Текст книги "Саракш: Тень Странников"

– Перед тем, как она умрёт, я хочу сказать ей слово, – с трудом произнёс Бал-Гор, не узнавая собственного голоса.

– Нет! – взвизгнул Ур-Джид. – Хватит слов – убей её! Убей, иначе ты…

– Пусть говорит, – холодно прервал его эмир, и сотник мигом заткнулся.

Воины, державшие пленницу, отступили. Бал-Гор, сжимая секиру до боли в суставах пальцев, подошёл к Даре и остановился от неё в двух шагах. Опасное расстояние, подумал он, надо бы отойти… И тут же одёрнул сам себя – какое это теперь имеет значения?

– Послушай меня, женщина умирающего народа, – тихо сказал он. – Мне приказали тебя убить. Если я этого не сделаю, убьют меня, а ты всё равно умрёшь.

– Убей меня, – спокойно ответила она. – Я всё равно умру – стоя тут, я нахватала столько рентген, что никакие таблетки мне уже не помогут. Не получилось из меня матери-спасительницы, жаль… Убей меня, зачем умирать обоим? Убей меня, и живи, и если когда-нибудь женщина твоего народа родит тебе дочь, назови её моим именем, хорошо?

Бал-Гор смотрел в серые глаза Дары – в свете прожекторов они казались каменными, – и вдруг понял, чьё лицо напомнила ему голова статуи, лежащая где-то здесь, недалеко от постамента памятника человеку, пытавшемуся сделать этот мир счастливым.

За спиной он услышал скрип, а потом лёгкий щелчок, и догадался, что это за звуки. Телохранители эмира-тысячника взвели арбалеты – Даг-Бухур был очень предусмотрителен.

Не отрывая взгляда от лица Дары, Бал-Гор медленно поднял секиру и, развернувшись с быстротой атакующей песчаной гадюки, метнул её в Ур-Джида, стоявшего от него в десяти шагах: как раз на «расстоянии безопасности».

Отточенное лезвие боевого топора, брошенного умелой и сильной рукой, сверкнуло в воздухе расплавленным серебром и врезалось в переносицу сотника, срубив череп на уровне бровей и выбив из него веер красно-белых брызг. А в следующую секунду пропели тетивы арбалетов, и Бал-Гор, пробитый тремя стрелами, рухнул к ногам Дары и умер, пробулькав пронзёнными лёгкими: «Да… Ра… да…». Он уже не видел, как один из телохранителей Даг-Бухура, повинуясь жесту тысячника, подбежал к женщине умирающего народа, схватил её за волосы и быстрым взмахом ножа перерезал ей горло.

Воины пустынь молчали, и в этой тишине отчётливо было слышно, как возятся среди развалин крысы, привыкшие к Дыханию Бога. Крыс очень интересовало происходящее; они чуяли поживу, но опасались вылезать из своих убежищ: двуногих было много, и это было опасным.

– Оставьте их бурым крысам, – приказал эмир-тысячник. – Всех троих.

* * *

…Под багровым вогнутым небом, среди закопчённых руин, похожих на обгорелые кости, медленно ползли нелепые повозки на широких колёсах. Сидевшие в них варвары переговаривались гортанными голосами – «горячим воинам» радиация была нипочём: они купались в ней, наслаждаясь потоками излучения, словно прозрачной водой горных ручьёв. Новые хозяева мёртвой планеты вступали в наследство, равнодушно давя подошвами грубых сапог жалкие осколки сгинувшей цивилизации. По материку расползались пустыни, хороня под песками развалины городов, названий которых уже некому было вспомнить…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ПРЕДАВШИЕ БОГОВ

– Формирование и подготовка ударной эскадры возмездия почти завершена. На днях, по завершении цикла ходовых испытаний, в строй войдёт последний – двадцать четвёртый – подводный ракетоносец типа «пятнистый кракен». Эти новейшие боевые корабли выгодно отличаются от лодок серии «багровый спрут» силовой установкой – они оснащены ядерными реакторами – и ударной мощью: «кракены» вооружены дальнобойными баллистическими снарядами «морская богиня смерти». Каждый «кракен» несёт двенадцать таких снарядов – вдвое больше, чем «спрут», – и это при том, что термоядерные боеголовки «морских богинь» по разрушительной силе вчетверо мощнее, чем боеголовки «ядовитых угрей», состоящих на вооружении «багровых спрутов». И в отличие от «угрей», «морские богини» стартуют из-под воды – их удар будет неожиданным и неотвратимым. Для полного опустошения территории континентального противника, согласно подсчётам, достаточно двухсот «богинь» – таким образом, мы располагаем почти полуторократным запасом разрушительной мощи, и это ещё без учёта баллистических снарядов ракетоносцев старых типов.

Адмирал-командор Нагга Торибучи, главнокомандующий флотом, слушал доклад молча, полузакрыв тяжёлые веки. Лысая морщинистая голова главкома, похожая на череп хищной морской птицы, слегка покачивалась; со стороны могло показаться, что старик дремлет, но впечатление это было обманчивым: адмирал-командор слушал и слышал всё. Начальник отдела стратегического планирования, адмирал-капитан Роггу Сидимодо, говорил о том, что было хорошо известно всем присутствующим, но для воина Островной Империи нет ничего слаще, чем лишний раз послушать о боевой мощи её флота, готового метнуть на Старые Страны смерть и пламя. Адмиралы помнили о недавнем разгроме флота вторжения и жаждали реванша – полного уничтожения исконного врага.

Здесь, в Славном зале Адмиралтейства, о величии и о героическом боевом прошлом айкров напоминало всё: и картины на стенах, запечатлевшие победные морские битвы, от сражений утлых каноэ эпохи Объединения до боев броненосных мониторов эпохи Большого Подъёма, и боевые знамёна, свисавшие с потолка, и оружие, расставленное по стеллажам. Тусклый металл наконечников копий и стрел помнил запах яда, которым они когда-то были пропитаны, и вкус вражеской крови, которую они выпускали из поверженных тел. Грузные туши крупнокалиберных конических ядер и чёрные шары подводных мин, вспарывавших днища крейсеров пришельцев с материка, дышали спящей смертью, а длинные серые тела ракетных баллистических снарядов, стоявших по углам, казались колоннами, подпиравшими свод Славного зала. А со стен на адмиралов дня нынешнего строго взирали адмиралы дней минувших, и почётное место среди портретов доблестно павших занимал портрет адмирала Сугга Хоронити, до дна испившего горькую чашу позора поражения, но сохранившего честь морского воина Благословенных Островов.

– Особое внимание уделено комплектации экипажей кораблей эскадры возмездия, – продолжал Сидимодо. – Мы сочли неразумным включать в команды «кракенов» кого-то из гниловатых: эти люди не походят для обслуживания такого оружия.

Верно, отметил про себя Торибучи, верно. Это я тебе подсказал, да. Гниловатые – они хороши в десанте, который убивает и умирает во славу Владыки Глубин, а допускать их к пультам управления баллистическими снарядами и в реакторные отсеки нельзя. Да и нет у гниловатых необходимого уровня знаний – нет, и быть не может. Они человеческий шлак, накипь с Внешних Островов, никогда ничему не учившаяся и освоившая только одну науку: право сильного и умение убивать, стараясь при этом не быть убитым. Не знающие своих отцов ублюдки истрёпанных айш, ставших ненужными по возрасту или по болезни, рабы сладкого дыма, жалкие существа, годящиеся разве что на корм головоногам-человекоядцам, – расходный материал. Да, кое-кто из них – иногда – выходил в офицеры, но такое бывало редко, очень редко.

– Ваша оценка степени возможного противодействия староимперцев? Что они могут нам противопоставить?

Хороший вопрос, подумал Торибучи. Командующий группой флотов «А», задавший его, – опытный воин. Ну, и что ты на это ответишь, адмирал-капитан Сидимодо?

– Серьёзного противодействия мы можем не опасаться, – уверенно ответил начальник отдела стратегического планирования. – Боевого флота у противника практически нет, нет и противолодочной авиации. А в сферу воздействия их гипнотического оружия мы не войдём: удар будет нанесён издалека.

– Вы в этом уверены? – адмирал-командор приоткрыл глаза, и при звуке его тихого голоса Роггу Сидимодо – сухощавый, подтянутый, гладко выбритый, в безукоризненно сидевшем мундире, – смешался и заметно подрастерял свою невозмутимость.

– Вы о чём, пресветлый? О боевых силах неприятели или о том, что радиус действия их гипнотических башен…

– И о том, и о другом, – всё так же негромко проговорил главнокомандующий, но у адмирал-капитана дёрнулся кадык, словно его коснулось холодное и острое лезвие кортика.

Однако Сидимодо был потомственным воинов-айкром, прошедшим жёсткую школу традиционного воспитания, и быстро справился с мимолётным замешательством.

– Средств для перехвата наших ракетоносцев, даже если они будут обнаружены, что маловероятно, хотя и возможно, у континенталов нет, – ответил он с прежней уверенностью, – ни морских, ни воздушных. Вероятно, их локаторы и посты наблюдения засекут наши ракеты, однако перехватить их староимперцы не смогут – нечем, – и времени у них останется только на то, чтобы успеть помолиться перед огненной смертью. А гипнотическое оружие дальнобойностью не обладает, и при ударе по материку с предельной дистанции его можно не опасаться. Наша разведка на этот раз сработала куда добросовестнее, пресветлый. За свои слова я отвечаю, господин адмирал-командор.

Роггу Сидимодо не стал добавлять, что по некоторым данным, сеть башен неактивна и частично даже демонтирована. Данные эти были противоречивыми и непроверенными, и полагаться на них не стоило: один раз это уже дорого обошлось флоту Островной Империи и лично адмиралу Хоронити.

– Хорошо, – подытожил Нагга Торибучи, обводя пронзительным взглядом адмиралов, сидевших за длинным столом совещаний. – В ближайшее время Император будет извещён о готовности флота выполнить его волю, и нам останется только ждать его слова.

* * *

Белый Город напоминал жемчужину в изящной оправе голубых лагун, зелёных рощ и серых гор, вздыбивших покатую спину одного из внутренних островов Архипелага – острова не самого большого, но и не самого маленького. Здесь всегда стояла чудесная погода, берега омывало теплое течение, воздух был насыщен свежим дыханием океана. И этот природный рай приютил рай рукотворный: среди зелени деревьев видны были изящные белые строения, похожие одновременно и на жилые дома, и на храмы светлых богов – мрамор колонн, стены, устремлённые ввысь, просторные оконные проёмы. Чистота и покой; мир, в котором нет ни тени тёмного зла – так казалось любому, кто видел Белый Город и замирал, очарованный его красотой.

На открытой террасе дома за невысоким столиком на причудливо изогнутых ножках сидели двое мужчин, одетых в лёгкие одежды, представлявшие собой нечто вроде хитонов с короткими рукавами, свободных и не стеснявших движений. Перед ними стоял прозрачный сосуд с золотистым напитком и два бокала, которые они то и дело подносили к губам. Один из них, постарше, с чёрными с проседью волосами, выглядел спокойным, другой, помоложе и светловолосый, заметно нервничал: движения его были чуть более порывистыми, чем это принято среди Утончённых.

– Как вы оцениваете ситуацию, мэтр? – спросил он, продолжая начатый разговор. – Мне всё это очень не нравится.

– Мне тоже, мой дорогой Аилло. Флот готов начать войну – адмиралы ждут только приказа императора. В преданности адмиралов Великому Кракену есть одна положительная черта – без его приказа ни одна субмарина не выйдет в океан, к берегам Старых Стран, не говоря уже о запуске ракет с ядерными зарядами.

– А если этот приказ последует, что тогда? Император – он ведь тоже из древнего рода воинов, а эти полоумные головорезы помешаны на идее мести континенталам за все их былые прегрешения.

– Если приказ будет отдан, это станет началом конца, конца всему: с атомным огнём не шутят. На материке однажды уже дошутились, зачем повторять чужие ошибки?

– Военные надеются победить, уничтожив врага одним ударом…

– В новой ядерной войне победителей не будет. Судьба дала нам только один шанс, и на второй её щедрости уже не хватит. Бомбы сегодняшнего дня куда мощнее тех бомб, что во время прошлой войны опустошили всю центральную часть материка.

– Но в Адмиралтействе считают, что континенталы бессильны: им нечем парировать наш удар, и нечем ответить.

– Мыслительные способности воителей несколько ограничены. Они видят только то, что хотят видеть, и принимают желаемое за действительное. Да, флота у староимперцев – хотя называть их так неправильно, Старой Империи давно уже нет, как нет и Страны Отцов, – нет, и построить его в считанные месяцы они не смогут. Адмиралтейство не ошиблось в оценке эффективности береговой обороны континенталов, зато оно ошиблась в другом. Не будет никакого противодействия ракетному удару «пятнистых кракенов» – будет ответный удар, ошеломляющий и уничтожающий, после которого всё это, – мэтр сделал плавный жест рукой, – сгорит, и превратится в пепел.

– Но как? Ракеты континенталов не долетят до Благословенных Островов – слишком далеко, – а боевого флота у них…

– Да что вы все зациклились на этом флоте! – поморщился хозяин дома. – У них есть авиация: тяжёлые дальние бомбардировщики типа «ангел смерти», и в достаточном числе, о чём разведка флота не осведомлена. Эти машины способны достичь наших островов, неся на борту по четыре водородные бомбы, каждая из которых – каждая! – сотрёт в пыль любой наш город, включая столицу и Белый Город. «Ангелы смерти» постоянно дежурят в воздухе – одна эскадрилья сменят другую, – и в случае ядерного удара по материку, на Архипелаг обрушится по меньшей мере сотня таких бомб. Континенталам нечем остановить «морских богинь», а мы беззащитны перед их «ангелами» – нет у нас ни высотных зенитных ракет, ни соответствующих истребителей-перехватчиков.

– Откуда вам всё это известно? И про них, и про нас…

– Странный вопрос, – мэтр улыбнулся. – Разве ты не знаешь, что у нас, Утончённых, есть свои службы разведки – и внешней, и внутренней, – и что работают они гораздо эффективнее разведки Великого Кракена? О воинственных планах айкров континенталам стало известно от пленных островитян – их десятки тысяч, среди которых немало офицеров, – и староимперцы нашли ассиметричный ответ. И точные координаты всех наших городов им тоже известны – от тех же самых пленных.

– Но ведь мы можем, – пробормотал юноша, – создать противовоздушную оборону, и тогда…

– Я не понимаю тебя. Ты собрался надеть красивый мундир с эполетами и служить верой и правдой Великому Кракену, потомку Владыки Глубин? Ты Утончённый, и не ты должен служить императору, а он тебе, неужели это неясно? Нам надо думать не о том, как выиграть войну, а о том, как её избежать. Не континенталы собираются её развязать, а мы, то есть император и его воинственная клика, которая всё никак досыта не навоюется. Создать систему воздушной обороны… Пока мы её создаём, континенталы построят ракетоносный флот, и нам придётся озаботиться созданием системы защиты от их ракетных субмарин, и так далее. Это гонка по кругу, бессмысленная и бесцельная, – надо устранять причину, а не следствие.

– Я вам не помешаю? – раздался мелодичный женский голос.

На террасу из глубины дома вышла молодая (точно определить возраст Утончённых – и женщин, и мужчин, – трудно, почти невозможно) девушка совершенной красоты, одетая в длинное белое платье, скрывавшее и в то же время подчёркивавшее гармоничные формы её стройного тела.

– Если я вам и помешаю, то ненадолго, – она чарующе улыбнулась. – Вы за вашими спорами осушили уже весь фиал, а природа не терпит пустоты!

С этими словами она гибким движением нагнулась над столиком (в разрезе её платья на миг мелькнула смуглая кожа бедра, приоткрывшегося почти до талии), сняла с подставки пустой сосуд и заменила его полным. Повернувшись, она встретилась взглядом с молодым человеком, смотревшим на неё восхищённо, рассмеялась и удалилась стелющейся походкой, гордо неся голову, увенчанную идеально уложенными тёмными волосами.

«Кто она такая? – ошарашено думал Аилло, провожая ей взглядом. – Племянница или дочь? Что-то я не слышал о том, чтобы у мудрого Сенао Тариа была жена, дети или другие родственники. А может, эта красавица – ученица мэтра или его свободная любовница? Или и то, и другое вместе? Спрашивать об этом не принято, ведь мы Утончённые… Но одно я знаю наверняка: такие женщины не должны исчезать в радиоактивных кратерах. Пусть гибнут гниловатые, пусть фанатики-айкры из военной аристократии вспарывают себе горло, следуя своему варварскому кодексу чести, пусть там, на материке, горят и рушатся города – это далеко, и это меня не касается, – но наш Белый Город не должен стать мишенью для атомной атаки. Мэтр прав: эту войну нужно остановить, остановить любым способом!».

«Остановить войну, – думал Сенао Тариа, аккуратно наполняя бокалы себе и гостю душистым золотым вином, – это только начало. Пришло время переделывать всю структуру изжившей себя Островной Империи. Но любая переделка требует инструментов, и поэтому меня очень интересует учёный трудован по имени Аримаи Танаодо».

* * *

– Я слушаю тебя, Особый Советник. Что ты имеешь донести до моего слуха?

Великий Кракен откинулся на спинку похожего на раковину перламутрового трона, украшенного золотой инкрустацией и «морскими слезами», гирлянды которых сплетались в причудливый узор. Трону этому было около четырёхсот лет – его изготовили в первые годы существования Островной Империи, и с тех пор не раз бережно реставрировали, заменяя потускневшие жемчужины и потёртые золочёные части. Однако пробоина в спинке – след от ядра, выпущенного из фальконета во время осады столицы новорождённой империи объединенными армиями Старых Стран, – оставалось в неприкосновенности. Выложенная по контуру багровыми самоцветами, дыра эта походила на кровавую рану и напоминала о том страшном времени, когда пришельцы с материка проломили стены, ворвались в город и уже штурмовали императорский дворец. Айкров спасло тогда только беззаветное мужество, подкреплённое силой дурман-травы, и цепкая мудрость жрецов Владыки Глубин, сумевших заменить старинные природные яды искусственными нейротоксинами, убивавшими в считанные секунды. И ещё эта пробоина-рана напоминала о мести, завещанной предками, и о том, что час возмездия придёт – непременно.

– Потребна высшая степень конфиденциальности, повелитель, – ответил Советник, почтительно склонив голову.

Император молча протянул руку к небольшому пульту, смонтированному возле трона. Седая древность причудливо сочеталась с последними техническими достижениями – окна зала прикрыли металлические экраны, бесшумно выскользнувшие из пазов, и створки дверей сомкнулись за спинами сторожевых гвардейцев, покинувших зал по безмолвному приказу властителя Благословенных Островов. Раздалось тихое гудение – электронная аппаратура генерировала активные помехи. При высшей степени конфиденциальности защита тронного зала от подслушивания, подглядывания и всех известных айкрам способов технического шпионажа была абсолютной.

– Итак?

– Положение даже хуже, чем вы полагали, повелитель. Фактический хозяин страны – не вы, а Утончённые.

– Говори, – пальцы императора стиснули перламутровые подлокотники трона.

– Утончённые не занимают никаких государственных постов и не служат в армии, вы это знаете. Они никогда не занимались никакой производственной деятельностью, оставляя ей трудованам, и не постигали тайны наук – Утончённые используют чужие достижения. Не добиваются они и власти над душами людей – по крайней мере, явно, – это дело жрецов.

Утончённые, подумал Великий Кракен. Жители Внутреннего Круга, райской обители; элита элит. Трудованы взирают на них с почтением, а гниловатые считают их богами, зачем-то спустившимися на грешную землю. И никто почему-то до сих пор так и не задался очень простым вопросом: откуда взялась эта элита, и как образовался Внутренний Круг?

– Они оставили себе только одно, – продолжал Советник, – финансы, и в эту сферу они никого не допускают: никого. Утончённые контролируют всё кредитование, а поскольку нарастающие проценты по кредитам выплатить практически невозможно, у них в долгу вся Империя, и всё в Империи фактически принадлежит им – земля, города, заводы и весь ваш непобедимый военный флот, повелитель: они финансировали его постройку. И если завтра Утончённые предъявят векселя к оплате, нам нечем будет их погасить.

Всё началось во времена Большого Подъёма, думал император. Ему предшествовало трудное время борьбы: староимперцы добивались права основывать торговые фактории на Благословенных Островах, чтобы покончить с их вековой самоизоляцией, и угрожали в случае отказа пушками своих бронированных фрегатов. И всё-таки айкрам удалось выиграть дипломатическую битву: утончённое коварство островитян, превосходно осведомленных обо всех хитросплетениях межгосударственных интриг Старых Стран, взяло верх над грубой нахрапистостью вельмож континентальной Империи.

Островная Империя осталась для обитателей материка страной за семью замками: на Благословенные Острова не допускались не только торговцы, но даже миссионеры, не говоря уже о вольных путешественниках. Торговой территорией был признан остров Хаззалг, расположенный в материковом полушарии: все сделки между подданными Островной Империи и подданными любой из Старых Стран должны были заключаться только там, и там же осуществлялся товарообмен и все банковские операции. И хаззы, уроженцы острова, тороватые менялы и торговцы, взяли в свои цепкие руки густеющие финансовые потоки, хлынувшие на Благословенные Острова.

Великие Кракены вообще отказались бы от любых контактов со Старыми Странами (кроме, разумеется, вооружённых столкновений), однако представители правящей династии были людьми далеко не глупыми. На материке бушевала промышленная революция, каждый день приносил всё новые технические открытия, тут же внедрявшиеся в жизнь, и отсечься от всего этого означало, что в один не самый прекрасный день очередной вооружённый контакт станет началом конца всей Островной Империи. Грозные признаки такого варианта развития событий уже появились: морские военачальники Великого Кракена очень сомневались в том, что гладкоствольные пушки старинных фортов, прикрывавших столицу, смогут причинить серьёзный ущерб броненосным океанским мониторам староимперцев и вести эффективную дуэль с их скорострельными нарезными орудиями.

Однако императоры сделали почти невозможное: они не только сумели сохранить для своей державы принцип закрытости, но и добились составления торгового списка, крайне выгодного для островитян. Айкры высокомерно отказывались от предметов роскоши и быта, производимых многочисленными мануфактурами материка, – мол, у нас такого хватает, – зато охотно заключали контракты на поставку паровых машин, цементированной брони и нарезных стволов казнозарядных орудий. Айкры охотились за технологиями и получали их, не считаясь с затратами. И очень скоро на Благословенных Островах, богатых природными ресурсами, появились собственные университеты, судостроительные заводы и заводы по производству оружия и взрывчатых веществ, и первую боевую субмарину спустили на воду островитяне, а не обитатели материка. И всё это сделали деньги – большие деньги, которыми управляли ростовщики-хаззы, исподволь занявшие важное место в иерархической структуре Островной Империи, и при этом формально в неё не входя.

Оставаясь закрытой, Островная Империя бесстрастно наблюдала, как Старые Страны всё ближе подходят к роковой грани общематериковой войны, и была готова извлечь пользу из этой войны. И когда эта война началась, и над Старыми Странами встали атомные грибы, морской десант айкров одним броском захватил остров Хаззалг и опустошил его, оставив на месте всех торговых факторий дымящиеся руины, усыпанные скелетами. У многих скелетов не хватало черепов – морские воины чтили древние традиции и не упускали случая засушить ещё одну голову убитого врага.

Хаззы, давно переселившиеся на Благословенные Острова, не обратили на эту резню особого внимания – стоит ли жалеть старую одежду, брошенную в огонь? Уже был построен диковинный Белый Город, положивший начало Внутреннему Кругу, и его жители уже называли себя Утончёнными. Они уже правили Островной Империей, оставаясь в тени, и сама Империя уже начала трансформироваться в соответствии с их желаниями.

Да, подумал властитель Архипелага, обитателей Внутреннего Круга правильнее было бы называть не Утончёнными, а Возомнившими…

* * *

Ноющий звук, похожий на рёв раненого морского зверя, заметался над узким заливом, выколачивая из угрюмых береговых скал раскатистое долгое эхо. Серый военный корабль, татуированный ломаными линиями и пятнами камуфляжной окраски, неспешно выдвигался из-за оконечности кораллового рифа, возвещая о своём появлении истошным воем сирены.

Голос корабля разбудил сонный берег. Возле неряшливых лачуг, гнездившихся среди клочковатых зарослей в глубине бухты – там, где скальную гряду взломали буйные джунгли, подступавшие к самой воде, – муравьями засуетились люди. Для тех, кто живёт на Внешних Островах, визит корабля – это всегда событие (неважно, плохое или хорошее), нарушающее унылую беспросветность здешней жизни.

– Атаман! – пронзительно заверещал тощий парень в лохмотьях, подбегая к стоявшей особняком тростниковой хижине на корявых сваях. – У нас гости, патрульный корвет охраны Барьера!

Дверь в хижину была открыта (точнее, её нельзя было закрыть, она едва держалась на верёвке, заменявшей дверные петли), однако вестник не рисковал переступить порог, чтобы не получить в лоб чем-нибудь тяжёлым – Дылда Капустник был скор на кулак и славился необузданным нравом.

– Слышу, – донеслось из глубины хибары. – Заткнись, рыбий потрох, и убирайся, пока я не разбрызгал тебя по песку. Ишь, разорался, всю стенку мне закидал слюнями…

Парень в лохмотьях не заставил просить себя дважды и благоразумно ретировался, смешавшись с толпой, густо роившейся на берегу, а из темноты убогого строения появилась грузная фигура местного атамана, который год цепко державшего власть над посёлком.

Заношенные до последней степени суконные штаны Капустника давно утратили свой изначальный цвет (каким он был, об этом можно было только догадываться), а рубашками Дылда пренебрегал – тепло, да и буйная растительность на груди и спине атамана, делавшая его похожим на коралловую обезьяну, с успехом заменяла ему верхнюю часть гардероба. Но куртку – старую серую куртку морского десантника, служившую Капустнику чем-то вроде парадного мундира, – Дылда всё же накинул: он атаман, а не какой-то там ныряльщик-ловец, и прибытие патрульного корабля – это вам не драка за высушенный пучок дурман-травы и даже не за право сделать из малолетки женщину. Преисполнившись важностью момента, он даже попытался расчесать заскорузлой пятернёй свои грязные волосы, но вскоре оставил это занятие как заведомо бесполезное: справиться с его запущенной шевелюрой могли разве что ножницы для резки заграждений из колючей проволоки.

Загребая песок высокими шнурованными сапогами, Капустник размашисто зашагал к хлипкому дощатому причалу, выдававшемуся в море на добрые двести шагов – туда, где глубины позволяли швартоваться не только рыбацким каноэ и моторным катерам, но и более крупным кораблям (для этого он и был построен, самим обитателям острова такая роскошь ни к чему). При его приближении толпа, собравшаяся у импровизированного пирса, быстро раздалась в стороны; жители посёлка вполголоса переговаривались, с тревогой поглядывая на серый силуэт корвета – зачем пожаловал патрульный корабль, и что он принёс?

Дылда поднёс к глазам согнутую ладонь. Глаза атамана давно гноились – на Внешних Островах нет хороших врачей, а на заботу серединников рассчитывать не приходилось, – но видел Капустник неплохо (да и картина был ему знакомой – чай, не в первый раз). Наблюдая, как сторожевик подходит к причалу, атаман лихорадочно перебирал в уме все прегрешения жителей посёлка, за которые могла последовать кара.

Рыбак-серединник, которого случайно занесло течением к острову? Его убили тихо, труп сожрали головоноги-человекоядцы, а вещи убитого, которые могли бы стать уликами, утоплены в бухте. Последняя драка, когда трое молодых парней стали покойниками? Такие мелочи полицию не интересуют, это обычное дело среди людей Внешнего Круга. Правда, в той группе девок, что месяц назад была отправлена на ближайшую военную базу работать айшами для рядовых, обнаружилась одна заразная, но тут уж он, атаман посёлка, не при чём – он же не медик. А других преступлений в его деревне за последнее время не случалось – было бы что серьёзное, он бы знал: все поселковые боятся его больше имперской полиции и стучат ему друг на друга. По всем прикидкам, никаких особых грехов за его подопечными не числилось, и это, как ни странно, тревожило атамана: получалось, что корвету делать здесь вроде бы и нечего, а он появился. Зачем, за каким дьяволом? Подкинуть островитянам еды и тряпья? Это вряд ли, суда снабжения приходят по графику: до ближайшего рейса ещё целый месяц, а подозревать чиновников Островной Империи в повышенном человеколюбии никто не станет даже в наркотическим бреду.

Корвет ткнулся в причал, матросы проворно и сноровисто завели швартовные концы. Толпа на берегу не шелохнулась: нацеленная на неё спаренная автоматическая пушка на носу сторожевика недвусмысленно предупреждала, что необдуманных движений делать не стоит. Дылда Капустник тяжело вздохнул и шагнул на дощатый настил, зашатавшийся под ногами. Он атаман, царь и бог этого жалкого клочка суши, но в то же время жалкий вонючий червяк-гниловатый – ему надлежит встречать прибывший сюда патрульный корвет охраны Барьера и узнавать, зачем он прибыл, и чем он, Дылда Капустник, может служить воинам непобедимой Империи, будь оно всё проклято…

На борт сторожевика его не пустили (на это он и не рассчитывал, хотя надеялся, что ему кинут с корабля если не бутылку спиртного, то хотя бы пачку дурман-травы).

– Атаман? – полуутвердительно-полувопросительно произнёс стоявший на палубе человек с бескровным лицом, одетый в чёрное с серебром. Капустника пробрала дрожь – он хорошо знал эту форму, и знал эту манеру разговора (довелось узнать в своё время…).

– Так есть, ваша славность! – выпалил он, вытягиваясь в струнку. – Готов служить!

– Прекрасно, – бескровнолицый вяло шевельнул рукой, затянутой в чёрную перчатку, – Великому Кракену нужны готовые служить. Мы возьмём у вас четырёх рекрутов…

– Я выберу для вас лучших!

– Не перебивай меня, грязь. Лучшие определятся сами – отберёшь двадцать крепких парней, чьи тела ещё не сгнили от солёной воды и древесного сока, и пусть они решат, кто из них достоин служения потомку Владыки Глубин. Сами, в бою – голыми руками, хотя можно и ножами.

– До смерти, ваша славность? – пробормотал Дылда, потея от собственной смелости (ему повелели не перебивать, а он…).