Текст книги "Блудный папа для сорванца"

Глава 43. Лиза. Шоковая терапия
Спустя две недели

– Он мой сын, я его воспитывал с самого раннего детства! Хочу тебе напомнить, если ты забыла, Лизонька. А ты взяла и перевела его в другую школу, даже не посоветовавшись со мной. Почему со мной не посоветовалась?!

Муж насел на меня с самого утра, запев одну и ту же шарманку. Изображал примерного отца, у которого есть права. Не лучшее время он выбрал для очередного серьезного разговора, когда я собираюсь на работу и бегаю туда-сюда, стараясь понизить голос, чтобы ребенок не услышал скандала.

То и дело я бросала взгляд в окно, зная, что приедет Гриша, чтобы  отвезти нас в школу. Один раз так сделал, и вот это уже вошло в привычку, стало естественным, как смена дня и ночи.

Уже две недели он как штык оказывается возле подъезда. Ошарашил меня новостью, что продает клуб, делает в новом купленном для нас доме ремонт, готовит детскую для Кирюши. И постоянно, по каждой мелочи он советовался со мной, не отказываясь от идеи жить вместе.

А я… А что я? Меня вся эта ситуация приводила в жуткий раздрай. Казалось, что я стою на месте, вросла в землю ногами накрепко и зажмурилась, а со всех сторон тянут на себя, тормошат и громко, настойчиво убеждают что-то делать.

Гриша ради нас кардинально меняет свою жизнь. Костя готов есть с руки. Усыновить ребенка, быть образцовым мужем. Умоляет простить его. При этом ведет себя в общем по-прежнему. К примеру, не предлагает водить ребенка из дома до школы и обратно.  Винить его сложно – теперь школа располагается далеко от нашей квартиры, и это очередное неудобство, с которым приходится жить.

Теперь у моего сына полный комплект бабушек и дедушек. У кого-то нет их вообще, и несчастная женщина вынуждена дни и ночи самостоятельно, без помощи тянуть тяжелую лямку воспитания одного, а порой и больше детей.

У Кирюшки же есть мои родители, родители Кости и родители Гриши.

И все эти взрослые родственники ведут себя как сороки возле блестящих предметов, соревнуясь за право забирать внука на выходные и проводить с ним время. Впору расписание заводить и носить с собой ежедневник, чтобы не запутаться.

Вопреки моим самым страшным ожиданиям, родители достаточно быстро остыли после того, как я сообщила им правду о сыне. Мама, конечно, устроила жуткий скандал и схватилась за корвалол, но спустя пару дней уже принялась узнавать, как переменится наша жизнь и что сулит ребенку принадлежность к богатой семье. Казалось, что наконец сбылась мамина мечта прикоснуться к миру власти и больших денег.

Все как-то быстро приспособились…

И только мы с Кирюшкой бежали за бешеным экспрессом, пытаясь запрыгнуть в последний вагон.

Я даже не могу переехать в другую квартиру, не могу заставить его куда-то переезжать, боясь нанести психологическую травму. Не хочу увольняться с работы, чтобы не потерять почву под ногами. Кажется, что все вокруг знают, что я должна делать, и прямо говорят мне об этом, остается только подчиниться и выбрать.

Но какой выбор сделать? Бросить мужа-изменника и выйти замуж за богатого отца своего ребенка? Всем кажется, лучшей перспективы и нет на свете. На все голоса близкие советуют мне уволиться с работы и в прекрасном большом доме жить с Гришей и воспитывать нашего сына.

Они меня не понимают. Не понимают, почему я медлю. Никто меня не понимает. И где-то на периферии сознания возникает сомнение…

А может быть, действительно я не права, раз всем кажется, что я ошибаюсь… Очередной виток похожих мыслей пронесся в голове, и я почувствовала боль и пульсацию в висках. Тяжелые повторяющиеся думы не давали расслабиться и вызывали острые мигрени, а те, в свою очередь, не давали сосредоточиться, как и быстрый ритм жизни, который организовался сам по себе, словно без моего ведома.

Поморщившись, я бездумно глянула в окно, на что благоверный среагировал мгновенно. Подскочил к окну на кухне и срисовал картинку.

– Высматриваешь своего любовничка? – прошипел мне в лицо, приходя в ярость. – Вся в мыслях о нем, я тебе, вообще-то, вопрос задал.

Сил моих не было больше бороться с мужем. Хотелось сесть и расплакаться и чтобы оставил навсегда в покое. С тяжелым вздохом я повернулась к Косте и попыталась увидеть в этом обрюзгшем увальне того паренька на белом коне, который залихватски закрутил со мной роман. Не было в нем мужественности, предпринимательского огонька, чувства ответственности за семью и желания дать нам всё самое лучшее, измениться ради нас.

Я знала, что уйду на работу, а он неспешно и лениво позавтракает и сядет за компьютер, который засосет его в виртуальный мир, откуда он вернется только вечером, чтобы встретить меня и Кирюшку с работы и школы. Я работала до шести, и до этого времени сын находился то у моих родителей, то у Гриши.

– Не тебе говорить про любовников, Костя, – проговорила я тихо, вытирая руки полотенцем. Посуду я намыла и теперь поспешила в прихожую, чтобы позвать Кирюшку. Выходить нам нужно было через десять минут.

– Я же сказал, что порвал с ней! – возмутился он так, будто совершил подвиг. Прошлепал за мной в поношенных тапках, растянутой футболке и старых спортивных штанах. По всем фронтам он проигрывал Грише, и казалось бы, выбор очевиден, но после неприятного инцидента на даче Черкасовых я так боялась побуждать сына к кардинальным решениям. Пусть бы всё шло своим чередом…

Только скандалы дома участились, а в машине ждет недовольный Гриша, чье нетерпение возрастает прямо пропорционально ярости моего мужа. Не видя друг друга, они словно передают по цепочке заразную болезнь.

– А я сказала, что не простила и не прощу. Чтобы ты не обманывался. Мы съедем, как только Кирюша будет готов.

– К нему?! Лиза! – возмутился муж так, будто слышал о решении впервые. Я даже с тушью в руке замерла, глядя на него из ванной, примыкающей к прихожей. Он, что ли, проспал последние две недели?

– Костя, пойми, ты отобрал у себя право упрекать меня в чем бы то ни было. Повторяю уже в сотый раз. Разберись в своей голове с этими моментами. Нас больше не существует. Только ради ребенка я продолжаю жить здесь и изображать семью.

– Ты никогда не любила меня! – бросил он зло, подступая ближе и закрывая дверь за собой с громким стуком. В тесноте смежной с санузлом ванной стало душно и страшно. Терпкий запах пота мужа обволок и вызвал неприязнь, в голове промелькнули картинки вчерашнего дня. Ремонт в огромной ванной дома Черкасова. Яркая плитка, огромное пространство, круглая большая ванна. Роскошь и шик. На контрасте с ванной мечты эта тесная каморка показалась крошечной. И сейчас меня в ней запер муж, нависая вонючей глыбой. Впиваясь в предплечья толстыми пальцами и пугая. Кожу острыми иглами заколол страх, я пыталась себя убедить, что он мне ничего не сделает, когда за стенкой мой ребенок, но иррациональный ужас тащил в темноту.

– Ты использовала меня, чтобы вовлечь в брак без нормальных отношений! Мне не для кого было стараться и развиваться! Ты никогда в меня не верила, не поддерживала! Ты меня превратила в ничтожество тем, что пренебрегала и смотрела свысока. В постели бревно, вечно устала, голова болит или к ребенку надо. А я живой человек, Лиза! Другая в меня поверила, вот я и не удержался! Так что же, теперь меня казнить? Я вернулся в семью, ты тоже гульнула, я знаю, можешь не отрицать, глаза блестят, прихорашиваешься постоянно! Вечно мечтательное выражение на лице! О нем думаешь!

– Перестань, Костя, перестань! – я ударила кулаком ему по груди, несильно, но он воспринял это по-своему и надвинулся еще ближе, стал оскорблять и прихватил руками шею.

– Я вас не отпущу! Мой ребенок не будет брошенным, как я в детстве! Я его воспитывать буду. Уедем, Лиз, давай уедем? – вдруг сменил он тон и стал размазывать тушь мне по глазам и растрепывать прическу, тем самым хороня все планы выйти вовремя из дома. Зашептал горячо на ухо: – Он же поиграется в семью и бросит, я же знаю таких мажорчиков, они не меняются, ему ты быстро надоешь, ты ж не его поля ягода, а детей такие люди не воспитывают, бросают на нянек, да и папой он двух звать не будет, Киря наш… Лизок, будь благоразумной, не поддавайся на уговоры, ты же не такая, чтобы повестись на смазливую рожу и толстый кошелек. Да твой Черкасов либо с дружками на тебя поспорил, либо батя ему сказал серьезнее быть, а то карточки и тачку отберет.

– Ты ничего не знаешь, ничего не понимаешь… – шептала я, застигнутая врасплох неожиданной атакой мужа и собственной острой реакцией на его слова. Он будто вытаскивал наружу мои потаенные страхи и заставлял рассматривать их под микроскопом.

– Наша семья выдержит это, всё будет по-прежнему, – продолжал он, будто ничего не слыша и говоря сам с собой.

– Я не хочу! Не надо! – вскрикнула я, когда его руки осмелели, а глаза стали как у бешеного дикого животного.

– Ты моя жена! – зарычал он, прижимая меня к раковине и стискивая руками талию. – Я нормальный мужик, Лиза, ты меня на сухом пайке держишь, мурыжишь, я не потерплю такого отношения…

Глава 44. Лиза. Новая жизнь

Дверь резко распахнулась и с громким, оглушительным треском ударилась о стену. От удара стиральная машинка закачалась, и с нее прямо под ноги попадали пластмассовые банки с моющими средствами. Распахнулась в тот самый момент, когда я уже решила смириться и вытерпеть всё то, что уготовила мне жестокая судьба. Выстоять как герой. Молча, стиснув зубы. И совершить никому не нужный подвиг. Встретиться лицом к лицу с агрессией, которая бурлящей лавой исходила от мужа. Он отпрянул от меня, бешенство в глазах сменилось растерянностью и испугом.

А потом я увидела Гришу, он молча схватил мужа за грудки и поволок в дальнюю комнату – спальню. Меня он обдал взглядом, значение которого я не смогла разгадать. Только не презрение, пожалуйста, Господи, я так мало прошу! Пусть он не подумает, что мы с Костей уединились, забыв о ребенке, и между нами, что-то есть!

Я ринулась за двумя мужчинами, но ноги не слушались, споткнулась, чуть не упала, зацепившись рукой за косяк. Внешне я старалась выглядеть невозмутимой, но перед глазами стояла пелена, а тело сотрясалось от дрожи. Главное, чтобы Кирюшка не стал свидетелем скандала или драки между своими отцами! Он не должен видеть ничего подобного и вообще знать, что в жизни существуют боль и грязь! Что я за мать, если позволю собственному ребенку страдать? Из-за последних событий моя вера в себя как родителя и так изрядно пошатнулась.

Послышалась какая-то возня, приглушенные крики, а в меня ураганом влетел маленький ревущий комок, вжался в живот головой, как будто спрятался. Я обхватила руками Кирюшку, который испуганно дрожал, и начала его стискивать в объятиях.

– Откуда взялся дядя Гриша? – пробормотала сквозь силу, вытирая слезы, текущие по щекам. – Это ты ему открыл дверь?

– Я ему позвонил, – отчитался сынок, доверчиво глядя мне в глаза. – Вы закрылись с папой. Я испугался, потому что папа кричал, и позвонил дяде Грише. Я его машину в окно увидел. Или это он мне позвонил. Я запутался… – Он запнулся, почесывая вихрастую голову и недоуменно хмурясь. – Мама, мне же нужно в школу. Мы уже опаздываем, – лепетал сынок, подтаскивая меня к выходу и хватая рюкзак и мешок со сменной обувью.

От испуга его глаза расширились и казались большими блюдцами. Сейчас для меня всё потеряло значение. Самой главной задачей стало успокоить ребенка. Ни о какой школе не могло быть и речи. Я отвела его на кухню и усадила за стол, прикрыв дверь. Отвлекала мультиком и одновременно думала.  Страшно, что я готова была стерпеть всё что угодно. Моя жертвенность не имела границ, когда дело касалось собственного ребенка. Но в то же время я понимала, что пытаюсь сохранить то, что уже не существует.

Нашей семьи с Костей и Кирюшкой уже нет.  Хрупкая ваза, которую я склеила из кусочков, та самая ваза, что олицетворяла нашу семью, рассыпалась в мелкое крошево, чуть стоило налить в нее воды.

Следовало ожидать, что муж не будет долго ходить передо мной на цыпочках. Воображаемые рога задевали потолок и мешали ему жить. При этом свои не мешали нисколько. Он считал, что имеет жить по-прежнему. Конечно, ведь этот благодетель мнил себя святым из-за того, что принял меня с ребенком!

Когда настанет тот час, когда он решит выместить гнев на ребенке? Что бы он ни говорил, какими бы моральными принципами ни прикрывался, ничто не перекроет прошлое. Изменил, бросил, обворовал, потом решил вернуть всё обратно, как будто замел мусор под ковер и сделал вид, что так и было. Но мусор ведь остался!

– В школу мы сегодня точно опоздаем, – забеспокоился Кирюшка, суетливо глядя на круглые настенные часы. Их подарила мама, красивые, с кукушкой. Надо обязательно забрать с собой из этой квартиры, где нам с сыном нельзя оставаться.

Ответить я не успела.

– Нет, мы сегодня ни в какую школу не поедем, – заявил Черкасов, решительно выходя из комнаты и появляясь на кухне. У нас была такая маленькая, тесная квартирка, что я легко расслышала его голос издалека. Сразу же напряглась и обхватила себя руками, будто приготовилась защищаться.

– Вы сейчас собираете вещи, и мы едем ко мне домой, – заявил Гриша безапелляционно и властно, в этот момент становясь похожим на своего отца. Только говорить ему об этом я бы не осмелилась. Сейчас его состояние было в духе: не подходи – убьет.

Он не церемонясь открыл шкаф и показал мне кивком головы, чтобы я собирала вещи.

– Что такое? Что ты делаешь? – Костя ринулся ко мне, но тут же остановился, будто натолкнулся на невидимое препятствие. И сразу же притих, когда Гриша многозначительно на него посмотрел. Стал говорить тише, косясь на ребенка. Выглядел при этом откровенно жалко.

– Лиз, ну так нельзя, так не делается… Давай поговорим, давайте все вместе поговорим… Надо что-то решать, я же тоже отец…

Я открыла было рот, но Черкасов обдал меня таким взглядом, от которого сердце ухнуло вниз прямо в самые пятки. Тело всё еще трясло, и почему-то я продолжала стискивать на груди пиджак, хотя Костя даже не отдернул полы в стороны, не попытался с меня его снять, но тем не менее я себя чувствовала раздавленной и выпотрошенной, словно кто-то по мне потоптался…

Как сомнамбула пошла собирать вещи. Почему-то у меня внутри сформировался определенный порядок, как их складывать, как будто я уже давно готовилась к такому повороту судьбы. Я обнаружила, что вещи в шкафу сложены в ровные стопки. Как-то незаметно, потихоньку, в течение этих двух недель я уже подготавливалась к переезду, мое подсознание меня к нему подталкивало.

Я просто не могла принять решение, нужно было, как обычно, какое-то особенное и экстраординарное, событие, которое подтолкнуло бы меня к решительным действиям. Вытащило из раковины, где я по привычке спряталась.

Выходит, так уж я была устроена, что не могу двигаться вперед без тычка в спину, без внешнего влияния с чьей-то стороны. А я ведь уже взрослая, должна сама уметь всё решать и принимать ответственность за свои решения.

Неприглядная правда о себе больно ударила по самооценке…

Напряжение повисло тяжелым черным смогом, мужчины переглядывались между собой, как два бойца на ринге, а Кирюшка под моим руководством собирал вещи. У меня не было ни капли сожаления, когда я покидала эту квартиру. И когда я вдохнула свежий воздух на улице, поняла, что впервые за долгое время дышу полной грудью.

То, что я продолжала жить в квартире с нелюбимым мужчиной, который предал меня, при этом ощущая себя чем-то получше половой тряпки, всё это душило, незаметно, но планомерно придавливая к земле.

Дальше мы ехали молча, меня не волновало куда. Как-то само собой разумеющимся было то, что я не пойду сегодня на работу, а ребенок не пойдет в школу. Когда мы приехали к дому Черкасова, Кирюшка сразу побежал осматривать окрестности, заинтересованный, как идет ремонт, и, насколько я знала, он тоже вникал во все подробности.

Мы с Черкасовым остановились в просторном светлом холле, который я с любопытством разглядывала. Кое-где лежали стройматериалы, было пыльно и не прибрано, но всё же здесь уже можно было жить. Черкасов так быстро провернул этот финт с покупкой дома и ремонтом, что я и оглянуться не успела.

Представляю, сколько времени у меня занял бы только выбор дома. И дело не в деньгах, которые дают ощущение свободы и вседозволенности, стирают границы. Несвобода где-то глубоко внутри меня, пропитала всё существо и руководит поступками.

Чтобы отвлечься и стереть неловкость, вытащила из сумки телефон и стала искать в контактах телефон своего начальника. Ответственный работник во мне говорил, что обязательно нужно позвонить и предупредить о своем отсутствии, сообщить, что у меня появились неотложные дела. Вообще-то,  в последнее время я работала из рук вон плохо, некоторые проекты получились откровенно слабыми и без души.

Как я могла сосредоточиться, когда моя жизнь рушилась? И я бы не удивилась, если бы начальник сообщил мне об увольнении. Но я даже не успела набрать номер, ладонь стиснула твердая мужская рука.

– Не нужно никому звонить, забудь о своей работе.

– Что значит забыть? – я нахмурилась и развернулась лицом к Грише, который всё еще заметно злился. И кажется, рисковала попасть под раздачу.

– Я уже говорил тебе, что ты можешь не работать. Вернее, было бы идеально, если бы ты не работала, а занималась полностью ребенком.

– Гриша, почему тебе так важно руководить моей жизнью? Ты считаешь, что я плохо справлялась воспитанием сына из-за своей работы? – Сердце в груди сжалось от обиды, мне почему-то так хотелось защитить свою прошлую жизнь, за которую я продолжала цепляться. Разве кто-то умеет взять и одним махом перечеркнуть всё то, что выстраивал годами? Сказать себе честно, что ошибся, и безропотно согласиться, когда другой, придя из ниоткуда и посмотрев со стороны, укажет на ошибку и разложит всё по полочкам? Любой бы на моем месте боролся.

– Не нужно защищаться, как если бы я нападал. Ты всё время встаешь в оборонительную позицию. Но ведь я тебе не враг. Тебе самой будет удобнее, если ты не будешь дергаться и разрываться на части. Я предлагал тебе занятие, вспомни. Самой-то не жалко пяти лет, потраченных в консерватории? Ты прекрасно можешь на дому обучать детей игре на скрипке, как делает твоя подруга Тая Суворова. Так было бы гораздо удобнее. Я думаю, что она тебе и учеников подкинет, и подскажет что-то, я не знаю, какие там могут быть тонкости… Или вообще не работай. Я вас обеспечу, не нужно цепляться за свою гордость. Ты никому этим не сделаешь лучше. Просто ставишь бесполезные препоны между нами.

– То есть ты мне предлагаешь уволиться и жить по твоему усмотрению? – я сложила руки на груди и прищурилась, сверля его негодующим взглядом.

– При чем тут мое усмотрение? Я тебе предлагаю варианты, выбирать ты вольна сама, – спокойно продолжал Гриша. – Главное, чтобы у тебя было время на ребенка. Я не хочу тебя обидеть или задеть. Когда малой станет более самостоятельным, можешь возвращаться на любую работу. Но сейчас ему нужна поддержка, адаптация к новой школе – непростая штука, первый класс, новые родственники… Если честно, я даже не понимаю, почему я должен объяснять тебе очевидные вещи. Другая бы вцепилась руками и ногами в возможность не работать и заботиться только о ребенке. Или ты из этих радикальных феминисток, которые ради саморазвития готовы пожертвовать ребенком и скинуть его на кого угодно, лишь бы только поставить галочки в пунктах самореализация и самодостаточность?

– Не ставлю я никакие галочки! Что ты придумываешь? Я свою жизнь не выбирала! – подошла ближе к нему, дыхания не хватало, мы оба тяжело дышали, отстаивая свои позиции. И воздух между нами будто бы потрескивал.

– Вот тут ты ошибаешься, дорогая моя, – он подался ко мне, нависая всем телом сверху, – ты выбрала сама путь нищебродки, которая пашет, чтобы содержать ребенка, у которого есть обеспеченный отец, и вдобавок кормила безмозглого тюленя, отращивающего пивное пузо на диване!

– Нищебродки?! – Меня словно кипятком обдало.

Я услышала только это слово, оно хлестнуло по самолюбию больнее, чем хлыст, вымоченный в соли, по свежей ране.

– А я думала, ты не такой, не будешь кичиться своим богатством и унижать других…

– Ты придумываешь! Я не кичусь и не выпячиваю свое состояние. Для меня оно привычно и не предмет гордости. Я называю вещи своими именами, а ты просто прячешься от ответственности. Признай, наконец, что ты сама привела свою жизнь к этому итогу. Если ты успокоишься и подумаешь, то признаешь мою правоту и пойдешь мне навстречу, а не будешь сопротивляться на каждом шагу.

– Мама! Дядя Гриша! Вы тоже ругаетесь? Что случилось? Может быть, я что-то натворил в новой школе? Поэтому сегодня туда не пошел? – Кирюшка неожиданно появился рядом с нами и перепуганно бегал взглядом по нашим лицам. Надеюсь, он ничего не слышал такого, что может принять на свой счет и неправильно интерпретировать. Гриша резко остудил свой пыл, переменился в лице и присел на колени рядом с сыном.

– Малой, – сказал он с мягкой улыбкой, – мы же с тобой говорили, чтобы ты называл меня папой. Ты забыл?

В груди кольнуло, как от боли, но я стояла не двигаясь, позволяя этим двоим налаживать отношения. Черкасов имел на это право. А я пока старалась выдохнуть и успокоиться, переварить всё то, что он мне сказал.

В душе переплетались обида, злость и горечь. Конечно же, невозможно сейчас было что-то ответить адекватно. Даже хорошо, что сын нас прервал. Я бы могла наговорить гадостей, о которых бы потом пожалела. И неизвестно, что бы высказал мне в лицо Черкасов.

Он имел свойство вводить меня в смятение и переворачивать мою жизнь с ног на голову, говоря неприятную правду без жалости и стеснения. Пусть всё хотя бы сегодня будет без ссор и разборок, пока мой мальчик рядом. Он не должен видеть скандалы, причину которых почему-то обнаруживает в себе.

– Да, я помню, – виновато потупился Кирюшка, а потом сжал губы, так и не сказав заветное «папа». Черкасов, надо отдать ему должное, не выдал своего недовольства, а просто потрепал сына по волосам.

– Знаешь, у взрослых есть один секрет, который я тебе прямо сейчас расскажу, – с заговорщическим видом Гриша склонился к сыну, заглянув в глаза с озорной улыбкой.

– Какой? – Кирюшка аж дыхание затаил, до того ему стало интересно услышать тот самый секрет. Он, казалось, даже забыл о моем присутствии, лишь смотрел на отца не дыша.

– Взрослые могут взять и придумать себе выходной! – громко проговорил Гриша. – Просто так!

– Правда? – мальчик от этой новости засветился от радости и посмотрел на меня с сомневающимся выражением лица. То ли не знал, обманывают ли его, то ли удивлялся, что я от него скрывала взрослую тайну.

Мне пришлось кивнуть. А что оставалось делать? Весь этот короткий разговор я выдержала с замиранием сердца, наблюдая, как от напряжения ребенок переходит к азартному ожиданию. Откуда у Гриши такое умение обращаться с детьми? Ведь вряд ли у него большой опыт общения с ними.

– И как мы проведем этот выходной? – нетерпеливо спросил сынок.

– Какие варианты? – Гриша ответил вопросом на вопрос, давая Кирюшке такое важное право выбирать развлечение. Последнее время у него их было навалом, и я видела, что сынок растерялся.

– А давайте просто поедем в магазин за продуктами. В огромный торговый центр. У нас холодильник пустой, не из чего приготовить продукты. Я помню вашу с мамой жабу-пиццу. Она была очень вкусная. Хочешь ее сегодня приготовить?

– Да-да! – сынок аж подпрыгнул от радости и захлопал в ладоши с горящими от восторга глазами. – А телевизор уже подключили?

– Конечно, подключили. И интернет тоже. Можно смотреть что угодно.

– «Семейку Крудс»! Хочу «Семейку Крудс», все части! – завопил Кирюшка, еще раз подпрыгивая от радости. – Мам, ну давай скорее поедем, – попросил он меня и за руку потащил к выходу.