Текст книги "Последний из бледнолицых (сборник)"

В «чайных гонках» участвовало множество клиперов, а лучшим среди них считался «Фермопилы», появившийся на этой линии всего год назад, однако сразу же прославившийся и ставший непревзойдённым. Но «Катти Сарк», как истинная ведьма, настигла клипер Худа, вышедший в очередной рейс незадолго до неё, и пришла в Шанхай вместе с ним. С этого и началось состязание между двумя лучшими парусниками мира, длившееся четверть века.

Нэн была счастлива – она летела над волнами, навстречу солнцу и горизонту, слушая песню ветра в снастях. Под бушпритом кипела жемчужная пена, скользила по бортам, лаская стройное тело «Катти», и оставался за кормой длинный след, светящийся в ночи. Ведьма не боялась океана – она нашла с ним общий язык. Клиперу всё было нипочём – его не страшили ни внезапные шквалы, ни бешеные тайфуны китайских морей, ни тяжёлая ярость «ревущих сороковых». И даже в штиль Нэн умудрялась ловить слабый ветерок верхушками парусов и резала зеркальную океанскую гладь шестиузловым ходом, изумляя бывалых моряков.

Но счастье было недолгим. Суэцкий канал, разрубивший тонкую перемычку между Африкой и Азией, открыл дорогу пароходам, и чадящие железные чудища, принимавшие в свои вместительные утробы тысячи тонн груза, пошли на восток косяками. Покупатели-эстеты ещё брезгливо принюхивались к выгруженному с них чаю – мол, пахнет антрацитом и железом, – но официальные эксперты не смогли отличить чай, привезенный пароходами, от чая, доставленного клиперами. И прозвучало магическое слово «невыгодно», означавшее конец для всех клиперов «чайного флота».

Старая Белая Шляпа ещё боролся, изыскивая для своей «Катти» небольшие партии груза в укромных уголках Китая, но борьба эта была уже безнадёжной – паруса проиграли. И тогда клипер перешёл на австралийскую «шерстяную» линию, где уже работал его вечный соперник «Фермопилы». На этой линии пароходам пока приходилось туго: на всём пути от Дурбана до Фримантла не было ни одной точки, где они могли бы принять уголь – корм для своих прожорливых котлов. Пароходы были вынуждены неуклюже ползти под парусами, и тут уж быстроногая ведьма играючи брала над ними верх, скользя мимо них стремительной белой птицей. И это время стало временем славы, «звёздным часом» «Катти Сарк».

На шерстяной линии клипер под командой капитана Вуджета не знал себя равных – в офисе Ллойда регистрировали всё новые и новые его рекорды. На этой кругосветной линии был побеждён единственный достойный соперник «Катти» – «Фермопилы»: побеждён и раз, и другой, и третий. Слава о «суперклипере» гремела по всему миру, и старый Джон Уиллис был счастлив: его мечта сбылась. Была счастлива и Нэн – оттого, что был счастлив он, её Джон.

Живя среди людей, ведьма с удивлением обнаружила, что многие сыны человеческой расы, презираемой племенем ведьм, не так уж и плохи. И Нэн, разглядев в душах капитана Вуджета и его матросов светлые нити, помогала им, как могла. Она знала: её корабль должен прибыть в порт назначения как можно раньше, опередив всех – это был для клипера вопрос жизни и смерти. Нэн узнала значение слова «бизнес», выучила его законы и поняла, что её корабль будет жить только до тех пор, пока Бизнес – он казался ведьме угрюмым и жестоким богом – будет им доволен. Нэн не понимала, почему красота – это ещё недостаточно само по себе, почему должно быть что-то ещё, но она не собиралась переделывать мир людей. Да она и не сумела бы этого сделать – даже если бы захотела. Ведь Нэн была всего лишь вересковой ведьмой, а не могучей древней богиней.

Она понимала моряков своего корабля – ведь она читала их простые и честные души. Но многие из ведьм моря и ветра не понимали Нэн. «Зачем ты помогаешь людям? – кричали они ей и били её по щекам волнами. – Люди жестоки, алчны, им не нужна красота! Люди уродуют этот мир – пройдёт каких-нибудь сто лет, и ты увидишь, во что он превратится!». «Не все люди такие! – кричала в ответ Нэн, принимая удары. – Посмотрите, как красив мой корабль, созданный людьми! Людям, построившим его, нужна красота!». Но ведьмы океана не слушали Нэн и трепали её, пока не вмешивались их более добрые сёстры и не прекращали драку. Деревянная статуя на носу клипера не раз теряла в этих сварах вытянутую руку и даже голову, но люди всякий раз восстанавливали повреждённую скульптуру, и ведьма снова летела над волнами вокруг мыса Горн. И старый Джон Уиллис гордился своим кораблём, а Нэн была рада за своего Джона.

В тысяча восемьсот восемьдесят девятом газеты сообщили о новом триумфе клипера: «Катти Сарк» по пути в Сидней обогнала «Британию» – один из лучших почтовых пароходов того времени. Поначалу крутой бейдевинд не позволил клиперу развить больше двенадцати узлов, и пароход оставил «Катти» позади – железные суставы паровой машины исправно выдавали четырнадцать миль в час. Но затем ветер стал попутным, ладони воздушных ведьм расправили паруса, и через трое суток суперклипер настиг «Британию». Все пассажиры и команда «Британии» восторженно приветствовали Нэн, когда она в шипении пены и гудении снастей пролетела восемнадцатиузловым ходом в двух кабельтовых от натужно пыхтящего парохода и унеслась вперёд, к горизонту, чтобы придти в Сидней раньше «Британии».

Но старый Джон Уиллис уже не порадовался очередной – и последней – победе своей мечты над ненавистными пароходами: он уже упокоился под гранитной могильной плитой. И тогда летящая ведьма Нэн поклялась сохранить для людей «Катти Сарк» – это было всё, что осталось у неё от человека, который любил её, и которого любила она.

* * *

Мир менялся.

Кончилось время отважных первопроходцев и свирепых конкистадоров – наступило время беспринципных дельцов. «Весёлый Роджер» покинул морские просторы, перекочевав на страницы романов о благородных пиратах. Гордые индейские вожди, загнанные вместе с остатками своих племён в резервации, отложили томагавки и сняли головные уборы из орлиных перьев. Колониальные империи перешли от прямого вооружённого грабежа целых континентов к неспешному и деловитому высасыванию соков из покорённых народов Азии и Африки. И разбухали банки, впитывая в себя богатства мира, превращённые в денежные купюры и в акции синдикатов и концернов.

Люди осваивали планету, гордясь безмерно своими «победами над природой» и всё новыми и новыми достижениями науки и техники. Вырубались леса, и на их месте строились города; стальные змеи железных дорог ползли всё дальше и дальше; шахты вгрызались в землю, выбрасывая на поверхность уголь и металл; трубы заводов извергали в небо клубы чёрного дыма. Люди овладели электричеством, подбирались к тайнам атома, и выражение «Переделаем мир под себя!» обретало осязаемый смысл. Ускорялся темп жизни: автомобили начали вытеснять кареты-дилижансы, на смену воздушным шарам в небо поднялись первые аэропланы, а трансатлантические лайнеры мчались всё быстрее, сокращая и сокращая время плавания от Лондона до Нью-Йорка.

Энергичные люди, не слишком отягощённые человеколюбием, вцеплялись зубами в самые жирные куски, подхлёстывая ленивых и будоража щепетильных, и вовлекая и тех, и других в безумную гонку за лидером, за успехом и просто в борьбу за выживание. Шедевры живописи оценивались в звонкой монете, и тускнеющее слово «романтизм» уступало место шершавому слову «прагматизм».

Мир щетинился оружием – молодые хищники точили зубы и когти, присматриваясь к сокровищам, накопленным в берлогах хищников старых, и уже взрыкивали, требуя нового дележа добычи. Германия, объединённая жёсткой дланью «железного канцлера» Бисмарка, быстро наращивала мощь, угрожая соседям тевтонским мечом – Седан показал, что меч этот может наносить глубокие раны. Япония, вырванная пушками американских фрегатов из дремотного средневековья, изумляла мир – самураи, сменив катаны на скорострельные орудия, шли от победы к победе. И разминала крепкие мышцы Америка, походя вырвавшая из хилых рук одряхлевшей Испании Кубу и Филиппины и уже строившая далеко идущие планы. Но зорко, в оба глаза, следила за происходящим «добрая старая Англия», беспощадно подавляя сопротивление вольнолюбивых буров и поддерживая броненосными эскадрами звучный девиз «Правь, Британия, морями!».

И маячил над всей этой жадной суетой призрак грядущей мировой бойни.

Мир менялся, и в нём уже не было места белокрылым парусным красавцам-клиперам.

* * *

Наследники Белой Шляпы не думали о красоте. «Ваш клипер становится убыточным, капитан Вуджет, – говорили они. – Слава? А что такое слава? Нам нужны фунты, шиллинги и пенсы, капитан Вуджет, а славу – славу вы можете оставить себе на память: делайте с ней, что хотите!».

Все прежние успехи «Катти» – штормовые гонки, победы, кругосветные плавания – поблекли и обесценились. Перевозка небольшого количества груза обходилась всё дороже, и парусные клипера вытеснялись уже и с австралийских линий новыми, более надёжными и куда более экономичными пароходами.

Невыгодность знаменитого корабля надоела наследникам Джона Уиллиса, и в тысяча восемьсот девяносто пятом году «Катти Сарк», гордость британского флота, была продана – точно так же, как были уже проданы «Фермопилы». Капитан Вуджет простился со своим кораблём – четверть века верной службы суперклипера была забыта его хозяевами…

Но судьба двух вечных соперников сложилась по-разному, хотя оба клипера попали к португальским судовладельцам. «Фермопилы», переименованный в «Педро Нуньес», служил учебным судном португальского военно-морского флота, и в тысяча девятьсот седьмом году, когда славный клипер одряхлел, он был похоронен в море – его торжественно торпедировали перед строем португальских боевых кораблей под звуки траурного марша. Потомки Фернао Магильяша оказались настоящими моряками…

А «Катти», переименованная в «Ферейру», ещё много лет возила грузы в Атлантике, счастливо избежав во время Первой Мировой роковой встречи с немецкими рейдерами и подводными лодками, и продолжала жить – пусть даже не самой достойной жизнью. А ведь она могла оказаться на месте «Фермопил» – решающую роль сыграла небольшая разница в сроках оформления официальных документов о купле-продаже обоих клиперов, и учёбным кораблём стали «Фермопилы». Всё решила маленькая такая разница по времени…

Нэн, в отличие от капитана Вуджета, осталась на борту «Катти Сарк» и выполняла свою клятву – летящая ведьма делала всё, чтобы её корабль жил.

* * *

На английский порт Фалмут сеялся мелкий дождь тысяча девятьсот двадцать второго года.

Старый моряк шагал вдоль пирсов, подняв воротник плаща и надвинув поглубже фуражку. Моряк был погружён в свои мысли и лишь изредка, по привычке, бросал взгляд на корабли, стоявшие у причалов. Он думал о своём и вздрогнул от неожиданности, услышав тихий шёпот, донёсшийся ниоткуда:

– Посмотри на этот корабль, капитан Доумен… Внимательно…

Старый моряк повертел головой – никого, лишь у ближайшего пирса стояла какая-то грязная и запущенная баркентина.

– Смотри внимательней… – настойчиво прошептал неведомый голос.

Сердце капитана Доумена зачастило. «Да ведь это же… Это же она! Как же я сразу её не узнал!». Да, это была «Катти Сарк» – старый моряк узнал клипер, на котором он когда-то ходил практикантом под началом капитана Вуджета. Теперь капитана Доумена уже не могли обмануть ни грязь, ни уныло висящие снасти, ни португальское название, ни фальшивые пушечные порты, грубо намалёванные на бортах баркентины.

– Эй! – окликнул он нахохлившегося вахтенного у трапа. – Могу я видеть капитана?

Матрос неопределённо пожал плечами, однако на палубе показался офицер, такой же сумрачный, как и его подчиненный.

– Что вам угодно? – не слишком приветливо осведомился он. – Я старший помощник этого корыта.

– Корыта? – возмутился Доумен. – Да вы хоть знаете, что это за корабль?

– Да разве это корабль? – португалец равнодушно пожал плечами. – Он уже ни на что не годен, разве что под плашкоут или под плавучий склад. Хотите, можете его купить – цена мизерная.

– Что?! Вы сказали «купить»? Я не ослышался?

Цена действительно оказалась бросовой – меньше четырёх тысяч фунтов. Капитан Доумен стал владельцем «Катти Сарк», ушедшей тем временем в Лиссабон, и отбуксировал клипер из Португалии обратно к родным берегам. И когда корабль вновь ошвартовался у причала Фалмута, моряк снова услышал таинственный голос:

– Спасибо, капитан Доумен. Ты настоящий человек…

И капитан Доумен усмехнулся – он наконец-то догадался, чей это голос.

* * *

Клипер восстанавливали всем миром – к счастью, нашлись среди старых английских капитанов и другие настоящие люди и настоящие моряки, помнившие гордость британского флота. Доумен сделал из клипера учёбное судно. Он намеревался оснастить «Катти Сарк» – старое название снова появилось на борту корабля – полным комплектом парусов и выйти на ней в море, чтобы летящая ведьма учила будущих капитанов, и только смерть помешала ему осуществить эту мечту.

Вдова капитана Доумена подарила судно Морскому колледжу и в тридцать восьмом «Катти Сарк» отбуксировали из Фалмута на Темзу и поставили рядом с учебным кораблем «Уорчестер». Клипер стал учебно-тренировочной базой для будущих моряков.

Нэн снова была счастлива. Её корабль жил, по его палубе ходили кадеты, вдыхавшие магию дальних морских дорог. Они тоже хотели плыть навстречу рассвету и горизонту, и на душе у ведьмы теплело – у ведьм, оказывается, тоже есть душа…

Но снова пришла война. Над высокими мачтами «Катти» гудели самолёты, и падали с неба бомбы, и полыхали пожары. Нэн ненавидела войну и очень любила свой корабль. И она поднимала к небу руки и закрывала клипер, отводя от него железо, начинённое взрывчаткой. И люди удивлялись чуду – корабль простоял на Темзе всю войну и остался невредим. Бомбы рвались неподалёку, но ни одна из них не попала в «Катти Сарк», и ни один осколок даже не поцарапал её стройное тело.

Война кончилась, но беспокойство за судьбу корабля не покинуло ведьму. Клипер старел – даже у самых крепких кораблей есть свой срок жизни, – и Нэн опасалась, что в один не самый прекрасный день её «Катти» попросту разберут на дрова. В Англии хватало людей, для которых слово «память» не было пустым звуком, но не они решали и определяли судьбу клипера. И тогда ведьма Нэн, за много лет жизни среди людей очень хорошо изучившая все хитросплетения законов и правил, по которым жил гигантский муравейник, именуемый «цивилизованным миром», взялась за дело. Невидимая и неслышимая, она летала по улицам Лондона и по всей Англии, проникала в дома и во дворцы очень важных персон, слушала, запоминала и шептала, шептала, шептала в уши, не желающие слышать и слушать. Слова её были разными, но смысл их сводился к одному: «Мой корабль должен жить».

И маленькая, но по-шотландски упрямая вересковая ведьма добилась своего. Было создано специальное Общество сохранения «Катти Сарк», и это общество приняло решение превратить «Катти Сарк» в национальный памятник. Десятого декабря тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года – кораблю уже исполнилось к этому времени восемьдесят пять лет – знаменитый клипер совершил свой самый последний рейс: короткий переход по Темзе в Гринвич, к месту вечной стоянки. Во время прилива судно ввели в железобетонный котлован шестиметровой глубины, а когда вода ушла, и клипер сел на выставленные под его днищем кильблоки, вход в этот сухой док заделали бетонной стенкой. И на этой стенке появилась надпись: «Здесь сохраняется «Катти Сарк» как памятник своего времени, как дань уважения людям и кораблям эпохи паруса».

«Ну что ж, – думала ведьма, рассматривая эту надпись. – Значит, я старалась не зря. Есть, есть ещё среди людей те, кому нужны и память, и мечта, и красота».

* * *

Нэн осталась жить на своём корабле, ставшем музеем, – куда же ей было ещё идти? Она побывала в родных местах, но ей там не понравилось. Цивилизация наступала: города расползались вширь, рассыпая по зелёным лугам цветную мозаику коттеджей, и асфальтовые ленты автострад рассекали и выглаживали вересковые холмы. Мир принадлежал людям – племя ведьм уходило в горы, прятались в свои тайные укрывища крошки-эльфы, и уже давно никто не слышал по ночам звон их серебряных колокольчиков. Родные места стали чужими для Нэн Короткой Рубашки…

Летящая ведьма жила на «Катти Сарк» – она была истинной хозяйкой корабля-музея. Она радовалась, что спасла свой корабль от смерти и, хуже того, от забвения, но со временем радость её всё явственней обретала оттенок горечи. Мир людей продолжал меняться – Нэн это видела, и ей не нравились эти изменения. Ей не нравилась лихорадочная «деловая» суета, теснившая знаменитую английскую сдержанность и верность традициям; не нравился темп жизни, оставлявший всё меньше и меньше места для настоящего – для мечты и красоты. Да и сама красота всё чаще оборачивалась каким-то уродливым гротеском, пародией на красоту, злым шаржем компьютерной графики, бездушной поделкой шоу-бизнеса.

Ей не нравились корабли, заходившие в Темзу. Пароходы, которые так не любил её Джон, и теплоходы, пришедшие на смену пароходам, всё-таки ещё походили обводами на корабли, а вот контейнеровозы и автомобилевозы были уже просто угловатыми плавучими ящиками. «Они похожи на корабли не больше, чем банковский сейф похож на белого лебедя, – раздражённо думала Нэн, разглядывая с верхушек мачт унылые серые громады. – На таких кораблях нет моряков – там работают рабочие, обслуживающие конвейер по доставке груза с континента на континент. Они работают там, как на любом береговом заводе, и даже не замечают, что их завод плывёт по океану. Я не удивлюсь, если узнаю, что «моряки» этих «кораблей» ни разу не вдыхали полной грудью солёный морской ветер. Им этого и не нужно – их заботит совсем другое».

И ей всё чаще и чаще не нравились люди, посещавшие её корабль. Она слушала их разговоры, иногда читала мысли, простые и незатейливые, и Нэн не нравились ни эти мысли, ни эти разговоры. Многие люди приходили на её корабль не для того, чтобы прикоснуться к истинной красоте и увидеть воочию кусочек славного прошлого, а ради престижа, ради того, чтобы потом небрежно обронить «Видел я эту «Катти Сарк» – ничего особенного», или же просто потому, что посещение знаменитого суперклипера входило в программу тура.

Иногда ведьма Нэн ещё замечала огонёк в глазах мальчишек, заворожено глядевших на высокие мачты, уходящие к небу.

– Мам, – спрашивал мальчик, теребя руку матери, – а это правда, что на этом корабле можно было под парусами доплыть до Австралии?

– Говорят, – уклончиво отвечала мамаша, заботливо укрывая чадо от лёгкого ветерка, долетавшего с Темзы, – только это было давно. Да и зачем это нужно? До Австралии сегодня можно всего за несколько часов долететь самолётом, сидя в мягком кресле и попивая сок.

И потухал огонёк в глазах мальчишки, а Нэн становилось грустно. «Люди меняются, – с горечью думала она, – и не в лучшую сторону. Им уже ни к чему плыть навстречу солнцу и горизонту…».

И ведьма приходила в ярость, слушая «знатоков», обсуждавших устроенную в трюме «Катти» выставку фигур из коллекции капитана Камберса, прозванного «Длинным Джоном Сильвером». Эти деревянные скульптуры украшали носы кораблей девятнадцатого века, но «знатоков» мало интересовало, как назывались эти корабли, и какие моря видели деревянные глаза этих статуй. «Знатоки» оценивали скульптуры на свой лад – в долларах, евро и фунтах, когда восхищаясь и откровенно завидуя «Какое богатство!», а когда и брюзгливо морщась «Я никогда не стал бы платить такие деньги за этот кусок раскрашенного дерева!».

Такие люди доводили Нэн до белого каления, и как-то раз, не вытерпев, она убрала на секунду ступеньку трапа из-под модного ботинка одного такого «знатока». Респектабельный господин грохнулся во весь рост, разбил себе нос, а ведьма с удовольствием наблюдала, как его надменное лицо сделалось вдруг глупым и по-детски обиженным.

Однако приходили и другие люди, смотревшие на её корабль с настоящим восторгом, и ведьма успокаивалась: в конце концов, люди – они ведь такие разные.

Нэн владела магией, но не знала, что самое страшное для неё ещё впереди.

* * *

Эти двое не понравились Нэн с первого взгляда. Едва они ступили на борт «Катти», как ведьма тут же насторожилась: она почувствовала исходящую от них смутную угрозу.

Она знала эту породу людей, считавших себя хозяевами жизни и хозяевами мира. Они были и похожи, и не похожи на тех, кто полтора века назад вздыбили этот мир, свергая древних воинственных богов и прекрасных богинь и сооружая из обломков их разрушенных алтарей храм своего бога – нового бога по имени Бизнес. Те, прежние, были беспощадны, но, перекраивая планету, они не жалели и себя, заражая других своей неуёмной энергией. Эти же, новые, были уже не такими: современники Джона Уиллиса, варварски разрушая старое, всё-таки созидали своё новое, а их потомки только пожирали, стараясь, чтобы этот процесс был как можно более комфортным. Взяв на вооружение проверенный способ узаконенного грабежа – ростовщичество, – хозяева мира давали в долг (теперь это называлось красивым словом «инвестировали») деньги целым странам, нимало не заботясь о конечном результате (об этом пусть думают другие – те, кому эти деньги так остро нужны), но в то же время не забывая исправно получать проценты и полностью подчиняя должников своей воле. Они были пауками, засевшими в узловых точках золотой паутины, плотно окутавшей планету, и внимательно следившими своими немигающими паучьими глазками за трепыханием бабочек и мух, вляпавшихся в эту паутину. И хозяев мира почему-то не беспокоило, что планета не так уж и велика, и что в конце концов длинные шеренги нулей на их банковских счетах сольются и превратятся в один большой, издевательски хохочущий ноль…

– Красивая игрушка, – сказал один из них, оглядев палубу «Катти Сарк».

– Красивая, – согласился другой, но странно прозвучало в его устах это слово: он не восхищался – он ставил диагноз.

Двое обошли весь корабль, и ведьма незримой тенью следовала за ними по пятам.

– Неплохо, неплохо, – оценивающе сказал первый, осмотрев твиндек и трюм.

– Да, достойная вещичка, – сказал второй, и это прозвучало как приговор. – Жаль, что она стоит без дела.

– Знаешь, – сказал первый, – мне пришла в голову забавная мысль.

– Какая? – заинтересовался второй.

– Всё в этом мире должно давать прибыль – даже египетские пирамиды и каменные идолы с острова Пасхи. Из этого клипера можно сделать элитный развлекательный центр. «Катти Сарк» – это раскрученный бренд: табак, виски, несметное количество всевозможных кафе и клубов по всему миру. Любая известная личность, политик или бизнесмен, почтёт за честь посетить ресторан, устроенный на борту этого клипера, и любая звезда кино или шоу-бизнеса с радостью оставит здесь не один десяток тысяч долларов – престиж стоит дорого. Этот старый корабль может приносить большие деньги!

– А если ещё развить инфраструктуру этого элитного центра, – воодушевился его собеседник, – и устроить здесь ещё и казино, и подобрать штат красавиц для интимных услуг VIP-класса…

– А если ещё одеть этих девочек в короткие рубашки… – усмехнулся первый. – Секс с ведьмой на знаменитом корабле, названном именем ведьмы, – это ново, не так ли?

– Да, – согласился с ним второй, – идея очень интересная. На низменных инстинктах делаются самые большие деньги: так было, есть, и будет всегда. Конечно, могут возникнуть некоторые сложности – как-никак, «Катти Сарк» считается национальным символом, – но я полагаю, что эта проблема решаемая: всё продаётся, и всё покупается, и деньги могут всё – особенно большие деньги.

Дальше Нэн уже не слушала, оглушённая чудовищным деловым спокойствием, с которым эти двое говорили о таком. Ведьма не задумывалась о том, насколько серьёзны намерения этих двоих – ей было достаточно того, что такие мысли пришли им в голову. Она знала – эти двое действительно могут сделать это с её кораблём, если захотят. Эти двое и им подобные действительно были хозяевами мира, и миллиарды людей шли по указанному ими пути, не в силах вырваться за рамки страшной системы, задавившей весь мир, – системы, не признававшей ни мечты, ни красоты, и требовавшей только прибыли.

И ей впервые в жизни – а ведьма видела не только нормандских рыцарей Вильгельма Завоевателя, но и римских легионеров Цезаря, – захотелось убить: не задушить в объятьях любви, а именно убить – так, чтобы кровь этих двоих брызнула во все стороны и окропила потемневшее от времени дерево палубы и бортов её корабля.

Спасаясь от самой себя, Нэн спряталась в одну из деревянных статуй, стоявших в трюме «Катти Сарк», и закрыла глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать. Она запретила бы себе и думать, но этого ведьма уже не могла сделать. Нэн сидела внутри деревянной скульптуры, изображавшей какого-то чернокожего то ли воина, то ли демона, и чувствовала, как у неё в груди растёт комок – ледяной, но почему-то обжигающий. «Неужели морские ведьмы были правы? – думала она с отчаяньем. – Люди уродуют этот мир, а я, помогавшая им, была не права…». А комок в груди Нэн всё рос и рос, причиняя ей острую боль.

Она не заметила, как прошло время, как ушли последние посетители, как наступила ночь, и как она осталась одна в своём пустом корабле-музее. Хотя нет, Нэн была не одна – с ней осталась её боль, становившаяся всё сильнее и сильнее. И когда боль в груди сделалась нестерпимой, Нэн заплакала.

Ведьмы не плачут – Нэн не плакала ни разу в жизни, даже тогда, когда умер старый Джон Уиллис, её Джон. Но теперь она заплакала – от боли, от обиды и от бессилия что-либо изменить. Что с того, что среди людей ещё попадаются настоящие люди? Ведь миром правят совсем другие люди, которых ей даже не хотелось называть людьми…

Из глаз ведьмы катились жгучие слёзы – огненные слёзы. Пылающие капли слёз Нэн выжгли на деревянной фигуре воина-демона извилистые следы, похожие на причудливую татуировку, скатились на деревянный настил палубы и прогрызли его. Раскалённые слёзы ведьмы Нэн исчезли в досках палубы, но вскоре вернулись – вернулись огненными змеями, быстро расползавшимися по бортам и переборкам. И очень скоро в трюме славного клипера «Катти Сарк» забушевало пламя. Оно перекинулось на твиндек, поползло выше, а затем огонь охватил всё судно…

* * *

«Ранним утром двадцать первого мая 2007 года на «Катти Сарк» возник пожар. Огонь быстро охватил всё судно, уничтожив около восьмидесяти процентов деревянной обшивки и палубных перекрытий. Как сообщил представитель фонда «Катти Сарк» Крис Ливетт, судно будет восстановлено, так как более половины всех его элементов были сняты с корабля во время проводимой сейчас реконструкции и вывезены. Свою поддержку в восстановлении национального символа Великобритании пообещало оказать и британское правительство. Восстановление после пожара обойдётся дополнительно примерно в десять миллионов фунтов стерлингов. Смета проекта по реконструкции «Катти Сарк», начавшегося в ноябре 2006 года, оценивалась в двадцать миллионов фунтов».

«Большие деньги, – задумался деловой человек, «гражданин мира», прочтя короткую газетную заметку. – Тратить такие деньги на никому не нужные старые дрова – глупость, тем более сейчас, во время бума на рынке ценных бумаг, когда любые деньги можно утроить в считанные месяцы. Разумный ход – так их и надо использовать, а потом вернуть начальную сумму – естественно, за вычетом миллионов моей прибыли, – пусть восстанавливают этот обветшавший и погоревший символ нации на радость старым чудакам и молодым дуракам. Но сначала…».

Он уже прикидывал в уме многоходовую комбинацию, предназначенную обогатить её инициатора и опустошить карманы тысяч простаков во всех уголках земного шара, когда в тёмном углу его роскошной гостиной, обставленной в викторианском стиле и освещённой пламенем старинного камина, шевельнулась тень. Потом она сгустилась, приняла очертания женской фигуры, и прагматичный «деловой человек» двадцать первого века, свободный от всех суеверий, вдруг почувствовал, как волна ледяного ужаса затопляет его с головы до пят.

Женщина выглядела странно – на ней была только короткая сорочка, оставлявшая открытыми стройные ноги выше колен и не скрывавшая, а подчёркивавшая соблазнительные формы её тела. Однако деловому человеку было не до эротических эмоций – убийственный взгляд женщины не обещал ему ничего хорошего. «Ведьма! – истошно завопил в сознании «гражданина мира» его собственный страх. – Она хочет меня убить!». Но человек в мягком кресле даже не дёрнулся – он почему-то был уверен, что против этой женщины он бессилен.

– Если ты посмеешь это сделать, нелюдь, – в голосе женщины звучала презрительная ненависть, – ты умрёшь страшной смертью: это тебе обещаю я, Нэн Короткая Рубашка. Я не убиваю людей, но ты не человек, и тебя я убью. Пусть мой корабль восстановят, а потом уже я решу, заслуживают ли люди этого мира – те, которые ещё остались людьми, – того, чтобы им вернули красоту. Ты меня хорошо понял?

Не дожидаясь ответа, ведьма исчезла, исчезла мгновенно и бесшумно, словно её тут и не было. А «деловой человек», «гражданин мира», остался сидеть в своём удобном мягком кресле, уставившись остановившимися глазами в пустой тёмный угол роскошной гостиной, слабо освещённый отсветом пламени старинного камина…

Санкт-Петербург, 2009 год