Текст книги "Шербурские зонтики для «Адмирала Сенявина»"

– Ну Первилов, скотина, придём из похода – спишу к чёртовой матери с корабля, – выругался про себя Стеблов и приказал Богомольцу: – Переведи ему – «мичман Первелов болен и вашего подарка принять не может».

Но мсье Лефаль был непреклонен «как слово русского купца», а может французского – у них, видать, тоже такое слово есть.

– Тогда пусть ему передадут его долю – 120 зонтиков – самых знаменитых в мире единственных шербурских зонтиков. Я человек чести, – разволновался мсье Лефаль. – В таком случае заберите их для вашего корабля – мне они не нужны.

Заместитель командира крейсера «Адмирал Сенявин» капитан второго ранга Стеблов был не просто выбит из колеи и не просто потерял лицо, он считал, что наверняка стал объектом провокации. Сначала он покраснел как вареный камчатский краб, затем побелел как нежная рыба нототения, потом его пробила испарина, лоб покрылся бисеринками пота, в его голове разбухала и уже стучала в виски только одна мысль: как бы не допустить, чтобы провокация произошла, это же международный скандал, вдруг, не дай бог, на пирсе сейчас появятся какие-нибудь шелкопёры. Он уже представлял статьи в «Либерасьон» и «Пари-матч» (других французских газет он не знал, ну разве что «Юманите» – но те, конечно, ребята свои – позорить не будут) под заголовками: «Экипаж «Адмирала Сенявина» купили за сотню зонтиков», «Продавшийся советский крейсер» и его фото со злополучными зонтиками. Только сегодня утром командир корабля и командующий походом проводили пресс-конференцию, где вертлявый корреспондентик с «Пари-матч» пытался расспросить про торжественный обед с французской делегацией и задавал довольно каверзные вопросы, в том числе про необычайно весёлых гостей, сходящих по трапу советского корабля, поздним вечером их снимки были опубликованы в местной прессе, особенно ехидным был вопрос о Джо Дассене, который ночевал на нашем корабле и покинул его только сегодня. Проще всего было быстренько забрать на корабль эти злополучные зонтики, пока не было видно никаких корреспондентов, но в состоянии, наверно уже близком к умопомрачению капитан второго ранга Стеблов ничего не соображал кроме одного – надо разделить ответственность.

– Быстро командира сюда! – скомандовал он Богомольцу.

Подошедший к трапу капитан первого ранга Вольский, увидев бледного, в который уж раз вытирающего своим белоснежным платком пот с лица своего заместителя капдва Стеблова, предупреждённый о ситуации с подарочными зонтиками капитан-лейтенантом Богомольцем незамедлительно взял её под контроль, для чего пришлось произнести учтивую, даже с лёгким поклоном благодарственную речь и пожать обе руки поднявшегося на корму мсье Лефаля. После этой речи командир крейсера «Адмирал Сенявин» заявил, что, в свою очередь, за столь трогательный символический дар, сообразующийся со знаменитым фильмом, прославившим город Шербур и являющийся по сути дела его символом, по русскому обычаю в свою очередь от экипажа крейсера мсье Лефаля просят принять ответный подарок – модель крейсера «Адмирал Сенявин». Через несколько минут мсье Лефалю была вручена принесённая двумя матросами довольно большая – около полутора метров модель в красивом плексигласовом футляре. Мсье Лефаль не обратил внимания, что модель крейсера немного отличается от нынешнего прототипа, это ещё старая модель чисто артиллерийского корабля, он был необычайно доволен, можно даже сказать, растроган подарком. Мсье Лефаль долго благодарил Вольского, он заявил, что обязательно выставит модель в витрине своего магазина, как самую драгоценную реликвию.

– Может быть не надо, – чуть не вслух подумал наш замполит, но уже облегчённо вздыхая.

Сима вместе с начальником медчасти каптри Симоновым прибыл к командиру корабля. После медосмотра, проведенного утром лейтенантом Крайним и заверившего начмеда, что с точки зрения внешних физических характеристик главстаршина Силушкин абсолютно здоров, Симонов померил Симе давление, проверил пульс, послушал сердце и решил, что и внутри у спецназовца всё в лучшем виде. Утром наш «гидробиолог» выдержал ожесточенный натиск своего визави по каюте, просто умолявшего его отдать ему косметичку Мирей Матье. Одессит обещал Симе чуть ли не заоблачные блага – декалитры шила и даже признание Одесской общественности в лице своего хорошего знакомого Михаила Водяного, однако Сима не купился, справедливо полагая, что у доктора Крайнего, как и героя Водяного в «Свадьбе в Малиновке», бинокль развернут явно не в ту выгодную для него сторону. А потому он ответил может и не очень дипломатично, но и не слишком грубо – мол, «дареное не дарят», да и вообще он не прочь подарить этот подарок даме своего сердца и может быть даже на своей свадьбе, так что извини док, твои одесские подружки здесь явно пролетают. Вольский внимательно наблюдал за прибывшими. Он махнул рукой щелкнувшему каблуками Симе со вскинутой к берету ладонью: «Товарищ капитан первого ранга – главстаршина Симушкин по вашему…», приглашая сесть за столик напротив. Ввиду того, что предстояла заключительная фаза операции, собственно ради которой и затевался этот поход, он хотел лично удостоверится в надёжности по крайней мере физической одного из главных её исполнителей.

– Ваше мнение, Николай Александрович? – спросил Вольский, кивая на Симу, – главстаршина здоров?

– Физические показатели в норме, раны хорошо затянулись, пульс идеальный 61-62 удара в минуту, давление как у космонавта 120 на 80, психологически устойчив, можно сказать, боец со здоровой злостью, считаю, что мы его заново поставили на ноги, товарищ капитан первого ранга.

– Ну и ещё он способен нравиться самым знаменитым женщинам Франции, – усмехнулся командир корабля.

– Вы свободны, Николай Александрович.

– Вот что, главстаршина, ты уж извини, хотя ты в общем человек не мой и формально я за тебя не отвечаю, кроме как за твоё физическое состояние, мне очень не хотелось бы, чтобы тебя просто потеряли в океане, потому что, если мы что-то не так сделаем, то конечно мы виноваты, а вот если ты не выдержишь или что-нибудь не так сделаешь, то как ни крути, это всё равно ляжет на меня.

Сложность доставки Симы адресату заключалась в том, что он просто сбрасывался в определённом квадрате океана, после чего подводная лодка наводилась на него в тёмное время суток в подводном положении, лишь изредка подвсплывая с помощью новой системы космической связи и спасения в океане «Коспас», которая ещё не была достаточно отработана. Звукоподводную связь до определённого момента – времени «Ч» – начала последней фазы операции использовать категорически запрещалось. Лишь в радиусе 50 кабельтов от боевого пловца она могла выходить на него под перископом по включенному радиомаяку, дальше боевой пловец должен был попасть на неё через рубку в полупогруженном состоянии, однажды подобная операция производилась на американской АПЛ «Тритон» во время её кругосветного похода под водой, правда без подобного способа наведения – с неё просто снимали заболевшего подводника. Подобные операции дважды отрабатывались на Тихоокеанском флоте, однако здесь, в Северной Атлантике, наведение должно производиться без береговых пеленгов и самое неприятное – Симе необходимо было провести в открытом океане около 4-х часов. Сима внимательно прочитал переданное ему командиром корабля оперативное задание – прыжки в воду его не слишком волновали – конечно, психологически было не слишком приятно провести несколько часов до подхода лодки в открытом океане, однако это всё же не Южно-Китайское море и китайцев там нет. Интересно, что это за скрытность такая, лодка не вскрывает, такого ещё не было в его пусть и не слишком долгой, но весьма насыщенной событиями службе.

– Рано утром мы выходим в море, – продолжил Вольский. – Через 36 часов вас вертолётом забрасывают ещё дальше, а ночью забирает подводная лодка Черноморского флота.

– Это та, которую мы провели под собой в Гибралтаре?

– Может быть, – уклончиво ответил командир, – только вы, главстаршина, об этом не знаете – не должны знать. А теперь пройдите к командиру БЧ-1, уточните детали вашей доставки на точку, особенно по части связи, это главное при выполнении задания, тем более, что для тебя, парень, это вопрос жизни и смерти, ты уж не подведи меня, – закончил командир корабля.

– Всё будет нормально, товарищ капитан первого ранга, постараюсь вас не подвести, – ответил Сима и с одновременным отданием чести и поворотом корпуса на 180 градусов вышел из каюты.

– Удачи тебе, парень, – мысленно пожелал Вольский.

Ну что ж, уважаемый читатель, до отхода крейсера у нас осталась по-моему последняя сюжетная линия – это сцена прощания «нижних чинов» – великолепной четвёрки матросов с крейсера «Адмирал Сенявин» с французскими девушками, со своими «мона мур», уже прознавшими, что завтра рано утром, русский корабль покинет гавань Шербура и подошедших к вечернему построению может-не может, а скорее всего в последний раз увидеть своих парней. А может быть, если позволит судьба, и обнять их на прощанье – удел почти всех портовых девушек. К нашему сожалению, в свете особенно, по мнению заместителя командира по политической части Стеблова, «аполитичной» акции с дарением зонтиков, спровоцированной «коммандером Первелоффым», мичману увидеть и обнять свою Жанну уже явно не доведётся. Окончательно замученный издержками своей прямо скажем не слишком приятной должности, капитан второго ранга Стеблов, как заведенный, через каждые 30-40 минут появлялся у кормового трапа крейсера, он почему-то вбил себе в голову, что если не эти – матрос Паньшин с друзьями – так другие «нижние чины» обязательно какую-нибудь пакость до отхода корабля выкинут. Он приказал вахтенному матросу забрать с пирса видать уже натурализовавшегося во Франции корабельного пса Ориона, кружившегося как одноименный самолёт-разведчик вокруг какой-то местной собачки с явными намерениями закрутить с ней любовь, но пёс идти на корабль не собирался. Он вырвался из рук вахтенного и убежал за пакгауз, собачка побежала за ним. Матрос посмотрел-посмотрел – помпа с юта опять куда-то испарился – и вернулся на корабль, не будешь же гоняться за псом по закоулкам, тем более команду «убрать собаку» он выполнил. Ох, как он был неправ – это покажут дальнейшие события. Внимание вновь подошедшего замполита привлекла теперь стайка француженок с возвышающейся над подружками фигурой Розетты, так похожей, особенно сегодня, на символ Франции в картине «Свобода на баррикадах», на лице её сквозила печаль. Капдва вспомнил про перехваченное письмо – о нём ему напомнил крутившийся здесь же на корме матрос Паньшин и подозвал последнего к себе.

– Опять эти подруги ваши здесь, давайте спроваживайте их, не то ваша компания опять что-нибудь выкинет – вы, я вижу, готовы попрыгать ночью в воду и поплыть к ним, – со злостью проговорил Стеблов. – Мне уже в печёнках ваша компания сидит.

Матрос Паньшин, как неудавшийся, а может быть как будущий дипломат, после службы он решил восстанавливаться в своём вузе, решил повернуть сложившуюся ситуацию в свою пользу, как и всей своей компании.

– Товарищ капитан второго ранга, если вы разрешите нам попрощаться, то мы уговорим девушек покинуть причал; а так они будут стоять до позднего вечера, да еще их американцы с «Тикандероги» задирать будут. Неужели вы позволите, товарищ капитан второго ранга, чтобы какие-то «америкосы» приставали к нашим французским девушкам? Это ведь как-то не по-советски.

Ну и что бы вы ответили, уважаемый писатель, на месте замполита Стеблова? Может он действительно не мог допустить, чтобы на виду у советских моряков американские матросы задирали их девушек, это конечно было недопустимо в соревновании двух сверхдержав, и это – капитан второго ранга Стеблов не сомневался – Глав ПУР решительно не одобрит, а может быть, у замполита всё же имелось сердце – мотивацию его поступка нам предугадать трудно, но он принял правильное решение.

– Ладно, зови своих друзей, – быстро спускайтесь, прощайтесь, и чтобы духа их через 15 минут здесь не было!

– Через 30 минут, товарищ капитан второго ранга.

– Ладно, пусть через 30, но только чтобы всё на виду, никаких закоулков и пакгаузов – а то вы днём здесь все перетра…, – встретив вспыхнувший взгляд Паньшина, помпа поперхнулся.

– А мичман Первелов может попрощаться?

– Нет, – взвился замполит.

– Этого мерзавца близко к трапу не подпускать, – напомнил он вахтенному офицеру.

Конечно трудно, можно сказать невероятно трудно описывать подобные сцены, такие пары – любовь – не любовь; может просто встреча – расставание… или может быть, вообще встреча без слов. Сначала вместе шутили, потом вместе грустили, потом смеялись, потом обнимались. Но каждая пара, скажем так, грустила и расставалась по-своему, каждая пара, скажу прямо – была невероятно хороша – ах, как напрашивается сцена из оперы или на худой конец оперетты; ну может быть, из мюзикла (хотя очень скоро эта сцена расставания будет грубо и цинично скомкана корабельным псом «Орионом»). Необходимо, конечно, заметить, что одна из пар, говоря по-современному, вообще-то была виртуальной – в ней наяву не хватало мичмана – «коммандера» Первилова и была только грустная Жаннетт. В общем, так бы всё и закончилось; может и грустно, но не слишком пафосно, но на беду нашего помпы волей случая по судовой трансляции зазвучала новая песня Джо Дассена, только вчера исполненная им на торжественном обеде, кассета с ней была передана нашим одесситом в судовой радиоузел. Ну что сказать: знаменитое «Индейское лето», что в переводе на русский означает по смыслу «бабье лето», в построчном переводе матроса Паньшина нашим парам произвело эффект психологической бомбы, ибо когда пары закружились вокруг одиноко стоявшей в центре Жаннет в медленном танго под щемящую, просто рвущую душу мелодию, зрелище было настолько завораживающее, что проходящие к своим кораблям иностранные моряки начали останавливаться и созерцать танцующие пары, кто молча, кто отпуская замечания и шутки. С другой стороны, это представление как настоящее Бродвейское шоу наблюдали выходящие на вечернее построение моряки «Сенявина». Сима, вышедший на ют вместе с доком к вечернему построению заранее, чтобы встретиться с земляками и увидев танцующие под знакомую мелодию пары, толкнул лейтенанта Крайнего – мол, и когда вы, док, успели наши кассеты размножить?

– Ты ж понимаешь, Александр Лексеич! Это теперь одесское искусство, и я обязан его нести в массы, – то ли в шутку, то ли всерьёз ответил доктор. Глядя на кружившиеся в танце пары Сима, закрыл на мгновение глаза и ему вспомнилось не столь отдалённое время: танцы в своей Ахтырке и свою «джаз-банду», где он играл и пел, действительно настоящее искусство вечно – он по-хорошему завидовал парням, кружившимся в танце с симпатичными французскими девушками. Хотя и у него есть теперь знакомая француженка и не какая-нибудь, а сама Мирей Матье.

Капитан-лейтенант Богомолец, ввиду своих обязанностей переводчика нёсший во время стоянки в Шербуре вахты по восемь через восемь и вконец измотанный сегодня, не сразу, но всё же решил доложить о ситуации замполиту.

–Товарищ капитан второго ранга, наши матросы танцуют там на пирсе с французскими девушками.

– Как танцуют?

– Ну по трансляции новую песню Дассена передают, которую он вчера исполнял – они под неё и танцуют.

– Вы что с ума сошли, – заорал в трубку Стеблов. – поставьте другую!

– Какую другую? – вы же сами сказали, – пусть французы знают, что мы любим их песни, вот мы их и транслируем.

– Ну так поставьте что-нибудь другое, чтобы они прекратили свои танцы… поставьте какого-нибудь шансонье ихнего – Ива Монтана, хотя нет, не надо, – наш замполит вспомнил, что что-то этому Монтану, видите ли, не нравится в нашей стране, – поставьте любую, но не танцевальную мелодию из какого-нибудь их фильма, и пусть заканчивают, им осталось десять минут, – добавил помпа, взглянув на часы, – и чтобы ни их, ни ихних француженок и духу на пирсе не было.

Всё так бы и закончилось обычным прощанием и все бы разошлись – матросы на корабль, девушки домой, но на беду замполиту и на радость собравшимся зрителям наш диджей младший лейтенант Стратан, отвечающий за работу радиоузла, естественно, выполняя указание вахтенного офицера, поставил кассету с записью мелодий из фильма «Шербурские зонтики». Пространство над пирсом и кормой «Адмирала Сенявина» заполнили великолепные мелодии Мишеля Леграна, что поначалу превратило наше представление из грустного расставания в действо несколько фривольно смешное, так как девушки, сообразуясь мелодии, достали из сумочек взятые ввиду пасмурной погоды зонтики, развернули их и, вращая ими, начали исполнять как и в одноимённом фильме танец, что вызвало бурный восторг и аплодисменты иностранных моряков, собравшихся на пирсе; вскоре начали аплодировать, несмотря на гневные взгляды подошедшего к вахтенным замполита Стеблова, и моряки с «Сенявина». Да, нелегка ты доля заместителя командира корабля по политической части. Что теперь делать и как прекратить в общем-то по его вине затеянный балаган, как он его мысленно называл, капитан первого ранга Стеблов не представлял, он только поглядывал на часы, дожидаясь окончания отведенного им на свидание времени. Взгляд помпы скользил по толпе, собравшейся у трапа советского крейсера, затем он устремился в даль, а далью оказалась злополучная стена пакгауза, из-за которой опять появился сбежавший от вахтенного матроса корабельный пёсик по кличке Орион, всё также настойчиво обхаживающий, ну прямо как американский самолет-разведчик свою французскую подружку, пока не спикировал на неё. Стеблов отвернулся, если бы его должность позволяла, он бы сейчас выругался площадным матом, а если б это произошло в царском флоте, он бы выбил вахтенному зубы. Стеблов только процедил сквозь зубы этому матросу:

– Я же сказал собаку убрать на корабль!

– Товарищ капитан второго ранга, – я же не мог за ним с автоматом гоняться, – нагуляется, сам прибежит.

В это время зазвучала та самая, знаменитая мелодия Леграна, под которую главная героиня Женевьена в исполнении Катрин Денёв провожала на войну в Алжире своего любимого Ги:

«Целой жизни мало, чтобы ждать тебя,

моя жизнь пропала, если нет тебя.

Ты в краю далёком не забудь меня,

где бы ни был ты, я тебя жду».

Наши дамы опять загрустили, они поняли, что пора, как героям этой песни прощаться и, скорее всего, навсегда.

Внезапно музыка по судовой трансляции прекратилась и раздался голос командира корабля: «Корабль к бою и походу приготовить»; «Командирам боевых частей собраться у командира корабля». Визит вежливости во Францию заканчивался. Предстояли суровые будни «холодной войны».

СРЕДНЕСЛОВИЕ

Уважаемый Читатель, случилось так, что начиная своё повествование и следуя некому, в общем-то несложному сюжетному плану, скорее всего даже «планчику», я как-то не заметил, что оно растягивается всё больше и больше, а посему пришлось, во-первых, сделать его из двух частей: первая как бы немного юморная – «моряки на берегу», ну а вторая серьёзная и даже трагичная – это боевые операции «холодной войны», о которых не слишком писалось в официальной прессе, хотя и здесь невозможно обойтись без юморных историй – таков наш флот. Но перед тем, как приступать ко второй части моего опуса, мне крайне необходимо было решить два вопроса: первый – а нужно ли вообще продолжать? – Уважаемый … «ты ж понимаешь – эт самое» … Читатель … (Так говорят в городе моей юности Одессе, – когда в общем-то нечего сказать). В общем, отдал я на суд представителей тебя – У.Ч. – свою первую часть и с некоторой тревогой ждал … а стоит ли продолжать. Ну и второе – сколько я не лопатил литературы, не копал в «интернете» – подтверждения рассказанного прототипом главного героя эпизода с атакой нашим спецназом с подводных лодок гидроакустических буёв американской системы противолодочной обороны «Сокус» нигде не находил. Кроме личных рассказов как минимум трёх очевидцев – и я им верю. Пока я ожидал «резюме» и набирал информацию, мне откровенно говоря не очень писалось… Пока… Пока я не получил один весьма интересный документ, да ещё с двумя печатями, заверявший, что я на правильном пути. Документ этот мне выдал один из самых известных и знаменитых жителей г. Вольнодонска, а то, что примерно такие же документы он выдаст вскоре первым людям нашей страны, подняло моё самосознание на небывалую высоту. После этого я отнёс первую часть повести своему главному критику, который всё пытался при печатании рукописи её корректировать – особенно некоторые не слишком литературные выражения: «ну как можно?» – офицер говорит: «дык как я». В общем, отобрал я у него всё и напечатал заново, и выражение «дык как я» оставил, потому как сказал это не офицер, а мичман к тому же родом из г. Бугульмы. Да не обидятся на меня жители этого города, но так, по-моему, более жизненно. И хотя я не показывал этому главному критику свой бесценный документ, его незримое влияние, видно, уже начало сказываться, потому что он – бывший спецкор армейской окружной газеты «За Родину», хоть и сетовал на страшные длинноты и местами корявый слог, признал, что написано интересно. В общем, отнёс я после этого свою первую часть Лидии Петровне – моему, так сказать, «личному корректору», которая вообще-то и должна была причесывать мой иногда корявый слог, да ей всё как-то было недосуг, и что бы вы подумали – на следующий день звонит она мне и говорит: главный редактор дал команду – готовить к печати. Я после этого на документик уже немного по-другому посмотрел – тут ещё несказанно-негаданно нашелся вдруг у меня соратник по одной технической проблеме, которой я всю жизнь занимался, и вдруг понял я, почему это одаривший меня им благодетель и гуру посоветовал его заламинировать и на стеночку повесить. В общем, теперь я имею полное моральное право продолжить своё повествование, что и с воодушевлением начинаю делать.

ЧАСТЬ 2. НЬЮФАУЛЕНД

Весь день с двадцативосьмиузловой скоростью «Адмирал Сенявин» уходил из гостеприимного Шербура, выжимая почти полную мощность из своих паровых турбин. Клочья редкого сизого дыма, вырывавшиеся из дымовых труб, низко стелились над кораблём, почти накрывая его корму. Встречный норд-вест заставлял его нырять в пологую океанскую волну, заливавшую носовую палубу до башен главного калибра, вспениваясь крутыми белыми барашками на волнорезе. Обед в кают-компании «Сенявина» был для Симы сегодня последним, и он расставался с гостеприимным кораблём – с одной стороны с некоторым сожалением от смены накатанного корабельного распорядка, а с другой – как рвущийся в бой рысачок, перед которым вот-вот упадёт створка в тесном загоне, и он, без понукания жокея, рванёт вперёд за новой порцией адреналина, не желая никого видеть впереди себя. Обед проходил не слишком оживлённо – хоть и пологая, но довольно сильная килевая качка не располагала к оживлённой беседе, да и некоторая сосредоточенность перед выполнением боевого задания сдерживала эмоции собравшихся.

– А ведь мы идем почти одинаковым курсом с «Бисмарком», – заметил командир БЧ-1 Месхиев. – Он ведь так же в одиночку без всякого боевого охранения вышел в 42-ом в Северную Атлантику топить англо-американские караваны.

– Да, то, что он вышел в одиночку, это вы верно подметили, Георгий Шалвович, – отметил командир корабля. – Вольский немного развернулся к сидящему правее Месхиеву и продолжил: – Вообще, если анализировать военно-морские операции немцев во время Второй мировой войны, то можно отметить что они зачастую применяли тактику можно сказать «одиноких рейдеров». Почему они таким способом пытались заблокировать морские коммуникации союзников – не очень понятно: может быть потому, что они считали что эскадренное охранение их тяжелых крейсеров легче обнаружить, возможно просто у них было мало сторожевых кораблей, но факты ваше замечание можно сказать, подтверждают, особенно это касается операций немцев после 4-го года – рейд «Адмирала Шеера» в наших широтах, да и собственно нападение «Тирпица» на конвой «QU»-47… было бы тогда у немцев больше кораблей охранения, Лунину атаковать и поразить его было бы гораздо сложнее, а так их эсминец пытался закрыть линкор от наших торпед, да не успел. Ну и конечно с авиационным прикрытием из-за отсутствия авианосцев у них было слабовато.

– Из-за чего «Бисмарк» в конце концов и был уничтожен англичанами, – сказал Месхиев.

– Да это так, но перед этим он уничтожил новейший корабль британского флота – линейный крейсер «Худ», – заметил Вольский.

– Как же это случилось? – спросил внимательно прислушивающийся к разговору старших офицеров лейтенант младший лейтенант Стратан.

– Да вот так и случилось, – капраз Вольский уже было придвинувший к себе тарелку со вторым блюдом, отложил её и продолжил: – когда уповают в основном на удачное стечение обстоятельств. «Бисмарк» вышел в свой последний поход вроде бы скрытно в режиме радиомолчания, надеясь, что проскочит необнаруженным в северо-западную Атлантику, где сможет безнаказанно топить неохраняемые американские и английские транспортные суда, и парализует снабжение союзников в Европе. Однако он довольно скоро был обнаружен авиационной разведкой англичан, которая навела на него английскую эскадру во главе с линейным крейсером «Худ». На беду англичан, – продолжил Вольский, – этот корабль имел один существенный конструктивный недостаток с точки зрения бронирования. При наличии мощнейшей в 320 мм бортовой брони, толщина палубной была всего два дюйма – немногим более 50 мм. Первый же залп «Бисмарка» из-за горизонта с расстояния в 140 кабельтов угодил в район палубы возле носовой башни главного калибра. Летящий почти вертикально снаряд пробил не только палубную броню, но и последующие палубы и взорвался в артпогребе, который сдетонировал. Гордость английского флота крейсер «Худ» ушел под воду за полторы минуты, унеся с собой жизни 1300 человек экипажа.

– Ну и что же, после этого немцы наверное остальные английские корабли пощёлкали как орехи? – спросил лейтенант Крайний. – А после этого взбешенные англичане устроили охоту за одиноким «Бисмарком» по всем правилам современной на тот момент морской войны, тем более что они уже имели к тому времени радиолокационные станции, а у немцев их ещё не было. Сначала их самолёты-торпедоносцы с авианосца «Арк Ройял» атаковали его с кормы и повредили ему винты, немецкий крейсер потерял ход, и судьба его была предрешена.

– И как «Бисмарк» ни отбивался, он был потоплен, не дотянув до Бреста всего 500 миль, – закончил Вольский. – Да, вот и мы через 20 с лишним годков после этого также идём в гордом одиночестве, – заметил капитан-лейтенант Штанько, – может быть тоже до встречи с каким-нибудь «Кити Хоком» или «Энтерпрайзом».

– Ничего, если нужно будет – отобьёмся, – многозначительно заметил командир БЧ-2 каптри Константинов, – нам судьба « Бисмарка» не грозит.

– Думаешь, Василий Степанович, если с «Энтерпрайза» поднимутся все сто самолётов, то всё же отобьёмся? – вмешался Месхиев. – Лучше его ближе чем на 500 миль не подпускать, что мы и будем стараться делать.

– Бог не выдаст – «пендосы» не сожрут, – негромко сказал Сима «доку». Он то уж точно знал, что не слишком далеко от крейсера находится наша подводная лодка и скорее всего не одна. А с учётом того, что если даже его будут наводить на неё с помощью системы космической разведки и связи, то ясный пень – эта система способна не только обнаружить этот «Кити Хок», но и навести на него наши лодки – из космоса его можно увидеть как на ладони.

– Сима, конечно, был прав в своих рассуждениях, тем более к ним можно было весомым аргументом присоединить новейший зенитно-ракетный комплекс на корме «Сенявина», способный уничтожить самолеты противника за сотню миль до подлёта к крейсеру.

В этот момент в кают-компании прозвенел звонок громкой связи и по судовой трансляции прозвучало:

– Ходовая рубка, вызывает командира корабля.

Капраз Вольский, так и не закончив есть второе, встал и быстро вышел из-за стола.

…Сима понял, что подходит его время. Противолодочный вертолёт «Камова» на полной скорости летел строго на север. Сима взглянул на циферблат – полёт продолжался уже более 4-х часов, он знал, что это предельное время полёта и сейчас его должны будут выбрасывать в точку встречи с П. Л. Тело в двух шерстяных костюмах и резиновом гидрокомбинезоне уже изрядно вспотело, однако он не мог разоблачаться за время полёта, осмотреть его и проверить снаряжение в вертолёте было слишком сложной задачей для экипажа. Рядом с Симой лежал прорезиненный мешок с небольшой надувной плавъёмкостью. Появившийся в двери пилотской кабины вертолётчик показал пальцем, что полёт заканчивается и он должен готовиться к приводнению. Вертолёт завис над водой на несколько минут, сверяя по пеленгу с «Сенявина» своё местоположение; от его точного определения теперь и зависела судьба главстаршины Симушкина и успех всей операции. К Симе вышел командир вертолёта и крича в ухо, сообщил, что лодка находится в 18-ти милях от точки, где он будет высажен, затем он развернул планшет, где на листке были крупными буквами выписаны его точные координаты, которые Сима должен был запомнить. Командир свернул планшет и вручил ему свой аварийный радиомаяк, сказав на возражение Симы, что это приказ командира, необходимо взять. И хотя Сима перед посадкой в вертолёт проверял свой маячок и лишним барахлом затариваться в таких случаях не любил, пришлось подчиниться, да и кто мог дать гарантии, что работающего маяка хватит на те несколько часов, пока он будет один в открытом океане, может быть, в этом командир корабля и был прав. Сима нацепил подвеску, надел маску и проверил в последний раз работу ИДА-59 – дышалось нормально, стекла в маске не запотевали. На подвеске щелкнул карабин троса лебёдки, второй пилот открыл бортовую дверь, похлопал Симу по плечу – «С богом». Сима подошел к двери, наполовину высунулся из неё, определяя расстояние до воды, в него шибануло воздушным потоком от винтов, жестом римских патрициев, приказывающих заколоть проигравшего гладиатора, он дал пилоту знак опускать и тот включил лебёдку. Через минуту он был в воде. Ещё через минуту, убедившись в том, что основной баллончик со сжатым воздухом сработал и он на плаву, Сима отцепил карабин. К-22 сделал круг и улетел на юго-запад навстречу «Сенявину» и Сима остался один. На гигантских океанских волнах его перемещения в воде почти не ощущались, резкой болтанки не было, можно было даже и вздремнуть немного, но сначала надо было обозначить своё местоположение для спутниковой системы поиска и связи. Сима разнёс радиолокационные отражатели; один навесил на свой мешок с гидрокостюмом, сам переместился с противоположной стороны крестообразной конструкции и легонько покачиваясь на волнах, застыл в ожидании, он даже немного расслабился и решил «придавить» пару десятков минут, потому что под утро при встрече с лодкой уже будет не до сна. Постепенно океанская волна немного охладила гидрокостюм, но всё равно было жарковато. «Прямо парилка какая-то», – подумал Сима – зря он надел второй шерстяной костюм. Время от времени приходилось разносить отражатели, сбиваемые волной, но в остальном ему только оставалось ждать. Наконец подошло время выдать сигнал радиомаяка. На это отводилось не более 3-х секунд. Ждать Симе предстояло, если всё пойдёт нормально, от трёх до четырёх с половиной часов.