Текст книги "Саракш: Тень Странников"

…Он шёл день за днём. Местность изменилась – Железный Лес со своей отравной начинкой остался позади, и мёртвое уступило место живому. Горы Зартак уже были видны, но до них ещё идти и идти. И Гай шёл, питаясь чем попало – оба пайка он давно уже съел, – шёл, падая от усталости и удивляясь собственной выносливости. Гай Заар шёл, твёрдо зная, что обязательно дойдёт, потому что иначе нельзя.

И горы становились всё ближе.

* * *

На Благословенных Островах, в Белом Городе Внутреннего Круга, в доме, похожем на храм светлых богов, мягкий женский голос ласково произнёс:

– С пробуждением, обновлённый! С возвращением в мир, принадлежащий тебе!

Прозрачная крышка Саркофага раскрылась, словно створки раковины-жемчужницы. Человек в светлой одежде, лежащий в Саркофаге, открыл глаза, ещё наполненные дрёмой, и шевельнулся. Потом он приподнялся, держась руками за края Саркофага, и одним плавным движением покинул своё ложе. Оглядевшись, он увидел огромное, во всю стену, зеркало и пошёл к нему, легко ступая босыми ногами по тёплому мрамору пола. Подойдя к зеркалу, он сбросил одежду и посмотрел на своё отражение.

Человек был молод, строен, светловолос, под гладкой кожей перекатывались сильные мускулы. В глазах его светилась энергия юности и одновременно опыт и мудрость, странные для его возраста – на вид человеку было не больше двадцати пяти лет.

«Жизнь прекрасна и удивительна, – подумал Утончённый, – особенно если ты молод, здоров и полон сил. И она стократ прекраснее, если ты знаешь, что молодость твоя будет длиться целую вечность…».

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЖЕЛАВШИЕ СПАСТИ

Остроконечные утёсы – чёрные, серые, красноватые, – громоздятся со всех сторон, лезут вверх, подпирая вогнутое небо и словно пытаясь распрямить его и выгнуть в обратную сторону. Острые камни под ногами – дорог здесь нет, приходится карабкаться по каменным осыпям, перелезать через оскал трещин, повисать на руках над распахнувшимся провалами пропастей, на дне которых пенными лентами вьются бурлящие водяные потоки. Обувь давно разодрана, клетчатый комбинезон располосован в лоскуты, и новые кровавые царапины на теле появляются быстрее, чем заживают старые. И всё-таки – вперёд, вперёд, вперёд, потому что назад дороги нет…

Голод рвёт внутренности, закручивает их в жгуты, голод тянется к каждой клеточке измученного тела, высасывая из неё последние соки. Голод можно обмануть горстью ягод, собранных среди лишайника, или глотком воды из ручья, такой холодной, что от неё стынут зубы, но это ненадолго: голод возвращается, и снова терзает и гложет. Хочется лечь, чтобы больше не встать; усталая плоть выходит из подчинения разуму и шепчет: «Остановись…». И всё-таки – вперёд, вперёд, вперёд, потому что назад дороги нет…

Сознание плывёт. Среди безжизненных скал возникают призрачные видения – птицы с человечьими лицами, люди со звериными телами, огненные змеи, выползающие из тёмных расселин. Мир переворачивается и грозит накрыть, раздавить, похоронить безымянно – здесь хватит места для миллионов безвестных могил. Смирись, и бесконечная пытка закончится, и придёт покой, и наступит блаженство отдохновения. И всё-таки – вперёд, вперёд, вперёд, потому что назад дороги нет…

Ещё один призрак? Или нет, два призрака – два человека в мехах, с непокрытыми головами. Длинные чёрные волосы спадают на плечи, и жёлтые глаза призраков похожи на глаза хищников, гнавших по горным тропам и наконец-то загнавших свою добычу. В руках у них оружие – какое именно, разобрать не удаётся, потому что каменная твердь вдруг уходит из-под ног, и спасительная тьма накрывает истерзанный разум.

…Каменное небо над головой. Оно едва различимо, подсвеченное багровым отсветом пламени, горящего где-то внизу. На небе вниз головой висит странное существо, как будто закутанное в плащ – или это сложенные крылья? – и тёмный взгляд его следит и вопрошает безмолвно. Это… смерть? Или… летучая мышь? Крик застревает в пересохшем горле, и рука – прохладная маленькая рука – касается разгорячённого лба, гася жар, рвущийся наружу из-под кожи. И голос – спасительная нить, вытягивающая из темноты и холода к теплу и свету. «Ты жив, воин, и ты будешь жить. Ты – среди друзей, ты – дошёл…».

* * *

– Ты поведал о страшном… – Хранящий Память протянул руки к огню, словно желая их согреть, хотя в пещере было тепло. – Значит, Тёмный Зов обернулся Ночной Смертью…

– Тёмный Зов?

– Так мы называли излучение, подчинявшее людей и внушавшее им всё, что угодно. Некогда вся твоя страна была покрыта сетью ретрансляционных башен, с помощью которых правители навязывали народу свою волю.

– Я знаю об этом. Но потом башни были разрушены, тиранию сменила республика, и мы обрели свободу.

– Свободу? – старейшина Птицеловов усмехнулся. – Ты уже забыл лагерь за Голубой Змеёй, воспитуемый Заар?

– Ну… – Гай замялся. – Это какое-то недоразумение…

– А Ночная Смерть – управляемая Ночная Смерть – это тоже недоразумение? Пора бы тебе избавиться от наивности – неужели тебе мало того, что ты узнал от своего товарища, который остался там, в бараке, наполненном мертвецами?

– Он мне так толком ничего и не рассказал – не успел. Но ты прав, мудрый: в моей стране творится что-то недоброе, и я должен во всём этом разобраться. Внешне-то всё вроде спокойно и хорошо, а если копнуть…

– Ты разберешься, сын Святого Мака.

– Ты поможешь, Хранящий Память?

– Помогу. Начнём с того, что я могу тебе объяснить, почему ты остался жив, когда на ваш барак упала Ночная Смерть, – ты ведь задавал себе этот вопрос, верно?

– Да. Я думал, это случайность.

– Случайностей не бывает. Твой товарищ, который не успел стать твоим учителем, был прав. Ночная Смерть – это излучение, точно такое же, которое десятилетиями омывало твою страну, только модифицированное. Как оно изменено – мне неведомо, но это неважно. Важно другое: на твоего отца, Гай, излучение не действовало, а ты унаследовал отцовский иммунитет, и только поэтому ты и выжил под лучевым ударом. Случайностей не бывает, сын Святого Мака: для Ночной Смерти ты неуязвим.

– Но тогда, – Гай привстал, глаза его возбужденно блеснули, – тогда я могу вернуться в столицу, пойти к властям, и сказать им…

– Ты неуязвим для Ночной Смерти, – прервал его старейшина, – но пуля с лёгкостью оборвёт нить твоей жизни. Ты опасен для властей. Вспомни судьбу человека, которого звали Док Зенту – он оказался в лагере для воспитуемых после того, как приоткрыл завесу тайны и высказал свои предположения о природе Ночной Смерти. Только предположения, заметь, и чем дело кончилось? Если ты явишься к властям со своими разоблачениями, ты не доживёшь и до заката того дня, когда сделаешь эту глупость. Подумай сам – ты ведь умён – как можно регулярно и безнаказанно наносить ночные лучевые удары по всей территории Республики, и при этом ни армия, ни Легион, который хоть и сократился в числе, но всё-таки существует, никак на это не реагируют?

– Неужели…

– Да, – с горечью произнёс Птицелов, – я уверен, что Ночная Смерть собирает свою жатву не только с ведома, но и при содействии ваших правителей. По-другому я не могу это объяснить.

– Но зачем? Зачем им это нужно? Бессмысленных деяний на таком уровне не бывает – я не верю, что правительство Республики сплошь состоит из маньяков, находящих радость в массовых убийствах себе подобных! Такого просто не может быть!

Чудовищно, подумал Гай. Но логично – в логике этому старику не откажешь, нет, не откажешь. Но что же делать?

– Думать, – отозвался старейшина. – Искать ответы на вопросы, а потом действовать. Только так, а не наоборот: сначала наломать дров, а потом разгребать последствия. И для начала попробуй ответить на вопрос, откуда наносятся лучевые удары. Мы, горцы, бываем в твоей стране, но мы бываем там редко и гостями, причём не слишком желанными. А ты жил там, и тебе виднее. Подумай, сын Святого Мака.

– Ты знал моего отца, Хранящий Память?

– Я знал обоих: и твоего отца, и твою мать, – горец наклонил голову, и пламя костра окрасило алым его седые волосы. – Они были здесь, в Сердце Зартака, и мы говорили. С тех пор прошло четверть века, и много воды унесла Голубая Змея в океан…

Старейшина Птицеловов замолчал, глядя в огонь. Гай тоже молчал, но сознание его напряженно работало, пытаясь найти ответ на заданный вопрос. Как там говорил Док? Создавалось впечатление, что откуда-то сверху весь квартал накрыл огромный смертный конус, внутри которого выживших не было. Сверху, сверху… С летающей платформы? Нет, вряд ли – ни в одном сообщении о вспышках «эпидемии Ночной Смерти» нет упоминаний о рокоте винтов, сопровождавших эти вспышки. И даже если официальные сообщения могли быть очищены от любых «нежелательных подробностей», есть выжившие свидетели, и слухи о летающих платформах просочились бы, так или иначе. Сверху, сверху…

И тут его осенило – это было как яркая вспышка в непроглядной тьме. Гай вспомнил серебристый дирижабль, который проплывал в небе, когда Гай усаживался в машину стража универмага, чтобы ехать в полицейский участок. Кажется, за воздушным кораблём тянулась белая лента с девизом «Никаких проблем, никаких забот, живите и радуйтесь!» – да, так оно и было. Эти дирижабли постоянно висят над столицей и над другими городами Республики, к ним привыкли, и никто не видит в них ничего особенного. Неужели…?

– Я не ошибся в тебе, – старейшина поднял голову и посмотрел на Гая. – Да, такое может быть: рекламный дирижабль – это подходящий носитель генератора поля, и к тому же не вызывающий никаких подозрений.

– Откуда вы…

– Я умею читать мысли, если они ярко выражены, – пояснил Птицелов, – у некоторых из нас, горцев, есть такой талант. Что ж, дело за малым: надо захватить такой дирижабль и хорошенько расспросить его экипаж. А уже потом…

– Я не умею летать, – сумрачно буркнул Гай, которому не очень понравилось то, что Птицелов копается в его мыслях. – Или у вас, горцев, есть такие таланты?

– Нет, такими талантами мы не обладаем, – невозмутимо ответил старейшина. – И не надо на меня… э-э-э… обижаться: я не читаю тебя всего, и не касаюсь твоих сокровенных мыслей. Кроме того, моё умение читать мысли никогда не будет использовано тебе во вред, сын Святого Мака. А что до захвата воздушного корабля – иди в пандейские леса, Гай, там ты найдёшь союзников. У пандейцев есть оригинальные летающие машины, и они не любят Империю, пусть даже она теперь называется Республикой.

– Пойду, – с вызовом бросил Гай. – Ты подскажешь дорогу?

– Я не только расскажу тебе, куда идти, и кого искать в Пандее. С тобой пойдут мои воины, горцы Зартака: сто человек.

– Сколько?! – изумлённо выдохнул Гай. Такого он не ожидал, но старейшина понял его не совсем верно, несмотря на своё умение читать мысли.

– Я понимаю, что этого мало, – сказал он с оттенком виноватости. – Я дал бы тебе и тысячу воинов – дело твоё очень важное, – но на материке есть и другие угрозы, за которыми нам надо следить. Живущие в личине зверя – вы называете их большеголовыми подземными псами, но они не собаки, они разумные существа, – всё чаще выходят на поверхность, и они уже появлялись в наших предгорьях. Мы не знаем, что ими движет, и чего они хотят, но они могут быть опасными: это мы уже поняли. И есть ещё мутанты-варвары, живущие в мёртвых пустынях выжженного Юга. Их женщины рожают много детей, и за последние двадцать лет число варваров увеличилось в несколько раз. Скоро им станет тесно, и тогда орды варваров перейдут Голубую Змею и двинутся на север. Это страшный противник, ты уж мне поверь. Я могу послать с тобой не больше сотни воинов гор, но это немало: мы, Птицеловы, устойчивы к излучению – иммунны, говоря языком ваших учёных. У тебя будет сто бойцов, неуязвимых для Ночной Смерти, – согласись, это не так плохо. Кроме того, среди них будет несколько хороших Чтецов – пригодится, если тебе надо будет проникнуть в мысли врага.

– Спасибо… – проговорил ошеломлённый Гай.

– Твой отец сказал мне: «Через два поколения спускайтесь с гор и идите в пандейские леса». Прошло только одно поколение, но пришла Ночная Смерть, и поэтому мы спустимся с гор раньше. Мы – это ты, сын Святого Мака, и мои воины. Это ещё не война, это разведка боем, как говорили военачальники Империи, но люди гибнут не только в крупных битвах, но и в малых стычках. Ты можешь быть уверен, что никто из моих людей не дрогнет в бою и умрёт бестрепетно, если это потребуется, но постарайся, чтобы горцы Зартака не гибли зря.

– Я постараюсь, Хранящий Память.

– И сам не спеши упасть в объятья Мирового Света: умереть – несложно, победить – это гораздо трудней.

– Я постараюсь, Хранящий Память.

* * *

Вернувшись в свою гостевую пещеру, Гай лёг, но заснуть не смог: слишком много он узнал, и слишком многое должен был обдумать. Он лежал на спине, закинув руки за голову, смотрел в каменный потолок, чуть подсвеченный пламенем костра, горящего у входа, и даже мимолётно удивился, почему на потолке не висит вниз головой летучая мышь – наверно, подумал Гай, она полетела на охоту, ловить ночных мошек. А потом он вдруг почувствовал, что в пещере, кроме него самого, есть и ещё кто-то.

– Кто здесь? – негромко спросил он, приподнявшись на локте. Спросил без страха – что может угрожать ему здесь, среди друзей?

– Я, – тихо ответила темнота, и Гай узнал её голос – голос Чиинни, внучки старого вождя. Он не мог не узнать этот голос, он слышал его, выбираясь из беспамятства и борясь за жизнь. Чиинни не отходила ни на шаг от полумёртвого беглеца, и только благодаря ей Гай остался в мире живых, а не ушёл в мир умерших.

Из темноты проступили очертания тонкой женской фигуры, закутанной в плащ. Лицо девушки различалось смутно – светлое пятно, обрамлённое тьмой, – видны были только её глаза, светившиеся золотистым огнём. Пещерная хищница, невольно подумал Гай.

– Я не укушу, – отозвалась горянка с коротким смешком, и Гай понял, что она, как и её дед, умеет читать мысли. Только этого мне и не хватало, подумал он в смятении.

Девушка никак не отреагировала на его замешательство. Лёгкой тенью он скользнула к Заару и присела на край его ложа – так близко, что Гай слышал её тихое дыхание.

– Завтра ты уйдёшь, – напрямик сказала Чиинни. – Я знаю. И я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Я люблю тебя – я поняла это, когда вытаскивала тебя из когтей смерти, Владычицы Всего Сущего. И я сказала себе: если он выживет – а я сделаю всё, чтобы он выжил, – он станет моим мужем. И вот я пришла. Я никогда не сказала бы тебе этих слов – женщины народа Зартака не навязываются мужчинам, – но завтра ты уходишь, и можешь не вернуться: я знаю.

Она сидела неподвижно, опустив голову, и ждала его слов. Еле слышно потрескивал костёр у входа в пещеру, потом донёсся пронзительный вскрик ночной птицы, охотившейся в тёмном небе.

– Чиинни, я… – Гай запнулся, борясь с сухостью в горле. – Ты красива, да…

– Я знаю, – ответила она спокойно и без тени кокетства.

– Ты спасла меня, и я тебе благодарен…

– Я знаю.

– Но я… – Гай собрался с духом, чувствуя себя так, словно ему предстояло прыгнуть вниз с высокой скалы. – Я не могу и не хочу тебя обманывать – я тебя не люблю.

Чиинни молчала. Гай не видел её глаз и выражение лица, а читать мысли он не умел.

– Там, за океаном, – торопливо пояснил он, боясь, что внучка Хранящего Память не выслушает его до конца, – есть девушка, которую зовут Айико. Она любит меня, я люблю её, и я не могу…

– Ты сказал правду, – голос Чиинни дрогнул. – Да будет счастлива та, которую ты любишь. Но если случится так, что тебе некуда будет идти, знай, что я… – не договорив, она подняла голову, отвела упавшую на лицо волну густых чёрных волос, обожгла Гая взглядом и исчезла – стремительно, словно подхваченная порывом ветра.

Гай сел на своём ложе, напряжённо вглядываясь в темноту, где никого уже не было. Дурак, ехидно произнёс внутренний голос, упустил такую девчонку. Все твои подружки по «весёлым играм» ногтя её не стоят. Ты мог бы провести с ней упоительную ночь, а там – там можно и под пули. Так ведь нет, тебе зачем-то понадобилось изображать из себя праведника! Дурак ты, Гай Заар, и больше никто – тоже мне, выискался спаситель Республики от Ночной Смерти… Молчи, посоветовал Гай своему незримому оппоненту, и не лезь не в своё дело. Я хочу быть честным перед самим собой, понятно тебе?

Внутренний голос не стал продолжать спор и покорно умолк, а Гай вдруг отчётливо понял, что если бы он попытался прикинуться любящим, Чиинни почувствовала бы его ложь – она же Чтица! – и тогда… Тогда бы ему, Гаю Заару, оставалось бы только сгореть со стыда или провалиться сквозь камень скал до самых корней горного хребта Зартак.

* * *

Очередная пуля врезалась в дерево над головой Гая, сорвала кусок коры, срикошетила и унеслась, жужжа разозлённым жуком. Эхо выстрела поплутало немного среди деревьев и умерло. И в наступившей тишине раздался голос, усиленный акустической аппаратурой и так искажённый, что было не понять, кто говорит, мужчина или женщина.

– Пришельцы, вы на нейтральной полосе. Если вы попытаетесь пройти дальше, мы будем считать вас врагами и откроем огонь на поражение.

В подтверждение слов грохнул выстрел, и прямо перед Гаем упала ветка, срезанная пулей: не приходилось сомневаться в том, что невидимые пандейские стрелки сами хорошо видели горцев в редколесье, и что «огонь на поражение» обернулся бы для отряда Гая очень чувствительными потерями.

Массаракш, прошипел Заар, разглядывая кочку, за которой он укрывался. Кочка была невысокой, на ней вкривь и вкось торчали ломкие рыжие травинки, – сомнительное укрытие от меткого свинца. Кто бы мог подумать, что в этом глухом углу отряд встретят пандейские пограничники? С республиканской стороны здесь никого – горцы несколько часов брели по кочкарнику, продираясь сквозь заросли колючих кустов и хлюпая сапогами по лужам, и ни разу никто их даже не окликнул, – но стоило им только пересечь границу бывшей Страны Неизвестных Отцов, как с пандейской территории загремели выстрелы. Окриками «Стой!» пандейцы себя не утруждали: они сначала стреляли, а потом уже разбирались, кто к ним пожаловал.

Гай знал, что в Пандее «имперцев» не слишком жалуют. Лесная страна соблюдала условия мирного договора, заключенного ещё до Беспорядков, в первые годы существования Республики, однако особых симпатий к бывшей метрополии пандейцы явно не испытывали. Они торговали с Республикой, принимали у себя её туристов, но отнюдь не спешили слиться с ней в Единении. «Мы сами по себе, – говорили лесовики, – и не лезьте к нам с вашим укладом. Обнимайтесь с айкрами и с восточными хонтийцами, а нас оставьте в покое». Гай не видел в этом ничего предосудительного – насильно мил не будешь, – однако кое-кому в Республике обособленность Пандеи очень не нравилось. В газетах периодически появлялись гневные статьи под броскими заголовками «Кёниг Кам Энгу – последний диктатор Саракша» или «Пандейское многожёнство – оскорбление права женщины на свободную любовь», и градус недовольства подогревался жаркими теледебатами на те же темы. Но это был только внешний слой: приятель Гая с экономического факультета доходчиво объяснил ему, что суть проблемы – в нежелании пандейцев полностью встраивать свою экономику в систему, где господствуют капиталы островитян, и в неприятии лесными жителями «общесаракшианских ценностей», давно уже ставших привычными для республиканцев или для тех же хонтийцев.

Впрочем, подумал Гай, предаваться отвлечённым размышлениям о тайных пружинах конфликта между Пандеей и Республикой, лёжа в болоте под прицелом лесных снайперов, занятие не только бесполезное, но и вредное. Республиканская граница здесь не охраняется, но она патрулируется вертолётами, которые время от времени появляются на всех участках этой границы. Вступать в бой с аэромобильным отрядом стражей пограничья Гаю Заару не хотелось ни под каким видом, и поэтому с нейтральной полосы, насквозь просматриваемой с любого направления, надо убираться, и чем скорей, тем лучше. Возвращаться назад (с тем, чтобы попробовать проникнуть на территорию Пандеи в другой точке) было бессмысленно: пандейская граница наверняка прикрыта на всём её протяжении, в этом Гай не сомневался, а на другом участке запросто можно столкнуться и с республиканскими пограничниками – не везде же они столь же беспечны, как здесь, в этом заболоченном редколесье, где на двести километров нет ни единой живой души (за исключением, конечно, стрелков, затаившихся в зарослях на пандейской стороне). Значит, надо идти вперёд (в конце концов, им непременно надо попасть в Пандею – зачем шли?), вопрос только в том, как это сделать. Искать в Пандее союзников и начинать с взаимного кровопролития – это не лучший вариант.

Гай приподнял голову, всматриваясь в зеленую стену деревьев там, на пандейской стороне. Ни звука, ни шевеления, лишь еле слышно журчит ручей, петляющий среди кочек. Однако Заар знал: в густой чаще сидят люди, они внимательно и недружелюбно следят за ним поверх винтовочных стволов, угнездившихся в развилках ветвей и готовых выплюнуть пули. И неважно, что людей этих не так много (их наверняка меньше, чем горцев): если дело дойдёт до драки, то на помощь пандейцев в разгадке тайны Ночной Смерти рассчитывать уже не придётся. И тогда Гай встал во весь рост и развёл руки в стороны, показывая, что в них нет оружия, и ощущая всем телом, какая у него тонкая кожа, и как легко она может быть пробита летящим свинцом.

– Мы не враги! – выкрикнул он. – Мы не имперцы!

– А кто же вы? – загремело в ответ. – Айкры или, может, мутанты? Не отягощай себя ложью – мы видим тебя, и видим, кто ты есть!

– Да, я гражданин Республики! – заорал Гай, надсаживаясь. – Но я беглый каторжник, а мои товарищи – горцы Зартака!

На той стороне озадаченно промолчали, и Заар, пользуясь минутой, нашёл глазами одного из Чтецов и кивнул ему. Птицелов понял его без слов: он поднялся и спокойно встал рядом с Гаем, плечом к плечу.

– Мы видим, – донеслось из-за деревьев. – Горцы – сами по себе, мы – сами по себе. Если вы хотели встречи, о ней надо было договориться заранее, а не красться по-воровски. Уходите – вам здесь нет пути.

– Мы не могли вас предупредить! – отчаянно закричал Гай. – Мы владеем слишком опасной тайной, и если пограничные вертолёты застигнут нас на нейтральной полосе, нам останется только умереть, сражаясь. Но вы, пандейцы, ещё пожалеете, что не приняли нас – вы пожалеете об этом, когда к вам придёт Ночная Смерть!

Невидимый собеседник молчал – похоже, он колебался. И тогда Заар выложил свой главный козырь.

– Передайте вашим правителям, – крикнул он безмолвной зелёной стене, – что я, Гай Заар, принёс слово Святого Мака! Передайте это вашему кёнигу Энгу и кёнигин-регентше Итане! Передайте, и позвольте нам дождаться их ответа на вашей земле. Мы разобьём наш лагерь на открытом месте – там, где вы укажете, – и будем ждать под прицелом ваших ружей, не сходя с места, даю слово приёмного сына народа Зартака!

* * *

Превосходное шоссе петляло среди лесистых гор, выписывая плавные повороты. Ну надо же, думал Гай, глядя по сторонам через затемнённые стёкла авто правительственного класса. У них тут, оказывается, самая настоящая цивилизация с дорогами, мостами, домами и даже, похоже, с летательными аппаратами – вон там, вдалеке, над холмами промелькнули неясные силуэты, похожие на громадных птиц. А нам говорили, что пандейцы обитают в убогих хижинах из ветвей, крытых листьями, одеваются в звериные шкуры и в накидки из птичьих перьев, живут впроголодь, и что телефон для них – чудо неслыханное. Злобный тиран выпивает из них все соки, и лучшие красавицы страны вынуждены делить с ним ложе, потому что иначе их родным грозит жестокая кара. Правда, туристы, побывавшие в Пандее, говорили несколько иное, однако это объяснялось двуличием пандейских правителей: они-де пускают туристов лишь в специальные резервации, в которых воссоздана лубочная картинка «счастливой страны» с песнями, танцами и древними экзотическими обрядами, а столица Пандеи более-менее похожа на современный город только потому, что на неё работает вся страна, отдавая ей всё самое лучшее. Хороши хижины, и на впроголодь совсем не похоже, думал Заар, рассматривая чистенькие улочки городков и посёлков, разноцветные весёлые коттеджи, сады, прорезанные паутиной аккуратных дорожек, и возделанные поля. И люди, провожавшие любопытными взглядами колонну машин, мчавшихся по шоссе, не выглядели забитыми и заморенными, и одеты они были отнюдь не в лохмотья: одежда как одежда – такая же, какую носят в Республике или в Хонти.

– Нам ещё далеко? – спросил Гай у пандейского офицера, сидевшего на соседнем сидении.

– Час с небольшим, – ответил тот, бросив взгляд на ручные часы. – Вас ждут, горец.

…Последний козырь сработал. Отряд Гая пропустили на пандейскую территорию на несколько километров и дозволили ему разбить лагерь на берегу речушки, выбегавшей из леса и вновь в нём исчезавшей. Затем к палаткам лагеря подошли четверо пограничников – двое мужчин и две женщины, – кратко объяснили горцам, что можно, что нельзя, и каков их теперешний статус («пришельцы без ярко выраженных враждебных намерений, явившиеся на пандейские земли с неясными целями и получившие соизволение ждать решения кёнига» – так это звучало), оставили мешок с армейскими сухими пайками и удалились, скрывшись в зарослях. Густой лес, окружавший лагерь Птицеловов со всех сторон, казался безлюдным, но Гай знал – чувствовал, – что из-за ветвей за каждым шагом пришельцев пристально следят очень внимательные и не очень доверчивые глаза. Находится под прицелом этих глаз (а также, наверняка, и винтовочных стволов) было не слишком уютно, но главное – горцев всё-таки приняли, а не выгнали восвояси.

К счастью, ожидание оказалось недолгим – похоже, связь в «дикой стране» работала отменно, и упоминание имени Святого Мака (спасибо Хранящему Память – надоумил) явно заинтриговало правителей Пандеи (и в первую очередь, как предполагал вождь Птицеловов, кёнигин-регентшу Итану Энгу, полновластную властительницу страны). Как бы то ни было, но уже на следующее утро, на рассвете, лагерь был разбужен шумом моторов – из чащи леса (как вскоре выяснилось, там проходила наезженная грунтовая дорога) выкатились пятнистые десантные вездеходы, в которых хватило места всем горцам, и раритетный пассажирский автомобиль (вероятно, сохранившийся ещё с имперских времён), куда вежливо пригласили самого Гая. Оружие пришлось сдать – воинам гор эта процедура пришлась не по вкусу, но Заар на корню пресёк ропот среди своих бойцов: явившись в гости, следует соблюдать обычаи хозяев (да и то сказать, до полного доверия было пока ещё далековато). Впрочем, пандейские десантники были настроены дружелюбно (об этом Гаю вполголоса доложили Чтецы): они получили строгий приказ, и к тому же их разбирало любопытство – в отличие от Республики, в Пандее, судя по всему, помнили Святого Мака, и неплохо знали, кто он такой. Для сборов много времени не потребовалось, и уже через час колонна машин втянулась под зелёный полог леса, а ещё через два часа достигла широкой автомагистрали, пересекавшей всю Пандею и ведущей к столице. На шоссе бронемашины прибавили ходу – по заверениям сопровождающих, кортеж должен был прибыть в столицу «ближе к вечеру». Гай не возражал – ему очень хотелось посмотреть на эту загадочную страну, что он и делал всю дорогу, вертя головой и ни мало не заботясь о том, что его неуёмное любопытство может быть расценено как неуместное.

…Столица Пандеи встретила их многолюдьем: по вечернему времени на улицах, ярко освещённых, было множество народу. Но многолюдье это, как показалось Гаю, было каким-то спокойным, в отличие от лихорадочного многолюдья столицы Республики, нервного и суматошного, словно там, в его родной стране, люди куда-то очень спешили и очень боялись опоздать. А здесь – здесь было по-другому. Может быть, это оттого, подумал Гай Заар, что в Пандее не знают Ночной Смерти? А почему, кстати говоря? Что это за эпидемия, которая не в состоянии пересечь государственную границу – например, с теми же туристами? После всего, что он узнал, Гай почти не сомневался в том, что Ночная Смерть – это не болезнь, а нечто куда более жуткое, хотя подсознательно (как патриот и законопослушный гражданин Республики) всё ещё не хотел окончательно принять страшную правду об этой «эпидемии».

Комплекс правительственных зданий – «дворец великих кёнигов пандейских», как пояснил Гаю офицер эскорта, – производил впечатление своеобразием своей архитектуры. Основными строительными материалами для подобных сооружений здесь, как и в бывшей Стране Неизвестных Отцов, были стекло и бетон, но в геометрически выверенные очертания модерна органично вплетались фронтоны с барельефами и колонны, выполненные в виде могучих деревьев, кроны которых плавно превращались в крышу главного здания комплекса. Пандейцы бережно хранили обычаи предков: техногенная цивилизация не лишила их памяти о прошлом.

Со своими горцами Гай расстался на площади перед дворцом – формула «приходи один, и без оружия» не подразумевала коллективного приёма. «Не беспокойтесь за своих людей, – сказал ему сопровождающий офицер (в каком он был чине, Гай, не разбиравшийся в знаках различия пандейской армии, не понял, но не без основания полагал, что пандеец был в чинах немалых – стражники у входа во дворец вытянулись перед ним в струнку). – Их разместят и накормят. Вы – гости». Гай попытался было взять с собой хотя бы одного Чтеца (на переговорах неплохо иметь рядом человека, умеющего читать чужие мысли) – мол, мне нужен переводчик, я не владею вашим языком, – однако офицер вежливо, но непреклонно настоял на своём: «В этом нет нужды – правители наши говорят по-имперски». Спорить Гай не счёл разумным и поднялся по мраморным ступенькам в одиночестве, изо всех сил старясь выглядеть спокойным и бесстрастным.

Внутри здания воздух был свеж и прохладен, пахло хвоёй и ещё чем-то лесным. Гай и офицер-пандеец поднялись по широкой лестнице мимо стражей, вооружённых автоматами и неподвижных, словно статуи (мимоходом Заар отметил, что среди них немало женщин, причём молодых и привлекательных). Однако разглядеть амазонок (равно как и красочные стенные фрески) поподробнее ему не удалось: сопровождающий офицер остановился перед тяжёлой дверью (то ли деревянной, то ли искусно имитировавшей резное дерево), вежливо склонил голову и произнёс, указывая на дверь:

– Принёсший слово Святого Мака, вас ждут.

Двери бесшумно распахнулись, и Гай, сдерживая учащённое сердцебиение, шагнул за порог.