Текст книги "Лживый роман (сборник)"

– Я не помешаю?

В ответ он настежь открыл дверь и взял ее за руку.

Маленький столик возле бассейна, пение цикад и низко висящая луна, запах южных цветов – что может быть лучше для романтического вечера? Наверное, впервые за много лет он вот так сидел за столом и держал за руку женщину, при виде которой ему хотелось сделать что-то прекрасное.

Марат очень хотел спросить о ее замужестве и выбирал подходящий момент. Она словно прочитала его мысли:

– Я пока замужем, но вместе мы не живем!

– У меня точно такая же ситуация, – соврал он.

В ту ночь они не сомкнули глаз, ощущение было такое, словно им по восемнадцать лет, когда чувства и желания льются через край. Под утро она заснула на его руке, и он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон. Ему казалось, будто он ее знает много лет и они всегда были вместе.

На завтрак они не пошли, не пошли и на обед. Только когда уже начинало темнеть, зазвонил ее мобильник – подруга, обеспокоенная ее долгим отсутствием, пыталась ее разыскать.

Они опять сидели у бассейна, пили вино с фруктами и болтали обо всем на свете. А когда все вокруг погрузилось в ночь, отправились прогуляться к морю.

Волны с шумом и брызгами разбивались о каменную плиту и разливались по ней в разные стороны. Они, обнявшись, сидели на шезлонге, вода добегала до их ног и скатывалась обратно в море. Марату казалось, что вот он нашел свое счастье, и когда вернется в Москву, расставит все точки над i в своей семейной жизни.

Беата чувствовала себя необыкновенно счастливой, но, будучи женщиной, которой пришлось немало повидать, радовалась каждой минуте этого чувства, не строя иллюзий по поводу будущего. Редкие романы с клиентами не приносили ей счастья, наоборот – после расставания с ними (бросала их она), Беата чувствовала себя выжатой и опустошенной. С мужем они были просто хорошими друзьями и вместе не жили уже два года, но он несколько раз в неделю навещал детей и приносил деньги, которых вполне хватало на безбедное существование. Но ей не хотелось сидеть дома, и она продолжала работать в казино, хотя эти бессонные ночи отнимали много здоровья. Лицо ее приобрело сероватый оттенок, и по настоянию друзей она поехала отдохнуть на Средиземное море.

Это знакомство всколыхнуло в ней давно забытые чувства. Обаяние Марата и его нежность заставили ее втайне мечтать о призрачном счастье…

Две недели они не расставались ни на минуту, наслаждаясь друг другом. Но всему хорошему когда-то наступает конец.

Когда они приехали в аэропорт, он стоял с ней в очереди на регистрацию, ни на секунду не выпуская ее руку, чувствуя, как по ней передается тепло, идущее от ее сердца. Прощальный поцелуй ее губ, был настолько сладок, что если бы он мог, то сейчас же улетел бы вместе с ней.

Этим вечером вечер он в одиночестве сидел у края бассейна и пил уже не шампанское, а крепкий виски со льдом. С каждым глотком тоска все больше и больше подкатывала комком к его горлу. Чтобы как-то забыться, хотелось общения и душевного разговора.

В это время из своего номера вышел Фарбус, что Марату было очень кстати.

– Извините, вас нельзя пригласить на стаканчик виски?

Фарбус на мгновение задумался.

– Почему бы и нет? С удовольствием!

После нескольких порций крепкого Марат стал делиться с новым знакомым перипетиями своей сложной жизни, чувствуя в нем знающего человека. Он рассказал почти все, от начала своей необдуманной женитьбы до этой удивительной встречи. Потом замолчал в ожидании, что скажет его новый знакомый.

Фарбус долго сидел и, казалось, просто смотрел на яркую луну. На самом же деле думал, что он может Марату подсказать, чем помочь:

– Есть люди, которые просто вместе живут, рожают детей, а потом считают, что они прожили хорошую жизнь. И в этих их словах есть доля правды, они не нуждались и не страдали. Но вряд ли они могли бы сказать, что любили. Любовь – это не привычка, это дар! Каждый получает от жизни то, что он в ней ищет. Так и любовь приходит только к тем, кто о ней мечтает!

Фарбус поднялся с кресла и, попрощавшись, отправился к себе в номер, оставив Марата размышлять о жизни.

Уже больше месяца Марат провел на берегу моря, и отдых начинал его понемногу утомлять. Хотелось обратно в Москву, увидеть детей – и Беату.

Сотни авиапассажиров нескончаемой вереницей проходят таможенный контроль и быстрым шагом направляются получать багаж, словно он уже их там ждет. Все окружают ленту, по которой скользят чемоданы, пытаясь высмотреть свой среди десятков абсолютно одинаковых. Чемодан Марата был до отказа набит разными сувенирами для детей, бутылками с оливковым маслом и еще какими-то мелочами, купленными в аэропорту Гераклиона за час до отлета.

Когда машина уже почти подъехала к дому, он вытащил из кармана записную книжку и нашел там адрес и телефон Беаты. Минуту поразмыслив, позвонил: «Привет! Это я! Только что прилетел. Мы можем увидеться? Сейчас приеду!»

Она встретила его внизу у подъезда, обняла за шею и поцеловала почти так же сладко, как перед тем, как они расстались в аэропорту. Возле полуоткрытых дверей их ждали два любопытных мальчишки и в четыре глаза смотрели на дядю, о котором им рассказывала мама.

– Ты извини, я ненадолго. Просто очень хотел тебя увидеть, поэтому и такси попросил подождать.

– Я все понимаю, я взрослая девочка!

– Ты знаешь, я без тебя очень скучал!

– И мне тебя не хватало.

– Я позвоню тебе завтра.

– Я буду ждать!

Он сел в машину и попросил водителя:

– А сейчас обратно туда, откуда приехали!

Дочки прильнули к нему и радостно завизжали:

– Папа, папочка приехал!

Больше он ей не позвонил.

* * *

– Всевышний! Фарбус сразу не узнал меня и даже испугался!

– Он просто почти стал человеком!

– Но он же не человек!

– Будь это душа, посланная возродиться на земле, или Ангел – все они забывают свое прошлое, облачившись в эти кожаные одежды. В воспоминаниях живет только божественная искра любви!

Уже больше часа он поднимался по узкой тропе к монастырю на вершине горы. Ему хотелось увидеть вживую монаха, которого написала на холсте Мария. Его лицо показалось Фарбусу очень необычным.

Отсюда, с высоты птичьего полета, было видно, как над морем один за другим идут на посадку самолеты с включенными прожекторами, а под ними по морю в разные стороны скользят катера и яхты, заполненные до отказа неутомимыми путешественниками со всего света.

Фарбус постоял у края обрыва, переводя дух, и пожалел, что не мог, как во сне, одной лишь силой мысли очутиться там, где пожелает. Капли пота, которые он не успевал стирать со лба, попадали в глаза и неприятно щипали. Темно-красная спортивная майка с изображенным на ней лезущим по горам альпинистом местами уже полностью промокла и превратилась в бордовую. Даже верхняя часть коротких штанов стала влажной от пота и натерла бедро. Тропа становилась все более узкой. В воздухе появился аппетитный запах – где-то готовили. Сразу после поворота за бурую с белыми вкраплениями скалу он увидел конечную цель своего похода.

На открытом огне в большом котле варился рис, рядом стоял Курт с бутылкой оливкового масла в руке и наблюдал за процессом приготовления. Его тонкий слух уже давно уловил шаги на тропе, и сейчас он с любопытством ждал, кто у них здесь появится на этот раз.

Незнакомец медленно подошел к Курту.

– Добрый день! Прошу прощения, если потревожил ваше одиночество.

– Бог с вами! Я здесь не одинок. Со мной еще отец Андрей живет. Только он сейчас в отъезде. А мне приятно увидеть нового человека!

– Тут недавно у вас одна художница побывала, вот она мне и рассказала об этом чудесном месте на вершине горы.

– Вы вовремя. Еще чуть-чуть, и будет готов обед. Приглашаю вас разделить со мной скромную трапезу!

Каким-то внутренним чувством Курт ощутил, что его гость не совсем обычный паломник и его визит может что-то изменить.

Пока незнакомец рассматривал иконы в маленьком храме, Курт открыл тяжелую дверь, ведущую в погреб, спустился по крутым ступенькам вниз, где в прохладе хранилось монастырское вино и запасы провизии. Он нацедил из бочки в кувшин прошлогоднего вина, взял головку козьего сыра и две лепешки.

Курт привык к своей замкнутой жизни и не любил общаться с простыми людьми. Его окружали в основном монахи и послушники. Но в этом человеке он почувствовал что-то необыкновенное.

Фарбус отломил кусок лепешки и приветствовал хозяина поднятым бокалом. Сделал глоток. Посмаковав во рту вино, он одобрительно кивнул, выражая свое восхищение. Курт с улыбкой пояснил:

– У нас свои виноградники.

– Да! Недаром легенды о напитке богов сложили именно на этом острове.

– Мы с вами так и не познакомились. Меня зовут Курт!

– Можете называть меня Фарбус.

– Необычное у вас имя.

– Да и вы, Курт, не совсем обычный…

Курт вздрогнул, ему показалась, что пришелец знает его тайну. Фарбус, заметив его смущение, постарался исправить положение:

– Я имею в виду, что не каждый может отказаться от мирской жизни и посвятить себя служению Богу.

Курт посмотрел ему прямо в глаза.

– Мне почему-то кажется, что вы знаете больше, чем многие. И сможете мне ответить на вопросы, которые меня мучают…

– Ну, если смогу…

– Люди проводят опыты и клонируют себе подобных и разных уродов. Это что – непорочное зачатие?

– У каждого свое отношение к понятию «непорочное зачатие». Один представляет это себе необъяснимым явлением, другой видит это по-своему!

– А как это видите вы?

– Да очень просто! Если двое, наполненные божественным чувством любви, а не примитивной животной страстью, соединяются в одно целое, и после этого рождается ребенок, то это и есть непорочное зачатие. В настоящей любви порока нет! Если кто-то вмешивается в это божественное чудо, он грешит. Но в его создании греха нет. Оно безвинно.

Курт на секунду задумался, а потом спросил:

– А что с грешными душами, где этот Ад?

– Здесь не все так просто! Свою душу человек выращивает сам. Из той божественной капли. И если вместо чистых душ вырастают уродливые, то они горят в Аду – это то, что вы называете земной магмой, – а потом застывают в виде камней и смотрят на этот прекрасный мир своими каменными глазами, ничего не могут сказать или сделать, просто смотрят и страдают оттого, что не жили праведной жизнью или хотя бы просто не приносили никому зла!

Курта передернуло, и он переспросил:

– Так значит, магма – это горящие души? А как они горят?

– Они горят в своих необузданных страстях, в боли, которую кому-то причинили, в пороках! Это все энергии, похлеще атомной, и если бы не прощение, которое рано или поздно придет, их мука была бы вечной!

– Ну, христиане считают по-другому.

Фарбус посмотрел на него с сожалением и сказал:

– Настоящие христиане – это те, кто причислен к лику святых за то, что жили по заповедям и были подвижниками, их по пальцам пересчитать можно! Остальные – просто сочувствующие с крестиками на шее!

– Думаю, что меня за такую крамолу из монастыря быстро бы выгнали!

– Вряд ли, некоторые так и думают, просто ни с кем не делятся своими мыслями. Курт, а ты попробуй, поделись с кем-нибудь!

– И я буду им это рассказывать, постукивая своими копытами? Да они меня в два счета или на кресте распнут, или на костре сожгут, это же просто миряне!

– Зато потом тебя обязательно канонизируют, и ты будешь висеть где-нибудь в храме в виде иконы «Козлокопытный святой исцеляющий», принося церкви немалую прибыль, – с иронией сказал Фарбус. – В Бога больше не верят, это невыгодно.

– А сам ты веришь?

– Для меня это смысл всей жизни. Если бы я не верил, то не задержался бы на этом свете ни на одну минуту, без него все становится бессмысленным! Ну а люди, когда пресытятся и начнет попахивать могилой, застучат по асфальту своими «копытами» в сторону церкви, рассчитывая на прощение. Всю жизнь поганил, поганил, крестился иногда… Такое ощущение, словно они Бога за неразумного младенца принимают! Но, сами того не ведая, все равно ищут Его по всей земле, и в Иерусалиме, и даже сюда, на Крит, приезжают…

– Есть в твоих словах истина!

– Удачи тебе, Курт!

– Постой! Открой мне еще какую-нибудь тайну!

– Да, наверное, ничего особенного. Ну, например, мне известно, что одна женщина явно влюбилась в очень необычного монаха и теперь всю жизнь будет вспоминать о встрече с ним!

– Я вижу, как ей помочь, чтобы вылечить этот недуг раз и навсегда, оставив у нее в памяти чувство ужаса и омерзения, – сказал Курт.

– Ты плохо знаешь, о чем говоришь! Стрелы Амура поражают не тело, а душу. А это совсем другое! Конечно, иногда неразумный человек бывает похож на примитивное животное с его инстинктами. Но не в этом случае. Эта женщина, которая перепутала чувство любви и счастья с благополучием!

– Я буду за нее молиться!

– Дай бог, чтобы ей это помогло!

– Фарбус! Мы с тобой еще увидимся?

– Обязательно, Курт!

Они пожали на прощание друг другу руки. Фарбусу предстоял еще долгий путь вниз.

Вегетарианец-людоед

В продвинутой Европе шла борьба защитников животных с любителями мехов, овчинных дубленок и прочих отходов мясо-молочной промышленности. Эти «борцы» без зазрений совести кидали в этих любителей тухлые яйца, некоторых даже обливали чернилами. После чего шли домой, где с удовольствием уписывали баранью отбивную или стэйк из теленка, кожа которого пошла на дорогое мужское пальто или обувь, не говоря уже о тушеных в сметане кроликах, из шкур которых делают великолепные полушубки и теплые шапки.

Необразованные приезжие из восточной Европы по старинке любили приодеться в теплые шубы и дубленки, ведь у них на родине царили сорокоградусные морозы. Но тут, в избалованном теплой погодой мире, не знали, что такое настоящий холод и пурга.

Европейское сообщество защитников среды привезло в Баварию представителя дикого племени с берегов далекой Амазонки как пример родства человека с природой. Они не знали, что иногда он баловался людоедством согласно древним обычаям своего народа.

Этих исследователей радовало, что индейцы ходили полностью обнаженными и в основном употребляли в пищу фрукты и корнеплоды.

Но защитники природы не догадались, что во время их пребывания вождь наложил табу на употребление в пищу мясного. Во время последней стычки с соседним племенем победителям досталось много провианта в виде пленников, и некоторые воины объелись и захворали. Вождь одновременно исполнял роль шамана и считался тут лучшим знахарем, поэтому он и посадил всех на жесткую диету.

Тарири был самой обычной, не очень свежей пятидесятилетней живой консервой. Его не успели съесть, и он покорно ждал своего часа, но тут ему спасло провидение. Вождь, уберегая соплеменников от соблазна нарушить диету, подарил его на прощание пришельцам за то, что те привезли всякого бесполезного барахла – трусов, маек и бюстгальтеров.

Когда Тарири попал в Лиму, он был поражен количеством народа. А небоскребы напоминали ему термитники. Его одели в потертые джинсы и майку с портретом Че Гевары и обычные кроссовки. Внешним видом он совершенно не отличался от цивилизованных индейцев этого города.

Полет на самолете привел его в трепет. Конечно, он держался как мужчина, но первые три часа глаза не открывал. И только когда симпатичная стюардесса принесла к его креслу поднос с обедом, у исследователей зародилось подозрение, что некоторые все же там в джунглях мясо едят.

Тарири первым делом расправился с толстой куриной ножкой, съел кусок хлеба, а потом уже принялся за салат и сладкое. И только после этого украдкой посмотрел в иллюминатор. Под ними простирался безбрежный океан и облака. Ему уже было не страшно, он успокоился и заснул.

Ему снилась его сельва, маленькие домики, покрытые пальмовыми листьями, и любимая жена.

Когда он проснулся, с сожалением подумал, что его жену, наверное, забрал себе его брат, а может, и вождь. Ведь там, в племени, думают, что его давно уже нет в живых. Но он успокоил себя: главное, что он жив, а там видно будет.

Эйфелева башня произвела на него сильное впечатление (у одного из его соплеменников была майка с ее изображением), он попросил разрешения на нее залезть, прикидывая в уме, сколько на это уйдет времени. Но его подвели к лифту, и через несколько минут он был на самой вершине.

В какую бы сторону Тарири ни смотрел – не было конца-края домам, внизу извивалась река, по которой плавали огромные лодки, полные людей.

Ему объяснили, что в них плывут обычные туристы и по пути осматривают достопримечательности, указывая ему сверху на Лувр и другие дворцы. Он попросился на корабль.

Был уже вечер, подсвеченная набережная Сены казалась сказочной. Тарири уже две недели осматривал Париж и его окрестности. Три раза его привозили на лекции «зеленого» движения, где он через переводчика, очень просто и доходчиво рассказывал присутствующим о быте своего племени. И только сегодня ему сказали, что утром на поезде уезжают с ним в Мюнхен, чтобы объяснить немцам-технократам, как надо жить. Тарири это было не очень интересно, но ужасно хотелось прокатиться на красивом поезде. Ему уже надоели эти каменные дома, он мечтал увидеть родные джунгли и поесть свеженького мяса. Последний раз он ел курицу еще над океаном, а его новые соплеменники были строгие вегетарианцы. Увидев однажды, как машина сбила зазевавшегося пешехода, после чего беднягу упаковали в пластиковый мешок, он подумал: «У, какие хитрые белые охотники! Придумали разные правила, а кто нарушил – раз его на машине, и потом, наверное, тихонько съедят!» – и сглотнул слюну.

Поезд по рельсам почти летел. Когда на пути он проскакивал туннель, у Тарири от резкого перепада давления закладывало уши, и он недовольно морщился. Но было совсем не страшно, пассажиры сидели в мягких креслах и жевали вегетарианские бутерброды, которые он уже просто ненавидел, но очень боялся попросить мяса. Ему переводили, о чем эти люди говорили на лекциях.

Он понял, что они не любили мясоедов, поэтому решил притворяться и даже говорил, что у них там, в джунглях, живность тоже не едят.

Все одобрительно хлопали в ладоши и кричали: «За решетку убийц животных!» Он тоже хлопал, жалко улыбаясь, а сам думал: «Даже если будут мучить, не признаюсь!»

На станции их встречала целая делегация, был даже бургомистр.

За него зеленые голосовали на выборах, он пообещал есть только овощи и фрукты. На работе его никто не видел потребляющим мясное, а по вечерам он от души оттягивался на добротной немецкой колбаске и вкусных отбивных.

Тарири поселили в домике для приема почетных гостей Мюнхена, в самом центре города. Уже на следующий день он рассказывал на лекции, как они там управляются со своим бытом в Амазонии. Все очень радовались, ему в очередной раз хлопали и ругали мясоедов.

В это время как раз проходил один из самых значимых праздников этих мест – Октоберфест, где народ обпивался пивом и объедался великолепными баварскими колбасками, зажаренными целиком свиньями и быками, а сколько кур, индеек и прочей живности исчезало в бездонных желудках!..

Зеленые решили выступить во время праздника и объяснить собравшимся, как все это нехорошо, ну и, конечно, представить слушателям Тарири. Трибуну установили недалеко от центрального павильона, в самом центре пивного поля, заранее арендовав место.

Тарири шел среди сотен умопомрачительных ароматов, запах жареного мяса сводил его с ума. Его попечители решили угостить Тарири большой кружкой пива. Выпив половину кружки, он до ужаса захотел мяса и под предлогом поиска туалета скрылся за дверями пивной палатки.

Его нашли через два часа, за столом с веселыми баварцами, которые угощали Тарири колбасками и жареным мясом быка. Он смотрел на своих новых друзей влюбленными глазами и без передышки ел. А те только и успевали заказывать ему все новые и новые порции, которые подносили грудастые немки. Его живот непомерно раздулся, и он, наконец, стал похож на своих сородичей, когда те от души объедались мясом после победы над съедобным врагом.

Выступление Тарири отменили. Расстроенные активисты вегетарианства начинали понемногу осознавать свою ошибку и подумывать, не отправить ли его домой. Единственным препятствием было отсутствие денег. Комитет по защите окружающей среды прекратил финансирование их проекта в связи с разразившимся в Европе кризисом. Власти Мюнхена не собирались возиться с аборигеном, и вскоре его выселили из предоставленного ему помещения.

Следующие четыре месяца он прожил в маленькой однокомнатной квартире во Франкфурте-на-Майне, принадлежавшей одному из членов экспедиции. За это недолгое время он научился пользоваться кухонными приборами и принадлежностями и уже знал с три сотни немецких слов, которые ему отлично помогали ориентироваться в этой непривычной для него жизни. Человечинки ему уже совсем не хотелось, мясная продукция была в изобилии, и все было намного вкуснее. Ну, если только как дань традиции, он, может быть, и отведал бы кусочек, но здешние законы это строго запрещали. Тарири был законопослушным малым, он даже у себя в джунглях подчинялся всем обычаям и запретам.

Этот город начинал ему очень нравиться, днем он выходил и долго гулял по пешеходной улице в самом центре. Слева и справа его окружали красочные витрины магазинов, а вокруг сновали тысячи людей. Высотные здания, казалось, подпирали само небо, как горы у него в джунглях. И тут он вдруг услышал на улице удивительно знакомую мелодию.

На краю, возле самого входа в большой магазин, сидели несколько музыкантов и наигрывали мелодии Южной Америки, которые ему изредка приходилось слышать у себя на родине.

Он встретил их случайно. Это были цивилизованные индейцы из Лимы, приехавшие сюда подзаработать денег на экзотике своих мест. Их диалекты очень различались, но понять друг друга, все же было можно.

После этой встречи тоска по родине захлестнула его с головой. Видения родных мест, посиделки у костра, танцы под звук глухих барабанов и красивые женщины с выпуклыми животами и отвислыми грудями.

«Лучше бы меня тогда съели!» – думал Тарири в ночи, глядя в темный потолок. Но потом трезво оценивал трагическую для него ситуацию и уже считал по-другому: «Да! Как мне повезло! Холодно только тут очень…»

На следующее утро, словно кто-то услышал его тайные молитвы, к нему приехали несколько членов экспедиции, благодаря которым он и был здесь, вместе с незнакомыми людьми, говорившими уже на совсем другом языке. Это были исследователи из греческого Института человека и природы, который находился на острове Крит, недалеко от города Гераклион.

Узнав, что на этом острове растут пальмы и есть море, он сразу согласился ехать. На оформление документов ушло несколько дней, за это время Тарири от души поел немецких сосисок и колбасок, боясь, что там его опять посадят на вегетарианскую диету.

Институт арендовал несколько помещений у отеля «Роял Маре», недалеко от моря. Тарири поселили в комнату с отдельным входом. Завтракать и ужинать он мог в главном ресторане отеля по договоренности с администрацией, пиво и алкогольные напитки были исключены.

Известный профессор, автор многих научных открытий, жил и работал здесь инкогнито уже два десятка лет. После удачного клонирования под Женевой он скрылся вместе со своим созданием, уничтожив все документы, и никто не мог обнаружить его местонахождение.

Опыты по созданию нового человека его больше не интересовали, теперь он пытался изучать людей, далеких от современной цивилизации.

И такой экземпляр, как Тарири, несомненно, вызвал его интерес: попав из далекой Амазонии в центр европейской цивилизации, он умудрился за короткий срок научиться пить и есть мясо, по словам участников экспедиции, которые его сюда привезли.

С Тарири заключили трехлетний контракт о его работе в Институте человека и природы в качестве лаборанта. На самом же деле хотели просто понаблюдать за ним в течение этого времени – как он будет меняться.

Чтобы отвлечь его от тоски по далекой родине, в его апартаментах установили большой аквариум с разноцветными пресноводными рыбками, а на подоконниках расставили горшки с цветами. И эта затея удалась, он с удовольствием кормил рыбок специальным кормом и поливал цветы. Наверное, растения чувствовали в нем дитя природы и свою связь с ним, от чего буйно разрастались, к удивлению ученой братии.

Он подвергся медицинским обследованиям, ему измерили череп, расстояние между глубоко посаженных глаз, ширину приплюснутого носа, длину волосистых бровей, а также широких скул. Потом были тесты на сообразительность, где он проявил себя с самой лучшей стороны, успевая съесть банан до удара током. Он категорически противился сдаче анализов мочи и кала, а со спермой все оказалось гораздо проще. Случайно увидев из окна лаборатории загорающую женщину, он на мгновение напрягся и, к радости ученых, разрядился.

Данные тестов ставили ученых в тупик: в пятьдесят лет, при нормальной проходимости нейронов через клетки головного мозга, развитие Тарири было на уровне четырнадцатилетнего юноши, его интересовали больше всего еда, спаривание, нагрузки в виде игр или бега. При этом у него никогда не возникало желания трудиться. Также отмечали его чрезвычайная переменчивость в настроении. Моментами он становился беспричинно агрессивным, а через секунду успокаивался. Обычному европейцу можно было бы поставить определенный диагноз, но в этом случае все обстояло совсем по-другому. И ученые настойчиво продолжали обследование.

По выходным он обычно сидел дома и не мог оторвать взгляда от телевизора, постоянно переключая программы. Когда глаза уставали, он переодевался в спортивные трусы и майку и отправлялся на пробежку вдоль берега моря. Когда он бежал, то ярко представлял себе, что несется через джунгли с копьем в руке, стремясь поразить добычу. Но когда видения рассеивались, перед его взором были только отдыхающие туристы и плещущееся синее море.

За год многое изменилось, он мог сносно общаться на английском и греческом языках, выучился ездить на машине и даже получил временные права. В лаборатории торжественно отметили первая годовщина его пребывания на этом острове, а в подарок ему купили билет на самолет до Лимы, туда и обратно. Взяв с него клятву обязательно вернуться.

Родные джунгли за это время ничуть не изменились, тут все шло своим чередом. Как он и предполагал, его жена стала женой вождя. Брата давно уже съели, а Тарири очень все обрадовались. И в честь его приезда даже хотели забить одного пленного, но он отказался, ссылаясь на больной живот: цивилизация давала о себе знать. Вечером у ритуального костра вспомнили его белокожего отца Лабрита, который появился здесь ниоткуда, но это было так давно и совершенно ему не интересно. Ему здесь все казалось таким скучным, по вечерам не было ни света, ни телевизора, и, проведя в племени всего две недели, он отправился назад скорее, чем предполагал.

Все очень обрадовались его возвращению и продолжили изучение его реакции на современный мир.

Тарири встретил эту женщину по имени Ляля во время одной из пробежек по дорожке вдоль моря. Она бежала ему навстречу и приветственно вскинула вверх правую руку, он ответил ей таким же жестом. На следующий день они снова увиделись на дорожке. Через несколько дней, вечером, они встретились на ужине в отеле, случайно оказавшись вместе за одним столиком.

За время, проведенное среди европейцев, Тарири приобрел кое-какие навыки в общении с представителями чужого для него мира. Они подошли к столу одновременно. И самое обычное пожелание за столом: «Приятного аппетита» стало прелюдией к новым отношениям, от которых совершенно изменилась его жизнь. «И вам приятного аппетита!» – нежным голосом ответила ему представительница не очень слабого пола, судя по рельефу ее бедер и рук. Этим она ему напомнила женщин из его родных мест, и у него сразу появились приятные фантазии. После первого блюда она обратилась к нему, взяв инициативу в свои руки:

– Вы откуда сюда приехали?

Тарири помедлил с ответом.

– С берегов Амазонки! – и добавил: – Я тут в лаборатории, в институте, работаю.

– А кем? – поинтересовалась она.

Он на секунду задумался:

– Наверное, ученым!

Ее английский был почти такой же, как и у Тарири, поэтому полностью они понять друг друга не могли. Но их тяга друг к другу была очевидна и без слов. И этим же вечером он оказался в ее номере, где она по достоинству оценила его мужские способности. Его организму, не измученному алкоголем и курением, мог позавидовать любой местный сверстник.

Она была дочерью крупного бизнесмена из Москвы и большой любительницей экзотики. В тридцать лет выскочив замуж, она переехала в Ригу, через пять лет развелась, но осталась в этом городе и даже получила латвийское гражданство. Окончив в свое время Московскую ветеринарную академию, она некоторое время работала на конно-спортивной базе, которую для нее купил отец, а потом во время международных состязаний познакомилась с очень симпатичным наездником, который, не теряя времени, оседлал и ее, узнав, кто ее отец. После переезда она долго не могла определиться, чем заняться, пыталась устроиться в зоопарк, но это не удалось в связи с незнанием языка. Потом отец купил ей небольшой отель, где она стала полноправной хозяйкой. Когда наступило время развода, ее муж всеми силами пытался доказать, что имеет права на половину имущества. Но хорошие адвокаты так и оставили его работать на конюшне.

Раз в год она обязательно приезжала на Крит, поселялась в своем любимом отеле на берегу моря и проводила здесь несколько месяцев, все время надеясь встретить какого-нибудь необыкновенного человека. И однажды увидела, как навстречу ей по берегу моря бежит подтянутый мужчина – как ей показалось, с мужественным выражением лица. Так она в первый раз увидела Тарири и захотела с ним познакомиться.

Ей нравилась его непривычная дикость, он казался ей необъезженным жеребцом, и у нее появилась навязчивая идея увезти его к себе домой в Ригу на Лачплеша, 35, сделать своим мужем и постепенно вылепить из него то, что она захочет.

Но Тарири не нравились ее рассказы про холодные зимы, про белый снег, который покрывает землю, а на небе почти все время висят темно-серые тучи. Она, конечно, убеждала его, что в доме, где она живет, тепло и хорошо, а каждую зиму они будут выезжать на популярный лыжный курорт.

Он не мог себе представить, как можно сидеть в доме несколько месяцев, а потом, непонятно зачем, ездить на какой-то заснеженный курорт. Но эта большая белая женщина ему очень нравилась.

На обычный женский вопрос: «А кого ты больше всего на свете любишь?» все женщины ждут один ответ. Но Тарири честно отвечал:

– Наверное, бананы и секс!

Это ее и обижало и радовало – по крайне мере, не врет, и ей еще больше хотелось забрать его с собой.