Текст книги "Копи Царя Соломона. Сценарий романа"

– А ты и есть настоящая проститутка! – восклицает он.

– Еще и одета, как мля пенсионерка! – говорит он.

Наталья молчит. Лоринков умолкает и демонстративно сунув руки в карманы, отворачивается к стене. Глядит в потолок. Насвистывает песню «Хава нагила».

– У меня три сестры, – говорит Наталья.

– И они не такие красивые, как я, – говорит она.

– Им всем нужно замуж, – говорит она.

– Что они будут, в баки с бензином ссать, как я ссала? – говорит она.

– Девочкам нужно в колледж, в университет, – говорит она.

– Мама шлюха никчемная, за черными бегает, – говорит она.

– Папа вот-вот умрет, – говорит она.

– Прости, – говорит она.

Лоринков молчит.

– Ну вот скажи мне, зачем тебе деньги, – говорит она.

Лоринков зло смеется.

– Только представь себе, – говорит он.

– Я думал, мы уедем, и… – говорит он.

Молчит. Наталья тоже молчит. На его и ее глазах слезы. Показано, как одна катится по щеке, оставляя след на грязной коже. В то же время Наталья поднимает пистолет все выше. Мы видим, что некая доля правды в грязных инсинуациях Лоринкова относительно жестокого национального характера девушки все же присутствует. Она тщательно целится и палец на курке напрягается…

Раздается выстрел. Пистолет падает из рук Натальи, она сжимает окровавленную кисть между коленями – потому что присела от боли и неожиданности, и вскрикивает. К ней бросается развернувшийся Лоринков. Одновременно с этим раздается крик:

– Стоять мля!

– Иеремия, да он же без оружия, – говорит голос Натана.

Мы видим двух агентов, которые доковыляли – у Натана ранение в ногу, они в крови, грязные, очень устали, – до главной пещеры этого лабиринта.

– Ай да Соломон, ай да крот, – говорит Натан восхищенно.

– Да нет, – говорит Иеремия.

– Думаю, это природные пещеры, не мог же пацан все это выры… – говорит Иеремия.

– К стене, мля – говорит Натан парочке.

Лоринков и Наталья пятятся к стене, держась плечом к плечу. Натан поднимает пистолет, смотрит на него – пуля как раз попала в курок, – отбрасывает далеко. Иеремия смеется.

– Сказал бы кто, не поверил, – говорит он.

– Девчонка и сраный алкоголик, – говорит он.

– Девчонка и сраный алкоголик едва не срывают операция Моссада, – говорит он.

– Спокойно, они не из Моссада, – говорит Наталья Лоринкову, держа его за руку.

– Агент Моссада никогда не скажет, что он из Моссада, – говорит Наталья тихо.

– Деточка, это живому мы никогда не скажем, – говорит Натан.

– А с мертвыми мы всегда можем поделиться, – говорит Иеремия.

– Не бойся, это ТОЧНО не агенты Моссада, – говорит Наталья.

– Агенты Моссада никогда не убивают евреев, – говорит она.

Натан и Иеремия искренне, от души, смеются. Они похожи на детей, которым сказали, что в комнату вот-вот зайдет Дед Мороз с подарками. Сходство усиливается благодаря одежде парочки агентов: они все еще в шортах, а на голове Иеремии вообще – панамка. Несмотря на то, что они похожи еще на обитателей дома престарелых дебилов, решивших переодеться в детскую одежду. По ним-то видно, что это как раз те евреи, которые Запросто убьют любого еврея, да и не только.

– Избавьте меня от этих ваших сраных семитских разборок, – говорит Лоринков с отвращением и ненавистью, видно, что мыслями он все еще в разговоре с Натальей.

– Заткнись, антисемит сраный! – восклицает Иеремия.

Подбегает к Лоринкову и бьет того ногой в прыжке в грудь. Лоринков падает. Наталья бросается к нему.

– Отлично, Иеремия! – говорит Натан.

– Стой там, – говорит Натан.

– А? – весело говорит Иеремия, полуобернувшись.

– Я говорю, стой там, – говорит Натан сухо.

Иеремия меняется в лице. Он выглядит как супруг, преданный после 30 лет брака, причем не на вечеринке для свингеров (дело-то житейское), а по-настоящему. Глядит в сторону Натана, оттуда на него глядит ствол.

– Натан? – говорит Иеремия.

– Иеремия… – говорит Натан.

– На кого ты работаешь? – говорит Иеремия.

– Арабы? Франция? – говорит Иеремия.

Натан пожимает плечами.

– Не будь идиотом, – говорит он.

– Я работаю сам на себя, – говорит он.

– Меня не существует, что, забыл? – говорит он.

– Да и тебя тоже, – говорит он.

Наталья оттаскивает Лоринкова, которому нездоровится после удара в грудь, чуть подальше. Она склонилась над ним, и глядит на него с любовью. Трудно предположить, что минутой раньше девушка собиралась застрелить мужчину… Противоречивая, как все женщины, Наталья гладит Лоринкова по лицу и что-то шепчет.

– Я с сегодняшнего дня на пенсии, – говорит Натан, грустно улыбаясь.

– Натан, ты устал, – говорит Иеремия.

– Тебя обидело отношение Центра, ты не по… – говорит Иеремия.

– Мне надоело быть презервативом на обрезанном поце государства Израиль, – говорит Натан зло.

– Тридцать пять лет я мечусь по миру, убиваю людей… – говорит он.

– В благодарность за это меня мля отправляют на пенсию с окладом, на который я не смогу содержать жену, – говорит он.

– Еще и бросают у черта на куличках с целой армейской группировкой на пятках, – говорит он.

– Государство… Государство как идея… Сраное государство, – говорит он.

– Государство, Иеремия, это аппарат принуждения! – говорит он.

Натан очень похож сейчас – на словах, на словах, – на представителя левацкой группировки Франции. О-ла-ла, свобода, равенство и братство, ну и, конечно же, полное отсутствие логики и полная непредсказуемость действий. Иеремия следит за стволом, и на его лбу выступает пот.

– Натан, это все она… – говорит Иеремия.

– Она сбила тебя с пути… сука эта… – говорит он.

– Все беды евреев из-за баб, – говорит он.

– Вспомни только, царь Давид, пророк Иоанн, – говорит он.

– Саул, и этот, как его, которого остригли, – говорит он.

– Даже этот вот, – говорит он, кивнув в сторону Лоринкова.

– Я не еврей! – возмущенно хрипит тот, как будто это имеет какое-то значение за несколько минут до смерти.

–… лиаф, ребе Талмезаро из Толедо, – продолжает, как ни в чем не бывало, Иеремия.

– Наконец, ты, – говорит он.

– Агент Моссада Натан… чье имя я даже сейчас не назову во избежание, – говорит он.

– Твоя жена… – говорит он.

– Эта сука сбила тебя с пути, она как песок, ты можешь вылить в него океан, но песок останется сух, – говорит он.

– Ей всегда будет мало денег, – говорит он.

– Она шлюха, она слаба на передок, она всегда будет тебе изменять, ты никогда не сможешь купить ее, – говорит он.

– Она вроде международного одобрения нашей позиции по Ближнему Востоку, – говорит он с горькой усмешкой.

– Хоть мы раком встань, международное одобрение ускользнет от нас, как скользкая гнусная змея, – говорит он.

– Твоя жена хуже Совбеза ООН! – говорит он.

– Натан, ты крутой спецназовец, – говорит Иеремия.

– Во имя десанта ВВС Армии Обороны Израиля, – говорит он.

–… во имя Моссада, во имя нашего боевого братства, – говорит он.

– Я умоляю тебя, Натан, одумайся, – говорит он.

– Опусти ствол, и я даю слово, что забуду все это, – говорит он.

– Опусти ствол, замочим этих придурков, обозначим место, – говорит он.

– Вернемся в Израиль, замочим твою суку-жену, – говорит он.

– Получим отпуск, премию, – говорит он.

– Кутнем, снимем шлюх украинских, – говорит он.

– Отомстим им за Холокост Хмельницкого, – говорит он.

– Сколько же у вас холокостов, – говорит с издевкой Лоринков.

– Заткнись, – говорят ему хором Наталья, Натан и Иеремия.

– Натан, одумайся, в тебя просто бес вселился, – говорит Иеремия.

– Изгони его, – говорит он голосом опытного переговорщика от полиции (который вошел в ваше положение, прослезился, подружился с вами на всю жизнь… в общем, сделал все, чтобы подойти поближе, вырвать ружье, освободить заложника, повалить вас на пол, и впаять вам пожизненное – прим. В. Л.).

– Изгони беса, Натан, – говорит он.

Натан чуть приспускает ствол. Иеремия с облегчением переводит дух. Тут Натан вновь поднимает ствол. Крупно – дуло изнутри. Пещера изнутри – общий план. Летучие мыши, по одной, а потом по две, и все большими группами, начинают залетать в пещеру обратно. Общий план пещеры сверху. Это река (Прут), возле которой мы с высоты птичьего полета можем увидеть лишь слабый намек на пятно в земле. К нему сползаются черные точки… Мы видим все это в окуляр бинокля – деления, цифры, все как в первом фильме Шварценеггера, на который онанировал весь совок (нет, не то порно – там-то онанировать не на что, я про «Коммандос» – В. Л., – видим, что это летучие мыши, видим вход в пещеру. Крупно – вертолет, в нем сидит – как во Вьетнаме, – на открытой площадке, – капитан Петреску, машет что-то рукой, показывает пилоту… Ветер треплет волосы… Пещера изнутри. Иеремия сидит связанный, рядом Наталья и Лоринков, привязанные друг к другу спиной. Напротив них – метрах в пяти, Натан. Мы попадаем в середину монолога.

–… устал, Иеремия, – говорит Натан.

– Кровь, убийства, слезы, – говорит он.

– Ты говоришь, мы должны Израилю, – говорит он.

– Но я знаю этот старый прикол, который придумали наши ребята из отдела НЛП в 58 году, – говорит он.

– И который наши по дружбе подарили американцам за поддержку в Суэцком кризисе, – говорит он.

– Ну, про страну, которая тебе ни черта не должна, а ты должен ей и спроси себя, – цитирует он известное изречение, которое оказывается, придумал не Кенеди.

– Ух ты, – говорит Лоринков с интересом.

– Натан, я прошу тебя, не при гое, – говорит Иеремия.

– Пейсатая морда! – говорит Лоринков Иеремии, стриженному под полубокс…

– Идиоты! – говорит Наталья.

Натан тихо смеется.

– Бойкий, – говорит он, кивнув на Лоринкова.

– Зачем ему? – говорит он.

– Он писатель, – говорит Наталья.

– Пейсатель, – говорит Иеремия, все, кроме Лоринкова, смеются.

– А, – говорит Натан.

– Ну, в этой жизни тебе не пригодится… – говорит он.

Все вспоминают, чем, собственно, дело сейчас закончится. Мрачнеют.

– Иеремия, нас много лет кормят сказками, – говорит Натан.

– Нам говорят, вот, есть Израиль, умри за него, потому что евреям нужна страна, – говорит он.

– Но разве ее у них нет? – говорит он.

– У нас уже ЕСТЬ страна, – говорит он.

– У Израиля есть все, процветающая экономика, пляжи, армия, секс-шопы, – говорит он.

–… хасиды, ракеты, танки, культура, машиностроение, медицина, – говорит он.

– У Израиля есть ВСЕ, – говорит он.

– У него И ТАК уже есть ВСЕ, – повторяет он (видно, что этот монолог Натан сотни раз произносил про себя, все реплики подаются автоматически, сейчас Натан просто выговаривается – В. Л.

– Все это благодаря нам, тем, кто отдавал за него жизни, – говорит он.

– Настала пора подумать о себе, – говорит Натан.

– Я устал, мне нужен отдых, мне нужны деньги, мне нужно маленькое шале, море, пляж… – говорит он.

– Если у моря, то правильно сказать бунгало, – говорит Лоринков.

– Заткнись, антисемит, – говорит Натан.

– Мне нужна Свобода, – говорит Натан.

– И моя жена, – говорит он.

Гладят с Иеремией друг другу в глаза. Иеремия качает головой.

– И ради этого ты убьешь своего напарни… – говорит он и умолкает.

Потому что совершенно понятно, что ради этого Натан убьет, не задумываясь, своего старого напарника. Да еще и парочку в придачу.

– Ну, – говорит с тяжелым вздохом Лоринков.

– Осталось вызвать Бога из машины, – говорит он.

– Это у вас, гоев сраных, Бог в машинах, – говорит Иеремия.

– А у нас, евреев, Он везде, – говорит Иеремия.

– Заткнитесь вы, – говорит Наталья.

– Историю про говно знаешь? – говорит Иеремия.

– Про ваше, сионистское? – говорит Лоринков, который заметно осмелел после того, как Иеремию связали.

– Что за история? – говорит Натан.

– Ну, значит, в концентрационном лагере еврей убирает говно, – говорит Иеремия.

– И немецкий офицер спрашивает его, ну, а где твой Бог, – говорит Иеремия.

– Ну и? – говорит Лоринков.

– А еврей ему и отвечает, он тут, – говорит Иеремия.

– В смысле где? – спрашивает Лоринков.

– Немец тоже так спросил, а еврей ему и говорит, – говорит Иеремия.

– Мой Бог здесь, со мной, в говне, раз я в говне, – говорит Иеремия и его глаза влажнеют.

Несколько мгновений все молчат. Глаза Натальи и Натана тоже влажнеют. Играет музыка из фильма «Пианист» (не путать с «Пианисткой», там про садо-мазо – В. Л.). Музыка прерывается словами Лоринкова.

– Я не понял смысла истории, – говорит Лоринков тупо.

– Туалет, говно какое-то… – говорит он.

– В смысле, ты в туалет, что ли, хочешь? – говорит Лоринков.

Показано лицо Натальи, которая качает сокрушенно головой. Снисходительная улыбка Натана. Первые признаки ярости на лице Иеремии…

Крупно показан вход в пещеру. Он темнеет. Это не летучие мыши, а, кажется, наступающие сумерки.

Иеремию начинает потряхивать. Сначала слабо, потом все сильнее. Он покрывается потом. Натан смотрит на него…

Раздается оглушительный грохот… Дальнейшее показывается в замедленной съемке.

…Валятся с потолка камни… взмывают вверх, а потом на выход – тянутся сплошной черной полосой – летучие мыши… у ухода в пещеру появляются фигуры в черном, это спецназ…

…цепочка людей забегает в пещеру, стреляя сразу же – огоньки у стволов – раскрытые в крике рты агентов, Натальи и Лоринкова…

…пыль, обрушения, поднятые вверх взрывами ящики со слитками, лицо капитана Петреску, который стреляет в сторону агентов…

…показана фигура Иеремии, которая Преобразилась… он как будто вырастает на несколько метров, заслоняет собой вход в пещеру (может, и правда чудо случилось, а может, камера сняла его снизу) и размахивает руками, как крыльями… агент Иеремия похож сейчас на ангела смерти… вполне вероятно, что он таковым и является – мы видим в замедленной съемке, как гигантская фигура хватает маленькие фигурки спецназовцев и ломает их, как ребенок жука – с хрустом, легко, бездумно…

…искаженные ужасом лица Натальи и Лоринкова, лицо Натана спокойное – он понял, что происходит, – и клубы пали, фонтанчики от пуль… парочка перетирает веревки о камни…

…Лоринков, который хватает Наталью за талию, рывком бросает ее себе на плечо и бежит в сторону выхода… мечутся люди и летучие мыши…

…среди черных фигур, мечущихся по пещере, выделяется резко одна – приближение камеры – это темная (в тени) фигура с ореолом вокруг головы, как от оперения индейского головного убора (но из-за пыли и темноты не разберешь толком, может, это кто из спецназа) и тоже большого роста… в руках фигуры нет оружия… она медленно идет по направлению к Иеремие, и, по мере того, как фигура все ближе, Иеремия, напротив, все слабее…

…широко раскрыты глаза Натана, в которых отражается все: фигура подходит – мы видим, что это подобие танца, – к Иеремии, и они сливаются в одну… еще грохот, страшный рык, невероятный взрыв (хотя с чего вдруг, непонятно), и фигура Иеремии, сотрясаясь, уменьшается…

…Иеремия, согнувшись, падает оземь – и мы видим, что это агент в прежнем его состоянии, да, хорошо развитый, но все же в пределах допустимого, мужчина, – и у него разорванный ранениями живот… спокойные глаза Натана…

…Натан, бросающий в стену пещеры сумку с зарядами… бегущий к нему спецназ…

…еще один взрыв, стена пещеры расходится – крупным планом быстро Лоринков и Наталья наверху, они уже переваливаются через камень у входа, – и в пещеру гигантской стеной идет вода реки…

…водоворот…

…крутящаяся свастика на броши…

…крутящаяся свастика из света…

…просто свет…

***

ПОСЛЕСЛОВИЕ

(закадровый голос принадлежит, что совершенно очевидно, Лоринкову, но читает текст актер Хабенский – только он один умеет создать теплую, доверительную атмосферу советского капустника в произведениях уровня «Король Лир» – В. Л.

– Вот и вся моя история… – говорит голос.

– Ну, не только моя, – говорит голос.

…показана пустая еврейская деревня. Ветер бросает песком в дома. В окне – женщина в чулках, ярко накрашенная… Это вдова Натана… Она явно творчески подошла к осмыслению слова «траур»… Лицо солдата, стоящего напротив… Лица еще нескольких солдат, которые стоят рядом с ним… Все – солдаты и вдова Натана – улыбаются…

Дом крупным планом… пустая улица… Ритмично пошатывающаяся стенка дома, стоны… Крики, которые внезапно прерываются мощным ударом. Камера дрожит. Все пляшет…

Все дрожит так сильно, что картинка сливается в одно пятно.

…камера снова фокусируется. Мы видим абсолютный пустырь. Площадь в несколько километров, покрытую штукатуркой, обломками (но мелкими, чтобы было видно, что поселение реально сровняли с землей). Из обломков поднимается один из солдат – остальные мертвы, показать крупно кровь, уже запекшуюся на известке, кишки, конечности… – и жена Натана. Волосы у них белые, они в пыли, тело солдата исцарапано… От чулков на жене Натана одно воспоминание… Ошарашенные лица. Они явно не ожидали налета.

Бредут молча – пустой пейзаж, хищная птица в небе – к центру пустыря… Солдат наклоняется резко, крутит дверь, рывком поднимает дверь.

…очередь жителей селения, вылезающих из бункера. Небольшая толпа. Все – пустыми глазами – глядят в сторону полуголого солдата и голой жены Натана. Солдат вдруг кладет руку на плечо женщины и – глядя на толпу, – жестом хозяина и защитника притягивает к себе. Та прижимается головой к его груди.

Становится понятно – если парень не будет ревновать ее к прошлому, их ждет счастливая и сексуально разнообразная жизнь.

Камера взмывает ввысь, ярко-синее небо.

– Капитану Петреску тоже повезло, – говорит закадровый голос.

…камера планирует вниз, к разрушенной пещере, которая соединилась с руслом реки. Бурный водоворот выносит из грязи и воды тело человека в форме, с силой бросает на островок (таких посреди Прута много – В. Л., рядом с телом вода бросает фуражку. Крупно фуражка. Отъезд камеры… Воды реки – бурлящие – и огромное количество костей, черепов и ювелирных украшений… На грудь капитана шлепается что-то, и он открывает глаза. Скашивает вниз – голова василиска…

– Мы с Наташей этот день с тех пор празднуем как день рождения, – говорит голос.

…Лоринков и Наталья грязные, в изорванной одежде, бредут вдоль дороги, в руках Лоринкова большая сумка, крупно показано, что там – слитки золота и монеты в грязи и тине, подобрали у реки, – машут рукой, но ни один автомобиль не останавливается… потом парочку закрывает от нас небольшой грузовичок с сеном… грузовик трогается, и мы не видим у дороги Наталью и Лоринкова. Камера догоняет грузовик – они лежат в кузове. Глядят друг на друга. Целуются…

– Правда, порознь, – говорит голос грустно.

…аэропорт, полицейские вымогают вино в пластиковых бутылках у гастарбайтеров с рейса Кишинев-Стамбул, таксисты кучкуются у входной двери, носятся туда-сюда девушки в униформе пограничниц, сумки, иностранки… обычная суматоха аэропорта (насколько в таком маленьком аэропорту вообще может быть суматоха). Крупно – Наталья. Она одета как нормальная молдавская девушка. На ней высокие сапоги, короткая юбка… Видно, что наряд ей слегка в диковинку, но нравится. Рядом стоит Лоринков. Они смущенно улыбаются друг другу, стоят чуть в сторонке, наверху (где зал ожидания, там обычно пусто – В. Л.). Вдруг Лоринков стремительным броском буквально прибивает Наталью к стене. Глядят друг другу в глаза.

Дальше крупно – только лица.

Верхняя губа Натальи чуть приподнимается и мелко дрожит. Она облизывает губы. Лоринков свои закусил. Глядят в глаза (не отрываясь, до конца сцены – В. Л.). Голова Натальи чуть содрогается, как будто ее толкают. Потом – крупно – пальцы Лоринкова, которыми тот медленно и очень напряженно проводит по губам и щеке девушка. На них остается мокрый, влажный, скользкий след (у меня опять встал – В. Л.). Глаза Натальи чуть подернуты тем, что в дамских романах называется дымка. А по-простому, она поплыла (ну и потекла – что, в общем, синонимы – В. Л.).

Закончив чертить по лицу Натальи, Лоринков приближает свое лицо к лицу девушки и несколько мгновений буквально ВБИРАЕТ в себя запах женщины. Наталья – мы видим ТОЛЬКО ее лицо – явно кончила.

Лоринков медленно ведет языком по следу на лице девушки…

Потом – они просто глядят друг другу в глаза…

Показано небо в стеклянном – на всю стену – окне. На солнце наползает туча, и светило поблескивает, словно монетка на дне морском. Оба, не говоря ничего, глядят на небо в этот момент. Потом друг на друга. Целуются… Наташа, оторвавшись, протягивает что-то Лоринкову, тот тоже как раз что-то хочет дать…

Глядят друг на друга, в протянутой руке каждый держит старинную золотую монету, которую хочет подарить на память…

Улыбаются, снова целуются… Облака…

– Да, она улетела… – говорит голос.

Взмывающий в небо самолет. Лица Натальи и Лоринкова порознь. Они выглядят как грустные, но счастливые взрослые люди, которые сохранили самый красивый роман на свете, лишив себя его (а других способов сохранять романы наука, увы, не знает, – В. Л.). Они плачут, но улыбаются.

– С тех пор дела у нее пошли в гору, – говорит голос.

Нарезка из трех свадеб. Носатые девушки в белых платьях, женихи в кипах, торты, шампанское, умное, неожиданно Взрослое лицо Натальи на заднем плане, там, где гости. Видно, что мужьям ее сестер, в случае чего, придется иметь дело с опасным противником.

– Денег хватило и на учебу ей самой, – говорит голос.

…Наталья выходит из здания в шапочкой, дипломом, вынимает из сумочки мобильный телефон, говорит что-то… Наталья танцует в наряде балерины (дальше можно показывать Натали Портмен, потому что это она и есть – В. Л.). Наталья танцует у шеста (фильм про стриптизершу – В. Л.). Наталья стоит на сцене в наряде, держит в руках «Оскар»…

– Она все такая же… неистовая, – говорит голос с улыбкой.

Наталья на сцене, вспышки фотокамер, девушка с выражением крайнего негодования на лице говорит:

– Я горжусь своим еврейским происхождением! – говорит она.

– Модельер Гальяно просто-напросто chmolota! – говорит она.

Бриллианты, позолота, страницы «Экспресс-газеты», красные дорожки, в общем, нарезка кадров из жизни звезды.

–… а я? – говорит голос.

Показан кишиневский парк в центре города (парк Пушкина).

Все черно-белое. Парк выглядит ожившей картинкой Венецианского карнавала. Медленно кружатся рельефные листья… играют под деревьями дети… Вид сверху – фонтан, по воде плывут листья тоже, – сверху облака. Облака тоже рельефные, чуть темные по кромке, а вообще белые, – на фоне серого неба, медленно плывущие по небу (я хочу именно такой пейзаж, договаривайтесь как хотите – В. Л.).

Лавочка – добротная, с металлической чеканкой у поручней, – на ней сидит серьезный мужчина в пальто, брюках, туфлях. Все прилично, скромно, со вкусом. Сейчас Лоринков выглядит как гламурный редактор Усков, вздумай тот поумнеть, помолодеть, заняться спортом, бросить нюхать кокаин и вести дневник в «живом журнале», и родиться великим писателем. Рядом с мужчиной на лавке небрежно – но с любовью, – брошенная пачка машинописных листов… Титул крупно – «Копи Царя Соломона»

Лоринков глядит в небо, на облака…

У него вид человека, который Уцелел и На Этот Раз.

–… я в порядке, – говорит голос.

…все еще черно-белая картинка, но уже – дворец старинный, северное море, люди в смокингах, телекамеры… Это Швеция, королевский дворец… Из гигантских ворот дворца выходит Лоринков в смокинге, идет от дворца прямо к морю – вид сверху – идет долго, снять проход красиво, в руке сжимает трехлитровую (стекло, стекло, не пластик, это же интеллигент, как я – В. Л. бутылку белого вина, – и останавливается, зайдя в воду по колено. Показаны удары волны о берег… Пена вод… Облако наползает на солнце…

Лоринков льет вино в воду, маленький водоворот…

Изредка прекращает, и, подняв бутылку, салютует небу, и отпивает чуть-чуть. Никто, кроме нас, не понимает, за кого пьет и что вспоминает новоиспеченный лауреат Нобелевской премии по литературе. На берегу моря щелкает толпа фотографов…

Камера отъезжает – та же толпа фотографов, но это уже Нью-Йорк, балкон отеля, где отмечают вручение «Оскаров»… Наталья с шампанским, глаза задумчивые и светлые, поднимает бокал, и, глядя в небо, – там как раз облако наползает на солнце, – далеко-далеко, в толпу фотографов, бросает монету. Та летит, сверкая, фанаты бросаются к ней… легкая давка… вспышки… Наталья отпивает глоток шампанского, салютуя небу… И только мы понимаем, за кого она пьет (наши глаза увлажняются, женщины кладут головы на плечи мужчинам, хруст поп-корна прекращается – В. Л.).

Лоринков достает из кармана монету, бросает в море… Небо… Море… Блеск.

Это монета на камнях на дне моря…

Титры.

КОНЕЦ

февраль 2009– март 2011