Текст книги "След черного призрака"

Глава 19

Я честно пыталась следить за тем, что происходило в зале, а не на сцене (всё-таки это – моя основная задача), но рассмотреть в полумраке, подсвеченном лишь разноцветными проекторами, удавалось немного. И всё же ещё одно знакомое лицо я не пропустила.

– Здесь и Рита – дочь вашей домработницы.

– Да. Выпросила у Богдана приглашение. Она за ним лет с пятнадцати бегает. Никакого самоуважения! – вынесла категоричный вердикт Инга.

Я только улыбнулась:

– Вот сразу видно, что ты ещё ни разу не влюблялась.

Девочка презрительно сморщила нос:

– Очень нужно! Чтобы я унижалась, как Рита или мама, перед подонками вроде Андрея! Да ни за что!

– Он тоже здесь?

– Конечно, вместе с мамой припёрся. Она, представляешь, сегодня петь будет!

– Разве она певица?

– Нет, но ради любимого сыночка постарается, да и возможности попозировать на камеру не упустит! – Инга сделала акцент на последней фразе, но обида, проскользнувшая в голосе, выдала истинное положение вещей.

Типичная и, надеюсь, необоснованная ревность ребёнка, которому, по его мнению, внимания достаётся меньше, чем другим.

Концерт между тем продолжался. На сцену сплошным потоком текли «звёзды» различных направлений эстрады с музыкальными и более материальными подарками.

Инга называла мне их имена и перечисляла достижения. Некоторых благодаря навязчивой рекламе (телевизор иногда всё же смотрю) я даже знала, но большую часть звучных фамилий и креативных псевдонимов слышала впервые.

– Впечатляюще! Твой брат многого добился. Сколько ему лет?

– Сегодня двадцать восемь стукнуло, а поёт он лет с восьми. Это мама его с детства по всяким музыкальным школам и спортивным секциям таскала, вот и получился «поющий супермен». – Инга вздохнула. – Если бы она и мной так занималась, может, и из меня бы что-нибудь путное получилось…

Снова ревность. Детские обиды – самые горькие, и помнятся они дольше других.

Я погладила загрустившую девушку по волосам.

– Из тебя уже получился отличный маленький философ, и в людях ты хорошо разбираешься.

– И что мне делать с этими «талантами»? – поморщилась она.

– Дай подумать… у тебя ведь ещё и воображение богатое – попробуй записывать свои наблюдения, выплёскивать эмоции на бумагу, может, из тебя хороший писатель получится.

В голубых глазах загорелись огоньки, загорелись и… погасли.

– Я когда-то пробовала писать истории. Было интересно, но мама прочла, сказала, что я занимаюсь не своим делом, и заставила поступить на экономиста…

Грустная история. Грустная и, увы, банальная. Такое случается каждый день, в каждой второй семье. В итоге мы имеем тысячи разочаровавшихся в жизни, несостоявшихся личностей, уставших от бесконечных бытовых и семейных проблем, ставших довольно средненькими специалистами, которые вот теперь уже точно занимаются не своим делом.

– Инга, мамы, даже самые любящие, не всегда бывают правы. О чёрт! – Я вспомнила о Глебе.

Он, наверное, давно вернулся и ищет меня. Сейчас, чего доброго, правда Войнича вызовет.

Извлечённый из крохотной сумочки телефон показывал полное отсутствие сети и упорно отказывался работать.

– Здесь плохо ловит, – объяснила Инга, заметив мои усилия. – Если надо позвонить, пойдём, я знаю, где хороший сигнал.

Она снова повела меня какими-то окольными путями и вывела в помещение, где сновали уже не фанаты и посетители клуба, а приглашённые «звёзды» и обслуживающий персонал.

– Где мы? – удивилась я.

– Рядом с гримёрками. Звони, теперь получится.

Стараясь не привлекать лишнего внимания, мы отошли в уголок к окну.

Я набрала номер Глеба, вызов действительно пошёл.

– Ты где?! – свирепо прорычал он в трубку.

Ого, какие мы злые! А в голосе всё же отчётливо слышится облегчение. Рад, что маньяк до меня ещё не добрался.

– В клубе. Работаю.

– Где именно? Я тоже в клубе и тебя не вижу.

– И я себя не вижу – здесь темно и шумно. Ладно, иду тебя искать.

Я отключила телефон, прежде чем он успел возразить. Возвращаться к рыжему «сутенёру» не хотелось, подождёт. На его поиски можно будет списать ещё минут двадцать.

– Ой, Богдан идёт. – Инга бросилась было навстречу брату, но остановилась.

Он был не один – провожал Костю и рыжеволосую девушку.

В ярко освещённом коридоре я смогла рассмотреть её лицо. Именно эта девушка фигурировала в мыслях Богдана в момент нашего с ним знакомства. Когда я прикоснулась к его руке – отчётливо увидела эти глаза, волосы, улыбку.

Троица остановилась в нескольких метрах от нас. Они о чём-то негромко переговаривались, затем незнакомка обняла Богдана и поцеловала в щёку, Костя пожал ему руку, и они с девушкой направились в сторону выхода, а певец ещё долго смотрел им вслед с нечитаемым выражением лица.

– Богдан, мы здесь! – позвала Инга.

Я, к сожалению, не успела её остановить. Кажется, мы стали свидетелями чего-то очень личного, вряд ли он обрадуется таким зрителям.

Парень вздрогнул и резко обернулся.

– Инга? Э… Злата, добрый вечер. – Он быстро взял себя в руки, выдавил улыбку и подошёл к нам: – Что вы здесь делаете?

– Добрый вечер. Просто искали место, откуда можно позвонить, – объяснила я, – и… с днём рождения, Богдан.

– Спасибо. Рад, что вы тоже здесь, развлекайтесь, а я, если позволите… мне нужно на сцену. – Он одарил нас ещё одной уже более уверенной улыбкой и поспешил откланяться.

Когда он ушёл, я вздохнула с облегчением – слишком уж сильной полынной горечью и тоской от него веяло.

– Что с ним? День рождения – грустный праздник?

Инга, проводив брата сочувствующим взглядом, тяжело вздохнула:

– День рождения здесь ни при чём, это всё Костя – болван бесчувственный! Взял и притащил с собой Леську – невесту свою. Вот Богдан и расстроился.

– Э… она ему нравится?

– Думаю, больше чем нравится, гораздо больше. Эти трое с детства неразлучны, выросли вместе. Вот Костя с Богданом в неё и влюбились. Леська – она хорошая, добрая, весёлая… Но она одна, а их двое.

– И выбрала она Костю? Значит, ещё и не расчётливая.

– Нет, для неё Богдан – не мегазвезда, а всё тот же приятель по детским забавам. Наверное, это ему в ней и нравится.

Мы вернулись в кальян-зал, посетителей здесь не прибавилось. На сцене солировал Богдан. Теперь слова его песен не казались мне набором красивых фраз, это было зарифмованное отчаяние:

 
Вспоминаю постоянно твоё лицо,
Но на пальце безымянном блестит кольцо.
Пусть другую обнимаю ночами я,
Фотография в кармане – твоя, твоя…
 

– И что, при таком количестве поклонниц он ни с кем не встречается и хранит верность девушке друга? – не поверила я.

– Не хранит. Он же мужчина, – с видом настоящего знатока мужской психологии заявила Инга. – Постоянных отношений у него нет, но с девушками, конечно, встречается. Я однажды приехала к нему на ночь глядя без приглашения и видела, как в его квартиру зашла брюнетка. Пришлось возвращаться назад – не портить же людям вечер!

Когда на сцене появилась Жаклин, я решила, что так и быть, пора вернуться к Глебу, и предложила Инге отправиться в центральный зал. Она болезненно поморщилась:

– Не хочу смотреть, как она позорится!

– Дело ведь не в этом. Инга, ты ревнуешь?

Она покраснела и опустила взгляд.

– Глупо, да? Я очень люблю Богдана, но мне обидно. Когда он родился, мама бросила всё, забыла о съёмках и карьере, сидела с ним несколько лет, собственноручно подгузники меняла. А после моего рождения она уже через две недели вернулась на подиум. Меня воспитывала Галина… Почему так?

– Спроси у неё.

– А смысл? Она скажет, что Богдан в детстве был болезненным ребёнком, а я росла крепкой здоровой девочкой. Ладно, забудь, теперь это не важно. Просто не хочу идти туда сейчас.

А вот моё время вышло – Глеб уже, наверное, рвал и метал.

Я попрощалась с девочкой и отправилась в зал, где шёл концерт. И снова меня с головой накрыла взрывная волна переполняющих молодёжь эмоций и адреналина.

А вот с музыкой повезло. Со сцены лилась негромкая лирическая мелодия, с которой красиво переплетался приятный голос Жаклин. Она пела что-то вроде колыбельной для сына, а я, немного придя в себя, пыталась высмотреть в толпе Глеба.

Бессмысленное занятие! Яркие всполохи убрали, сейчас в зале царил, видимо, более соответствующий звучащей композиции лёгкий полумрак. Разглядеть лица стоящих даже поблизости людей было сложно.

Вот чья-то рыжая макушка мелькнула в толпе возле сцены, я начала пробираться туда, но вскоре потеряла ориентир.

Я всё ещё не оставляла попыток найти «телохранителя», когда меня буквально затопила и едва не сбила с ног обжигающая лавина ненависти, презрения и… отчаяния. Это был тот самый сплав эмоций, который я ощущала в трансе, подключаясь к воспоминаниям жертв! Он полоснул острым лезвием по оголённым нервным окончаниям, стало трудно дышать.

Убийца где-то здесь. Совсем рядом!

Я отчаянно завертела головой, пытаясь разглядеть хоть что-то, и… потеряла след. Ощущения пропали.

Несколько минут я просто бродила по залу в надежде снова их поймать. Увы, нигде ничего. Зато нашёлся возмущённый моим безответственным поведением Глеб. Он схватил меня за руку и потащил к выходу. Остановился только на пороге клуба, где всё ещё отиралась толпа безбилетных, недопущеных на бал «золушек».

– Какого чёрта ты делаешь?! – зашипел рыжий, оттащив меня в сторону. – Я же сказал, ждать меня на входе! Как ты попала в клуб?!

– Не важно, он сейчас здесь, я его чувствовала! Нужно что-то сделать!

– Кто он? – Глеб непонимающе захлопал рыжими ресницами.

– Убийца! Он был в клубе и, возможно, всё ещё там!

Я огляделась, не зная, что предпринять, и едва не подпрыгнула от радости, увидев знакомое лицо, а главное, форму сотрудника правоохранительных органов.

– Громов! – Я бросилась к «оборотню».

Он лениво подпирал стену, внимательно наблюдая за толпой. Мне не удивился, но и не обрадовался, напротив, поморщился и проворчал:

– Мелихова! И ты здесь? Отойди, не мешай работать.

– Я не мешаю, а помогаю. Маньяк сейчас в клубе! Нужно что-то делать!

Он слегка заинтересовался:

– Ты его видела?

– Э… не совсем, только почувствовала, но он точно здесь!

Взгляд голубых газ поскучнел.

– Здесь сейчас не меньше трёхсот человек. А ты даже не знаешь, кого именно искать, я правильно понял?

– Да, но…

– До свидания. Не мешай мне работать.

Я возмутилась:

– Это и есть твоя работа – защищать людей от маньяка!

– Не сегодня. Я в отгуле.

– Тогда что ты тут делаешь?!

Громов нагло ухмыльнулся:

– Подрабатываю. Тут сегодня будет полно пьяных состоятельных придурков. Вон, кстати, один такой малолетку клеит. А это у нас что? Правильно, уголовно наказуемое деяние! И чтобы избежать ответственности, он с радостью отдаст мне всё содержимое своего кошелька. Ну я пошёл, клиент созрел!

– А…

– А маньяка сегодня ловите сами, я занят – спасаю молодёжь от растления, это тоже важно! – нагло заявил капитан и пружинистым шагом направился в сторону незадачливого «растлителя».

Вот ведь… «оборотень»!

Я вздохнула, гадая, что предпринять в сложившейся ситуации.

– Он прав, – заметил присутствовавший при нашем диалоге Глеб. – Твои ощущения ничего не дают. Нам по-прежнему неизвестно, кого искать.

– Хорошо, тогда вернёмся в клуб и продолжим, возможно, я смогу снова его почувствовать.

Глеб долго молчал и хмурился. В экстрасенсорные способности он явно не верил, но, поскольку даже Войнич не отрицал мою сверхчувствительность, просто так сбросить её со счетов не мог.

– Ладно, только чтобы от меня больше ни на шаг не отходила!

Я кивнула с притворным раскаянием.

Мы направились обратно ко входу, но дорогу перегородили мужчина и девушка, бурно выясняющие отношения прямо на ступеньках клуба.

Девушку я узнала. Это была Ольга Ворошилова – подруга последней жертвы, Анны Логвиновой. Её шрам, густо замазанный тональным кремом, при ярком искусственном освещении был почти незаметен. Мужчину я видела впервые. Вот она влепила ему звонкую пощёчину и, резко развернувшись, буквально побежала по ступенькам вниз. Мужчина, громко и грязно ругаясь, направился за ней.

– Всё-таки правильно говорят: на чужом несчастье счастья не построишь, – философски заметил Глеб, проводив странную пару задумчивым взглядом.

– В смысле?

– В смысле это, если ты ещё не в курсе, любовник убитой банкирши Анны (один из двух, имеющихся в наличии) и её лучшая подруга. В ночь, когда её убили, они были вместе. И, как сама понимаешь, занимались не просмотром телепередач.

Глава 20

Несмотря на тяжёлый день, спала я плохо и проснулась рано. Умылась, надела одно из своих старых платьев, заварила кофе и только потом позволила памяти включить перемотку событий прошлого вечера.

Мы с Глебом вернулись в «Мегаполис» и обошли его вдоль и поперёк – безрезультатно, ничего похожего я больше не почувствовала.

Было страшно: вдруг этот эмоциональный выброс не случайный, а целенаправленный и убийца выбрал новую жертву! Что, если сейчас придут Глеб и Алан с печальной новостью об очередной «скальпированной» блондинке? Тиски замкнутого круга сжимались, подступая всё ближе, и я понятия не имела, как его разорвать.

Через некоторое время в дверь позвонили. Что-то рано сегодня.

Сердце сжалось от дурного предчувствия. Вид мрачного Войнича и непривычно грустного Глеба лишь подтвердил его обоснованность.

– Привет, – грубовато поздоровался Алан и без церемоний направился в гостиную.

Глеб молча кивнул мне и поспешил за ним.

Начало встречи не предвещало ничего хорошего.

– А где Лиза? – Я не то хотела спросить.

Просто задать главный вопрос, честно говоря, побоялась.

– Обойдёмся пока без неё, нужно кое-что обсудить.

Алан сел в кресло и кивнул нам с Глебом на диван, расположенный напротив. Тут уж я не выдержала:

– Кто она?

– Ты о ком? – не понял спортсмен.

– О новой жертве, кого-то ещё убили, да?

Глеб и Алан удивлённо переглянулись:

– Пока нет. Я пару минут назад звонил Громову – утренние сводки в этом плане чистые. А почему ты…

– Вчера в «Мегаполисе» я кое-что почувствовала и была почти уверена, что он вышел на охоту…

– Я в курсе, Глеб вчера звонил. – Войнич задумчиво поскрёб подбородок. – Только почему ты считаешь, что это были именно ЕГО эмоции? Мало ли что кого могло взбесить?

– Примерно то же я чувствовала, подключаясь к воспоминаниям убитых девушек. А стопроцентной уверенности, конечно, нет.

– Она что, правда, всё это умеет? – недоверчиво уточнил молчавший до сих пор рыжий.

– Умеет. – Алан достал из большого кожаного кейса ноутбук, включил его и поставил на журнальный столик. – Насколько я понимаю, ты считываешь эмоции на близком расстоянии?

– Да, в радиусе двух метров и преимущественно очень сильные.

– В клубе ведётся видеозапись. Я её раздобыл. Хотел посмотреть, кто находился рядом с тобой, но это нереально. В танцевальном зале камера всего одна. Вот общий план – сцена и толпа зрителей. Разрешение маленькое. Разглядеть детали и лица не получится.

– Можно посмотреть? – Я подошла и заглянула ему через плечо.

Полумрак, разноцветные узоры лазерных проекторов и море возбуждённых, дёргающихся под музыку людей, причём со спины (видимо, камера направлена в сторону сцены).

Как там сказал Громов – не меньше трёхсот человек. М-да, задачка.

– Отмотай вперёд до выступления Жаклин, – попросила я. – Кстати, а почему вас с Никой не было? Вы же друзья семьи?

– Отец заболел – навещали, – снизошёл до объяснения спортсмен. Он нашёл нужный момент и остановил запись. – Это?

– Нет, здесь она только вышла на сцену. Чуть дальше. Да, тут. Можешь увеличить картинку? Я находилась рядом со сценой, кажется, справа.

Алан приблизил остановившийся кадр.

Картинка получилась нечёткой и размытой. Я себя-то узнала с большим трудом, а стоявших в непосредственной близости девушек и парней разглядеть тем более не смогла.

– Там ещё телевидение снимало, – напомнил Глеб.

Он скромно сидел на диване, не пытаясь посмотреть съёмку, и вообще выглядел как-то понуро.

– Они снимали Богдана и приглашённых «звёзд», а не массовку, – возразил Алан, закрыл ноутбук и повернулся ко мне: – Злата, сядь. Разговор есть.

Мне не понравилось, как это прозвучало, а Глеб погрустнел ещё больше.

– У меня есть ещё одна видеозапись – с камеры на входе. Я её посмотрел, так, на всякий случай. – В тихий голос спортсмена просочились холод и металл. – Глеб, объясни мне, пожалуйста, что за школьную самодеятельность вы вчера устроили? Почему Злата вошла в помещение одна, а ты появился только через сорок минут?! Ты хоть представляешь, что могло случиться за это время?!

– Виноват, этого больше не повторится, – тоном нашкодившего двоечника пробормотал Глеб, сверля взглядом паркет.

– Конечно, не повторится, потому что ты отстранён, – спокойно сказал Алан.

– За что? Ничего же не случилось? – слабо запротестовал Глеб.

– Ничего не случилось? – нехорошим голосом повторил Алан.

Я почувствовала захлестнувшие его раздражение и возмущение.

Вот только их разборок мне с утра пораньше не хватало!

Пришлось перевести огонь на себя:

– Мальчики, успокойтесь, пожалуйста. Алан, это я виновата: хотела пообщаться с Ингой без свидетелей, вот и уговорила Глеба уехать, можно сказать, заставила. Ты ведь знаешь, я умею убеждать.

Рыжий заступничества не оценил: покраснел и полыхнул в мою сторону сердитым взглядом, но промолчал.

– Его задача – охранять тебя, а не вестись на уговоры! – злился Войнич. – И ты тоже хороша! Сначала возмущаешься, что не обеспечена достойной защитой, а потом сама же отсылаешь охранника! Как я могу гарантировать твою безопасность при таком беспечном отношении?!

На это возразить было нечего, мне стало неловко.

– У нас тут что – детский сад на прогулке? – Алан нервно взъерошил волосы и смерил нас усталым взглядом родителя, горько разочаровавшегося в неблагодарных детях.

Теперь узорами паркета мы с Глебом любовались вдвоём.

– Говорю же, больше такого не будет, я от неё ни на шаг не отойду, – пылко заверил отстранённый телохранитель.

Войнич отрицательно покачал головой:

– Это не обсуждается. Я больше не могу на тебя положиться, тем более сейчас, когда дело приняло такой оборот. Ночью будешь дежурить как раньше, а днём обойдёмся без тебя.

– Кем обойдёмся? – настороженно уточнила я, вспомнив народную мудрость, не рекомендующую менять коней на переправе.

От Глеба я хотя бы уже знала чего ожидать, а к новому бодигарду придётся привыкать заново.

– Угадай с трёх раз, – тяжело вздохнул Алан и поднялся, посмотрев на часы, – всё, я звоню Лизе, через час выдвигаемся.

Вот это поворот!

– Стоп! Ты сам будешь меня сопровождать?!

– Что-то не устраивает? – нахмурился спортсмен. – Могу предложить кандидатуру Громова, правда, за сотню баксов он лично продаст тебя тому же маньяку.

Пожалуй, так и будет, разве что за большую сумму.

– Нет, нет, меня всё устраивает. С тобой – хоть на край света! – вполне искренне заверила я.

Алан порыва не оценил и предупредил:

– Не старайся зря. Я на твои провокации больше не поведусь!

Свежо предание, да верится с трудом! Я скромно промолчала, предпочитая не озвучивать сомнения.

В кафе «Наоми» сегодня было многолюдно. Некоторых посетителей я уже знала в лицо. Видимо, контингент здесь более-менее постоянный. Ольги Ворошилой не было, зато за столиком у окна обнаружился мой вчерашний лысоватый воздыхатель. Он меня сразу узнал, приосанился, снова извлёк из кармана платочек и начал усиленно промокать выступившую на лбу испарину. Большинство посетителей меня тоже узнали и, заметив смену кавалера, «обласкали» ещё более концентрированной неприязнью.

Алан, оказавшись в центре внимания, машинально потянулся к карману рубашки, из которого выглядывали тёмные очки, но, перехватив мой понимающий взгляд, опустил руку.

– Они всегда так смотрят? – тихо уточнил он.

– Да. Со скукой борются. В этом кафе других развлечений нет, а я слишком уж резко выделяюсь на общем фоне.

Он пробежал быстрым взглядом по моему лицу, украшенному броским макияжем и короткому открытому наряду (черный топ в виде корсета со шнуровкой и расклешённая красная юбка) и согласился:

– Да, пожалуй. Но я-то не выделяюсь.

– Выделился, когда пришёл со мной. Кстати, не боишься, что нас увидит кто-нибудь из твоих знакомых? Ты ведь не хотел светиться.

– Не хотел, а что остаётся? – неохотно признал спортсмен. – Насчёт знакомых не беспокойся. Увидят – поймут правильно.

– Это как же?

– Решат, что завёл игрушку на пару ночей – это не возбраняется, – буднично объяснил он, явно без желания поддеть или обидеть, но стало неприятно.

Разумеется, промолчать я не смогла:

– Мне жаль тебя разочаровывать, дорогой, но, учитывая, что кавалеров как перчатки меняю я, игрушкой на одну ночь сочтут тебя. Вернее, уже сочли. Оглянись вокруг – от большинства этих людей, особенно от женщин, просто фонит жалостью. Для них ты – мой очередной каприз, а не наоборот.

Алан поморщился, оценив ситуацию.

– А кто для них ты?

– О, всё согласно вашему гениальному плану, – я послала ему кокетливую улыбку роковой обольстительницы, – распутница, изменница, разлучница, ну и дальше по списку…

– Перестань со мной заигрывать! – предупредил он суровым шёпотом.

– Не могу, я в образе. – Я улыбнулась ему ещё нежнее и томно вздохнула, подперев щёку ладонью.

Войнич слегка растерялся, видимо, позабыв о своём решении не поддаваться на провокации.

– Но почему со мной?! Вокруг есть другие мужчины, а тот лысый с тебя уже минут двадцать глаз не сводит. Ему улыбайся!

– Не с меня, а с моих ног, – уточнила я. – Ему, по настоятельному требованию Глеба, я улыбалась вчера. Сегодня – твоя очередь.

– Почему?

– Потому что я только что сменила кавалера. И начинать напропалую кокетничать со всеми подряд в твоём присутствии – это перебор даже для маньяка. Он просто сочтёт меня озабоченной нимфоманкой, сбежавшей из спецучреждения. Так что терпи, любимый!

Смуглые щеки Войнича слегка порозовели.

– Только не перегибай палку! – сурово предупредил он. – И веди себя скромнее – люди же смотрят!

– Так мы этого и добиваемся, чтобы как можно больше людей увидели и оценили ситуацию, а вот ты ведёшь себя неестественно. Хотя бы раз улыбнись мне для приличия – мы вроде как на свидании.

Войнич, оглядевшись и оценив количество прикованных к нам взглядов, снизошёл и выдавил вымученную улыбку, больше похожую на гримасу пациента стоматолога.

– Похоже, я переоценил свои возможности, – проворчал он. – Ты здесь что-нибудь чувствуешь?

– Немного. В основном раздражение, усталость, вожделение, гнев, неприязнь. Расслабься, последние три пункта адресованы лично мне.

– Вожделение? – Он покосился в сторону моего безволосого воздыхателя. – Этот, что ли?

– Не только. Физиология – наука об элементарном. Для того, чтобы запустить базовые инстинкты, большинству многого не нужно. Не все же такие привередливые, как ты.

Алану затронутая тема явно не нравилась.

– Это всё?

– Да, ничего похожего на вчерашние ощущения здесь нет.

– Значит, и этого человека тут тоже нет. Уходим.

– Не факт. Я считываю только сильные эмоции. Тот порыв был пиком, эмоциональным взрывом. Если сейчас убийца здесь, но спокоен или просто слегка взволнован – я ничего не почувствую.

Алан прикрыл глаза и устало потёр переносицу.

– Получается, если он всё время будет спокоен, мы так ничего и не узнаем? Но ведь есть более надёжный способ – ты же можешь просмотреть хоть всю жизнь человека и залезть к нему в голову!

– При непосредственном контакте, мне нужно подержать человека за руку или любые другие части тела, хотя бы пару минут, чтобы настроиться и считать нужную информацию. И как ты себе это представляешь в сложившейся ситуации? Я же не могу просто выдергивать у окружающих волосы или щупать всех подряд? – Мой монолог сопровождался всё той же заигрывающей улыбкой, от которой у Войнича, судя по выражению лица, уже начались желудочные колики.

– Перестань так улыбаться! – велел он.

– Как так?

– Глупо!

– Не могу. Хоть кто-то из нас должен играть свою роль хорошо. А насчёт спокойствия – не уверена, что он сможет сдерживаться долго. Вчера случилось нечто, спровоцировавшее тот порыв. Как будто сработал спусковой механизм, удивительно, что никто не пострадал. Возможно, ему помешали.

– И…

– И сегодня он попытается наверстать упущенное. Если уже этого не сделал.

Алан посмотрел на часы:

– Вряд ли, все девушки убиты в ночное и вечернее время. Днём он, похоже, занят или просто осторожничает. «Мегаполис» открывается в семь. Сосредоточим всё внимание на нём. А пока прокатимся дальше по списку.