стакан.
Пуля, угодившая прямо в Скрижаль самого невезучего из вампиров-имитаторов, пустила замысел «режиссера» насмарку. Неужели он не мог предположить, что с меня станется увлечься постановкой так, что в нее будет привнесено немного реализма? Или, я бы даже сказал, натурализма. Глупо с его стороны. Маскарад, театральщина… лишние сложности! Вышел бы напрямую – получилось бы проще. Меня нанимали не разрушить систему торговли вампирским елеем, а просто оторвать Ренегату его безумную голову.
Кто же все-таки пытается вести меня по следу? И с какой целью? И ведет ли этот след именно туда, куда нужно? Был ли человек или носферату, отправивший ко мне иберрийца, «режиссером» из Аптечного переулка?
Отхлебнув вина, я задумчиво покачал стакан в руке. Так ли плохо, что замысел неизвестного доброхота сорвался и мне не досталось наводки? Может быть, оно и к лучшему? Когда тебя ведут и направляют, в девяти из десяти случаев тобой же попытаются и манипулировать. В конце концов, уложив одного из актеров носферату, я могу получить нечто большее, чем просто намек или даже подсказку.
Если люди Витара сработают грамотно, то завтра я буду знать кое-что более верное – имя незадачливого вампира! А с именем работать легко: можно определить круг знакомств и круг общения, найти вампира-мастера, некогда сотворившего киндреда из обычного смертного, растрясти всех, кто будет установлен.
Глядишь, кое-что и вылезет.
Наверняка кое-что вылезет.
Всегда вылезает. Уж я-то себя знаю.
Пока же самым простым будет предположить, что инсценировщиками двигала рука одного из партнеров Варры и Гамона. Быть может, того, кто привел к ним донора? Того, кто знал Ренегата до его падения и кто все еще жив. Ну или мертв, но никак не упокоится по ту сторону жизни.
Я допил вино и потянулся, чтобы поставить стакан на столик подле камина, когда в комнате вдруг стало чуть прохладнее. Мои пальцы разжались, стакан глухо зацокал по доскам пола. Не пытаясь встать с кресла, я резко повернулся, нацелил ствол «единорога» в темноту дверного проема и взвел курок:
– Тебе лучше выйти на свет, если не хочешь получить пулю.
– Куда катится этот мир? – насмешливо протянул странный голосок.
Он не был ни тонким, ни писклявым, но называть его хотелось именно так: не голос, а голосок. С едва слышной хрипотцой, по-кошачьи мягкий, вкрадчивый.
– Разве можно быть таким грубым со своей гостьей? Да еще такой очаровательной и милой.
– Не припомню, чтобы я рассылал пригласительные. Даже очаровательным и милым.
– Но твоя дверь не была заперта. – Черная тень, прорисовавшаяся в дверном проеме, слегка качнулась. – Я расценила это как приглашение.
Я что, в самом деле, не закрыл дверь? На меня непохоже…
– Неумно с твоей стороны. Я мог сначала выстрелить, а потом заговорить.
– Однако же не выстрелил, – мурлыкнула тень. – Может, опустишь пистолет, Слотер?
Как же! Я направил в сторону двери ствол второго «единорога».
– В твоем присутствии? Очень смешно.
– Я так и думала. Правда, ты непохож на мужчину, которого может испугать красивая женщина.
– Тебе лучше выйти на свет, – угрюмо повторил я. – И это больше не просьба.
Она шагнула в комнату: тонкая, бледная как мел и неуловимо хрупкая. Изящная. Даже слишком изящная – прямо актриса-тень в анчинском театре. В ней не было гибкой упругости Таннис или огня маленькой Ли-Ши. Казалось, дунь ветер – и ее унесет в угол, запутает в скопившейся там паутине. И в то же время я чуял исходящую от нее силу – мрачную и древнюю. В ночной гостье вообще присутствовало нечто противоречивое, если не сказать, гротескное: как будто какие-то мельчайшие детали, несочетаемые в принципе, сочетались в ней на изломе возможного.
Подведенные уголки глаз делали ее хищный прищур варварским и раскосым, светлая помада тщетно силилась заглушить пунцовую яркость полноватых губ. О эти губы… они могли бы показаться чувственными, если бы только не обнажали в улыбке сияющие неестественной белизной клычки, слишком длинные для любой смертной женщины.
Когда она шла ко мне – один, два, три шага, – длинное платье с совершенно бесстыдными разрезами то обнажало, то скрывало гладкие матово-белые ноги, словно бы выточенные из двух кусков алебастра.
– Свинец меня не остановит.
Улыбнулась. Слишком сладкая улыбка, чтобы ей доверять.
В ней всего было… либо недостаточно, либо слишком.
– Зато макияж попортит, – я нацелил спаренные стволы «громобоя» прямиком в белый округлый лобик. – А пока будешь его восстанавливать, вобью тебе кол в грудь.
Первая пуля засядет аккурат меж подведенных черным бровей. Вторую всажу ей в прямо рот. Вампиры слишком любят и культивируют свои клыки, чтобы так просто пережить их потерю, пусть и временную. Это вызовет своего рода психологический шок.
– Не жалко будет портить такую красоту?
Небольшая, но идеальной формы грудь и без того выпирала из декольте откровенно… почти агрессивно. Когда же она сжала ее ладонями и приподняла, не осталось ничего, что нельзя было бы не рассмотреть.
Мейс Треверс: «У стервы отличные сиськи, но я ее не пустил».
Да, она могла бы быть вульгарной. Если бы не была такой красивой.
И опасной.
– Ты обо мне мало слышала? Мне случалось охотиться и на суккуб. Я давно не ведусь на дешевые трюки с соблазнением.
– Дешевые? Ты оскорбляешь меня, Слотер. И ты уже повелся. – Она на мгновение замерла, продолжая улыбаться, сладко и одновременно вполне себе плотоядно. – Я сделала три шага, а твои пистолеты молчат.
– До той щели на полу, что я наметил, осталось еще два шага. Переступишь ее – спущу курки.
Бледная гостья с интересом посмотрела себе под ноги:
– Спустишь? Почему именно тогда, не раньше?
– Потому, что я предпочитаю стрелять почти в упор. Так, чтобы уж наверняка…
Она аккуратно, точно по тонкому льду, сделала два шага и остановилась перед пресловутой щелью, почти касаясь ее пальчиками ног в открытых сандалиях. Подкрашенные ноготки светились розовым. Я мысленно покачал головой: обувка абсолютно неуместная для осеннего Ура.
Улыбка исчезла, и бледное лицо, гладкое, словно выглаженное пальцами скульптора, приобрело наигранно-серьезное выражение. Даже легкая вертикальная морщинка пролегла между бровями. Она умела притворяться совершенно никудышной актрисой. Играла так, чтобы всем вокруг казалось, будто она именно это и делает – ведет себя словно бездарная лицедейка, а то и просто очаровательная дурочка.
Великолепная маскировка для подобной хищницы.
Смотреть на нее было приятно. Главное только не дать себе забыть, что «дурочка» таила внутри зверя, способного надвое разорвать взрослого мужчину.
Вампиресса. И даже кое-что похуже…
– И что теперь, мой брутальный Слотер? Наши отношения зашли в тупик?
– Они даже и не начинались, Морган. Мы с тобой не Джулиан и Мэриэтта.
– Не знала, что ты читаешь любовную лирику.
– Там хватает убийств и крови, чтобы мне понравилось.
Я не опускал пистолеты, несмотря на их тяжесть. Если надо, я могу держать оружие на вытянутых руках часами.
– Что тебе нужно?
– То же, что и тебе, о великий охотник на нечисть. Найти вампира, который пьет Древнюю кровь. Того, кто убил Пустышку Треверса.
Визит ее меня удивил. А вот его мотив – не очень.
Интерес Морганы Морган к Ренегату вполне естествен, если не сказать закономерен. Неслучайно она раньше меня попыталась пробраться в особняк Эдварда Треверса.
– Вас таких тянет друг к другу.
Возможно, обдолбанный Мэйс Треверс тогда, в поместье своего покойного кузена, в кои-то веки не нес околесицу. Что-то в его словах было. На свой лад Моргана из клана Морганов действительно ничуть не меньший ублюдок, чем я или покойный Эдвард из Треверсов. Как и меня, ее не должно было существовать в природе. Я ведь, кажется, упоминал, что носферату не дано обращать в себе подобных потомков Лилит. Вампирская зараза не выживает в ядреной Древней крови. Но извращенное наследие нашей великой и грешной праматери снова выкинуло грязный фортель – единственным Талантом Морганы стала способность умереть и воскреснуть к новой жизни – по ту ее сторону.
Феномен. Уникум.
Ублюдок.
Самим фактом своего существования и я, и Моргана нарушали многие догматы, связанные с нашим видом. Смертный мужчина неспособен зачать ребенка, в жилах которого будет течь Древняя кровь. Бессмертный носферату – да будь он сам Некромейстер Алан! – не способен сотворить киндреда из потомка Черной Суки. Это считалось столь же очевидным, как то, что вода мокрая, а камень твердый.
Ага, как же…
Вот они мы. Стоим друг против друга – сын смертного мужчины и порождение мертвого упыря. Рука моя, сжимающая пистолет, более чем реальна, а из-под ее верхней губы натурально блестят клыки. Все неправильно, но так уж получилось.
Моего отца семья разложила по колбочкам и пробиркам, пытаясь дознаться, как такое могло произойти. Морганы же, я слышал, до сих пор экспериментируют с идиотом-вампиром, который укусил Моргану и уподобил себе. Не знаю, много ли от него осталось, но, уверен, бедолага уже не одну тысячу раз проклял свое бессмертие.
По Моргане, впрочем, его страданий не видно. Наследие Лилит дало свои побочные эффекты и здесь: кровных уз, неизбежных и неразрывных между вампиром-мастером и его киндредом, не возникло.
Одно время ею всерьез интересовался мой младший брат Джайракс, намеревавшийся заполучить девицу Морганов для своих исследований. Остановило его лишь прямое вмешательство Эторна. Моргана все-таки оставалась частью своего клана, и наш патриарх строго-настрого запретил демону-хранителю Слотеров нарушать хрупкое перемирие между Древней кровью. Времена сейчас не те, чтобы размениваться на склоки и конфликты друг с другом. Стремительное распространение скрученных заклинаний, наделявших возможностью творить волшбу людей, от рождения не имевших и искры колдовского дара; резкий рост населения Блистательного и Проклятого, а также тот странный факт, что в кланах почти перестали появляться младенцы, – все это подрывало могущество Древней крови. Ее стоило беречь, даже если это кровь потенциальных врагов.
Я убрал один из пистолетов.
– Мэйс говорил, ты пыталась подобраться к трупу его брата.
– Ох уж этот Мэйс. Грубиян и пошляк. Говорил со мной, а сам глаз не мог оторвать от декольте. Не хочу даже вспоминать этого слюнявого наркомана. Другое дело ты, Сет… Признаться, я удивлена. Ты уже несколько дней идешь по следу Ренегата и до сих пор не соизволил нанести мне визит.
– С чего бы мне торопиться?
– Потому что это логично. Уверена, когда ты узнал, как погиб Эдвард Треверс, первая мысль была обо мне. Ведь если и есть вампир, способный нападать на детей Лилит для утоления голода, – это я.
Я приподнял бровь.
– По крайней мере теоретически, – сладко зажмурилась Моргана.
– Логика в твоих словах есть. Но меня нанимали искать Ренегата, а не тебя.
– Меня искать приятнее, – обиженно надула губки Моргана. – Я красивее. И могу дать куда больше.
Длинные, изогнутые орочьими ятаганами ресницы захлопали, взлетая и падая, словно шелковистые крылья ночной бабочки. Пришлось напомнить себе, что образ наивной и соблазнительной дурехи, это именно образ. За ним таится чудовище.
– Не буду спорить. Если бы я не нашел других зацепок, пришел бы к тебе. Можешь мне верить, Моргана.
– Я тебе верю.
Она умоляющим жестом прижала руки к груди.
Насквозь фальшивая актриса.
– А что касается зацепок… могу я знать, насколько они серьезны? Лишь в общих чертах, не претендуя на секреты твоей профессии, Сет.
– Достаточно серьезны. Я уже почти добрался до мерзавца, способного сосать нашу кровь… вот только управиться с ним с первого раза не вышло. Слишком прыткий.
По лицу Морганы скользнуло странное выражение – смесь разочарования и злобной радости.
– Ты разочаровываешь девушку. Я слышала, с тех пор как убили Эрлика, ты самый настырный и опасный сукин сын в этом городе.
Я вздохнул:
– Я бил Эрлика еще в детстве.
Табуретом!
– Но Ренегат от тебя ушел.
– Ушел. Правда, перед этим я всадил в него как минимум одну пулю, проткнул насквозь колом, сломал несколько ребер и облил горящим маслом. Наверное, перестарался – он понял, что я слишком серьезен, и бежал.
Моргана прыснула, как молоденькая девчушка, услышавшая непристойную шутку. Затем посерьезнела:
– Значит, рассказы о твоей схватке с ним на кладбище, что ходят по городу, не выдумка.
– Хотел бы я, чтобы они были выдумкой, – проворчал я. – Теперь мерзавец стал чуть благоразумнее и его уже не застать врасплох.
Несколько секунд мы молчали, поглядывая друг на друга. Моргана перестала кокетничать и даже подтянула лямки своего платья, от чего видно стало ничуть не меньше, но сам вид сделался чуть более пристойным. От дурашливой задумчивости, которую она демонстрировала пару минут назад, не осталось и следа: на кукольном личике читалась настоящая сосредоточенность. Наконец моя гостья решилась:
– Послушай, Сет, это очень важно. Я пришла сюда не выведывать твои тайны. И не для того, чтобы засвидетельствовать тебе: я не нападала на Пустышку. Я хочу предложить свою помощь. Искренне. – Нервничая и подбирая слова, Моргана даже прикусывала губу выступающими клычками. – Мне тоже нужна голова этого вампира, но можешь не бояться, я не претендую на часть награды за нее. Клянусь!
Последнее слово она выпалила неожиданно громко.
Я опустил второй пистолет, поднялся из кресла и отступил в глубину комнаты, жестом приглашая ее занять мое место, а заодно выигрывая время, чтобы быстро прогнать в голове несколько мыслей.
К чему она ведет? Интерес Морганы к Ренегату вполне очевиден – на свой лад он был таким же вампиром-мутантом, как она сама. Но что именно дочь Морганов надеялась отыскать, потроша труп безумного носферату или… пробуя на вкус его кровь? Лекарство от своего недуга? Возможность обращать в себе подобных и других потомков Лилит, чтобы не скучать по ночам в одиночестве?
– Благодарю за искренность, Моргана, но тебе придется меня серьезно заинтересовать. Потому что сейчас я не нуждаюсь в твоих услугах.
– Один раз Ренегат от тебя уже ушел, – напомнила Моргана. – Я могла бы сделать ему подножку, окажись тогда рядом.
– Случайность. И я привык работать один.
– Неправда. Тебе регулярно помогает твой племянник Джад. Знаешь, он редкостный очаровашка. Не будь одним из ваших, я наведалась бы как-нибудь ночью в его спальню. И еще этот молодой уличный бандит… Кот. К нему-то я обязательно наведаюсь. Но чуть позже, годика через три-четыре, когда парень станет самый сок.
– Мои друзья под моей защитой, – хмуро предупредил я.
– О. Я не собираюсь убивать или пробовать его! – Она рассмеялась. – По крайней мере, в тех смыслах, в которых ты подумал… Уверена даже, ему понравится.
– Ближе к делу.
– Хорошо, Сет. Ты не хочешь моей помощи. Тогда я могу нанять легендарного Ублюдка Слотера. Мои деньги не будут слишком плохи для тебя?
– Боюсь, не сможешь. Я уже взял аванс у других заказчиков.
– Ладно, – сказала Моргана, и в голосе ее зазвучали отчаянные нотки. – Тогда я просто буду следовать за тобой словно тень. Как ты поступишь в этом случае, Сет Слотер, великий и страшный охотник на нечисть? Прострелишь мне ногу? Будешь угрожать осиновым колом? Отложишь поиски Ренегата до утра?
Я почесал щеку, укалываясь об отросшую щетину.
– Что тобой двигает, Моргана? Каковы твои мотивы?
– Слова «научный интерес» тебя не удовлетворят?
Я промолчал.
Моргана вздохнула:
– Я слышала про тебя много всякого, Сет. Скажу честно: плохого говорят больше, чем хорошего. К тебе и за помощью-то никто не обратится сам, пока в спину не начнут толкать мертвые. Слышал такую поговорку? Я мертвая. Я вампир. И я же Морган. А значит, последний человек, которому ты станешь помогать. По крайней мере, по доброй воле. – Голос вампирши звучал все глуше, слова давались ей через силу. – Но я не буду с тобой играть, Сет. Не буду пытаться тобой манипулировать. Я открою тебе свои карты.
Она повернулась в кресле и выгнулась, откидывая в сторону волосы. Сначала я воспринял это как очередное позерство, ибо в результате фигура Морган самым выгодным образом обрисовалась в дрожащих отсветах камина, но, сумев оторвать взгляд от ее потрясающих изгибов, увидел, что ошибаюсь.
Она просто показывала мне причину своего интереса.
На изящной, белоснежной шее, немногим ниже мочки уха, зияли две маленькие ранки с обсосанными краями.
– Ты хочешь знать мои мотивы, Сет Слотер? – с вызовом спросила Моргана, глядя в огонь. – Что ж, они просты. Я хочу мести! Этот скот изнасиловал меня!
Я в замешательстве начал барабанить пальцами по бедру. Ранки совсем не походили на те жуткие рваные раны, что оставлял Ренегат на телах своих жертв…
– Он изнасиловал меня своими клыками, Сет! – уже не сказала, выкрикнула Моргана. – Не членом! Это бы я пережила. Клыками!
Теперь в ее голосе слышалось приглушенное рыдание. Только это не было горечью или болью – то была ярость, не находящая себе выхода.
– Он пришел за ночь до смерти Эдварда Треверса! Напал на меня в собственной спальне: мелкий и тощий, но слишком ловкий и сильный, чтобы я могла с ним справиться. Скрутил меня, прижал к кровати и сделал… сделал свое дело. Он осквернил меня. Ублюдок! Проклятый ублюдок!
Я уже давно привык к тому, что и люди и нелюди ругают других моим вторым именем, и не обратил на это никакого внимание. К тому же мной целиком завладела история Морганы. Такое поведение Ренегата в корне меняет дело. Более того, последние пару дней, кажется, я потратил попусту, поскольку выходит, что в пристальном изучении нуждалась не тайна происхождения Ренегата, а его, хм, новые потребности.
– Почему он тебя не убил?
– Почему? – Моргана рассмеялась. – О! Он сказал мне почему. «Когда я закончу собирать дань и стану королем, мне потребуется моя королева. Ты единственная, кто может составить достойную пару». И моя кровь текла по его подбородку. Я слышала ее запах. Он сказал, что вернется, Сет! Он снова возьмет меня!
Логично. Более чем.
С тех пор как Ренегат припал к венам Морганы Морган и Эдварда Треверса, в его мертвых жилах потекла Древняя кровь. Так же как и в ее. И выбор его не был случайным: других, подобных этим двум, в кланах просто не существовало.
«Вас таких тянет друг к другу».
Да, Мэйс! Ты чокнутый сукин сын, но ты попал в яблочко. Выбор последних жертв Ренегата многое объясняет.
– Я хочу его кровь, Сет! Его кровь, его клыки и его яйца! Ради них я сделаю для тебя все что захочешь. Все. Ты Слотер. Хочешь, чтобы дочь Морганов валялась в твоих ногах и вылизывала тебя как комнатная собачонка? Я сделаю и это! Только скажи.
– Я не сторонник некрофилии.
– Но я и не настолько мертва.
Если бы она попыталась вновь пустить в ход свои чары: играть, соблазнять, кокетничать, я бы, пожалуй, выставил ее за дверь. (Хотя, вру, не выставил бы. Если Ренегат намеревался вернуться к ней снова, Моргана могла сыграть роль приманки.) Однако дочь Морганов, опустошенная вспышкой собственной ярости, произнесла последние слова, сгорбившись в кресле, глядя на пляшущие языки пламени остановившимся взглядом.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.