Текст книги "Жизнь, нарисованная небом"

Жизнь, нарисованная небом
Влад Потёмкин

© Влад Потёмкин, 2016

ISBN 978-5-4483-1580-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

Поиск на Земле, который «ХРАНИТЕЛЬ ДУШ» намеревался исполнить, без каких либо трудностей, затянулся. Надо было определить время, но время ему определить, так и не удалось. Импульсы, на которые, он так рассчитывал, пропали. Нет, они конечно были, но он не мог уловить их локацию, надо было взять след, а для этого перенестись обратно в «ХРАНИЛИЩЕ» или же в прошлое и оттуда возобновить поиск. «НА ВЕРХ», в ближайшее время, ему уже было нельзя, а ждать – чревато – оставалось прошлое…

– Выйти на след, хотя бы одной Души, – рассуждал «ОН», – а дальше будет легче.

Он прекрасно помнил, что одна из Душ до этого гостила в оболочках царственных особ Клеопатры и Евдокии с не большими разрывами во времени, всего в каких-то – лет… четыреста.

Евдокия занималась открытием университета. Она устала, но искры радости от выполненной работы её вдохновляли на столько, что она не чувствовала этой усталости.

– Зачем тебе это? – спросил муж.

– Феодосий! Ведь я тебя люблю! – ответила она.

Император засиял лучезарной улыбкой.

– Умными людьми управлять легко, – добавила она серьезно. – И они сделают для империи больше пользы, нежели безграмотные, пусть даже и очень старательные и преданные.

– Тебе это доставляет удовольствие?

– Да!!

– Вот, поэтому, ты, и настаиваешь – на открытие университета, еще и в Армении?

– Армения постоянно встает раздором между нами и Персией. Это потому, что сами армяне не видят блеска империи?

– Ученье свет! – поддержал ее император.

– Открытие университета, как раз и прольет этот свет в сознании армян и они сами решат – «с кем им быть» – с шахом или с христианином-императором?

– Надеюсь, ты, не отправишься на восток – руководить процессом, от закладки первого камня до полного возведения здания. Этот вопрос звучал больше, как подвох – Евдокия предпочитала сама руководить процессом «от и до».

– Не знаю, – заулыбалась она. – Это зависит от того – пустит ли меня туда, мой муж?

Феодосий улыбнулся, еще более радостно чем прежде.

– Хватит в нашей семье уже каменщиков!.. Я строю стену, ты университет!

Феодосий, уже несколько лет, строил крепостную стену вокруг Константинополя.

– Хотя, ты, свое детище возвела, а я вот – еще нет.

– Тебе помочь?..

– Спасибо, я сам!

– Зря!.. Ты, лишаешься великого плотника-бетонщика! И с не малым опытом!

– Я нашел тебе помощника – мужа ученого, уважаемого и очень даже, именитого в Армении по имени Маштоц Мисроп. Пусть он командует… и каменщиками! И плотниками! С тебя уже хватит!!

– Спасибо, – сказала Евдокия восторженно и благодарственно поклонилась.

– Тебе подарок, – Феодосий протянул жене маленький сверток на своей ладони.

В свертке оказалась шкатулка из дерева красного цвета. На крышке на фоне неба были изображены белые тучи кучевых облаков и два аиста летящие друг другу на встречу.

Эту шкатулку, он сегодня купил в ювелирной лавке, а стихи, вложенные в этот ларчик, написал сам. Они были о любви – очень даже – личные… и заканчивались так:

«Наше общее желанье,

Вместе быть всегда, всегда

Пусть наша любовь будет звучаньем

Двух сердец, поймавших счастья миг.

Аминь»

Все – это время, пока императрица читала, улыбка не сходила с ее лица. Она прекрасно понимала – чьё это творчество? Стихи, конечно по стилистике и манере изложения, уступали поэтам, с которыми ей доводилось общаться в кружках и на диспут вечерах, но – то, что они были написаны искренне и от души, Евдокия не сомневалась. Она сама писала поэму – о только, что завершившейся персидской войне и прекрасно понимала – что такое писать?

Факелы освещали лестницы дворца, залы и все прилегающие парки предавая им, сверхъестественный ярко-багровый вид. Богатая драпировка колыхалась в такт языкам пламени. Трепетные звуки музыки доносились не понятно откуда. Запахи благовоний не видимым обонянием окутывали со всех сторон, проникая внутрь и погружаясь в лоно немыслимой неги.

Дочитав, Евдокия улыбнулась, еще раз и, поцеловав мужа сказала:

– Спасибо.

Невдалеке, зазвучал колокол, его звук медленно растворялся по местности и сознанию. Голова закружилась от счастья.

– Я люблю тебя, – услышала Евдокия и эти слова были приятны ей, как звучание колокола, разбегающиеся по телу отголосками радости и счастья. Она прижалась к нему, положив голову на плечо. С гобелена на нее смотрели лебеди, кивая своими миниатюрными головками на длинных красивых шеях – они радовались ее счастью.

– Как хорошо, – подумала она и прижалась еще крепче. Птицы с гобелена, в такт ее чувствам, продолжали кивать.

Смотря на них и любуясь их счастьем, Ангел-Хранитель прекрасно понимал, что – «не вовремя». Присутствие Феодосия, могло внести, лишь дополнительную путаницу и не добавить ничего определенного в поиске – «взятия следа». Он решил прилететь сюда, еще раз, когда императрица будет одна, а сейчас решил – им не мешать, пусть даже и косвенно – он довольный их счастьем улетел.

– Прилечу – сюда, еще раз, – решил он, полный хорошего настроения. Ему было не по себе, лишь в одном:

– Незаслуженно и давно я не посещал Феодосия и его сестру, – рассудил он.

Глава II

Маленькие птички под свое щебетание перелетали с ветки на ветку.

– Смотри, – Ауст указал на пару, среди порхающих в листве неугомонных птах. Птицы перелетали с ветки на ветку над их головами. Пара привлекла внимание Ауста своим необычайным красивым оперением.

– Какие красивые, – восхищено воскликнула Идэн. – Слышишь, как они щебечут?

– Да! – ответил Ауст.

– Это они радуются за нас!!

Теперь Ауст и Идэн, часто и подолгу проводили время вместе. Сидели, где-нибудь на лужайке под увесистым деревом или шли бесцельно – вдоль берега, а то и прямо – на растущем корабле, свесив ноги с кормы и, любуясь один другим. Глядя, друг дружке в лучистые и счастливые глаза они познавали себя в неразрывном монолите друг друга. В этих взорах они взаимно открывали один другому сердца и улыбались, довольные своею находкой.

– Ты прелесть!! – восторженно прошептал он.

Она в ответ улыбнулась.

– Я тебя люблю!!!

– Я тебя тоже!

Они целовались. Целовались и разговаривали и, слова эти звучали с такой бесконечной нежностью и, ликованием, что казалось – им, нет границ. Ласковые интонации неизменно присутствовали на всем протяжении их беседы. Они настолько были упоённые страстью и уверенностью друг в друге, что дело совместной жизни, считали – как факт решённый и уже даже свершившийся и само – собой разумеющийся. Необходимость, одного в другом, у них была настолько велика, что даже малейшая разлука наводила на них уныние и грусть. Разлуку одни считали не мыслимой, но если, случалось такое – мать, забирала Идэн, по какой ни будь хозяйственной нужде, то при ее внезапном появлении – Ауст вздрагивал, и лицо его вспыхивало жаром – горячей вскипевшей кровью. Идэн также, увидев любимого, теряла свой лик – присущей ей невозмутимости – готова была, в тот же миг, броситься ему на шею, лишь – присутствие отца сдерживало ее – от этого порыва. Но им, достаточно было, какого-то мига побыть вместе, чтобы вернуть себе довольное, расслабляющие и уравновешивающие их состояние.

– Ты благоухаешь ароматом весны и невесты, – с трепетом в голосе проронил Ауст.

– Так уж прям, и невесты? – голосом заигрывания и блеском глаз переспросила она.

Он провел рукой по ее щеке, с такой трепетной нежностью, что она чуть не заплакала от счастья. Ауст был для нее открытой книгой, в которой она не видела ничего, кроме утопающего счастья. Раньше, она постоянно находилась, в каком-то глубинном ощущении не досказанности и пугающей тайны, а она хотела открытости, без всяких недомолвок и полуправд. И вот, наконец-то сбылись ее мечты, по-детски наполняя её радостью и счастьем.

Они спустились к воде, и пошли вдоль моря, любуясь закатом. Шли, по шуршащей гальке, взявшись за руки и слушая игру волн – их не замысловатый мотив звучания: «ДА» и «НЕТ». Набегая на берег, волны произносили – «ДА», а отступая, говорили – «НЕТ». Но и то и другое под аккомпанемент шуршащих береговых камешков-голышей.

Не высокая природная гряда отгораживала заводь от моря, и до прихода приливной воды в фиорде стояла полная тишь. Пользуясь штилем, они принимались «печь блины» – пускать по глади воды плоские камешки – блинчики. Плиточки шлепали по воде, оставляя круги, а Идэн с Ауст считали каждое подпрыгивание. «Пекли» они и вместе и врозь и Идэн, по-детски, искренне радовалась, когда она превосходила свой же – предыдущий блинный результат. Она подпрыгивала на шуршащем галечнике и в след ее движениям, волосы колыхались в полете и, вся она была в этот момент неистово красива. Потом они целовались и, встретив рассвет, быстро бежали спать, чтобы не быть замеченными родителями.

– Какая, ты, красивая, – наполненный счастье прошептал он, глядя в ее лучистые голубые глаза.

– Это по тому, что, ты, меня любишь! – сияя белоснежной улыбкой, проговорила она. Они шли, вдоль береговой черты, любуясь полетом чаек. Сумерек опускался над морем и побережьем. Белая ночь уступила свои права, и вот-вот должно было стемнеть. Волны колыхались – шуршали между валунов, натыкаясь на выступы скал и протиснувшись, пропадали в гротах пещер и ущелий и выбирались оттуда, потерявшие былую силу и нежно трепали выставленные в воду подошвы влюбленных. Ауст поцеловал Идэн и уставился в пульсирующее огнями небо. На небосводе сияли звезды, и множество метеоритов засыпали августовское небо, оставляя длинные пылающие следы на черном небосводе бархатной ночи. Ноги их то и дело скрывались в пене набежавших волн.

– Загадывай желание, – прошептал Ауст, целуя ее в мочку уха. – Я уже загадал! Но я, тебе не скажу, а то не сбудется…

– Я уже загадала, – улыбнулась она, – и без твоей подсказки.

Он загадал, чтобы поскорее пришли с моря отец с братьями и прислали к «Курчавой Голове» и Хиль «Матери Природы» сватов и они с Идэн заживут счастливо, ни на минуту не расставаясь. Ауст решил отделиться от своего большого семейство, чтобы не ютиться в тесноте и построить свой собственный дом. Но это было его тайной. Он уже даже начал – рано по утрам, пока все спали и его ни кто не мог видеть – таскать на возвышенность камни, плотно прижимая их холодную массу к своему теплому животу.

Она загадала, чтобы поскорее вернулись с промысла родственники любимого, и заслали к ее родителям сватов и тогда они с Аустом заживут – счастливой, пресчастливой жизнью. Нет, она и так счастлива. Только, оно, какое-то не такое – это счастье – не полное – чего-то в нем не достает, чего-то не хватает.

Но из загаданных ими желаний сбыться суждено было лишь второму – «жить они будут счастливо». Отец и братья с моря не вернуться и надобность в строительстве дома отпадёт сама по себе.

Натасканные Аустом камни останутся лежать не нужной грудой до лучших времен. В 1046 году норвежский конунг Харальд вернулся на родину. После долгих лет службы на Руси и Византии он ввернулся в лучах воинской славы, богатый и женатый – на дочери киевского князя Ярослава Мудрого – Олисаве и добился от своего племянника со-правительства в управлении страной. Норвегия приветствовала Елизавету, так на скандинавский манер подданные величали жену конунга. Несмотря на внимание и почести Елизавета скучала, вспоминая бурно-шумящий торговый Киев с его множеством рядов и рынков. Харальд, видя жену удручённой, решил развить торговлю. Из груды камней лежащих без применения, конунг повелел построить торговые ряды, которые и послужили основанием будущего города Осло.

Глава III

– Волк? – переспросила она. – А откуда такое слово пошло?!!

– А тебе это зачем? – поинтересовался Ангел.

– Любопытно.

– Надо же? – подумал Хранитель. – Она говорит и рассуждает, как женщина! Ответила не интересно, а любопытно…

– Так волков окрестили люди. Это от слова – «волочить» – «тащить» – «уволакивать» – «в-л-к».

– Почти что, как – «воровать».

– Если рассматривать, как действие то – «Да!» А, ты, откуда знаешь про – «воровать»?

– Слышала в селе.

– Когда ходила на промысел?

– Да.

– Ты, любишь подслушивать чужие разговоры?

– Я не против… Но, там было не до подслушивания – схватила курицу и бежать.

– Что же тебя выдало?!! Ты, же осторожная особа?..

– Засмотрелась на людей и промахнулась.

– А куры подняли шум?..

– Да!.. Куры подняли шум, но я успела покинуть загон до появления людей. Лишь вдогонку услышала: «Какая хитрая лиса?!!»

– Не надо ворон считать!.. В твоём случае людей!

– А почему они называют меня – «Лисой?»

– Потому, что ты хитрее волков!.. Нет в тебе той прямолинейности, присущей волкам.

– Да?..

– Да.

– А я уже было, даже, обиделась.

– На что?

– Неужели я такая маленькая, раз меня дразнят – «лисой»?

– Не беспокойся!.. Ты, не маленькая!.. И ещё, какая не маленькая!!! Ещё не все-то волки обладает такой статью, как у тебя! А, ты, всё-таки девочка!

Ай была длинною более полутора метра. Таких размеров достигал даже не каждый матёрый волк. А её полуметровый хвост говорил сам за себя, как грозное оружие. Массой тела она также не уступала матёрым вожакам стаи, в которые она время от времени попадала, и везде её принимали с радостью, но она почему-то в этих приёмных стаях не задерживалась. Ей не нравились волчьи повадки, которые своими действиями были направлены на что-то большее, чем предусматривались своим изначальным предположением. Казалось бы, начавшаяся, ни с того ни с сего, безобидная игра, вытекали на расположение в иерархической лестнице. Оказывается игрища и затевались, чаще всего, для того, чтобы определить физическую мощь и перераспределить своё положение в стае. Когда Ай своим восьмидесяти килограммовым весом сталкивалась в прыжке с очередной игруньей, та отлетала от неё, как от каменной стены, а в добавлении ко всему, она, уходя в скручивающийся пируэт, добавляла нападавшей, ещё и своим увесистым хвостом, то после этого игра тут же заканчивалась. Во всех стаях, где бы ей ни довелось побывать, этот удар окрестили – «удар поленом».

– А не боишься, что люди покарают тебя за твои прегрешения? – спросил её Ангел.

– Нет.

– А зря!.. Тебе, что добычи не хватает в лесу?

– Хватает.

– Тогда, зачем, ты, идёшь в село?

– Мне там интересней.

– Интересней?

– Да!.. Интересней.

– А какой же там интерес?

– Мне нравиться наблюдать за жизнью людей.

– А не боишься?

– Чего?

– Как, чего?.. Скажем… собак!..

– Скажите тоже, – и она, подвывая и хохоча, засмеялась.

– В самом деле?.. – подумал Хранитель, какое нелепое сравнение.

– Я и собаки!.. – смеясь, повторяла она. Её голос и хохот, в данный момент, был какой то не волчий – какой то далёкий и не понятный, но в то же время он продолжал говорить сам за себя – «Где «Я!!!» и где «Собаки?..» И она, это неуважение выражала явно, показывая своё превосходство, над бывшими сородичами.

– У тебя к собакам, нет ни какой симпатии?

– Нет!.. А почему она должна у меня быть?!!

– Мало ли?!!

– А, вы, чем так встревожены?.. – спросила волчица, видя его озабоченность.

– Я не могу найти трёх крестников.

– Да… – посочувствовала Ай, зная ответственность Хранителя.

– Вот тебе и «ДА?!!»

– Найдёте!!! – успокоила его всё понимающая волчица.

Ай сама себе выбрала имя. Ангел-Хранитель не торопил её с выбором.

Прямолинейные волчьи ухаживания не нравились волчице. Это и было её основной причиной перехода из стаи в стаю. Но везде было одно и то же, разочаровавшись, она решила жить одна. Ай прекрасно понимала, что это будет не легко – коллективное проживание в стае давало больше шансов выжить, среди сородичей и остальных конкурентов в дикой природе.

Она долго кочевала в одиночестве, выбрав территорию проживания чуть к северу от места обитания волков. Лисы и песцы не были так наглы в своих действиях, да они и побаивались волчицы, так что дело не доходило до прямых схваток и конфронтаций, как с волками. Ей нравилось пересекать бескрайные, огромнейшие просторы. Нагулявшись, она подкрадывалась к чуму, где жила женщины и, подсунув морду под шкуры, обозревала её жилище.

Женщина сидела у костра – дым уходил в отверстие на верху конического сооружения. Над огнём, на приспособлении висела металлическая ёмкость.

– Кто, вы? – спросила её волчица, но дама в чуме не ответила ей.

Она заворожённо смотрела на огонь, а когда вода в ёмкости закипала, её изрезанное морщинами лицо оживало.

– Как, вас зовут? – не унималась гостья, но сидящая, продолжала молчать.

Видя, как женщина радуется, закипевшей воде волчица назвала её – «Буль-Буль».

«Буль-Буль», тут же, принималась, наливала себе в чашку содержимое из чайника, пуская тёмную тонкую струйку, через узкое отверстие носика ёмкости. После чего, она не торопливыми глотками отпивала приготовленное снадобье, держа чашу в ладонях перед собою и продолжая всё также неотрывно смотреть на огонь. Через какое-то время, она начинала, что-то шептать, медленно-медленно шевеля губами. После каждого эпизода-шептания, она вскидывала руки и громогласно тянула – «Ай», уставив свой взор в коническое отверстие чума с убегающими в звёздное небо колечками дыма.

Волчица не могла понять – что она шепчет, но «Ай» она слышала отчётливо и это громогласное улетающее в небо прошение ей нравилось. Пусть это будет моё имя, решила она.

Теперь, как только волчица слышала над просторами тундры летящее – «Ай», она, тут же, неслась на зов и, подсунув морду под основания жилища, смотрела на шепчущую Буль-Буль. Ай ловила в тундре куропаток, зайцев и обязательно часть добычи приносила хозяйке чума.

Каждое утро, волчица подсовывала свою морду под шкуры дома, здоровалась с хозяйкой и просила её:

– Буль-Буль!.. Пошли мне удачной охоты!!!

Хозяйка начинала, тут же, что-то шептать, лишь в её присущей манере, и в завершении своего невнятного монолога, с взмахами рук рассылать миру громогласное – «Ай», под улетающие ввысь вьющиеся колечки дыма.

Получив благословение, просительница отправлялась на охоту и, без какого-то либо труда, вылавливала на заснеженных просторах тундры из нор куропаток, попавших в западню. За ночь мороз сковал их жилище плотной коркой наста и из этого, коварного мешка пернатым было теперь не выбраться.

Узницы попадались ей сотнями. Здоровую птицу волчица отпускала и непременно – часть добычи отдавала Буль-Буль, складывая её у входа в чум. Куда бы Ай не шла, Буль-Буль была всегда рядом с ней.

Однажды зимой, по льду, она пересекла океан и столкнулась с койотом. Он ей тоже не понравился. Он принялся за ней ухаживать, но его плюгавость ни давала ему, ни каких шансов. Он ей, чем-то, напоминал лиса, но с более разношёрстным окрасом.

Буро-кроплёный, чёрно-серый верх ухажёра казался ей смешным, а вечно выгадывающая лукавость – отталкивающей. А самое главное – в его громко завывающем голосе не было интимности и если бы не странствующая, вместе с ней Буль-Буль, то ей было бы совсем плохо.

Но, Ай решила не обижать койота, давая ему возможность – самому во всём разобраться.

Однажды, она решила взять его с собой к Буль-Буль. Подсунув морды под шкуры, Ай как обычно поздоровалась, а койот увидев вчерашние подарки волчицы в чуме, тут же попытался их стащить, но получив от Ай удар хвостом «поленом» взвизгнул и скрылся на просторах тундры. Больше она его к себе не подпускала, а подарки, которые она оставляла у входа в чум, лежала и охраняла, пока их не забирала к себе в жилище хозяйка.

Койот, на всё это, посматривал со стороны, полный расстроенных чувств и не понятно отчего больше – от потери Ай или от исчезнувших угощений, под пологом конического шатра.

Ай, может быть бы и, привыкла к койоту и даже перевоспитала его, но Ангел-Хранитель, видя, как она тонет в сомнениях, велел ей возвращаться в стаю волков. И она, опять, принялась кочевать из стаи, в стаю ища своё место под солнцем.

– Ты, не хочешь здесь оставаться? – спросил Ангел, глядя в золотисто-оранжевые глаза Ай.

– Нет.

– Почему?

– Не знаю.

– Это не ответ.

– Я не вижу, что это моё. Каждый год одно и то же. Я устала ждать, но того – кого бы я хотела встретить – не встречается на моём пути.

– А как тогда быть?

– Не знаю.

– Но, ты, встречала на своём пути не мало особей из волчье-псовой породы: койоты, лисы, песцы, волки тибетские, волки японские и что – ни кто не вызвал в твоём сердце содрогания?

– Нет…

– Совсем никто?..

– Тогда уж собаки?!

– Собаки? – удивился он, зная её неприязнь к домашним псам. – А почему собаки?..

– Они живут рядом с людьми.

– А это к тебе, какое имеет отношение?!!

– Мне нравиться быть рядом с людьми.

– И что тебе в них нравиться?

– Всё!

– Всё?..

– Да, всё!.. Мне нравиться их манера. Нравиться наблюдать за ними.

– Рано… – задумчиво вымолвил гость и осёкся.

– Что значит – «Рано?», – не поняла его Ай, но постеснялась уточнить, что же он имел в виду.

– Но, ведь у волков обширный диапазон звучания?! Он, если и уступает, кому бы то ни было, то только человеку. Волк может выть, рычать, ворчать, страдать… – Хранитель попытался в очередной раз склонить её, чтобы она всё-таки присмотрелась к положительной сущности волков.

– Да!.. Он может: страдать, радоваться, огорчаться, лаять и визжать!.. И, что?!! – Ай могла бы до бесконечности перечислять достоинство волков, но она не видела в этом ни какого смысла.

– Значит, ни кто не нравиться?

– Не нравиться.

– Ты, останься!.. Побудь!.. Порассуждай!.. И прими решение! Но, помни – ни кто тебя не неволит!..

– Хорошо!.. – согласилась она, заранее зная, что уйдёт из стаи.

Ай прекрасно понимала, что стае без неё будет не легко – она может быть, ещё и поэтому, переходила из стаи в стаю, чтобы поддержать волков в трудную минуту выживания.

Психологическое состояние Ай было настолько высоко, что она даже в состоянии крайней напряжённости никогда не теряла дух самообладания, здраво принимая решения и умело ориентируясь в обстановке чрезвычайной опасности. Однажды, стая попала в засаду. Охотники приближались, всё ближе и ближе, они постукивали палками по деревьям, с каждым шагам выражая своё превосходство. Волки беспомощно крутились в периметре обнесённых красных флажков, скулили и не знали, что делать. Панический страх животных перед огнём был настолько велик, что они в полном бессилии, поджав хвосты, прижимались к земле, выражая слабость и не способность, чтобы то ни было предпринять для своего спасения. Когда, уже отчётливо, стали видны лица людей, Ай навалилась всем телом на молодой ствол дерева, прижимая им пугающую тетиву «огней». Один за другим, цепь угрожающих, огненно-красных флажков, скрывалась в глубоком, белом, пушистом снегу. Вся стая, тут же, ринулась в образовавшийся спасательный коридор, а вслед за ними и она сама.

Во время коллективной охоты, в стайные чувства волков Ай внесла распределение ролей. Часть стаи выгоняли добычу на засаду. Когда животное попадало в западню, к завершающему действию приступали свежие, совершенно не измотанные волки, поджидавшие жертву в ловушке.

Но бывало и так, что жертва, обессилев, даже не добиралась до скрытого резерва. Тогда гонщики брали её в кольцо и, нападая с разных сторон, продолжали изматывать несчастное животное. За это время, к месту схватки подтягивались триумфаторы сражения. По началу, волки из засады нападали на жертву поодиночке. Они продолжали гнать её, как бы разведывая её состояние и возможности, а опробовав и рассчитав силы испуганного, изнеможённого животного, нападавшие как по команде – набрасывались на жертву разом, валили её к земле и, тут же, на помощь спешили отдохнувшие волки-загонщики. Противостоять навалившейся своре было не возможно. Такая тактика обычно применялась на крупного зверя – лося, зубра или кабана-секача. На быстрых оленей Ай предлагала другую тактику – гонять жертву по кругу, время от времени меняя преследователей. Так, не давая оленю передыха, они загоняли его до полного изнеможения. Тактика измора была самая безопасная и не требовала много сил, и применялась чаще всего тогда, когда волки и сами были изнеможённые долгим голоданием.

– Ты, живёшь в мире и этот мир как зеркало, – Хранитель продолжал убеждать волчицу. – Он передаёт тебе же твоё изображение. Стоит тебе улыбнуться, и он засияет радужными красками.

Ай улыбнулась.

– Но, если, ты начнёшь, сердишься – хмурость, тут же, появиться тебе в ответ.

Волчица слушала его внимательно, после общения с ним, её уже не так тянуло к людям. В стае её не хватало именно вот такого рассудительного, все понимающего, здравого общения.

– Подойди к ручью. Погляди в него, и ты увидишь своё отражение. Улыбнись, в благодарность за испитую воду, и ты увидишь, как засияет твоё лицо?!! И ручей зазвенит по-особенному, и вода станет, ещё – вкуснее и слаще.

Ангел и Ай беседовали на опушке, как из глубины лесу, донёсся протяжный скучающий вой.

– Это он по тебе тоскует?!! – подзадорил её Хранитель.

Волчица промолчала. Вожак поздней осенью потерял спутницу жизни и должен был в преддверии гона выбрать себе новую супругу. Он был явно не равнодушен к Ай.

– Ты, можешь стать матёрой волчицей!

Она не хотела слушать его намёков.

Ангел-Хранителя тревожила преждевременная тяга Ай к людям. Это была опасно, она ещё не была готова вступить совершенно иную, в совершенно другую жизнь. Для этого, ей надо прожить ещё какое то время в её нынешней среде обитания. А для этого ей надо отвлечься, от её навязчивой идеи ходить в деревню, ходить к людям. Всех её забот о стае было не достаточно, чтобы загрузить всё её свободное время и найти тот самый отвлекающим манёвр.

– Ей надо завести семью, – решил Хранитель – волчата всецело поглотят её свободное время и помогут скоротать, так необходимое, для её окончательного перевоплощения к другой жизни время.

– Волки же не плохие собеседники?!! – продолжил Ангел, выбранный им курс убеждения.

– Да, – согласилась с ним Ай.

– Может, ты, услышишь его, – предложил он, слыша, как Вожак старается, изливая воем свою одинокую грусть.

Волчица продолжала хранить молчание в адрес намёков гостя.

– Ты, подумай, – предложил он на прощание и улетел.