Текст книги "Наследники империи"

– Ты говоришь, он ни к кому не привязывается? – переспросила Коринта. – А как же его лошадь?

Губы шаманки чуть дрогнули в улыбке:

– Это его единственный друг. Давным-давно, когда бродяга был еще мальчишкой, он вступил в схватку с шайкой степных разбойников. Он уложил их всех, но сам получил тяжелые ранения. Лошадь нашла его в степи. Он взобрался на ее круп, и кобыла сама привезла его бесчувственного в наш стан.

– Ты его выходила? – спросила Коринта.

Ортданатха покачала головой:

– Мой отец. Мне тогда запретили приближаться к чужаку. Познакомились мы позже, когда он приехал на кремацию моего отца, верховного шамана гипитов, единственного человека, которого бродяга уважал.

– Почему ты всегда называешь его бродягой?

– Не только я. Ты когда-нибудь слышала, чтобы он сам кому-нибудь называл свое имя?

Коринта на мгновение задумалась:

– Пожалуй, нет.

– Мы уважаем его желание.

Обе замолчали. Шаманка неотрывно смотрела в огонь, Коринта же то и дело поглядывала в сторону Тангендерга, сидевшего, скрестив ноги по-гипитски, подле Ирреи.

– Она красивая, – не сдержала вздоха Коринта. – И она воин.

Шаманка вновь улыбнулась:

– Ты взрослеешь, но все равно пока остаешься девчонкой. Не пытайся войти в его сердце больше, чем он сам позволяет, он был и останется одиночкой, бродягой.

* * *

Маленькая девочка споткнулась и упала на дорогу. На обнаженной коленке выступила кровь, но девочка не заплакала, лишь вздохнула. Даже у нее на слезы не осталось сил.

Колонны беженцев втягивались в распахнутые ворота Келенгана, старинной крепости ногарских правителей. Частично обрушившиеся укрепления, тем не менее, выглядели внушительно. Алое знамя с золотым орлом, развевающееся над главной башней, вселяло надежду на защиту в сердца велихарийцев, покинувших свои дома, измученных дальней дорогой, страхом, переживаниями за близких, оставшихся защищать Хорум.

Шедший позади подросток подхватил девчушку на руки и вместе с ней вошел в ворота крепости.

– Среди них почти нет мужчин, – заметил Рисстаний, глядя с крепостной стены на колонны беженцев. – Женщины, дети, старики…

– Их мужчины остались защищать Хорум, – сказал стоявший рядом Аррелий. – Первые беженцы сообщили, что большинство тех, кто может держать оружие, со всей Велихарии стягиваются под знамя князя Литария.

– Достойный пример всем нам, – не смог скрыть восхищения молодой император. – Не будем же и мы медлить. Последние отряды уже прибыли?

– Так точно, мой император, – доложил сопровождавший правителя Атрий. – Мы имеем более десяти тысяч всадников.

Рисстаний взглянул на молодого воина. Бледность уже сошла с его лица, глаза горели решимостью.

– Выступаем, – кивнул император.

– Не разумнее ли занять оборону здесь, в крепости? – подал голос один из князей.

– Мы уже обговаривали это, – резко ответил Рисстаний. – Я не оставлю Хорум на растерзание.

– Через Хорум открывается путь в тыл Келенгана и остальных крепостей, – добавил Аррелий. – В свое время Хорруг совершил именно этот маневр, хишимерцы поступят так же. Сидя здесь, потеряем время и загоним себя в ловушку.

– Подать сигнал к выступлению! – приказал молодой император. – Обозы оставить здесь, движемся ускоренным маршем.

– Дельно, – одобрил Аррелий. – Припасы отберем у хишимерцев.

* * *

Привстав на стременах, князь Литарий окинул взглядом шеренги своих бойцов. Как ни готовился князь к защите своего города, все же снарядить воинов как следует не хватило ни времени, ни средств. Большинство были облачены в легкие кожаные доспехи и стеганки, вооружены топорами, пиками и простыми деревянными щитами. Только несколько сотен княжеских воинов блистали броней доспехов. Так же в броне были и ританские копейщики, пришедшие на защиту Хорума. Рассудив, что сидя за городскими стенами, не приспособленными для долгой обороны, можно оказаться в ловушке, князья вывели войско в степь и заняли позиции для битвы.

К Литарию подъехал всадник и сообщил:

– Прибыл гонец от князя Кадония. Легардийцы обходят хишимерцев с фланга, чтобы отсечь обозы и ударить с тыла.

– Кадоний, как всегда, все делает по-своему, – хмуро проворчал Литарий, отпустив всадника.

– Тем не менее, маневр неплох, – заметил ританский князь. – Без обозов наступление хишимерцев замедлится, а удар в тыл внесет смятение.

– Вот только нам без легардийской кавалерии придется тяжко, – проворчал князь Литарий. – Моих всадников слишком мало.

– Зато мы на выгодной позиции, – ответил Даманий. – Справа и слева низины, сейчас они заболочены, хишимерцы туда не полезут, а между ними большим отрядам не развернуться. Если остановим авангард, выиграем время.

В рядах воинов прошелестел ропот. Князь Даманий указал в степь:

– Смотри.

По степи волнами разливались шеренги воинов. Солнечные блики играли на броне доспехов, остроконечных шлемах, щитах, клинках и остриях копий. Ветер развевал над хишимерскими когортами черные знамена с четырехконечными звездами.

– Их раза в четыре больше чем нас, – заметил ританский князь. – А это всего лишь передовые отряды.

– Да, возможно, это будет наша последняя битва, – кивнул правитель Хорума. – Гонцы сообщили, что император собирает войско у Келенгана. Нам придется задержать хишимерцев здесь как можно дольше.

– Тогда за дело, – просто ответил Даманий и, пришпорив гиппариона, поскакал к своим копейщикам.

Князь Литарий объехал ряды своих воинов.

– Готовы сразиться за Хорум и Арамею с этой ордой? – громко спросил он, кивнув в сторону хишимерского войска.

– Готовы, князь, – спокойно отозвался из строя крестьянин в стеганке с топором в руках под общий нестройный хор воинов.

– Как зовут?

– Далман. Все мои ушли за Келенган, а мы с соседями остались с тобой, князь.

– Удачи тебе, Далман. Удачи всем нам.

Приготовления с обеих сторон длились недолго, вскоре шеренги хишимерских пехотинцев двинулись вперед, ощетинившись копьями.

* * *

Призывный хор множества голосов смолк. Скрестив руки на груди и склонив головы, сотни жрецов разом упали на колени. За ними на колени пали простые последователи, пришедшие в очередной раз узреть чудо и выразить преданность грозному божеству. Хишимерские воины ударами плетей и пинками заставили опуститься на колени и арамейских пленников.

В полудне пути от Мархаба проплешиной среди лесов простиралось каменистое плато. В самом центре его раскалывала глубокая трещина, свет луны терялся в бездонной пропасти. Жрецы утверждали, что пропасть ведет в полное ужасов царство Тота, простым хишимерцам оставалось лишь верить на слово служителям культа. Никто в здравом уме не отважился бы приблизиться к священному месту самостоятельно в неурочное время и уж тем более проверить на личном опыте правоту жрецов.

Свет полной луны всколыхнулся серебристым покровом, явив взорам пирамидальное сооружение, опирающееся на тройную колоннаду по всему периметру. Как всегда, Тот откликнулся на зов почитателей и позволил служителям культа войти в свой храм.

Поднявшись с колен, жрецы друг за другом вошли в арку входа, следом воины загнали пленников. Кровь рабов должна была окропить живое сердце мертвого бога и умилостивить его. Простому люду надлежало оставаться снаружи.

В золотом саркофаге, стоявшем почти вертикально у стены, покоились останки Тота. Пустые глазницы черепа взирали на жрецов. На алтаре в центре храма пульсировало черное сердце.

Жрецы вновь хором затянули молитву, испрашивая у божества благословения. Двое служителей культа взяли за руки одного из пленников и повели к алтарю, где его уже ожидал старший жрец с кривым ритуальным ножом в руке. Неожиданно другой пленник оттолкнул всех троих и сам вышел к алтарю.

– Желаешь первым пролить кровь на сердце нашего бога? – слегка удивился старший жрец.

– Не совсем так, – возразил пленник.

Он протянул скованные руки к опешившему жрецу и вырвал нож из его руки, затем подхватил с алтаря сердце Тота.

Хор служителей культа смолк.

– Святотатство! – взвизгнул старший жрец.

Остальные схватились за ножи, готовые раскромсать дерзкого на части. Пленник кольнул трепещущее сердца божества острием ножа, весь храм содрогнулся от тяжкого вздоха.

– Стойте на месте! – приказал пленник. – Иначе живое сердце вашего бога недолго будет живым.

– Кто ты? – хрипло спросил старший жрец. – Почему ты еще жив?

Удивление жреца было оправдано. Любой, неосторожно коснувшийся сердца Тота, умирал в мучениях от быстротечной гангрены. Жрец видел, как чернота покрывает пальцы пленника, но тут же отступает, снова обволакивает плоть и вновь отступает, словно борясь с чем-то невидимым. До сей поры лишь одному смертому удалось удержать в своей руке живое сердце мертвого бога, более того, он сам и вырвал сердце из груди Тота. Но то был сам Хорруг, ставший вечным проклятием и наказанием Хишимерского царства, обожествленный в преданиях народов равнины.

– Мое имя Аммат, – назвался пленник. – Я последний дромидиец и жрец-дромид. По своей воле я сдался в плен и оказался здесь. Хотите вы того или нет, но сердце Тота покинет храм.

– Ничтожный слуга Дромидиона, – процедил старший жрец. – Гнев Тота сотрет тебя в пыль!

– Эта ноша уже не впервые в моих руках, – улыбнулся Аммат.

– Далеко тебе не уйти, – предупредил хишимерец.

– Далеко и не нужно.

Стена позади саркофага всколыхнулась, словно ярость Тота пыталась прорваться наружу.

– Давно уже стоило лишить вас вашего бога, – произнес Аммат, целя ножом в пульсирующее сердце.

Перед алтарем сгустилась дымка тени и тут же распахнулась, выпустив из своих объятий фигуру в плаще с капюшоном. Невидимая сила, словно таран, сбила дромида с ног, нож отлетел в сторону, сердце Тота откатилось под ноги пленникам.

Под сводами храма проявились очертания паука. Жрецы Тота замерли в растерянности.

– Твои боги сильны, дромид, – произнес появившийся из тени человек. – Но ничтожны перед мощью Тени.

Капюшон надежно скрывал лицо незнакомца, но, похоже, он был уже очень стар.

Один из пленников потянулся к сердцу Тота.

– Не смей! – предупредительно крикнул более бывалый арамеец.

Однако было уже поздно, тот схватил сердце в руки.

– Дайте нам уйти! – потребовал он. – Иначе я растопчу сердце!

– Глупец, – рассмеялся старец из тени.

Живая плоть мертвого бога почти сразу выпала из онемевших пальцев пленника. Он оторопело смотрел на свои чернеющие руки, даже не чувствуя боли от ужаса. Черный тлен стремительно расползался по телу, язвы поедали плоть, мясо клочьями отделялось от костей. Теряя сознание с последними вздохами, пленник опрокинулся назад, коснувшись своих товарищей. Пленники взвыли от ужаса, когда черная гниль принялась стремительно и беспощадно пожирать их. Вскоре от двух десятков людей, предназначенных в жертву кровожадному божеству, остались лишь почерневшие кости в оковах.

– Следует отдать тебе должное, дромид, ты многого достиг, – не без уважения заметил ведущий Тень. – Твоими стараниями окончательно пала старая империя и родилась новая.

– Арамею создал Хорруг, – поправил Аммат старца, тяжело поднимаясь на ноги.

– Брось, – пренебрежительно отозвался жрец Тени. – Кем бы он был без тебя? Простым наемником, бродягой. Такие, как мы, указывают путь царям и целым народам.

– Пытаешься склонить меня к служению Тени? – удивился дромид.

– Мне пригодился бы такой человек, – не стал скрывать старец.

Аммат усмехнулся:

– В числе многих я бился на развалинах Дромидии. Нас ушло только трое. Все дромидийцы пали, сражаясь за свою веру. Я не предам их память и веру арамейцев в Дромидион. Свой выбор я сделал давно и не отступлюсь от своих богов.

Он украдкой бросил взгляд в сторону сердца Тота. Полоса света накрыла сердце и растаяла вместе с ним. Аммат улыбнулся и добавил:

– Поэтому и мои боги не отступаются от меня.

– Тем не менее, Арамея падет, – зловеще заверил дромида ведущий Тень.

– К чему это? – устало спросил Аммат. – Твой план провалился, бродяга не разбудил Бельфеддора, Тень не получит силу, способную сокрушить Маграхир.

– О, да, – кивнул старец. – Бродяга не сделал то, что требовалось. – Но сила Тени прирастает верою в нее. Теперь ты́ послужишь ей. Эй, вы! – Он оглянулся на жрецов Тота. – Распните дромида на кресте и выставьте впереди армии, которую поведет ваш бог!

– Без сердца Тот не может войти в мир живых, – осмелился напомнить старший жрец.

– Теперь может! – заявил старец. – Тому, кто вытащил его из недр Аддата, под силу открыть врата миров, хотя бы на краткое время!

Он вскинул руки, над головой возникла призрачная хрустальная сфера. Тень паука зашевелилась под сводами храма. Жрецы зачарованно взирали на одно из двух Сердец Мира, некогда похищенного из глубины Черных джунглей и выпустившего Тень из бездны гор Аддата.

– Ты безумен, – спокойно заметил Аммат. – Годы бессмертия сожгли твой разум. Хочешь уподобиться богам, но ты всего лишь человек.

– Узрите все и уверуйте в мощь Тени! – торжественно провозгласил старец. – Поведайте маловерным, как Тень впустила мертвого бога в мир живых!

Каменная стена позади саркофага заколыхалась, источая белесый туман. Закручиваясь спиралями вокруг останков Тота, нити тумана наделяли мертвого бога плотью. Вскоре из саркофага наружу шагнуло огромное ящероподобное существо, своды храма дрогнули от яростного рева. Жрецы разом пали ниц пред своим ожившим божеством.

– Веди свою армию на поле брани! – воскликнул ведущий Тень.

Стена исчезла, открыв безграничный темный провал, из которого повеяло могильным холодом и трупным разложением.

Переведя взгляд на Аммата, ведущий Тень произнес:

– Арамейцы и их союзники собираются сражаться за побережье. Тот сокрушит их жалкое сопротивление, храмы Дромидиона сгорят и твоих богов похоронят. Когда Арамея падет, вера в силу Тени возрастет тысячекратно и тогда Маграхир не устоит.

Тень паука накрыла хрустальную сферу и старца.

* * *

В пылу сражения ни хишимерцы, ни арамейцы не обратили внимания, как на вершине невысокого холма со стороны заката появился всадник, затем еще один, за ними еще и еще, с бунчуками на кончиках пик.

Бросив взгляд на поле боя из-под ладони, Шамрангх произнес:

– Похоже, первый бой арамейцы проиграли. Они пытаются отступить к Хоруму.

Сотни тел устилали степь, павшие бойцы с обеих сторон в измятых, потемневших от крови и изрытой земли доспехах лежали вперемешку с умирающими от ран, порубленными и растоптанными, задыхающимися под трупами, истекающими кровью. Арамейские ополченцы, вынося с поля боя своих раненых, втягивались в распахнутые ворота Хорума. Разрозненные группы княжеских воинов медленно отступали следом, сдерживая натиск тяжелой хишимерской пехоты и кавалерии. За передовыми отрядами хишимерской армии в степи разворачивались свежие когорты, перестраиваясь в боевые порядки.

– Чего же вы медлите?! – нетерпеливо воскликнула Иррея, обнажая свой меч. – Там гибнут наши люди!

Шамрангх кивнул остальным вождям:

– Поможем арамейцам сохранить силы. Сегодня битва не закончится, а их клинки нам еще понадобятся. В бой, братья!

Гипитские всадники волнами покатились вниз. Огибая холм и на ходу перестраиваясь в боевой клин, на равнину выкатились колесницы кочевников. В то время, как всадники гипиты обрушились на правый фланг хишимерской кавалерии, тяжелые боевые колесницы смяли тылы пехоты. В очередной раз за день все смешалось в отчаянной рубке.

На холме остались лишь Ортданатха, Тангендерг и Коринта. Девушка взглянула снизу на каданга, сидевшего верхом на своей лошадке и спросила:

– Ты не будешь биться?

– Там и без меня полно народу, – безразличным тоном ответил Тангендерг.

Получив поддержку гипитов, арамейцы, наконец, перестроились в боевой порядок и продолжили отступление более слажено, сдерживая натиск хишимерцев и вынося из боя раненных бойцов.

– Арамейская девочка не бережет себя, – заметила Ортданатха, указав на Иррею, бросившуюся в самую гущу сражения.

– Она смелая, – не без зависти сказала Коринта. – Ты спрашивал о воительницах, – напомнила она кадангу. – Вот тебе воительница. Сильная и отважная.

– Просто глупая девчонка, – равнодушно отозвался Тангендерг. – Еще не научившаяся ценить жизнь, свою и чужую.

Коринта недоуменно потеребила кончик носа и хмыкнула:

– Знаешь, иногда ты кажешься еще более странным, чем обычно.

– Знаю, – все так же безразлично ответил каданг.

Он спешился, взял Коринту за руку и положил ее ладонь на гриву своей лошади:

– Присмотри за ней.

Сам он направился вниз с холма. Коринта удивленно взглянула на шаманку:

– Он все-таки решил биться? С чего вдруг?

– Не пытайся осмыслить его поступки, – посоветовала Ортданатха. – Он всегда делает только то, что считает нужным для себя.

Между тем натиск хишимерцев не ослабевал ни на мгновение. Поначалу слегка замешкавшись при неожиданном вмешательстве гипитов, захватчики вновь устремились к городским воротам, тесня защитников Хорума.

Копье насквозь пронзило шею гиппариона Литария, конь рухнул, сбросив седока. Лежа на спине, князь принял на щит удар хишимерской секиры. Следующего удара не последовало, хишимерец сам упал рядом, обрызгав князя кровью. Опустив топор, Литарию протянул руку Далман.

– Держись князь, битва будет еще долгой, – сказал крестьянин.

– Точно, – согласился Литарий, поднимаясь на ноги. – Ты почему здесь? Я велел всем ополченцам отойти к Хоруму.

– Думаю, мой топор и здесь лишним не будет.

Они продолжили рубиться плечом к плечу, отражая удары хишимерских воинов и разрубая вражескую плоть. С головы до ног покрытые грязью и кровавыми брызгами князь и крестьянин сейчас мало отличались по виду.

– Наши воины уже входят в Хорум, – сообщили князю, когда за спиной поднялись стены города.

Лучники на городских стенах и башнях осыпали хишимерцев стрелами, однако и это не ослабило натиск врагов. Тяжелая кавалерия царя Орангера сбила напор конников гипитов, в то время, как пехота все так же теснила арамейцев.

– За стенами Хорума сможем продержаться хотя бы до темноты, – прохрипел Литарий, разорвав клинком кольчугу на груди очередного противника.

– Не думаю, что ночью они угомонятся, – отозвался Далман.

Надежда, что с приходом ночи атака утихнет, и в самом деле была слишком зыбкой – проповедники культа темного бога вполне могли повести своих последователей в бой и в кромешной тьме.

Вслед за передовыми отрядами хишимерской армии к месту сражения подходили свежие войска. Все новые и новые пешие и конные воины сотнями вливались в битву, не позволяя защитникам передохнуть ни мгновения.

Хишимерская стрела пронзила бедро князя, удар тяжелой секиры развалил щит на части, зазубренное лезвие порвало плечо. Отбив выпад противника мечом, Литарий пошатнулся. Острие копья наверняка пробило бы доспех на груди, но хишимерский воин сам упал, сбитый с ног крупом гиппариона. Ударом клинка подоспевший всадник смял шлем на голове хишимерца. С удивлением князь узнал в молодом воине свою дочь.

– Как ты, отец?! – крикнула Иррея, щедро рассыпая удары мечом и разя врагов.

– Я же велел уходить тебе с беженцами! – недовольно воскликнул Литарий, едва держась на ногах.

– Наши люди в безопасности, – заверила его девушка. – Уведи князя! – крикнула она Далману.

Тот подхватил обессилевшего правителя Хорума.

Один за другим арамейские воины падали под ударами хишимерских клинков. Копье пронзило брюхо гиппариона Ирреи, тот захрипел и пал на бок, девушка едва успела высвободить ноги из стремян и откатиться в сторону. Поднявшись, она вновь взмахнула мечом. Ярость битвы заглушила даже боль в лодыжке от полученного недавно ранения. В пылу боя она и не заметила, как ее оттеснили в сторону от ворот города, вскоре вокруг остались одни хишимерцы, вражеские клинки тянулись к ней со всех сторон. Немногие мужчины могли бы посоперничать с Ирреей в искусстве владения мечом, но даже ей было не под силу устоять перед столь многочисленными противниками. Но неожиданно среди хишимерцев возникло какое-то замешательство, а еще через пару мгновений девушка увидела бродягу каданга.

Тангендерг шел сквозь битву спокойно, его лицо, покрытое кровавыми брызгами, хранило обычную печать равнодушия и безучастности ко всему вокруг. Вместе с тем клинок в его руках неуловимо быстро метался из стороны в сторону, сея смерть. При этом каданг вообще не смотрел по сторонам, не глядя, отбивал удары даже со спины и рубил противников, словно каким-то неведомым чутьем предвидя, с какой стороны грозит опасность. Невольно Иррея залюбовалась его смертоносной ловкостью, четкими выверенными движениями и поразительным хладнокровием.

– Если не собираешься сегодня умирать, то лучше пробиваться к воротам, – невозмутимо посоветовал Тангендерг, приблизившись к девушке и раскроив ударом меча лоб хишимерцу за ее спиной.

– Так и сделаю, – пообещала Иррея.

Продолжая биться бок о бок, они принялись прокладывать дорогу по трупам к распахнутым воротам Хорума, где последние арамейские воины, ушедшие с равнины сдерживали натиск врагов.

К этому времени закованные в броню тяжелые всадники хишимерской кавалерии окончательно оттеснили гипитов. Потеряв в битве немалую часть колесниц, кочевники понемногу отступали.

– Мы проиграли, – обреченно прошептала Коринта, наблюдая за ходом сражения с вершины холма.

– Если бы исход битвы был предрешен в пользу врага, твой спутник сейчас не был бы там, – спокойно произнесла Ортданатха.

– Ваши вожди отступают, а арамейцев заперли в Хоруме, – возразила девушка. – Посмотри, сколько их! – она указала на тысячи хишимерских воинов, окружавших город. – Они все прибывают. Нам уже не на что надеяться.

Шаманка внимательно посмотрела на девушку и спросила:

– Ты готова сдаться?

Коринта не нашлась, что ответить, лишь растерянно вздохнула.

Продолжая отбивать удары врагов, Иррея услышала тяжелый скрип.

– Ворота! – воскликнула она. – Ворота закрываются!

– Значит, все уцелевшие войска уже ушли за стены, – отозвался Тангендерг.

– А как же мы?!

– Ты же не думала, что ворота будут держать открытыми специально для нас, – все так же невозмутимо ответил каданг, стряхивая с меча очередного противника. – Лучше потерять двоих, чем сотню.

С горки трупов на Иррею прыгнул хишимерский воин, сжимая обеими руками древко копья. Стрела, пронзившая грудь, прервала его прыжок.

– Эй, вы! – услышала девушка сверху. – Давайте сюда!

Со стены упала веревка с завязанными на ней узлами.

– Полезай, – кивнул Иррее Тангендерг.

Вложив клинок в ножны, девушка уцепилась за веревку и принялась карабкаться на стену. Наверху ее подхватил Далман. Как только Иррея перевалилась через стену, за ней последовал Тангендерг. Арамейские лучники били со стены по хишимерцам, прикрывая каданга. Тем не менее, когда каданг уже почти достиг самого верха, стрела пробила его бедро и пригвоздила к стене. Перегнувшись через край, Иррея прикрыла спину каданга своим щитом, в который тут же ударили еще две стрелы. Правой рукой девушка вцепилась в ворот безрукавки Тангендерга. Сжав зубы, Тангендерг мечом переломил древко, освободился и при помощи Ирреи и Далмана перевалился через стену. Крестьянин тут же перетянул его рану, останавливая кровь.

Протяжно и низко прозвучал сигнальный рог, затем еще один, потом еще и еще, подавая сигнал войскам. Хишимерские воины откатились от стен Хорума, занимая позиции на безопасном расстоянии, недоступном для арамейских лучников. Эскадроны хишимерских всадников прекратили преследование кочевников и так же заняли оборонительные позиции в тылу своей пехоты. Отряды хишимерцев растянулись вокруг Хорума, окончательно сомкнув кольцо.

– Почему они остановились? – недоуменно пробормотала Иррея, следя со стены за маневрами противника.

– Будут ждать, пока подойдут подкрепление и осадные орудия, и тогда сровняют город с землей, – хмуро ответил Далман.

Оглянувшись на него, Иррея заметила:

– Все-таки, ты наверняка был воином. Ты слишком опытен в таких делах для простого крестьянина.

– Был, – все так же хмуро подтвердил крестьянин. – Я защищал этот город от кочевников, от хишимерцев, от Хорруга, еще когда здесь правили ногарцы. Хорум не выдержал ни одной осады, видимо, падет и в этот раз.

– Не спеши копать нам могилы, – прохрипел Тангендерг. – Лучше отдыхайте, пока можете. Хишимерцы выдохлись и вряд ли пойдут на штурм ночью, а завтра силы вам понадобятся.

– Позаботься о нем, – попросила девушка Далмана, указав на каданга. – А мне нужно к отцу.

– Ступай, – кивнул крестьянин.

* * *

Небрежным жестом царь Орангер отпустил слугу. На выходе тот столкнулся с Кетанносом, поспешно отступил в сторону, уступая ногарцу дорогу, затем покинул шатер повелителя.

– Что скажешь? – спросил царь своего наемного полководца.

– Слышал, в наших тылах проблемы, – произнес Кетаннос.

– Несущественные. Отряд арамейцев напал на наши обозы. Осадные орудия подойдут чуть позже, чем запланировано.

Кетаннос покачал головой:

– Нет времени ждать. Пусть твои воины сейчас же начинают строить штурмовые лестницы. Мы должны взять Хорум до утра.

– Нет нужды для спешки, – пренебрежительно отмахнулся царь. – Моим воинам нужна передышка, а войско Хорума практически разбито, остатки укрылись за стенами и уже никуда не денутся.

– Может, ты не заметил, но рядом с Хорумом стоит войско гипитов. И они уже ввязались в сражение.

– Кочевники нам не соперники, – снова отмахнулся царь.

Кетаннос помрачнел еще больше.

– Сегодня твое войско понесло большие потери, – произнес ногарец. – Особенно много полегло северных наемников. Твоя самоуверенность, царь, погубит твою армию. Я допросил пленных, арамейцы ждут подкрепление. А твои войска растянуты вдоль стен Хорума, при том, что поблизости стоят гипиты. Мы находимся в очень невыгодной позиции, один хороший удар, и твоя армия рассеется. У нас нет времени на длительную осаду. Прямо сейчас необходимо собрать армию в один кулак, разгромить гипитов и взять Хорум штурмом.

– Ты прав, ногарец, потери большие, – кивнул Орангер. – Именно поэтому я не желаю ввязываться в бесполезные потасовки. Северных наемников не жалко, но наши племенные вожди взбунтуются, если я потеряю в напрасной битве слишком много их воинов. Арамейцы уже давно надеются на помощь своего императора. Пока арамейские князья соберутся в одну армию, мы уже разрушим Хорум. А гипиты, увидев падение Хорума, сами разбегутся. Сейчас они не могут связаться с князем Хорума, а в одиночку напасть не осмелятся.

– Однако ничто не помешало кочевникам вступить в битву сегодня, – заметил Кетаннос.

– Как бы то ни было, сегодня битва закончилась нашей победой, – ответил Орангер. – Теперь кочевники будут намного осторожнее, возможно, вообще уйдут прочь. Они тоже понесли значительные потери, как и арамейцы.

– Лучше бы ты был прав, царь, – мрачно произнес Кеттанос.

* * *

Коринта обняла кобылу за шею и вздохнула. Лошадь отозвалась таким же вздохом.

– Где-то сейчас твой хозяин? – снова вздохнула девушка и продолжила расчесывать гриву лошади деревянным гребнем.

Стараниями Коринты старая кобыла Тангендерга начала приобретать более притязательный вид, девушка выпутала, наконец, все колючки из шерсти животного, почистила, расчесала гриву и хвост, давно слипшиеся грязными сосульками.

– Думаешь о нем? – услышала Корина низкий голос шаманки.

Обернувшись, девушка произнесла:

– Надеюсь, он еще жив. Сегодня столько людей погибло.

– Да, многие все еще умирают там, в степи, вокруг Хорума, – кивнула Ортданатха. – Слышишь?

Ночь окутала непроницаемой мглой поле недавней битвы. Из степи до стана гипитов доносились стоны и хрипы умирающих от ран людей и гиппарионов.

– Наши вожди готовы увести свои племена обратно на закат, – сказала шаманка.

– Вы бросите арамейцев одних? – насторожилась Коринта.

– Большинство считает, что Хорум обречен. Вожди не желают терять своих людей в безнадежной битве.

Коринта опустила голову, уткнувшись лбом в гриву кобылы.

– Шамрангху удалось убедить остальных вождей повременить с отступлением, – продолжала Ортданатха. – Но пришлось пойти на уступку. Многие считают, что черный жрец принес неудачу в бою нашим воинам. На рассвете твоего спутника сожгут на жертвенном костре.

Сказав это, шаманка ушла.

Понемногу в степи затихали последние стоны. Хишимерские дозоры, выискивавшие своих раненных и добивавшие чужих, что уже не могли послужить храму на алтаре Тота, возвращались к своим отрядам. Уцелевшие в битве и сумевшие избежать плена гипиты стягивались в стан кочевников, туда же подходили и раненные арамейцы, не имея возможности вернуться в город, оцепленный хишимерскими войсками.

Гишер, как обычно, сидел привязанный к колесу колесницы, в этот раз никто не охранял пленника, гипитам хватало хлопот и без него. Вынырнув из темноты на свет костров, Коринта без помех приблизилась к колеснице.

– Ты пожрать принесла? – встретил ее вопросом пленник.

– Вожди хотят убить тебя на рассвете, – сообщила ему девушка.

– Тем более, дай чего-нибудь пожевать, на сытое брюхо умирать приятнее.

Коринта схватила его за плечо и встряхнула:

– Ты что? Не понял? На рассвете тебя сожгут живьем!

– И что теперь? – ухмыльнулся Гишер. – Я должен расплакаться? Ты разве забыла, какому богу я служу? Служителям Тота не страшна смерть.

Коринта присела рядом на корточки и спросила:

– Ради чего ты готов умереть? Я не понимаю этого. Те, кто защищает Хорум, сражаются и умирают за свою землю, свои семьи, свободу. А ты за что?

Гишер повернул голову, взглянул на Коринту, ухмылка медленно сползла с его губ.

– Ты удивишься, девочка, но я тоже готов погибнуть во имя своего народа. Арамейцы забрали себе то, что хотели взять хишимерцы. Да, наш бог жесток и беспощаден, но он вывел мой народ из лесов, дал ему силу и ведет к победе. Если за победу нужно заплатить тысячами жизней, пусть так и будет. Отправляя на смерть других, мы, служители Тота, готовы принести в жертву и самих себя. Поэтому мне не страшна смерть, она лишь приблизит встречу с моим богом.

Некоторое время Коринта молча смотрела в глаза пленника, затем вытащила нож и перерезала веревки, стягивавшие его запястья.

– Зачем? – спросил Гишер, растирая затекшие руки.

Коринта пожала плечами:

– Я же не служу твоему богу, мне ни к чему отправлять тебя на смерть.

Гишер поднялся на ноги, смерил девушку взглядом и произнес:

– Завтра, когда армия моего царя разгромит ваше войско и сожжет Хорум, я замолвлю за тебя словечко, тебя убьют быстро, без мучений.

* * *

Откинув полог палатки, внутрь заглянула Иррея.

– Как ты? – спросила она.

– Жив, – коротко отозвался лежавший на циновке Тангендерг, даже не повернув головы в ее сторону.

Несмотря на то, что большинство жителей покинули город, места для всех воинов и ополченцев не хватало, на рыночной площади наспех установили походные палатки. Одну из таких палаток нашел для Тангендерга Далман. Места в ней едва хватало для одного человека, но неприхотливый каданг привык и к менее удобным условиям для ночлега.