Текст книги "Конец сказки"

– Это какое-то издевательство, честное слово! – пожаловался он Тамаре, остановившись. Она спокойно смотрела на него снизу, очевидно, ожидая распоряжений. Все верно, тут он был хозяином, и по части секса, и во всем остальном.

– Вацлав Збигневович, это я, – донеслось из-за двери.

– Какого черта? – фыркнул Бонифацкий, узнав голос Жоры. – Это ты, Жора? Что тебе нужно?

– Виноват, Вацлав Збигневович, – оправдывался из-за двери лесничий. – Беда.

– Ах, ты ж, мать перемать, – застонал Боник, вставая. Сразу заболела спина, пенис, только что полный сил и решимости, на глазах увядал. Бонифацкий оглянулся в поисках полотенца, но оно куда-то запропастилось. Плюнув, он отправился к двери, в чем мать родила. Тома натянула на ноги простыню, оставив верхнюю часть туловища обнаженной.

– Что еще?! – спросил Вацлав Збигневович, стоя на пороге.

– Виноват, – бормотал Жора, топчась в дверях неловко, будто медведь. – Извиняюсь, то есть, но вы же сами велели, если что пойдет не так…

– Ближе к делу можно? – поторопил Бонифацкий.

– Ребята Леонида Львовича лютуют. Совсем разошлись…

– Лютуют? – переспросил Боник. Глагол «лютуют», употребленный Жориком, ему категорически не понравился. Как и глагол «разошлись». Кстати, а что это за шум?

Сверху доносились пьяные вопли, существенно ослабленные перекрытиями. Бонифацкий предположил, что орут, должно быть, вовсю.

– Так и я о чем, Вацлав Збигневович. Водку всю выжрали, теперь баб подавай, ясное дело. В общем, совсем с катушек слетели. А женщин то в Ястребином, – раз, два, и обчелся. Тамара ваша, Юлия Сергеевна, да та женщина молодая, которую вы с Леонидом Львовичем вчера привезли.

– Опупеть… – пробормотал Бонифацкий. Как только он узнал о сексуальных планах перепившихся головорезов Витрякова, ему самому стало не до секса.

– А Завик где?! – неожиданно спохватился Бонифацкий, которому любая соломинка теперь казалась спасательным кругом из пробки.

– Завик укатил, с полчаса назад.

– Куда? – чуть не крикнул Бонифацкий.

– За водкой, – докладывал Жорик. – Они с Фашистом вместе уехали.

– Они что же, всю водку прикончили? – не поверил Вацлав Збигневович. – Это невозможно, Жора!

– Возможно! – возразил Жорик. – Еще как. Вы ж их знаете! Вылакали все, до последней капли. Завик сказал, что надо за новой партией водяры сгонять. Сначала хотели кого-то из молодых послать, потом какой-то урод, Джаба, по-моему, про баб вспомнил. Тогда, значит, Завик сам решил ехать. Пообещал своим козлам, что подвезет белой от пуза и штук пять-семь подстилок, таких, чтобы всю компанию потянули.

– Ну и… – поторопил Боник, хоть дальнейшее можно было запросто угадать.

– Как Завик уехал, кто-то из них, снова Джаба, кажется, предложил Тому отпетрушить. Ну, они ж не знали, что она с вами, понимаете?

– Потише ты! – зашипел Бонифацкий, машинально оглянувшись через плечо. Тамара преспокойно сидела на лежаке, завернувшись в простыню. Вид у нее был отсутствующим, наверное, она о чем-то задумалась, возможно, о своих пацанах, с которыми были проблемы. Младший приносил из школы двойки, старший почти открыто курил, и Тома опасалась, как бы он не начал нюхать разную дрянь, он клея «Момент» до синтетического кокса. Об этом она на прошлой неделе рассказывала ему лично, кажется, спрашивала совета. А что он мог посоветовать? Разве что – бежать из этой серьезно больной страны. Но – куда?

Убедившись, что Тома ничего не расслышала (ей этого действительно лучше было не знать), Боник пониже наклонился к леснику, так, что они почти соприкасались лбами.

– Продолжай.

– Весь первый этаж обшарили, но так и не нашли. Тут Джаба про вашу женщину им и сказал.

– Что сказал?

– Ну, что, мол, из-за нее весь сыр-бор разгорелся, и Леонида Львовича замочили. Что, мол, надо ее это… кончить, короче, а сперва попользовать, всей кодлой.

Боник, слушая Жорика, содрогнулся. Он, конечно, не испытывал к Миле Сергеевне теплых чувств, но, не до такой же степени… И еще возблагодарил небо за то, что утром велел Жорику запереть ее на третьем этаже, в библиотеке.

– Юлии Сергеевне, я так думаю, бояться пока нечего, вряд ли они ее тронуть решатся. А вот эта ваша женщина, если они до нее доберутся…

– Я им покажу… – начал было Бонифацкий, поддавшись внезапному импульсу. Отступив на шаг, он принялся вращать головой направо и налево, разыскивая брюки.

– Тома?! – наконец, не выдержал Бонифацкий, – ты моих штанов не видела?

– Не стоит, Вацлав Збигневович, – лесничий, шагнув в комнату, удержал его за руку. – Бестолку это. Что им докажешь, если они невменяемые, в таком состоянии, хоть и говорят, что мало им. Только на себя беду навлечете. Витряков, конечно, их бы живо успокоил…

Лицо Бонифацкого залила краска. Он был бы рад доказать обратное, но вот доказательств было маловато. Соображения Жорика стоило принять во внимание. Ребята Витрякова и в трезвом виде управлялись с трудом. С учетом же алкоголя…

– Тем более, Вацлав Збигневович, Джаба такую мульку им запустил, что, мол, это из-за вас Огнемета грохнули. Что, мол, если б им за этими козлами киевскими не пришлось гоняться, которые Леонида Львовича того, то… И еще говорят, что вы нарочно приказали заканчивать копать…

– Кто говорит?! – перебил Бонифацкий.

– Да, там, пара ребят. Придурки придурками, но, я же им не скажу, чтобы заткнулись…

– Вот что, Жора, – сказал Боник, вытирая испарину. – Тома?! Куда ты дела вещи, которые у меня в карманах были?!

Поднявшись с лежака и напоминая в простыне какую-нибудь гречанку из античных Афин, Тамара взяла с полки над камином связку ключей, протянула Бонифацкому.

– Вот, Вацлав Збигневович. Извините, пожалуйста.

– Благодарю, – буркнул Боник, передавая связку лесничему. – Возьми, Жора, эту женщину, ее, кстати, Милой Сергеевной зовут, выведи из библиотеки и, приведи…

– Куда? – спросил Жорик, потому что Бонифацкий запнулся, мучительно соображая, где ее можно спрятать.

– Сюда, – наконец, решил Бонифацкий.

– Прямо сюда?!

– Нет, конечно. Слушай. В том крыле, куда мы парня поместили, – Боник махнул в сторону мертвецкой, – пустые комнаты остались?

– Три или четыре, – подумав, сказал, Жора. – Это если мастерской не считать. В одной этот покалеченный сидит. В другую я того заику запер, которого Завик недавно привез.

– Вот и чудненько, – сказал Бонифацкий. – Запри женщину в мастерской, и объясни ей, чтобы сидела тихо, как мышь. Что это в ее интересах, если она только не хочет узнать, как чувствует себя собака после собачьей свадьбы.

Жора послушно кивнул.

– Сделаю, Вацлав Збигневович.

– И, смотри, сам будь осторожен. По запасной лестнице идите, той, что в дальнем крыле. Чтобы они вас, не дай Бог, не заметили.

– Понял, не дурак, Вацлав Збигневович.

– Кстати, а где Желтый? – поинтересовался Боник, провожая Жорика к двери. – До него только сейчас дошло, что телохранитель, который должен был караулить под его дверью, куда-то исчез. Жора развел руками:

– Понятия не имею, Вацлав Збигневович.

– Ты что же, его, не разыскал?

– Обижаете, как это, не разыскал. Я ему передал, что вы сказали, а куда он девался… – Лесничий пожал плечами.

– Изумительно! – воскликнул Боник. А Белый где?

– Этот Юлию Сергеевну караулит. Как вы и сказали.

– Хоть кто-то на меня еще реагирует, – проговорил Боник вполголоса. Ладно, пускай пока там и остается. – Бонифацкий потер залысину. Его телохранители, Желтый и Белый, лесник Жорик и, быть может, Док, были единственными людьми, на которых он мог рассчитывать в сложившейся ситуации. Не густо, но хотя бы что-то под рукой. В особенности, если сосредоточить их в одном месте.

– Как справишься с Милой, – добавил Боник, – поднимешься наверх… – он осекся. Первоначально Бонифацкий подумал, что было бы неплохо и Юлию переместить сюда, вниз, в относительную безопасность подвала. Но, на ходу отказался от этого намерения. В состоянии опьянения девушка дрыхла без задних ног, разбудить ее было сложно, даже стреляя из пушки. Боник совсем не хотел, чтобы его людям пришлось взламывать ее дверь, кроме того, здесь, в подвале, с ним была Тамара, и, если бы Юлия узнала, чем он тут занимается, это было бы даже не два паука в одной банке, а, наверняка, гораздо хуже.

Захлопнув за Жорой дверь, Бонифацкий медленно вернулся к Тамаре.

– Очевидно, сегодня все же не мой день, – пробормотал он грустно, опускаясь на лежак рядом. Вялый сморщенный член стыдливо соскользнул между ляжек и повис там, в полном унынии, как бы в подтверждение того, что да, это так и есть. Тамара нерешительно сбросила простыню.

– Вацлав Збигневович, можно, я помогу?

Боник покосился на нее хмуро, он не был уверен, что у них теперь хотя бы что-то получится. Ему представлялось – это не лучшая идея, тем более, что он сомневался, будто по-прежнему хочет. Ее полная грудь, увенчанная большими темными сосками, вытянутыми неправильными овалами, уже не казалась такой привлекательной, как буквально пять минут назад, до разговора с Жориком. Живот с глубоким пупком и уродливыми растяжками производил чуть ли не отталкивающее впечатление, обвиснув на бок, как пустой бурдюк из-под вина.

– Сомнения меня терзают, – сказал Боник, уступая ей инициативу. Тома встала перед ним на колени, ее кисть пришла в движение, словно горничная полировала балясины дубовой лестницы в вестибюле, и Бонифацкий, минуту или две наблюдавший за ее стараниями с откровенно скептической миной, с удивлением обнаружил, что ему подарили второе дыхание.

* * *

– Андрюша?! Го-господи, с-слава Богу! На-нашел! Нашел…

С трудом открыв глаза, Андрей различил неясный силуэт над головой, сгусток тени в окружении почти полного мрака. Было совсем темно, в комнату проникал рассеянный свет нескольких фонарей, установленных во дворе. В принципе, освещение мало отличалось от того, призрачного и зловещего, что было в тоннеле, где неожиданно появившийся Вовчик спас его от сползания на перрон.

– Вставай, б-брат. У нас мало времени!

Поскольку он решил проигнорировать этот призыв, вставать хотелось, как когда-то в школу по утрам, незнакомец принялся тормошить его. Сразу заныла пострадавшая рука.

– Вовка?! – пробормотал Андрей. Ты, что ли? Мы снова в метро?

– В ме-метро? – в голосе мнимого Вовчика прозвучало явное замешательство. Андрей решил, что именно вследствие этого замешательства Волына теперь начал заикаться, совсем как… – он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что-то крутилось неподалеку, какое-то имя, но, наверное, он был уже слишком далеко от всего мирского для того, чтобы в памяти сохранялись такие малозначимые подробности. Вроде имен приятелей и тому подобной ерунды. В конце концов, если души и переселяются, то, на каком-то этапе, при смене тела-носителя, происходит переформатирование ячеек памяти, ведь мы почти или даже совсем не помним, кем были раньше.

– Вставай, брат! Надо по-пошевеливаться.

– Нам что, пора? – хрипло спросил Бандура. – Ты хочешь сказать, наш поезд пришел?

– Не-не знаю о чем ты то-то-толкуешь, – пробормотал силуэт, слегка отстраняясь. – Но, по-подозреваю, что наш по-поезд де-действительно скоро у-у-уйдет, если ты не-не возьмешь себя в руки.

– А как мне это сделать, если руки в гипсах? – парировал Андрей, поскольку почувствовал на теле эти сковывающие движение предметы. В тоннеле их не было, а вот теперь они зачем-то появились, ну, надо же. Это значило… – он принялся мучительно соображать, что бы это могло значить. Например, что либо гипсы каким-то образом последовали за ним, в качестве выходного пособия, что ли, либо, как это ни странно, он…

– Я еще жив? – вслух закончил Андрей.

– Жи-жив, – подтвердил Вовчик явно не своим, но очень знакомым Андрею голосом.

– Почему ты теперь заикаешься, как Армеец? – спросил Бандура, поддавшись внезапному озарению. Теперь он прекрасно вспомнил своего приятеля Эдика Дубинского таким, каким видел его в последний раз, возле здания Неограниченного Кредита. Он, Бандура, шел разговаривать с Поришайло, Армеец, Атасов и Протасов собирались ожидать его снаружи, потому что разговор с олигархом не сулил ничего хорошего и мог закончиться чем угодно, а друзья на то и придуманы, чтобы приходить на помощь, когда становится туго. Это было буквально на днях, хоть Андрею теперь казалось, будто прошла целая вечность. И хоть он почти не помнил ни содержания их с Поришайло беседы, ни того, что случилось за этим, образ старины Эдика оказался чрезвычайно четким, как на цифровой фотографии. Армеец сидел за рулем своего «Линкольна», в светло-коричневой кожаной куртке и широких зеленых брюках. «Пожелай мне удачи в бою», – попросил Андрей, и Эдик, печально улыбаясь, пожелал. Или, это Протасов пожелал, а Армеец при этом только улыбался? В любом случае, кто бы там из них чего ему не желал, в тот момент, пожелания пропали впустую, никакой удачи ему не выпало, напротив, его крымский маршрут оказался сплошной неудачей, как когда-то давным-давно пел Андрей Макаревич.

«Неужели, про меня пел?» — подумал Бандура.

– Я го-говорю как Армеец по-потому, что я и есть А-армеец, – несколько растерянно проговорил силуэт. – И м-мне не-непонятно, отчего ты постоянно на-называешь меня Вовкой. Уже, знаешь, на-надоело.

– Да? – потрясенно протянул Андрей. – То-то я смотрю, голос знакомый. Получается, ты тоже умер, друг?

– У-умер? – задохнулся силуэт. – Я?!

– Ну да. Как мы с Вовкой.

Андрей умолк. Говорить было тяжело, сил почти не осталось. В тоннеле, столкнувшись с Вовчиком, он чувствовал себя гораздо лучше, чем сейчас. Андрей решил подкопить немного сил. Силуэт, на поверку оказавшийся Эдиком Дубинским, тоже помалкивал. Вероятно, пережевывал эту информацию. На счет своей смерти.

«Должно быть, он раньше не знал, что умер», – предположил Андрей. – Выходит, я принес ему черную весть. С другой стороны, кто еще тебе правду скажет, как не друзья?»

– Не-не знаю, о-откуда ты узнал про Во-волыну, – наконец заговорило привидение Эдика. – Это се-сейчас и не ва-важно, о-откуда. Г-главное, ни ты ни я пока не умерли, А-андрюша. Но, мы наверняка умрем, если ты и дальше будешь здесь валяться, и не-нести всякий бред.

– А что еще делать? – спросил Андрей, искренне удивляясь.

– С-сматываться надо, – сказал Армеец.

– Сматываться? Но, куда? Разве есть путь назад, Эдик?

– Пока на дворе ночь, есть шансы, – заверил Армеец, оживляясь. – Только, нам надо завладеть каким-нибудь транспортом.

– Транспортом? – потрясенно проговорил Бандура. – Он тут тоже есть?! Кроме поездов?

– Та же-женщина, которая мне рассказала, где тебя и-искать, она по-посоветовала воспользоваться б-бронетранспортером, – сказал призрак Эдика, игнорируя упомянутые Андреем поезда. Вероятно, спокойствия ради.

– БТРом? – не поверил ушам Андрей. – Так тут и БТРы есть?

– Есть, – заверил Армеец. – А также пять или шесть джипов. Па-пара бусов. И те, и д-другие, ко-конечно, гораздо бы-быстрее б-бронетра-транспортера, зато, ка-как она сказала, у него по-полный бак бензина. Она сама видела, как его за-заправляли. Вечером.

«Как интересно все здесь устроено, – подумал Андрей, чувствуя, что снова куда-то уплывает, слегка покачиваясь на волнах, не опасных, штормовых, а, напротив, ласковых и убаюкивающих. – Ну, конечно, мне следовало догадаться. Если по загробному миру ходят поезда и прочий транспорт, то должны же они использовать какие-то энергоносители. Топливо. Соляру или, скажем, бензин. Интересно, у них тут свои компании, вроде «Бритиш Петролеум» или «ТНК», или они заключили договора на поставку с нашими монополистами. Если наш мир пронизан нитями глобализации, как обреченный организм метастазами, то, возможно, и этот, загробный тоже пронизан чем-то похожим? Может, хозяева монополий в том, так называемом мире живых и не боятся ни Бога, ни черта, потому что здесь у них тоже все схвачено. Конечно, должно быть схвачено, если они победили в тендере на поставку ГСМ в Преисподнюю…»

– П-плюс, проходимость у БТРа, ку-куда там джипам, – прорвался в его голову Армеец, – ко-колесная формула 6х6, а это кое-что, да значит. Плюс ле-лебедка, если где-то и сядем, то сами себя и вы-вытащим, как барон Мюнхгаузен из болота за во-волосы. Я ко-конечно, и сам с-сначала удивился, о-откуда тут быть бэ-бэтээру, но эта женщина по-пояснила, что его ме-местные тимуровцы нашли где-то, по-починили на станции юных те-техников, хотели па-памятник поставить, у д-дворца пионеров. Но, не-не успели, Го-горбачев свою пе-перестройку затеял. На-настал конец и дворцу пи-пионеров, и станции юных техников, и тимуровцам. Машину сдали в металлолом. Там ее этот ме-мерзавец и купил. За гроши.

«Точно, Эдик, – подумалось Андрею. – Знает много всякого разного. Говорил ему Атасов, езжай в Москву, пробьешься в клуб Знатоков, будешь деньги грести лопатой. Это на первых порах, при молодом еще Ворошилове там дурацкие книжечки друг другу дарили, чтобы советская девственность не пострадала. Теперь раздают баксы, на чековых книжечках».

– Плюс пу-пулемет на крыше. Очень мо-может пригодиться, если будет по-погоня…

«Пулемет, – это да. При любых раскладах – стоящая вещь», – немедленно согласился Андрей.

А она будет, по-погоня эта, можешь по-поверить мне на слово. Как в «Неуловимых мстителях»,[73]73
  Замечательный фильм по повести П.Бляхина «Красные дьяволята», один из первых отечественных вестернов. Режиссеры Э.Кеосаян и Л.Кочарян, в ролях В.Васильев, В.Косых, В.Курдюкова, М.Метелкин, Б.Сичкин и др.


[Закрыть] только всерьез. В до-доме по-полно отморозков, и хоть они сейчас бухают, э-это еще не-не значит, что нам с-сделают на прощание ручкой, по-пожелав счастливой дороги…

Озарение пришло внезапно, возможно, его принесла крылатая фраза «Счастливой дороги», которой, обыкновенно, отечественные гаишники провожают обобранного ими водителя. Озарившись, Андрей сообразил, где находится, понял, что пока не умер, но толком не знал, радоваться ли этому.

– Мы в Ястребином? – спросил он, чувствуя, как иррациональный кошмар отступает, по мере того, как он приходит в себя. Впрочем, действительность была не многим лучше.

– Да, – подтвердил Армеец. – Кажется, эта че-чертовая усадьба именно так на-называется.

– Эдик, так это ты?

– Я – кивнул Армеец. – Со-собственной персоной. Би-битый час пытаюсь до тебя достучаться. Рад, что ты снова с нами. Только не делай резких движений, брат. Я тебе помогу по-подняться.

– А я думал – что умер, а ты – галлюцинация…

– Д-для ми-миража я чересчур напуган, – заметил Армеец. – А ты – жи-живой, слова Богу. Но, нас обоих легко могут прихлопнуть, и даже наверняка прихлопнут, если мы не пошевелимся.

– Откуда ты здесь взялся, Эдик?

– А… – отмахнулся Армеец. – Долго рассказывать.

– Я видел, как привезли Вовку…

– Вовчика мы в самом начале потеряли, – с очевидной неохотой признал Эдик. – Еще в ущелье… Пришлось его оставить. П-принято говорить, бу-будто русские своих не бросают. А по-помоему, мы только этим и занимаемся.

– По-потом нас загнали в какие-то жуткие ка-катакомбы. Пещерный город караимов или что-то вроде того. И о-обложили, со всех с-сторон, как з-зверей…

– Атасов был с вами? – перебил Андрей. Эдик отрицательно покачал головой.

– Он остался в го-городе. Хо-хотел Поришайло к стенке припереть. Кто кого п-припер, в конечном счете, неизвестно. Где Планшетов и Протасов, не-не знаю.

– Как это, не знаешь?

– Нас о-окружили, – сказал Армеец, краснея. Правда, поскольку было темно, Бандура этого не заметил. – Ва-валерий взорвал гранату. На-начался обвал. Больше я ни Юрика, ни П-протасова не видел.

– Ну и ну, – пробормотал Андрей.

– О-они меня с-схватили, – продолжал Армеец. – По-поколотили сильно, привезли сюда и бросили в по-подвал. По-пообещали, что вернутся. Чтобы рассчитаться с-сполна. Вместо них п-пришла какая-то женщина…

– Женщина? – удивился Андрей.

– Ага. Пе-перерезала клейкую ленту, и даже размяла мне ру-руки, которые совсем отказали. А по-потом сказала, что, мол, один из ваших на пе-первом этаже сидит. Мо-молодой. Я сразу понял, что речь о тебе.

– Как она выглядела?

– Т-трудно сказать, – пожал плечами Армеец. – Не мо-могу сказать точно. Молодая, по-моему. О-около тридцати. М-мне было не до з-знакомства, Бандура. Я даже имени ее не спросил. Б-блондинка с п-пронзительно го-голубыми глазами.

– Ну и ну, – пробормотал Андрей, пораженный внезапной догадкой.

* * *

Еще каких-нибудь двадцать минут назад Армеец валялся на бетонном полу камеры, в которую его затолкали боевики Витрякова. У него невыносимо болел копчик, пострадавший, когда Завик, с порога, придал ему ускорение ногой, обутой в тяжелый армейский ботинок. У него раскалывалась голова, и, кажется, болело все тело. Раньше Эдику представлялось, будто оно не может болеть целиком все. Потрудившиеся над ним боевики Витрякова восполнили этот пробел. Оказывается, оно могло.

Лежа на полу, Эдик время от времени невольно возвращался мыслями к Яне, хоть и запрещал себе делать это. Если в подземелье ему казалось, что она воздействовала на него, как транквилизатор, то теперь все обстояло наоборот. Чем больше он думал о девушке, тем меньше у него оставалось воли к борьбе, а осознание того, что ему никогда ее больше не увидеть, окончательно его парализовало. Вместо того, чтобы хотя бы попытаться освободиться от липкой ленты, которой были перетянуты руки и ноги, Армеец захныкал, как маленький. Издаваемые им жалобные звуки летели к потолку, отражались мрачными бетонными сводами и возвращались обратно, превращая его в парализованную пауком муху, которая знает только то, что вот-вот пойдет на обед.

Потом он начал звать Протасова. Не потому, что надеялся, будто здоровяк сможет прийти на выручку. «Прости, Валерка! – скулил Армеец. – Прости друг, я смалодушничал».

Он смалодушничал, мягко говоря. Уступил страстному желанию выжить, и только для того, чтобы угодить еще в большую беду. Уж лучше было лежать рядом с Валерием, с относительно чистой совестью, а не ждать, когда сюда заявятся взявшие его головорезы, с длинным счетом, паяльной лампой и пассатижами. Как там говорил один из героев Стивенсона: И те из вас, что выживут, позавидуют мертвым?

Когда, открываясь, заскрипела дверь, Эдик сжался и застыл, подумав, что за ним пришли, и был глубоко потрясен, разглядев на пороге молодую женщину. Широко открытые глаза и растрепанные волосы делали ее похожей на фурию. Женщина тяжело дышала и была явно очень взволнована, Эдик с тихим ужасом предположил, что это какая-нибудь бандитская вдова, пробравшаяся сюда тайком от остальных, чтобы свести с ним счеты. Чтобы вдоволь насладится его агонией. Сверху в подвал долетали пьяные крики, где-то там наверняка застолье было в разгаре, он – внизу, полностью беззащитен. Армеец, замычав, задергался на полу.

– Тише, тише! – зашипела на него фурия. В руке у нее тускло блестел клинок. У Армейца забурчал живот.

– Не надо, – взмолился он, извиваясь.

– Тс, – она приложила палец к губам. – Не бойтесь. – Я ваш друг.

– Друг? – переспросил Армеец, потрясенный этим открытием, надо же, у него, оказывается, появился друг, в таком-то месте.

– Враг моего врага – мой друг, не правда ли? – сказала женщина, опускаясь рядом с ним на колени.

– Не знаю, – пробормотал Эдик.

– Я вас сейчас освобожу, – сообщила она, – но вы, пожалуйста, на меня не кидайтесь с кулаками, с перепугу. Ладно?

Армеец обещал, что не будет кидаться.

– Кто вы? – спросил он. Женщина сказала, что это не важно, поскольку не имеет отношения к делу.

– А что и-имеет? – спросил Армеец, пока она пилила липкую ленту у него на ногах.

– Скоро они вас хватятся, – заверила Эдика незнакомка. – И меня, вероятно, тоже. Они сейчас пьют, но Поэтому, я думаю, тоже. Только, все равно другого ничего не остается. Если вы останетесь в камере, то не доживете до утра. В этом я нисколько не сомневаюсь.

– Почему? – спросил Армеец. Вопрос был глупым, ответ был очевиден и ему и ей.

– Как же вы не понимаете? – сказала женщина, пораженная его непроходимой тупостью. – Напившись, они, – она снова указала на потолок, – наверняка захотят поразвлечься. А какие по теперешним временам развлечения? Трахнуть кого-нибудь, например, меня, или устроить суд Линча над кем-нибудь, вроде вас. Хотя, тут такой контингент подобрался, что и вас, наверное, тоже могут трахнуть. Вы – симпатичный.

– Я? – хрипло переспросил Армеец. – Линча?!

– Естественно, – сказала она. – Правда, они наверняка не знают, что подразумевается под этим понятием. Но, уверяю вас, незнание не помешает им повесить вас, скажем, за ноги. Или прибить гвоздями к забору. – Она покончила с лентой, которая стягивала Армейцу щиколотки.

– Пошевелить пальцами сможете?

– С-с трудом, – пришлось признать ему. – Кажется, затекли. – Кажется, это, конечно, было не то слово. Конечности превратились в чурбаны, он их вообще никак не чувствовал. Казалось, круг кровообращения замкнулся в районе бедер. Дальше кровь, похоже, не поступала.

– Ничего-ничего, сейчас пройдет, – сказала она, растирая ему деревянные икры. Вскоре он почувствовал, как миллионы иголок впиваются в мышцы, и застонал.

– Потерпите, – строго сказала незнакомка. – Давно вы тут лежите?

– Часа четыре, – подумав, сообщил Эдик.

– Сейчас освобожу вам руки, и дальше уж сами растирайте, ладно?

Она помогла ему перекатиться на живот, села сверху, повторила операцию с его запястьями. Снова помогла перевернуться.

– За-зачем вы нам помогаете? – допытывался Армеец, массируя одну руку другой. Лента оставила на запястьях следы, похожие на белую краску.

– Я же уже кажется объяснила, – нетерпеливо сказала она. – Чтобы вас спасти, потому что враг моего врага – мой друг. Вы, правда, такой несообразительный, или притворяетесь? Только т-с, не повышайте голоса, – добавила незнакомца, заметив, что он собирается отрыть рот. – Нас могут услышать.

Как бы в подтверждение ее слов мимо двери камеры прогрохотали тяжелые ботинки. Они оба молчали, пока шаги не стихли, человек свернул за угол коридора.

– Пешком из Ястребиного не уйти, – сказала она, как только они остались вдвоем. – Кругом горы, местность дикая, ни телефонов, ни телеграфа. Тут раньше был природоохранный заповедник, теперь охотничьи угодья для сливок общества.

– Какое о-общество – такие и с-сливки, – пробормотал Армеец, вспомнив, что когда-то давно был учителем, рассказывая детям про вечное и доброе.

– Какие сливки, – такое и общество, – парировала она. – Можно и так сказать. Впрочем, давайте воздержимся от дискуссий, ладно? Искать отделение милиции бесполезно, – местные стражи закона сидят на откатах у мафии. Как только вас хватятся, и милиция, и лесники примут участие в облаве. Это значит, за ту фору, что у вас будет, следует максимально оторваться. Поэтому, без машины никак.

Ее логика была безукоризненной, Армеец даже заслушался.

– В общем, нам нужна машина. Весь день лил дождь, после него здешние дороги стали непроходимыми, значит, нужен вездеход.

– Это понятно, – сказал Армеец.

– Во дворе есть подходящая машина.

– Что за машина? Джип?

– Джип – дерьмо. Там другая машина стоит. Вы ее сразу узнаете. Бронированная такая, с пулеметом, или даже пушкой. Я не очень-то разбираюсь в военной технике.

– Предоставьте это м-мне, – сказал Армеец. – Я с-служил в армии.

– Да, вот еще что, – сказала незнакомка, – тут, в усадьбе, находится ваш товарищ. Он жив, хоть, кажется, его ранили. К нему несколько раз ходил врач.

Армеец сразу понял, о ком речь. Речь была о Бандуре.

– Нам надо взять его с собой, – сказал Армеец. – Где он, знаете?

– В этом же подвале. За поворотом коридора. Вот ключи, – незнакомка протянула Эдику целую связку из тех, что носят на поясе кастеляны пансионатов.

– Теперь давайте выбираться, – сказала она. – Вы идите за своим товарищем.

– А вы? – спросил Эдик.

– Мне нужно еще кое-куда заглянуть. Встретимся у машины.

– А она не заперта? – спросил Армеец. Женщина покачала головой, – вы когда-нибудь видели броневики на сигнализации?

– Нет, – честно признал Армеец.

– Ну вот. Ключи тоже не понадобятся. Там… черт, из головы вылетело, как эта штука называется?

– Кнопка стартера, – догадался Армеец.

* * *

– И больше я ее не видел, – сказал Армеец, помогая Андрею подняться.

– Значит, это она дала тебе ключ от дверей и рассказала, где меня искать? – Андрей поморщился, опираясь на плечо товарища. – И она же предложила воспользоваться бронетранспортером, который якобы заправлен и, к тому же, с пушкой на крыше?

– Со-совершенно верно, – подтвердил Эдик, поддерживая приятеля обеими руками. – А что не так? Этот броневик я сам видел сегодня в горах. Он на ходу, это точно. Тебя что-то с-смущает?

– Я, наверное, знаю, кто она… – пробормотал Бандура.

– И кто же? – машинально спросил Армеец, думая о том, что если даже первые шаги даются им с таким трудом, о спасении бегством и речи нет, если только это бегство не будет, что ли, моторизованным. А коли так, то бронированный вездеход с парочкой пулеметов, – как раз то, что требуется, пока им не удастся проникнуть в более цивилизованные места. Там они подыщут другие «колеса», не так бросающиеся в глаза. Андрей, тем временем, размышлял о том, что Армеец, в отличие, скажем, от Атасова, не посвящен в его маленькие тайны, и понятие не имеет, кто такая Мила Сергеевна. Следовательно, и дальше сможет преспокойно обойтись без этой информации.

– Так кто она? – сказал Эдик.

– А, не бери дурного в голову.

– Ка-как скажешь…

* * *

– Вот так, – удовлетворенно отметила Тамара и легко подтолкнула его в грудь, заставив опуститься на лежак навзничь. Боник отметил, что они незаметно поменялись местами. Его это вполне устраивало, в создавшихся обстоятельствах. Тома уселась на него верхом, словно наездница-амазонка из древнегреческого мифа. Боник вцепился ей в талию, оставляя пальцами белые оспины на нежной коже. Вцепился так, словно опасался, что чувство драйва, которое она ему вернула с таким трудом, в противном случае ускользнет. На секунду он вообразил себе, каково доведется его партнерше, если до нее доберутся бандиты Витрякова, и эта шальная мысль даже укрепила ему функцию либидо. Он поплыл на этой волне, впрочем, плавание длилось недолго, натолкнувшись на каменную запруду. Возвратно-поступательное движение Томы было прервано громовыми ударами. В дверь заколотили так, что Вацлаву Збигневовичу с перепугу показалось, бьют прямо по голове. На мгновение Тома и Боник застыли, как актеры третьесортного порнофильма по команде режиссера.

* * *

Последние пять часов Мила провела в библиотеке. Вообще-то, она любила читать, по нынешним искривленным меркам, сложившимся после того, как телесериалы победили книги, а видеокассеты изгнали их с книжных полок, госпожу Кларчук, пожалуй, можно было даже назвать заядлой читательницей. Дома у Милы Сергеевны была собрана приличная коллекция книг. Когда она училась в школе, то частенько захаживала и в школьную, и районную библиотеки, и далеко не только затем, чтобы передрать из написанной высоколобым критиком книги пару абзацев для школьного сочинения о взаимоотношениях Му-Му и Герасима с фрейдистской точки зрения. Милу в библиотеках знали в лицо. В общем, она любила книги.