Текст книги "Вас любит Президент"

– Или, может … перестань ржать!

– Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!

– Или, может, тебе следует поискать … перестань … серьги.

– Почему мне? Ищи сама.

– Это твоя профессия, не так ли?

– О, точно, – он издал короткий смешок, глубоко вздохнул, и снова захохотал. – Я и забыл. Посмотрим. Может, они под креслом? Нет. Может, между диванных подушек?

– Прекрати паясничать.

***

Мы втроем, плюс время от времени Винс – совершенно несовместимая компания.

Видели бы вы. Мы – воплощение города и вообще всей цивилизации, нас нужно изучать. Бесполезность и истерика (Гейл), интеллект вместо женственности (я), удрученность смешанная с врожденной порядочностью, которую все используют в своих целях тем или иным способом (Винс), и непредсказуемая хамская самоуверенность, брутальная сила без особой разумности и с россыпью безумных садистских идей – Детектив Лерой собственной персоной. Всем ужасно неудобно, но нужно мириться и делать вид, что несовместимости нет.

Может нам следует сыграть в покер или в двадцать вопросов, что было бы более разумным времяпровождением, нежели слушание тупых шуток дикторов программы новостей. Гейл настаивает, чтобы телевизор был включен все время. Говорит, что ей страшновато, когда он выключен. Может, мне следует ее просто отравить.

***

В восьмой вечер, в баре у Мэдисон, в пятидесятых улицах, без вывески (один из тех баров, которые не упоминаются ни в каких справочниках), Лерой поправил очки для чтения, снабженные зеркалами и датчиком.

Музыка играла очень тихо. Лерой снова положил ногу на ногу, случайно чуть наклонив столик. Стакан его упал и со звоном разлетелся вдребезги на полу. Винс позвал бармена и заказал себе горький виски. Гейл, которая за все эти вечера очень вжилась в роль, не обратила внимания на заказ Винса. Винс выругался беззвучно, посмотрел саркастически ей в глаза, и сказал:

– Я заказываю горький виски, дорогая. Хочешь, тебе тоже закажу?

Инструкции Лероя всплыли наконец в памяти Гейл. Выступившую на лбу влагу пришлось проконтролировать салфеткой.

– Говорю тебе, что знаю, кто убил твою жену, – сказала она тихо, но очень внятно. – Я видела, как он выходил из здания.

– Но лица его ты не видела, – заметил Винс.

– Нет, но я знаю, что это он. Он сидел в этом баре, когда мы все здесь были, Гвен, Илэйн и я. Он попытался заигрывать с Илэйн. Она вежливо поставила его на место. Наверное его это разозлило.

– Ты бы смогла его узнать на дознании?

– Конечно. Очень характерная осанка.

– А Гвен?

– Гвен была в это время в туалете.

– А ты?

– А я неподалеку. Разговаривала с кем-то у другого столика. Он, наверное, подумал, что Илэйн одна.

– По-моему ты ошибаешься.

– Ты всегда думаешь, что я ошибаюсь. Слушай, мое дело сказать, а ты поступай, как хочешь. И всё. И нечего на меня так смотреть. Я предложила тебе помощь. А ты – подонок. Я ухожу, всё.

– Ну и уходи, – сказал Винс.

– И уйду, – сказала Гейл.

Она соскользнула со стула и промаршировала уверенно к выходу. Когда она была уже в дверях, человек, сидевший до этого на два стула к западу от Винса, встал и небрежным шагом пошел к выходу, вытаскивая на ходу пачку сигарет. Как только он вышел, Лерой вскочил на ноги и мгновенно переместился к двери.

На ветровом стекле внедорожника, стратегически припаркованного почти рядом с дверью, уже красовались два штрафа под дворником. Яростная Гейл завозилась с ключами. Наконец ей удалось отпереть дверь. Мотор зашумел. Скрипнули колеса. Курильщик вернулся в бар. Гвен все это время находилась в туалете и упустила весь драматизм свершившегося.

В ту ночь Гвен не могла уснуть. Лерой быстро ей все объяснил, и теперь спал, уткнув лицо в подушку.

Трудно поверить. Может, он? … Или не он? … Лерой сказал, что преступник ничего не будет предпринимать сегодня. Засаду в доме Гейл планировали начать завтра днем. На взгляд Гвен в этом не было никакого смысла.

Поскольку, как ее уверили, оставаться одной, или даже в компании Винса, было небезопасно, ей следует ехать с Лероем в дом Гейл. Подозрения то появлялись, то пропадали.

***

Лерой настоял, что ему необходимо переодеться в более удобную одежду, и поэтому нужно сделать остановку в Бруклине. Гвен не навещала этот знаменитый (в частности своею уродливостью) район … она не помнила, сколько лет. Или десятилетий. Обязательные путешествия всем классом в Нью-Йоркский Аквариум, в Кони – школьные годы. Исторический парк аттракционов у моря, тоже в Кони, хоть и выглядел забавно, давно померк, вытесненный суперсовременными парками аттракционов в трех часах езды на машине от города. Несмотря на новые аттракционы, Кони Айленд вид имел провинциальный – Кони Айлденд, воспетый когда-то О. Генри (Гвен помнила, как она читала, в подростковом возрасте, соответствующий рассказ и как ей потом захотелось навестить находившиеся в Кони, если верить великому сентименталисту, пирамиды Египта, бульвары Парижа, луковичные купола восточноевропейских церквей, каналы Венеции и так далее. Она так и не съездила туда, по двум причинам. Первая – кто-то сказал ей, что знаменитые эти имитации давно в прошлом, заменены роллер-коустерами и каруселями. Вторая – настоящие, аутентичные каналы, купола и так далее были, в ее случае, не менее легкодоступны).

Географии района она не знала совсем. Теоретически, в Бруклине имеется несколько приятных мест, но никогда не помнишь, как они называются, кроме Брайтон Бич (назван в честь аристократического курорта неподалеку от Лондона, с коим курортом Гвен, кстати говоря, была очень хорошо знакома). По слухам, бруклинская версия курорта населена была русскими и русско-еврейскими иммигрантами. Гвен вспомнила, как один из ее русских знакомых, вроде бы музыкальный критик, поморщился, когда она его спросила об этом районе, и комментировать отказался.

Лерой вел внедорожник Гейл так, как внедорожники не водят – срезая углы, подрезая другие машины, ускоряясь резко и внезапно, поворачивая под непонятным, всегда очень крутым углом, наслаждаясь развлечением в обычной своей хамской манере. Они перекатились через Бруклинский Мост, круто свернули на очень широкую магистраль, по обеим сторонам которой стояли огромные неоклассические здания, нырнули в лабиринт забавных узких переулков, напоминающих Риверсайд, пересекли еще одну широкую, грязнее первой, магистраль, и углубились на убийственной скорости в какие-то трущобы, вид которых совпадал с общими представлениями Гвен о Бруклине. Внезапно трущобы кончились. Улица пошла в гору. По обеим сторонам торчали вполне приличного вида браунстоуны. Прохожие были в основном черные.

– Что это за место? – спросила Гвен.

– Граничит с Парк Слоуп, – ответил Лерой. – Очень ничего, особенно днем. Ночью ниггеры сливаются с пейзажем, и улица кажется пустынной.

Он не сказал, что специально выбрал кружной путь к своему дому, почти экскурсию, обнаружив по ходу дела, что ориентироваться Гвен умеет только в некоторых районах Манхаттана и в центре Парижа, и теряется на незнакомой территории. Он запарковался не у тротуара (мест не было), но рядом с машиной, стоящей возле входа в его дом.

– Наконец-то дома, – сказал он. – У нас есть часа два по крайней мере. Пойдем, я тебе налью чего-нибудь.

Воздух коридора пропитан был запахами, характерными для жилищ низших классов – еды, пота, кошачьих экскрементов. В квартира Лероя было неприбрано – лежали кругом какие-то элементы одежды, книги, повсюду виднелись грязные пепельницы, бокалы для пива и коньяка, а также наличествовало подросткового типа и женского пола существо, стригущее ногти на ногах посреди всего этого.

– Эй! – сказал Лерой. – Ты что тут делаешь?

– Сегодня четверг, папа, – объяснила терпеливо Грэйс. – Помнишь, я всегда здесь по четвергам.

Гвен мигнула.

– Моя очаровательная приемная дочь, – сказал Лерой. – Грэйс, это мисс Форрестер.

– Твоя герлфренд? – спросила Грэйс, не отрываясь от стрижки ногтей. – А настоящее имя у нее есть?

– Ты знаешь, что я не люблю это слово, – сказал Лерой. – Моя любовница. Люди, чьи моральные устои не поколеблены плохим воспитанием называют ее – м’эм. Гвен, почему бы тебе не сказать чего-нибудь?

– Очень рада, – сказала Гвен. – Грэйс, не так ли?

– Грэйс, не так ли? – изобразила Грэйс трансатлантическое произношение Гвен. – Да, я Грэйс, м’эм. Красивые на вас тряпки.

– Кого-то надо бы отшлепать, где там твоя попа, – сказал Лерой, направляясь в кухню.

– Он извращенец, – сообщила Грэйс. – Надеюсь, вы знаете. Вам нравятся копы?

– Ага, – подтвердила Гвен. – Что-то, наверное, с униформой связано. Возбуждает.

– Эй! – крикнула Грэйс по направлению кухни. – Ничего если я позвоню Джейку?

– Я тебя утоплю в пруду! – откликнулся из кухни Лерой.

– Ну и пошел в пизду! – крикнула Грэйс. И повернулась к Гвен. – Это нечестно. Он приводит сюда свою герлфренд в мой день, а мне никого нельзя приводить. Это жестоко. Он очень жестокий.

– Не стриги впритык, – сказала Гвен. – И клиппер этот твой, которым ты стрижешь – это просто ужасно. Подожди. – Она порылась в сумке и вытащила элегантные загнутые ножницы для ногтей.

Грэйс сразу оценила эти ножницы. Осмотрев их внимательно, она сказала, —

– Ого.

– Я понятия не имела, что у него есть приемная дочь, – сказала Гвен, боясь назвать Лероя по имени – по любому из его имен. – Извини.

– Все нормально, я под ногами никогда не болтаюсь, – заверила ее Грэйс. – Могу тебе все рассказать о его подружках.

– У него их много?

– Несколько.

Лерой материализовался возле Гвен со стаканом скотча в руке.

– Не слушай ее. Она очень хорошая девочка, но иногда на нее находит, и она притворяется инфернальной сукой, особенно когда ей скучно.

– Я не притворяюсь, – возразила Грэйс. – Я и есть инфернальная сука. – Подравняв ноготь ножницами Гвен, она добавила, – Эй, вы тут будете ночевать вдвоем?

– Нет, – сказала Гвен.

– Нет, – сказал Лерой. – Извини. Я забыл, что сегодня четверг. – Он повернулся к Гвен. – Четверг – это святое. Выхода нет, нужно взять ее с собой.

– Взять с собой? Ты шутишь.

– Нет.

– Зачем?

– По двум причинам. Мы с ней проводим недостаточно времени вместе, это первая. Думаешь ходить по городу, ожидая, что какой-нибудь снайпер выстрелит тебе в голову – опасно? Вот подожди, узнаешь, что будет, если оставить Грэйс одну в этой квартире. Это вторая причина. Не желаю, чтобы у меня в доме устраивали оргии. Грэйс, едешь с нами, будут приключения.

– Ты с ума сошел, – сказала Гвен. – Она ни в чем не замешана, и она ребенок. Думай головой!

– Я и думаю.

– Нет, – настаивала Гвен. – Слушай, ты не имеешь права, в конце концов. Алё! Очнись! Что с тобой!

– Если ты заботишься о морали несчастного ребенка, то поздно. Она уже один раз делала аборт…

– Вранье, – сказала Грэйс. – Ты знаешь, что это полная хуйня. Нечего верить всему, что говорит тебе моя тупая невежественная мать.

– В полицейских делах нет морального аспекта, – продолжал Лерой. – Мы делаем то, что нам велят. У нас иммунитет. Присоединяйся к клубу. Грэйс, найди какую-нибудь сумку в … тебе лучше знать, в каком шкафу … и напихай туда носков и трусиков. Возможно, мы проведем три или четыре дня в провинции.

– А как же школа? – спросила Грэйс. – Присутствие предмета твоей любви вскружило тебе голову, – добавила она по-французски.

– Ты очень помпезно говоришь, когда на французский переходишь, – заметил ей Лерой, тоже по-французски. – Помимо этого, не забывай, что предмет моей любви, как ты выразилась, знаком с данным языком, хоть и поверхностно.

Гвен засмеялась.

– Ну, хорошо, к чертям все, – сказала Грэйс по-английски. – Ты прав, мы недостаточно времени проводим вместе. Я устала и мне скучно. Чувствую себя старухой, и мама действует мне на последний оставшийся у меня здоровый нерв всю неделю. А убивать кого-нибудь будут? Я люблю кровавые потехи.

– Не предвижу таковых, – сказал Лерой, – но мы можем остановиться в каком-нибудь темном месте и я подвергну какого-нибудь прохожего пытке, специально, чтобы тебе угодить.

Снаружи раздались свистки и хохот, когда Грэйс и Гвен вышли на крыльцо, и прекратились мгновенно, когда рутинным жестом Лерой вынул автоматический пистолет и вставил обойму.

– Твоя тачка? – спросила Грэйс у Гвен.

– Нет. Моей подруги. – И Гвен добавила иронически, все больше нервничая, – Хотела бы такую иметь?

– Нет, – сказала Грэйс. – Хотела бы, чтобы мой бойфренд такую имел.

– Она же дама, – объяснил Лерой. – Она не водит.

– Дамам не положено? – спросила Гвен.

– Конечно нет. И настоящим джентльменам тоже не положено.

– Но ты же водишь.

– А я не джентльмен, – сказал Лерой, заводя мотор. – Увы. Давеча еду в метро, и стоит передо мной дура одна, прямо перед моим сидением, и нужно подняться и уступить ей место, если ты настоящий джентльмен, но я посмотрел ей в глаза и увидел в них идеологическую искру, такие бывают у журналистов и феминисток, и остался сидеть. Если ты ведешь себя так, будто у тебя есть хуй с яйцами, извини, я тебе место не уступлю. … Так, это глупости, я не желаю.

Две машины остановились перед ними, одна за другой, на светофоре. Лерой сунул руку в рюкзак и вытащил алую полицейскую мигалку. Выставив его на крышу внедорожника, он подключил провод к гнезду зажигалки.

– Би-би, – сказал он, крутанув руль вправо до отказа и взбираясь через высокий поребрик на тротуар.

Следующие пять минут они неслись так, что окружающий ландшафт смазался, как картина позднего Моне. Гвен держалась обеими руками за пристегнутый пассажирский ремень, сразу над плечом, и временами закрывала глаза. Как бывший сорванец, она любила водить машину; как дама, она любила, когда ее возили; но к суицидного типа дорожным трюкам страсти у нее не было никогда.

Он или не он? Зачем было представлять свою приемную дочь? Может, он собирается убить их обеих? Она была готова пожертвовать собой, но самопожертвование требует интима между безжалостным властителем и подданным, приговоренным к уничтожению. Интим! Частная жизнь! Любые третьи в этой ситуации лишние. Любовь не в оргиях родится, если перефразировать знаменитого поэта; казни с присутствием свидетелей теряют остроту – исчезает шарм.

Лерой остановил машину у самого въездного пандуса Бруклин-Квинс-Шоссе и вытащил мобильник.

– Я сейчас, – сказал он Гвен. Посмотрел на Грэйс. Она закатила глаза.

Он отошел на двадцать ярдов, к одной из гигантских несущих конструкций, на которых держалась эстакада шоссе, прислонился к ней, и набрал номер.

– Винс? Это Лерой.

– Все в порядке, Детектив?

– Пока что да. Как ты там?

– Не спрашивайте.

– Гейл действует на нервы?

– Не то слово. Но что делать!

Выдержав паузу, Лерой сказал,

– Можно кое-что сделать. Пойди прогуляйся. Гулять полезно. Ты спортсмен, тебе ли не знать.

– Э … Нет, спасибо. Мы достаточно с ней гуляли за последние две недели.

– Один. Иди гулять один. Просто выйди из дома. А потом забудь вернуться.

– Это шутка такая?

Лерой подумал – не сказать ли про серьги? Нет, не сейчас.

– Нет, не шутка. И не обман. Я тебя хоть раз обманул? Иди и не возвращайся. Иди домой. Или езжай к детям. И дай мне поговорить с Гейл.

Винс не знал, что и думать. Он отдал трубку Гейл.

– Гейл? – строго сказал Лерой. – Мы поймали и арестовали гада, который за тобой гонялся. Но нам нужно поймать его дружка. Того, которого ты нам помогла идентифицировать. Винс сейчас выйдет погулять. С тобой все в порядке, но я хочу, чтобы ты осталась в квартире и слушала, кто звонит, не поднимая трубку. Таким образом мы будем держать с тобой связь все время. Если тебе нужна еда, закажи по телефону. Но не выходи из дома, что бы не произошло. Хорошо?

Ему пришлось повторить все это еще и еще раз, чтобы до Гейл дошла суть. Он выключил телефон и вернулся в машину. Один взгляд на Гвен сказал ему очень многое.

– Дай сюда, – сказал он, протягивая руку.

– Что дать?

– Чем ты там только что пользовалась, подслушивая разговор.

– Я не…

– Ого, – сказал он.

Он выскочил из машины и сорвал с себя пиджак. Изучил. Микрофон оказался размером с медную монетку. Прикреплен к спине, чуть выше талии. Лерой оторвал его от пиджака, бросил на землю, и наступил сверху ногой. Гвен поморщилась как от боли и вытащила наушник из уха. Лерой снова сел за руль и завел мотор. Гвен сжалась, будто он сейчас ее ударит. Возникла неприятная пауза. Грэйс следила за сценой с большим интересом.

– Зачем ты сказал Винсу, чтобы он ушел из квартиры? – спросила Гвен.

Лерой въехал по пандусу на шоссе и втерся в поток машин.

– Гейл в безопасности, – сказал он наконец. – Если друг наш ждет, чтобы ее оставили одну … вряд ли, но все может быть … Не может же он попытаться зайти, если в квартире еще кто-то есть. А так – если он попытается проникнуть, то из здания он уже не выйдет. Я взял у тебя две камеры, попользоваться. Они над дверью квартиры. Я получу сигнал на мобильник и дам знать Капитану Марти и остальным ковбоям.

– Подожди, подожди, – сказала Гвен. – Ты что, опять используешь Гейл, как приманку? На этот раз без прикрытия?

– Ну да, – сказал Лерой. – У нее уже есть опыт в этом деле. Почему нет?

– Кто такая Гейл? – спросила Грэйс с огромным интересом. Эти полицейские дела, оказывается, гораздо интереснее, чем она думала.

– Ты понимаешь, – сказала Гвен, – что если что-нибудь случиться с Гейл, ты будешь в ответе?

– Только если ты разделишь со мной ответственность.

– Кто такая Гейл? – настаивала Грэйс.

– Я? – воскликнула Гвен. – Почему?

– Вспомним, чьим делом мы все это время занимаемся, – сказал Лерой.

– Я не просила…

– Также вспомним, что в кошки-мышки мы играем с очень способным парнем. Винс бы его не остановил. Повторяю, сомневаюсь, что он явится к тебе в квартиру. И я склонен думать, что он скорее всего появится в доме Гейл, и поэтому мы туда сейчас едем. Однако все может быть. Также позволь тебе напомнить, что ты согласилась оставить Гейл и Винса одних потому, что со мной ты в безопасности. Ты, лично. Так что все претензии по поводу эгоизма отпадают.

– Да, как же, – Гвен попыталась изобразить сарказм. Она подумала, не сказать ли ему о своих подозрениях, чтобы разом со всем покончить. – Я звоню Винсу.

– Звони, – сказал Лерой. – Расскажи ему про серьги Гейл.

– Ты дурак, – сказала Гвен.

– Какие серьги? – спросила Грэйс.

– Вот эти, – сказал Лерой, доставая серьги из кармана и болтая ими перед носом Гвен.

– Так это ты их взял! – закричала Гвен.

– Дай посмотреть, – сказала Грэйс, наклоняясь вперед.

– Я? А. Нет, я не украл их. Ты мне велела их искать, и я поискал, и нашел их в стенном шкафчике над раковиной, в ванной.

– Почему же ты не отдал их Гейл? – сердито спросила Гвен.

– Еще чего! Не увидеть, как Гейл делает нечеловеческие усилия, чтобы оставаться тактичной в присутствии негра, спиздившего ее серьги? Ты шутишь. А если бы она выпалила бы ему в лицо – отдавай, мол, серьги! Как бы он среагировал? Такое пропустить? Нет уж.

– Я боюсь даже думать, как бы он среагировал, – сказала Гвен, сдерживая ярость.

– Ну хорошо, – сказал Лерой. – Но ты-то должна, по крайней мере, радоваться, что он покидает квартиру. Нам он там совершенно не нужен. Стесняет.

– Ты сволочь, – сказала Гвен. – У тебя нет никакого уважения к чувствам других.

– Это точно, – согласилась Грэйс с заднего сидения. – Кто такая Гейл?

– Домохозяйка, над которой Гвен любит издеваться, – сказал Лерой. – Водит ее в разные места и заставляет говорить глупости, чтобы все смеялись.

– Вранье, – сказала Гвен. – И никакая она не домохозяйка. Она не замужем. И детей у нее нет.

– Может, она вышла бы замуж, если бы ты ее не отвлекала все время и не совала бы нос в ее дела.

– Ты подлая, эгоистичная сволочь! – закричала Гвен.

– Не ловись на это! – крикнула предупредительно ее Грэйс. – Он специально!

– Что – специально?

– Специально тебя выводит. Он и маму также выводил. Он со всеми так. Развлекается.

– Зачем?

– Он так делает, когда хочет вывернуться из какой-нибудь ситуации. Либо он решил тебя бросить…

– Заткнись, Грэйс, – сказал Лерой.

– Либо…

– Меня можно бросить гораздо более простым способом, – сказала Гвен, сжимая зубы.

– … или, – продолжала Грэйс, – он не желает делать то, что вы с ним собрались делать, из-за чего мы куда-то едем.

– Заткнись! – сказал Лерой не очень уверенно. – Ебаный в рот!

Он подъехал к обочине и остановил машину.

– Что случилось? – подозрительно спросила все еще сердитая Гвен.

– Нехорошие предчувствия, – сказал Лерой, покачав головой. – Серьезно. Паршивое дело. И я должен ехать один. Вот что. Давайте я вас, девки, сброшу где-нибудь. У какого-нибудь отеля. Выпьете амаретто, познакомитесь получше.

Что ж, логично, подумала Гвен. Если Лерой действительно задумал то, на что он туманно намекает, то – самое время ей, и Грэйс тоже, сейчас вылезти, и чтобы делом занялся профессионал. Но может быть – может быть – в нем наконец-то проснулась совесть, и ей, Гвен, следует использовать момент, спасти себя и эту девчушку, пока совесть Лероя снова не уснула. Логично, но выглядит плохо. Если она сейчас выйдет, она потеряет право быть с этим кретином на равных. Тоже мне привилегия! Некоторые люди уверяют, что не воспользовались какими-то возможностями ради своих детей. У Гвен детей нет.

– Я еду с тобой, – сказала она, – но думаю, что нам нужно где-нибудь высадить Грэйс.

– Ни хуя, – сказала Грэйс, хотя в ее энтузиазме на этот раз прозвучала сомнительная нота. – Никуда я не пойду. Такой кайф, с вами весело.

– Нет, – сказал Лерой. – Если ты едешь, то Грэйс тоже едет.

– Зачем? – воскликнула Гвен раздраженно.

Лерой был не просто ненормальный – у него в голове были бесконечные петли и спирали, не соединяющиеся, очевидно, с остальным миром, но логичные сами по себе! Настаивая, чтобы Грэйс ехала с ними, он … автоматически … перекладывал вину за все, что случится, на Гвен. Если Грэйс пострадает, Гвен будет виновата.

– Ебаная сволочь, – сказала Гвен.

Глаза Лероя широко открылись.

– О, да, – сказал он. – Я боялся, что подцепил на жизненном пути какие-то ангельские качества. Нет, к счастью это не так. Я все еще та самая ебаная сволочь, какой был всегда. И если он хочет сволочь, он получит сволочь.

– Кто – он? – спросила подозрительно Гвен.

Лерой издал короткий смешок. Включив скорость, он надавил на акселератор. Скрипнули шины. Мелковатый Форд Темпо попался на пути, вильнул, забуксовал, и остановился. Лерой остановил внедорожник, выскочил, и пнул ногой дверь Форда, оставив на ней основательную вмятину, а затем обежал Форд спереди и выбил ногой одну из фар. Посыпались осколки. Водитель, явно работяга из простых, большой телом, вышел, грозно крича. Лерой схватился за открытую дверь и рванул ее. Дверь отскочила, ударив водителя в ребра. Лерой снова ее схватил, и на этот раз оторвал от петель и бросил в сторону.

– Что скажем, а? – спросил он водителя с вызовом. – Как ты намерен поступить? Ну, сделай что-нибудь. Не стесняйся. Так я и знал. Говно бесхребетное. Садись обратно в свою жестянку, и чтобы мне тихо тут. Понял, сука?

Он вернулся за руль внедорожника и захлопнул дверь.

– Уже лучше, – сказал он, вдавливая акселератор в пол.

***

Винс пытался читать, но беспорядочное, неорганизованное присутствие Гейл в квартире не давало ему сосредоточиться. Вся квартира вибрировала от движения и звуков. Краны урчали и шипели, унитаз шумел и рыгал, телевизор каркал, стерео дребезжало, на удивление тяжелая поступь Гейл сотрясала полы, эхо отлетало от штукатурки. Время от времени, через неровные интервалы, Гейл стучалась в «радиорубку», спрашивая, не хочет ли Винс посмотреть тот или иной дебильный сериал по телевизору, предлагая ему кофе и алкоголь, и наконец пожаловалась, что ей очень одиноко. В какой-то момент Винс даже хотел ее выебать в расчете на то, что она слегка успокоится, но отказался от этой идеи – возникло бы еще больше проблем. Можно было ее выключить апперкотом, но последствия такого шага представлялись ему не менее неприятными. Винс слез с раскладушки, надел ботинки и пиджак, и вышел в гостиную. Зазвонил мобильник. Что это мобильник мой делает на телевизоре?

– Винс? Это Лерой.

– Все в порядке, Детектив?

Гейл вышла из ванной в халате Гвен, слишком коротком для нее. Она повозилась у телевизора, поглядывая на Винса. Последние четыре или пять дней она вела себя с ним странно.

– … Иди домой. Или езжай к детям. И дай мне поговорить с Гейл.

Винс передал телефон Гейл. Она ныла и жаловалась и ничего не понимала из того, что ей говорят, и опять ныла. Наконец она выключила связь.

– Все нормально, – сказал Винс.

– Что ты имеешь в виду?

– Опасности нет.

– Этот гад тоже самое говорит. Вам всем легко говорить. Вы в ту ночь в моей машине не сидели. Подонок вам пистолет к башкам не прижимал!

– Все хорошо, – сказал Винс.

– Никуда ты не пойдешь. Не имеешь права.

Надев пиджак, Винс вдруг сообразил, что блок в памяти, который ему все это время досаждал, исчез. Все это время только хорошие воспоминания об Илэйн приходили ему в голову – теперь же ее недостатки потеряли моральный аспект, влились в общую гармонию, и стали почти безопасны для воспоминаний. Спускаясь в лифте, Винс улыбнулся, удивляя самого себя, когда вдруг вспомнил, как основательно недолюбливала Илэйн свою младшую сестру. «Гвен думает, что вокруг нее одни дураки», – говорила она. «И это якобы дает ей право относиться к людям, будто они грязь, поскольку разницы они все равно не поймут и не оценят. И она такая скупая – это просто ужасно. Не представляешь себе. Когда едешь с ней на такси, она всегда настаивает, что платить нужно пополам, и потом неделями может тебе досаждать, пока не заплатишь свою долю до последнего цента».

Когда надеваешь солнечные очки в сумерках, то чувствуешь себя глуповато. Световые волны, отраженные предметами, изгибаются под незнакомым углом, и уменьшенное их влияние на глаза может вывести человека из равновесия. Чтобы компенсировать это, мозг переключает основные информационные каналы на уши, и шквал аудиторных ощущений, которые обычно редактируются, теряя лишние нюансы, начинает в конце концов пугать.

Винс подумал – не передвинуть ли очки ниже, чтобы смотреть поверх рамки, но вспомнил, что именно в таком виде его поместили на обложку журнала «Ньюзвик» месяца три назад.

Он находился на улице, в темноте, один – первый раз за много лет. Намеренно сгорбившись, он зашагал таким образом, будто у него болела спина – хорошая маскировка, если никто тебя специально не ищет.

Он чувствовал себя спокойнее, чем две недели назад. Наверное пора забрать детей. Нехорошо, когда дети пропускают так много из школьной программы. Кроме того, он по ним скучал.

Он помнил название станции. Вывод Бентли из гаража, покупка карты Нью Джерзи с названиями станций и дорог, поиски в темноте – все это отняло бы слишком много времени. Еще больше времени отняла бы у него, наверное, попытка объяснить таксисту, куда именно нужно ехать. Общественный транспорт – самое лучше решение. Почти во всех случаях.

Он поднял руку. Пятое по счету свободное такси остановилось и подобрало его. Водитель был белый – редкость в наши дни. Прибыв на Пенн Стейшн, Винс долго изучал карты и расписания поездов пока случайно не обнаружил на одной из карт название искомой станции. Станция располагалась на одинокой ветке, идущей по касательной к Северовосточному Корридору и заканчивающейся – черт его знает, где это, и живут ли там люди. Ветка работала в убыток, так же, как большинство веток на планете, из-за распространенности драндулетов и шоссе. Увлечение человечества бесполезными игрушками приняло астрономические размеры после Второй Мировой Войны и сейчас, более половины столетия спустя, не собиралось слабеть. Так сказала однажды Илэйн и, подумав, Винс решил, что она права, но это не заставило его отказаться от Бентли, что и являлось, кстати сказать, доказательством утверждения Илэйн.

До отхода поезда оставалось еще минут двадцать, и Винс вышел на Седьмую Авеню, чтобы посмотреть, что нынче показывают в Мэдисон Сквер Гардене. Он очень удивился, когда чуть не столкнулся с Джоном Форрестером.