Текст книги "Тени в лабиринте"

Глава вторая

В Южноморске – дождь. Из чемоданов и дорожных сумок как по команде извлекаются зонты, плащи, дождевики. Несложно определить, кто из пассажиров выходит здесь, а кто следует дальше. Помнится, лет двенадцать назад я проводил в этих краях отпуск как раз в начале ноября. Тогда ярко светило солнце, на пляже яблоку негде было упасть от наплыва отдыхающих. Сколько воды утекло с тех пор! Да и сама вода, как уверяют старожилы, раньше была мокрее.

На перроне меня встречают, словно большого столичного начальника. Не хватает разве что духового оркестра и операторов кинохроники, дабы увековечить историческое событие. Тешу себя надеждой, что это обычная дань южному гостеприимству, а не попытка затушевать формально проведенное расследование обстоятельств гибели Тюкульмина.

В машине завязать серьезный разговор не удается. Капитан Тимур Машезов, встречавший меня на вокзале, на все вопросы отвечает односложно, приветливо улыбается и сетует на непогоду. Можно подумать, что я сюда отдыхать приехал.

По дороге прошу остановиться возле киоска и покупаю папиросы. В руках предупредительного капитана тут же появляется импортная зажигалка. Сервис по высшему разряду.

Через несколько минут мы подъезжаем к управлению. В вестибюле оживленно, на стене укреплен поздравительный плакат. Совсем из головы выскочило – ведь сегодня наш праздник.

Тимур провожает меня к начальнику управления подполковнику Ерфилову. В кабинете кроме него находится атлетического сложения мужчина лет двадцати восьми-тридцати. При нашем появлении разговор умолкает. Подполковник закрывает какую-то папку и приподнимается из-за стола.

– Модест Романович. А вы, если не ошибаюсь, Александр Яковлевич Голиков?

– Да.

– С приездом! Вот познакомьтесь, – кивок в сторону атлета, – следователь Тихоньков. Он занимается интересующим вас делом.

– Андрей, – сдержанно представляется Тихоньков Ну и рукопожатие у этого парня!

– Номер в гостинице забронирован, можете от дохнуть с дороги. Или сразу с корабля на бал? – продолжает проявлять повышенное внимание к моей персоне начальник управления.

– С вашего разрешения хотелось бы ознакомиться с имеющимися материалами.

– Нет проблем. Андрей, поручаю тебе нашего гостя. Если что-нибудь потребуется с моей стороны, обращайтесь в любое время.

Мы выходим в коридор. Достаю папиросу и тут же замечаю предостерегающую табличку «Не курить!».

– Давайте перейдем ко мне, – предлагает следователь. Голос у него по-ребячьи звонкий, не вяжущийся с внушительной фигурой.

– Самбист?

– Чемпион края, – не без гордости сообщает Тихоньков.

В кабинете Андрей достает из сейфа несколько увеличенных фотоснимков, протокол осмотра места происшествия и заключение судмедэкспертизы. Внимательно рассматриваю фотографии. Да, с установлением личности проблем не будет.

– Он? – негромко спрашивает Тихоньков.

Настает моя очередь показать фотографии, которые мы взяли у матери Тюкульмина. Андрей быстро берет снимки, пристально вглядывается в улыбающееся лицо, обрамленное длинными волнистыми волосами, и бросает карточки на стол.

– Он!

Изучаю заключение экспертов. Так, внутреннее кровоизлияние вследствие удара при падении, многочисленные переломы, ушибы и трещины… повышенное содержание алкоголя в крови… наличие в легких воды, что свидетельствует…

– Скажите, Андрей, вы лично осматривали место происшествия?

– Конечно! – светлые брови следователя недоуменно ползут вверх.

– И у вас не возникло никаких сомнений по поводу причины падения? Может, вас что-либо насторожило?

– К чему вы клоните, Александр Яковлевич?

– Я просто хочу сказать, что ярлычок «несчастный случай» приколоть к делу легче всего.

– Приколоть? Оригинальная мысль!

– К сожалению, не слишком оригинальная.

– Вы намекаете, что я халатно отнесся к выполнению служебных обязанностей?

– Андрей! Давайте воздержимся от взаимных упреков. В зависимости от предпосылок, одну и ту же ситуацию можно расценивать по-разному. Даю вводную: на Рассвете девятнадцатого октября в нашем городе происходит преступление, вечером того же дня некто Анатолий Тюкульмин спешно покидает город, даже не предупредив мать, а утром двадцать первого октября почти за тысячу километров от Верхнеозерска находят человека, который якобы случайно упал со скалы в воду и разбился. Как выясняется, погибшим оказался именно Тюкульмин. Вопрос: убедительно ли звучит формулировка «несчастный случай»?

– Да, но ведь у нас не было оснований рассматривать в таком ракурсе это происшествие, – оправдывается Тихоньков. – Тем более, внешних признаков насилия или борьбы мы не обнаружили ни на теле потерпевшего, ни на скальной площадке, с которой он сорвался в воду. А в качестве кого, если не секрет, вас интересовал погибший?

– Вот в чем загвоздка – я сам хотел бы это знать.

– Так, – моментально воспламеняется Андрей, – с чего мы начнем?

– Я думаю – с осмотра той самой крутой скальной площадки.

И вот мы идем по полупустым улочкам, где фасады приземистых домов оплетены диким виноградом, а маленькие опрятные изгороди неуверенно петляют вдоль протоптанной земляной дороги, оканчивающейся длинным пологим спуском. От машины я отказался наотрез, сославшись на гиподинамию. Тихоньков о ней, вероятно и не слыхивал, поэтому посматривает на меня с уважением.

Ага, вот и тропинка, ведущая к прибрежным скалам. Чуть поодаль виднеются эвкалипты, придающие пейзажу неповторимый колорит.

– Это не единственный способ попасть на место происшествия, – поясняет на ходу Андрей. – В принципе там можно оказаться, преодолев массив со стороны кукурузных полей, что исключается, если учесть количество спиртного, принятого потерпевшим.

Я согласно киваю.

– Наконец, последний вариант – пробраться вдоль набережной, прямо по береговой линии. В детстве я так сам часто лазил. Осторожно, сейчас будет узкий участок. Держитесь левее.

Мы несколько раз огибаем вздыбившиеся базальтовые образования, прежде чем оказываемся на самой площадке – небольшом пятачке, надежно защищенном с трех сторон от любопытных глаз. Идеальное место для сведения счетов.

– Южноморская Мекка всех романтически настроенных отдыхающих, – говорит свыкшийся с ролью гида Тихоньков.

– Как, по-вашему, приезжий в одиночку потащится сюда в первый же вечер, не зная местности?

– Но ведь можно спросить у кого угодно – охотно разъяснят.

– Мне нечего возразить. Может быть, это и проще, и убедительней. Приехал – расспросил – добрался – разбился. Предварительно заправившись для храбрости. Если даже и не очень убедительно – то для кого? Для меня, для моего субъективного мнения.

Метрах в пятнадцати под нами шелестит пеной прибой. Распластав крылья, проносятся над водой чайки, высматривая добычу.

Андрей искоса поглядывает на часы.

– Торопишься? – незаметно перехожу на ты.

– Не то, чтобы очень. В 16.00 торжественное собрание в ДК, нужно успеть заскочить домой переодеться.

Узнаю у Тихонькова, где находится гостиница. Он с готовностью вызывается проводить меня, так как нам, оказывается, по пути.

Некоторое время идем молча. Внезапно Андрей останавливается посреди дороги.

– А знаете, Александр Яковлевич, на одну странность я тогда обратил внимание. Конечно, не бог весть что, но вас может заинтересовать.

– Андрей, меня интересует абсолютно все. Любая деталь, любая мелочь.

– Деталь такая: во второй половине октября вечера были довольно прохладные, без пиджака на улицу практически никто не выходил.

– Так.

– А на Тюкульмине была одна тоненькая рубашка.

– Очень интересно. Дальше.

– Вот, собственно, и все. Я сразу не придал этому обстоятельству особого значения, решив, что парень был разгорячен алкоголем.

– А теперь?

– Если допустить убийство, то преступник мог унести пиджак, который Тюкульмин, скажем, перед этим снял.

– Логично. Такая версия легко объясняет отсутствие у Тюкульмина документов. Хотя пиджак мог быть просто унесен волнами. Какая сумма была при нем?

– В кармане брюк – двадцать пять рублей и немного мелочи.

– Не густо. Но не мог же он приехать сюда в одной рубашке и с четвертаком в кармане!

Следователь сокрушенно разводит руками.

– Какие вы предприняли розыскные меры?

– Мы запрашивали гостиницы, турбазы, пансионаты и дома отдыха, не пропал ли у них человек, обращались к местному населению по радио, справлялись в бюро находок и камерах хранения по поводу вещей.

– Безрезультатно?

– Увы!

– Ладно, давай сделаем так. Подбери пару смышленых ребят, пусть они обойдут все рестораны, кафе и бары, имея при себе фотографии Тюкульмина, и постараются выяснить, не видел ли его кто двадцатого октября. Шансов немного, но проверить нужно обязательно. И поручи участковым хорошенько расспросить хозяев, сдающих комнаты отдыхающим. Особенно в частном секторе. Чем черт не шутит…

Перед входом в гостиницу мы расстаемся, условившись созвониться вечером.

Возле окошка дежурного администратора – традиционная табличка «Извините, свободных мест нет». Протягиваю документы.

– Вы же видите, гражданин, – скосив глаза на табличку, скучным голосом произносит администратор – пухлая крашеная блондинка неопределенного возраста.

– Но вы даже не раскрыли мой паспорт.

Блондинка придвигает паспорт к себе, медленно раскрывает его, аккуратно перелистывает, зачем-то заглядывает за обложку и неприязненно смотрит на меня.

– Тоже мне, умник выискался.

– А разве на мое имя не забронирован номер? – изобразив удивление, простодушно спрашиваю я.

Только теперь администратор удосуживается прочесть фамилию. В один миг с почтенной дамой происходит полная метаморфоза. Такое впечатление, словно после долгих лет безуспешных поисков она неожиданно встретилась с обожаемым алиментщиком-мужем.

– Ой, простите! За целый день тут такая голова. Для вас есть отличный одноместный полулюкс с видом на море. Даша, проводи товарища в тринадцатый! Господи, где она вечно копается?

Я не возражаю ни против вида на море, ни против тринадцатого номера. Тринадцатый так тринадцатый. Ничем не хуже двенадцатого или четырнадцатого, хотя где-нибудь в Манчестере или Бирмингеме со мной мало кто согласится.

Заполнив анкету, следую за Дашей. Номер действительно неплохой. Просторный, светлый, с телевизором и телефоном. Правда, вид на море чисто символический – при большом желании за кронами деревьев можно различить узкую полоску воды, сливающуюся с горизонтом. Но это обстоятельство меня как-то не волнует. Волнует другое: установить истину в случае с Тюкульминым и, если мое предположение подтвердится, нащупать нити, связывающие это преступление с предыдущими.

Пронзительный телефонный звонок. Телефонистка междугородки просит ответить Верхнеозерску. Быстро меня вычислили.

– Алло! Товарищ майор?

В трубке что-то потрескивает, но голос Чижмина перекрывает помехи на линии.

– Здравствуй, Лева! Вы что там, успели соскучиться?

– Здравия желаю! Есть новости, Александр Яковлевич. Клубок начал разматываться с другой стороны, – Чижмин явно торопится, пытается втиснуть разбухшие слова в убегающие секунды, жертвуя, как всегда, «читабельностью» доклада. – У Моисеева была знакомая женщина, помните? Так вот, ею оказалась Павлюк Клавдия Егоровна. После ее прихода многое прояснилось.

– Лева, – я облегчаю лейтенанту жизнь, – не гони лошадей. Излагай события последовательно и подробно.

И я узнаю все в переваренном виде. Вчера около четырех, как раз во время пересменки, в диспетчерскую таксопарка позвонила женщина и совершенно будничным током спросила, нельзя ли пригласить к телефону Петра Моисеева. Ни больше, ни меньше. Дежурная, заблаговременно предупрежденная нашими сотрудниками, на секунду замешкалась, затем попросила подождать у телефона, а сама побежала в соседний отдел звонить в угрозыск.

В моем кабинете в это время сидел капитан Пошкурлат, сортируя накопившиеся бумаги. Получив сообщение, он сказал запыхавшейся дежурной, чтобы та возвратилась в диспетчерскую и постаралась занять незнакомку разговором хотя бы на пару минут.

Этих нескольких минут хватило бы, чтобы еще через несколько минут побеседовать со знакомой Моисеева, так сказать, визуально. Однако стечение обстоятельств не позволило капитану довести операцию до конца.

Пока дежурная возвращалась обратно, в открытую дверь диспетчерской заглянул один из сменившихся водителей. Увидев в пустой комнате нелепо лежащую телефонную трубку, он ее, естественно, поднял. Женщина настойчиво повторила свою просьбу, а шофер возьми и брякни по простоте душевной, что Петра, мол, убили. На чем разговор, собственно, и прервался.

– Дальше – больше. Сегодня, буквально часа два назад, женщина по собственной инициативе явилась в милицию с принадлежащим Моисееву чемоданом. Возвратившись из отпуска, она только вчера узнала о несчастье. Чемодан Петр принес в середине октября и попросил оставить на некоторое время на хранение.

Чемодан сразу же вскрыли по всем правилам, при понятых. Внутри оказались аккуратно уложенные стопки ондатровых шкурок – ровно пятьдесят штук. Настораживал тот факт, что на шкурках отсутствовало клеймо, это при высшем качестве меха! Павлюк допрашивал лично Владимир Петрович, детали ее показаний проверяются.

– Подполковнику передавай привет, – я говорю с нескрываемым интересом, – как он там?

– Да вот шутил давеча, что без предварительного согласия с вами никогда не будет добиваться санкции на арест.

– Ясно. Как Нефедов?

– Валентин просил поздравить вас с праздником. Завтра его выписывают, но с бинтами придется походить.

«А с тех любителей острых ощущений мы спросим, – зло думаю я, – спросим строго. Если пьяный, значит, море по колено, если сильный, можно давать волю кулакам. До чего же опасная это штука – чувство собственной безнаказанности».

– Алло! Вы меня слышите? – заволновавшись, переспрашивает Чижмин.

– Слышимость в порядке. Спасибо, что не оставили меня в неведении. Поздравь ребят от моего имени.

– Обязательно, товарищ майор. А у вас проясняется что-нибудь?

– Пока прояснилась погода. Не знаю только, надолго ли. Лева, нужно поставить в известность мать Тюкульмина.

– Понял, Александр Яковлевич.

– И еще. Выясни, кто вылетал на Кавказ двадцатого октября. Может, промелькнут знакомые имена.

– Сделаем, шеф.

– Тогда у меня все. Звони, если будет что-то новое.

Я достаю из дорожной сумки махровое полотенце и иду в ванную. Там, где нас нет, разворачиваются события. Первое, что приходит в голову, – Кормилин! Замдиректора фабрики мог использовать Моисеева в своих производственных аферах как неприметного «человека со стороны» в соответствии с его профессией.

Вообще, недостатка во всевозможных версиях мы не испытываем с самого начала. Версиях, основанных на предположениях, догадках, интуиции, но не подкрепленных главным – фактами и вещественными доказательствами. А партия меха – это вещдок, добротный, перспективный для дальнейшей разработки. Каким образом шкурки оказались в чемодане водителя такси? Кому они предназначались? Почему Моисеев оставил ценный груз на хранение у своей подруги?

Напротив меня на фоне блестящих плиток голубого кафеля – сорокалетний мужчина с налипшими на лоб мокрыми волосами. Лицо задумчиво-сосредоточенное и, наверное, в такой ситуации чуточку смешное. Кожа совершенно некстати успела обветриться за считанные часы на продуваемом семью ветрами кавказском курорте.

Время неумолимо сжимается под прессом дел. Раздвоиться, чтобы вести расследование в двух городах сразу?

– Ну, старина, – я с укоризной разглядываю в зеркале собственное отражение, – ты что же, начинаешь терять свое главное качество – чувство реальности?

Ладно, будем жить в ускоренном ритме. Полчаса на просушку и доведение до солидного лоска внешнего вида, затем совмещенные обед и ужин, еще одна прогулка по небезызвестному маршруту, вечерний сбор информации и обобщение всех накопившихся материалов.

Звонит Тихоньков и интересуется, где я собираюсь поужинать. Вопрос поставлен весьма своевременно. Предлагаю вместе посидеть в каком-нибудь ресторане на его усмотрение. Андрей выбирает «Бирюзу» и обещает зайти за мной минут через двадцать.

Глава третья

Неподалеку от моря стоят два здания, обособившись от остальных своей архитектурой. Балюстрада «Бирюзы» делает изящный полукруг вверх, с вызовом взирая деревянными резными узорами на грузноватый шлакоблочный параллелепипед санатория «Чайка». От переулка, из которого мы вынырнули, ресторан отделен фонтаном. Возле входа людно, стоит несколько машин с иногородними номерами.

– После торжественной части пришлось сбежать, – сообщает Андрей. – Там должна была выступать наша самодеятельность.

«Знаем мы нашу самодеятельность!» – мысленно я продолжаю за Тихонькова фразу.

– А чем тебе импонирует именно «Бирюза»?

– Хорошая кухня, любопытная публика. Есть и другие нюансы. – Андрей хитро поглядывает на меня. – Кроме того – кратчайший путь к месту гибели Тюкульмина. Парень ведь был здорово пьян, а на машине к скалам не подъедешь, нужно топать пешком.

Вот так. Просто и логично.

Заходим в холл. Швейцар, равнодушно глядя сквозь нас, утверждает, что нет ни одного свободного столика.

– Ну, два-три места при желании всегда найдутся, – миролюбиво говорит Андрей и смотрит на старика в синей униформе насмешливым взглядом.

От этого взгляда швейцар почему-то переходит на крик. По внутренней лестнице быстро спускается метрдотель и спрашивает, в чем дело. Тихоньков продолжает усмехаться.

Из зала выходит красивая смуглая девушка в сиреневом вечернем платье, шепчет несколько слов метрдотелю, после чего нас незамедлительно пропускают. Заметив мое удивление, Андрей поясняет:

– Разрешите представить: наш сотрудник Марина Синельникова. Прошу любить и жаловать.

– Очень приятно, – киваю я.

– Андрей мне рассказывал о вас. – Голос у Марины низкий, грудной, гармонично сочетается с ее внешностью.

«Когда он только успел? – оторопело думаю я. – Стоп, неужели Синельникова – одна из тех «смышленых ребят», о которых я просил Тихонькова?»

Мы присаживаемся за дальний боковой столик – такой я и сам, пожалуй, выбрал бы – даже декоративные колонны не мешают обзору помещения. Довольно быстро появляется официантка, и мы делаем заказ средней руки – без осетрины и куропаток.

– Сегодняшняя смена работала и двадцатого октября, – говорит Марина, подтверждая мою догадку. – Я показала официанткам фотографию погибшего и, знаете, одна вроде опознала его.

«Умница! – я уважительно смотрю на Марину. – Сколько же труда стоит за этой скромно произнесенной фразой? Так вот на какие «нюансы» намекал следователь!».

– Которая?

– Вон та, светленькая. Понимаете, точно она не уверена, прошло столько времени, но говорит, что похож.

– Тюкульмин сидел один?

– Нет. В тот вечер она обслуживала пять столов в центре зала и все места были заняты. Для какой-то компании еще пришлось подставлять два стула.

– Но он мог находиться за одним столиком с незнакомыми людьми.

– Вряд ли. Официантка вспомнила, что за ужин рассчитывался другой мужчина. С какой стати он стал бы платить за незнакомого человека?

– Резонно. А того, другого мужчину она случайно не запомнила?

– Очень смутно. Темноволосый, плечистый, в кожаном пиджаке. Шутил все время.

– Выходит, Тюкульмин, скорее всего, побывал здесь за несколько часов до гибели, – мрачно резюмирую я. – Вместе с каким-то широкоплечим шутником. Эх, взглянуть бы одним глазком на этого шутника.

Тихоньков с Синельниковой почти синхронно сочувственно вздыхают. Андрей о чем-то задумался. Марина ковыряет вилкой принесенный салат из помидоров и огурцов. В самом деле, какие еще крупицы информации я хочу извлечь из неподатливой южноморской почвы? Надежды тают, тают, как мокрый снег, который выпал у нас перед моим отъездом.

– Может быть, расспросить проводников поездов? – негромко предлагает Марина, устремляя на меня пропитанные слабой надеждой огромные черные глаза.

– Обязательно, – бодро заявляю я, пытаясь поднять общее настроение. – Проверим и поезда, и самолеты. И даже если будет один шанс на тысячу, мы этот шанс не упустим. Наша профессия вообще ничего не позволяет упускать. Вон видите импозантного мужчину за крайним столиком, ведущего светскую беседу с двумя молодыми особами?

Мои собеседники как бы невзначай оборачиваются, но явно не понимают, к чему я клоню.

– К вашему сведению, это мой старый знакомый. Можно даже выразиться, он вызывает у меня ретроспективные воспоминания о былых успехах и неудачах, постоянном азарте. Азарте – в лучшем смысле этого слова. Впервые я столкнулся с ним лет восемь назад и сразу понял, что имею дело с незаурядной личностью, в своем роде гроссмейстером. Да-да, гроссмейстером всевозможных афер, если бы за такие достижения присваивали звания. Величают его только по имени-отчеству – Клим Борисович, в определенных узких кругах он известен как специалист широкого профиля.

Марина и Андрей с интересом слушают, не замечая, что остывают антрекоты.

– Сначала нам стало известно, что Клим Борисович Карташевский умудрился выудить всю выручку у бригады залетных наперсточников. Сумма, по понятным причинам, осталась не выяснена. Затем пошли жалобы от местного населения, преимущественно жителей застраивающихся районов. Неизвестный, по приметам сильно смахивающий на Клима Борисыча, устанавливал в квартирах телефонные аппараты, которые вот-вот должны были подключить к мифической АТС. За услуги брал немного – десять рэ плюс стоимость аппарата.

Тонкий психологический расчет, неудержимый полет фантазии, умение четко выработать собственную таксу с учетом конъюнктуры – главные козыри, которыми умело манипулировал Карташевский. Уже два месяца спустя Клим Борисыч под видом работника санэпидемстанции разносил по домам «средство от грызунов» – полиэтиленовые мешочки с песком, правда, неплохого качества. Один рэ.

– Ужасно интересно! – делая ударение на слове «ужасно», Марина не сводит с меня глаз. Отпив несколько глотков целительного «Нарзана», я продолжаю, дивясь нахлынувшей волне красноречия.

– Другой на месте Карташевского еще долго разрабатывал бы столь прибыльную жилу, действуя по принципу: курочка по зернышку, и в конце концов наверняка попался б. Однако нашему универсалу приедаются однообразные занятия. Войдя во вкус, он стал ездить по окрестным деревням и делать собакам прививки от бешенства. Клим проявлял трогательную заботу о здоровье братьев наших меньших, поэтому шприц всегда заправлял чистейшей дистиллированной водой. Два рэ. Не брезговал Клим Борисыч и скромными комиссионными за посредничество и маклерство. Но, как известно, сколько веревочке не виться… В общем, поймали мы его за руку в буквальном смысле в тот момент, когда он, представившись человеком, который «вхож», получил возле дверей горисполкома пятьсот рублей от одного овощника, жаждавшего расширить жилплощадь в обход очереди. Бедняга не предполагал о существовании запасного выхода из здания на соседнюю улицу. Правда, на сей раз запасной выход Клим Борисычу не понадобился. Любопытно, что в отделении Карташевский ничего не пытался отрицать, зато произнес напыщенную речь. «Я приносил людям радость, перекладывая часть их повседневных хозяйственных забот на свои плечи», – говорил он, воздевая ладони к небу. – Так ведь средство от грызунов не помогло! – кипятился я. – Так ведь и грызунов никаких не было, – хладнокровно парировал мои реплики Клим Борисыч, – откуда им взяться в новеньких квартирах. А у жильцов хоть за что-то голова не болит. – В отношении пятисот рублей Карташевский чистосердечно каялся, бил себя в грудь и кричал, что готов вину искупить, но при этом просил принять во внимание, что деньги он взял у барыги и мошенника, который насусолился, как клоп, обвешивая и обсчитывая дорогих его сердцу сограждан.

– Сколько дали этому Юрию Деточкину? – улыбаясь, интересуется Тихоньков.

– Два года. Больше чем за три – он вообще никогда не зашкаливал. Я о нем потом почти ничего не слышал, только так, слабые отзвуки в тишине: то служащие одного из проектных институтов сдали интеллигентному мужчине деньги на приобретение билетов на спектакль гастролирующего в городе столичного театра, то на центральном рынке кто-то ловко сплавил оптовую партию «телецвета» заезжему торговцу цитрусовыми.

– Глядя на него, никогда бы не подумала! – восклицает Марина. – Между прочим, он похож на нашего лектора-международника из общества «Знание». Александр Яковлевич, а что такое «телецвет»?

– Так до вас еще не докатилась последняя «новинка» научно-технического прогресса? «Телецвет» – это Деталь, якобы служащая для превращения черно-белого изображения в цветное. В более широком смысле – это небольшое театрализованное представление для одного лица, которое в итоге остается с носом. Позже объясню подробней, а сейчас я минут на десять вас покину. Не возражаете?

Возражений нет. Я подхожу к Карташевскому. Он чувствует на себя взгляд и оборачивается. Одна из сидящих рядом с ним девиц – рыжая, с мелко завитыми кудрями, продолжает по инерции тараторить: «Вадик подскочил к этому пижону на тачке…», замечает меня и замолкает. Общее внимание.

– Здравствуйте, Клим Борисович. Вот уж не ожидал вас здесь встретить, – непринужденно произношу я первую, стереотипную фразу.

Маленькое замешательство. На выразительном лице Клима видна работа мысли. Придя, очевидно, к выводу, что встреча действительно случайна, он расцветает в улыбке.

– Мое почтение! С уверенностью человека, который торчит здесь не первую неделю, могу высказать предположение, что вы прибыли недавно.

– Как всегда, в самую точку. А вы тут на отдыхе или…

– Никаких «или»! – перебивает меня Карташевский. всплеснув руками. – О чем вы говорите?

Рыжеволосая красотка сосредоточенно потягивает через соломинку коктейль. Ее подруга, высокая худощавая шатенка с короткой стрижкой, по-кошачьи передернув оголенными плечами, слегка наклоняется над столом.

– Климушка, почему ты не познакомишь нас с этим строгим дядей?

Мгновенный испепеляющий взгляд в сторону шатенки, легкий полуоборот головы и передо мной опять проницательные глаза. Какая мимика!

– Догадываюсь, у вас есть ко мне вопрос. – Клим отодвигает тарелку с ростбифом. – Не было еще человека, который обращался бы ко мне не по делу. Один мой знакомый из Одессы, фамилию которого я не стану упоминать из морально-этических соображений, говаривал: «Куда ни кинь, всюду Клим!», имея в виду мои способности по улаживанию разного рода вопросов.

– Этические нормы ваших одесских знакомых давайте оставим в покое, – я показываю глазами на выход. – Не хотите покурить на свежем воздухе?

– Вы знаете, в последнее время что-то мотор стал барахлить, так я бросил. Но охотно составлю вам компанию.

Клим снимает со спинки стула объемистый светло-коричневый пиджак под стать располневшей фигуре, одевается и мы выходим, причем в холле «гроссмейстер» небрежно бросает трешник кинувшемуся открывать дверь швейцару. Бедный старик окончательно сникает, переводит растерянный взгляд с меня на Клима и обратно, но я, чертыхаясь в душе, не смотрю в его сторону.

Ветер, порывисто налетевший с моря, обдает холодом. От перепада температуры кожа на руках начинает покрываться пупырышками.

– Клим Борисович, – я начинаю издалека, – цените ли вы жизнь?

Колоссальный эффект – Карташевский изумляется, пугается и восхищается одновременно. В движение приходят скулы, надбровные дуги и даже уши. Признаться, не ожидал такого эмоционального всплеска.

– Лично свою жизнь или жизнь вообще? Как говорят в Одессе, это две большие разницы.

Я усмехаюсь. Клим Борисыч в своем репертуаре.

– Неужели вы для того сюда приехали, чтобы побеседовать со мной о смысле жизни? – продолжает Карташевский. – Может, обойдемся без предисловий?

– Ладно, не будем ходить вокруг да около, дело вот в чем, – я достаю фотографию Тюкульмина. – Погиб парень, наш земляк, за несколько часов до смерти его видели в этом ресторане. Похоже – убийство. Меня интересует – кто и из-за чего.

– Понимаю, – Карташевский суетливо роется в карманах, а затем прячет руки за спину. – Но, позвольте, я что-то никак не возьму в толк… вы же знаете, Александр Яковлевич, я прекратил азартные игры с обществом и уж во всяком случае никогда знаться не желал с теми…

– Постойте. Не о том речь. Завсегдатаи ресторана – а такие наверняка найдутся – могли запомнить, был ли тот парень с кем-нибудь, во что он был одет, имел ли при себе, скажем, сумку. Не исключено, что он завел разговор с кем-то из посетителей. В общем любая мало-мальски значимая информация представляет интерес.

– Теперь уяснил, – произносит Клим после недолгого молчания. – Постараюсь вам помочь, пусть это будет мне стоить еще нескольких седых волос, не говоря Уже о репутации. Авось, зачтется когда-нибудь.

«О репутации надо было раньше заботиться», – успеваю подумать я.

– Единственное условие – люди, с которыми я попробую переговорить, само собой разумеется пожелают остаться неизвестными.

На это я вынужден согласиться. Бывают ситуации, когда сведения, полученные по неофициальным каналам, намного важнее сухих протокольных данных.

Я подробно объясняю Карташевскому суть дела, не упоминая о показаниях официантки, дабы не нарушать чистоту эксперимента.

Через полчаса Клим Борисович, сдержанно распрощавшись с девицами, покидает ресторан. В дверях он останавливается и машет мне рукой. Отвечаю тем же. Трогательная сцена в духе любительниц сентиментальных романов со счастливым концом.

К сожалению, вся комбинация с Карташевским – лишь крохотный запасный вариант в сложном и непредсказуемом расследовании, и особых надежд на его миссию я возлагать не могу. Как не могу сейчас не побеседовать с официанткой, давшей показания Марине, пусть даже эти показания будут повторены слово в слово.

Мы возвращаемся в гостиницу в минорном настроении. Прогулка к морю оставила какой-то неприятный осадок. В сумрачном вечернем свете обступившие воду скалы выглядели мрачно, вселяли ощущение неясной тревоги. Случись что, и крика никто не услышит…

На побережье нам повстречалась влюбленная парочка, да и та поспешила обойти нас десятой дорогой Желание побыть в одиночестве или инстинкт самосохранения? Ох, уж эта профессиональная привычка повсюду расставлять вопросительные знаки.

– Александр Яковлевич, вы обещали рассказать про «телецвет», – нарушает затянувшееся молчание Марина

– Да, что это за седьмое чудо света? – поддерживает девушку Тихоньков.

– Чудес, уважаемые коллеги, не бывает, – назидательно говорю я. – А вот алчность и глупость зачастую отлично уживаются у отдельных индивидуумов. В эту благодатную среду и закидывают свои сети ловкие Клим Борисычи…

Итак, солнечное утро, на базаре идет бойкая торговля ранней клубникой, привозными фруктами и овощами. К заранее намеченной жертве из числа продавцов подходит интеллигентного вида мужчина и негромко предлагает приобрести у него «телецвет» – деталь, «которую за пять минут любой начинающий телемастег вмонтирует в ваш телевизор, после чего вместо унылого черно-белого изображения вы будете иметь удовольствие видеть все в ярких красках».