Текст книги "Черный пепел на снегу"

– Не смей мне врать! Уж я-то заслужил правды из твоих уст! Я слишком много потерял, отстаивая тебя перед другими нордами! Даже право вернуться однажды домой у меня забрали! И ты мне теперь не можешь рассказать, что происходит с тобой? Я тебя не узнаю!

– Къелл… – она перевернулась на спину, заглядывая ему в глаза. – Это слишком сложно даже для моего понимания…

– Значит объясни, как можешь, – он смягчился, ловя её взгляд. Норд не чувствовал в ведьме лжи или фальши. – Я должен знать, что с тобой происходит. Я не могу защитить нас от йотунов или другой ведьмы – это твоя задача. Но должен защитить нас от людей. Особенно тех, которые выслеживают ведьм. Тебе в самом страшном сне не снилось, что делают с женщиной, которую только заподозрили в обладании силой. Поэтому говори мне всё, что знаешь. От этого сейчас зависит жизнь девочки, ответственность за которую ты взвалила на свои плечи.

Агне прикрыла глаза и заговорила.

– Там, на корабле, когда мы плыли из Сигтуны, ко мне привязался йотун. Он до сих пор преследует меня, приходит во снах, я боюсь засыпать, чтобы его не видеть. Не спрашивай меня, как это случилось, просто прими. Он знает, где я. И доносит об этом Астрид.

Норд чертыхнулся.

– Как-то можно его отвязать от тебя?

– Даже если так, то я не знаю как. Но в Киевском княжестве живёт женщина. Она ждёт Богданку. Зачем – не знаю, но она не желает нам зла. Я надеюсь, что она и мне поможет.

– Что за женщина? – насторожился Къелл. – Откуда ты о ней вообще узнала?

– Корабельный рассказал.

Къелл с силой потер глаза, и без того красные от недосыпа.

– То есть, ты хочешь сказать, что мы идём туда, потому что тебя и девочку там ждёт другая ведьма, о которой ты узнала от корабельного кота? Так получается?

– Я знаю, как это выглядит… – начала оправдываться Агне, но Къелл неожиданно для неё рассмеялся.

– Да-а-а, – отсмеявшись протянул он, – ни за что бы не подумал, что пойду куда-то только потому, что так кот сказал.

– Кот или нет, – Агне была совершенно серьёзна, – но он – йотун, и знает гораздо больше нас с тобой.

– Ты уверена, что он не заведёт нас в очередную ловушку, и там, в конце пути нас не ждёт Астрид или кто похуже?

– Йотуны могут недоговаривать. Но не могут лгать.

* * *

Ночь спускалась на славный город Новгород.

Скучающий часовой стоял на воротах, мрачно думая о том, что дома жена, наверное, щи сварила, обжигающе горячие, огненной рекой стекающие по гортани вниз, в нутро и греющие изнутри всё тело. Он сглотнул скопившуюся во рту слюну, переминаясь на задубевших ногах.

Несмотря на праздник и на караваны торговцев, спешащих в славный город Новгород, ворота по ночам всё равно закрывались, оставляя для гостей только калитку, дабы не заставлять торговый люд ночевать под городскими стенами. Волки, оголодавшие за зиму, всё ближе подбирались к городу, да и просто татей[17]17
  Разбойник.


[Закрыть] хватало, чтобы поживиться тем, что везут торговцы диковинками на Масленицу.

Он опёрся о своё копье, снимая часть нагрузки с ног. И почувствовал, как веки его стали необычайно тяжёлыми. Из дрёмы, в которую он провалился, часового вывел собственный всхрап.

Рядом кто-то был, точнее, прямо за стеной. Кто-то понял, что часовой бдит – просто так проскочить не получится, и постучал в калитку у ворот. Аккуратненько так постучал, как птичка в окошко бьётся.

Он напустил на себя грозный вид и отворил дверцу.

С той стороны ворот стояла девица. До того хороша, что у часового дух перехватило – длинные, светлые, как акациевый мёд, волосы были заплетены в тугую косу, ладную фигурку не могли скрыть даже тяжёлое платье и меховая накидка. Нежный овал лица был настолько бел, что, казалось, светился в темноте. Пухлые губы, раскрасневшиеся на морозе, едва подрагивали, а большие, наполненные слезами глаза – один зелёный, другой голубой – были наполнены надеждой.

Рядом с ней неподвижно стоял мальчишка лет девяти с отсутствующим взглядом.

– Впусти нас в город, воин, – попросила она. – Мне нужно к князю.

– Поздно уже. Князь, наверное, почивать изволит… – он не нашёлся, что ещё ответить гостье, но тем не менее посторонился, пропуская её за ворота. За собой девица вела под уздцы вороного коня, который косил на хозяйку налитым кровью глазом и всё норовил извернуться да укусить её.

Часовой только отметил для себя, что девице такой конь не по масти – вот и не слушается. Вот под воином каким, с железной рукой, он бы ходил как шёлковый.

– Ну так завтра же проснётся, – она улыбнулась одними уголками губ, – мне нужно срочно попасть к нему.

– Что вы одни тут ночью делаете? – задал он вопрос, который едва мог сформироваться в его голове среди почему-то тягучих, как мёд, мыслей. – Завтра и попадёшь. А сегодня вас ждёт кто? Есть где переночевать? – отчего-то сторожевому было жалко девку. Не приткнётся куда на ночь – так и сгинет на крепчающем морозе. А приткнётся – так и обидеть могут.

– С батюшкой мы ехали в город Киев, но он сгинул по пути, – она словно даже удивилась вопросу.

Сторожевой не нашёлся, что ответить ей на это. Действительно, в пути может случиться всякое.

– Так, а какое дело у тебя к князю нашему? – не унимался он.

– Отец рассказывал, что он с князем в хороших отношениях. Быть может, он не оставит в беде сирот своего друга и соратника, – девица опустила ресницы, по румяной щеке покатилась хрустальная слезинка.

– Вот что, – решительно заявил часовой, – ты коняшку свою вот здесь привязывай, и идите в сторожку. Угостить мне тебя нечем, но хоть согреешься.

Астрид зашла в сторожку и брезгливо передернула плечами, стоило ей остаться наедине с собой. Не так она представляла своё появление в Новгороде.

Попасть к князю на аудиенцию вёльва могла бы ещё на закате, но эта тупая, непослушная скотина делала всё, чтобы спутать её планы. То он резко начинал делать вид, что перестает её понимать, то демонстративно путался в собственных ногах. Наверняка, они б и до завтрашнего утра не доехали, не посади вёльва стаю волков им на хвост. Шаг, конечно, был рискованный, но Ингве сразу вспомнил и как ногами быстрее перебирать, и брыкаться перестал.

Она с трудом восстановила свои силы после обращения Ингве, и почти все они пошли на поддержание её тела – с пришествием времени вернуть молодость становится всё сложнее, лучше сразу этим озаботиться.

Чтобы попробовать усыпить часового на воротах, ей пришлось черпать силы из Йотунхейма, но и этого было недостаточно. Она заметалась по маленькой, как колодец, сторожке. Эта неудавшаяся попытка заставила её задуматься о том, чтобы попробовать идти к своей цели другим путём, по крайней мере, до тех пор, пока её силы полностью не восстановятся.

Либо ей срочно нужна девчонка. Не Богданка, так другая. Хотя бы на короткое время она сможет войти в полную силу, и это даст ей больше возможностей.

О том, что она сделает с Агне, вероломно уведшей пигалицу у вёльвы прямо из-под носа, Астрид думала с особым наслаждением. Она в порошок сотрёт эту ведьму с её куцей силой. А Къелл? Он раздражал её больше всего – своим отказом, своим презрением к ней, тем, что увидел однажды её истинное лицо.

– Ненавижу! – вырвалось у неё.

Сторожевой, услышав слово на незнакомом языке, донёсшееся из сторожки до его ушей, только жалостливо вздохнул. Пусть погорюет девка, отца, как-никак потеряла.

А на рассвете он застал девицу прикорнувшей прямо за столом. Она дремала, уронив голову на руки, только плечи мерно вздымались в такт дыханию. Мальчишка сидел прямо на полу, сложив руки на животе и облокотившись о стену. Сердце часового сжалось от жалости к сиротам.

Часовой легонько потряс Астрид за плечо.

– Вставай. Князю уже донесли, что ты приехала. Он ждёт тебя.

Вёльва подняла на него заспанные глаза и легонько улыбнулась.

Они спешно шли через Новгород. Вёльва бочком сидела в седле, придерживая перед собой безвольно повисшего, словно кукла, йотуна, а часовой вёл Ингве под уздцы, удивляясь, до чего же у коня крутой норов.

Астрид же с интересом разглядывала людей, снующих по своим делам. Правду говорят – русичи живут на стыке народов и берут от каждого то, что им по нраву, словно не имея ничего своего. Но это только на первый взгляд.

По-европейски большой город кипел жизнью, торговлей, но никто не выливал помои прямо посреди улиц, тут и там стояли приземистые баньки. Дымили выложенные камнем трубы, нахально торчащие из деревянных изб.

Но в отличие от тех же европейских городов, ни одного каменного дома ей на пути не встретилось. Деревянные домики были приземистыми, с аккуратными, резными крышами и красивыми ставнями.

Город производил впечатление общего богатства и благополучия. Откуда-то пахло горячим хлебом, отчего желудок у Астрид сжался – большинство припасов сгинуло вместе с лошадьми.

Она тяжко вздохнула, крепче прижимая к себе сползающего, безразличного ко всему йотуна. Уже не раз ей приходила мысль избавиться от мальчишки – теперь, когда у неё есть Рой, необходимость в нём вроде как отпала, но всё время что-то её останавливало.

Терем князя был тоже деревянным. И тем не менее не мог не впечатлять своим величием. Он не был похож на длинный, приземистый барак, как Медовый зал. Здание в целых три этажа казалось каким-то ажурным, чуждым её взгляду.

В сенях её долго ждать не заставили – сразу повели в трапезную. Астрид видела перед собой достаточно знакомую картину: во главе стола сидел князь. По правую руку от него сидел мужчина с окладистой бородой в чёрной рясе, по левую – сидел совсем седой старик, на плечи его была накинута волчья шкура, и вид его для Астрид был наиболее привычен – жрец, волхв.

О том, что мужчины, сидящие по обе руки от князя, были на ножах, было невозможно не заметить – они метали друг в друга гневные взгляды, ёрзали на своих местах. Было видно, что им непривычно находиться в такой близости.

– Ну здравствуй, девица, присаживайся, позавтракай вместе с нами, – заговорил с ней князь. – Зато расскажешь, кто ты, откуда, как звать тебя, и какое дело у тебя ко мне.

То, что гостья не проста, князь видел невооружённым взглядом. Вроде бы и не украшенные излишне походные одежды были добротно пошиты, и идеально подогнаны по фигуре. Держалась она с достоинством княжны, не меньше. Не сыграть такое.

– Меня зовут Астрид, великий князь. А это – мой младший брат Йон, – мягкий голос вёльвы потёк медовым ручейком, – мы с отцом отплыли от Сигтуны, чтобы попасть в Киев, но он сгинул по дороге…

– Что-то спешно вас гнало. Бежали от кого? – князь по-доброму хмыкнул в бороду. – Вам легче было дождаться, пока лёд тронется, да на ладьях. Что понесло вас зимой через леса?

Астрид, отвыкшая от того, что ей могут задать неудобный вопрос, растерялась, в тайне радуясь, что Ингве остался в конюшне. Вот он бы позлорадствовал над ней. Даже в облике коня несносный норд продолжал над ней издеваться.

– Жениха мне отец подыскал, – нашлась она. – Сам он посол, ехал дела вести к Киевскому князю, и меня по весне замуж выдать.

– Это что ж, – князь начал веселиться, – у нас красавицы теперь сами к женихам приезжают, а не наоборот? Не серчай, девица. Не понять мне ваших нравов. Кто отец твой?

– Ингве, – уверенно заявила Астрид.

– Ингве? – тут же оживился бородач в рясе. – Хороший был человек, хоть и не нашей веры.

Князь тоже одобрительно кивал, вспоминая норда, который вёл с ним дела от имени конунга.

– Так присаживайся с нами, дочь Ингве, оттрапезничай с нами, помянем добрым словом отца твоего.

Астрид присела на краешек скамьи. Йон, который почему-то немного оживился при виде чернорясного, смотрел на него исподлобья, только что не рычал. Вёльва кожей чувствовала его недовольство. Он наотрез отказался присаживаться рядом с ней, обошёл стол и сел к жрецу. Ну, хоть какая-то реакция.

– Прости нас, девица, за манеры наши, – чернорясный наложил в плошку и поставил перед ней из горшка каши с мёдом. – Привыкли мы, что здесь все нас знают, да не представились. Это – князь Всеволод.

Князь слегка поклонился, одобрительно рассматривая ладную девицу. И что с того, что он женат? Так глаз же радуется!

– Меня зовут отец Сергий, можешь просто звать меня батюшкой, если тебе так удобнее будет. Я здесь для того, чтобы помогать заблудшим душам вставать на путь истинный. А это, – он указал рукой на сидящего напротив жреца, – Бажен. Жрец изгнанных из этих мест богов. Но ты, ежели тебе пока трудно обращаться ко мне за советом, можешь просить его. Его боги похожи на ваших. Но учти, будешь выходить замуж – тебя всё равно заставят окреститься и истинную веру принять.

Жрец Астрид заинтересовал. Старый, с колючими злыми глазами, но пока что сильным, жилистым телом. Она кивнула в знак приветствия, жуя сладкую кашу.

– Без молока, – констатировал Йон, зачерпнув липкую субстанцию и только попробовав её.

– Да, мальчик, – Бажен положил на голову йотуну ладонь с длинными пальцами, на которых уже начали проявляться шишки артрита, – пост сейчас. Священники плоть свою усмиряют, заодно и нас голодом морют.

Бажен хотел добавить ещё что-то, но присмирел под строгим взглядом князя.

– Так что ж вы, ради свадьбы только так спешили? – спросил князь.

– Отец надолго собирался остаться в Киеве, меня замуж выдать, а если повезёт – и младшую сестру сосватать. Она как раз скоро в возраст войдет. Но в Ладоге её похитили, за ними мы и кинулись со всех ног, – Астрид проглотила ком, застрявший в горле, и «незаметно» смахнула слезу, наблюдая, прониклись ли мужчины её горем. Князь точно проникся. Вон, как жалостливо глядит. Сергий тоже глядит с сочувствием. И только Бажен, кажется, не поверил ей, продолжая сверлить своим звериным взглядом, и тем не менее он ласково улыбнулся:

– Бедные дети, – говаривал он, гладя йотуна по голове, – столько всего пережить в пути. А что же вы собираетесь дальше делать? Братик, я вижу, твой не совсем здоров.

И столько яда было в его приторно сладком голосе, что вёльва поняла – опознал в мальчишке немёртвого.

– Заболел по осени, – горестно вздохнула она, – еле выходили. После болезни стал неразговорчив и не весел.

– А что ж вы больного ребёнка решили с собой везти? – Астрид чувствовала, как он пытается влезть ей в голову, прощупать её защиту, и с каждой неудачной попыткой волхв становился всё злее. Вот, с кем срочно нужно искать общий язык.

– Так не чужим же людям оставлять его. Да и привязан он ко мне сильно, матушки нашей давно в живых нет, – Астрид с лаской посмотрела на Йона, отчего тот поёжился.

После завтрака их проводили в специально выделенную светлицу, с застеленными перинами и одеялами лавками. Вёльва, наконец, смогла расслабиться. Только она села на свою лавку и вытянула ноги, как дверь её отворилась. Она не стала подниматься, только повернула голову, ожидая увидеть девку, которую ей приставили в услужение, но то была не она.

В светлицу вошла молодая женщина в богатых одеждах из красной парчи и атласа. Волосы её были полностью скрыты княжеским убором.

Астрид степенно встала, не подскочила, как ошпаренная, но и уважение своё великой княгине выказала, почтительно поклонясь.

Княгиня была молода и хороша собой, а свободные одежды уже не могли скрывать округлившийся животик.

– Здравствуй, Астрид, – она тепло улыбнулась гостье, отчего на её щеках заиграли ямочки. – Я – княгиня Анна. Хоть супруг мой и говорил, что мы с тобой всё равно за обедом познакомимся, а я всё-таки не удержалась. Привела тебе девку дворовую, чтоб помогала тебе.

Из-за спины княгини действительно виднелась молоденькая круглолицая девица. Астрид заинтересованно мазнула по ней взглядом и вернулась к княгине:

– И ты здравствуй, великая княгиня, – она снова поклонилась на европейский манер, чем весьма рассмешила женщину. – Спасибо за приём тёплый и за кров.

– Я знала твоего отца, – посерьёзнела княгиня, – очень сочувствую тебе. Достойный был человек. И видимо, очень скрытный. Не знала, что у него есть ещё дети.

– У нас не принято распространяться о семье, – нашлась Астрид. – Если бы кто-то захотел достать отца – он бил бы по его семье.

– Наверное, ты права, – Анна улыбнулась светлой, печальной улыбкой. – Глаша, принеси нам чаю. Со сладостями.

Девка скрылась за дверями так быстро и бесшумно, что Астрид только подивилась её прыти. Анна, по-гусиному перекатываясь с ноги на ногу, подошла и села на скамью рядом с Астрид. Вёльва, посмотрев на её живот, про себя подумала, что уж скоро княгиня разрешится, не сегодня-завтра. Тяжело ей будет – бёдра узкие, сама тоненькая, как тростиночка.

– Да, знаю, что большая да неуклюжая стала, – смущённо сказала она, по-своему истолковав взгляд вёльвы.

– Ненадолго, – Астрид выдавила из себя свою самую приветливую улыбку. – Скоро уже на ручки ребёночка своего возьмёшь.

– Дай-то Бог, – Анна любовно погладила себя по животу.

Уже после, в своей светлице, Анна понимала, что ей не понравилась гостья. Пусть и скромна, и воспитана, и интересна, но что-то царапало душу. Даже несмотря на то, что была она дочерью уважаемого ею, Анной, человека.

Астрид же, продержав княгиню у себя до обеда, выведывала у глупой гусыни все интересующие её подробности о жизни в княжеском тереме и о его обитателях.

На обед они с Йоном спустились вместе. На этот раз за столом волхва не было. Княжна тоже не явилась – сказалась нездоровой, Всеволод выказал надежду, что она вот-вот уже должна разродиться.

Астрид тоже на это надеялась. Она умела подпитывать себя за счёт эмоций своего собеседника. Вёльва не любила этот метод за его расточительность – очень много силы терялось при передаче, донося до неё лишь крупицы, но за неимением лучшего – довольствовалась и тем. Теперь, когда у Анны появится дитя, и она, словно орлица, будет над ним ворковать – получить от неё эмоции будет ещё проще. У Астрид каждая толика силы на счету.

После обеда она снова поднималась в свою светлицу, ведя Йона за руку, когда путь ей преградил Бажен.

– Не хочешь поговорить, девица? – тихо спросил он. – О тебе, о братике твоём.

– Что ты хотел знать, жрец? – голос Астрид сочился почтением. – Спрашивай, всё расскажу, без утайки.

– Пройдём в мою горницу, там побеседуем о духовном, – он ухмыльнулся. – Тут все теперь крещёные, слово про старых богов не скажи – тут же попу́ донесут.

– А пойдём, – легко согласилась Астрид, входя в пригласительно распахнутую для неё дверь. Чувствовала она, что так просто волхв не отвяжется, а если она откажется с ним говорить – так и неприятности для неё устроить в его силах. Князь даром что крещёный, а всё равно прислушивается к старому жрецу – иначе, зачем ему держать при себе эту рухлядь?

Комната, которую занимал Божен, была темна, пыльна. Видно было, что дворовые не особо рвались наводить здесь порядок, а сам хозяин, словно и не замечал творящегося вокруг него хаоса.

– О чём ты хотел поговорить? – Астрид распрямила плечи, возвращая свою обычную манеру говорить – пренебрежительно-высокомерную. Она тоже за завтраком успела оценить и ощупать защиту своего оппонента. А одного его взгляда хватало, чтобы понять – перед ней зверь, не человек. Такие признают только силу.

– О том, что в братике твоем навья сидит, – он усмехнулся, глядя на глупую девку, которая возомнила себя сильной и опытной ведьмой. Да судя по смазливому лицу, её саму недавно от мамкиной титьки оторвали, а всё туда же.

– И что, ты думаешь, я не знаю об этом? – Астрид более внимательно оценивала Божена. Младше неё. Лет на тридцать, наверное. Не слишком силён, иначе сохранил бы своё тело в лучшем виде. Но зато очень умён. Иначе не сидел бы при князе, и попа́ одним своим существованием не бесил.

– А что ж не выгоняешь? – он пытливо смотрел на девицу. Да в голову постепенно начала закрадываться мысль, что девка не так проста, как хочет казаться.

– Дохлый он. Совсем, – её губы искривились в презрительной улыбке, – давно, с конца осени. Оставила при себе, как игрушку. На память. Теперь лучше ты мне расскажи про хозяйку лесов этих.

– Это про кого это? – Божен удивился настолько искренне, что Астрид ему поверила. – Нет у здешних лесов никаких хозяев.

– Разве? – она иронично изогнула бровь. – А что ж она тогда пугать меня пыталась? Птицу с человеческим лицом даже прислала для того.

– Гамаюн к тебе могла прислать только одна ведьма, – Бажен помрачнел. – Сила у неё великая, не знаю, где ты перешла ей дорогу, но надеюсь, что оно того стоит.

– Уж поверь мне на слово, стоит. Как мне найти эту ведьму?

– От глупая баба, – он усмехнулся, – тебе бежать от неё надо, а ты, наоборот, на рожон лезешь. Навьи твои, что тебя окружают, ей на один зуб.

– Как её зовут, хотя бы знаешь? – Астрид начинала раздражать волхва.

– Имени никто не знает. Но сейчас на страже стоит именно она. Раньше её почитали, дары ей приносили, детей больных, чтобы она их излечила, девки ходили к ней, чтоб она им семейное счастье подарила и уголёк из своей печи. Тогда знали её имя. А как крестили народ, так и из неё чудище лесное сделали, детей ею теперь пугают. Сгинешь, не ходи.

– Слишком долгий путь я проделала, чтобы теперь отступить, – в голове у Астрид зрел коварный план. Если загадочная ведьма так сильна, может, и её силу получится забрать? За ней стоит Йотунхейм, хоть она и давно не обращалась к тому мужчине, который раз и навсегда связал её с миром мёртвых, но побороться стоило бы. И дивная птица с человеческим лицом будет теперь служить ей. И станет вестником смерти для её врагов. Астрид от предвкушения даже причмокнула.

Обжиться в княжеском тереме оказалось гораздо проще, чем думала Астрид. Единственный человек, которого она по-настоящему опасалась, – был Сергий. Этот человек был силён в своей благости, и, несмотря на внешнее сочувствие сиротам, вёльва чувствовала, что за ней наблюдают. Примечают всякие странности.

Кроме того, от Сергия не укрылось и то, что Йон его откровенно чурается. Астрид смотрела на него большими невинными глазами, прекрасно понимая, что поп будет князю высказывать свои подозрения. Говорить, что нужно её срочно окрестить. Что она как приехала – ни разу не посетила храм.

Нет, она-то как раз попыталась. Но не смогла даже войти. До того ей стало дурно от благовоний, а собственная сила начала жечь её изнутри. И Астрид отступила.

Со временем и князь начал посматривать на неё с подозрением. Этого Астрид допустить уже не могла. От него зависело слишком многое. Ей нужна была провизия, сопровождение до киевского княжества, сила. Всё это она могла получить только с помощью Всеволода.

А потому, стоило ей остаться наедине с князем – в него полетел простенький приворот. Даже не заклинание – она прекрасно понимала, что поп хорошо защищает своего подопечного, и что-то более-менее сложное на осколки разобьётся об эту защиту. Но просто энергетический посыл. Настолько простой и первобытный, что никакая защита не способна уловить его.

И он сработал. Князя было достаточно подтолкнуть. По ночам он приходил к ней, чтобы позволить себе всё, что не позволял со своей княгиней. И Астрид давала. А в обмен пила его мужскую энергию. Но и этого было мало.

Она знала, что за стенкой находятся покои княгини, и не сдерживала себя, позволяя ей слышать всё, что происходит. И упивалась её горем, слезами. Этого хватало, чтобы начать восстанавливаться, но не хватало, чтобы войти в силу и противстоять той, другой ведьме.

Князь ушёл. Довольный, но энергетически пустой. Астрид понимала, что, выпивая его до суха, оставляет в его душе свой след. Он постепенно пускал корни, прорастал, превращая князя в послушную марионетку, и это ей было на руку.

Он ушёл, оставив её одну. Вёльва знала, что Анна не спит, хотя не слышала её рыданий. Но спинным мозгом она чувствовала ту ненависть, что шла от стены. Ненависть и горе. И не могла ею напиться.

Ребёнок Анны заболел, начал таять на глазах, и оттого она и сама истончилась, стала, словно фарфоровая куколка. Пыталась защитить его, отмолить. Не зная, что в её покоях спрятана маленькая соломенная кукла, что глядит на неё своими глазами-пуговицами и пьёт жизненные силы из маленького тельца. Но и этого Астрид было мало.

А Всеволоду уже и на это было плевать. Он был готов ради белокурой красавицы на всё и совершенно не удивился, когда она попросила его найти для неё дом в лесу, где она могла бы уединиться со своими мыслями.

Князь искать не стал. Он приказал выстроить для неё большую тёплую избу. В месте, выбранном Астрид, – в чаще леса и не слишком далеко от города. Сначала Астрид там просто уединялась. Установила алтарь, нарисовала символы.

Всеволода эти странности почему-то не удивляли. Он считал, что раз Астрид нужно попрощаться со старой верой, то так тому и быть. Должны же быть у женщины слабости. Он все больше думал о том, что можно её оставить при себе и никуда не отпускать. Жили же до крещения с несколькими жёнами, а ему почему нельзя?

Сергий отмечал изменения в своём подопечном, пытался наставить его на путь истинный, но натыкался только на раздражение. То, что поселилось в душе князя, уже мешало ему мыслить здраво.

Даже когда Астрид попросила его найти девицу на выданье, он отчего-то не удивился. А что дурного? Астрид такая одна, а девок – полно по городу ходит, есть даже те, кого и не хватятся.

И он привёз.

Сначала была Евдокия, купеческая дочка. Она дышала здоровьем и, опустив к полу свои ясные голубые очи, теребила кончик толстой соломенной косы. Она подозревала, что князь вывез её из города не для того, чтобы цветочки собирать, да и давно уже была не девушкой, но отчего-то робела. Особенно под тяжёлым взглядом женщины, что стояла по правую руку от князя.

– Не девица, – брезгливо скривила она губы, – но сойдёшь. Раздевайся.

Похоронили её истерзанное тело там же. За избой. А Астрид наконец почувствовала прилив силы. И девушки стали в Новгороде пропадать одна за другой. Каждую десятинку.

На ярмарку Забава не пошла – побоялась, хоть и звали её подружки, а всё одно – страшно. По Новгороду шли слухи один другого страшнее, что де пропадают девки на выданье. И все как на подбор – крестьянские дочери. Хотя и купеческие мелькали, но не часто.

Да и батюшка наказал за ворота не выходить, пока он не вернётся с ярмарки. За то обещал ей петушка сахарного.

Забава хмыкнула, скажет тоже. Какой же ей петушок – она взрослая девица, уже перестарок почти, замуж пора. А примет она, наверное, предложение Гришки-кожевника. И что, что от него дубильным сырьём всё время пахнет, так зато не голодает он ни зимой, ни летом. И мимо её дома без подарков не ходит – то платок принесёт пуховый, на зависть подружкам, то букетик из лютиков. Всем хорош. Но не мил.

Девушка тяжко вздохнула, переживая, что если она не примет предложение Гришки, то, наверное, так и останется старой девой. И будут в неё перстами показывать, а заодно и в батюшку её, что он-де перестарка вырастил.

Забава перевернула на сковороде поблескивающий маслом блин. Блины она затеяла с тремя разными начинками: с мясом, с творогом и с клюквой в меду. Масленица на дворе, нужно порадовать батюшку, да самой порадоваться.

С улицы послышался шум. Залаяла собака, предупреждая о беде. Первая мысль, что посетила Забаву, была о том, что опять в курятник лиса забежала, уже спасу нет от рыжей бестии, шестерых несушек утащила за зиму. Девушка сурово свела брови на переносице и, вооружившись ухватом, как дубинкой, решительно открыла дверь. Чтобы нос к носу столкнуться с князем.

– Ну здравствуй, красна девица, – улыбнулся ей Всеволод. Нехорошо так улыбнулся, не по-доброму. – Блинки затеяла, а хорошо, поподчивай нас.

За спиной у Всеволода маячила женщина невиданной красоты. Она зло кривила губы, отчего её чуждая этому миру, холодная красота становилась ещё более чужой. Она была отвратительна в своей красоте.

Забава похолодела.

– Князюшка, – взмолилась она, – как же так, Вы же защитник наш, не губите!

Всеволод дёрнулся словно от пощёчины, взгляд, подёрнутый мутной поволокой, начал проясняться.

– Не губите… – бездумно прошептал он, чувствуя, как начинает щемить боль где-то в районе сердца.

– Посмотри на неё, князь, – наконец подала голос женщина. Говорила она тихо, но слова её гремели на всю маленькую избушку, сотрясая воздух и заставляя его вибрировать на коже, – посмотри на неё. Как она хороша. Неужто ты думаешь, что она посмеет отказать князю?

– Не посмеет, – на лице Всеволода начала расцветать злая улыбка. – Иди сюда, красавица.

Забава в панике метнулась в сторону распахнутой настежь двери, но куда ей до тренированного князя. Он обхватил её за талию и повалил на земь. Удар об пол вышиб воздух из лёгких девушки, и она в отчаянии забилась, пытаясь высвободиться.

Всеволод поднялся, поднял девушку, крепко держа её, однако чуть повыше локтя. Астрид же вгляделась в испуганные зелёные глаза и приподняла лицо девицы за подбородок, с отстранённым любопытством рассматривая его. Не удивительно, что Всеволод на неделе приметил её. Глазищи большие, глубокие, как омуты, насыщенно травянистого цвета. Носик тонкий, дерзко вздёрнутый вверх, губы пухлые, брови хорошо очерчены, коса толстая, соломенная. Таких славянок восточные ханы покупали по весу золота.

– Сильна, – констатировала она, прикоснувшись к силе девушки, – научить тебя было некому. Ну ничего, мне же проще.

Вёльва посторонилась, давая князю дорогу, чтобы тот вывел девицу из избы. Забава попыталась сопротивляться, а то и закричать, но голос её совсем пропал. Она только открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, и не могла ничего произнести. Руки и ноги стали словно ватные.

Её вытащили во двор, и сначала князь помог взгромоздить её поперек седла, как тюк со скарбом. Лука[18]18
  Изогнутая часть седла.


[Закрыть] седла больно упиралась в живот, а сама девушка не могла ни пошевелиться, ни закричать. Ей оставалось только глотать злые слёзы отчаяния.

Они ехали по окраине Новгорода, и всё же у неё оставалась надежда, что хоть кто-то обратит внимание, крикнет стражу. Но их словно не видели. Да и видели б… Стража-то всё равно князю подчиняется.

По ощущениям Забавы они ехали целую вечность. Она, не зная, чем себе помочь, молилась про себя. Хотела вслух, но слова застревали в горле. В какой-то момент страх её стал нарастать ещё сильнее, накатывая волнами вместе с отчаянием и вселенской тоской. Она не могла рассмотреть, куда её привезли, но понимала, что это конечная точка не только в их пути, но и в её короткой жизни.

Забаву достаточно грубо стащили с лошади, и она упала в сугроб. Холод снега обжег её и странным образом придал сил. Девушка вскочила на ноги, превозмогая боль в задубевшем теле, и в спешке огляделась.

Князь словно даже обрадовался тому, что она нашла в себе силы хотя бы для такого сопротивления, его глаза горели охотничьим азартом, он с готовностью включился в игру.