Текст книги "От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры"

Глава пятая

Одновременно с завоеванием среднеазиатских ханств Россия продолжила движение по направлению к Китайскому Туркестану, примыкавшему к нашему Заилийскому краю. Там тоже было не все спокойно – кочевые калмыки Китайского Туркестана давно донимали набегами наших подданных – казахов. Когда же дунгане (китайцы-мусульмане) подняли мятеж против китайцев и образовали собственный Кульджийский (или Илийский) султанат. Располагался новый султанат к северо-востоку от Кашгара вдоль границ владений Якуб-бека. При этом новая мусульманская территория в долине реки Или контролировала стратегически важные проходы в нашу Южную Сибирь.

Почувствовав силу, кульджийцы стали нападать как на нас, так и на китайцев, все более яростно. Не имея возможности справиться с мятежниками, китайцы обращались за помощью к нашим властям. Но до поры до времени у нас тоже не было сил наказать разбойных дунган. Однако произвол на границах недавно завоеванного края был недопустим и опасен. Чтобы замирить население приграничных китайских областей, в 1869 году военный губернатор Семиреченской области генерал-майор Герасим Колпаковский с отрядом из трех рот и трех казачьих сотен двинулся в западнокитайские владения. Около озера Сайрам-Нор, встретив огромные скопища таранчинцев (так в России именовали жителей Кульджи), он вступил с ними в бой и рассеял их, а затем взял с боем крепость Каптагай.

Но таранчинцы и калмыки вскоре снова начали скапливаться у речки Борахудзир, поэтому Колпаковский направился туда и, наголову разгромив кочевников, занял крепостицы Мазор и Хоргос. Впрочем, из-за недостатка сил Мазор вскоре пришлось оставить. После этого в Заилийском крае стало тихо, но, как оказалось, ненадолго. Набеги, разбой и грабежи Большой Орды в русской приграничной полосе продолжились.

Что касается Кульджийского султаната, то он тоже проводил враждебную политику по отношению к России. Шайки с его территории постоянно грабили казахов Большой Орды в русской приграничной полосе и скрывались от возмездия в султанате. Тамошний правитель султан Алахан на все запросы и требования Колпаковского прекратить беспредел отвечал отказом. Более того, узнав о прибытии нашего отряда на реке Уртен-Музарт, он заявил:

– Если русские не уберутся, то я их просто вырежу!

Теряя терпение, Колпаковский чуть ли не ежемесячно запрашивал у Кауфмана разрешения на новый карательный поход, но тот отказывал, ссылаясь на нежелание Петербурга ввязываться в пограничные разборки с Китаем:

– Кульджа – мятежная провинция Поднебесной. Пусть китайцы сами принимают меры против наглого султана Алахана.

Понимая, что тучи над его головой сгущаются, Алахан обратился за помощью к правителю соседней Кашгарии Якуб-беку, предложив вместе выступить против России.

– Этот безумец хочет моей смерти! – заявил Якуб-бек, выслушав посланца султана. – Я слишком хорошо знаю могущество русских, чтобы на них нападать. Пусть Алахан потягается с Ярым-падишахом, а мы посмотрим, что из этого выйдет!

Ярым-падишахом в Средней Азии именовали Кауфмана. Якуб-бек свою карьеру начинал в Бухаре и Коканде, поэтому был достаточно осведомлен о силе русского оружия и ввязываться в авантюру с ними не желал. Он мечтал захватить Кульджу.

Надо сказать, что занятие Кульджи имело бы для нас стратегическое значение. Дело в том, что в этом случае перекрывался горный проход, по которому некогда ринулись на Русь орды монгольских завоевателей. Поэтому этот проход расценивался Главным штабом как аналог ведущего в Индию Хайберского коридора. Однако это было не единственным достоинством долины Или. Геологи Кауфмана прекрасно знали о богатых залежах полезных ископаемых. Одновременно долина служила главной житницей огромного региона. Принятие решения ускорило сообщение лазутчиков, что Якуб-бек сам собирается захватить Кульджу. Если бы это ему удалось, на нашей границе появилось бы достаточно мощное мусульманское ханство с предприимчивым правителем, пользующимся расположением англичан. Последствия этого для нас могли быть печальными.

В апреле 1871 года, после консультаций с Петербургом, Кауфман дал разрешение Колпаковскому навести порядок в разбойничьих землях. Вскоре Кульджа получила ультиматум от Колпаковского, в котором тот требовал выдать грабителей и разбойников, скрывающихся в султанате, возместить российским подданным нанесенный ущерб, а также разрешить русским купцам торговать в Кульдже. Это был ультиматум.

– Если же ваш султан откажется выполнить мои требования, то горько пожалеет! – сказал Колпаковский передавая свое письмо посланцам.

Получив письмо, султан Алахан медлил с ответом. Понять его было можно. Пчелы не могут воевать против меда, и Алахан, сам первейший из разбойников, не мог отдать на расправу свое ближайшее окружение.

Между тем грабежи и беспорядки на границе только множились.

* * *

По истечении срока ультиматума, в начале мая 1871 года, к границе с Кульджой выступил небольшой рекогносцировочный отряд полковника Михаила Ждан-Пушкина. Полковник был из артиллеристов, участвовал в Крымской войне и боях на Кавказе. Практически все свои чины Ждан-Пушкин получил вне очереди за боевые отличия, поэтому опыта ему было не занимать.

На границе Ждан-Пушкин соединился с небольшим Тяньшанским отрядом подполковника Елинского. Объединенный отряд подошел к Кетменскому перевалу, где был встречен огнем засевших на высотах таранчинцев. Но остановить русских не получилось, и разбойники были быстро выбиты с перевала. Ночевать солдатам и казакам пришлось на высоте 9 тысяч футов. Ночью ударил мороз, началась метель, поэтому к утру часть лошадей и верблюдов замерзла.

На следующий день, посланные в дозор казаки обнаружили огромную толпу таранчинцев, поджидавших спуска нашего отряда с перевала. Не стремясь вступать в бой в столь неблагоприятных условиях, Ждан-Пушкин решил отойти назад в долину реки Чалкадысу. Разбойники начали было преследовать наших, но, нарвавшись на картечь, бежали, понеся большие потери.

Теперь они преследовали отходящий отряд Ждан-Пушкина, не приближаясь, пока не получили еще несколько тысяч подкрепления. После этого последовала новая атаку, которая также была отбита с большими потерями для нападавших.

На следующий день кульджийцам удалось окружить наших и с возвышенностей открыть огонь. Однако в ходе шестичасового упорного боя противник снова понес большие потери и откатился за Кетменский перевал. После этого наш отряд перешел границу и вернулся к месту своей постоянной дислокации. За время боев наши потери составили трое убиты и восемь раненых.

Поняв, что надо действовать серьезно, Колпаковский начал формировать для похода на Кульджу более мощный отряд. Чтобы отвлечь противника от главного пути наступления, полковник Михайловский с двумя ротами пехоты, четырьмя орудиями и полусотней казаков, а также группой джигитов выдвинулся к таранчинскому кишлаку Кетмень. Навстречу им выступили кульджийцы, но после атаки казаков быстро разбежались по местным оврагам, откуда вели беспорядочный и неточный огонь.

Постепенно выбивая местных из оврагов, казаки и пехота к вечеру подошли к Кетменю. На следующий день, выбив противника с выгодных позиций, Михайловский занял кишлак, обратив кульджийцев в бегство. Казаки преследовали беглецов еще десять верст. Но на этом сражение за Кетмень не закончилось.

Воспользовавшись тем, что ночь на 31 мая была темной, а русские, устав от боя должны были спать, более трех тысяч кульджийцев подкрались вплотную к нашему лагерю и на рассвете бросились на него со всех сторон. Однако застать нас врасплох не получилось. Как оказалось, дозоры вовремя заметили крадущегося противника, поэтому отряд уже ждал нападения во всеоружии – казаки на лошадях, а пехота с заряженными ружьями.

Подпустив атакующих вплотную, пехота начала расстреливать их точными залпами. Одновременно начала бить в упор картечью и артиллерия.

Очевидцы позднее вспоминали, что кульджийцев в присутствии самого султана и главных военачальников показали в том бою небывалую отвагу и, невзирая на страшные потери, бросались в рукопашный бой.

Однако и самому большом мужеству бывает предел. После четырехчасового противостояния нападавшие были опрокинуты и обращены в бегство. Беспорядочно бегущего противника преследовали казаки, рубя на скаку отставших.

Войско султана потерпело сокрушительное поражение, а потери были просто катастрофически. Более того, отныне местные уверовали в непобедимость казаков и более уже не только никогда не нападали на казаков, но всегда бежали от них при их появлении.

* * *

Вскоре после битвы за Кетмень главный отряд генерала Колпаковского двинулся к реке Хоргос, за которой, по донесениям лазутчиков, султан Алахан собирал новое войско. Состав отряда Колпаковского был весьма впечатляющ: почти семь рот пехоты, пять казачьих сотен (четыре – Сибирского войска и одна – Семиреченского), а также несколько сотен верных казахов. Артиллерия отряда насчитывала десять орудий.

Когда наш авангард перешел Хоргос, кульджийцы, увидев казаков, начали отходить к лагерю. Казаки преследовали противника, выбивая его со всех позиций, пока не обратили в полное бегство.

А дальше произошло вообще нечто невероятное. Преследуя отходивший авангард противника, казаки на кураже ворвались в главный лагерь противника у кишлака Алимту. Это вызвало невероятную панику. После этого начался совершенный разгром войска султана.

Более четырех тысяч таранчинцев в ужасе бежали во все стороны. При этом в результате боя потери казаков составили пять раненых, двое из которых остались в строю. Захватив брошенный лагерь султана Алихана у кишлака Алимту, Колпаковский двинулся к крепости Чинга-ходзи. Быстрому продвижению мешали изрезанные арыками поля. Когда же наши все-таки подошли к крепости, казаки быстро разогнали подступившую было кульджийскую конницу и остановились в садах на ночевку.

Утром наша пехота атаковала пятитысячное войско кульджийцев, снова обратив его в бегство. Преследуя бегущих, наши солдаты ворвались в крепость и захватили ее без боя.

То же самое произошло и со следующей крепостью – Суйдун. Увидев страшных казаков, крепость сразу же сдалась на милость победителей.

После этого сибирские казаки настигли часть войск султана в долине реки Или у кишлака Баяндай. Но реального боя не получилось – кульджийцы, побросав сабли и пики, просто разбежались.

Спрятавшись в Кульдже, султан Алихан наконец-то понял, что проиграл.

20 июня Колпаковский получил его письмо с просьбой остановить наступление и начать переговоры.

– Я начну переговоры только тогда, когда мне выдадут всех преступников, грабивших российских казахов! – ответил Колпаковский переговорщикам.

21 июня Колпаковский двинулся уже прямиком на Кульджу. В пути он встретил посольство султана во главе с его старшим сыном. Тот выдал генералу одного из главных разбойников – некоего Тазабека. Следом к Колпаковскому прибыл и сам султан Алихан в окружении главных чиновников.

– Я отдаюсь в руки русского царя и прошу пощадить мой народ! – встал он на колени.

Выслушав разбойного султана, Колпаковский покачал головой:

– Я гарантирую вам и вашим подданным безопасность и неприкосновенность. Но я жду от вас возмещения материального и морального ущерба как от главного виновника сегодняшней войны!

22 июня Колпаковский вступил в Кульджу. Там он конфисковал казну султана и разоружил его армию. С разбойничьим гнездом в Кульдже было отныне покончено. На южных границах Семиречья установился покой, а сама Кульджа временно вошла в состав нашей Заилийской области.

Вскоре китайскому императору сообщили, что российские войска очистили долину реки Или от мятежников и будут удерживать ее до тех пор, пока он или кто-то другой не сможет защитить регион от посягательств властителя Кашгарии. Но императора это не убедило, и он потребовал немедленного восстановления своей власти в Кульдже. Петербург на это идти отказался. В отношениях между двумя державами возникла определенная напряженность. Впрочем, вскоре все успокоилось. Не тревожась больше о возможной конфронтации с Пекином, Кауфман возобновил переговоры с Якуб-беком по вопросам признания Кашгарии в ее тогдашних границах и развития взаимной торговли.

Позднее Кульджа и прилегающие к ней районы, занятые исключительно в целях умиротворения населения, были возвращены обратно Китаю.

* * *

В 1872 году начался новый этап Большой Игры – между Англией и Россией возобновились переговоры по разграничению зон влияния в Центральной Азии. Год спустя переговоры завершились. В результате обе стороны снова подтвердили, что для сохранения мирных отношений было бы желательно не допустить непосредственного соприкосновение их владений в Средней Азии. Как вариант, англичане предложили некую промежуточную нейтральную территорию, неприкосновенность которой бы гарантировала как Англия, так и Россия. При этом, как и раньше, под нейтральными территориями англичане видели Хиву, Бухару и Коканд. Это нас, разумеется, не устраивало.

В ответ Горчаков в который уже раз предложил объявить нейтральной территорией Афганистан, брав обязательство не вмешиваться в его внутренние дела. При этом Россия снова проявила завидную сговорчивость. Так, в Петербурге согласились признать в качестве северо-западной границы Афганистана линию, проходящую по его северной границе с пустыней, которая принадлежала туркменским племенам. Это было выгодно Англии и не слишком выгодно нам. Но и это не все! Если Россия изначально считала, что ханство Бадахшан должно было стать независимым от Афганистана и входить в нейтральный пояс между афганскими и среднеазиатскими владениями, то затем, идя навстречу англичанам, она согласилась отдать Бадахшан Афганистану, то есть фактически уступала его Англии. Да, уступки были огромными, но их ценой в Петербурге рассчитывали заставить Англию отказаться от претензий на Бухару, Коканд и Хиву.

Англичане потирали руки, поверив, что им удалось достичь важной победы, хотя формальный договор подписан не был. В реальности тогдашняя граница являлась лишь весьма условной линией на еще более сомнительной карте. Относительно гор Памира в Восточном Афганистане пока речи вообще не шло. Это было делом будущего.

Увы, наши щедрые предложения англичан не удовлетворили. Их аппетиты росли. Посовещавшись с вице-королем Индии лордом Мэйо, премьер-министр Джордж Кларендон пришел к убеждению, что один Афганистан (даже с Бадахшаном!) не может отвечать условиям нейтральной территории, поэтому необходимо расширить пределы нейтральной территории на север, то есть включить в него среднеазиатские ханства. Тем самым Россия снова отбрасывалась к границам Оренбурга. Это была уже откровенная наглость! Надо ли говорить, что посягательство Лондона было с гневом отвергнуто! Таким образом, вопрос о нейтральной территории снова повис в воздухе.

При этом перерыв в переговорах был больше выгоден нам, чем англичанам. Наши войска по-прежнему продвигались на юг, а это заставляло англичан сильно нервничать. Поэтому пауза в переговорах долго не затянулась. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, англичане решили вместо переписки перейти к личным контактам. В Петербург прибыл член индийской администрации Дуглас Форсайт, имевший от лорда Мэйо разрешение вести переговоры по среднеазиатским вопросам.

– Расширение владений как России, так и Англии большею частью вызвано силой обстоятельств, ввиду чего границы обеих держав не могут считаться неподвижными! – задал тон переговорам Форсайт.

– Следовательно, никакое соглашение, воспрещающее расширение этих границ, не может иметь практического значения! – сразу же поставил его на место князь Горчаков.

– Если мы примем за теоретическую основу ваше утверждение, то окажемся в политическом тупике! – эмоционально отреагировал на слова российского министра индийский чиновник.

– Нисколько! – сдержанно усмехнулся в ответ Горчаков.

Сняв очки, он протер их бархатной тряпочкой и водрузил на переносицу:

– Для достижения политической устойчивости в Средней Азии следует ограничиться изысканием общих начал нашего политического положения.

В результате нелегких переговоров было решено принять нейтральный статус Афганистана в границах тогдашних владений эмира Шир Али-хана. Фактически все вернулось на круги своя.

При этом эмир должен был отказаться от всякого дальнейшего расширения территорий, а англичане обязывались прилагать все старания, чтобы отвратить его от таких попыток. Со своей стороны Россия брала на себя обязательство удерживать от вторжений на афганскую территорию не менее воинственного эмира Бухары.

Теперь дело оставалось за малым – определить границы владений эмира Шир Али-хана. Это было не так-то просто, потому что тот готов был объявить своей территорией земли чуть ли не до Каспия. Решение этого вопроса было возложено на туркестанского генерал-губернатора фон Кауфмана и английского посла в Петербурге лорда Лофтуса, который получил соответствующую инструкцию от лорда Грэнвилла.

Согласование проходило не без сложностей, но все же было достигнуто. Теперь мы, по крайней мере официально, могли действовать в Средней Азии без оглядки на Лондон. В свою очередь англичане успокоились, что мы пока больше не посягаем на Индию. И хотя достигнутое политическое равновесие в Средней Азии было шатким, но все же это было равновесие.

Надо признать, что благодаря достигнутому соглашению в течение десяти последующих лет между Бухарой и Афганистаном не возникало никаких серьезных пограничных инцидентов, а следовательно, не было поводов к выяснению отношений и между Россией и Англией. Итак, обе стороны взяли небольшой тайм-аут, который старались использовать с максимальной пользой для себя. Большая Игра вовсе не закончилась, она просто временно перешла в холодную стадию.

В Лондоне пока не догадывались, что уступки Петербурга по Бадахшану и Вахану были лишь дымовой завесой для последующего смелого броска вперед, который уже планировали в Главном штабе российской армии.

Началось с того, что на чрезвычайной сессии Государственного совета император Александр II предложил обсудить экспедицию против Хивы. Секретные приготовления к ней уже шли и раньше, но соглашение по афганской границе создало для экспедиции идеальную ситуацию, так как отныне Лондон уже никак не мог помешать захвату Хивы. К сожалению, на этот раз английская разведка в Петербурге сработала хорошо, и вскоре в Лондоне узнали о замыслах российского императора. Англичане немедленно потребовали гарантий, что в Центральной Азии русские не планируют никаких новых завоеваний. О том, как ответил Петербург, версии разнятся. По английской – канцлер Горчаков заверил, что никаких завоеваний больше не будет, то есть фактически нагло обманул англичан. По нашей версии, мы вообще ничего не ответили, так как Хива теперь находилась в нашей зоне влияния и советоваться по этому поводу с англичанами просто не имело смысла.

* * *

Пока в столице занимались вопросами стратегическими, Кауфман занимался вопросами практическими. Не теряя времени, он направил в Кашгар чиновника с инструкциями предложить Якуб-беку признание его прав на захваченную провинцию в обмен на открытие рынка для российских товаров, при одновременном ограничении доступа туда англичан. Под впечатлением от разгрома Кульджи Якуб-бек оказался сговорчив, и переговоры прошли успешно. Но доверять на Востоке до конца нельзя никому: заверив Кауфмана в своем расположении, Якуб-бек тут же тайно отправил эмиссара в Индию. Посланец передал англичанам глубокое сожаление Якуб-бека по поводу его вынужденной дружбы с русскими и пригласил в Кашгар для переговоров английскую миссию.

Встревоженный известием о контактах Якуб-бека с русскими, новый вице-король лорд Нортбрук принял приглашение властителя Кашгара и летом 1873 года послал через Каракорум в Кашгар миссию во главе с уже известным нам Дугласом Форсайтом. Уже одно это говорит о том значении, которое в Лондоне и Калькутте придавали данной поездке.

– Ваша задача – добиться от Якуб-бека торговых льгот аналогично предоставленным русским, а также собрать как можно больше политических, стратегических, экономических и научных сведений о Кашгарии, – напутствовал одного из лучших английских дипломатов вице-король.

В состав миссии вошли офицеры-разведчики, военные советники и торговые эксперты. Их сопровождали отряды пехоты и конницы Корпуса разведчиков, переводчики, секретари, клерки и слуги – всего 350 человек и 550 верблюдов и мулов. Это значило, что либеральная политики «умелого бездействия» заканчивается.

Якуб-бек оказал Форсайту радушный прием, много обещал, но, несмотря на заверения в вечной дружбе между Кашгарией и Англией и на перспективы нового торгового союза, поездка закончилось полным провалом. В результате переговоров Форсайт, кроме пустых обещаний, в Калькутту ничего не привез. Кашгарские рынки для европейских товаров, в которые верили и англичане, и мы, оказались иллюзией. Скоро стало ясно, что хитрый Якуб-бек просто стравливает грозных соседей, чтобы сохранить власть. Поговаривали даже, что амбициозный правитель Кашгарии мечтает сам включиться в Большую Игру…

Впрочем, Якуб-бек позволил Форсайту в качестве жеста доброй воли отправить подполковника Томаса Гордона с двумя офицерам в Индию через Памир. Надо ли говорить, что англичане избрали маршрут, который, по их мнению, могли использовать русские, и тщательно его исследовали.

Английский историк Большой Игры Питер Хопкирк пишет: «Преодолевая снега, в которые пони порою проваливались по брюхо, часто пережидая жестокие бури, подполковник Гордон и его отряд тем не менее проехали 400 миль через Памир за три недели. В отличие от других сходящихся там крупных горных систем Гиндукуша, Каракорума и Тянь-Шаня – Памир состоит из обширного плато, разделенного горами и широкими долинами. Племена, живущие в окрестных областях, называют его Бам-и-Дунья, или Крыша Мира. Здесь почти нет человеческих жилищ, нет деревьев и другой растительности. Экспедиция Гордона имела целью заполнить как можно больше «белых пятен» на британских штабных картах этой малоизученной области, а также постараться ответить на некоторые жизненно важные стратегические вопросы. Сведения, с которыми весной 1874 года они возвратились домой, оказались весьма тревожными. Если правильно выбрать время, то Памир вовсе не так уж непроходим для современной армии, даже обремененной артиллерией… Наиболее уязвимыми перевалами, как выяснилось, были Бархил и Ишхаман, примерно в сотне миль к северо-западу от Гилгита. Хотя они расположены почти на равном удалении от самых близких британских и российских застав, подходы к ним с севера гораздо легче, чем с юга. Гордон полагал, что, если между двумя державами начнется состязание за их захват, русские почти наверняка победят. Большую часть года оба перевала можно преодолеть без особых проблем…»

В отчете Гордон указал, что через перевал Бархил и княжество Читрал русские могли достичь индийской границы всего за тринадцать дневных переходов. Такое же время потребует их путь через памирские перевалы Ишхаман и Гилгит.

Кроме того, Гордон со спутниками сделали еще одно страшное открытие. Они обнаружили, что Афганистан и Кашгария не граничат между собой, а разделены крупным горным хребтом шириной пятьдесят миль. Беда была в том, что, как только русские это выяснят, они немедленно заявят, что этот хребет – владение Коканда, а после этого смогут вбить «узкий клин российской территории» между Восточным Афганистаном и Кашгарией и оказаться еще ближе к Северной Индии. Встревожили Гордона и рассказы о русских агентах и караванах, постоянно посещавших регионы Афганистана, куда английским торговцам доступ был по-прежнему запрещен. В своем донесении Гордон настаивал на принятии срочных мер по усилению английских позиций на южных подходах к перевалам Бархил и Ишхаман. Этого можно было добиться, построив дорогу из Кашмира на север.

Неприятные открытия Гордона побудили Калькутту поощрить махараджу Кашмира Ранбира Сингха расширить влияние на северные территории, включая Читрал и Ясин, установив контроль над перевалами Бархил и Ишхаман, а в случае необходимости их захватить. Но Ранбир Сингх был не так прост и несколько раз тайно встречался с русскими купцами.

Об этом Дуглас Форсайт и доложил вице-королю Индии лорду Нортбруку:

– Я сейчас не ставлю вопрос о лояльности махараджи, но предупреждаю, что Британия серьезно рискует утратить доверие тех государств, которые она считает союзниками. Во всех концах Центральной Азии только и говорят, что мощь России возрастает и будет расти и впредь, а Англия ее боится. В результате некоторые правители начинают задаваться вопросом: а не пора ли переориентироваться на тех, чью растущую мощь признают в Азии?

– Что ж, – покачал головой вице-король, – будем принимать ответные меры!

Имперская шахматная доска в очередной раз расширилась, и игра на ней стала еще запутаннее и напряженнее…

* * *

Весной 1874 года в Лондоне в очередной раз пало либеральное правительство Гладстона, к власти вернулись тори. Новым премьер-министром стал Бенджамин Дизраэли, истово веривший в великое будущее Британской империи и являвшийся законченным русофобом. Его убеждения полностью разделяла и королева Виктория.

В своей первой речи перед парламентом Дизраэли сказал так:

– Мой предшественник наглядно продемонстрировал свою слабость перед русскими. Я исправлю это положение. Наступило время наступательной политики, и ее приоритетом будет безопасность Индии.

Больше всего Дизраэли и его государственный секретарь по делам Индии лорд Солсбери боялись попыток Петербурга заполучить некую точку опоры в Афганистане.

– В случае успеха русских в Кабуле это может быть использовано для создания нам проблем в Индии или даже для сил русского вторжения, – поделился своим взглядом на проблему Солсбери.

– Согласен с вами, Роберт! – кивнул ему премьер-министр. – Потому заботимся учреждением нашей постоянной миссии в Кабуле и открытия представительств в Герате и Кандагаре. Этим мы пресечем все русские поползновения.

Для осуществления новой жесткой политики премьер-министр назначить вице-королем Индии вместо ставленника либералов Нортбрука более амбициозного лорда Литтона.

Уже уезжая из Индии, лорд Нортбрук предупредил своего сменщика:

– Отказ от политики «умелого бездействия» подвергнет Британию риску новой ненужной и дорогостоящей войны с непредсказуемым соседом. Не надо вмешаться во внутренние дела взрывоопасного Афганистана!

Предупреждение его, увы, осталось незамеченным. Лорд Литтон, вооруженный инструкциями новой «наступательной политики» Дизраэли, энергично взялся за дело.

Прежде всего, они вместе с Дизраэли объявляли королеву Викторию императрицей Индии, дав понять России, насколько дорога Индия для Англии.

Следующим шагом стал тайный выкуп 40 % акций недавно открытого Суэцкого канала. Отныне Англия стала крупнейшим акционером компании Суэцкого канала. И самый короткий морской путь из Англии в Индию теперь находился под контролем Лондона.

Еще одной серьезной мерой усиления контроля за Индией стала прокладка подводного телеграфного кабеля между Лондоном и Калькуттой. «Пока Британия правит морями, телеграммы будут в безопасности от врагов, – объявляла «Таймс». – Чтобы отыскать и поднять кабели, нужно не только знать их точное расположение, но и иметь специально оснащенное судно с надлежащим оборудованием и обученным экипажем, а также куда больше времени, чем будет на эту задачу отпущено. Кабельные линии пролегают вне крупных корабельных трасс, и никакое судно, занятое их поиском, не ускользнет от внимания». Теперь вся информация из Индии приходила в Уайтхолл всего за несколько часов.

Кроме этого, Литтон пытался вовлечь в оборонительный союз ранее никому особо не нужный Белуджистан – область на северном побережье Индийского океана, на стыке Ближнего Востока и Индостана. Через Белуджистан пролегал перевал Болан, ведущий из Афганистана в Индию, который, по мнению англичан, так же мог быть использован русскими. В 1875 году туда был послан капитан Роберт Сендмен, который помог хану Калата успокоить недовольных и добился его расположения. В результате хан согласился передать Англии в аренду примыкающий к перевалу Болан регион, а также близлежащую крепость Кветта.

С Афганистаном ситуация была сложнее. Когда эмир Шир Али в начале 1873 году обратился к лорду Нортбуку с предложением заключить оборонительное соглашение против русских, тот, следуя инструкциям либерала Гладстона, отверг это предложение. Эмир был возмущен отказом и в отместку начал налаживать контакты с генералом Кауфманом в Ташкенте. Сразу после смены власти в Лондоне англичане спохватились. Теперь премьер-министр Дизраэли приказал новому вице-королю Литтону немедленно загладить вину перед Шир Али и снова переманить его на свою сторону. Литтон предложил эмиру его же соглашение, но с дополнительным условием – поселить в Кабуле или Герате постоянного английского представителя. Но Шир Али держать при себе соглядатая отказался.

– Если вице-король хочет начать со мной переговоры, то для этого незачем приезжать в Кабул. Достаточно встретиться на границе или в Калькутте! – велел передать Литтону эмир Афганистана.

Теперь уже разобиделся лорд Литтон. Удивительно, но еще недавний завсегдатай столичных богемных салонов, знаток лирической поэзии и тонкой живописи неожиданно переменился. Теперь, пугая своих подчиненных, Литтон вещал:

– Скажу честно, перспектива войны с Россией меня не пугает, а возбуждает. Как сама Индия отнесется к этому, меня нисколько не тревожит. Будет лучше, если война с Россией случится сейчас, чем потом. Пока мы в Азии вдвое сильнее русских и располагаем лучшими базами для нападения. В случае войны вокруг северных границ Индии следует разлить огненное море, подстрекая ханства подняться против их русских хозяев!

Слыша столь воинственные выказывания шефа, чиновники на всякий случай начали отправлять жен в метрополию. А вдруг Литтон и в самом деле развяжет войну с Россией и безжалостные казаки ворвутся на просторы Индостана?

* * *

Почувствовав смену политической конъюнктуры, подал голос член консультативного органа правительства Совета по Индии и ветеран Большой Игры Генри Роулинсон, мгновенно выбросивший на прилавки новый опус «Британия и Россия на Востоке»,

И хотя ничего нового в этой книге ветеран Большой Игры не сказал, ее расхватали, как горячие пирожки. Более всякого читателей возбудила цитата: «Россия может предложить афганцам грабить Индию. Мы же не можем предложить им ничего, потому что в Туркестане грабить нечего».