Текст книги "Жизнь, нарисованная небом"

– А хотите послушать, как море шумит? – предложил странник.

– Хотим!! – образовались девочки.

– Прислонитесь ушами к раковине, и вы услышите, как шумит море…

Они, по-детски, не чувствуя ни какого подвоха прислонились к выдолбленной раковине на камне.

– Слышите? – спросил пилигрим. Он хотел убедиться начали ли они слушать – «как шумит море».

– Нет, – ответили девочки, – не слышим.

– Да, вы, лучше прижмитесь ушами к раковине, – и в этот самый момент он, с двух рук, со всего маху ударил их по головам, так, что они взвыли от боли, и в глазах у них засияло и потемнело. А великий святой принялся хохотать над своей шуткой. Он не мог удержаться на ногах и катался по земле.

– Да!! – умничал скиталец, когда они пришли в себя. – Зачем мне такие бездарные слуги? Мои слуги должны быть – хитрее самого дьявола! Продам я вас, наверное, в потребный дом, который только встретится на нашем пути.

Благо близилась ночь, они покормились, как обычно, на ближайшей пашне забытыми в земле корнеплодами. Регина допилила свою цепь, и подумали они, уже даже сейчас, же и убежать, но страх – остаться ночью одним, пугал их ещё больше, чем тумаки великого святого. Утром они тронулись в путь, и вышли к небольшой речушке со столбом на берегу возле моста.

Здесь, несколько веков назад, король вестготов Атаульф, со своею возлюбленною – пленницей августой Галлой Плацидией – устроили свадьбу, для самих себя и водрузили этот памятный столб.

В жизни Плацидии было, достаточно, шикарных, по императорски пафосных свадеб. Но – эта, импровизированная свадьба в лесу, на фоне журчащей речки, без гостей, поздравлений и лишних глаз, была ей, особенно, дорога и памятна.

Предшественник её возлюбленного – король Алларикс, доводился мужем сестры Атаульфа. Они были из рода Балтов-Отважных. Алларикс, захватив Рим, захватил в плен и сестру Императора Гонория – Галлу Плацидию. После не долгих переговоров, он решил обменять ее на хлеб – вестготы сильно голодали. Но, вождь занемог и назвал преемником Атаульфа. Галла увидев отважного и красиво-сложенного нового короля, решила остаться в плену.

– Но, как? – недоумевал Атаульф. – Ведь, есть же договор?!!

– Договор утратил свою силу, – поучала его Плацидия. – И заключил его с моим братом не ты, а Алларикс.

– Договоренность сторон не может утратить свою силу!.. Даже кончиной!

– Соглашение утратило свою силу по факту времени, – стояла на своем августа. – Хлеб надо было поставить в мае, а сейчас уже сентябрь.

– Да??

– Да.

Атаульф улыбался.

– Теперь, ты, можешь назвать свою цену!

– И какая – это должна быть цена?

– Такое количество хлеба, которого нет, даже – во всей Империи!!

– Но, это же…

– Это означает, что я твоя?!! На всегда!! – пояснила ему ситуацию Галла.

Атаульф выдвинул свои – заранее, не выполнимые условия.

Гонорий, окружённый армией вестготов, скрывался за неприступными стенами Равенны, принял их. Король вестготов прекрасно понимал, что император обманным путем хочет вытащить сестру из плена, с которой он не намерен был расставаться, и потребовал сначала хлеб и лишь – после этого пленницу. Гонорий попал в тупик.

Беда ни приходит одна – гласит народная мудрость. Воспользовавшись трудностями Гонория, в Галлии захватил власть – Иовин, провозгласив себя императором. Галла в душе и сердцем была римлянкой, она любила брата и ей была не безразлична судьба Империи, она решила силами вестготов вернуть власть в Галлии и изгнать узурпатора – уговорить влюбленного в нее короля не представляло августе большого труда. Вестготы выступили в поход.

– Атаульф!!! – вскричала императрица.

– Атаульф! Ульф! Ульф! – прокричало эхо, в след Плацидии, разнося ее призывы по ущелью не глубокой реки.

– Где, ты, мой Атаульф, – взывала она, выставив вперед руки, просящие объятия. – Я согласна стать, твоей Атаульфшой!!!

– Ой! Ой! Ой! – вторили горные долы.

Атаульф взял ее на руки и внес в дом—шалаш, сделанный им. И не знала она времени лучше, если только в мечтах её – по-девичьи блуждающих…

По примеру Юлия Цезаря, а к великому императору-полководцу король Атаульф относился с почтением, и его девиз «Перейти через Рубикон» ему особенно нравился. Он стоял на границе с Галлией. Вождь вестготов водрузил символический столб с надписью «Рубикон» и картой покоренной им Италии ниже надписи. Лицом Галлы Плацидии вестгот изобразил на самом верху стелы. Он так старался, выводя её портрет, что она получилась похожая на богиню – король по вере был христианин арианец.

– Жребий брошен!!! – сообщил он своему войску и, перейдя, через мост, двинулся вглубь римской провинции, победоносно изгнав узурпатора из Галлии и Испании.

– Дедушка!! Мы стоим на границе с Италией, – радостно прокричала Аделаида. Они стояли перед тем самым столбом.

На самом верху столба лицо, с годами от проливных дождей и сильных ветров, утеряло свой взор. Теперь, это были два пустых, на первый взгляд, ничего не выражающих глаза, но – какая-то не видимая сила исходила от них.

– Бежим!.. Долгожданный Рим уже совсем близко, – и сестры побежали, центрую скитальца на легендарный столб, взяв его для верности на короткий поводок. Старикан задорно мотал головой, в преддверии вожделенной Италии и богатых римских подаяний.

– О!!! О!!! О!!! – радостно кричали сёстры.

– О!.. О!.. О!! – блаженно вопил бегущий рядом дедун. В беге, он больше походил на развалину, а когда ударился о карту Италии на стоящем столбе, то так взвыл от боли, что девочки в первый момент даже испугались.

Столб даже не пошатнулся, глубоко и надёжно зарыл его в землю влюбленный король.

– О!!! – завыл скиталец.

От столь сильного удара, паломник отлетел назад и лежал навзничь с разбитой головой.

– Что – это?.. – вопрошал лжесвятой, ещё ничего не понимая. Старче провел рукою по окровавленному, разбитому лицу.

– Что это, – повторил он, ощущая запах липкой крови.

– Это карта Италии!! – хохот у девочек залпом вырвался наружу. – А на ней и Рим!! С великими подаяниями!!

Сёстры отцепили свои карабины и теперь, давались от смеха.

– Что случилось?.. – странник так и не мог взять в толк. – Что произошло?

– А, ты, что? – девочки продолжали хохотать. – Колбасу то унюхал, а столба то и не признал?

Они впервые, за всё время их скитания,

смеялись, радостно и от души, как только могли и хотели, ни чем и ни кем не ограниченные и это наполняло их неописуемым восторгом.

– А у тебя море в голове не шумит? – продолжая хохотать, спросила Аделаида.

– Что??? – взревел дед от негодования.

Понимая, что его провели, он схватился за цепь и потащил её на себя. Узническое путо шло легко, без каких бы на то усилий, но когда в руке он обнаружил, лишь остаток, то схватился за вторую цепь, но и там, только огрызок досталась ему.

– Что?.. Съел?? – выпалила Аделаида и огрела мучителя оставшимся в её руке остатком кандалов так, что он взвыл от боли. К экзекуции подсоединилась и Регина.

Их, вскипевшая кровь обратилась в желчь и искала выход.

– Знаете, что такое быть бедным? – говорили их удары цепью по корчившемуся доходяге. – Нет!.. Ни бедным в смысле денег?!! Ни бедным, когда, ты, носишь одну и ту же одежду – из года в год, не снимая ее и занашивая до полной непригодности! Занашивая до дыр! Нет!.. Да, такая бедность тоже тягостна!! Она унизительна, но там, ты – перебиваясь «с воды на хлеб» предоставлен сам себе. Ты, свободен, хотя бы в рамках своей бедности. Здесь, же, ты, хуже раба. Ибо раб может, отойди по нужде и не будет скакать время от времени вздергиваемый прихотями идиота. Рабу не приходиться, оставлять метки на своем пути, прыгая вприпрыжку мочась и испражняясь. Бедным… Когда твое сердце, даже чрезмерно благородное, готово взорваться изнутри и подавить все благородные стремления, которыми тебя наградили свыше и дополнили воспитанием – взорвать все, разнести в клочья, превратив в щепу и не успокоиться, ибо следующие и последующие залпы желчи, заставляют вопить твою душу и находить выход, лишь в махании цепи.

Девочки впервые почувствовали себя свободными. Они уже даже и забыли, что это такое. Им постоянно приходилось быть начеку. Следить неотрывным взглядом, чтобы цепь не пошла в натяг и не причинила боль, даже, своим малейшим прикосновение к их посиневшим от оков кистям и лодыжкам. Даже, малейшее прикосновение металлических обручей вызывало неимоверную боль и сотрясало всё тело. Разрывало на части. Даже, рабам на галерах снимают кандалы…

Для них «лжесвятой» был не корчившийся на дороге дедушка, к которому нужно проявить милосердие и сострадание. Для них он была сорняк, забравшийся в их клумбу, в их личную жизнь, переломавший ее и нагадивший в ней и они как истинные садоводы, по-детски необузданные, решили вырвать его с корнем, напрочь… раз и навсегда.

Сестры, может быть бы, и забили несчастного старика, не покажись из-за поворота стадо, гонимое пастухами. Они спрятались под мостом. Когда голоса табунщиков стихли, они выбрались на соединяющий берега настил. Дед лежал без движения. Погонщики не заметили его. Он пришел в себя и закричал.

– Я, Святой! Беда Достопочтенный!! – сипел побитый. – Я пожалуюсь властям!! Вас ждет кара небесная!!

– Жалуйся, кому хочешь!! – ответила Аделаида, и они пошли под уклон, по дороге ведущей вниз, оставляя его лежать в нескольких днях пути от вожделенной мечты.

После часа пути взору сестёр предстал настоящий дворец римской постройки. С колоннами, балюстрадами, с красивыми куполами и резными арками окон. Это была резиденция герцога, доводившимся подошедшим сёстрам-попрошайкам двоюродным братом.

За время странствия их одежда так поистрепалась, а сами они превратились в грязных особ, больше похожих – на побирушек.

На просьбу, представить их, как принцесс Регину и Аделаиду Фризских и Вендских, стражник велел им убираться подобру-поздорову. В этот самый момент со двора выезжал герцог, перебранка стражника с принцессами нищенками позабавила его.

– Вели им подойти, – приказал герцог.

Сестры были поданы в розыск, но, ни кому и в голову не пришло, что они могли так далеко забраться.

Девочек отмыли, накормили и пригласили на ужин, где они и поведали семейству брата, которого до этого ни когда не видели, о своих горе скитаниях. Герцог послал стражников к мосту, чтобы те схватили похитителя, но стража там, ни кого не обнаружили. Сестры вернулись домой, где они и продолжили свою учёбу в монастыре, где через семь лет, во время нападения викингов на святую обитель они были захвачены в рабство и при дележе добычи достались Хальву.

Глава XVIII

– Тебе не показалось, что, ты, уже раньше была около этого столба? – голос непонятного гостя вернул Марию из бездны воспоминаний. Она вздрогнула от неожиданности – очнулась, разгоняя туман забвения. Поток былых мыслей заставил её улыбнуться. Он расшевелил, все её потаённые уголки памяти, рассеял сумрак, прятавшийся за вереницей долгих лет. И, что удивительно, в этом ворохе забытых дум и размышлений не было отталкивающего негатива. Даже, тяготы и лишения странствия с лжесвятым не казались ей, теперь, так ужасны. Она сожалела, что они, так не хорошо поступили со стариком, пусть даже и заслуживающим кары и возмездия.

– Не возникло чего-то похожего?.. – допытывался гномик, его продолжали одолевать незначительные сомнения.

– Да… Мне показалось, что я присутствовала при его водружении. А главное эти глаза!.. Они хоть и были стерты временем, но показались мне очень знакомыми.

– А странник не показался тебе знакомым? – несуразный улыбался, он был на правильном пути.

– Показался!.. И это пугало меня, все время его присутствия! Я постоянно чувствовала его паучьи щупальца у себя на шее…

– А Регину тоже пугало его присутствие?

– Нет!.. Сестру пугал, только физический страх его истязаний! Внутреннего страха она не испытывала.

Гость в задумчивости молчал – ошибки быть не могло: «душа Галлы Плацидии вселилась в тело Марий – Аделаиды».

– А почему, вы, об этом спросили? – задала она ему встречный вопрос.

Вопросы, а больше всего ответы на них, ей же самой произнесённые, почему то заставили пересмотреть её отношение к гостю. Не такому то уж он странный и случайный?! Она машинально перешла с ним в общении на «Вы» и сама не заметила, как это произошло.

– Ты, считаешь, Лже Достопочтенный в вашей жизни появился случайно? Да ещё направляясь в Рим? – он одернул себя. – Что я говорю?.. Что несу?? Я же решил не туманить ей голову раньше времени?..

– Не знаю, – послышался её ответ.

– Да?! – протянул про себя незваный посетитель, – заварил кашу? Ладно, сведем все к старикашке и он сообщил:

– Нет!.. Не случайно!! А знаешь, что случилось с дедом паломником? – озадачил он её.

– Нет, – ответила она. – Он, должно быть, пошёл дальше в свой Рим.

– Нет, – ответил визитёр. – После того, как, вы, ушли, он решил встать, но, потеряв ориентацию, вновь ударился о легендарный столб и кубарем скатился под мост. Стражники, посланные вашим двоюродным братцем, добрались до места, когда уже порядком стемнело. Они, даже не потрудились, слезть с коней и, развернувшись, поспешили обратно. Лжесвятой «Беда Достопочтенный» пролежал до вечера, ночью на возвышенности выпал снег и он замерз. А весною половодьем его вынесло в море.

– Я не знала об этом, – расстроено призналась она.

– М-м-м, – понимая, посочувствовал гость, – до чего же у неё – чуткое сердце?

Он принялся осматривать коморку Марии при складе, пока не остановил свой взгляд на Хлодвиге, мило спящем в колыбельке.

– Да?! – подумал он, – такого ангела и губить то жалко. Ничего ещё не наворошил, не набедокурил. Не прошеный гость посмотрел на Марию, в её, когда-то лучезарные и голубые глаза, но не заметил в них той любви, которая так сияла в них, буквально – несколько минуту назад.

Лицо её было романтично и мило, но хранило – какую-то тайну. Это тайна, как сотканная полутень, затерялась где-то в пространстве, ею созданном и не досягаемом для посторонних глаз.

Утонченные черты были в ней, скорее всего, не благодаря молодости, а природной красоте. Обида, нанесённая ей, явно обострили в ней королевскую стать. Причем изнутри. Всё и вся, казалось, погрузилось и сосредоточилось в ней. Удивительно, но всё время их беседы, её как будто бы и не было здесь. Можно было подумать, что она находиться, где далеко-далеко. Спокойная и уважительная в общении, с легкой вежливой улыбкой на устах, она очень понравилась не прошеному гостю. Глядя на нее, он вернулся в далекую – далекую даль – приятную и мягко греющею ему душу. Он отчетливо видел и знал – за ее очаровательным лицом скрывается ярость молодой матери-волчицы, готовой вцепиться в горло за свое чадо и теперь уже с явным презрением, готовая встретить своего мучителя. На первый взгляд могло показаться, что она опустила руки и отстранилась от борьбы, только это замешательство – вызванное оскорблением было явлением временным. Как бы сильно она не любила конунга, но – брань в адрес их сына, убила в ней все чувства к нему. Полжизни умерло в ней в этом момент.

– Что делать будешь?

– Не знаю, – ответила она, неотрывно смотря на край кроватки.

– Хочешь совет? – обратился он к Марии.

– Какой?

– У тебя сейчас мысли должны быть, только об одном! Как спасти его?… и он указал на колыбель.

Мария молчала, полностью согласная с ним.

– А вот исполнение то, надо сказать… почти, что – ни какое. Какие могут быть мысли, если голова идет кругом?!

– Что, есть – то есть, – согласилась она.

– Спрячь малыша в лесу, – перешел на шепот несуразный, – а утром отнеси его к сестре. Там, в горах, есть одна заброшенная усадьба – «Дом Козла», а я за ним там присмотрю.

– Спасибо, – сказала она и улыбнулась, благодарная за столь действенное участие в ее судьбе.

– Открой дверь, а то мне надоело по замочным скважинам лазить, – карлик направился к выходу.

Пока, Мария открывала, он, через плечо, глянул на спящего ребёнка и обрадовался, его завидной судьбе.

– А дед, всё-таки, добрался до Рима, – ответил несуразный с порога. – Штормом его прибило к берегу, в устье Тибра, где его подобрали местные рыбаки и похоронили на возвышении с видом на собор Петра и Павла. Надеюсь, теперь, уже навсегда.

Он смотрел на Марию бездонными, ничего не выражающимися глазами, затерявшимися в бездне лет, но – это было не так. На её горизонте будет много темных грозовых облаков, шквальных ветров и ураганов, но пока он с ней, ей, ничего не грозит. Период кидания в море бутылок с записками о помощи закончился. Её крик дошёл до адресата – не завис где-то безмолвно в безумной пустоте бушующего океана. Но, гость, не смотря на это, всё равно ощущал укор совести. Найди он её раньше, не было бы, ни Лже Беды Достопочтенного и к Хальву, она попала бы не рабыней, а королевой – княгиней венедских ободритов, а теперь ему придется расхлебывать эти огрехи – вдалбливать Хальву – что к чему. Главное не надо спешить. Спешка, лишь может навредить и все испортить. Главное он нашёл их – своих подопечных – Марию-Аделаиду, Хальва и Идэн, почти, что целых девятнадцать лет они жили сами по себе, но все опасности в их жизни позади, теперь он с ними – теперь они вместе в этом сложном, запутанном мире.

– Ты не виновата в смерти Лже Достопочтенного, – успокоил её непонятный. – Так, что – не кори себя строго. Он сам к этому шел и, причём долгие годы.

– Спасибо, – повторила Мария.

– Насчет конунга не беспокойся! Мы с ним полетаем не много, – сказал он и закрыл дверь.

Ей в ответ захотелось, вновь, поблагодарить странного человечка. Она открыла дверь, но в длинном коридоре, уже ни кого не было.

– Не стоит благодарностей!!! – прокричал кто-то издалека. Мария прониклась этой заботой и довольная закрыла дверь.

Глава XIX

– Вставай?.. – не прошеный гость сидел на столе и своей длинной заострённой бородой щёкотал шею клюющего носом правителя.

– Кто ты?.. – очнувшись, спросил конунг полный удивления.

– А народ то не изменился? – рассудил несуразный, глядя на мотающего пьяной головой Хальва. – Люди по-прежнему хотят большего, а получают меньше… и убиваются, сгорая в своих несбыточных мечтах… Почему?.. Отчего?..

Конунг продолжал клевать носом.

– Вот, только в таком состоянии они и перестают быть алчными, – огорчился несуразный товарищ, глядя на потрёпанного Хальва.

Это не на шутку расстроило гостя, ему захотелось подействовать на это – изменить ситуацию, хотя, это – было против правил времени.

Ирвинг прибывал в обычном, привычном для себя, состоянии.

– Схитрю!.. – решил несуразный. – И это не будет нарушением, каких либо постулатов и договорённостей.

В тоже время он вспомнил, что планировал слетать к имератору Феодосию и пообщаться с ним, пока он – ещё здесь.

– Надо!.. Пора встряхнуть эту, застоявшуюся кастрюльку!! – негодуя, содрогался гость. – Давно пора!!!

К тому же он вспомнил, что обещал Марии: «Увезти Хальва».

– Ты, кто? – переспросил конунг.

– Сейчас начнется… чередование: «Кто ты?», да «Ты меня уважаешь?» – гость потащил пивную кружку на себя.

– Отдай!.. Рыжий побирушка! Ишь, чего удумал, оборванец!

– Ваше Величество, Вам, должно быть хватит? – ехидно улыбаясь, пропел беззубый тип.

– Это видел, – Ирвинг сунул под нос карлику сложенную в кулак дулю. – Пошёл вон!

– Куда, ты, меня гонишь? Я же в тебе!

– В чём?

– Во всем… недонос! Или, ты, хочешь, опровергнуть?

– А откуда, ты, узнал про недонос? Все свидетели этих событий давно уже сгинули!!

– Все, да не все…. Один остался.

– Кто? – «Штаны Нараспашку» сразу протрезвел.

– Конунг?!! От себя не уйдешь!! Да, ты, не расстраивайся! Одной проблемой, ты, решил множество проблем.

– Какие проблемы? Что, ты, несёшь?

– А проблема одна! И всё та же самая – «женщин всегда ровно столько – сколько у тебя золота». Древняя ассирийская пословица. Это должно быть аксиома, – непрошеный гость указательным пальцем покачал, давая понять, что время не меняет взгляды.

– И где эта Ассирия?! Да её уже и нет давно. Пала под ногами завоевателей тысячу лет назад. А где Скандия? А суть да дела не меняется – ни временем, ни расстоянием.

Несуразный вошел во вкус – он расхаживал по столу – взад и вперёд, а конунг смотрел на него пьяным, ничего не понимающим взглядом.

– Я единственный сын, благодаря молитвам моего отца – Одину!! – воспел вдруг конунг ни с того ни сего и принялся энергично трясти косматой рыжей головой.

При этих слова гость одернулся и испуганно посмотрел по сторонам.

– Не произноси это имя всуе, – остепенил его непонятный.

– Что?? – взревел Ирвинг и подался всем телом над столом, но не удержался и плюхнулся обратно. Он принялся, попеременно, подставлять под подбородок то левую, то правую ладонь, чтобы его отяжеленная пьянством голова не обрушилась на грязный, загаженный стол. Прислуга в испуге больше к нему не заглядывала, опасаясь его буйного и неизвестно чего желающего характера.

По убранству помещения было видно, что жизнь покрутила его хозяина в разные стороны – от голода и нищеты до несусветных богатств и роскоши. На полу, среди грязи валялись, поблескивая, особенно – когда проглядывали лучи солнца, осколки колотых золотых изделий. Былые украшения, колец, брошей и колье, валялись, как не нужный лом. Среди его подданных, точнее – теперь уже слуг-рабов, сновали не только простолюдины, но и люди именитые и сильных в своё время и, своём мире – но, не смотря на столь разнообразный круг окружающий его, он оставался таким же, невежей со-скотскими манерами. Вокруг него, сложилась веселая шайка ярлов, таких же невежд – «оторви да выброси», но более здравых и рационально-рассудительных, которые и разбежались при первых же неудачах и вот теперь он пил один в горьком одиночестве.

– А, ты, всё деградируешь и деградируешь!! Весёлые компании, оргии и пьянки… пороки растут и преумножаются!!! – изливал свое негодование гость. Он прекрасно понимал, что это самый, что ни наесть единственный из его подопечных – отпрыск, требующий серьезного вмешательства.

– Какие пороки??? – негодовал конунг.

– Да, всякие!! К выше перечисленным слабостям, можешь смело добавить – лень, праздность, затворничество, неимоверная жестокость!!

– Я воин!.. Слуга Одина!..

– Воин сражается на поле брани, а, ты?.. Помнишь, как в том походе, в который, ты, отправился после женитьбы?

Конунг ничего, не понимая – молчал.

– Тот самый, в котором, ты, лишил жизни старца-монаха в Шотландии? А он ведь ничего плохого тебе не сделал?! Он принёс тебе подарки и предложения новой веры. Если бы, ты, принял их, то сейчас не сидел бы со мной. И у тебя всё было бы по-другому?!

Вразумляющие беседы на Ирвинга действовали усыпляюще, и он опять принялся клевать носом.

Да?.. Но, без воздействия и патронирования тебе нельзя, – многозначительно заключил бутылочный затворник, глядя на дремлющего рыцаря.

– А вот если бы он принял предложения монаха, чтобы было?!! – принялся он рассуждать и вслух добавил. – Тогда бы у меня не было такого усердного слуги?!!

Услышав эти слова, конунг встрепенулся и заорал, что есть мочи.

– Это кто кому из нас служит?.. Шаромыга!!! – негодовал Хальв. Он махнул мечом, что бутыль с брагой и кувшин с пивом, попав под остриё его оружия, разом рассыпались.

Содержимое ёмкостей растекалось по столу и, струйками устремилось на пол.

– И чего это я, его столько времени упрашивал выпустить меня из бутылки?.. – подумал несуразный. – Надо было, всего на всего, напоить его и чуть-чуть взбесить??

– А, ты, не понял? Что, отдавая – такие чудовищные приказы-команды, ты, служишь мне?? Локки!! Барабаш!! По прозвищу «Пройдоха», – демонстративно заявил ему гость.

– Ты, Лок-к-ки??? Бог Огня? Коварства и Страсти? – Хальв, широко раскрыл рот и застыл с глазами полными удивления.

– А, ты, думал я след твоих пьяных фантазий?? Я, управляющий соблазнами и пороками!!!

Ивринг от услышанного осунулся и сидел, как десять побитых собак вместе взятых, смотря испуганным, ничего не понимающим взглядом на управляющего в драном платье.

– Да!!! – пропел Локки.

Гость, желая понять резкую перемену в поведении хозяина, принялся, всматриваться в испуганные глаза, приунывшего конунга.

– Голова была пуста, но видно опустела ещё больше?? – заключил гость, и ему стало жаль его. – Может его взбодрить чем-нибудь?.. Какие же для него придумать шалости?

Но, как он ни старался, ничего такого, что могло бы заинтересовать Хальва на ум не приходило. И он сам, того не замечая, под задором своих мыслей погрузился в состояния бесконтрольного игривого возбуждения не присущее его серьёзной миссии.

– Хочешь, полетаем? – озорно блестя глазами, предложил маленький шкодник, с далеко не малыми возможностями.

– Не!!! Не!!! – отказываясь, закачал головой опять захмелевшей Хальв.

– Вот, теперь, точно вижу, что – пора?!! Пора!! На воздух!! Пора!! Пора!! Слетаем на приём к византийскому императору! Посмотришь, как государи живут!! Может, научишься чему!! Держись!!! – Локки топнул, откуда-то, появившимся копытом, по столу, у него моментально вырос хвост, и одновременно с этим, несуразная кампания вылетела в проём крыши, не имеющей потолка.

Локки, поругавшись с главой нечистых, был изгнан из стана, с формулировкой: «ЗА ОКАЗАНИЕ БЛАГИХ ДЕЛ НЕ СООТВЕТСТВУЮЩИХ СТАТУСУ «НЕЧИСТОЙ СИЛЫ».

Он покинул место суда, так и не дождавшись вердикта присяжных. Не сдав, по обходному листу, причитающиеся духам реквизиты и свою личную жизнь. В минуты кризисных ситуаций ему, конечно, не хватало мощёнки, но он кое-как справлялся – выходил из создавшихся ситуацией, продолжая носить облик «нечисти», чтобы затеряться в низших слоях этого мира, соблюдая все присущие атрибуты облика, не верша, лишь низости.

Пользуясь, своими чарами «Пройдоха» раздвинул небо, точнее, создал трубу, удалив из неё воздух. Не встречая ни какого сопротивления, они понеслись в след заходящему солнцу, внизу горели тысячи факелов.