Текст книги "Вас любит Президент"

– А? Ч … Чего?

– Фамилия твоя как, Питер.

– Гбгнфбни.

– Прости, как?

– Джулиани, – выдал наконец Питер сквозь кровь и осколки зубов.

– О! Бывшему мэру не родственник ли?

– Нет.

– Хорошо. Подойдешь к своему тупому заместителю дона, или кто он там … сегодня же вечером … и скажешь ему, что ты пытался померяться хуями с Детективом Лероем, и вот что вышло. И пусть это послужит предупреждением всем, кто желает собирать урожай на моей территории. Это заведение – часть моей территории. Если еще кто-нибудь сюда заявится, то точно так же получит пизды, а потом я пойду к помощнику дона и дам пизды ему, прямо на виду у всех его подхалимов, жены, и детей. Заранее всех обзвоню, чтобы явились. Ты понял, или ты хочешь, чтобы я оторвал кусок от консервной банки и этим куском срезал бы тебе оба уха? Говорят, так поступает русская мафия. Ваши конкуренты. Надо попробовать.

– Я понял, – сказал Питер, плюясь кровью. – Все ясно. Я понимаю.

– Он понимает, – сообщил Лерой толстому хозяину.

Он протянул руку, в которую хозяин вложил пачку банкнот. Лерой небрежно сунул деньги в карман пиджака, не пересчитывая.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Я хотел тут выпить кофе, но ты оказался негостеприимен, и я обиделся. Выпью в другом месте. Пока.

В тот вечер имела место конференция, спешно собранная в связи с тем, что случилось с Питером Джулиани.

– Нельзя его трогать, – сказал председательствующий после того, как выслушал постыдный отчет Питера и его подельников. – Лерой неприкасаем. Он подонок, это так, и, кстати говоря, я многое бы отдал, чтобы иметь возможность им заняться. Это неправильно, что он у нас отнимает доходы. Он ведь не член никакого клана. И все-таки трогать его нельзя.

– Почему? – спросил один из друзей Питера.

– Он однажды спас жизнь сыну Франки, – объяснил председательствующий. – Представляете, спас пацана. Своей жизнью для этого рискнул. Франки никогда не забудет. Франки позволяет Лерою делать все, что Лерою нравится. Ладно. Всего два заведения. Забудем.

Лерой дошел пешком до Третьей Авеню. Разница между Третьей Авеню в Манхаттане и магистралью с тем же названием в Бруклине, где жил Лерой, состоит вот в чем. В Манхаттане вам следует пройти еще квартал или два, ко Второй Авеню, или даже к Первой, в зависимости от дня недели и частоты полицейских патрульных машин. На бруклинской Третьей наркотики продают по крайней мере в четырех местах между Флатбушем и Проспектом. Лерой направился к одному из таких мест и вскоре увидел нужного ему человека по кличке Ворчун – длинного, злобно выглядящего моложавого негра, одетого под рэп-звезду.

– Привет, Ворчун.

– Как дела, – отозвался Ворчун обиженно.

– Все в порядке?

– Да, наверное.

– Жена и дети?

У Ворчуна не было ни жены, ни детей, и Лерой об этом знал. Просто они разыгрывали каждый раз один и тот же ритуал, по настоянию самого Лероя.

– Ушла. Оставила на мне детей и ушла.

– А, да, помню. А ты единственный кормилец теперь, да?

– Именно.

– Что ж, Ворчун, я очень сожалею, но должен тебе сказать – жизнь вообще тяжелая штука. Я тебя уважаю. Тебе тяжело. Но было бы еще тяжелее, если бы копы к тебе каждый день приставали. Но тебя не трогают. В основном. Правильно? Отвечай.

– Да.

– Ну так вот. Есть на свете лишь один человек, один доблестный, бескорыстный парень, который следит за тем, чтобы тебя не трогали. Только один. Кто это, Ворчун?

– Это вы.

– Прости, как?

– Это вы, мистер Лерой.

– Правильно. Это я. Денег много заработал давеча?

– Мало … э … сэр.

– Меньше, чем обычно?

– Намного меньше. Вы себе не представляете, брат.

– Ну хорошо. Я вижу, какие у тебя трудности, хотя, честно говоря, гадость это все, и тебе бы следовало держать свои мерзкие семейные тайны в секрете. Настоящие джентльмены не досаждают ближним своими проблемами. И все-таки я готов сделать тебе поблажку. В этот раз я возьму с тебя меньше, чем обычно. Семьсот.

– Эй, – сказал ворчун не очень уверенно. – В прошлый раз брали шестьсот, эй, брат, мистер Лерой.

– Это потому, что в прошлый раз я сделал тебе не просто поблажку, но огромную поблажку. Невероятную. Мой обычный урожай – двенадцать сотен. Ты единственный, кому я делаю поблажки, поскольку ты кормилец и так далее.

Повернув за угол, они вошли в подъезд трехэтажного здания без лифта и вестибюля, пахнущий кошачьей мочой, скрывшись таким образом от взглядов тех, кто мог бы за ними следить. Без дальнейших проволочек Ворчун вынул пачку денег, свернутую в плотный рулон, и отсчитал шестьсот долларов двадцатками.

– Еще сто, – сказал Лерой.

Ворчун подчинился. Лерой вспомнил, насмешливо улыбаясь, о неудачной и непродуманной попытке Ворчуна избавиться от него, Лероя, девять месяцев назад. Ворчун тогда привел двоих хмурых парней. Будь он чуть щедрее, приведи он человек пять-шесть, Лероя бы избили основательно и оставили бы умирать на тротуаре. А так – Лерой быстро разобрался с наемниками Ворчуна (оставил их, кстати говоря, умирать на тротуаре, но на их счастье кто-то заметил и вызвал скорую), а на Ворчуна наложил трехсотдолларовый штраф и пообещал, что степень трудности жизни Ворчуна вскоре возрастет значительно, если Ворчун и дальше будет искушать судьбу. Ежемесячные поборы не превышали тысячи долларов – Ворчун знал, что это лучшее, на что он может рассчитывать. Обычно берут больше, это правда.

– А, да, Ворчун – одолжи-ка мне порошка долларов на двести.

– Чего-чего?

– Ты слышал.

Следующим местом, которое следовало посетить, был вестибюль неуклюже спланированного и лениво построенного здания Метротек в квартале от Флатбуш Авеню. Большой сквер перед зданием стоял нынче безлюдный из-за массовой миграции офисов больших корпораций на юг и на запад от штата. Человека, нужного Лерою, звали Ларри. Компания, в которой он работал, переехала в пыльный и солнечный Даллас, оставив на всякий случай, для представительности, несколько человек в Нью-Йорке, без определенных обязанностей. Прямых доказательств не было, но сам по себе факт работы в данной компании и последующего увольнения бывшей жены Лероя можно было по крайней мере косвенно связать с поспешным отъездом начальства и большинства персонала. Одним из результатов прибытия экспедиционного корпуса, состоящего из одного человека по имени Лерой, пять лет назад в Нью-Йорк было стремительное сокращение «зоны комфорта» для многих людей, во многих областях деятельности.

Лерой вежливо кивнул охраннику в вестибюле. Как всегда охранник его не узнал, поскольку большинство белых выглядит совершенно одинаково, а также потому что у человека и проблем много и без того, чтобы стараться помнить каждого хонки22
  Оскорбительное слово, которым негры называют белых в Нью-Йорке.


[Закрыть], входящего в ебаное здание, одетого на миллион долларов и кивающего тебе.

– Привет, – сказал Лерой. – Мне нужно видеть мистера Лоренса Коэна. Вот его добавочный.

Не говоря ни слова, охранник взял у Лероя номер и поднял трубку внутренней связи.

– Мистер Коэн? Тут к вам кто-то пришел. Как ваше имя? Сэр? Ваше имя.

– Лерой.

– Мистер Лерой. Хорошо, – он положил трубку. – Он сейчас спустится. Гостевой пропуск нужен?

– Нет, внутрь мы не пойдем, – заверил его Лерой.

Ларри не спешил спускаться, а когда спустился и медленно прошел от лифтов к конторке охранника, сутулясь и шаркая ногами, то выглядел раздраженным – пытаясь, возможно, скрыть таким образом нервозность. Они демонстративно не пожали друг друг руки.

Выйдя с Ларри на улицу и оглядывая пугающий безлюдностью сквер, Лерой сказал, —

– Все нормально. – Он закурил, глядя на Ларри, и Ларри отвел глаза. – Закавыка только одна. Дело я в любой момент могу открыть снова. В течении следующих шести месяцев.

Ларри старался, чтобы лицо его ничего не выражало. Получалось плохо.

– Нет, нет, – сказал Лерой, улыбаясь. – Не подумай чего. Если спустя шесть месяцев ты вдруг озаботишься мыслями о мести, остановить тебя можно будет очень легко. Пути всегда найдутся.

– Какие еще … То есть, я не собираюсь…

– Такие вот, например, – глаза Лероя широко открылись, будто он собирался поделиться с Ларри великой тайной. – Проверь, что у тебя в кармане пиджака. Ух ты, что это? – голос его звучал удивленно. – Пакет, совсем небольшой … миниатюрный … может, там кокаин, в этом пакете?

– Ты мне его подложил, – сказал Ларри, но не с возмущением, а с тоской.

– Нет, он там у тебя в кармане был все это время. Более того. У тебя дома таких несколько. Спрятаны. Ты уже не помнишь, где ты их спрятал, но полиция приведет ищеек, и они найдут – вот так вот, – он щелкнул пальцами, иллюстрируя таким образом легкость, с которой ищейки найдут кокаин в доме Ларри. – Так что, если у тебя вдруг появятся какие-то мысли странные по моему поводу, помни о маленьком желтом мешочке. Он всегда с тобой. Его всегда можно использовать как доказательство. Ты, конечно, все это опровергнешь, и наймешь себе лучшего адвоката, и заложишь дом, чтобы доказать, что это подлог, но тем временем карьера твоя, или – не знаю, как ты называешь то, чем здесь занимаешься – закончится. Навсегда. Ты это заслужил, но не думаю, что тебе самому этого хочется. Позвольте, а это кто такой?

Человек в официальном костюме с чемоданчиком атташе в руке пересекал сквер по диагонали, направляясь к Джей Стрит, где ждал его у тротуара длинный черный лимузин. Ларри проследил, куда смотрит Лерой.

– Это … один из менеджеров среднего эшелона … большая компания в Манхаттане, – сказал Ларри. – Они пытаются нас купить.

– Ты его знаешь?

– Да.

– Как его фамилия?

– Не помню.

– Постарайся вспомнить.

– Я не уверен. Вроде бы похоже на название улицы в Даунтауне.

– Малберри?

– Нет.

– Эссекс?

– Нет.

– Перри? Ну, напрягись. Вспомни.

– Я … Нет, не могу вспомнить.

Лерой смотрел, как водитель лимузина выходит и открывает пассажиру дверь. До того, как влезть внутрь, менеджер выпрямился и глянул через плечо. Расстояние было слишком большим, чтобы им с Лероем встретиться глазами, но внезапно Лерой почувствовал, как зародилась между ним и менеджером неприятная, очень настойчивая связь. Теперь они будут влиять друг на друга. Он хотел побежать за лимузином. Когда он перевел глаза на Ларри, тот отступил на шаг и побледнел больше обычного.

– А ты уверен, что не помнишь? – спросил Лерой, снова переводя взгляд на отъезжающий лимузин.

– Эй, легче! – взмолился Ларри.

– Увидимся через месяц, Ларри. Жена твоя успеет домой к обеду, я думаю.

Не глядя больше на Ларри, он пошел прочь, пересек сквер и вошел в отель.

Отель был – небоскреб из стекла и бетона, построенный незадолго до миграции корпораций на юг и падения биржи. В данный момент отель терпел астрономические убытки. Возможно снижение цен на номера вдвое приостановило бы потери (поскольку ни один нормальный человек не будет платить такие деньги, если он может снять такой же номер в Манхаттане за ту же цену), но это противоречило бы философским принципам владельцев.

В номере наличествовали низкий потолок, герметически закрытые окна, синтетическое постельное белье, и вид на нижний Манхаттан вдалеке. Жена Ларри изображала раненую лань, играя эту роль настолько добросовестно, что казалось, что ей нравятся эти на первый взгляд унизительные, и на любой взгляд извращенные, встречи с Лероем. Ни красотой ни привлекательностью она не отличалась, никогда не имела успеха у непристойно красивых или счастливо обеспеченных людей, в то время как откровенно отталкивающий тип или безнадежный неудачник всегда боялся заговорить с ней первый. Была она одной из многих женщин, исповедующих агрессивную супружескую верность просто потому, что других вариантов у них нет, и, возможно, в тайне считала, что с Лероем ей повезло. Не до такой степени, конечно, чтобы самой себе в этом признаться.

Были и другие положительные стороны в этой их связи. Например, муж ее, Ларри, стал заметно менее хамоват и невыносим со времени появления Лероя в их жизни. Менее закомплексованный мужчина попытался бы избавиться от Лероя либо обратясь к властям, либо переехав в Вирджинию. Последний вариант, кстати, рассматривался на семейном совете и был отвергнут после того как пара взвесила все плюсы и минусы и пришла к заключению, что он, вариант, несостоятелен в виду непредсказуемости рынка недвижимости и наличия до половины выплаченного, уже имеющегося у них, дома в Лонг Айленде. Женщина более мужественная презирала бы своего супруга. Ларри и его жена не предпринимали никаких мер помимо включения платы, два раза в месяц, за однодневное использование отельного номера в семейный бюджет.

Раненая лань быстро превратилась в слегка напуганную, но не отторгающую, скорее наоборот, податливую, согласную лань. Целлюлитные бедра холодны на ощупь, а ладони влажные. Изящная линия бедра, колена, икры, лодыжки, пятки и подъема, демонстрируемая женщинами, когда они ложатся на спину и сгибают колени, ставя всю ступню на поверхность постели, показалась вдруг Лерою необыкновенно привлекательной. Живот женщины, с мягким ранимым слоем нелюбимого ею жира умолял, чтобы с ним обошлись нежно. Если бы только не ее лицо! Никуда не годится. Лерой перевернул женщину на живот и велел ей не двигаться. Разделся неспешно, чтобы продлить унижение. Говорить во время соития он никогда ей не позволял. Грубо взяв ее за ягодицы, он вошел в нее сзади и, как он и ожидал, по ее телу почти сразу прокатилась оргазменная волна.

С сумкой, наполненной съестным, с газетой под мышкой, Лерой вошел в свою квартиру и то, что он увидел, восхитило его. Квартира сверкала. Хорошо проветрено. Уютно. Мебель переставлена одновременно практичным и приятным глазу образом. Степень чистоты кухни слепила глаза. Холодильник белый внутри и снаружи.

Грэйс курила сигарету у огромного окна в гостиной, а солнце и деревья за окном бросали на ее лицо и изящно выгнутую руку импрессионистские блики. Чадо станет в один прекрасный день очень красивой женщиной, подумал Лерой.

– Ага, – сказал он. – Ты бесподобна, солнышко. Ну-с, к делу. Твое жалование, и премия. – Он положил две стадолларовые купюры на стол.

– Кто-то звонил из участка, – сказала она. – Какой-то черный по имени Марти.

Она прекрасно знала, кто такой Марти.

– Что ему нужно?

– Сказал – срочно. Также он сказал что ты мудак, потому что не носишь сотовый телефон с собой.

– Так и сказал?

– Ага. И я с ним согласна.

– Ты не очень-то, молодая дама. А то отшлепаю.

– Ох, ох. У меня колени дрожат от страха и предвкушения.

– Почему бы тебе не почитать книжку для разнообразия? Смотри сколько тут книжек.

Грэйс фыркнула и утопала в кухню.

Лерой набрал номер Марти.

– Эй, Марти. Что у тебя там стряслось?

– Лерой? Быстро сюда. Сколько тебе нужно времени, чтобы добраться?

– Что-то важное?

– Лерой! – зарычал Марти.

– Два часа.

– Не до твоих шуток мне теперь.

– Хорошо, час.

– Даю сорок минут.

– Ладно. Если я возьму такси, мне возместят плату и чаевые?

После короткой паузы Марти сказал,

– Хорошо, бери такси. Бери лимузин. Бери ебаный вертолет, блядь. Но сделай это прямо сейчас.

– Сверхурочные?

– Ладно … Чего? Сегодня у тебя не выходной, кретин! Обычный рабочий день!

– Это я на всякий случай спросил. А вдруг. Ну, пока.

Лерой крикнул Грэйс, чтобы торчала в кухне, и быстро переоделся – в джинсы, кроссовки, хлопковую футболку с надписью «Я тот самый, о котором твоя мать тебя предупреждала», и холщовый пиджак. Сунув в карман бляху и пистолет, он крикнул:

– Грэйс! Крыша твоя до вечера. Если случится что-нибудь, не важно что именно, немедленно звони Марти. Не думай, а просто звони. Понятно?

– Ага, – донесся рассеянный голос из кухни.

Опять небось изучает свой пуп. Такая у нее недавно появилась страсть. Стала рисовать преувеличенные, очень детальные скетчи своего пупа, мелом и пастелью, и даже придумала теорию, что пуп ее на самом деле видоизмененный квантовый лаз в другую вселенную.

Прибыв в участок, Лерой сперва зашел к себе в офис. Партнер его все еще был в отпуску. Лероя это не волновало – он давно уже не пытался понять, чем живут эти серые мыши, чье присутствие не производит ни на кого никакого видимого эффекта, и чье отсутствие не раздражает, но и не радует. Сообщений и записок никаких.

***

Толстяк Гавин вставил голову в дверь капитанового офиса. Капитан Марти, имеющий слабость к порнографии, закрыл компьютер. Предыдущий капитан был итальянец, а до него был еврей. Отделение являлось самым политически корректным в Республике. Гавин давно хотел попросить, чтобы его перевели в другое место, но не решался. Он вообще не любил перемены. Капитаны, что один, что другой, что третий, не любили его. И все имели связи наверху. Выбора у Гавина не было, как только держать свое неудовольствие при себе. А то ведь переведут в Южный Бронкс. А капитан Марти, помимо нелюбви к Гавину, дополнительно раздражал снисходительностью по отношению к Лерою, который по мнению Гавина являлся самым невыносимым человеком в отделении. Грубый, несносный, неорганизованный, туповатый, легкомысленный, но наделенный невероятной степенью везения. Десятая часть такого везения сделала бы Гавина счастливым человеком. Интересные задания, цепочки удачно решенных и закрытых с поздравлениями дел, океаны снисходительности от начальства – счастливчик Лерой.

– Сколько раз тебя нужно просить, чтобы ты не врывался без спросу и без стука? – сказал Марти. – Когда-нибудь я тебя просто пристрелю по ошибке. – Он протянул руку и открыл окно. Гавин посмотрел на окно с сомнением. – Что за конверт толстый у тебя в руках?

Гавин помолчал, давая понять, что дружелюбное ворчание капитана его нисколько не забавляет.

– Помните дело ЛеБланка, капитан?

– Помню. Пять лет назад. Мой предшественник занимался. А что?

– Оказывается, он не при чем. ЛеБланк. Насиловал не он. Собрали ДНК и нашли настоящего. ЛеБланка скоро отпустят на свободу.

Марти взял у Гавина конверт.

– Помню, Лерой что-то говорил тогда…

– Ну да? – неприязненно и саркастически спросил Гавин.

– Кстати, где Лерой?

– Только что прибыл, – сообщил Гавин, не глядя Марти в глаза. – У себя в офисе он.

– А это – новый подозреваемый? – спросил Марти, просматривая досье.

– Да, но это еще не все.

– Валяй, рассказывай, – сказал Марти, вздохнув.

В этот момент в офис вошел Лерой.

– А, вот и он, – ядовито сказал Гавин. – Лерой, на тебя давеча пришла жалоба … ну, знаешь … наша любимая школа. Сказали – расистские интонации…

– Ага, – сказал Лерой. – Заткнись, Гавин.

– Расистские? – переспросил Марти.

Лерой пожал плечами.

– Что-то конкретное? – спросил Марти, глядя на Гавина.

– Слушайте, капитан, – сказал Лерой. – Тот, кому в голову пришла блестящая идея построить комплекс высотных зданий для неимущих прямо посреди престижного района с наследниками и дорогими кабаками, не должен теперь жаловаться. Думать следовало вовремя.

– Придержи язык, Лерой, – сказал Марти.

– Придержу, когда надо будет. Нельзя же, право слово, ожидать от ватаги трущобных ребят, чтобы они бросили продавать наркотики по малой и занялись изучением Ренессанса просто потому, что они вдруг оказались живущими в двух кварталах от коллекции живописи.

– Это не имеет отношения к твоему визиту туда, – заметил Гавин.

– Меня попросили, я нанес визит.

– Ты избил трех подростков и двух охранников. Ты употреблял расистские эпитеты.

– Это не эпитеты. Это знаки внимания и умиления. Нормальный ежедневный межрасовый обмен. Как поживаешь, хонки? Все нормально, собака, а как ты, ниггер? Нормальная речь.

Марти чуть не засмеялся, но вовремя взял себя в руки и бросил враждебный взгляд на Гавина.

– Ничего нормального, – сказал Гавин. – Есть стандарты, которым нужно следовать. Есть такая вещь, называется – профессионализм.

– И, знаете ли, подростки – это преувеличение, – продолжал Лерой, игнорируя Гавина. – Эти подростки выше меня ростом, и тяжелее. А охранники собирались врезать мне по башке дубинками.

– Дубинками? – переспросил Марти.

– Врезали? – спросил Гавин с надеждой.

– Если мы не можем определить их в тюрьму хотя бы на пару месяцев, может стоит определить их в больницу на такой же срок. Пусть другие подростки подышат свободно до лета.

– Глупости, – заметил Гавин.

– Они, видите ли, капитан, – продолжал Лерой, не обращая внимания на Гавина, – дети эти – даже дойти до этой своей дурной школы не могли спокойно, эти трое постоянно ко всем цеплялись. Одиннадцатилетняя девочка позвонила. Она не собиралась ни о чем сообщать, ни о каких преступлениях, она просто хотела поставить нас в известность, нас, работников вот этого самого отделения, являющегося шанкровой сыпью на теле американской юриспруденции, что она нас всех ненавидит, поскольку мы – сборище расистских свиней, которые никого не защищают. Вот скажите – что на такое можно ответить? А? Что вы, взрослый, мускулистый мужик с пистолетом, ответите одиннадцатилетней пигалице, которая вам говорит, что боится ходить в школу, потому что эти трое там торчат, и говорят ей, что она должна им семь долларов? Что бы ты лично сказал ей, Гавин? – Лерой повернулся к Гавину.

– Они ей продали наркотики? – спросил Гавин.

– Ты что, либерал в таксидо? Какие наркотики можно купить за семь долларов, Гавин? Аспирин?

– Тебя отстранят от должности, Лерой, помяни мое слово.

Лерой презрительно фыркнул.

– Ты начинаешь действовать мне на нервы, Гавин. И мне это перестало нравится. Понятно?

– Хорошо, хватит, – сказал Марти. – Лерой, по поводу дела ЛеБланка – появился новый подозреваемый.

– Да, я слушаю.

Выражение лица Лероя не изменилось – осталось непроницаемым. Никто в отделении не помнил, чтобы Лерой хоть раз выразил эмоции мимикой. Не видели его ни улыбающимся, ни смеющимся. Когда его что-то раздражало или радовало, об этом можно было догадаться по интонации – и только.

– Есть какие-то идеи? – спросил Марти. – Мне позвонили, и я решил…

– Я изучал это досье, – сказал Лерой, пожимая плечами.

– Конкретнее.

– А вы изучали?

– Да.

– Вы уверены? – Лерой пожал плечами. – Уровень компетентности у нас тут поражает просто. Нет слов. Новый подозреваемый чуть выше пяти футов ростом. Ну-ка, дайте-ка … – Он схватил папку со стола Марти. – Ага, вот оно. Дата рождения – пять лет назад подозреваемому было четырнадцать, и был он наверняка еще меньше ростом. И именно он, судя по этом данным, ДНК и все прочее, изнасиловал тридцатидвухлетнюю женщину в два раза его тяжелее и на фут выше, в телефонной будке. Телефонных будок, с дверьми и ручками, в этом городе нет с того времени как Картер был президентом.

– А ну дай сюда! – воскликнул Гавин, выхватывая папку из рук Лероя. – Это опечатка.

– Морда твоя опечатка, – сказал ему Лерой.

Марти закатил глаза. Гавин полиловел.

– Ну хорошо, я разберусь, – сказал Гавин с натугой.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Марти. – Ну-ка, Гавин, давай лучше дело на Парк Авеню.

– Слушаюсь, сэр. Сейчас принесу.

Посмотрев ядовито на Лероя, он вышел, плотно прикрыв дверь. Но не хлопнул ею.

– Много себе позволяешь, Лерой, – сказал Марти.

– Урежьте мне зарплату.

– Мне нужно, чтобы ты разобрался с этой гадостью на Парк Авеню. А то мы все тут сядем в лужу до конца квартала.

– Не вижу проблемы, – возразил Лерой. – Успокойся, Марти. Скорее всего дело очень простое, раскрыть и забыть. Судебные следователи уже небось поинтересовались местом?

– Они все еще там.

– Попадет в прессу.

– Уже попало на телевидение. В этом и состоит проблема.

Лерой задумался.

– Странно, правда? – сказал он. – Что же сталось с изоляцией, избеганием остентации, и всем прочим? Эти несчастные богатые – они разве не желают больше ограждать себя от остального населения?

– Был также пожар. Привлек репортеров. Одно за другим, пошло-поехало.

– Куда катится мир! Ты уверен, что хочешь именно меня к этому делу приставить?

– Нет, не уверен.

Они обменялись странным взглядом и одновременно отвели глаза.

Ворвался Гавин, тяжело дыша, неся перед собой кипу бумаг. Лерой выхватил у него бумаги и бросил их на стол.

– Допросил кого-нибудь? – спросил он.

– Допросил ли я кого нибудь? – Гавин саркастически поднял брови. – А как же. Я обычно вовремя на работу прихожу. Запамятовал? Нашел ли я что-нибудь? Так точно. Тебе что сперва давать – имена или предметы?

– Имена, – сказал Лерой.

Марти кивнул.

– Как насчет мэра города, а? Или еще таких же частых посетителей квартиры? И, знаешь, что? Я…

– Возьми себя в руки, Гавин, – сказал Лерой. – Что случилось, все-таки?

– Пока не знаю.

– Где были телохранители?

Гавин фыркнул презрительно. Лерой понял, что ничего важного за все это время Гавин не узнал. Выхватив из кучи бумаг сложенный вдвое лист, Лерой стал его изучать. Гавин отошел на шаг, на всякий случай.

Список членов семьи. Фамилия Форрестер резанула глаза. Лерой был уверен, что она сейчас всплывет, был готов, и все же – резанула.

– Сестра, – подсказал Гавин. – Гвендолин Форрестер.

Гвендолин Форрестер. Сестра.

Лерой взял следующую бумагу.

– Мне нужно поговорить с судебными умниками, и еще с некоторыми людьми, – сказал он. – Черт с вами. Я скоро вернусь.

Он вышел.

– Вот что, капитан, – начал было Гавин.

– Гавин, – сказал Марти таким голосом, что Гавин вытаращился. – Мне Лерой нравится не больше, чем тебе. Понял? Сделай одолжение – когда я тут говорю с Лероем, не встревай. Никогда. Может, дольше проживешь.

Гавин мигнул.

Выйдя на улицу, Лерой закурил, сел в патрульную машину, и велел сержанту ехать очень быстро.

Эти вежливые колонки сплетен восьмилетней давности! А? В заголовки ту свадьбу вставлять было нельзя. Не кусай руку, которая тебя кормит. Но – боксер-тяжеловес женится на голубокровной – неслыханно! Такой материал – нельзя ведь просто взять и упустить! Если бы не колонки – спортивные журналисты занялись бы точно. Или попытались бы заняться.

Прибыв на место преступления и махнув бляхой, Лерой сделал несколько пометок в блокноте и поговорил с судебными следователями. Затем он подсел в микроавтобус к репортерам, чтобы поболтать о смысле жизни. Члены семьи ушли домой скорбеть. Лерой позвонил в отделение и записал несколько адресов. Остановил такси. Он собирался нарушить закон, но радости большой по этому поводу не чувствовал. Не в этот раз. К большому зданию в стиле Бель Эпокь он прибыл в очень плохом настроении, готовый трусливо отступить, если хозяйка квартиры дома.

Ее не было дома. Схватив портье за галстук, Лерой прошипел злобно:

– Я коп. Ордера у меня нет. Если о моем визите узнают, я буду считать лично тебя за все ответственным. И твою семью тоже. Я за всеми вами буду потом гоняться. И всех изобью до полусмерти. Ясно?

Он повторил те же слова по-испански. Чистый кастильский прононс напугал портье больше, чем сама угроза, возможно в связи с генетической памятью, запечатлевшей прибытие лихой Конкисты на континент в целях нанесения решительного удара по цивилизации инков. Портье кивнул и проглотил слюну.

Замок Лероя не затруднил. Замки в зданиях с хорошей репутацией несерьезные. Втягивая носом воздух квартиры и отмечая каждый отдельный запах, Лерой тут же обнаружил знакомую фрагранцию. Годы значения не имеют, страны тем более. Запах главной женщины в жизни помнится всегда. Последние сомнения в том, что Гвендолин Форрестер была та самая Гвендолин Форрестер, рассеялись. Лерой прислонился лбом к стене. Внезапно его охватила ярость. Не колеблясь больше, надев резиновые перчатки, он принялся за работу. Он перевернул квартиру вверх дном, разобрал на составные, расчленил, деконструируя и разрывая в клочья, а затем собирал и сложил все таким образом, что никто, и меньше всех сама хозяйка, могли бы заподозрить неладное.

Вернувшись в отделение, он провел около часа анализируя информацию, выписывая в блокнот (ноутбукам он в таких случаях не доверял) имена, адреса, и даты.

– Есть в этом деле два странных аспекта, – объяснил он капитану Марти. – Первый, мы, возможно, имеем дело с очень умным парнем. Второй – федералы до сих пор еще не объявились.

– Нет, не объявились? – спросил Марти иронически.

– Нет. Секретная Служба ничего не хочет знать. Мафия – вряд ли имеет отношение. В общем, бойтесь злопамятных частных лиц, троянцы.

– Глубокая философия, Лерой. А конкретно?

– Преступнику за тридцать. С жертвой был знаком, но не близко. Это все, что я могу сказать в данный момент. Нужно доработать.

– Ну, наконец-то мы добрались до сути. Дорабатывай.

Сидя в неприглядном баре с плохой репутацией, в трех кварталах от участка, глядя в рюмку с плохим вином, Детектив Лерой занялся тем, чем люди занимаются редко – стал выяснять, какие именно личные мотивы движут им в данный момент.

Исход дела его не интересовал.

Если бы он пожелал, он нашел бы Гвендолин Форрестер гораздо раньше. Может, то, что ее имя всплыло в этом расследовании – знамение? Может, пора ему было ее найти?

По натуре подозрительный, Лерой не доверял людям, и именно поэтому не собирался сейчас отправляться с визитом к мисс Форрестер. Сперва нужно было многое о ней разузнать.

Имя и фамилия – Гейл Камински – стояли в самом начале списка. Электронная почта, длинные телефонные разговоры, чек на оплату банковской ссуды на дом у черта на рогах в графстве Наса или даже Саффолк. Близкая подруга, не иначе. Такая подруга, которой доверяют тайны. Не всегда, но бывает.

Чемпион-тяжеловес пусть ждет. Не убежит. Лерой до него еще доберется. Попозже.