Текст книги "Саракш: Тень Странников"

Картинка на экране сменилась – там появился одутловатый человек, преисполненный апломба.

– Учёные нашей Республики, – возвестил он, – наконец-то раскрыли тайну «Ночной Смерти»! Болезнь вызывается вирусом, возникшим в результате радиоактивного заражения обширных территорий во время ядерной войны. В настоящее время успешно ведутся работы по созданию вакцины против «Ночной Смерти», первые образцы которой скоро поступят в продажу. Подробности вы можете узнать по телефону…

А ведь он врёт, понял вдруг Гай, дожевывая ломтик жареного хлеба, врёт нагло, и сам же верит своему вранью. Почему в нашем мире столько лжи? Почему?

Ему стало противно. Он торопливо покончил с завтраком, сказал Малышке «спасибо» и вышел.

* * *

Столица готовилась к празднику.

Выбравшись из автобуса, который довёз его до центра города, Гай попал в людской поток, заполнивший улицы. Поток бурлил на проспектах, разбивался на ручейки в переулках и закручивался водоворотами на площадях. Поток этот был цветастый и шумный; яркие краски одежд дополнялись разноцветными гирляндами воздушных шаров, развешанных на фасадах домов, а в гул голосов вплеталась музыка, рвавшаяся из репродукторов, из дверей кафе и из открытых окон. Город веселился – праздник со всеми его шествиями, концертами и фейерверками должен был начаться завтра, но уже сегодня люди торопились накинуть на себя искрящееся покрывало радости, чтобы отключиться от тягомотной повседневности, сотканной из проблем, больших и маленьких. И что с того, что проблемы эти вернутся, как только кончится праздник? День Единения есть День Единения; день, который навсегда – хотелось в это верить – перечеркнул тёмный ужас ядерной войны, врезавшийся в память поколения, эту войну пережившего и передавшего детям и внукам неизбывный страх перед возможным повторением атомного кошмара. А всё остальное – да какое это имеет значение? Что такое рост цен по сравнению с жадной пастью радиоактивного кратера, которая могла в любую минуту распахнуться на главной площади столицы и проглотить и дома, и людей? И так ли уж плоха жизнь сегодняшняя? Посмотрите вокруг: вы сыты, одеты, магазины наполнены великим множеством красивых вещей – чего вам ещё? У вас не хватает денег, чтобы пользоваться всем этим в полной мере? Заработайте, всё зависит только от вас: у нас свобода – свобода жить, и свобода умирать, если жить уже невмоготу. Всё в твоих руках – как же иначе?

«Живи легко!» – призывали смуглые полуобнажённые красавицы с громадных щитов, установленных на всех углах. Нарисованные красавицы предлагали выгодно вложить деньги, приобрести последнюю новинку косметики, отправиться в круиз на борту роскошного лайнера или просто купить бутылку тонизирующего напитка, «замечательно поднимающего настроение и улучшающего самочувствие». И плыли в туманном небе над городом десятки огромных серебристых дирижаблей, обвешанных со всех сторон длинными лентами с теми же призывами, похожими на приказы – «Купи!», «Оттянись!», «Вливайся!».

Гай шёл сквозь толпу, впитывая её настроение: он был частью этой толпы, и жил её жизнью. Прямо на тротуарах сидели длинноволосые певцы-музыканты, собиравшие вокруг себя кучки слушателей; кое-где возникали стихийные митинги – потрепанного вида оратор, явно обделённый женской лаской, призывал узаконить в Республике полигамию по примеру Пандеи, а в пяти шагах от него коротко стриженая особа неопределённых лет и блеклой внешности, одетая в «унисекс», собирала подписи в защиту «угнетённых женщин Севера», стонущих от произвола пандейского диктатора, не признающего Единения и тянущего свою страну в тёмное средневековье. Гай усмехнулся: он вспомнил, что Дой Шинту готов был на каникулах отправиться в Пандею защищать права тамошних амазонок, если они должным образом возблагодарят его пылкий порыв. Потом к Гаю подошла девушка из фонда защиты бездомных животных, и Гай бросил в её кружку пару монет: девушка было симпатичной, и ему захотелось сделать её приятное.

Цветной калейдоскоп огромного города разворачивал перед Гаем всё новые картины, и Заар не заметил, как оказался перед входом в многоэтажное здание с зеркальными окнами. Здание оказалось универмагом, и Гай, чуть поколебавшись, зашёл внутрь. Он не собирался ничего покупать, но он знал, что в подобных торговых центрах есть неплохие – и недорогие – кафетерии. После лёгкого завтрака в «Настырном ректоре» прошло уже несколько часов – пора было перекусить.

Кафе на четвёртом этаже универмага Гай нашёл быстро, но его ждало разочарование: здесь обслуживали только покупателей. «А я кто?» – недоумённо спросил он у бесцветно-строгой служительницы с глазами снулой рыбы. «Вы пока ещё не покупатель, – вежливо, но непреклонно объяснила она, – вы ещё ничего не купили. Вы посетитель, а когда вы станете покупателем, мы с удовольствием вас обслужим. – И добавила, заметив ошарашенность парня: – Это нововведение. Цены у нас низкие, и нам невыгодно кормить всех, кто забежал сюда на минуту». Гай посмотрел на столики, за которыми сидели счастливые обладатели пакетов с покупками – на пакетах красовался фирменный логотип магазина, – хмыкнул и побрёл прочь. Настроение у него заметно испортилось, и ему захотелось побыстрее покинуть негостеприимное место, где голодному студенту отказывают в чашке бульона за его же деньги.

Он шёл мимо бесконечных прилавков, забитых всякой всячиной; шёл, ускоряя шаг, но поневоле ловил обрывки разговоров покупателей с продавцами. «Это последний писк моды! «Молния» управляется дистанционным пультом, и вы, сидя на кровати, сможете наблюдать, как на вашей девушке – без прикосновения рук! – медленно распахивается платье. Поверьте, это очень волнительно!». «Этот летающий пылесос незаменим в быту! Он может собирать пыль с карнизов и шкафов, и вам не надо вставать на стул, чтобы протереть их тряпкой. Есть и модель «змея» – гибкий шланг сам заползает в самые укромные уголки, вам достаточно всего лишь нажать кнопку». «А это что?» – «О, это совершенно незаменимая вещь (скосив глаза, Гай разглядел что-то вроде паука, которого продавщица демонстрировал мужчине средних лет). Это механический чесатель пяток: вы кладёте его к ногам, и он по заданной программе – их у него целых четыре! – начинает массировать вам пятку на правой или на левой ноге, по вашему выбору» – «М-м-м, да, интересно… И сколько он стоит?». Гай шёл мимо бесконечных полок, уставленных несметным количеством самых разных вещей – ярких, броских, привлекавших внимание, – и ему вдруг показалось, что он слышит тихий бесплотный голос, доносящийся со всех сторон: «Купи меня… Купи… Ну купи…».

Наваждение прошло только на выходе, у касс. «Что у вас?» – спросила кассирша, и удивлённо вздёрнула аккуратно подрисованные брови, когда Гай, пожав плечами, бросил коротко: «Ничего». Он уже миновал выходной турникет, когда его остановило безличное, но явно обращённое к нему «Молодой человек, подождите!».

Заар обернулся. Перед ним стоял служитель в синей униформе торгового управителя.

– Вы ничего не купили? – прошелестел он.

– Ничего, – с вызовом ответил Гай. – А что?

– У вас нет денег?

– Почему же? Деньги у меня есть.

– Тогда вам придётся заплатить штраф, – бесстрастно констатировал управитель. – За нарушение правил посещения универсальных магазинов столицы.

– Какой штраф? Каких правил? – возмутился Гай. – Это что, тоже нововведение?

– Это уже старовведение – оно действует уже больше трёх недель. Чаще надо бывать в универмагах, молодой человек.

– Я студент, мне некогда ходить по магазинам. Я учусь, в городе бываю нечасто, а в магазины захожу только по необходимости.

– Вы не только студент, вы ещё и гражданин нашей славной Республики. Незнание законов не освобождает от ответственности за их неисполнение. Вы намерены заплатить штраф?

– Не намерен. И вообще я никогда больше не зайду в магазин, подобный вашему: то, что вы делаете, называется вымогательством.

– Хорошо, – равнодушно сказал одетый в синее. – Тогда вам придётся отправиться в полицейский участок для применения к вам мер административного воздействия.

– Что?!

Из-за спины управителя выдвинулась увесистая туша, упакованная в мундир стража.

– Пройдём, – пробасила туша. – И не советую сопротивляться, не усугубляй.

Они вышли на улицу и сели в машину. Страж защёлкнул дверцу, словно Гай был по меньшей мере шпионом, пойманным с поличным. Какая глупость, подумал Гай, испортили мне праздник.

В небе серебристый дирижабль волочил за собой широкую белую ленту, на которой крупными буквами было написано «Никаких проблем, никаких забот, живите и радуйтесь!», а двадцатидвухлетний студент университета Гай Заар ещё не знал, что случайное посещение универсального магазина уже круто переменило всю его судьбу.

* * *

– Я понимаю вашу озабоченность, леди Ниэлла, но поймите и вы меня. Постоянное Омовение может вам повредить. Существует ряд побочных эффектов, во избежание которых Омовение не следует проводить чаще, чем раз в десять лет, не говоря уже о наркотической зависимости, вызываемой постоянным Омовением. У нас есть негативный опыт…

– Ах, значит, такой опыт у вас всё-таки есть! Значит, постоянные Омовения всё-таки возможны! Так за чем же дело стало? Я плачу вам деньги, и большие деньги, очень большие, прошу заметить!

Несмотря на свой преклонный возраст, профессор Аримаи Танаодо по-прежнему мог работать с полной отдачей, сутками не выходя из лаборатории. Психика учёного, закалённая особой спецификой его работы, давно устоялась – он видел всякое и многое пережил (и даже был на грани сумасшествия, когда погибла его единственная дочь, но всё-таки перенёс этот удар судьбы – его спасла работа). Но эта посетительница его довела: профессор Танаодо поймал себя на мысли, что с превеликим удовольствием использовал бы её в процедуре Омовения не в качестве реципиента, а в качестве донора. Мысль эта была крамольной – леди Ниэлла была не просто Утончённой, она принадлежала к верхушечникам (иначе она ни за что не смогла бы добиться личного свидания с самим Аримаи Танаодо), – однако профессор не только не гнал эту мысль от себя, но даже лелеял. Что с того, что эта женщина – одна из свободных любовниц Сенао Тариа, и что она, по слухам (сплетен профессор не терпел, но они до него доходили), состоит (или состояла?) в близких отношениях с Верховным жрецом Владыки Глубин и кое с кем из военной верхушки (из числа тех, кто приспособился к новому образу жизни и сумел сохранить вес)? И что с того, что она и сама по себе богата, очень богата? Она уже битых три часа с бычьим упорством пытается добиться от него, профессора Танаодо, невозможного, и пропускает мимо ушей все его возражения! Кто бы мог подумать, что среди Утончённых попадаются такие, гхм, ограниченные особы, причём «ограниченные» – это ещё очень мягко сказано? Этой даме нужен врач-психиатр, а она отнимает время и силы у специалиста совсем другого профиля!

А внешне, думал он, она само совершенство – ожившая репродукция одной из тех старинных гравюр, что висят на стенах моего кабинета. Морская богиня – не баллистический снаряд «морская богиня», а подлинная Рождённая Пеной, дочь Владыки Глубина, созданная нести в мир красоту и любовь. Сколько же ей лет? Кажется, около шестидесяти, а на взгляд – лет двадцать, не больше. И не мудрено: она уже трижды проходила Омовение, возвращая себе цветущую юность во всём её душистом великолепии. Но при этом её совершенно не интересовало, что за это чудо заплачено сотнями человеческих жизней, пусть даже жизнями преступников-недолюдей. Ей это безразлично, и этим она похожа на боевой баллистический снаряд, орудие смерти и разрушения.

– Дорогая леди Ниэлла, стоит ли так переживать из-за крохотной морщинки в уголке глаза? – Танаодо старался, чтобы голос его звучал как можно мягче, хотя это давалось ему с большим трудом. – Зачем прибегать к Омовению там, где достаточно помощи косметолога?

Прекрасные глаза Утончённой мгновенно похолодели – под обликом юной девушки скрывалась опытная женщина, циничная и безжалостная.

– Предоставьте мне самой решать, к кому мне обращаться за помощью, трудован Танаодо, – сказала она, выделив голосом социальный статус учёного (мол, помни своё место, слуга).

– Да, да, конечно, леди, – Аримаи почтительно наклонил голову, при этом изо всех сил сцепив пальцы рук, скрытых от собеседницы крышкой стола. – Итак, вы хотите, чтобы омоложение вашего организма происходило постоянно, ежедневно и ежеминутно, а не через положенные двенадцать-пятнадцать лет, правильно? Вместо того, чтобы совершать обычное форсированное омоложение от возраста зрелости к возрасту юности, вы хотите замереть в биологическом возрасте двадцати пяти лет, не старясь при этом ни на один день?

– Именно это я и пытаюсь вам втолковать столько времени, – ответила Ниэлла, не скрывая язвительности. – Да, я хочу именно этого.

– Я не буду повторять вам то, что я уже говорил, – устало произнёс учёный. – Скажу вам лишь одно: чтобы не стариться и застыть в юности, вам придётся всё время находиться под воздействием поля. В Саркофаге, а это означает, что вы не сможете наслаждаться всеми радостями жизни – пребывая в полубессознательном состоянии, осуществить это несколько затруднительно. Вы этого хотите?

– Ни в коем случае! – энергично возразила Утончённая. – Это меня не устраивает – какая польза от денег, которые лежат мёртвым грузом и не приносят ни удовольствий, ни новых денег? А что, разве другого способа нет? Например, какой-нибудь носимый аппарат – в форме колье или браслета? Стоимость такого прибора, как вы понимаете, меня не волнует.

– Увы, леди, – лицо Аримаи выразило искреннюю скорбь. – Такого прибора пока ещё не существует. Я не бог, и даже не маг, я всего лишь учёный трудован.

Скрытую издёвку, прозвучавшую в голосе Танаодо, Ниэлла проигнорировала – она уцепилась за слова «пока ещё».

– Значит, есть надежда, что такой прибор появится? – спросила она с нескрываемым интересом. – Надеюсь, я буду одной из первых его обладательниц!

– Несомненно, леди.

– Хорошо, – подытожила Ниэлла, вставая из-за стола. – Я буду ждать, а вы, дорогой профессор, работайте. Работайте. Да, я отняла у вас массу времени – примите компенсацию.

С этими словами она открыла сумочку из кожи морского единорога (насколько знал Аримаи, эти животные были почти полностью истреблены, и раритетные изделия из их кожи стоили баснословно дорого), достала оттуда толстую пачку банкнот и небрежно положила её на стол.

– Всего доброго, дорогой Аримаи.

– Всего доброго, дорогая леди Ниэлла.

Она шла по жёлтой песчаной дорожке, змейкой петлявшей среди пышных пальм сада, окружавшего научный центр, а профессор смотрел ей вслед из окна своего кабинета.

А ведь это только начало, думал он. Женщины Утончённых остаются женщинами, им захочется большего. Человеку вообще хочется большего – всегда, такая уж у него натура. И они от меня не отстанут: они будут жужжать в уши свои любовникам, а те начнут на меня давить – в конце концов, кто платит деньги? И мне придётся работать над портативной версией Саркофага, хотя я даже не представляю себе, как это сделать, и можно ли вообще создать подобную модель – слишком много ограничений накладывает процесс омоложения организма, требующий выполнения целого ряда условий, одним из которых является полная неподвижность человека и сведение к минимуму всех его жизненных функций. Я столкнулся с этим ещё на ранних этапах своей работы, поэтому-то и появился Саркофаг – кокон, в который залезает морщинистая гусеница, чтобы по прошествии трёх дней превратится в радужную бабочку. Только вот мне почему-то кажется, что души этих бабочек не слишком соответствуют по своей красоте внешнему виду дивных крылатых созданий…

Профессор тяжело вздохнул. Работать над непрерывным омоложением ему всё равно придётся – теперь, после визита леди Ниэллы, он был в этом абсолютно уверен. А раз так, то неплохо был для начала прикинуть расход ментальной энергии – похоже, он будет на два-три порядка больше, чем в анабиозном режиме (и это ещё как минимум). Так, а что там у нас вообще с соотношением расходования и пополнения аккумулированной субстанции разума? Надо бы кое-что сопоставить…

Аримаи Танаодо вернулся к рабочему столу и включил информационную машину – исследовательский центр был оборудован по последнему слову техники. Доступ к базам данных был жёстко ограничен – секретность высшего уровня, – но личный код руководителя научного центра и отца «Проекта Возрождение» позволял обходить любые ограничения. И очень скоро учёный трудован Аримаи Танаодо нашёл такую информацию, которая заставила его забыть обо всём.

Он работал до поздней ночи, проверяя, перепроверяя и сравнивая, а когда закончил, бессильно откинулся на спинку кресла, глядя перед собой ничего не видящими глазами. Он никогда не вникал в детали работы, проходившей под его началом на основе его идей и разработок, – размах «Проекта Возрождение» был огромен, и быть в курсе всего, от и до, одному человеку было физически невозможно. Аримаи Танаодо намечал магистральные направления, определял стратегию, а всё остальное делали его многочисленные помощники, причём многие из них были отнюдь не трудованами – в проекте принимали участие и жрецы, и бывшие военные аристократы, и Утончённые. Это было странным само по себе – принцип «каждый должен заниматься своим делом» в Островной Империи соблюдался свято, и это правило не претерпело изменений и после того, как Империя стала Свободным Сообществом Островов, или Объединёнными Островами.

Но самое главное – и самое страшное – было в другом. Профессор Аримаи Танаодо отлично знал, какое количество ментальной энергии требуется для процедуры омоложения, – отклонения от среднего значения были, однако они были незначительными, – и знал, откуда и как берется эта «энергия жизни». И вот теперь учёный трудован Аримаи Танаодо с ужасом обнаружил, что концы с концами не сходятся, и что это расхождение наблюдается уже не менее десяти лет.

Как же так, размышлял Танаодо. Математика – наука точная. Изгоев с Внешних Островов почти полностью истребили ещё в первые годы Реформации (этим занимался я сам, и очень активно – гниловатых использовали в качестве подопытных рыб, а затем как доноров), а несколько сотен преступников, которых казнят ежегодно, – этого слишком мало для обеспечения нескольких тысяч ежегодных омоложений людей Внутреннего Круга. Коэффициент полезного действия ментального насоса так и не удалось поднять выше десяти процентов: одна процедура омоложения на пятнадцать лет – например, с сорока двух лет до двадцати семи – требовала жизней как минимум двадцати человек. Но все эти процедуры – тысячи процедур! – проводились, значит, доноры для них – десятки тысяч доноров! – были. Откуда же они взялись? Неужели…

Ответа на этот вопрос в информатории не было – точнее, он был недоступен: личного кода профессора Аримаи Танаодо, отца «Проекта Возрождение» и руководителя научного центра, оказалось недостаточно. И тогда Танаодо, законопослушный трудован, пошёл на преступление: он взломал закрытые сектора информатория, использовав для этого все свои недюжинные способности и навыки.

Гениальный учёный Аримаи Танаодо получил ответ на интересовавший его вопрос, и этот ответ его ошеломил.

* * *

Снаружи донёсся протяжный тоскливый вой. Этот вой казался особенно заунывным и зловещим в полутьме – длинный барак был освёщен единственной лампочкой, прикрытой жестяным абажуром и висевшей у входа, – была в нём какая-то безысходность и в то же время явная угроза: ждите, мы придём.

Гай приподнялся на локтях и прислушался. Вой не повторился, только стонали во сне воспитуемые, бормотали что-то невнятное, то ли ругаясь бессвязно, то ли жалуясь на судьбу. На судьбу, да, подумал Гай. Мог ли я подумать, что моя вылазка в город в канун праздника окончится здесь, в лагере за Голубой Змеёй, и что всего через две недели я буду спать не в уютной комнатке студенческого общежития на пару с весёлым шалопаем Доем Шинту, а в холодном и грязном бараке, где на жёстких дощатых нарах хрипло дышит добрая сотня людей с изломанными судьбами? И будет мне вместо музыки злобный вой большеголовых собак, хозяев ночи…

…Когда Гая Заара доставили в полицейский участок, это событие не произвело там особого фурора – эка невидаль. Страж универмага, доставивший задержанного, расписался в акте-протоколе и отбыл с чувством выполненного долга, а дежурный капрал, оценивающе оглядев растерянного молодого парня, задушевно предложил ему уладить дело «за половину суммы полагающегося штрафа, и никаких бумаг – надо тебе, чтобы мы сообщили о твоём проступке в университет, господин студент?». Гай, к этому времени уже сообразивший, что такой выход из дурацкого положения, в которое он попал, будет для него наилучшим, полез за кошельком, но тут сонное выражение глаз полицейского капрала внезапно переменилось: в них появилась собачья преданность и страх, самый настоящий. Заар, сидя спиной к двери, не видел, кто вошёл в дежурную комнату, а оборачиваться ему не хотелось: при виде бравого блюстителя закона и порядка, проворно вскочившего и вставшего по стойке «смирно», у Гая появилось гадостное ощущение «кажется, я влип». И предчувствия его не обманули…

– Что тут у вас, капрал? – услышал студент, и в поле его зрения появился человек в серой форме Министерства юстиции. – Докладывайте.

– Нарушитель торговых правил универсальных магазинов, господин надзирающий! – отрапортовал дежурный. – Нарушение выразилось в неосуществлении покупки и в отказе уплатить штраф по месту задержания!

Серый взял со стола протокол – пальцы у него были чистые и розовые, похожие на деликатесные сосиски, а руки пухлые, как у младенца, – прочитал его и перевёл взгляд на Гая.

– Итак, молодой человек, нарушаем? Что же вы, а? Будущий технический инженер, и такая безответственность. Нехорошо… Почему вы ничего не купили в магазине?

– А почему я должен был там что-то покупать? Что за глупость?

– Глупость? – тонкие губы господина надзирающего собрались в нитку. – Значит, глупость, – повторил он, усаживаясь в кресло капрала, продолжавшего стоять навытяжку. – Ну-ну…

И тут Гая, раздражённого безысходным идиотизмом ситуации, понесло, и недавний мимолётный страх его только подхлестнул.

– Конечно, глупость! Почему я должен тратить свои деньги на вещи, которые мне не нужны, тем более что половина этих вещей вообще никому не нужна: можно подумать, что механическая чесалка для пяток – это предмет, абсолютно необходимый любому гражданину Республики! Надо быть полным кретином, чтобы покупать такие безделушки, а требовать, чтобы их покупали, – это вообще верх тупости!

– Так, – очень спокойно сказал человек в сером. – Все слышали? – он посмотрел на капрала и на солдата, стоявшего у дверей. – Я думал, что вы, молодой человек, всего лишь допустили небрежность – в вашем возрасте это объяснимо, – а вы, оказывается, идейный… Значит, по по-вашему, закон, обязующий всех посетителей универсальных магазинов делать там хотя бы одну покупку, – это верх тупости? И принять такой закон могли только полные кретины? Я очень рад, что сюда зашёл – давно среди всякой мелкотравчатой шушеры мне не попадались идейные… Благодарю за службу, капрал. А этого, – розовый палец господина надзирающего указал на Гая, – в машину! Я его забираю: дело куда серьёзнее, чем кажется.

…Республика праздновала День Единения, а студент Гай Заар сидел в камере для подследственных. Однако долго он там не задержался: уже на второй день после праздника состоялся суд – жернова юстиции почему-то очень спешили перемолоть в них попавшего.

Обвинителем выступал уже знакомый Гаю «господин надзирающий». Речь его была краткой, но весьма содержательной: человек в сером в совершенстве владел казуистикой.

– Эффективная экономика – основа благосостояния Республики. Промышленность непрерывно производит массу полезных и нужных вещей, люди их покупают, а вырученные деньги возвращаются в сферу производства. Процесс этот должен быть непрерывным, иначе застой, кризис, коллапс. И вдруг появляется некто, который заявляет: а я не хочу покупать эти товары, я особенный, и мне плевать, что моя позиция наносит прямой вред дальнейшему процветанию страны. Так может рассуждать только враг существующего порядка вещей. Вина подсудимого доказана – его экстремистские высказывания подтверждены показаниями свидетелей. Мы имеем дело с государственным преступлением, и преступник заслуживает самой суровой кары!

Гай Заар слушал обвинителя, и ему казалось, что ему снится бредовый сон, который скоро кончится. Но сон всё никак не кончался – он продолжился в тюремном вагоне поезда, уносившем бывшего (уже бывшего) студента престижного столичного университета на юг, за Голубую Змею. Гай не знал, что роковой перелом в его судьбе обусловлен случайностью: господину надзирающему для карьерного роста совершенно необходимо было выявить хотя бы одного «врага существующего порядка вещей». И господин надзирающий выявил врага и покарал, в кратчайшие сроки установив, что студент Заар – круглый сирота, влиятельных друзей и покровителей не имеет, и участь его никого особо не обеспокоит.

…Тягучий вой повторился, но Гай его уже не слышал: он забылся тяжёлым сном.

* * *

Серая человеческая масса выдавливалась из барака, как паста из тюбика. Толкая друг друга, воспитуемые торопились поскорее выбраться наружу – опоздание на построение было чревато очень неприятными последствиями: избиением, карцером и направлением на работу на самые опасные участки Железного Леса, откуда возвращались немногие.

У самых дверей кто-то сильно пихнул Гай в бок и просипел, обжигая ему щёку злым горячим дыханием:

– В Лес пойдёшь с нами, молодой. Понял? И не вздумай увильнуть!

Напиравшие сзади вытолкнули Гая из барака, и там, при свете дня, он смог разглядеть говорившего. Зрелище было не самым приятным: наглый воспитуемый был грязен, волосат, и в маленьких его глазках горел злобный огонёк. Пахло от него отвратно, однако он, судя по его поведению, чувствовал себя здесь по меньшей мере заместителем начальника лагеря. Гай ещё в поезде узнал кое-что о лагерных порядках – нашлись среди этапируемых бывалые и словоохотливые, – и сжался, ожидая чего угодно, от нового тычка до удара ножом. Но удара не последовало – вместо этого он услышал негромкий шёпот, пришедший с другой стороны:

– Ни в коем случае не ходи с ним. Держись меня, потом всё объясню.

Повернув голову, Гай увидел плотного человека, смотревшего на него без злобы, но как-то странно. И что им всем от меня надо, подумал Заар, становясь в строй.

Развод на работы не занял много времени, и когда воспитуемые гуськом потянулись к складу – получать «инвентарь», – волосатый снова оказался рядом.

– Я тебе что сказал? – произнёс он с угрозой. – Ты идёшь с нами, понял? А не то… – «заместитель» мотнул головой, показывая на троих мрачного вида субъектов, державшихся за его спиной.

– Не пойду, – чётко и раздельно проговорил Гай, глядя в маленькие злые глазки. Он не знал, зачем этому волосатому нужно, чтобы «молодой» непременно шёл с ним, но обида на дикую несправедливость, в одночасье превратившую Гая Заара из беззаботного студента в бесправного воспитуемого, перешла в озлобленность и требовала выхода.

– Ах, так…

Дальнейшее произошло стремительно. Заар увидел заточенный металлический прут, зажатый в руке одного из тех троих, что кучковались за спиной главаря, зафиксировал резкое движение руки, нацелившей этот прут в бок ему, Гаю, а потом секунды растянулись, как при замедленной киносьёмке.

Студент Гай Заар умел драться, причём так, что университетский тренер по вольному бою сказал ему как-то: «У тебя феноменальная скорость реакции, парень. Нечеловеческая. Я никогда такого не видел. На твоём месте я прямо сейчас бросил бы учёбу и предложил свои услуги какой-нибудь военизированной структуре – есть такие. Там ты будешь получать куда больше, чем в компании, разрабатывающей новые модели электрочайников». Гай не знал, откуда у него такой талант, но иногда талант этот бывал полезен, и сейчас был как раз такой случай.

Драка получилось очень короткой. Собственно, её и дракой нельзя было назвать – что это за драка, когда четверо воспитуемых из привилегированных, привыкших к безропотной покорности всех остальных, в течение нескольких секунд оказались на земле с вывихнутыми конечностями и переломанными ключицами, причём даже непонятно, кто же их так отделал. Предусмотрительность «заместителя», пожелавшего преподать строптивцу хороший урок, укрывшись от бдительных глаз охраны за спинами воспитуемых, обернулась против него самого – никто из охранников даже не заметил, что в плотной толпе что-то произошло, а когда эта толпа расползлась, оставив позади себя четверых покалеченных, искать виноватых было уже поздно.

– Молодец, – услышал Гай и понял, кто это говорит – узнал голос. – Теперь я уже не сомневаюсь: ты именно тот, за кого я тебя принял, а не просто похожий на него. В Лес мы пойдём вместе, и я тебе всё расскажу. Только не надо на меня кидаться, я тебе не враг, Гай Заар.

«Откуда вам известно моё имя?» – чуть было не выкрикнул Гай, но плотный человек – тот самый, который перед построением предостерегал его от тесного общения с волосатым, – приложил палец к губам.

* * *

Незнакомец не сразу пустился в объяснения. Сначала они долго шли через Лес, то и дело падая на землю при любом шорохе и выжидая, не прогремит ли откуда-нибудь очередь из автоматического пулемёта – за сорок пять лет Железный Лес подрастерял большую часть своей смертоносности и был основательно обезврежен, но кое-где боевые автоматы всё ещё действовали, и всё ещё пытались убивать. Потом они вышли в район Крепости, и долго ставили и активировали детекторы движения – у человека, знавшего Гая по имени, был целый мешок этих маленьких чёрных коробочек, и мешок этот казался бездонным. Наконец, когда у Гая уже ноги гудели от усталости, его напарник коротко бросил «Отдыхаем», сел, подстелив под себя опустевший мешок, и сказал, словно продолжая прерванный разговор:

– Мохнатому (Гай понял, что речь идёт о волосатом привилегированном, оставшемся в лагере со сломанной челюстью) нужен был кто-то, кого не жалко послать вперёд. Его и его шайку направили сегодня на старые минные поля – Мохнатый слегка зарвался, и начальнику лагеря это не понравилось. А минные поля – это штука неприятная, там лучше идти за кем-то следом, чтобы тот принял на себя все осколки, если из травы вдруг выскочит «попрыгушка», есть такая мина со скверным характером. И я решил тебя уберечь – ставить детекторы куда безопаснее: большеголовые днём не нападают, и вообще слухи об их агрессивности сильно преувеличены. По-настоящему опасные твари обитают там, в пустынях, – он махнул рукой на юг, – но до них, слава Мировому Свету, далеко, и сюда они пока что не добрались.