Текст книги "Тени в лабиринте"

– Одну деталь могу дополнить, – говорю я, внутренне потрясенный. – Не исключено, что в настоящий момент Борохович находится в нашем городе.

– Откуда данные?! – Коваленко вопросительно смотрит на меня.

– Подтвержденные сведения таковы: бывший директор зверосовхоза сошел с поезда «Новосибирск – Одесса» либо за одну станцию до, либо в самом Верхнеозерске. Это произошло восемнадцатого октября.

– Нам пока не поступала такая ориентировка.

– Прибывший утром лейтенант Чижмин сообщил мне об этом. Я просто не успел раньше доложить.

– Значит, приезд Бороховича совпадает с датой убийства Моисеева, – задумчиво добавляет Коваленко.

– Очень ценно, – замечает Железнов. – Ну что ж, для начала было полезно обменяться информацией. Все дальнейшие мероприятия будем согласовывать.

Распрощавшись с моим начальством, Павел Александрович уходит. Коваленко, если можно так выразиться, впадает в состояние информационного удара в двадцать пять килобайт. Я, между прочим, тоже.

– Николай Дмитриевич, создавшаяся ситуация требует оперативного вмешательства. Кормилина необходимо арестовать – помимо махинаций на фабрике, имеются подозрения о его связи с двойником Ферезяева. Время не терпит. Я уверен, что Иван Трофимович сыграл далеко не последнюю роль в происшедших событиях.

Полковник колеблется.

– Всегда восхищался вашей уверенностью. Но ведь пока бездоказателен прямой контакт между Кормилиным и Бороховичем. И потом, откуда вы взяли, что тот непременно находится здесь по сей день?

– Вероятность велика. У меня почти нет сомнений в том, что Борохович прибыл в Верхнеозерск укрыться, переждать, а заодно и избавиться от опасных свидетелей. Действуя нерешительно, мы оставляем в покое бомбу замедленного действия.

– В принципе я с вами согласен, но давайте к этому вопросу вернемся завтра, после того как Кормилин сам явится к нам по повестке. Вот и прощупывайте его, сколько сочтете нужным. И если ваша точка зрения не изменится, я вас поддержу. Работайте в этом направлении. Из прокуратуры только что опять звонили.

– Ну, если вы так считаете…

«Хоть шерсти клок», – думаю я и добавляю:

– Прошу установить наблюдение за Дмитрием Серовым и придать ему охрану.

Против превентивных мер Николай Дмитриевич не возражает, несмотря на острую нехватку людей.

Тринадцать десять. В управлении начинается постепенная миграция в буфет на первый этаж. Однако сторонний наблюдатель мог бы заметить небольшое отклонение: кое-кто следует в протипоположную сторону. А точнее – в мою цитадель под номером 424. Откуда-то возник слух, что Голиков «протрубил большой сбор».

Первым приходит капитан Пошкурлат – самый бдительный. Поручаю ему собрать фотографии арестованных «меховщиков» и присовокупить к снимкам Бороховича. Адрес для отправки в Южноморск даю сам, за документацией отсылаю в подведомственный Конюшенко отдел.

Является Чижмин, как ни удивительно, с Ревазом. Оба запыхавшиеся. Мчедлишвили я не видел с момента проведения графологической экспертизы почерка Северинцевой. Не хочется огорчать Реваза, но он мне пока абсолютно не нужен.

Леве я рассказываю о допросе Эльякова и поручаю проверить алиби Георгия Никодимовича вечером и в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое октября.

Всем приходящим сообщаю последние новости – об установлении личности псевдо-Ферезяева и взываю к повышенной ответственности.

Волошина направляю в таксопарк, который уже знаком нашим ребятам как свои пять пальцев. Там старший лейтенант должен выяснить, имеются ли в документах соответствующие пометки об отсутствии Моисеева в дни «командировок» в Новосибирскую область.

Инспектору Громову даю задание сходить к подруге матери Северинцевой и предъявить ей фотографию Эльякова на предмет опознания. Вдруг словоохотливая старушка узнает на снимке «солидного Наташенькиного кавалера». Тогда одно звено автоматически замкнется.

Последним в дверях вырастает Нефедов. Вид у Валентина бравый, хотя из-под рубашки выглядывает полоска белоснежного бинта. Ничего не поделаешь, придется лейтенанту сходить к Клавдии Павлюк – ведь он у нас теперь главный специалист по работе со слабым полом. Для понимания серьезности поручения подчеркиваю важность выявления возможной линии Моисеев – Кормилин.

Так! Осталось распорядиться насчет охраны Серова, решить еще семь-восемь текущих оргвопросов и можно будет на десять минут перевести дух.

Глава восьмая

Утром я решаю пройтись до управления длинным кружным путем. Собственно говоря, такой маршрут я выбираю потому, что большая его часть проходит через малолюдный в это время года парк и есть возможность без помех еще раз продумать в деталях предстоящий допрос Кормилина. Именно допрос – бесед уже не будет. Факты, которыми мы сейчас располагаем, должны заставить заговорить Ивана Трофимовича. Надо только все верно рассчитать психологически, не дать ему опомниться. Иначе вновь возникнет недопустимая при сложившихся обстоятельствах заминка. Меня интересует даже не столько признание самого Кормилина, сколько связь между ним и Бороховичем-Ферезяевым. А эта связь, судя по всему, имеется.

Вообще впервые с начала расследования у меня появилось ощущение, что дело близится к развязке. И очень многое может прояснить сегодняшний день.

Облетевшие листья с тихой прощальной грустью похрустывают под ногами. В конце центральной аллеи перед спуском к стадиону «Динамо» возвышается старенькое здание кинотеатра «Парк». Бросаются в глаза массивные мраморные колонны не то в стиле рококо, не то барокко – я никогда в этом не разбирался. Между колоннами снуют старшеклассники с портфелями и сумками, оживленно переговариваются в предвкушении очередной порции киновпечатлений. Бедные родители! Сейчас вы находитесь в полной уверенности, что, ваши будущие Эйнштейны и Лобачевские грызут гранит науки, а вечером с удивлением прочтете в дневниках своих чад строгую запись: «Прошу вас явиться в школу в связи с тем, что…»

Ладно, бог с ними, с родителями. Я не директор средней школы, и заботит меня в данную минуту другое.

Значит так. Показания Перцовского, Эльякова и реализаторов – это на первое, на второе – данные, собранные Чижминым, а на десерт – информация Железнова. Как вам такое меню, уважаемый гражданин Кормилин?…

– Здравия желаю, товарищ майор!

Бодрый голос старшины Семенова возвращает меня к действительности.

– Привет, Коля! – я оборачиваюсь назад, недоумевая, когда же это я успел дойти до управления. От реальности деться некуда. Овеянный романтикой осенний парк остался далеко позади, передо мной – полная прозы массивная дубовая дверь. Впрочем, открываю ее я без сожаления.

В вестибюле довольно многолюдно. Все торопятся, У каждого свои дела. Приятно видеть знакомые лица. Отвечая на приветствия коллег, я поднимаюсь на четвертый этаж. Навстречу озабоченно спешит Пошкурлат. А может, мне только кажется, что капитан чем-то озабочен?

– Александр Яковлевич, – поздоровавшись, говорит Пошкурлат, – вас просила зайти Зинаида Михайловна.

Я сразу не могу сообразить, чем моя персона могла ее заинтересовать.

– Это насчет путевки в профилакторий для Трофименко. – подсказывает Пошкурлат.

– Спасибо, – бурчу я, останавливаясь посреди коридора. – Больше ничего нового?

– Пока нет.

Кабинет встречает меня как-то неприветливо: несгораемый шкаф бросает на пол узкую косую тень, казенно поблескивает стекло на письменном столе, даже телефонный аппарат, как ни странно, молчит.

Достав из сейфа нужные бумаги, пытаюсь сосредоточить на них внимание. Проходит около двадцати минут. Часовая стрелка неумолимо указывает на то, что Иван Трофимович почему-то запаздывает. Непунктуальных людей я не терплю, но здесь дело вовсе не в этом. По повестке обычно все являются вовремя – такое уж она имеет магическое влияние.

Следующие пятнадцать минут тянутся нескончаемо, хотя я и продолжаю заниматься документами.

Не могу удержаться от искушения и вновь смотрю на часы. Без двадцати десять.

Отложив в сторону бумаги, набираю домашний телефон Кормилина. Однообразные длинные гудки.

Звоню на фабрику. Нет, Ивана Трофимовича еще нет.

Странно.

Негромкий стук заставляет меня вздрогнуть. В дверях появляется Антон Васильевич.

– Привет сыскарям! Перекуриваем? – Конюшенко с удивлением обводит взглядом пустой кабинет. – Ты один?

– Как видишь.

Мои слова вызывают немедленную ответную реакцию.

– Не явился! Так чего же ты ждешь? Аплодисментов? Идем к Коваленко.

– Да, но…

– Никаких «но»! – Антон Васильевич машет перед моим носом пухлой папкой. – Тут на троих Кормилиных хватит…

Николай Дмитриевич внимательно выслушивает доклад Конюшенко и мои соображения по поводу неявки Кормилина.

– Ну что ж, – наконец произносит он, как бы взвешивая каждое слово, – готовьте оперативную группу на выезд. По дороге заедете в прокуратуру, я сейчас свяжусь с Вороновым. Соблюдайте предельную осторожность.

Полковник сбивается с привычного сухого тона и с горечью добавляет:

– Не дает мне покоя этот затаившийся где-то Борохович.

Три машины мчатся по проспекту Свободы, сворачивают на Индустриальную и останавливаются невдалеке от дома 47-А. Мы вклиниваемся в деловую жизнь города, но вклиниваемся без мигалок, проезда на красный свет и стрельбы. Наши действия пока подчинены простейшей схеме – привлекать к себе возможно меньшее внимание.

Основная часть опергруппы располагается при въезде во двор, в соседних подъездах и – чем черт не шутит! – двое сотрудников контролируют усеянный многочисленными балконами фасад здания.

На окнах квартиры Кормилина задернуты шторы, из-за них пробиваются полоски зловеще-тусклого света. Соблюдая тишину, мы поднимаемся на третий этаж по широкой лестнице с массивными перилами. «Слесарем ЖЭКа» будет представляться Семенов с его хрипловатым голосом и нагромождением мышц. Вообще, слесарь – самая удобная профессия. Ею прикрываются все – начиная угрозыском и заканчивая домушниками.

Звоним в обитую темно-коричневым дерматином дверь, прислушиваясь к малейшему шороху. Никогда не Знаешь, что ожидает тебя в следующий миг.

Наши звонки усиливаются, но к двери никто не подходит.

– Заснул он там, что ли? – шепчет кто-то из оперативников за моей спиной.

Продолжать трезвонить бессмысленно. Подаю Семенову условный знак. В три резких удара корпусом старшина срывает левую половинку двери с петель и по инерции влетает в образовавшийся проем. Мы устремляемся вслед за ним, держа оружие наготове.

Ни в прихожей, ни в одной из двух смежных комнат Никого нет. Удостоверившись в этом, приступаю к беглому осмотру квартиры.

Первая комната приспособлена под спальню. Диван аккуратно застелен, возле журнального столика – высокий торшер на резной деревянной ножке. Вторая комната – гостиная. Очевидно, здесь происходили ночные бдения. Площадь большая – около двадцати пяти квадратных метров. Бросается в глаза явный беспорядок: дверцы и ящики импортного гарнитура распахнуты и выдвинуты, покрытый лаком паркетный пол завален бельем вперемежку с распечатанными колодами карт, в хрустальной люстре под потолком горят все шестъ свечей. Цветной телевизор полуразвернут на дубовом тумбе с гнутыми ножками.

Складывается впечатление, будто хозяин квартиры лихорадочно торопился унести ноги подобру-поздорову. Или его поторопили… Невероятно! Похожая ситуация была у меня в шестьдесят шестом, когда мы брали Губатого. Матерый рецидивист, кем-то предупрежденный, улизнул от нас буквально в последний момент, спустившись во двор по обледенелой водосточной трубе. Взяли Губатого через полтора месяца в подвале заброшенного дома, выследив его любовницу. Бандит до последнего патрона отстреливался из обреза, тяжело ранив одного и убив другого милиционера – отца двух девочек-дошкольниц.

В прихожую вбегает Громов, который все это время находился в машине вместе с Бородиным.

– Товарищ майор! Срочный вызов по рации.

– Ни к чему не прикасаться. Пригласите двух понятых. Опросите соседей. Я сейчас вернусь.

Дверца «Волги» услужливо приоткрыта.

– Голиков на связи.

– Докладывает Рязанцев. Серов доехал двенадцатым автобусом до конечной, свернул на Кировоградскую и несколько минут назад вошел в дом № 17.

– Это в частном секторе?

– Да.

– Кто владелец дома, не выяснили?

– На стене имеется табличка «Границкий Л. А.».

– Возле дома никого нет?

– Никого, только во дворе стоит автомашина такси. Если не ошибаюсь, 18–61…

– Что?! – я концентрирую внимание на необъяснимом факте. – Это же машина Моисеева! Усилить наблюдение! Поддерживайте со мной постоянную связь.

– Вас понял!..

У подъезда уже собралась кучка любопытных соседей, в основном преклонного возраста. Откуда-то появляется Громов под руку с воинственного вида старушкой в длинном ядовито-красном пальто, накинутом на плечи пуховом платке и туфлях с галошами.

– Это Вера Денисовна Клепикова, соседка Кормилина по лестничной клетке, – поясняет лейтенант.

Не дожидаясь наводящих вопросов, Вера Денисовна грозно заявляет:

– Плохо работаете, милиция! Давно пора всех этих жуликов на чистую воду вывести. А первым – Ваньку!

– А почему вы считаете, что Иван Трофимович – жулик? – я не могу удержаться от улыбки.

– Ванька-то? Жулик, он и есть жулик. Я их насквозь вижу, супостатов, – в праведном гневе Клепикова трясет в воздухе костлявым кулачком. – Ворюга он и до денег жаден. Когда Буриленчиха, царствие ей небесное, на покров померла, полтинник на венок не дал, жадюга. «Нету, – говорит, – бабка, у меня денег. Вы тут по очереди помирать будете, а я плати? На всех не напасешься». У, ирод!

С превеликим трудом мне удается направить беседу в нужное русло. И выясняется следующее: каждое утро бодрая старушка выгуливает во дворе свою комнатную собачку и видит, как Кормилин направляется на службу. Сегодня этот цикл повторился, ничто не нарушало привычного распорядка. Прошло не то минут пять, не то двадцать – тут у Веры Денисовны, которая часов не носит, хронологический провал – Иван Трофимович, испуганный и белый, как полотно, чуть не бегом возвратился домой. Соседка поинтересовалась, не случилось ли чего, на что Кормилин торопливо ответил, оглядываясь по сторонам: «Все в порядке, срочная командировка». По-видимому, сборы в «командировку» производились на спринтерских скоростях – вскоре Кормилин во второй раз вышел из дому с большой вещевой сумкой.

Я благодарю Веру Денисовну за ценные сведения, и она удаляется с чувством выполненного долга. В этот момент вновь оживает рация.

– Товарищ майор, к дому подошел мужчина с сумкой через плечо. Покрутился у крыльца, но заходить не стал. Сейчас он заглядывает в окно.

– Что за мужчина, Сергей Вадимович?

– Средних лет, широкоплечий, в кожаной куртке. Разглядеть лицо не удалось.

– Хорошо, продолжайте наблюдение.

Так. Оцепление снято, сотрудники возвращаются к машинам. Если ситуацию немедленно не проанализировать, она выйдет из-под контроля.

– Слава, – обращаюсь я к Громову, – у Кормилина в прихожей есть телефон. Позвони в диспетчерскую таксопарка и выясни, работает ли у них Л. А. Границкий.

– А я и так знаю, – спокойно произносит лейтенант, – Леонид Аркадьевич Границкий – сменщик Моисеева. Бывший, конечно.

Внезапно жилые дома, тротуары, детская площадка с покосившимся турником – все приходит для меня в движение, на какую-то долю секунды появляется безотчетное предчувствие беды.

– Надо ехать, – негромко говорю я Бородину, тряхнув головой.

Моментально включив зажигание, Сергей излюбленным резким сигналом распугивает голубей, кошек и прочую мелкую живность, вопросительно глядя на меня. И тут рация взрывается странным звуком – как будто на том конце изо всей силы выдохнули в микрофон.

– Александр Яковлевич! – голос Рязанцева ужасающе соответствует моему состоянию.

– Да!

– Александр Яковлевич, ЧП!..

Часть третья. Третья истина

Глава первая

– Залохматившийся плед лежал на столе поверх груды деталей и бумаг. Еще два месяца назад, нет, каких там, пару недель, он хотел соорудить небольшую мастерскую. «Все прошло, как с белых яблонь дым». Недосуг, да и тоска давит.

Мать неоднократно напоминала Диме об уборке, не раз предлагала навести порядок сама. Но он не любил, когда трогали его вещи. Инструменты, чертежи и схемы, годами накапливавшиеся в кладовой, были неотъемлемой частью души Серова.

А сегодня, в порядке борьбы с меланхолией, он разложит все предметы, как говорится, по полочкам.

Дмитрий нагнулся, отодвинул стопку справочников по машиностроительному черчению и стал разбирать папку сэскизами. Так… зубчатые передачи, эскиз газоотводной трубки, система охлаждения ДВС. Серов присел на корточки, устремив взор в потолок. Системами охлаждения он никогда не занимался.

«Вот тебе раз! А это как сюда попало?»

Аналогичные чувства, наверное, испытывал бы палеонтолог, откопавший в толще докембрийского слоя вставную челюсть.

– Но почерк-то… – задумчиво произнес Серов.

И тут он вспомнил. Его передернуло, словно от удара электрическим током. Эти чертежи были принесены Тюкульминым за несколько дней до ареста Дмитрия, а в самом ремонте радиатора нуждался какой-то таксист – старый приятель Анатолия. Починить радиатор Серов уже не успел. Все это время чертежи тихо покрывались пылью, дожидаясь своего часа.

«Долги надо платить сполна…»

Слова, оброненные когда-то Жорой, прозвучали как напоминание и одновременно как призыв к действию.

«Я отдам!» – мысленно пообещал себе Дмитрий.

У него было в запасе два отгула, полученных за сверхурочную работу. «Значит, – решил он, – во вторник и в среду…»

В первый день пребывания в таксопарке Серов порядком примелькался. Угрюмый дворник, подметавший участок территории возле проходной, где Дмитрий проторчал больше трех часов, даже окрестил его «инозэмным шпыгуном». Искомый таксист, однако, не появился.

А направляясь туда же на следующее утро, Серов неожиданно повстречал Жору, идущего на «принудиловку» с видом человека, которому предстоит целый день нажимать на клавиши селектора, диктовать срочные распоряжения секретарю и отвечать на звонки из министерства.

Приятели поздоровались. После первых взаимных расспросов Жора, жизнерадостно поглядывая на Дмитрия, сообщил:

– Помнишь, я тебе про свою девушку рассказывал? Так вот, в декабре у нас свадьба.

– Да ну? – Серов предпринял слабую попытку удивиться, но удивился лишь фальши собственных слов. – Поздравляю.

– Представляешь, самому не верится. Дал-таки себя окольцевать. Да я вас познакомлю. Ты что вечером делаешь?

– Еще не знаю. Понимаешь, надо мне одного человека вычислить. – Дмитрий непроизвольно посмотрел по сторонам.

– Вот чудак! Опять своего кента разыскиваешь? – Жора пожал плечами и тоже зачем-то обернулся. За его спиной не было ничего примечательного: закрытый на переучет магазин «Колбасы», газетный киоск с полусонным продавцом, небольшая очередь, выстроившаяся возле дверей универсама. На друзей никто не обращал внимания. – Как я погляжу, ты все еще не выбросил эту дурь из головы. В рискованные игры играешь, мальчик. Смотри, как бы тебя самого не вычислили.

Небрежным жестом Жора отправил окурок в урну.

– Ого, без четверти, надо двигать. Будет время, заходи, адрес знаешь. Счастливо!

– Тебе счастливо, – негромко произнес Серов.

Пройдя несколько метров, Дмитрий оглянулся, разыскивая глазами Жору, но тот уже скрылся из виду. Юноша ускорил шаг. Из-за угла вынырнул синий «Москвич» и остановился напротив универсама. Из очереди вышел мужчина в сером плаще и неторопливо направился к машине. Задняя дверь «Москвича» распахнулась.

– Что произошло, объясните толком?… Почему вы молчите?

– Товарищ майор, выясняем, – голос говорившего был Голикову незнаком.

Нет ничего хуже ожидания и неизвестности. Пока секундная стрелка бесшумно бежала по своему извечному маршруту, майору казалось, что каждый ее скачок на очередное деление звучит все громче и жестче, заглушая шум работающего мотора. Десять секунд, пятнадцать… двадцать…

…Из «Москвича» выскочили три человека и устремились к дому, где только что произошла трагедия. Рязанцев первым подбежал к окну и осторожно заглянул внутрь. На полу в расползающейся луже крови неподвижно лежал мужчина. Лица его не было видно. «Наповал», – мгновенно определил старший лейтенант. Приказав одному из своих людей поставить в известность Голикова и охранять место происшествия до прибытия опергруппы, он вместе со вторым бросился в погоню…

– Товарищ майор, произошло убийство, – на этот раз Голиков узнал голос лейтенанта Иванникова. – Неизвестный в кожаной куртке выстрелил в окно и пытается скрыться. Рязанцев и Прохоров преследуют его.

– Держите постоянную связь. Еду к вам.

Отрывисто выкрикивая распоряжения, майор одновременно дал рукой знак Бородину, чтобы тот выезжал на проспект Свободы.

…Следы вели в глубь двора. Минуя огороженные участки, Рязанцев бежал, чуть пригнув голову. Куски размокшего чернозема налипали на подошвы ботинок. Зацепившись за протянутую над землей проволоку, старший лейтенант, ругнувшись, неловко упал на колени, но тотчас вскочил, отряхивая на ходу комья грязи. Прохоров отстал…

Связавшись с дежурным по городу, Голиков приказал выслать в район Кировоградской группу захвата и блокировать прилегающие к месту происшествия улицы, перекрыв преступнику возможные пути отхода.

…Слегка запыхавшись, Рязанцев выбежал на параллельную улицу и сразу заметил преследуемого. «Вот он», – беззвучно крикнул старший лейтенант, нащупывая пистолет в кармане плаща.

В несколько отчаянных скачков неизвестный достиг перекрестка. Плотно набитая сумка, висевшая у него на плече, при каждом шаге раскачивалась и била по спине, как бы подстегивая: «Скорей, ну скорей же!». Человек обернулся. Рязанцев пристально смотрел на него, чувствуя ответный взгляд, полный ненависти и страха.

Из-за поворота, притормозив, выехал грузовик. Изловчившись, мужчина подпрыгнул и схватился за задний борт машины, пытаясь подтянуться и перевалиться в кузов.

Обогнув колдобину, грузовик стал набирать скорость. Его шофер оставался в неведении относительно «пассажира» – высокий бортик закрывал заднее стекло кабины.

Старший лейтенант поднес ко рту микрофон.

– Паша! Сворачивай с Кировоградской на Зеленую и притормози у первого перекрестка. Как понял?

– Понял.

– Давай мигом!

Через минуту Рязанцев уже докладывал Голикову:

– Товарищ майор! Вижу преступника, повисшего на борту «ЗИЛа». Грузовик следует по Зеленой в сторону окружной дороги.

– Номер машины?

– 86–18. Буквы не могу разобрать.

– Ясно! Едем навстречу, продолжайте преследование!

Майор переключил рацию.

– Внимание всем постам!..

…Грузовик подпрыгивал на выбоинах и при каждом толчке над кузовом поднималось облачко пыли. Запах свежего перегноя въедливо лез в ноздри, подхваченные ветром соринки летели в глаза, но преступнику некогда было обращать внимание на такие мелочи. На его руках вздулись вены, сухожилия натянулись, пальцы начали неметь. Переброшенная через плечо сумка тянула вниз, не давая ни секунды передышки.

«Всего лишь подтянуться!» – конвульсивно дернувшись, подумал он после очередной неудачной попытки. И сразу захотелось взвыть от боли и бешенства.

«Еще не поздно оторвать от борта левую руку и сбросить сумку», – пришла в голову следующая мысль. И как бы в ответ на нее сознание раздвоилось, не выдержав перегрузок. Если раньше его мысли отражали лишь непосредственно возникающие по ходу эмоции – испуг, злобу, стремление скрыться, то теперь на выказывание внутренних аргументов и контраргументов уходили доли секунд.

«Прыгай, долго ты все равно не продержишься».

«Рано. Разве ты не заметил погони?»

«Тогда брось груз, пока ты в состоянии это сделать! Так или иначе придется выбирать…»

«Еще чего! Надо быть последним дерьмом, чтобы отказаться от всего на самом финише. Вспомни, как тяжело досталась эта ноша».

«Я не забыл, я все помню. Ноша тяжела, непосильно тяжела от налипшей на ней крови…»

«Тебя заботит только собственное бренное тело. Прекрати торговаться, трус, мне противно слушать твое карканье…»

Еще один ухаб. Пальцы выдержали, но он уже не ощущал их. Зрачки его были неестественно расширены, из груди вырывались сдавленные хрипы.

– Хватит! – теряя чувство реальности, злобно прошипел он. – Выбор сделан…

Водитель «ЗИЛа» торопился – до перерыва нужно было обязательно вернуться на базу. Но кто же откажется от такой выгодной халтуры – час делов и два червонца в кармане. И никакого тебе риска.

Маленькие одноэтажные домики по обе стороны дороги остались позади. Вот и поворот на окружную. Деревья расступились, не мешая обзору. Слева трасса была пустынна, справа на всех парах несся груженный щебнем «КрАЗ».

Почти не сбавляя скорости, грузовик стал заворачивать направо. Человека стремительно потянуло в сторону, в голову толчком ударила кровь.

– Не-ет!..