Текст книги "Светлые аллеи (сборник)"

Самый красивый

Когда я, вынашивая планы поужинать, возвращался из магазина, то увидел Серёгу. Он шёл встречным курсом, погруженный в курение сигареты. Завязался слабый разговор. Я уже хотел прощаться, никакие разговоры не заменят ужин, как Серёга неожиданно замялся и со значением посмотрел на меня.

– Слушай, – он замялся ещё больше – Хочу тебя с одной бабой познакомить. Медичка. Одна. С квартирой.

– Сильно страшная? – понуро поинтересовался я.

Серёга подумал и ответил, что не сильно. Но описал её очень конкретно.

– Она так, ничего… – сказал он. Это «ничего» звучало очень весомо. И он даже что – то нарисовал руками в воздухе. Охват рук мне не понравился.

– Толстая что ли?

– Да нет, худая. Чёрненькая такая.

С медичками я уже сталкивался. Буквально на днях. Самые циничные бабы.

– А муж ничего, ругаться не будет? – продолжал кокетничать я.

– Какой муж? Говорю же, незамужем. И не была. Но очень мечтает.

От этой новости у меня почему – то заныли зубы.

– Вряд ли я ей понравлюсь, – с лицемерным равнодушием сказал я – Сам подумай. Морда кирпича просит. Ни денег, ни жилья. Говорю разную чушь. Такой поворот событий Серёге видимо в голову не приходил. Он взглянул на меня новыми глазами.

– Не знаю – сказал он менее уверенно – Пострижёшься, я тебе пиджак кожаный дам. Будешь побольше молчать. Без этих анекдотов.

Стишок какой – нибудь знаешь?

– Нет, – сказал я.

– Выучи – настоятельно посоветовал Серёга – Она книжки любит.

Он вдруг истолковал мои сомнения по – своему.

– Но ты не думай – я её не трахал. А то ещё подумаешь.

– Да я не думаю – сказал я.

– Но она ничего – тупо повторил Серёга – Я бы её с удовольствием вместо жены… Подруга её.

– Запретный плод сладок – подтвердил я.

– Вообщем – оптимистично подытожил он – Хочу тебя женить. Таким тоном обычно говорят, хочу тебя убить. Мол, ничего страшного.

Мы стали прощаться. Я обещал ему звякнуть.

– А ты что, всё с малолетками зависаешь? – вдруг спросил Серёга. По игривому тону я понял, что речь, видимо, шла о малолетках женского пола. Но я уже недели две ни с кем не зависал. А последняя малолетка у меня случилась ещё в институте. Кто – то его неверно информировал. Однако, чтобы не огорчать, я сказал:

– Да, всё с ними. Прямо не знаю, куда деваться.

Но Серёга огорчился.

– Эх, – провозгласил он – Хорошо быть холостым.

С этими знаменательными словами он погрузился в подъехавший автобус. А я погрузился в невеселые думы. Какая – то баба в этом городе озверела от одиночества. Даже, если я ей не буду слишком отвратителен, ничего хорошего это не предвещало. Одинокие люди крайне редко находят общий язык. Только в кино. Других они боятся. Внешний мир их пугает и они уходят от него опять в свой внутренний. Хотя по идее должно быть наоборот.

Но тем не менее после некоторых утрясок и согласований эта встреча в верхах состоялась. Я пошёл на нее, надеясь неизвестно на что. Она видимо надеялась на то же самое. Я прифрантился, принёс литр водки, коробку конфет и всю дорогу, то есть встречу молчал, чтобы не вспугнуть. Я часто жалею, что сказал лишнее, но ни разу не жалел, что промолчал, даже если промолчал лишнее. «Ну а что она?» – спросите вы. Она была ни то ни сё. Как впрочем и я. Ко всему, она оказалась не медиком, а библиотекарем при больнице. Выводы делайте сами. В её глазах при виде меня разлилось целое море скепсиса, она даже откровенно покрутила носом. Так что в прозорливости ей нельзя было отказать. Весь её облик говорил «Я так и знала».

Захмелевший Серёга пытался втянуть меня в общий разговор.

– А знаете, как он любит читать! – старался он воодушевить присутствующих, расхваливая меня, как залежалый товар – Как любит поэзию! Коля, прочитай нам своё любимое стихотворение! Ну то, помнишь…

Эта ситуация мне слишком напомнила детские утренники, где меня заставляли читать стишки, видимо сработал рефлекс и я автоматически прочел:

 
– Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик…
 

Ну и там дальше. Про то, что мячики не тонут.

Наступила неловкая пауза, потом всё с натугой заулыбались.

– Это ваше любимое? – спросила она.

– Да, – гордо ответил я. Терять мне было нечего.

– Хороший вкус – с сатирическими интонациями рассмеялась она. Двух зубов у неё не хватало.

После моего выступления все почему – то захотели выпить. Видимо это был катарсис, только с отрицательным знаком.

Дармовая водка пьётся на удивление хорошо и скоро мой литр исчез в небытие. Но всё же он оказал ощутимое влияние на присутствующих. Особенно на библиотекаршу. Она раскраснелась и обмахивалась платочком. Глаза её мало – помалу начали блистать, губы сквернословить и глядела она на меня уже более осмысленно. Море скепсиса постепенно высыхало и осталась так, лужица. «Нормально», – подумал я и, поняв что нужно, сбегал ещё за водкой.

Дело кончилось тем, что я пошёл её смеющуюся и пьяную провожать и трахнул прямо в палисадничке. Чтобы сделать ей приятное и создать хотя бы минимально романтическую обстановку, я выбрал место под берёзкой. Хотя не исключено, что это было другое растение – темнота так обманчива. Во время прелюдии к таинству траханья она путала меня с каким – то Никодимом, но я давно не обращаю внимания на такие мелочи. Потом она как – то странно притихла. Когда я закончил свои нехитрые мужские дела, я понял причину. Короче, мне пришлось её будить. Но на такие мелочи я тоже давно не обращаю внимания, хотя, не скрою, я ожидал, что она с большим энтузиазмом откликнется на мой любовный пыл. Но делать нечего, под моим руководством она надела трусы, я довёл её до квартиры и сдал на руки какой – то старухе, видимо матери.

А через два дня, узнав в справочной телефон, я ей позвонил. Она долго не могла понять, кто ей звонит, а когда поняла, сразу взяла визгливый тон.

– Ну что ты мне звонишь?! Я же сказала Сергею! И вообще за кого меня принимают? За дуру? Тебе что, Сергей не говорил?

– Ничего он мне не говорил, – растерялся я.

– Я же ему сказала, что ты не в моём вкусе. Что ты на любителя. Понял, придурок? И оставь меня в покое!

Всего я ожидал, но только не этого. Этого тона. Этой брезгливой агрессивности и непонятной ненависти. На такие мелочи я до сих пор не могу привыкнуть не обращать внимания. Что я ей сделал? Ну не нравлюсь, сказала бы культурно. Я человек смекалистый, понял бы. И я ей позвонил всего один раз, а у неё такая истерика, как будто я её преследую пол года.

Тем не менее я глупо промямлил:

– А как же палисадничек? А как же берёзка?

– Какой ещё палисадничек? – злобно удивилась она – Какая ещё берёзка? Саксаул недоделанный! Ты лучше в зеркало на себя посмотри!

– и с этими словами моя библиотекарша гневно бросила трубку. И чему их там в библиотеках учат?

Полчаса я лежал в полнейшей прострации. Почему – то пахло палёным. Видимо это обида жгла душу. И вдруг я догадался об одной вещи. Я понял, что она ни хрена не помнит, что было в палисадничке. Алкогольный склероз. В принципе это ничего не меняло. Тем не менее я немного взбодрился, восстал с одра и подошёл по её совету к зеркалу. Всмотрелся в знакомые черты и сказал своему отражению:

– Всё равно мне папа говорил, что я самый красивый. К вечеру стало легче. «Ничего, – утешал я себя, – боженька её накажет».

А через полгода я узнал, что она вышла замуж. Серега рассказал. Там оказывается случилась целая история. Библиотекарша, как выяснил Серёга у жены, была не такой уж невинной овечкой, а скорее игривой козочкой. Вообщем, всё это время она имела любовника, бывшего прапорщика, разжалованного за пьянство. Я ещё удивился-это сколько надо пить, чтобы тебя выгнали из армии и за пьянство. Но дело не в этом. Встречались они, встречались и как не применяли контрацепцию, библиотекарша неожиданно «залетела». И на старуху бывает проруха. С прапорщиком её родственники провели воспитательную работу, пообещали машину и он, скрепя сердцем и проклиная китайские презервативы, дал согласие на свадьбу. И Серёга начал рассказывать, как на этой свадьбе ему злые люди набили морду.

– Подожди, – прервал я описание драки, – а мужа не Никодимом зовут?

– А ты откуда знаешь? – удивился Серёга.

– Да так, – сказал я и ощутил холод в груди, как будто там рассасывалась мятная конфетка.

Прошли годы. Я время не засекал, но пять лет точно прошло. И однажды в магазине я её встретил. Она меня, конечно, не узнала, хотя в силу ряда экономических причин на мне была та же одежда, что и в тот вечер, пять лет назад. Я же её узнал сразу, хотя она и сильно раздобрела. Из худенькой, угловатой девушки она превратилась в толстую кругловатую бабу. Библиотекарша стояла в очереди в бакалею, а рядом с нею тёрся и держался за подол небольшой ребёнок мужского пола. Я зашёл с другой стороны и поглядел ему в лицо. Мальчонка был довольно страшненький и худосочный, совсем как я на детских фотографиях. И такое же беспомощное выражения лица. В ушах у меня зазвенело. Странно, как другие не слышали этого звона. Мальчонка тем временем отпустил мамкину юбку, уверенно прошлёпал сандаликами к отделу игрушек и стал разглядывать гоночные машинки. Повинуясь какому – то порыву, я приблизился к нему, погладил по нежной белобрысой голове и, пока он не успел испугаться моего вида, сказал ему на ухо:

– Всё равно ты самый красивый, сынок.

Погладил его ещё раз и вышел.

Больная тема

Я плохо переношу боль. Низкий болевой порог, знаете. Где-то в области отрицательных значений. Всем хорошо, а мне почему – то больно. А может причина – полнейшее отсутствие мужественности. Не знаю. А тут у меня от прожитых лет начали портиться и разрушаться зубы и их нужно было как – то лечить и реставрировать, а то улыбка уже стала неприличной и вызывала у людей оторопь и грусть.

Ходил я к стоматологу Паше – молодому симпатичному специалисту. Парень он в целом был очень неплохой, если не принимать во внимание профессию. Мы с ним даже слегка подружились и часто болтали о том, о сём. Но ремесло незримо разрушало его личность.

– A-а, пришёл, – говорил он на правах друга и потирал руки – Ну садись, садись – продолжал он таким тоном, как будто приглашал за праздничный стол.

Я сердечным содроганием усаживался в кресло и мысленно прощался со своей глупой жизнью. Везучие умирают под ножом хирурга, а я умру под сверлом дантиста.

– В туалет сходил? – с суровостью спрашивал Паша – он всё боялся, что я обоссу ему зубоврачебное кресло.

– Сходил. И по маленькому и по большому. – уныло докладывал я.

– Завещание написал? – уже в шутку продолжал он – Сейчас мы из тебя Павку Корчагина будем лепить. Будем тебя учить разговаривать по – китайски. Ну клади голову.

Я клал свою пропащую голову на приспособление на спинке кресла – слегка модернизированную плаху.

Паша начинал бренчать своими орудиями пыток, наконец выбирал самого зловещего вида инструмент и вертел им перед моим взопревшим носом.

– Сейчас я тебя кончать буду. – предвкушая, говорил он – Вот этой штучкой. Как засуну глубоко– глубоко.

Ему нравилось пугать меня и забавляться моим страхом. Чтобы не огорчать человека, я делал вид, что верил. Вернее наоборот. Я ему безусловно верил, но делал вид, что принимаю его слова за мягкий юмор.

Он начинал что-то сверлить во мне. Мои мозги дребезжали. Потом с надеждой спрашивал:

– Ну как, больно?

– Пока нет, – говорил я.

– Да? – удивлялся он и удваивал усилия.

Наконец становилось больно. Я начинал покрикивать. У Паши улучшалось настроение и он вполголоса напевал песню про какую-то Кончиту.

– Да, плохие у тебя зубы – иногда сообщал он мне.

– Отчего же они плохие? – спрашивал я.

– Не ухаживаешь. Не чистишь.

– Не, я каждый день зубы чищу – обижался я.

– Люди чище жопу вытирают, чем ты зубы чистишь, – неодобрительно говорил Паша и приказывал – Клади голову.

Я клал и пытка продолжалась. Пока я сидел в застенках кабинета, очередь в коридоре, слыша мои тарзаньи вопли, потихоньку рассасывалась в пространстве. Только однажды остался один старичок.

Я удивился, мне прямо захотелось пожать его мужественную руку.

– Вы смелый человек – сказал я ему, шепелявя после наркоза.

– Ась? – спросил старичок, приставив ладошку к безжизненному уху.

Я только сплюнул кровью.

Фронт работ между тем ширился. Паша трудился, как стахановец. Он дёргал, удалял нервы, потом снова дергал, снова удалял нервы. Одним словом, развил в моём рту бешенную деятельность. Я здорово мучался, так как анестезия меня почти не брала. Зубы изымались один за одним и мне уже становилось трудно мельчить ими пищу. И конца и края этому не было видно. А я ведь зашёл сюда просто поставить пломбу! Но как говорится – стоит коготку попасть, то и всей птичке пропасть. Я презирал себя за своё малодушие и трусость и уходил от Паши, чувствуя себя выродком и говном рода человеческого. Но всё равно мне было очень больно. Другие пациенты боль как-то не чувствовали. Для них основной проблемой являлось то, что после зубного два часа нельзя было есть. А я чувствовал, а может не умел терпеть. Меня очень угнетало, что я так отличаюсь от других людей. Я даже начал немного сомневаться в себе.

– А если завтра война? А если в партизаны? Ведь всех поголовно выдашь – с горечью говорил мне Паша.

– Конечно, – уверенно отвечал я и мне почему-то не было стыдно. Ну выдам и выдам. Да и в партизанах мне делать нечего.

В перерывах мы с ним разговаривали о жизни, то есть о женщинах. Либидо у Паши было довольно вычурное. Ему нравились исключительно зеленоглазые шатенки и ещё условие, чтобы на заднице не было прыщей. Если хоть один прыщик, то всё – у него ничего не получалось. На блондинок у него вообще не стоял. С большими оговорками он допускал секс и с брюнетками. И главная оговорка, чтобы брюнетка была покрашена под шатенку. Я не удивился, когда понял, что с такими причудливыми запросами трахался он по большим праздникам.

Романтизм, особенно в сексе, никогда до добра не доводит. Сам же я старался помалкивать. У меня либидо было примитивное до убогости и более адаптированное к случайным и неслучайным связям. То есть, кто давал, тому и спасибо. В жизни я очень неприхотлив, особенно в сексе. Не разбалован, как некоторые.

Тем не менее мы с ним пару раз ходили на блядки. Но как-то неудачно.

В первый раз девки не пришли. Во второй раз вместо двух пришла одна, но с чирием на жопе. Паша был очень расстроен.

Зная моё отношение к боли, он всё пытался познакомить меня со знакомой садомазохисткой, которая приходила на свидания с плёткой. Я вежливо отказывался. Паша огорчался и говорил:

– Зря, зря. Она бы из тебя дурь выбила.

А лечение всё продолжалось. Особенно туго мне пришлось, когда Паша обтачивал зубы под коронки. Появилась мудрая мысль – бежать. Попроситься на перекур и бежать, но многоопытный Паша позвонил на проходную завода, обрисовал меня и сказал: «Не выпускать». Я корчился в кресле и извивался как червяк и им же себя чувствовал.

Наконец в один прекрасный день всё закончилось. После трёх примерок и обтачиваний Паша поставил мне в рот ядовито-жёлтые коронки. Четыре месяца ада остались за кормой. Хотя ещё пару недель зубы под коронками у меня немыслимо болели от горяче-холодной пищи. Но это уже мелочь. У меня было такое ощущение, что я сделал главное дело всей жизни, после которого можно умереть. Но, конечно, умирать я не собирался, иначе вся эта затея с мостами и коронками теряла малейшие проблески смысла.

С такими зубами я мог идти по жизни, если не смеясь, то хотя бы улыбаясь другим.

И ещё. Теперь я не верю ни в Зой Космодемьянских, ни в Олегов Кошевых, ни в других героев застенков. Я даже не верю, что эти люди существовали. Это мифы. Не рассчитан нормальный человек на такое. Толковые пытки выдержать невозможно.

Представьте, что в зад вам вставили электрический паяльник, включили 220 и он стал у вас там что-то паять и лудить. Представили? Взахлёб расскажете и расположение пулемётов и где деньги лежат. И всё что вас не спросят. Человек ведь не железный. Человек ведь.

Убить старушку

– Наслышан о твоих проблемах – сказал Сергей и вгрызся в куриную ляжку.

– Каких? – проблем у меня было, как у всякого нормального человека, много и я хотел уточнить.

– Ну, насчёт жилья, – уточнил Сергей.

– A-а, – вспомнил я. Об этой проблеме я как-то уже успел позабыть, так как она казалось мне не решаемой.

Сергей посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но сказал нейтральное:

– Ты что пиво не пьешь?

– Да я вообще не пью. Я же говорил. По идейным соображениям.

– Извини, я об этом постоянно забываю, – он вытер губы и закурил – Так вот, есть тема. Существует одна баба одинокая с квартирами. Могу познакомить.

Я заинтересовался:

– Она ничего? Какая из себя?

– Нормальная женщина…

– Причём здесь женщина? – разозлился я – Я про квартиру спрашиваю.

– Квартирка бодрая – заверил Сергей – И потом я не сказал «квартира», я сказал «квартиры». Одно и трёхкомнатная. Но, понимаешь, надо жениться.

– И сколько лет?

– Квартирки, говорю, бодрые. Можно сказать, новые. В немецком исполнении.

– Да нет, женщине сколько лет?

– Женщине? – удивился Сергей. – Тебе что, жильё нужно или женщина? Какая разница с такими квартирками? Нормальная, говорю тебе, женщина. Конечно, постарше тебя. Одинокая. Подруги все умерли.

– От старости? – с сарказмом поинтересовался я.

– От одиночества – с надрывом сказал Сергей и добавил – Да ты не переживай. Ты на ней просто женишься и всё.

– Что значит и «всё»? – тревожно спросил я.

Сергей потушил окурок, испил пива и устало посмотрел на меня.

– Всё – это всё – наконец объяснил он. – Ты с ней расписываешься. Пока она расписывается – она живёт.

– Как, убийство?! – ужаснулся я.

– Да какое убийство! – оскорбился Сергей. – Кто сказал убийство? Просто несчастный случай.

– А какая разница? – не понял я.

– За это не сажают.

Официантка принесла ещё водки. Сергей дождался, когда она уцокает каблуками, и заговорщицки нагнулся ко мне:

– И всё это нужно закончить в загсе. На хрен тебе эта канитель со свадьбой. Сколько бабок на неё уйдёт. Конечно, похороны тебе влетят в копеечку, но всё равно дешевле, чем свадьба плюс похороны. Так вот. Объясняю на пальцах. В нашем загсе на лестнице всего три ступеньки. – Он показал мне три пальца – Тебе нужно пройти всего две. – Сергей убрал один палец – Понимаешь, две!

– Я что-то не совсем… – признался я.

Сергей тяжело и прерывисто вздохнул, как репетитор, бьющийся с учеником-балбесом.

– Вы расписываетесь. Пока она расписывается – она живёт. Потом ты, обезумев от счастья, берёшь её на руки, проходишь с ней две ступени и аккуратно роняешь эту старуху на асфальт. Естественно, головкой вниз. А косточки у неё на черепе слабые. Много ли ей надо? Немного. И всё – ты счастливый вдовец.

Я похолодел и сказал:

– Нет, я не смогу.

– Да она не очень тяжёлая. Я уже эту информацию пробил. 85 с половиной килограммов. Да и нести тебе её всего две ступени. Понимаешь, всего две – Сергей вновь пустил в ход свои пальцы.

– Нет, я бросить не смогу.

– Порепетируешь. Сделаем чучело и порепетируешь. Главное, чтобы было естественно. Взял и уронил. Случается, люди бутылку водки роняют, а тут старушка.

Мне стало не по себе. В лёгком приступе паранойи я огляделся. Вокруг за столиками сидели пьяные люди и тоже что-то обсуждали. И было такое ощущение, что все они планируют чьи-то убийства. Сделалось страшно, но и как-то легче и отрадней – что мы не хуже других и тоже планируем.

Пока я оглядывался и приходил в себя, Сергей дуплетом выпил две рюмки, отдышался и вернулся к недоеденной курице. Чтобы как-то успокоить кипящие мозги, я закурил. Когда от курицы остались кости и незначительные фрагменты резиновых сухожилий, Сергей заметил моё задумавшееся состояние.

– Да не бзди ты! Всё получится, – сказал он – и у тебя образуются две квартиры. Но сразу предупреждаю – однокомнатная мне. За знакомство со старухой, да и вообще за разработку. А ты будешь жить в трёхкомнатной. Блядей наведёшь. Телевизор купишь. Хотя нет, телевизор у тебя уже будет.

Я не знал, что ему ответить.

– А родственники…? – вдруг спохватился я. – Ведь родственники тоже будут претендовать.

– С детьми разбирайся сам – лицо Сергея посуровело – Но думаю, проблем не будет – лицо также быстро разгладилось – На хрен им эти квартиры? Сын – директор рынка. Дочка – народный судья. Сам понимаешь они мульёнами ворочают. Они и мызгаться не будут из-за этих квартир. Ты, главное, на похоронах побольше плачь, чтобы они тебе поверили. Если поверят, квартирки твои. Плакать-то умеешь?

– В детстве было – сказал я – Но я попробую.

– На кладбище нужно не пробовать, там нужно будет плакать – веско сказал Сергей – Если не будешь там плакать, плакать начнёшь потом, когда облом будет. Ну ничего, порепетируем. На крайний случай луковицу в платок засунешь и будешь ею глаза вытирать.

Он выпил ещё водки. Я отдал ему свою курицу. Пусть насыщается. А сам постарался перевести разговор с криминальной темы на более обывательскую.

– Как семья, как дети? – спросил я.

– Что дети! – уныло ответил Сергей – Дети есть дети. Растут негодяями.

И как у меня только член встал, когда я их делал. Старшенький уже по карманам лазит.

– В автобусах? – спросил я.

– Да нет, пока только в моих. С жены пример берёт. Если бы в автобусах, я бы слова не сказал. А он идёт по пути наименьшего сопротивления. Крысятничает. Не знаю, кто из него вырастет.

Я знал, кто вырастет, но конечно не сказал.

Сергей допил остатки и стал прощаться. Я догадывался, куда он торопится. Одна из его любовниц на днях выходила замуж, и он хотел её трахнуть непременно в фате и подвенечном платье. Такое нездоровое желание. А может и наоборот здоровое – опорочить и изгадить непорочное. Не знаю. Он выпросил у меня на такси и ушёл. Я, чтобы его не обидеть, обещал подумать на счет старушки.

– А что здесь думать? – удивился Сергей – Ну ты, брат, даёшь!

Всю ночь мне снились престарелые седенькие женщины. Хохотал какой-то толстомордый старик и показывал свой паспорт на имя Родиона Раскольникова. «Это наш директор рынка» – с гордостью говорила одна из старушек и кокетливо поправляла топор, торчащий из головы. В общем снилась какая-то мутная чертовщина. Уж на что я привык к кошмарам, но после этого сна проснулся обескураженным.

С работы я позвонил Сергею.

– Да, – печально отозвался он.

– Ты чего дома? – удивился я.

– Болею – объяснил Сергей – С животом что-то. Дрищу как не знаю кто. Хрен поймёшь, с чем они пиво бодяжат. Наверно от стирального порошка.

– Я на счёт той бабы с квартирками – начал я – Так вот…

– Забудь, – бесцветно перебил Сергей. – Всё отменяется. Умерла она оказывается. Вчера девять дней было.

– От одиночества? – с надеждой спросил я.

– Да нет, не от одиночества, а от того что люди вокруг. В общем тёмная история. Толи алкогольное отравление, толи какой-то тимуровец помог старому человеку. Я так думаю, что это всё-таки дети постарались.

Ходит такая тема. А то она всё замуж пыталась выйти, дура. Вот они и подстраховались.

– Так они же, сам говорил, мульёнами ворочают, – не поверилось мне.

– Ну и что. От жизни надо брать всё. Вот они и взяли. И правильно я считаю сделали. Кто не ценит малого – тот не достоин большего, – мудро сказал Сергей, помолчал, к чему-то прислушиваясь, и вдруг оживился. – Ну извини, мне бежать надо.

– Куда бежать? – спросил я.

– Всё туда же – нервно сказал Сергей – Говорю, же понос. Опять вставило. Да, и ещё. Ты не знаешь, кто мне в карман зубочистки и перец из кафе положил?

– Сам же и положил – сказал я – Ты ещё хотел солонку украсть, но я тебя отговорил.

– Да? – не очень-то и удивился Сергей – Бывает же такое, – и дал телефону отбой.

Я тоже положил трубку и задумался. Мысли были нехорошие и о нехорошем.

А недели через три я узнал, что это был всего лишь розыгрыш. И только идиот вроде меня мог во всё это поверить. Единственной задачей Сергея было «раскрутить» меня на посещение кафе, вот он и придумал…И понос, как мне кажется, был ему ниспослан богом в виде наказания. А представляете, что он сделает за убийство?