Электронная библиотека » Ян Мортимер » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 21 апреля 2022, 19:23


Автор книги: Ян Мортимер


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Народные языки

Мы привыкли считать, что в течение нашей жизни все менялось быстрее, чем когда-либо. Это, конечно, верно с точки зрения использования электронных устройств, но вот наша речь и письменность в последнее время меняются медленно. В современном англоязычном мире миллионы людей могут читать Джейн Остин и наслаждаться языком, который мало изменился за последние двести лет. Произведения Шекспира по большей части понятны нам даже спустя четыреста лет, хотя некоторые слова с тех пор изменили значение, а некоторые грамматические конструкции вызывают затруднения. В Средневековье, однако, язык менялся очень быстро. Вы, возможно, сумеете понять даже немалую часть «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера, написанных в конце XIV в., но вот поэзию XIII в. на среднеанглийском языке разберете вряд ли. То же самое можно сказать и о французском языке, который в начале XIV в. быстро превратился из старофранцузского (ланг д'ойль) в среднефранцузский, лишившись системы склонений. Немецкий язык тоже пережил значительное развитие: средний верхненемецкий язык превратился в современный. Позже благодаря книгопечатанию стабилизировались слова и синтаксис, и появился стандарт для каждого языка, но до XVI в., когда печатные книги получили широкое распространение, никаких лингвистических «опор» не существовало, и языки менялись буквально каждое поколение. Прозвучит банально, но если вещь может быть стандартизирована, то у нее появляется куда больше шансов пережить столетия – будь то единицы измерения или используемые слова.

В контексте этой книги, однако, народные языки нас интересуют прежде всего не из-за внутренних лингвистических изменений, а из-за своего использования – так сказать, их внешняя история. Разнообразные разговорные языки Европы к XIV в. уже имели долгую историю. Самые ранние сохранившиеся документы на старофранцузском языке датируются IX в., на англосаксонском – XVII, на славянских языках – концом X в.; самые древние тексты на норвежском и исландском написаны в XII в., а на шведском и датском – в XIII. Но по всей Европе для ведения записей и литературных сочинений чаще применялась латынь. В XII и XIII вв. аристократы-трубадуры написали тысячи стихов на народных языках Южной Европы – галисийско-португальском, окситанском, прованском, – но они имели скорее чисто развлекательное значение и никак не повлияли на жизнь обычных людей. То же можно сказать и об их немецких «коллегах», миннезингерах. А вот после 1300 г. (а в Кастилии – чуть раньше) с разговорными языками Европы произошло вот что: они отлично сочетались с пробудившимся национализмом, о котором мы рассуждали выше, и правители стали объявлять их основными языками своих королевств. Латынь постепенно оттеснялась на обочину, превращаясь в язык ученых мужей и церкви. Вместе с ослаблением влияния папы и ростом национальных интересов увеличилась важность и народных языков во всех регионах.

Связь между национальной гордостью и родным языком явно заметна в английских свидетельствах того периода. В 1346 г., чтобы добиться поддержки нового налогообложения от парламента, король показал депутатам франко-нормандский план вторжения, датированный еще 1338 г.; он был, по его словам, направлен «на… уничтожение и разрушение всей английской нации и языка». Это весьма примечательное заявление: практически никто из аристократов и дворян в 1300 г. не говорил по-английски, но всего четыре десятилетия спустя сохранение английского языка назвали важнейшим фактором для выживания английской нации. В 1362 г. король подтвердил в Акте о судопроизводстве право людей подавать заявки на английском языке, назвав его «языком страны». Вскоре после этого его канцлер начал произносить речи на родном языке, открывая заседания парламента. В 1382 г. еще одна парламентская запись связывает национальные интересы и английский язык:

Это королевство еще никогда не было в такой опасности, как сейчас, как изнутри, так и снаружи, что ясно любому, кто обладает достаточной ясностью ума и суждений, так что если Бог не дарует свою благодать стране, и ее обитатели не приложат все силы, чтобы защищать себя, это королевство окажется под угрозой быть завоеванным, Боже упаси нас, и попасть в подчинение врагам; а после этого английский язык и нация будут полностью уничтожены, так что у нас остается небольшой выбор: сдаться или защищать себя[56]56
  Chris Given-Wilson (ed.), Parliamentary Rolls of Medieval England (CD ROM ed., Woodbridge, 2005), Parliament of 1382.


[Закрыть]
.

К концу века английский стал доминирующим языком, и на нем говорила бо́льшая часть королевской семьи. Эдуард III составил несколько девизов на этом языке. Генрих IV в 1399 г. приносил коронационную клятву на английском. Джон Уиклиф и его последователи утверждали, что Библию нужно обязательно перевести на английский язык, чтобы непосредственно подчиняться Христу, а не папе, о чем мы уже упоминали выше. Джеффри Чосер предпочел писать на английском, а не на французском языке, сохранив структурную форму французской поэзии, но перенеся ее на свой родной язык. В XIV в. английский язык пережил расцвет как элемент национальной гордости.

Другие королевства по всей Европе пошли по похожему пути. В начале XIV в. в Португалии и Галисии был общий язык, галисийско-португальский. На нем любили писать стихи трубадуры. Но этот живой разговорный язык распался в XIV в., когда дороги португальцев и галисийцев разошлись. В конце XIII в. в Толедо был стандартизирован кастильский язык под личным контролем короля Кастилии, Альфонсо X Мудрого. Он заказал множество трудов по юриспруденции, истории, астрологии и геологии и настаивал, чтобы их написали на кастильском языке, понятном его подданным. Начатое дело продолжили в XIV в. его племянник Хуан Мануэль, князь Вильенский, и Хуан Руис, «испанский Чосер». К концу века кастильский язык полностью вытеснил галисийско-португальский в качестве языка лирической поэзии на Пиренейском полуострове. Кроме того, на этом же языке написал свои многочисленные произведения аристократ Педро Лопес де Айяла – они включали в себя хроники, общественную сатиру и книгу о соколиной охоте. Предпринимались также попытки стандартизировать арагонский язык и представить его в качестве национального. Хуан Фернандес де Эредиа, гроссмейстер ордена госпитальеров, создал целый свод арагонской литературы; в конце XIV в. арагонский язык пережил настоящий золотой век.

Старофранцузский уже в 1300 г. был престижным языком: книга Марко Поло о его невероятных путешествиях была написана на французском, а не на венецианском. Тем не менее этот язык тоже пережил значительные перемены. Вне Франции он утратил популярность, уступив другим языкам (например, английскому, итальянскому и кастильскому), но в границах Франции постепенно превратился в национальный язык, вытеснив двадцать или тридцать региональных диалектов. На севере Франции последним известным писателем, использовавшим пикардийский диалект, стал Жан Фруассар, хроникер и поэт конца XIV в. К концу века среднефранцузский язык стал посягать уже и на территорию окситанского и прованского. В городах Священной Римской империи письма, завещания и летописи все чаще писались на немецком языке. Если говорить о славянских языках, то появились первые литературные произведения на польском и чешском. Венгерская письменность тоже впервые появилась в XIV в. Во всей Европе произошел большой лингвистический сдвиг в образовании и сочинении – от латыни к родным языкам, которому способствовало новое чувство национальной гордости и покровительство монархии.

Вот мы и дошли до Италии, исключения из почти всех обобщений о средневековой Европе. Лишь здесь развитие разговорного языка не сопровождалось ростом национализма, как везде. Итальянцы поздно отказались от латыни – несомненно, по той простой причине, что Италия была родиной этого языка, и именно в Италии влияние римской церкви оставалось максимальным. Самые ранние сохранившиеся документы, полностью написанные на итальянском языке, датированы примерно 960 г., но в целом до 1200 г. письменных источников на итальянском очень мало. В XIII в. многие итальянские поэты предпочитали писать на прованском языке, а личный секретарь Марко Поло был не единственным итальянцем, писавшим по-французски: так же поступил и Брунетто Латини, учитель Данте Алигьери. Этот обширный набор романских языков, имевших хождение в Италии к 1300 г., был описан Данте в исследовании о благородстве разговорных языков, De Vulgari Eloquentia («О народном красноречии»); по иронии судьбы, трактат был написан на латыни. Великая «Божественная комедия» была написана на тосканском, языке его родной Флоренции. Это произведение получило такое признание во всей Италии, что вскоре после публикации стало эталоном для итальянской культуры, примером того, чего можно добиться, сочиняя на родном языке. Множество флорентийских писателей взяли на себя задачу расширить культурные горизонты, пользуясь дантовым тосканским диалектом итальянского языка. Флорентинец Джованни Виллани писал свои хроники на родном языке, и Данте получил немало похвал на их страницах. Вскоре после смерти Данте Боккаччо написал его первую биографию – конечно же, на итальянском, – а немногим позже Петрарка создал свои поэтические произведения, ставшие образцом для итальянского языка. В Италии, как и в других странах Европы, к 1400 г. народный язык стал основным языком общения для богатых и бедных, грамотных и неграмотных.

Заключение

Две из четырех перемен, описанных в этой главе, пропитаны смертью и трагедией. Но под темным облаком чумы и войны блестят маленькие звездочки. В Италии в начале века Джотто рисовал выразительные лица, говорившие о человеческой боли и страданиях, – он стал первым художником, использующим глубину и перспективу. К концу века спрос на итальянские картины возник по всей Европе, особенно в качестве алтарных образов. Если говорить на более приземленном уровне – в 1330-х гг. при дворах Англии и Франции появились пуговицы; благодаря им портные могли шить элегантную одежду, облегавшую тело, а не свисавшую с плеч, как в предыдущих столетиях. Золотая роза, сделанная Минуккио да Сиена в Авиньоне и сейчас выставленная в парижском музее Средневековья, показывает, каких высот достигла профессия златокузнеца. С точки зрения культуры XIV в. был эпохой блеска. Эмалированные золотые чаши в изобилии распространились по европейским королевским дворам; очарованные короли и придворные слушали своих менестрелей; именно в ту пору были написаны некоторые величайшие поэтические произведения. Но это не книга о художественных шедеврах, а об обществе в целом, а картины Джотто вряд ли видели крестьяне. Для подавляющего большинства людей XIV в. стал веком голода, чумы, войн и завоеваний. Четыре всадника Апокалипсиса въехали в город, и все жители были потрясены их явлением. Блестящие сокровища и яркие туники аристократов напоминали нам об утонченности средневековых вкусов, но европейцев XIV в. больше беспокоила близость смерти, чем культурные инновации и земные увеселения.

Главный агент изменений

Чума вызвала гораздо бо́льшие перемены, чем кто-либо или что-либо еще в XIV в. Но если все-таки выбирать человека, который своими сознательными действиями изменил мир сильнее всего, то это будет Эдуард III, король Англии.

Несмотря на то что в этой книге Эдуард стал единственным королем, выбранным «главным агентом изменений», в наши дни он практически забыт. Когда в 2002 г. BBC устроил опрос «Сто величайших британцев всех времен», в него вошли многие заметно менее значительные монархи, а Эдуард вообще не попал в список. В эпитафии в Вестминстерском аббатстве его называют «славой Англии, цветом королей прошлого, образцом для королей будущего, милосердным королем, принесшим мир своему народу… непобежденным воином, вторым Маккавеем». Даже через 300 лет после его смерти историк из Кембриджа называл его «одним из величайших королей, когда-либо виданных миром»[57]57
  Joshua Barnes, The History of that Most Victorious Monarch, Edward III (1688), предисловие.


[Закрыть]
. Сейчас о нем стали забывать – в первую очередь потому, что приоритеты меняются, и со временем мы многое начинаем принимать как должное. Редко кто из нас сейчас задумывается, как английский язык стал родным для Англии и как простолюдины, а не рыцари, стали доминирующей силой на поле боя. Кроме того, достижения Эдуарда – не из тех, которые нам нравится прославлять. Он продемонстрировал эффективность стрелкового оружия на поле битвы и сделал для воинствующего национализма намного больше, чем любой его современник. Но чтобы судить о нем справедливо, нужно вспомнить, что национализм в XIV в. был совершенно другим. Создание нации, в которой король и парламент должны вести переговоры, было весьма просвещенной инициативой для Средневековья, намного опередившей абсолютистские монархии последующих веков. Не важно, как вы лично относитесь к Эдуарду: стоит выделить его как главного агента изменений благодаря вкладу в развитие военного дела, за импульс, приданный им английскому и французскому национализму, за его роль в поддержке родного языка и за то, что он начал конфликт, позже ставший известным как Столетняя война; один из современных военных историков назвал ее «возможно, самой важной войной в истории Европы»[58]58
  Rogers, War Cruel and Sharp, p. 1.


[Закрыть]
.

1401–1500
Пятнадцатый век

Вспомните цитату из Фрэнсиса Бэкона, которую я привел в начале книги: «Книгопечатание, порох и компас – эти три изобретения изменили облик и состояние всего мира». Все три катализатора изменений были разработаны в XV в. Книгопечатание появилось на Западе весьма эффектно: Иоганн Гутенберг выпустил полное издание Библии на латыни в 1455 г. Порох в Европе был известен уже более века, но вот технология литья пушек заметно улучшилась. «Дарданелльская пушка», отлитая из бронзы в 1464 г., весила 16,8 тонны, имела в длину 5,2 м и могла стрелять 60-сантиметровыми ядрами на расстояние более 1,6 километра. Подобной пушкой воспользовались турки, чтобы разрушить стены Константинополя в 1453 г. Компас тоже стал широко использоваться именно в этом веке: путешественники пересекли Атлантический и Индийский океаны. И, наконец, пусть Фрэнсис Бэкон об этом и не упомянул, случилась еще такая мелочь, как эпоха Возрождения, которая коренным образом изменила мировоззрение и мышление человечества. Уже на этих основаниях XV в. можно вполне назвать временем самых больших перемен за последнее тысячелетие.

Впрочем, самой главной определяющей чертой этого столетия была война. Новоиспеченная Османская империя нанесла несколько тяжелейших ударов христианскому миру. Константинополь, столица некогда великой Византийской империи, был захвачен турками, а последний император погиб в отчаянной битве, защищая город, рядом с простыми воинами. Турки захватили Сербию, Албанию, Боснию, Болгарию и бо́льшую часть Греции, а также генуэзские торговые посты в Черном море и немало венецианских владений в Средиземноморье. Для итальянцев эти потери были лишь небольшой частью общих проблем. XV в. стал золотой эпохой кондотьеров, предводителей отрядов наемников, которые продавали свои услуги всем, кто готов был заплатить, а спрос на них был немалым. Падуя потерпела поражение в войне с Венецией в 1405 г., в том же году Флоренция завоевала Пизу. Венеция 21 год воевала с Миланом, и военные действия завершились лишь в 1454 г. Генуя капитулировала перед миланскими войсками в 1464 г. Долгий конфликт Флоренции с Миланом наконец разрешился миром в 1440 г., что позволило флорентийцам сосредоточиться на войнах с Неаполем и Венецией. Неаполитанцы в 1413 г. разграбили Рим. В 1490-х гг. французы вторглись в Италию, победили флорентийцев, захватили Рим и дошли до Неаполя. Кажется, что итальянцы весь XV в. занимались только нападениями друг на друга.

При этом итальянцы не особенно выделялись среди прочих: каждая европейская страна в XV в. пережила войну, причем во многих из них войны были гражданскими – наименее благородным и самым отчаянным видом конфликта. И в 1400-х, и в 1500-х гг. Англией правил король по имени Генрих, который отнял трон у короля по имени Ричард и убил его, а затем пережил несколько восстаний, прежде чем передать престол своему наследнику, которого тоже звали Генрих. Между двумя этими парами Генрихов также было немало кровопролитий. Генрих IV конфликтовал с валлийским лордом-диссидентом Оуайном Глиндуром. Генрих V в 1415 г. агрессивно возобновил войну с Францией, чтобы доказать легитимность своей династии. После его смерти в 1422 г. его наследникам пришлось доказывать свое право на троны Англии и Франции с помощью военных побед. После того как англичан наконец прогнали из Франции в 1453 г., война просто переместилась на английскую территорию[59]59
  Дальнейшие аргументы на эту тему см. в Ian Mortimer, «What Hundred Years War?», History Today (October, 2009), pp. 27–33.


[Закрыть]
. Эта фаза конфликта, известная как война Алой и Белой розы, продолжалась с перерывами с 1455 г. до битвы при Стоук-Филд в 1487 г. Практически все наделенные землей семьи в Англии потеряли либо людей, либо земли во время войны Алой и Белой розы.

В Испании военные конфликты тоже отличались разнообразием. Сначала испанцы воевали с Ганзейским союзом (1419–1443), в середине 1440-х разразилась гражданская война, а в 1475–1479 гг. – война за испанское наследство. За этим последовало десятилетнее вторжение в Гранаду, и в 1492 г. Реконкиста наконец завершилась. Голландцы тоже воевали с Ганзейским союзом (1438–1441) и пережили две гражданские войны (1470–1474 и 1481–1483). Что касается Восточной Европы, в Литве прошла гражданская война за престолонаследие (1431–1435); Польша окончательно уничтожила Тевтонский орден в 1466 г.; венгры и их союзники сражались с турками, пока не потерпели сокрушительное поражение в битве при Варне (1444); наконец, было проведено четыре крестовых похода против последователей Яна Гуса в Богемии (1419–1434), не говоря уже о десятилетней войне между Богемией и Венгрией (1468–1478). И это лишь верхушка айсберга: произошло еще немало местных, не таких заметных конфликтов.

Нельзя не задаться вопросом, что, если бы Европа XV в. была более мирным местом? Она бы изменилась больше или меньше? Это очень глубокий исторический вопрос. В современном мире конфликты, несомненно, ускоряют технологический прогресс, когда государства пытаются обойти друг друга в гонке вооружений, и это может сыграть положительную роль в развитии общества. Но наблюдалось ли то же самое в XV в.? Итальянские войны открыли новые возможности художникам эпохи Возрождения, чьи навыки оказались полезными в пропагандистских битвах между конкурирующими семьями и городами-государствами. Инженеры, чьи навыки могли пригодиться при строительстве стен и мостов, тоже превратились в привилегированный класс. Но в то же время военные действия отнимали денежные ресурсы, которые можно было бы направить на покровительство художникам, ученым и писателям. Войны и нестабильность уменьшили объем торговли и, таким образом, отрицательно сказались на жизнеспособности городов и портов, чьему существованию угрожали враги и на суше, и на море. Многие города в то время заметно уменьшились в размерах. Так что можно сказать, что в век Гутенберга и Колумба в каком-то отношении война ускорила перемены, а в каком-то – замедлила их.

Эпоха географических открытий

Одной из самых глубоких перемен за последнюю тысячу лет стало распространение Запада за границы Европы. И этому помог не компас, что бы ни утверждал Фрэнсис Бэкон. Этот инструмент изобрели на двести лет раньше, как мы видели в главе о XII в., но тогда он мало что изменил. Мореплаватели начала XIV в. добрались до Канарских островов, и, хотя новости об открытии распространились по всей Европе, а папа даже назначил «князя Счастливых островов» (как тогда назывались Канары), они не привели к дальнейшим путешествиям. Как часто бывает, главным фактором оказались не технологические инновации, а деньги и политическая воля, необходимые для организации этих путешествий, – а одно часто тесно переплеталось с другим. Технология лишь способствовала реализации этих амбиций.

Ключевым элементом для внезапного стремления к открытиям стали циркулировавшие по Европе манускрипты, где описывались богатства дальних стран. Книга Марко Поло, с его рассказами о многолюдных городах, странных культурах и несметных сокровищах, была очень популярна. Еще более популярной стала написанная в XIV в. и практически от начала и до конца выдуманная книга «Приключения сэра Джона Мандевиля». Пересказы подобных историй наверняка наводили бедных моряков на мысли, что путешествие за горизонт может принести им целое состояние. В 1406 г., после того как Якопо д’Анжело перевел на латынь восьмитомную «Географию» Птолемея, написанную на греческом во II в. н. э., начались дебаты о том, что́ лежит за пределами известного мира и можно ли будет нанести это на карту, систематически измеряя широту и долготу. Но путешествия были невероятно опасным делом, и, говоря в общем, диванные путешественники, способные прочитать «Географию» на латыни, были не из тех людей, которые могли возглавить первопроходческие экспедиции. А реальных искателей приключений в ту пору мотивировало не любопытство, а золото. Но, когда высокообразованный принц, обладавший безграничным любопытством и достаточными средствами, чтобы ежегодно снаряжать исследовательские экспедиции, познакомился с командой охочих до сокровищ моряков, мир изменился.

Этим принцем был португальский инфант Генрих Мореплаватель (1394–1460), третий сын короля Жуана I и правнук Эдуарда III Английского, которого тогда почитали как величайшего монарха-рыцаря христианского мира со времен Карла Великого. В 1415 г. молодой Генрих, желая добиться и собственной славы, убедил отца собрать большую армию и осадить стратегический порт Сеуту, располагавшийся напротив Гибралтара на самом краю Северной Африки. Экспедиция оказалась успешной. Сеута пала, и Португалия получила первый плацдарм на территории нынешнего Марокко. Но это было только начало. С 1419 г. принц Генрих каждый год снаряжал корабли для исследования Африки. Они все никак не могли обогнуть мыс Бохадор на западном побережье Сахары, печально известный своими туманами, мощным волнением и сильными течениями. Моряки говорили, что «Зеленое море тьмы» (как его называли арабы) уничтожит корабли, если они заплывут за мыс[60]60
  C. R. Boxer, The Portuguese Seaborne Empire 1415–1825 (1969), p. 26.


[Закрыть]
. На самом же деле, проплыв много миль вдоль пустынного берега, они просто не хотели рисковать своими жизнями, отправляясь в неизвестность. Однако в 1434 г. Жил Эанеш, один из капитанов, нанятых принцем Генрихом, обошел мыс Бохадор и вернулся. Ссылаться на «Зеленое море тьмы» уже не получалось.

В 1441–1443 гг. два капитана, Афонсу Гонсалвиш и Нуну Триштан, независимо друг от друга достигли мыса Кабо-Бланко (ныне Рас-Нуадибу), которым заканчивалось побережье Сахары. Их возвращение стало стимулом для дальнейшего исследования Африки: они привезли с собой черных рабов и золотой песок. Все страхи перед опасностями Атлантического океана померкли перед возбуждением от грядущих богатств. В 1455 г. принц Генрих нанял венецианского морехода Кадамосто, который прошел вдоль берега Гвинеи и направился еще дальше к югу. К тому времени португальцы уже начали обменивать в открытой ими части Африки лошадей на рабов: одну лошадь они меняли на девять или десять рабов, если вас вдруг интересует курс. Чтобы поспособствовать подобной торговле, португальские корабелы адаптировали традиционные конструкции кораблей к условиям Атлантического океана, создав оснащенные латинскими парусами каравеллы, которые могли идти под куда более острым углом к ветру, чем все прежние суда. Португальская корона поддерживала экспедиции Генриха, гарантировав ему пятую часть всех прибылей от южных экспедиций и эксклюзивное право на одобрение путешествий, по сути, отдав ему на откуп весь исследовательский бизнес, включая работорговлю.

Португальская империя, возможно, родилась из идеалов рыцарства и крестоносного пыла, но ко времени смерти принца Генриха в 1460 г. ею руководила жажда наживы. Чем больше денег зарабатывали лидеры экспедиций, тем легче им было убедить спонсоров финансировать новые путешествия и тем смелее они продвигались на юг. В начале 1470-х гг. были открыты острова Сан-Томе и Принсипи в Гвинейском заливе у западного побережья Африки. В 1482 г. король Жуан II приказал построить форт Эльмина на Золотом берегу (нынешняя Гана), чтобы защитить португальские интересы в регионе – то был первый из многих фортов, или «факторий», которые португальцы построили, чтобы управлять своей морской империей. Через два года король собрал команду экспертов для того, чтобы разработать лучший способ измерения долготы по положению Солнца. В 1485 г. Диогу Кан добрался до мыса Кейп-Кросс к югу от устья Конго. В 1488 г. Бартоломеу Диаш обнаружил, что, если продвигаться на юго-запад, в сторону от африканского континента, можно поймать юго-западные ветры, которые помогут обогнуть мыс Доброй Надежды. Так португальцы открыли путь в Индийский океан.

Великие открытия заразительны: вдохновленные их примером, другие тоже отправлялись в экспедиции. Жуан II направил эмиссаров в Каир (по суше) и индийский Каликут (по морю), чтобы узнать, как торговать с местными продавцами пряностей. Он, конечно же, намеревался завоевать доминирующее положение на рынке пряностей, вытеснив оттуда арабских мореходов, до этого пересекавших Индийский океан, не встречая никакого сопротивления. В 1497 г. Васко да Гама обогнул на четырех кораблях мыс Доброй Надежды и добрался до Индии. В 1499 г. два его корабля вернулись в Португалию. Узнав об этом путешествии, Мануэл I, наследник Жуана II, отправил целый флот из 13 кораблей под командованием Педру Кабрала, которому помогали навигаторы да Гамы. Флот Кабрала отошел на запад от Африки, надеясь поймать те самые ветра, которые открыл Диас 11 лет тому назад. Но его флот отошел настолько далеко на запад, что высадился на берегах Бразилии. Скромные продвижения по несколько миль в год вдоль африканского побережья превратились в огромную сеть глобальной торговли – из Португалии в Бразилию, из Бразилии обратно в Южную Атлантику, через мыс Доброй Надежды, потом на север вдоль восточного побережья Африки и через Индийский океан до Каликута в Южной Индии. Всего 85 лет прошло с тех пор, как принц Генрих предложил отцу захватить Сеуту и сделать ее плацдармом в Африке.

В течение многих лет Португалия была единственной морской державой, раздвигавшей границы географических познаний Запада, так что многие итальянские мореходы, что вполне естественно, служили португальской короне. В 1482 г. генуэзский мореплаватель по имени Христофор Колумб поступил на службу к Жуану II и побывал в Эльмине. Колумб, однако, был одним из очень редких путешественников, читавших на латыни «Географию» Птолемея. В 1485 г. он сделал Жуану II предложение: если король предоставит ему три корабля, достаточно припасов, титул адмирала океанов и право управлять всеми открытыми землями, то Колумб отправится на запад из Португалии, чтобы достичь берегов Китая. По его подсчетам, расстояние составляло менее 5000 километров. Он думал, что Китай так близко, потому что следовал расчетам Птолемея, который значительно недооценил окружность Земли, посчитав ее равной всего лишь примерно 30 000 километров (на самом деле – около 40 000 километров)[61]61
  Точные измерения окружности Земли уже существовали – Эратосфен и Посидоний еще в античный период вычислили ее с точностью до ближайшей тысячи миль, – но их работы Колумбу были неизвестны.


[Закрыть]
. Король Жуан обсудил предложение Колумба со своими советниками; они хорошо знали о недостатках вычислений Птолемея и понимали, что Китай на самом деле намного дальше, чем считал Колумб. Они посоветовали королю отказать амбициозному генуэзскому капитану. Бесстрашный Колумб после этого отправился искать покровительства в Кастилию. Королева Изабелла тоже отправила предложение своим советникам, и те согласились со своими португальскими коллегами. Его родная Генуя, дож Венеции и король Англии Генрих VII тоже ему отказали.

Весь этот эпизод может показаться нам довольно глупым, но ученые были правы: Птолемей совершил ошибку, а этот генуэзский капитан слишком слепо доверял своим амбициям, чтобы осознать ее. Колумб, однако, был невероятно целеустремленным человеком. Он вернулся в Португалию, где ему снова вежливо, но твердо отказал Жуан II. К этому времени он уже знал, что Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды и нашел морской путь в Индию. Так что он отправился обратно в Кастилию, чувствуя все большее отчаяние. В 1492 г. королева Изабелла Кастильская и ее супруг король Фердинанд Арагонский захватили Гранаду и наконец завершили Реконкисту. Обрадовавшись успеху, они в конце концов приняли предложение Колумба, несомненно, считая, что он уплывет в закат и больше никогда не вернется.

12 октября 1492 г. Колумб добрался до Багамских островов. Он побывал на Кубе и Эспаньоле (сейчас этот остров разделен между Гаити и Доминиканской республикой), где построил форт и оставил в гарнизоне 39 человек. 4 марта 1493 г., пережив шторм, он пришвартовался в Лиссабоне, чтобы отремонтировать корабль – и, несомненно, чтобы посмеяться над посрамленными португальскими экспертами: он был совершенно уверен, что побывал на прославленном Дальнем Востоке Марко Поло. Он написал хвастливое открытое письмо Фердинанду и Изабелле, сообщив им и остальному христианскому миру о своем открытии; в нем он значительно преувеличил богатства обнаруженных им островов и призвал испанскую королевскую чету срочно профинансировать новую экспедицию, из которой обещал вернуться с огромными богатствами. Судя по всему, в первую очередь его волновало только собственное обогащение. В отличие от португальских первопроходцев, которые не стремились завоевать большие территории, Колумб хотел создать личную империю.

К концу года его желание вернуться было удовлетворено, и он отправился в поход во главе флота из 17 кораблей и 1200 поселенцев и солдат, которые не прочь были сделать себе состояние. Вернувшись на Эспаньолу, он обнаружил, что его форт разрушен, а гарнизон перебит туземцами. Он немедленно принялся мстить – и не останавливался. Его правление характеризовалось систематическим уничтожением коренного населения: местных жителей принуждали к труду в шахтах, пытали, обращали в рабство, казнили, разрушали их семьи, многие погибли от болезней. Бартоломе де Лас Касас, позже ставший борцом за права коренного населения Нового Света, отмечал, что из-за жестокости Колумба население Эспаньолы к 1508 г. сократилось с трех с лишним миллионов до всего 60 000 человек – за 15 лет было уничтожено 98 процентов населения. Те, кто отправились вместе с Колумбом во второе путешествие, не были склонны терпеть его зверства: они так и не получили обещанных сокровищ. К 1500 г. до Испании дошли вести о его тирании, и его лишили губернаторского кресла.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации