Текст книги "Шулмусы"
Автор книги: Владимир Жуков
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Удивился офицер, а Саша:
– Столько мяса промышляешь, братец, только вот не угостил ни разу.
Понял всё великолепно Снайпер – морда ящиком, сажень косая. И обмяк, и побледнел красавец, с молоком кровь, богатырь советский. А чекист совсем едва заметно головой кивнул, давай, дружище, в штаб за мною веселее топай.
И покорно эскадрильи штурман, за удавом лягушонок словно, за Сашулею пошёл несмело в кабинет и там колоться начал.
Через час уже всего какой-то за винтовкой Драгунова ехал в гаражи и возвратился вскоре вместе с ней, и передал по акту и её, и полмешка патронов, от мороза, весь дрожа, как будто.
– Не дрожи, – ему, – не дрейфь, – Сашуля посочувствовал, – дадут немного – года три всего каких-то жалких.
– А?.. А пенсия? – майор плаксиво, слёзно так пролепетал, вздыхая.
– А про пенсию забудь. Ты после отсидишь когда, тогда, быть может, восстановят. Заодно и званья, соответственно, лишат, а также и партийного билета тоже.
– Да, втемяшился в говно с головкой.
– Что ж, сочувствую. Ну, ты давай-ка поудобнее садись и всё, что рассказал мне, опиши подробно.
Над листами Вербовой томился битый час, и пот с него ручьями бесконечно на бумагу капал, мысли точно излагать мешая.
Кончил штурман и рукой дрожащей ручку рядом положил с бумагой.
– Вот, – сказал, – как на духу, как в церкви изложил здесь всё. Подробный список, по невинно убиенным тварям полный перечень: когда, кого, где. Обстоятельства какие были в эпизодах: облака, погода, время дня, температура, ветер… Как сейчас перед собою вижу всех застреленных. Стоят, как будто в длинный правильный рядок, и плачут… Страсть проклятая – болезнь такая.
Саша искоса взглянул и эдак подозрительно, а после тихо объяснил:
– То эскулапам будешь дуру впаривать, а мне не надо: не моя прерогатива это. Но на голову косить, считаю, в положении твоём разумно. Промышлял-то для потехи только, не наживы для, а это значит: с головою непорядок явно… Ну, ступай. Пока иди на службу. Расскажу потом, что дальше делать.
Молча встал майор и вышел тихо.
А чекист, вздохнув, часы поправил в кабинете на стене и только дверь входную отворил, чтоб выйти, Барабашку как увидел сразу. В строевой отдел тот топал важно, беззаботно и ещё не зная о раскрытии своём полнейшем.
Поздоровались за руку так же, как со Снайпером, спросил вот только по-иному о здоровье Саша:
– С поясницей нет проблем особых? На погоду вам не ломит спину?
– Нет, не ломит. А чего спросили? – удивился Барабашка очень. – Я к врачам не обращался вроде.
– Разумеется, в санчасть зачем вам, массажистов в ней по штату нету. Вам другое заведенье нужно, хорошо я понимаю это.
– Это да. Проситься, видно, надо в ОВГ, спина порою мучит.
Но майору погрозил Сашуля, улыбаясь широко, глаз щуря:
– Ну какой же вы хитрец, однако, уважаемый. Нашли салончик замечательный такой, чудесный рядом в Чу – не ОВГ в Ростове, и словечка никому. Как можно о товарищах-друзьях не думать?
Барабашка посчитал сначала, что с похмелия несёт Сашуля чушь, сплошную чепуху, но вскоре нехорошее почуял смутно и опасное в словах чекиста:
– Вас совсем не понимаю что-то? Ну какой ещё салон массажный?
– Как? Не знаете салон, который круглосуточно ведёт работу и, что главное, совсем бесплатно?
– Это где ж?
– А в МВД районном. В вытрезвителе… Массаж… Простынка обеспечена всегда, а также душ контрастный процедуры после, ненавязчивый такой, прохладный… Просто прелесть, не сказать иначе. Там кумык у них Израоф Алик – самый главный массажист, который так спешил, так до работы рвался, что обслуживать вас начал сразу, начиная с переулка в ДОСе и закончивши уже в подвале. Замечательный мужик, не правда ль, хоть худой, а фору даст любому в исключительно пикантном деле. Прирождённый массажист, достойный!
Наконец-то Барабашка понял, что не лажу нёс с похмелья Саша. Испугался, но не слишком очень, потому как был вполне уверен, что не знают ничего чекисты о деяниях лихих подробно. В вытрезвитель же залёт по пьяни не особенно большой проступок, и тем паче, что о нём начальству из милиции звонить не стали.
Но иллюзии развеял Саша. Вширь улыбкою пойдя и зубы крокодилом обнажив голодным:
– Встречи нашей ожидал три года. И дождался, наконец. Спасибо. Не стесняйся, заходи смелее – нам беседовать придётся долго.
Жалким став и как-то сникнув сразу, КОУ голову склонил понуро, и, обитая железом, дверца тихо хлопнула за ним, не скрипнув.
Сел майор на стул, чекист напротив за казённый стол уселся чинно и:
– Бумага вот, а вот и ручка. Всё описывай, – сказал, – подробно. Где. Кого. Когда и как, а также о погоде укажи, была что, и чего-нибудь ещё такое ж, как недавно… – «Вербовой вот только», было чуть не произнёс, однако всё ж успел остановиться-таки очень вовремя и глянул строго на сидевшего понуро КОУ.
– Значит, всё вам хорошо известно, – прогнусавил виновато, тихо, сникнув более ещё. – Меня вы, – эдак жалобно сказал, – начальству, может быть, не выдавали б, что ли. Год до пенсии всего остался. А уж я промагарычу крепко… Если мания – болезнь такая, что поделать с ней, с заразой, можно?
– Для чего же мне, скажи на милость, выдавать тебя начальству это? По тебе чины большие скоро специально из Москвы приедут.
– А чего вдруг? Что, шпион я, что ли?
– Ты, дружок, того шпиона хлестче. Сбилось с ног всё КГБ Союза в тщетных поисках тебя, шустряги. Комитет водил за нос три года, нет, не три, четыре скоро будет. Может быть, тебя учить чекистов пригласят. Передавать им опыт будешь свой, как хулиганить скрытно. Может быть, но то потом, сейчас же вот пиши давай… Бумага… Ручка.
Два часа корпел мужик, подробно освещая избиения граждан. А когда же на листы устало положил с щелчком негромким ручку, удручённо поглядел на Сашу.
– Всё. Свободен. Сам найду, – ты только хулиганить прекрати покуда, а иначе мне хреново будет, отпустил за то что, что не спрятал… Ну да ладно. А массаж захочешь, так в милицию иди, там примут круглосуточно совсем бесплатно, не положено хотя военным процедуры проводить такие… Здесь, пожалуй, помогу, уважу.
Коммунист и ОБП поднялся. Вышел молча. А чекист вдруг вспомнил комитетчика из Чу, из местных, разрабатывал какой баптиста. Как под рюмкою хвалился смачно, что на бабе подловил красавца, как потом своим сексотом сделал, как всё после знал о жизни секты.
Призадумался. Вздохнул. «А что же, таковецкая работа наша, – для себя подвёл черту Сашуля, собираясь уходить. – Шантаж есть средство первое в делах чекиста. Этот метод испокон в спецслужбах. Для баптиста хорохорить бабу на сторонушке в среде молельной – преступление убийства хлестче. Вот и вей с него потом верёвки. Барабашечка, вполне возможно, неплохим ещё сексотом будет… Но начальство пусть про то решает. А сейчас давай домой, Сашуля. Чересчур переработка нынче. Никуда. К родной супруге только».
И Сашуля покатил на отдых.
А на день другой уже в По мчался вместе с Шуховым. Не пил и после был ещё один денёчек трезвым. И уставшая душа-загадка эти дни не допекала вовсе.
А уже на третий день, проснувшись, гул «Антона» особист услышал, нудный, очень хорошо знакомый. Понял: борт везёт больших чекистов из Москвы на полтергейстов глянуть.
Так как в прочем-то неясных пятен не имелось в том пикантном деле, особисты не старались очень им головки забивать серьёзно. А решили по программе полной оторваться под кавказским солнцем, от начальства вдалеке, а также от досужих глаз супруг ревнивых. Испокон веков оно велось так, всё естественно, а, как известно, что естественно – не безобразно.
Поднимая за Сашулю стопку, произнёс худой чекист московский – на погонах три звезды большие:
– Молодец ты, Александр Иваныч! Контрразведчик, так сказать, от бога!
В эйфории пребывал Сашуля всю неделю, в алкогольном кайфе. И реально ощущал погоны на плечах с одной звездой большою. Рисовал в воображенье должность предстоящую, на ранг повыше, но, как только доходило в мыслях до прощанья с гарнизоном скорым, недовольно так кривился тут же.
Окончание недели Шухов с экипажем отмечал обычно каждой пятницей, когда был дома. По прилёте с ремзавода праздник потому был в гараже мощнецкий. Но теперь он проходил иначе: покупали закусить и выпить сообща, решили как на речке нелояльные к Советской Власти кочегар и особист Сашуля. Объявил своим коллегам Шухов, что иссяк совсем святой источник.
Проводив друзей, один оставшись, кочегар убрал гараж и только уж собрался уходить, как видит: эскадрильский замполит подходит, Неболтаев, под хорошей мухой. И кричит:
– Эй, кочегар, здорово! Как неделю завершил?
– Отлично.
И хотел уж напроситься было на сто граммов капитан, но только особиста «Жигули» увидел, с кочегаром завершил беседу и, шатаясь, в ДОС пошёл уныло.
А Сашуля не спеша подъехал к гаражу, напротив был который, и до Шухова скорее сразу.
– Фух! – войдя к нему, вздохнул, – бал кончен. Улетело наконец начальство, – громко выпалил, – давай-ка, что ли, по чуть-чуть винца сухого тяпнем, так оскомину набила водка.
Кочегар достал вино сухое, им наполнил под обрез стаканы, а потом их осушили вместе.
Саша сразу же хвалиться начал:
– Объявили благодарность, Шухов, за хорошую работу, вот как. И на звание послали тоже, да на год к тому ж досрочно целый. Только в душу всё равно насрали.
– Это как?
– Вот так. Не дали суки, понимаешь, поменять машину.
– А зачем? Ещё твоя что надо.
– Так свою могу продать я круто – за тринадцать, а новьё за восемь взять могу. Чего тут думать много? Бестолковому пилоту ясно, накрываются какие деньги.
Шухов, думая, чесал затылок:
– Ты скажи, – спросил, – тебе машины не положено служебной, Саша?
– Не положено.
– И без неё ты как без рук?
– Да. Как без рук. Конечно. А чего ты вдруг спросил об этом?
– Потому что кочегар я, Саша.
– Ну и что?
– А то, решать задачи нестандартные судьбой назначен: как в полёте, так и в жизни прочей.
– Не пойму.
– У нас особый случай?
– Вроде да.
– Давай решу.
– Ну, действуй.
– Долго думать здесь совсем не надо. Нужно старую разбить машину и начальникам твоим представить фотографию и справку после. И дадут тебе новьё без звука, чтоб на транспорте ловил шпионов, а не пешим башлабаем шлёпал.
– За тринадцать не уйдёт, поди-ка, после старая тогда.
– Ну что же, за одиннадцать уйдёт, но можно и совсем её не бить, Сашуля.
– Да, однако же, ты жук, коллега! Контрразведка по тебе горюет! Поцелую дай тебя за это, обниму, к груди прижму, братишка!
Всё по Шухову Сашуля сделал и машину получил немедля. Снова новую «шестёрку» дали.
День осенний, необычно жаркий в Чу стоял. На «Запорожце» старом кочегар за криминалом ехал. За рулём сидел шофёр Сашуля, контрразведчика большого тёзка, водкой что лечил ангину дома.
Инженер из кислородной сумки вдруг верёвочку достал из шёлка и зачем-то показал шофёру.
– Для чего она? – спросил Сашуля.
– Для тебя.
– А мне зачем?
– А чтобы до руля вязать, когда приедем мы с тобой на винзавод, дружище.
– Но зачем?
– А не шаландал чтобы.
И вздохнула недовольно крыша, не ответив ничего, лишь только посильней на газ ногой нажала.
ГОНКА ШАССИ
Лето выдалось предельно жарким на Кавказе в этот год, и город Чу, казалось, что дремал всё время, разомлевший от тепла большого. Беспощадно проникало солнце в бытие простых людей, советских, и ловили бедолаги жадно, напряжённо ветерка прохладу.
Это люди. Человек разумный, может мыслить что, найдёт, коль надо, варианты от жары спасенья, а цветочкам каково на поле? На Всевышнего одна надежда, от лучей чтоб не увянуть, жгущих, раньше времени чтоб век не кончить. И стоят они, на небо смотрят, лепестки раскрыв, антенны будто, и от бога снисхожденья просят.
Но не всем цветам жара – неволя. Азиатам, ярко-красным макам, тем она, наоборот, по сердцу. До безумия цветы ликуют, заливая светом ярким поле, и за проволокой злой, колючей, окаймляла что объект секретный, солнцу радуются, дети словно.
А объектом тем, солидным, важным был как раз аэродром военный. Зачехлённые на нём стояли самолёты в длинный ряд и спали, разморённые жарой суровой. Часовые возле них бродили, зомби словно, в сумасшедшем зное и спасительной замены ждали – подежурь, постой в жару такую на бетоне, как утюг горячем. И лишь макам хорошо – ликуют, там где только не лежит бетона.
Красотища! Только вот гляжу я: недовольны даже маки чем-то. Разговор подслушал их, и что же? Оказалось, что цветочкам нужен обязательно и срочно зритель. Не любуется никто их буйством, представлением таким чудесным, для артиста что всегда ужасно.
Нету зрителей, и горько макам от того, а часовые – это разве зрители, да нет, конечно. Им феерия цветов до фени. Хоть не спят и даже службу правят, в их головушках одно лишь только, в тонко стриженых и ровно круглых: от жары как поскорей укрыться в караулку, где в прохладе можно помечтать о самоволке смачной, той, в которой пить втихую можно пиво с водкою под секс с девицей. Часовым театр цветов не нужен.
Вот и зритель весь. И может кто-то заглянул на представленье б, только часовые ни за что не пустят. Обязательно сперва пристрелят, а потом уже дадут команду «Стой!..», когда уже убитый будешь. Часовой, который частью большей азиат, он так и ждёт момента, нарушителя прихлопнуть дабы, встретив пулею горячей, точной. Так уж хочет пристрелить, аж плачет. Потому что долгожданный отпуск у служивого тогда в кармане с благодарностью при том за службу. И в аул родной в парадной форме – не на час, на две недели целых. Так что дорого билетик стоит на спектакль великолепный этот.
Оттого и негодуют маки, на ветру цветки ворчат сердито:
– Для кого горим, кому сияем? Красным пламенем зачем рисуем на земле свои ковры-шедевры, коль совсем на нас никто не смотрит?
Самолёты, может быть, уважить и могли б цветам, но спят бедняги. Налетались от души, устали. КШУ прошло большое только. Поднамаялись в нейтральных водах нам во славу и во страх буржуям.
Только, чу! Машины рокот дальний тишину вспугнул, а ветер лямку беспардонно расстегнул, проказник, на брезентовом чехле кабины и ударил по обшивке больно самолёт, ко мне ближайший самый.
Заругался неба друг, проснувшись:
– Мать, погнутую твою нервюру!.. – ветру килем погрозив. – Гляди мне! – и подъехавший «Урал» увидел. Удивился: «Идиот какой же в выходной в жару такую едет, пиво пить когда на речке надо? В зад им стрингер, идиотам глупым, недалёким, кто возню затеял!»
Но машина, несмотря на ругань, беспардонно тормозами скрипнув, рядом стала на пустой стоянке, и из кузова полезла сразу на бетонку технарей ватага.
Распластались в капонира нише, на больших, широких нарах, длинных, где не так язвит жара сурово. Стали ждать свой самолёт – я понял.
85-й шёл на базу, возвращался из далёких странствий, завершая КШУ последним. В выходной из-за него сыр-бор был. Задержался, поотстав от стаи. В океане вдруг беда случилась: надо льдами на движке четвёртом уплотнения держать не стали в управлении винтов, и масло повалило из него ручьями. Выключать пришлось мотор в полёте и на трёх тянуть. Нормально сели в Воркуте и там винты меняли.
Устранили неисправность быстро, но намёрзнуться успели тоже: там не юг, поди, там край суровый. Маков нету там в помине, буйных, и душа поёт от водки только.
Плыл по небу самолёт и вот уж – своего аэродрома зона. Правый лётчик Каблуков на вышку о подходе сообщил и 200 подтвержденье получил, что дальность.
В матюгальнике, который в нише капонира был, знакомый голос, подниматься технарей заставил и готовиться идти к работе.
Лейтенант Зернов, электрик, тут же генератор запустил наземный, чтоб проверить. Резкий визг раздался, столь пронзительный, что в небе солнце покривилось и, из дрёмы сладкой выходя, пошутковать решило: в технарей лучей швырнуло горстку золотых, необычайно, ярких, безобидно пошалить желая – не смешно совсем, однако, вышло.
В генератор луч вонзился первый, и затих тот. А Зернов, ругаясь, неисправность обнаружил быстро – то сгорел предохранитель просто.
А другой, чуть пошустрее лучик, прямо в пчёлку угодил, какая мёд тащила через поле в улей. Точно в голову попал бедняжке, потому она, с маршрута сбившись, ошалевшая, стартеху в ухо, как домой к себе, влетела точно. Ну и выскочить бы дуре сразу да дожить свой век, и так недолгий, как положено: пыльцу, мёд рою отнести. Ан, нет, пустила жало в исключительно больное место и покинула сей мир прекрасный.
Стартешок же, капитан Охалков, заревел от нестерпимой боли и, присев, юлой пошёл на месте, да в присядку, да волчком вприпрыжку. А чего? Пляши, технарь советский! От движений организму польза! И укус пчелы полезен тоже. Так всё это, только техник старший недовольно заправляет матом, так что даже розовеют маки?
А ещё один из солнца лучик, самый деятельный, шустрый самый, интересней выбрал цель, важнее и сквозь лысину прошёл майора, инженера эскадрильи. Вот он, познакомьтесь Клим Ароныч Чипнис.
Лишь коснулся преподобный лучик инженера эскадрильи мозга, как совсем тот не по делу вспомнил неприятность, что случилась утром: инженер полка домой по утру позвонил и отчихвостил матом при жене, с которой слез вот только.
Все словечки хорошо запомнил, разумеется, майор. На ус их намотал, на подчинённых чтобы так же правильно красиво лаять. «Ну и мастер подполковник Бочкин, – констатировал, вздыхая, в мыслях – как красиво рубануть умеет по партийному: «Ишак, ты, Чипнис! Туалет когда поставишь, пидор, на стоянке эскадрильи, сука?!»
«Это ладно. Это что? Наука». – Чипнис мыслить продолжал. – «Пример то, как командовать красиво нужно. Только вот в конце разноса самом очень здорово обидно было: «…олух, Чипнис, ты ни богу свечка и ни чёрту кочерга! Чего ты в замполиты не пошёл, разъёба!?» Тут конечно через чур, здесь явно перебор, но ничего: начальник он как раз на то и есть начальник, подчинённым не давать чтоб спуску».
И вздохнул с большой досадой Чипнис.
– Бюрократы, – проворчал. – Сортир тот пресловутый на стоянке дальней, в поле чистом, никому не нужен. Кто справлять в него нужду полезет, в благодати находясь цветочной? А вот вынь и положи сортирчик соответственно приказа букве. Эх! – вздохнул, – идиотизм армейский!
Плюнул Чипнис на бетон, ругнулся и полез, сердясь, в карман за «Примой».
В это время по глиссаде плавно опускался самолёт. А вот уж он колёсами земли коснулся. С шумом громким снял винты с упора и, сруливши с полосы, к стоянке ожидающей поплыл устало. Подрулил и, подержав моторы на режиме охлажденья малость, разом выключил их все четыре. Да затих, вздохнув:
– Домой вернулся! – прошептал. – Тебе спасибо, небо!
«КРАЗ-лаптёжник» – буксировщик грузный тут как тут. На нём боец с усами – азиат, он недовольный явно. Кто довольным может быть, коль гонят на работу в выходной, тем паче, у служивого что скоро дембель. И ему умри доделать надо «ВКМ Ту-95-й», потаскал какой за службу вдоволь.
Вот уже бежит к передней стойке бравый прапорщик Немцов-механик, впереди себя водило катит, будто пушку. Подкатил за стойку, зацепил её умело, ловко и штырём стальным законтрил чётко, на ходу не отцепилась чтобы. «Всё! Закатывай!» – махнул шофёру. И тихонечко, со знаньем дела буксировщик закатил машину на привычное родное место. А водило отцепили только, моментально испарился в роту уникальные ваять шедевры.
Что отметить бы хотел? Ваянье точной копии машины сложной – дело трудное, под силу то, что не любому, а тому, имеет кто терпение, талант, смекалку. «ВКМ Ту-95-й» точно выполнить в масштабе – это, вовсе вам не ястребок состряпать.
Лишь винтов четыре пары только. Лопастей аж тридцать две – попробуй изготовь и совмести их ладно, чтобы точно всё похоже было. Ювелирное, пожалуй, дело, и понравится солдату разве, в выходной, что на работу гонят, недоделанный, когда в казарме ожидает «95-й».
Экипаж из самолёта вышел да, нужду за капониром справив, поскорей посеменил к «Уралу», поджидал уже как раз который. Увози, мол, дорогой, до дома: наморозились, устали крепко.
Шухов, старший лейтенант, летал что кочегаром на машине этой, с экипажем уезжать собрался, но его остановил за локоть эскадрильи инженер:
– Вам, Шухов, на стоянке предстоит остаться. Гонку шасси нужно срочно сделать. Кроме вас нельзя работу эту мне кому-то поручить другому.
Кочегар вздохнул:
– Что мало разве будет времени ещё, скажите, в понедельник?
– Нет, сегодня, нужно. Есть приказ 032140 нынче сделать бюллетень, и точка.
– Тот, который по зазорам шАсси?
– Да, шассИ.
– Великолепно очень, – не скрывая недовольства, Шухов резюмировал, – ну что б случилось, в понедельник отгоняли б коли?
– Ничего, но есть приказ конкретный.
– Бюрократы!
– Бюрократы, точно, – согласился с кочегаром Чипнис, размышления свои припомнив. – Но, однако же, – развёл руками эскадрильи инженер, – приказы дело наше исполнять и точка. Ты один в полку остался только, бюллетень не сделал кто. Давай-ка потому скорей гони на завтрак да назад, а мы пока поднимем на подъёмники машину. В общем, подготовимся к работе, чтобы поскорей её потом закончить.– Что ж, – скривился кочегар, – такая наша доля – выполнять приказы и дурацкие, как этот, тоже. Да! Ещё! – предупредил майора. – Кушать лётчики со мной не станут, сразу в ДОС пропрут столовой мимо, поздний праздновать прилёт на базу. И поэтому шофёр военный у кормушки ожидать не будет. Отвезёт людей и слындит мухой, как пить дать, поди, засранцев знаю. Не вернётся ни за что к столовой азиат, к попу ходить не надо. И придётся по жарине топать два часа… Нет, я останусь лучше.
Внял разумному сужденью Чипнис, но, заботясь о составе личном, рассудил:
– Нет, вам покушать надо. Мало сколько предстоит работать, – и к шофёру подойдя, серьёзно погрозив, предупредил: – Смотри мне, отвезёшь когда домой пилотов, кочегара из столовой лётной заберёшь и только после – в роту! Понял как?
– Предельно ясно понял! – без акцента азиат ответил.
Ну и Шухов сел в «Урал», и вместе с экипажем удалился кушать. У столовой слез, рукой пилотам помахал, и в храм приёма пищи.
Хорошо поев, покушав сытно, вышел чинно кочегар вспотевший и в курилке ждать «Урал» уселся.
Грело солнышко довольно крепко и, пройдя сквозь виноград лучами, шустро под комбинезон полезло. Разомлел бортинженер, но в дрёму недовольные не дали мысли беспрепятственно уйти, ворчали без конца, старухи злые будто: «Мало было северов холодных? Мало техники отказов было над нейтральною водой вдобавок, у буржуйских берегов далёких? Так и дома не дают покоя, даже в кровный выходной, садисты!»
Растянулся на скамейке жёсткой кочегар, прикрыв лицо фуражкой. Задремал, и сон приснился сразу…
Бюллетень 032140 выполняют. Три больших домкрата не спеша под самолётом ставят: два – под крылья и один – под пятку, что под килем у кабины задней. От бетона отошли колёса, так что можно убирать свободно. И в гондолу правой стойки шасси инженер отряда влез проворно, на раскосы налепив, где надо, пластилин, а сам прижух в носочке, чтоб при гонке наблюдать за тем, как при движеньи элементы ходят, чтоб опасные сближенья видеть. Влез в гондолу инженер отряда, и гонять бы начинать, да только закусил вдруг удила во гневе самолёт, и на дыбы, и шасси убирать стал, норовя сорваться в небо синее с домкратов щуплых…
Тут проснулся инженер и дрёму отогнал, себя за нос пощупав. Нет машины. «И не жди, не будет, – как естественное нечто принял. – Азиат потом «не понял» скажет. И его за то похвалят даже, что солярку сэкономил базе и что круто держит части марку, полковым не подчиняясь так же, как своим. Ведь часть другая – база. В данном случае заказ на что был? Отвезти домой пилотов только. Значит, Чипниса давно забыта и не выполнена будет просьба, что нельзя назвать приказом даже. Бесполезно ждать машину, значит».
Шухов встал, вздохнул и в путь пустился, подсознательно на то, надеясь, что попуточка возьмёт какая. Но откуда ей, попутке, взяться в полевую эскадрилью, если на одном лишь самолёте только выполняют бюллетень досужий? И когда ещё к тому ж вдобавок отгремело КШУ вот только. Отдыхают боевые люди.
Мимо вышки проходя, подумав, позвонить решил начальству Шухов в эскадрилью, где велась работа, о делах своих совсем не важных.
На КП ИАС вошёл. Дежурит, глядь, дружок большой майор Филипов, кочегар из эскадрильи первой.
– Позвонить я, – пожимая руку, Шухов к трубке телефона сразу. – Эскадрилью, – попросил, – мне третью, инженера эскадрильи домик, – и услышал скоро в трубке:
– Чипнис.
– Нет машины, я сейчас на вышке. Делать что, идти, не ждать?
– Не надо. Позвоню я командиру базы.
Кочегар пожал плечами:
– Что же, вы начальники и вам виднее. Наше дело – выполнять приказы.
И хотел уж было Шухов выйти да в беседке посидеть в прохладе, смотрит: рядом, в комнатушке, в карты лихо стартовый наряд играет. Зам комэски капитан Ольховский, первый штурман, капитан, Сусанин и второй, его коллега юный, лейтенантик молодой Аукин, да пилот, помощник, лётчик правый капитан Бревнов, приказ какому должен был прийти на дембель скоро.
«Пас» да «Вист» летят слова в пространство, смысла полные: игра на деньги. Две копейки «вист» – пером в заказе намалёвано предельно ясно. Безответственно сыграешь, глупо, и остаться без зарплаты можешь.
Шухов в комнату вошёл.
– Здорово, мужики! – сказал. – Игры вам клёвой! – поприветствовал волков небесных.
Увлечённые ж игрою даже не заметили, считай, прихода. «Пас!» да «Вист!» бросали в дым, который коромыслом в комнатушке вился.
Не мешать чтоб игрокам, хотел уж выйти Шухов, но услышав «Храп!» вдруг, огляделся и в углу увидел двух играющих в игру иную – в «храп» – в забаву преферанса проще, технари какую больше любят. Новый метео полка Румянцев, лейтенант, и сменный штурман вышки, седовласый капитан Скворечкин били картами азартно, так же, как и группа основная, только не раздумывая долго слишком. Думать в «храп», как в преферанс, не надо.
И ещё бортинженер приметил на столе большой пузырь со шпагой, не таясь, что водрузили чинно офицеры на столе широком. А чего бояться было? Знали, что начальство проверять не станет сразу после КШУ большого. Ненормальный совершенно только для проверки заявиться может, да притом ещё в жару такую.
Шухов сел к «храповикам» поближе и прищурился: бутыль-толстушка преломила солнца луч вбежавший и в глаза кольнула точно больно инженера, невзначай, шутливо. Тот зажмурился, потёр руками веки чуть и недовольно глянул на проказницу бутыль, а та же, напроказивши, зашлась в восторге и давай водить лучом по лицам, по глазам и по чему попало. Очень весело бутыли было.
Но, однако, капитан Ольховский баловать не дал шалунье много и луча её прервал порханье. Взял толстушку командир за шею и, глотнув, пустил бутыль по кругу. Закусив затем кусочком хлеба, кочегара капитан заметил.
– Шухов! Мать твою! – воскликнул громко. – Ты чего тут в выходной, чертяка, и к тому ж ещё посадки после?
– Делать надо бюллетень по шАсси, – кочегар ему ответил грустно. Что-то, видимо, случилось где-то, вот и требуют минуту сию. Обещал прислать машину Чипнис. Я тут малость покантуюсь с вами.
– Кто же против? Приложись маленько.
– Не могу, – ругнулся матом крепко кочегар, – сегодня шАсси гонка предстоит мне на земле, нельзя где быть под мухою хотя бы малость.
Понимающе развёл руками командир и:
– Да, – сказал, – работать на матчасти преступленье пьяным и, глотнув ещё огонь-водицы, толстопузую отдал коллеге.
Прозябая в ожиданьи нудном, Шухов в «храп» подсел партнёром третьим и торжественно на кон поставил двадцаток орлом советским кверху. Повезло. Взял за два кона рублик. Только смутная в душе тревога отвлекала и игре мешала: «бог не дай, ещё гонять затеют без меня и самолёт сломают!» Стал проигрывать и очень скоро рубль продул, потом, вздохнув, поднялся и:
– Пойду, – сказал, – наверно, братцы. Так мастак на авантюры Чипнис, что боюсь ещё гонять затеет без меня и самолёт сломает.
К двери только, глядь, Чернов заходит, капитан – его сосед по дому. Опустивши в пол глаза стыдливо, прошмыгнул меж игроков мышонком и к кровати, что была свободна. Туфли сняв, на одеяло сверху спешно лёг и отвернулся к стенке.
– Ба! Зачем ты тут, Чернов? – воскликнул кочегар. – Что два пилота правых стало в стартовом наряде нужно? Он один-то здесь, как лишний вроде, это если разобраться толком.
Не ответил капитан, он даже шевеленьем знать не дал, что слышал кочегаровы слова, зато же постарался лейтенант Румянцев за него:
– Он тут живёт на вышке, – пояснил косноязычно, пьяно, – потеряв, просрав, сказать точнее, в ДОСе прежнее к шутам жилище. Дома нет у капитана больше.
– Как так нет? – перепугался Шухов. – Неужели мы пока летали, труханоло Чу и дом наш общий вдруг разрушило, не дайте боже?
Смеха взрыв чуть успокоил, правда, кочегара: над бедой смеяться, дело ясное, друзья не станут. Он вздохнул и, позабыв на время о работе предстоящей, глянул на погодника с немым вопросом.
Не заставил лейтенант ждать долго:
– Так нажрался твой сосед недавно, что супружеское ложе даже умудрился осквернить проказник.
– Обрыгался?
– Обрыгался б если, так и жил бы восвояси дома – обосрался он, чего супруга не смогла никак снести, бедняжка, и турнула алкаша с квартиры.
– Да, дела. Ну ты, Чернов, однако, обормот, – опешил Шухов, – надо ж эдак жрать? Так до горячки белой очень запросто допиться можно.
Но молчал сосед, зато Румянцев, распаляясь, продолжал кураж свой:
– За деяние своё такое отирается теперь на вышке коммунист и ОБП. Вот, Шухов, в нашей доблестной гвардейской части, стратегической, чего творится.
И затем, согнув, как когти, пальцы, имитируя того медведя, что Чернов поймал в постели дома, идиотски зарычал погодник.
– С ним, ребята, осторожно надо, – вдохновенно продолжал Румянцев. – Где гарантия, что ночью снова не изловит капитан зверушку, ляжем спать когда? Гарантий нету!.. От вонищи, той, какая будет, задохнуться не из лучших вовсе перспектива, и коню понятно.
Капитан Чернов лежал смиренно, в одеяло с головой зарывшись, от стыда дрожа, в комочек сжавшись. Кочегару очень стыдно стало и за метео, и за соседа. Уходить уже собрался было, но, однако, капитан Ольховский попросил:
– Не в службу в дружбу, Шухов, поиграй минуты две, пока я в туалет схожу, брюшину давит.
Шухов сел за преферанс и карты для удобства разложил по масти, а во время распасов, пошли что, следом метео потопал тоже, мочевому пузырю внимая.
Не успели круг пройти, вернулся командир, как обещал, и только кочегар опять идти собрался, как заходит лейтенант Румянцев в исключительно дурацком виде: кровью вымазанный весь, помятый, и разорвана штанина в клочья.
Разумеется, отбросив карты, рты раскрыли игроки, а юный пострадавший лейтенант из горла, шпаги выпив, стал ругаться матом. Но ударил по столу рукою командир, и две марьяжных дамы, те, что в прикупе лежали, разом подскочили и, кульбит проделав, в страхе на спины легли, как будто предлагая всем себя с испугу. И Румянцев замолчал. Но гневно и сурово поглядел Ольховскй на него:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
