Текст книги "Жизнь, нарисованная небом"

Глава X

Когда они начинали играть в догонялки, то Вуй, еле успевал за Ай, выполняющей порой неимоверные пятиметровые прыжки.

Не торопясь, пересекая от 8 до 10 километров в час, но порою, совершая броски, и до ста километров в день они перекочевали в тундру. Ай решила, что им с Вуем лучше уйти из лесных массивов, чтобы не мешать стаям выживать и не путаться лишний раз по чужим территориям, подворовывая и обкрадывая у народившихся волчат. Но больше всего она хотела показать Вуя Буль-Буль и услышать её мнение о своём суженом.

Представляя Вуя Буль-Буль, она решила: «Если же, он поведёт себя не так, то огрет его хвостом не раздумывая».

Но применять задуманный её ход обороны старой подруги не пришлось. Вуй вёл себя подобающе, и применять грозное оружие не пришлось.

Буль-Буль, находясь под воздействием чая, дыма и глубинной медитации выказала Ай полное спокойствие, что говорило, как хороший знак.

Бесконечные просторы тундры радовали Вуя. Еды было предостаточно. С начало их выручали птичьи гнезда. На смену кладкам пришли птенцы, но когда и они подросли и научились летать, пришёл черёд заняться охотой на оленей.

Ай понимала: «Что вдвоём гнать стадо они не могут?»

Она решила вести выборочную охоту, отдавая предпочтение животным хилым и слабым. Благо у неё проснулся дар рентгеноскопии – волчица видела больных суставной болезнью животных. Воспалённые конечности излучали дополнительное тепло, не проходившее бесследно мимо её взора.

Она забиралась на возвышенность и, явно демонстрируя своё присутствие, обозревала стадо, улавливая травмы будущих жертв. Больные олени, увидя волков, начинали гарцевать, выказывая свою прыть.

– Смотри, какой я бодрый, – говорили их действия. – Как я резво перебираю ногами?! И это ещё, я не перешёл на галоп?!!

Но, у всех у них, как правило, были поражены костно-суставные ткани. Больные – воспалённые места посылали красно-температурные излучение и Ай улавливала их своим видением.

Здоровые же олени никак не реагировали на присутствие волков. Они преспокойно поедали ягель, готовые в любую минуту опасности пустится наутёк без всякой подготовки.

Успех охоты полностью зависел от поведения жертвы и главное, чтобы задуманное действие шло по заранее продуманному плану.

Как только, волки спускались к стаду, животные тут же приходили в движение. Особенно бахвалились самые больные.

– Мой бег трусцой разве не показывает вам: «Какой я сильный?!!» – говорило их гарцевание.

Продолжая хвастаться, слабые олени выказывали свою мощь.

– Вам явно не угнаться за мной?!! – говорил их бег. – Не теряйте время и силы напрасно!!

– Сейчас хвастунам надо чуть-чуть прибавить оборотов, – рассуждала Ай, контролируя гонку.

Перейдя на галоп, бахвалы начинали прихрамывать, не ровно дышать и отставать от основной массы.

– Теперь надо выбрать самого слабого из этой массы больных особей, – решила волчица.

Хитрецы уже ничего не выказывали. Они в беспомощной растерянности крутили головами, выискивая для себя убежище, и уже не так прытко перебирали ногами. А самые слабые плелись уже в самом хвосте погони, готовые вот-вот упасть. Вот они то и интересовали загоняющих волков больше всего.

– Сейчас самое главное, – провыла Ай. – Заставить отстающих допустить, как можно больше ошибок и не дать им возможности прийти в себя.

Вуй понял её замысел и ускорил настигающий бег. Но, слабых и старых оленей было много, он не знал, кого из них, выбрать и принялся метаться между ними.

– Не распыляйся Вуй, – призывала Ай сосредоточиться напарника на одной выбранной жертве, которую она гнала беспрестанно.

Он тут же внял её просьбе и пришёл ей на помощь. Энтузиазм придал дополнительную силу загонщикам, а жертва, увидев подкрепление в стане преследующих хищников, стала ещё больше нервничать и ошибаться.

Выбранный волками самый слабый олень уже несколько раз падал. Он в очередной раз оступился и повторно травмировал своё больное колено и сильно отстал от всех. После последнего падения он уже был не в силах подняться и стал лёгкой добычей погонщиков.

Вуй за время миграции по тундре возмужал. Его плотное тело говорило о силе. Стройность и длинные ноги подчёркивали ловкость. Вытянутая морда – красоту, а оскал острых и крупных зубов доказывал о возможности выжить. Но, при всём при этом, Ай не чувствовала в нём характера. Хотя, выше перечисленные качества давали ему шанс и он этот шанс получил.

После гона Ай уже не могла развивать такую скорость, как раньше. Теперь, на бескрайних просторах бесснежной тундры олени легко отрывались от неё, а в одиночку волку с оленем не справиться. Надо было возвращаться в лес, там, в глубоком снегу охотиться на лосей и кабанов было бы гораздо легче.

Второй причиной возвращения на прежнее место обитания было то, что надо было повысить значимость Вуя, а подготовленное им жилище для совместной жизни, как раз бы и предало ему эту уверенности. Благо нора была, вряд ли кем-то занята из-за своей не перспективности. Она располагалась в сильном затенении и волчатам, там будет явно не доставать солнца, но на первое время, пока они будут ещё маленькие, и не будут выбираться из норы на поверхность, вполне, подойдёт.

– А дальше видно будет, – заключила она. У неё на примете было место, очень удобное, высоко в горах, где чистый воздух, много света и нет посторонних глаз. Это место ей очень нравилось. Она просто хотела там жить!..

А, Вуй!.. Он и в самом деле очень старался, хотя не всегда у него получалось задуманное… Но в старании, ему было не отнять…

Что, в норе Вуя было привлекательно, так это её внешняя незаметность. Она была скрыта корнями поваленной сосны. Ураган не полностью свалил дерево – часть его корней продолжали оставаться в земле, питая его жизненными соками роста и сохраняя здоровый зелёный вид, что служило дополнительной маскировкой.

В заснеженных лесах, возвратившейся паре пришлось сменить тактику охоты. Здесь, не было необходимых для обзора возвышенностей, да и множество деревьев усложняли сеансы рентгенологии. Но на смену её старым методам пришли новые способы и приёмы.

Растительный рацион пищи лосей принуждал их выпускать множество струй газа, которые и улавливал чувствительный нос Ай. Обоняние не подводило её. Выбираясь на след сохатого, волчица обследовала кору деревьев и кустарников, покусанных рогатым животным. Стараясь найти, как можно больше нужной, для себя информации о состоянии здоровья потенциальной жертвы. И обследование это начиналось с изучения корья и лыка, на которых и оставались те самые необходимые ей данные. Когда от мест укусов на слое деревьев шёл дурной запах гнилых зубов, это говорило само за себя – у животного больные зубы – значит, ему трудно добывать, пережёвывать пищу и в связи с этим оно больное и слабое. За такой жертвой есть смысл продолжить преследование и добиться желаемого. Как правило, такие животные при обнаружении их были не способны не только предпринять попытку спастись бегством, они просто были не в состоянии даже уверенно стоять на ногах и постоянно падали и ползли.

– Зима губит слабых и старых, – заключила Ай, давая Вуя команду к нападению.

Она позволяла ему исполнить роль Вожака. Именно Вожак владеет правом валить жертву в последней, удушающей схватке, доказывая стае, свою значимость и лидерство. Лишь после его мёртвой и уже не отступающей хватки происходит заваливание жертвы на землю. И вот тогда, вся стая приходит на помощь, подключаясь как можно большим участием, показывая и демонстрируя друг другу коллективизм и слаженность семьи.

Вуй не оставил ни каких шансов обречённому животному.

– Здоровым зима не страшна, – подумала в очередной раз Ай, приступая к трапезе.

Не редко случалось так, что преследуя жертву, они натыкались уже на её окоченевший от голода и холода труп. Такое преследование не требовало практически ни каких сил, но приходилось вгрызаться в мёрзлое мясо окоченевших несчастных, но благо у Ай и Вуя были здоровые зубы.

Если на их пути долго не встречалось еды Ай принималась осматривать небо, выискивая, где кружат вороны и беркуты, намереваясь отобрать у них хотя бы остатки былого пиршества. Но такое происходило редко, лес их баловал, поэтому голодать им не приходилось.

Глава XI

Евдокия, заранее улыбаясь, вошла в оранжерею. Оранжерея служила Феодосию мастерской-галереей, здесь он писал свои натюрморты с натуры, особенно в зимнее время, когда природа замирала, а здесь она продолжала играть буйством красок. Императрице непременно хотелось знать, что за сюрприз готовит ей муж? Но увиденное изображение на полотне привело её в шок – перед ней один в один всплыл её сон. На картине, среди буйно—цветущего множества мелких цветков, рассыпавшихся по полотну, точно бисер – были запечатлены глаза.

Усиленное сердцебиение и страх сковали её, в глазах потемнело и, если бы она не ухватилась за ветвь апельсинового дерева, то непременно бы упала. Картину она видела всего одно мгновение, но этого мгновения хватило ей – это была – та самая картина, которую она видела во сне.

Сколько времени, провела она, в таком состоянии она не знала – её заставили встрепенуться голоса – Феодосий и визирь шли в её сторону.

– Что делать? – подумала она. – Может сказать, что зашла подышать апельсиновым ароматом, так ею любимого дерева?

Но она сразу отвергла такую причину оправдания, что-то говорило ей – «Не надо».

– Тоже мне? – улыбнулась она над рассуждениями своего внутреннего оправдательного монолога. – Акт предательства?.. Смех, да и только!!

– А почему я не могу посмотреть картину??

– Нет!.. Не могу… Он же просил, не мешать? Нет. Пусть лучше будет – «Зашла подышать ароматом цветения апельсинов», – заключила она.

Апельсиновые деревья росли посередине слюдяной оранжереи. Упираясь, вершинами в самый конёк прозрачной крыши, они ежегодно снабжали императорский двор спелыми плодами, а зимою Евдокия подолгу находилась здесь, вдыхая бодрящий аромат лета.

– Чего я, так нервничаю? – успокоила она себя – но состояние совершенного – чего то не совсем хорошего не покидало её. Внутренняя борьба, кипевшая в ней, опять заглушила все звуки.

– Что?? Что сказать? – стимулируя бурные рассуждения, принялась она придумывать, теперь уже окончательное оправдание. Она стояла под цветущим апельсиновым деревом, она села на скамью, взяв в руку опавший цветок цитруса и, замерла в ожидании, прислонившись головой на шершавый ствол.

Император и визирь прошли мимо, не заметив её.

– Хрисафий, твои советы для моих картин бесценны. Я сегодня хотел её подарить императрице, но – боюсь, что уже не получиться?

– Ваши картины всегда, вполне законченный вариант!! И, я имею в виду, не только сюжет, но и действие исполнения! Поэтому, ваша, похвала в мой адрес, явно преувеличена!.. Но – мне приятно.

Хрисафий Этомма принадлежал к именитой древнейшей фамилии. Он был самым младшим в семье. Год, от года взрослея, он становился все красивее и красивее. С годами к нему добавилась ещё и чувствительность – он скорбел о человеческих несчастьях и с серьёзным видом задумывался – как изменить мир, не в каком – то частном эпизоде, а масштабе всеобщем. Сразу было видно – это человек с большими дарованиями. Мать глядя на него не могла нарадоваться.

– Наконец – то, может хоть он жениться и у меня будут внуки, – рассуждала она. Старших сыновей нельзя было назвать дальновидными, они наотрез отказывались жениться, а предпочитали лишь прожигать отцовское наследство. Но на все её уговоры жениться младший отвечал:

– Ещё не время… Матушка!!!

Род Этомма был не из бедных, но преумножить свои богатства можно было, лишь получив должность при императоре, а там таких достопочтенных при дворе было – «хоть пруд пруди» и без Этомма. Красота и не превзойдённый ум младшего родственника натолкнули старших сородичей на мысль – его кастрации – так на семейном совете решили доверить рост благосостояния рода – Хрисафию.

У кастрированных мужей возрастало трудолюбие и деловитость – появлялось много свободного времени, которое они, как правило направляли на повышение, того же самого трудолюбия и деловитости – от чего проворно продвигались по карьерной лестнице при дворе, к тому же не вызывая ревности у императора и мужской половины двора.

Но, Хрисафий планов семейства не оправдал. Он ударился в философию. Откинул деловитость. Запустил себя и перебрался жить на площадь – в конуру, подобно собачей, перестал ходить в университет и ел чечевицу, как самый последний нищий или раб.

Матушка приходила к нему – просила одуматься и вернуться домой.

– Зачем? – спрашивал сын. – Мне и здесь хорошо!

– Жениться ведь надо?? Я внуков хочу понянчить успеть!! – жалостливо просила женщина.

Совершенно не ведая о планах и свершениях старших сыновей рода Этомма, она приходила и умоляла Хрисафия. На что он с грустью ей сообщал:

– Уже не время… МАТУШКА!..

Не смотря, на свой не презентабельный вид – в народе он слыл мудрецом и дельным советчиком, за что и был, почитаем и любим людьми. Даже самые замкнутые и нелюдимые очаровывались его красотой и подкупающей в общении улыбкой, но чиновники при дворе всячески искажали его мысли и суждения.

Утром он отправлялся на рынок за чечевицей. Вернувшись, перебирал её. Непригодными для еды зёрнами, он кормил голубей. Из оставшихся, приплюснутых с обеих сторон, бобов варил себе кашу.

Хрисафий сидел, возле своей будки и его радовало – все…

К нему, за советом приходили художники, после его наставлений у них мазок ложился увереннее и точнее, а картины, как бы намалёванные в спешке – приобретали неимоверный колорит, и уходили на аукционе под дробный стук молотка.

Поэтам он советовал:

– Не веди размазанных оборотов – «пиши, как бей» – обрывисто и ясно, чтобы мысль прослеживалась, и рифма не терялась.

Пришедший стихотворец понимающе кивал.

– Ты не можешь описывать день – дольше, чем он существует на самом деле??

Он восторгался всем и всеми, кроме самого себя. К своим занятиям Младший Эттома относился равнодушно, хотя у него не было недостатка в сочинении сюжетов картин. Фантазия мысли, придавала его рисунку, такую широту смелости суждения разных жизненных и церковных трактатов, что ему мог бы позавидовать каждый. Сцены, его открытые и казавшиеся на первый взгляд развязными, хранили какую-то глубину, но ни когда не выходили за переделы недопустимости – за границы непристойности.

Но, не только за советом приходили к нему – были и такие – кто приходил поиздеваться – над его, чудо учёностью. Один такой посетитель – всегда появлялся, наполненный ехидством. Он вёл, какие-то тёмные дела, постоянно вися на волоске, но считал себя очень умным и сорил деньгами налево и направо.

– Скажи учёный муж, – развязно бравировал он, считая себя верхом совершенство, – а почему из белых бобов и черных бобов каша всегда получается светло-жёлтая??

– А потому, что из светлых ремней и из черных ремней рубцы всегда получаются красные!!

Вскоре его поймали на контрабанде, выпороли и сослали на галеры и больше он к будке на площади – у огромного валуна не приходил.

Имя Хрисафия росло и почиталось, а он всё оставался, тем же сидящим около будки философом, но с дарованием – гордо держать себя даже с людьми «Великими». Из «Великих» к нему заходили даже министры. Но чаще конечно их посыльные. По здравости своей он понимал – от «Великих» надо держаться по дальше, но ему нечего было терять – имение его окончательно разорилось и было продано родными, они, повергшие его на жизнь в будке, уже умерли, так и не дождавшись его величия.

Ангел-Хранитель, думая – кого предложить на должность канцлера при дворе решил пообщаться с Хрисафием. Переодевшись в одежду чиновника и приняв вид перса – предав смуглость лицу, он представился советником при дворе по вопросам Востока.

После продолжительной беседы Ангел спросил:

– Ты, так считаешь?

– Да, – не задумываясь, ответил доморощенный повеса, спокойно жующий кашу.

– Но от «Великий Мира Сего» много пользы!!

– Самая лучшая польза – это не видеть их.

– А если этого, не избежать?

– Тогда сделать вид, что не видишь.

– И что – это даст?

– Это даст то, что они, почувствовав это, возможно – укротят свою надменность. При чем, для своего же блага и блага окружающих!!

– Уж не тот ли, ты, хвастун, передразнивающий за глаза своих господ, считая – это чудесами храбрости?? – спросил его советник.

– Я предпочитаю не интересоваться ни теми, ни другими.

– Отчего, ты, с твоим умом не пойдёшь служить императору при дворе? Если бы, ты, к своей мудрости – прибавил немного лести, то далеко бы пошёл! – Хранитель решил проверить, насколько он верен своим идеалам.

– А зачем? – народный мыслитель, запустил очередную ложку в котёл с чечевицей.

– Чтобы не есть чечевицу?

– Вы, же, Уважаемый Советник, отказались от моего угощения? А если бы, вы, познали вкус и толк чечевицы, то быть может – вам бы и не понадобилось льстить при дворе??!

– Вы, совсем не хотите служить?

– Служить хочу!!! Прислуживаться не желаю!

Через два дня его пригласили во дворец и назначили визирём. Жаль, что господа Этомма не дожили до этого звёздного часа.

Став вторым человеком в государстве, он не перестал, есть чечевицу.

Хрисафий смотрел на картину и понимал – подсказать, чтобы-то ни было, он не в силах. Картины была настолько глубинна по своей сути, что он даже не находил слов, чтобы выразить – то состояние восхищения, которое на него нахлынуло… Особенно его поразили глаза. Он не мог уловить, что в них… Но, что-то таинственно-пугающее исходило из них, но это излучение не отталкивало, не смотря на пугающую таинственность, в них, прежде всего, была столько трепетной заботы. И это отрешённая, обречённая озабоченность притягивала.

– Какие не превзойдённые глаза?!! – с восхищением выразил канцлер свой восторг, после долгого молчания. – Как, Вам, удалось это?!!

– Вы, находите?!! – обрадовался император.

Но, Феодосию не верилось, что картина окончена, ему казалось, что в ней чего-то не хватает, какого-то мелкого, заключительного стрижка. Не достаёт того самого последнего мазка, который и говорит сам за себя – «Работа закончена».

– Какое-то подспудное чувство, говорит мне, что её ещё рано снимать с подрамника?.. – не согласился Флавий с советником.

– Не могу вам ничем помочь!.. Картина, настолько, захватывает, что у меня даже нет дара речи, чтобы выразить – описать, это самое состояние, – Хрисафий замолчал, всматриваясь в глубину глаз на полотне, казавшихся ему Вселенной.

– До чего знакомые глаза?!! – заинтересовался визирь. – Но, я не могу припомнить, где я мог их видеть?.. Это, ваши фантазии?.. Или, есть натурщицы?..

– Это глаза императрицы, но я писал их по памяти!.. – сообщил Феодосий.

– Да… – согласился Хрисафий. – У неё сейчас именно такие – встревоженные и озабоченные глаза.

– Вот именно это беспокойство я не могу до конца перенести на холст…

– Задача из разряда не исполнимых, но, вы далеко продвинулись!.. – Этомма не мог не восторгаться воплощением замысла художника.

Глава XII

Построенное Вуем жилище, располагалось посередине лога. Утром в скрытом логу весенняя изморозь задерживается дольше обычного, чем, где-то в других частях леса. Влага и прохлада, скованная морозцем, заворожили шмеля. Он замер на жёлтом цветоносе ивы. Серебряные гвоздики холода приковали его красивое ворсистое тело к цветку.

Ай увидела в проёме норы свисающую ветвь вербы с застывшим шмелём.

– Неужели так похолодало? – подумала она. – Он вчера жужжал, перелетая по жёлтым комочкам вербы собирая нектар. А сейчас онемел от ночной прохлады.

– Ничего, – успокоила она себя, – пригреет солнце, и он опять полетит!..

Её мысли о шмеле прервало чувство голода. Обоняние подсказывало ей о наличие еды.

– Это должно быть останки гуся, – рассудила она. – Которого вчера вечером задрал беркут и бросил не доев. Сейчас у него раздолье!! Перелётные птицы летят, они отвыкли за зиму и не чувствуют опасности.

Ай выбралось из норы и направилась к добыче.

– Да. Это гусь, – убедилась она, подбрасывая его вверх. – И почти, что – целый!..

– Вуй!.. – позвала она, желая поделиться с мужем, подготовленным для них подарком.

Вуй хотел есть. Всю ночь он был рядом, пока щенки шли на свободу. Еду, которая оставалась у них, он уступил ей. Для молодой мамы она была важнее. Ей кормить волчат. Он, нехотя, укусил, чуть-чуть от крыла и, сделав вид сытости, отправился на охоту.

Вуя долго не было. Ай, время от времени, выбиралась из норы, спускалась к воде, чтобы напиться и тем самым преумножить запас молока. Молоко было не жирным, но оно взбадривало щенят, предавая им дополнительную заботу и теплоту. Они, ещё слепые, сопели, теребя пустые соски, и кутались в согревающем ворсе матери. В одной из таких вылазок, она увидела сквозь проталину водоёма застывшую лягушку. Древесница, вцепившись к подводной части остова камыша, пребывало ещё в зимней спячке. При виде квакши волчице, захотелось, есть ещё сильнее обычного. Она прыгнула на лёд, который хранил ещё видимую твёрдость. Но, на самом деле оказался рыхлым и точно шуга разлетелся в разные стороны. Ай целиком ушла под воду, но успела схватить квакунью. Развернувшись к берегу, она принялась забираться на соседние льдины, но края не выдерживали её веса и обламывались. Но, она продолжала пытаться выбраться из воды, но лёд кололся и тем самым пугал её ещё больше. Наконец, ей попался толстый пласт припая, должно быть в зимнее время, здесь чаще обычного выходила наледь. Нарост был достаточным, чтобы удержать волчицу. Выбравшись на льдину, она напряглась всем телом, собирая в себе все силы для удачного прыжка на берег.

Оказавшись на берегу Ай принялась кататься по снегу пытаясь отдать ему остаток влаги, чтобы сырость не холодила деток.

На середине реки, на самом течении гоготали гуси, радующиеся возвращению домой, но Ай не решилась на их охоту.

Отряхнувшись, для убедительности перед входом в нору, она поспешила по лазу вглубь, где среди шерсти и пуха волчата уже начинали ёжиться от холода. Она пересчитала их и, убедившись, что их восемь, принялась согревать и кормить тем, что было у нею в сосках и не заметила как, сломленная усталостью, заснула.

Ей снился кабан, могучий и вкусный. Она с жадностью поедала его мякоть, облизывая и смакуя каждый кусочек.

Она открыла глаза. Перед ней был Вуй, он держал в зубах кусок мяса. От куска ужасающе пахло мочой. Это был старый секач. Но, Ай хотела, есть настолько, что не обращала внимания на жилистость и запах добытого мужем хряка. Её, больше всего, радовала то, что это первый, самостоятельный трофей супруга, добытый им без какой либо помощи и участия. И это был кабан, раньше они ещё ни когда не охотились на клыкастых секачей.

Весну сменило лето. Они попеременно ходили на охоту, не желая оставлять волчат одних.

Два щенка вцепившись в кусок мяса нипочём, ни хотели уступать друг другу, таща еду каждый на себя. При этом они урчали, скулили, шли на какие-то уловки, но ни за что не выпускали добычу из своей пасти.

– Какие не сговорчивые?!! – проговорила Ай, глядя как дети тянут не уступая друг другу кусок брюшины свиньи. – Пока они воюют, друг с другом остатки еды поедят все остальные?!!

– Ничего, – успокоил её Вуй. – Не наедятся, зато зубы и челюсти проверят на прочность. А своё наверстают в будущем – здоровые зубы это залог успеха!!!

– Надо бы им быть подружнее друг к другу, – Ай не нравилась междоусобная агрессивность детей.

– Они до полугода, вот так будут грызться, и хватать друг друга, зато потом?!!

– Скорее бы наступили эти полгода, – сказала Ай. – Сердце разрывается, глядя на них, как они рвут друг друга и кромсают в своих не безопасных играх.

Вуй не ответил ей.

Серый, наконец, то, отобрал у сестры кусок брюшины, забрался с ним на валун и принялся есть.

– А почему в полгода они станут более миролюбивы друг к другу? – спросила она мужа после некоторого молчания и наблюдения, как Серый поедает свою отвоёванную добычу.

– Ну, скажем, не через полгода, а чуть раньше, – обнадёжил её Вуй. – Это я так образно сказал: «Через полгода?!!»

– А почему?..

– Да потому, что сейчас мы им приносим еду, а тогда они уже сами начнут охотиться вблизи жилища. А там, что нашёл – то всё твоё?!!

– Да… Там всё твоё, – согласилась с ним Ай.

– По началу, они конечно будут рады и яйцам птиц?!! Но со временем, от кладок перейдут к птенцам и взрослой дичи.

– По началу, хотя бы поймали лягушку?!! – не согласилась с ним мать – А, то?!! Будут охотиться на дичь?!! Не тут то и было. Видишь, как они неповоротливо перемещаются?!!

– Ты, очень строга с ними!!! И очень много требуешь?!! Причём всё!! И сразу!!

– Хотелось бы?!!

– Всё будет хорошо! – уверил её Вуй. Но, Ай не дослушала его, что-то насторожило её. Загривок у неё машинально взгорбился, приняв угрожающий вид.

– Р-р-р?!! – прорычала она в шевелящиеся кусты.

Вуй, также, услышал шуршание. Слух у него был слабее, чем у супруги, но когда навострил уши, то отчётливо уловил направление исходившей опасности. И не упуская из вида шевеление за листвой кустарника, он спрыгнул с возвышения над норою и встал в угрожающую стойку.

– Это, я, – заявил волк, покидая кустарник и выходя на открытое пространство перед Вуем.

Это был Вожак. Ай прочитала всю картину происходящей трагедии. Ничего нового. Облава. Обычный загон из красных флажков. И чудом спасшийся Вожак. Он в последнею минуту схватки стремительно бросился на охотников и, получив несколько скользящих ударов, сумел вырваться и убежать.

Ай предчувствовала недоброе, но не могла понять – в чём именно?.. Она спрыгнула следом за мужем со скалы.

– Вожак может претендовать на лидерство в их стае, – подумала она. – Может напасть на Вуя и после победы, претендовать на неё, как на самку.

Гость высматривал место, где более удобно вцепиться в глотку молодому отцу.

– Вуй явно слабее его, – при этой мысли ей стало не по себе. – Ему не устоять.

Она тут же присела рядом, ныряя на согнутых лапах, между мужем и гостем, прикрывая собою глотку супруга.

– Здравствуй, сын!.. – сладко пропел Вожак. – Я пришёл навестить внуков. Как они?

– Здравствуйте, папа, – поздоровалась в ответ Ай. – У малышей всё хорошо!..

– Дети!.. Я могу увидеть своих внуков? – спросил он. – Я приготовил им гостинцы.

– Конечно, – ответила Ай. – Вуй давно уже собирался вас пригласить, но, вы сменили тропу.

– Да… Нам пришлось сменить места обитания, – не радостно сообщил он. Его радовало то, что его не гонят.

– Ладно, рассудила Ай. – То, что ему не отказали, говорит само за себя, что он в стае. Дети подрастают и им, требуется больше мяса. Муж уже не справляется с возрастающей потребностью. Надо уже ходить на охоту вдвоём, а оставлять волчат одних опасно, на них могут выйти медведи или бродячие волки. А так, они будут под надзором деда и не разбредутся по округе.

– У тебя новое имя, сынок?.. – любезно спросил гость.

Вуй молчал, не зная, что ответить. За всё это время, после того как он поздоровался, волк хозяин ни проронил ни слова.

– Вуй – это наше с мужем игрище, – пришла на помощь волчица. – А, вы, можете называть его, как и прежде: «Сын».

– Хорошо!.. – согласился Вожак, лукаво улыбаясь.

Видя его прищур, Ай решила: «Я не могу влиять на лидерство в стае – это прерогатива мужской линии, но сохранить супружескую верность мне никто ни в силах помешать. Пусть, даже, если на это потребуются годы, и мне придётся всё это время оставаться без потомства, пока муж не восстановит свою репутацию лидера. Потому, что правило стаи, только Вожак и Матёрая Волчица имеют право на продолжение потомства, она также считала не зыблемым.

– Вы, намерены остаться у нас, папа?!! Или только погостить?!! – поинтересовалась она.

– Я шёл к вам с намерением погостить, но увидев, как мне тут рады, решил остаться?!!

– Дорогой!.. – обратилась Ай к мужу. – А, ты, всё сомневался: «Согласиться ли отец, жить с нами?!!» А он оказывается и сам не против?!!

– Кто волка помянёт к тому он и нагрянет, – не понятно к чему сообщил гость, находясь всё ещё в опусе своей, ехидной улыбки.

– Конечно, отец?!! – поддержал жену Вуй. – Чего тебе мотаться? Оставайся с нами!..

И Вожак остался. Через два дня, на охоте он захватил лидерство, таща на своей спине добытого телёнка. Вуй шёл следом, уступая свою первенствующую роль. Воодушевлённый победой он попытался пробраться в нору к Ай, но получив решительный отпор больше не посягал на неё.

Получив отпор, Вожак продолжал спать в отведённом ему месте у входа в нору, исполняя роль няньки – «наблюдение и уход за детьми», когда они уходили на промысел. Но зная, его тягу к охоте, она часто отпускала его с мужем на вылазки, сама оставаясь на домашнем хозяйстве. Иногда она выходила на охоту с ним, дав возможность Вую поиграть с волчатами.

– Почему, ты, покинула стаю перед гоном? – спросил её Вожак. – Я искал тебя!..

– Я тогда была не готова вести семейную жизнь, – ответила на его вопрос Ай.

Волчица рассуждала так: «Я остаюсь Матёрой Волчицей! Я веду стаю! И я выбираю местность для прокорма своего потомства. Вожак же лишь замыкает стаю. Наблюдает тылы и состояние идущих за ней членов семейства. Вожаку она доверяла, в этом отношении, даже, больше чем мужу, поэтому особенно не противилась смене лидера».

– Странно?.. – улыбнулась Ай на своё прежнее отношение в роли «Матёрой Волчицы». Раньше она в ней видела претендентку на капкан, но сейчас в ней не было той прежней ухмылки – в ней проснулась материнская ответственность за потомство и эта ответственность стоила дороже жизни.

– А сейчас, ты, готова с семейной жизни?.. – продолжал интересоваться Вожак, разведывая почву на будущее.

– А сейчас, я замужем, – ответила она. Они шли по следу лося, и дабы не выдать своего положения она дала ему понять, что разговор окончен.

Как только гость стал Вожаком, щенки тут же при его приближении ложились на спину, демонстрируя покорность.

Ай прекрасно знала, что лишь полное подчинение и повиновение, есть залог успеха стаи и её умение выживать. Жизнь по принципу: «Кто в лес, кто по дрова не сулила ни какого будущего». А она хотела воспитать не простое сборище охотников, а семью, с почитанием, уважением и здоровым трезвым взглядом на жизнь. И заботой друг о друге, с взаимовыручкой в стенах своего клана.

Волки любят волчат и Ай об этом прекрасно знала. Даже не смотря на то, что она, когда то отвергла Вожака он не в состоянии причинить детёнышам вреда, если они будут соблюдать иерархию.

Став лидером Вожак коротким воем подзывал к себе сородичей, чтобы они оказали ему знаки уважения и покорности. Они, повизгивая, приближались к нему, выказывая полную власть над ними и строгую вертикальность своего подчинения. Под градацию доминирования попал и Вуй. Ай же высказывала своё подчинение без заискивания. Но полностью осознавала, что подчинение обязательно. И иной формы поведения и взаимопонимания в их образовавшейся ячейке быть не должно. Вожак всё-таки был дедом и проявлял заботу о потомстве, хотя, порой, как Ай казалось, даже, через чур преждевременную – форсируя и усердствуя в обучении малышей.