Текст книги "Наследники империи"

– Он же предал меня, – прошептала Коринта.

– Так ты из-за него? – ухмыльнулся Гишер. – Вот дуреха. Ты что? Серьезно думала, что ты ему небезразлична?

– А ты сам так не думал? – сердито буркнула Коринта и всхлипнула.

– Ну да, тут мы оба просчитались, – обескуражено признал хишимерец, почесав подбородок все тем же ножом. – Пожалуй, стоило угрожать его кобыле, ее он наверняка ценит больше, чем тебя.

Подсев к подносу с остатками еды, он потер ладони:

– Да вас тут неплохо кормят!

В один миг жрец словно забыл, зачем явился в стан гипитов, рискуя жизнью, сейчас он обрел вид крайне беспечный. Он принялся бесцеремонно запихивать в рот все подряд. Спохватившись через некоторое время, Гишер оглянулся на девушку:

– Будешь?

– Жри сам, – буркнула Коринта.

Она поднялась на ноги и решительно откинула полог палатки, однако и ей преградили путь пики гипитов.

– Похоже, ты здесь тоже не совсем в гостях, – с ухмылкой заметил Гишер.

– Зачем ты пришел за нами? – тяжело вздохнула Коринта, отступив от порога. – Ты все испортил. Ты всегда все портишь, от тебя одно зло.

Интонация ее голоса насторожила хишимерца. Гишер повернулся к девушке всем корпусом, он даже перестал чавкать от удивления, кусок недожеванной телятины выпал у него изо рта.

– Ты чего это? – в очередной раз ухмыльнулся Гишер. – Ты?.. Ты в него?..

– Глупость! – резко и сердито оборвала его Коринта.

– Действительно глупость, – хохотнул хишимерец. – Послушай меня, девочка, бродяге нет дела ни до чего и ни до кого, он ни к чему и ни к кому не привязывается, в этом его свобода. Так что, если в твою пустую голову залетела глупая мысль, выброси ее, пусть там и дальше будет пустота. Ты еще поблагодарить меня должна, если бы не я, так и тешилась бы самообманом.

Он плеснул айран в чашку и протянул девушке:

– Выпей, полегчает.

– Ты разве не боишься, что гипиты тебя убьют? – удивилась его беспечности Коринта.

– Я служу богу Смерти, – ответил хишимерец. – Вся моя жизнь посвящена ему. Нет, я не боюсь умереть.

– Ты фанатик.

– Зато моя жизнь не так бесцельна, как ваши.

Пока гипиты сторожили спутников Тангендерга, окружив палатку, сам он отправился к центру кочевого города, где возвышался трехярусный шатер вождя племени.

В отличие от многих кочевых народов, проводивших большую часть жизни в пути и не возводивших крупные постройки, гипиты отлично владели ремеслами, знали толк в инженерии и во время стоянок в короткие сроки ставили целые города, связывая легкие разборные конструкции в большие сооружения. Шатер главы племени мог бы соперничать своими размерами со многими городскими постройками оседлых народов. Решетчатые стенки, затянутые шкурами и полотнищами гипитских ткачих, перегораживали внутренности всего сооружения, такие же конструкции служили полами верхних ярусов.

В просторном помещении Тангендерг предстал перед всеми девятью вождями гипитских племен.

– Ну, надо же, – произнес старейший из них, смерив гостя взглядом. – Бродяга каданг еще жив.

– Смотрю, ты тоже еще дышишь, Шамрангх, – ничуть не дружелюбнее отозвался Тангендерг.

– Зачем ты здесь? – поинтересовался другой вождь.

Тангендерг перевел взгляд на Ортданатху, сидевшую на овечьей шкуре чуть в стороне от вождей с безучастным видом:

– Думаю, вам это известно.

– Мы уже услышали, что хишимерский царь ведет свое войско на Арамею, – кивнул третий вождь. – Но что нам до того? Это не наша война. И, уж тем более, не твоя.

– Не моя – это точно, – не стал отрицать Тангендерг. – Но вам от этой войны уже не уйти. Просто некуда уходить.

– Может быть, и так, – произнес Шамрангх. – Но это наши заботы, не твои.

– Теперь и мои, – возразил каданг. – В моих интересах, чтобы гипиты вступили в войну на стороне Арамеи. Вам это тоже на пользу.

– Ты по-прежнему честен, бродяга, – заметил Шамрангх. – Достойно уважения. Но гипиты ничего не должны ни тебе, ни Арамее.

– А своим потомкам? – спросил Тангендерг. – Захотите отсидеться сейчас, вашим детям и внукам останется только слушать предания о вольной жизни предков. Выйдите наружу, посмотрите по сторонам. С восхода в степь выходят хишимерцы, они уже потеснили вас. С заката горы. Вам остается либо стать рабами хишимерского царя, либо тащить свои стада на скалы.

– Когда хишимерцы придут, мы примем бой! – заявил самый молодой из вождей.

– И накормите своими трупами степных стервятников, – кивнул Тангендерг.

Шамрангх вплотную подошел к гостю, посмотрел в его глаза и произнес:

– Когда кто-то пытается использовать тебя в собственных целях, ты приговариваешь этого человека к смерти. По-твоему, как должны поступить мы?

– Делайте то, что считаете необходимым для себя, – ответил Тангендерг. – Сразившись с хишимерцами, окажете услугу не только мне, но и себе.

Шамрангх усмехнулся:

– Когда хишимерцы вытесняли нас из степи, арамейцы не спешили нам на помощь. С чего нам выступать на их стороне?

– То же самое могут сказать арамейцы, – заметил Тангендерг. – Когда хишимерцы жгли арамейские поселения, гипиты оставались в стороне. Бессмысленно меряться взаимными обидами, когда есть общий враг.

– Бессмысленно тратить время на пустые разговоры с бродягой! – воскликнул молодой вождь. – Мы напрасно собрались.

Ортданатха легко поднялась с циновки. Ростом и телосложением шаманка ничуть не уступала гипитским воинам, если бы не длинные волосы, со спины ее можно было бы принять за мужчину. Устремив взгляд на нетерпеливого вождя, она сурово поинтересовалась:

– Хочешь сказать, что говорящая с Огнем созвала вождей племен без причины?

Вождь смутился. Шамрангх произнес:

– Раз все вожди здесь, значит, никто не смеет усомниться в тебе, Ортданатха. Наверняка тебе есть, что сказать.

– Есть, – кивнула шаманка. – Много лет назад мой отец призвал вождей на великую битву и племена встали под знамя Хорруга. Некоторые из вас сами сражались тогда у Келенгана с ногарскими легионами. В благодарность Хорруг отдал степь нам, а мой отец благословил его на царство.

– Увы, уже давно нет ни Ондратанха, ни Хорруга, – заметил один из вождей. – И сами арамейцы забыли клятву своего царя защищать степь.

– Так же, как и мы отвернулись от них, в этом бродяга прав. Но священный Огонь, указавший путь нашим племенам, не угас до сих пор. Степь приняла арамейцев, теперь у нас общая жизнь. Мы освободились от гнета ногарцев не для того, чтобы покориться другим захватчикам. И если арамейцы, дети лесов, готовы умереть, сражаясь за степь, нам тем более не стоит оставаться в стороне. Падет Арамея, племена потеряют все. Если же арамейцы отстоят степь в одиночку, нам от их победы не достанется ничего.

– Ты многое переняла от своего отца, Ортданатха, – заметил Шамрангх. – В том числе и его мудрость.

– Братья, вы снова готовы довериться арамейцам?! – негодующе воскликнул молодой вождь. – Арамея поглотит степь и все вольные племена!

Шамрангх перевел на него взгляд и задумчиво произнес:

– Я помню Хорруга. Истинный воин. Его меч пролил много крови, но и многим принес свободу. Теперь у нас эту свободу пытаются отнять, нас уже потеснили с лучших пастбищ. Бродяга прав, нам некуда отступать. Прав и ты, брат, рано или поздно степь полностью станет арамейской и нашим племенам придется принять власть арамейского императора. Нам уже не удержать степь самим, и если к кому и присоединяться, я предпочитаю Арамею. Я поведу своих воинов к Хоруму. Не за Арамею буду биться, а за нашу степь, за нашу свободу. И доверяю я в первую очередь своим братьям.

Ортданатха обвела взглядом гипитов и сурово спросила:

– Что скажут остальные вожди?

Предводители племен переглянулись. Один из них потеребил бороду и заметил:

– Мы давно не были в бою, наши колесницы требуют ремонта, это займет время.

– Тогда вам лучше поторопиться, – произнес Тангендерг. – Не можете сами – дайте инструмент, я помогу.

Вожди снова переглянулись, Шамрангх молча кивнул. Ортданатха взглянула на каданга:

– Сегодня тебе везет, бродяга. Твои желания совпали с нашими.

* * *

Вытащив меч из общей пирамиды, князь Литарий взвесил его в руке, провел взглядом по лезвию, оценивая прямоту, и одобрительно произнес:

– Годные клинки куете, парни.

Старший кузнец ответил с поклоном:

– Стараемся, князь.

– Что с доспехами? – спросил Литарий.

– Шлемов мало, кольчуг еще меньше. Увы, князь, не поспеваем.

– Подходят все новые добровольцы из окрестных селений, я должен их вооружить, так что работайте до последнего часа.

– Конечно, князь, – заверил своего повелителя старший кузнец.

Всю зиму Хорум наполнял кузнечный звон, на оружие и доспехи перековали все бронзовые изделия, какие только нашли в городе и окрестностях. Столица Велихарийского княжества готовилась встретить нашествие врагов. С поселений свозили припасы, кто-то отдавал зерно и скот на военные нужды княжества добровольно, у кого-то отнимали силой княжеские воины.

– Работайте, – отдал последнее распоряжение Литарий и взобрался в седло.

Послышался возбужденный гул множества голосов, он волной катился по улице. Со стороны центральных ворот к кузнечным мастерским скакал всадник с алым вымпелом на пике, улицы за ним сразу же заполнялись толпой горожан.

– Война началась, князь, – сообщил гонец Литарию. – Хишимерская армия перешла границу и движется к Хоруму. Видел твою дочь, она с обозом идет следом, с ней беженцы.

Князь кивнул сопровождавшим его сотникам:

– Усилить дозоры. Отправить вестовых во все окрестные поселения, пусть жители уходят к побережью.

Он вновь вернулся взглядом к гонцу:

– Вестовые в Ританию и Легардию отправлены?

– Они отправились одновременно со мной.

– Что ж, будем готовиться к битве. А ты смени коня и отправляйся через Келенган в Орамос, навстречу императору, сообщи ему.

Литарий пришпорил гиппариона. Сотники поскакали в разные части города, спеша подготовить своих воинов к бою.

Весь Хорум пришел в движение. Многие горожане натягивали доспехи, вооружались мечами, копьями и топорами и отправлялись к заранее распределенным позициям. Их семьи спешно собирались в дорогу, готовясь покинуть обреченный город, дети плакали, женщины, рыдая, прощались со своими мужьями.

– Это еще что такое?! – Князь натянул поводья, увидев подростка с длинным кинжалом, пристроившегося к группе ополченцев. – Битва для мужчин, детям в ней нет места!

– Это и мой город! – запальчиво воскликнул мальчишка.

– Эх, сынок, – вздохнул Литарий. – Если бы я был уверен, что мы сможем отбить натиск, я не отдал бы приказ женщинам и детям покинуть город. Но Хорум неизбежно падет. Ты молод, тебе еще продолжать свой род. Мы остаемся для того, чтобы наши матери, жены, дети не попали в хишимерское рабство, чтобы арамейская армия могла собраться и изгнать захватчиков. Хочешь биться? Бейся. Но возвращайся с арамейской армией, с надеждой на победу. А сейчас уходи. Прибереги свою храбрость для защиты беженцев. Наши люди не должны попасть в хишимерское рабство. Ты все понял?

Подросток сморщил физиономию, тем не менее, кивнул:

– Понял, мой князь.

– Тогда ступай.

Литарий хлопнул ладонью по крупу гипариона, копыта снова зацокали по мостовой.

До самой темноты князь осматривал городские укрепления, проверяя, насколько готов Хорум к боям. Осмотр не удовлетворил правителя княжества.

– Длительной осады мы не выдержим, – пришел к выводу Литарий, скользнув взглядом вдоль городской стены. – Этот город уже не раз успешно брали штурмом, возьмут снова. Если подкрепление из Ритании и Легардии подойдет вовремя, встретим врага в открытом поле.

Хорум и в самом деле не являлся крепостью, подобно цепи бастионов Келенгана. Расположенный на равнине среди холмов, возникший некогда на месте пересечения торговых путей он служил в свое время постоялым двором для путников и караванов. Его глинобитные стены, едва восстановленные после изгнания ногарцев, могли предоставить надежную защиту от степных разбойников, но не устояли бы под ударами осадных орудий и натиском вражеской армии.

Со стены князь видел вереницы беженцев, покидающих пограничные степи. Следуя приказу своего правителя, мирные пахари и скотоводы, женщины и дети уходили на полдень, к побережью, под защиту императора. Покидали жители и сам Хорум, оставляя свои жилища защитникам города из дружины князя и ополченцев.

На стену поднялась Иррея.

– Отец, я привела обоз с продовольствием, – сообщила девушка. – Со мной пришли несколько добровольцев, готовых сражаться. Остальные уходят к побережью.

– Отлично, – кивнул Литарий. – Ты как раз вовремя. Поведешь беженцев из Хорума.

– Я остаюсь, – заявила Иррея. – В нашем войске сейчас ни один клинок не будет лишним, а мечом я владеть умею, ты это знаешь.

– Знаю. А еще знаю, что пока еще я тут князь и я отдаю приказы. За ослушание любого ждут плети. Хочешь, чтобы тебя высекли и пинками вытолкали из города?

– Но я могу сражаться!

– Сегодня я уже не в первый раз слышу подобное, – князь улыбнулся и взял девушку за руки. – Мне отрадно знать, что наши люди готовы сражаться за свою землю. Но все жертвы будут напрасны, если не останется совсем никого. Какой бы кровопролитной ни была война, она не будет длиться вечно и кому-то придется налаживать новую жизнь, восстанавливать разрушенные города и поселения. Ты и твой брат – моя надежда. Вам продолжать строить жизнь в Велихарии. Поэтому сейчас ты покинешь меня и сделаешь все, чтобы мирные велихарийцы избежали хишимерского плена. В твои руки я отдаю будущее княжества. Таков мой приказ и ты его выполнишь.

– Мудрые слова мудрого правителя, – услышала Иррея за спиной. – Послушай своего отца, девушка.

Иррея оглянулась. Позади стоял человек средних лет в белом одеянии жреца Дромидиона.

– Демилий, друг мой! – воскликнул Литарий. – Не думал увидеть тебя в Хоруме в такое время.

– Где же быть жрецу, как не с теми, кто следует за ним по пути веры? – улыбнулся Демилий. – Те, кто остается сражаться за Хорум, должны знать, что боги не оставили их.

– Помощь близка? – с надеждой спросила Иррея. – Когда подойдет арамейская армия?

– Не могу назвать день и час, – вздохнул Демилий. – Но помощь обязательно придет.

Литарий кивнул девушке:

– Отправляйся, дочь моя. Храни наших людей.

* * *

Громко переговариваясь меж собой, по тропе прошагали последние воины, замыкавшие колонну. В отличие от хишимерцев, облаченных в доспехи, эти были в звериных шкурах, вооруженные грубыми бронзовыми топорами, с такими же грубыми квадратными щитами, обтянутыми лосиной шкурой. Похоже, хишимерский царь призвал под свое знамя наемников даже с самых далеких лесов Севера.

Как только звуки леса поглотили последние голоса, заросли раздвинулись. Осторожно перешагнув через молодой папоротник, на тропу вышел Аммат. Серый дорожный плащ сделал незаметной его фигуру в густой листве для глаз наемников. Впрочем, лесные головорезы чувствовали себя слишком беспечно на хишимерской земле, чтобы вообще на что-либо обращать внимание. Огромная армия царя Орангера двинулась на Арамею, здесь, в глубоком тылу близ Мархаба, его воины не ожидали повстречать противников.

Вскоре Аммат снова свернул с нахоженной тропы, но уже не из-за опасности нежелательной встречи. Знакомым путем он направился в самую чащу. Там, где почти любой другой увидел бы лишь непролазные дебри и буреломы, дромид легко обходил препятствия, следуя к своей цели.

Спустившись в лог и перейдя вброд мелкую речушку, он остановился перед раскидистым кустарником. Из-за ветвей показался человек с луком в руках и преклонил колено. Аммат слегка коснулся ладонью макушки лучника, затем легко проскользнул к входу в пещеру, надежно укрытому от посторонних глаз густыми зарослями. Хранитель тайного храма все так же безмолвно отступил в укрытие.

В центре просторного зала с низким потолком в чаше светильника плясало пламя, изламывая тени на скальных выступах. За минувшие годы здесь ничего не изменилось, словно только вчера последний жрец Дромидии вывел отсюда будущего царя Арамеи и его спутников.

В глубине пещеры, куда едва достигали отблески пламени, Аммат склонил голову. Боги Дромидиона не требовали коленопреклонения от своих последователей и готовы были внимать служителю культа. Семь статуй божеств смотрели на жреца из глубоких ниш.

Хранитель храма все так же стоял у входа снаружи, не смея мешать общению своего главы с Дромидионом – всеми семью богами ушедшего в небытие Дромидийского царства.

Почувствовав прикосновение к плечу, хранитель обернулся.

– Оставайся с миром, брат, – произнес жрец. – Мой путь лежит в Мархаб.

Хранитель по-прежнему не проронил ни слова. Поняв немой вопрос в его глазах, Аммат тихо добавил:

– Возможно, уже не свидимся.

* * *

Свадьба состоялась более, чем скромная. Молодых благословила лишь мать Захира, Кизим принял участие в церемонии постольку-поскольку и вскоре удалился, сославшись на неотложные дела, да и вся его многочисленная семья не проявила к событию должного интереса. Для клана Кизима Самила была всего лишь беглянка, которая, соединившись узами брака с Захиром, полностью утратила былое положение в семье своего отца. К полуночи у костра, кроме молодоженов, остались лишь несколько приятелей Захира и его младшая сестренка.

Потягивая вино из деревянных чаш, молодые хингарцы переговаривались, мечтая о богатой добыче в чужих землях, куда повела их Тень. Сидя на воловьей шкуре, Самила обняла коленки и смотрела в огонь. Совсем не такой представлялась ей свадьба с любимым человеком. В мечтах это было что-то незабываемо яркое, на деле же оказалось нечто довольно унылое. Хорошо хоть, Захир теперь навсегда рядом с ней. Конечно, когда-нибудь его придется делить с другими женщинами, ведь он молод, скоро разбогатеет и, как солидный человек, обзаведется несколькими женами. Но любить он будет только ее, как обещал.

Заметив печаль молодой жены, Захир погладил ее по плечу и попросил:

– Станцуй, Самила. Я так люблю, когда ты танцуешь.

Самила улыбнулась. Она и сама очень любила танцевать.

– Тогда пусть твои друзья сыграют что-нибудь пободрее, – сказала она.

– Это можно! – с готовностью отозвался один из приятелей Захира и схватил бубен.

Самила поднялась с места, раскинула руки и слегка ударила в землю сандалией. Сестренка Захира хлопнула в ладоши, к ней тут же присоединились остальные, подстраиваясь под ритм бубна. Грациозно покачивая бедрами и плечами, девушка прошлась по кругу, отступила в центр, снова ударила сандалией в землю и стремительно закружилась в танце. Немногочисленные гости поддержали ее восторженными возгласами.

Никто из собравшихся у костра не видел, что из темноты за происходящим наблюдает еще один человек. Пристальный взгляд из-под капюшона не отрывался от девушки. Из глубины памяти верховного жреца Тени всплывал образ другой девушки, такой же легкой в танце, с робким взглядом ребенка. И угасающий взгляд той танцовщицы, умирающей на руках Бельфеддора.

Танец Самилы прервал топот копыт. Из темноты свистнул хлыст, разорвав тонкую ткань на спине девушки. Самила вскрикнула и упала на колени. Захир вскочил со своего места, схватился за рукоять меча, но вылетевший из темноты на свет костра гиппарион сбил его с ног. Следом за ним появились еще несколько всадников, в отблесках пламени блеснули острия пик, мигом остудив пыл товарищей Захира. Бородатый всадник грозно прорычал:

– Думал безнаказанно лишить меня собственности, щенок?

Всадник обнажил клинок. Его замах остановило движение воздуха. Это был не порыв ветра, сам воздух вдруг сдвинулся плотной стеной, толкнув гиппарионов и прибив к земле пламя костра. Из темноты с другой стороны появилась фигура в плаще с капюшоном.

– Эти люди служат Тени, – властно прозвучал голос жреца.

– Это моя дочь, – Бородатый хингарец на гиппарионе указал на Самилу острием клинка. – Она принадлежит мне.

– Уже нет! – запальчиво воскликнул Захир, поднявшись на ноги. – Она моя жена!

– Я подтверждаю его слова, – опередил жрец возмущение отца Самилы. – И властью Тени благословляю их союз.

Он сделал шаг навстречу грозному хингарцу. Гиппарион встревоженно всхрапнул и подался назад, не слушаясь хозяина.

– Разве слова ведущего Тень не имеют для тебя значения? – прозвучало из-под капюшона зловещим шелестом.

Темнота за спиной старца шевельнулась очертаниями паука, еще более встревожив гиппарионов. Бородатый хингарец снова взглянул на девушку, по-прежнему сидевшую на земле, и процедил:

– Одной дочерью у меня стало меньше.

Он развернул гиппариона, всадники последовали за главой своего клана. Едва топот затих вдали, Самила бросилась к ногам жреца:

– Как нам благодарить тебя?!

Ведущий Тень ничего не ответил и отступил в темноту. Пламя костра вспыхнуло с новой силой.

* * *

Внимательный взгляд Ирреи, прикрытый от солнца ладонью, скользнул по степи, ощупывая каждый куст.

– Ты уверен? – спросила она мальчишку, лежавшего рядом.

– Уверен, госпожа. Я видел всадников.

– Может быть, легардийцы? – предположила девушка.

– Я знаю, как выглядят легардийские конники, – отозвался мальчишка, обиженный таким недоверием. – Я точно видел хишимерцев. Вон, смотри!

Из кустарников, протянувшихся вдоль берега небольшой речушки, показались несколько всадников. Они то и дело склонялись с седел, разглядывая что-то на земле.

Иррея закусила губу.

– Они идут по нашим следам, – догадалась девушка. – Беги в лагерь, скажи всем, чтобы уходили дальше и не останавливались до самого Келенгана, – приказала она мальчишке. – Крепость уже совсем близко, в трех переходах.

– А ты, госпожа?

– Делай, что говорю! Меня не ждите.

Мальчишка поднялся с земли и побежал в лагерь беженцев, покидавших пограничье.

Иррея потянула повод гиппариона, поднимая его с земли, и повела за собой, уводя чуть в сторону от пути следования хишимерских следопытов. Убедившись, что ее уже невозможно заметить издали, девушка забралась в седло и продолжила свой маневр. Сделав крюк, она снова выехала к хишимерским всадникам чуть в стороне от них.

Хишимерцы заметили ее почти сразу и пришпорили гиппарионов. Немного выждав, Иррея поскакала прочь, делая вид, что убегает, и уводя за собой преследователей подальше от следов беженцев.

Над ухом просвистела стрела. Иррея вжалась в седло, нахлестывая своего гиппариона. От бывалых воинов она слыхала, что хишимерские лучники мастерски стреляют даже из седла, проверить их меткость на себе совсем не хотелось. Еще одна стрела ободрала круп гиппариона, конь встревожено всхрапнул.

Иррея оглянулась через плечо, хишимерцы ничуть не отставали. Только сейчас она поняла, насколько опрометчиво поступила. От следов велихарийских беженцев преследователей она увела, а вот уйти от них самой, похоже, будет намного труднее.

Еще одна стрела подтвердила догадку, пронзив лодыжку. Девушка вскрикнула от боли. В следующий миг гиппарион рухнул на землю, перекатился всем корпусом через хозяйку и забил копытами, тщетно пытаясь подняться. От удара головой о землю в глазах на миг потемнело.

Топот копыт приближался. Прямо над собой Иррея увидела всадника в остроконечном шлеме. Вытянув руку, он тронул девушку острием пики. Оглянувшись, он что-то сказал по-хишимерски, рядом появились еще несколько всадников. Девушка потянулась к мечу, хишимерец зацокал языком и показал глазами, что попытка сопротивления дорого ей обойдется. Впрочем, стрела в ноге и боль в ребрах после падения и без того не позволили бы ей вступить в схватку. К тому же, в глазах все плавало.

Неожиданно один из хишимерцев покачнулся в седле и рухнул на землю рядом с Ирреей, из горла воина торчала стрела. Еще одна стрела пронзила грудь другого всадника, третий уткнулся лицом в гриву своего гиппариона, выронив пику. Оставшиеся хишимерцы поскакали прочь.

Иррея приподняла голову. Убегавшие хишимерцы друг за другом выпадали из седел. Мимо промчались трое всадников в кожаных доспехах. На лицо девушки легла тень. Повернув голову, она увидела мужчину с короткими светлыми волосами и такой же светлой бородкой. Выдернув из-за голенища нож, незнакомец присел рядом с умирающим гиппарионом, накрыл ладонью его морду и перерезал коню горло. Все так же молча, он перешагнул через труп коня, окинул девушку взглядом.

– Ты кто? – спросила Иррея.

Незнакомец оставил вопрос без ответа. Остановив взгляд на лодыжке девушки, он произнес:

– Будет больно.

Иррея даже не успела сообразить, что он имеет в виду. Мужчина переломил стрелу, застрявшую в ране, и выдернул обломок. Дикая боль пронзила мозг, в глазах все померкло.

Из темноты Иррея услышала возглас:

– Клянусь сердцем Тота, я видел эту девку в Хоруме! Она дочь князя!

– Ты бы поменьше поминал своего бога здесь, – посоветовал ему другой голос, совсем юный, чуть с хрипотцой, то ли мальчика, то ли совсем молоденькой девушки.

Открыв глаза, Иррея увидела над собой звезды. Рядом на корточках сидела девушка, совсем еще девчонка, отблески костра играли на ее лице. Иррея попробовала приподняться, грудь сдавила боль, а в глазах снова все поплыло.

– Не вставай, – посоветовала незнакомка. – Ребра не сломаны, но заживут быстрее, если будешь поменьше двигаться. Нога тоже в порядке, кость не задета. Еще у тебя шишка на голове и ссадины, но это все заживет.

– Со мной ты не так обходительна, – снова услышала Иррея первый голос, полный ехидства.

– Получаешь то, что заслуживаешь, – огрызнулась девушка.

– Ты не хишимерка, – сказала Иррея, внимательно глядя на девушку.

Та кивнула.

– Тогда почему тот человек клянется хишимерским богом?

– Посмотри на него.

Незнакомка помогла раненной девушке повернуться. Неподалеку стояла колесница, к ее колесу был привязан человек.

– Ты не в плену, – сказала незнакомка. – Тебе нечего опасаться. Это Гишер, хишимерский жрец, он сам пленник. Меня зовут Коринта. А ты, должно быть, Иррея?

– Да, я дочь князя Литария, правителя Хорума, – подтвердила Иррея. – Где я?

Коринта не успела ответить. Оглянувшись на звук шагов, она насупилась. Рядом появился мужчина, тот самый, что вытащил стрелу из раны Ирреи.

– Иди к костру, поешь, – сказал он Коринте.

– Дружка своего корми, – пробурчала девушка, кивнув на связанного Гишера.

С этими словами она поднялась на ноги и, гордо вздернув подбородок, ушла прочь.

– Норовистая девчонка, – хохотнул Гишер. – А ты и в самом деле дал бы мне что-нибудь пожрать, бродяга.

– Не я тебя привязывал, не мне тебя и кормить, – равнодушно отозвался светловолосый мужчина.

– Кто ты? – повторила Иррея вопрос, на который так и не услышала ответа днем.

– Его зовут Тангендерг, он бродяга, каданг – охотно просветил девушку Гишер. – Сам он никогда не назовет свое имя, хоть сто раз спрашивай.

– Я что, в каком-то таборе? – недоуменно спросила Иррея. – Что тут за сборище?

– Советую прикусить язык, если захочешь сказать то же самое кому-то еще, – сурово ответил Тангендерг. – Ты в стане гипитов, а они слишком горды, чтоб простить насмешку, тем более, женщине.

– Прости, – смутилась Иррея. – Вы ведь спасли меня от хишимерцев.

Тангендерг промолчал.

– Мне нужно вернуться в Хорум, – сказала Иррея.

– Тогда нам по пути. Племена гипитов идут к Хоруму.

– Зачем? – удивилась девушка.

– Чтобы вернуть себе степь.

Шевеля веткой угли костра, Коринта издалека наблюдала за Тангендергом и Ирреей.

– Ты уже разворошила весь костер, – услышала девушка низкий грубый голос верховной шаманки. – Так огонь угаснет.

– Извини, – смутилась Коринта.

Ортданатха присела рядом, скрестив ноги, и простерла ладони над костром. Пламя вспыхнуло с новой силой.

– Все еще злишься на него? – спросила шаманка, глядя в огонь.

– С чего ты взяла? – очень неубедительно изобразила Коринта удивление. – Он мне совсем безразличен.

– Он говорит то же самое о тебе, – кивнула Ортданатха.

– Я знаю, – вздохнула Коринта. – Он просто отвернулся, когда я ждала его помощи.

Ортданатха повернула голову, смерила девушку взглядом:

– Его словам в отношении тебя можно доверять не больше, чем твоим в отношении него. Если бы он хоть заподозрил, что хишимерец может навредить тебе, тот был бы уже мертв.

– Ну да, – недоверчиво буркнула Коринта.

– Можешь не верить, но ты ему не безразлична.

Теперь глаза Коринты округлились от неподдельного изумления:

– Почему ты так думаешь?

– Иначе тебя уже не было б рядом с ним, как бы тебе того ни хотелось. Уже многие годы его душа пуста, тебе удалось заполнить эту пустоту. Сам он, конечно, вряд ли это признает. Но не обольщайся, он зрелый мужчина, а ты еще девочка. Твои фантазии ему безразличны. По крайней мере, пока.

Коринта смутилась еще больше. Она снова взглянула в сторону Тангендерга:

– Ты давно его знаешь. Скажи, кто он? Почему он такой?

Ортданатха ответила не сразу. Коринта даже подумала, что так и не услышит ответа, но повторить свою просьбу не решалась. Вдруг шаманка заговорила:

– Он родился далеко на закате, на берегу океана, в землях кадангов. Его мать Ранда, дочь Орланденга из Талбота, конунга всех кадангов, главы воинского клана Черных Псов. Его отец Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна, простой рыбачки, чьи предки состояли в другом клане воинов – Белых Волков. Арамейцы назвали Корлунга Хорругом.

Коринта открыла рот от изумления:

– Хорруг его отец?! Он убил собственного отца?!

– Только Ранда и Корлунг знали, как все случилось на самом деле, – бесстрастно продолжала шаманка. – Но среди кадангов считалось, что Корлунг обесчестил Ранду. В их глазах она была опорочена. До самой смерти она влачила жалкое существование и любой, даже простой рыбак, считал себя вправе назвать ее шлюхой. Тангендерг отомстил за бесчестье матери мечом. После смерти Ранды он отрекся от своего народа и с тех пор скитается по свету.

– Ты так много о нем знаешь, – заметила Коринта. – Откуда?

– Он сам рассказал, – ответила Ортданатха.

– Рассказал?! – в очередной раз изумилась Коринта. – Он же почти всегда молчит. А о себе его вообще не заставишь сказать ни слова.

Шаманка пожала плечами:

– Значит, мне повезло больше, чем всем остальным.

– И он никогда не пробовал остаться на одном месте? – продолжала расспрашивать Коринта. – Обзавестись семьей, построить дом… Он ведь часто говорит, что именно так и должен жить настоящий мужчина. Почему он не хочет быть воином?

– Наверное, потому, что видел слишком много крови. Он был совсем еще мальчишкой, когда заканчивалась столетняя война, сражался во многих битвах. В его жилах соединилась кровь двух воинственных кланов его предков – Белых Волков и Черных Псов, служивших богу войны Бельфеддору. Многие великие воины становились таковыми, приобретая опыт в кровавых сражениях, оттачивая свое мастерство и навыки всю жизнь. Он же родился воином. Он воин по крови. Но не душой. И это тяготит его. Он старается не привязываться ни к кому и ни к чему, чтобы не быть зависимым, так он сохраняет свою свободу и не имеет нужды служить кому бы то ни было своим клинком. Он проливает кровь только своих личных врагов и не ввязывается ни в какие войны. Даже эта война для него лишь способ добраться до одного единственного человека. Чего у бродяги не отнять, так это верность своему слову. Никто не избежал смерти из тех, кому он вынес свой приговор.