Текст книги "Конец сказки"

– М-да, – протянул Бонифацкий, – интересная история. – И какое она имеет отношение к нам, а, Тома? Ты что же, надеешься получить нечто подобное, если до тебя доберутся эти кретины, которым всегда мало водки?

– Я надеюсь, – сказала Тамара, – хорошо провести с вами время, Вацлав Збигневович. Кажется, у нас это получится. А вы говорили, ничего не выйдет.

– Да уж, – согласился Бонифацкий, к которому, в процессе ее рассказа, как это ни странно, вернулась эрекция. – Ты, оказывается, волшебница, Тома. Шахеризада, мля.

– Все, что ни делается – к лучшему, Вацлав Збигневович, сказала Тамара, зажав его пробудившегося воина своими пухлыми грудями. – Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Побудьте со мной до утра, и постарайтесь ни о чем не думать. А там все наладится, вот увидите.

– Кое-что уже наладилось, – согласился Бонифацкий, поглаживая ее по голове. – Хорошо. Только вот что. Сними-ка эти дурацкие чулки и надень передник, ладно?

Когда она справилась с полученным заданием и встала перед ним, он, сбросив дурацкий халат Витрякова, поманил ее пальцем:

– Иди-ка сюда, одноклассница.

На этот раз у него бы наверняка получилось, но День Рождения Леонида Витрякова, который стоил имениннику жизни, выдался явно не его, Вацлава Збигневовича днем. Правда, день давно закончился, перетек в ночь, но и она оказалась подстать дню. То есть, не Бонифацкого. Стоило Тамаре примоститься у него на коленях, как со стороны коридора до них донесся тяжелый топот. Бонифацкий, у которого не осталось сил даже выругаться, подумал, цепенея, что его издает десяток, а то и более пар ног.

– Кажется, ты дождалась, Тома, – почти торжественно обронил Вацлав Збигневович. Секунду любовники оставались неподвижными, как фотография из наглядного пособия по сексу для тех, кому за тридцать и чуточку больше, затем перевели дух. Самые худшие опасения пока не оправдались, мужчины, Боник нисколько не сомневался, что это перепившиеся гангстеры Витрякова, кто еще, протопали мимо.

– Куда это они собрались? – сказал Бонифацкий. Тома пожала плечами. – Главное, что не к нам на огонек, верно?

– Наверное, мне все же надо выяснить, что там за лошадиные бега начались, – неуверенно протянул Боник, словно спрашивая у Томы совета и при этом пребывая в уверенности, что она станет его удерживать от этого. И не ошибся.

– Не ходите туда, Вацлав Збигневович!

Боник высвободил руку, ему снова, в который раз, стало решительно не до секса. Слов нет, Тамара жевала свой хлеб не зря, но не следовало ожидать от нее чудес в особняке, медленно, но уверенно превращающемся в какой-то зловещий балаган.

– Вставай.

– Не ходите, Вацлав Збигневович.

– Дай халат! – заартачился Бонифацкий.

Тома, вскочив, помогла ему набросить халат. Вацлав Збигневович сначала прильнул ухом к ведущей в коридор двери, а потом приоткрыл ее и осторожно выглянул наружу.

Он увидел темные силуэты дюжины широких спин, они удалялись, захмелевшие боевики Витрякова уже прошагали мимо. В одном из них, немного отставшем от остальных, Бонифацкий узнал Желтого, второго своего телохранителя, которому, вообще-то полагалось дежурить под его дверью.

– Артур! – позвал Вацлав Збигневович. Медленно удалявшийся телохранитель сначала остановился, потом нетвердо шагнул назад.

– Артур, ты что тут делаешь?!

– Иду…

– Как это, иду? Куда это? Ты где был?

– Пиво пил, – с вызовом ответил Желтый и тут до Боника, наконец, дошло, что телохранитель буквально в стельку пьян. Желтый слегка покачивался, его простецкое лицо раскраснелось, а глаза, и без того немного навыкате, налились кровью, как у раздраженного быка.

– Ты что, выпил, Артур? – спросил Боник, хоть ответ не вызывал сомнений.

– Я? Я ни в одном глазу, Збигневович, – заявил телохранитель с апломбом, глядя на шефа даже не бычьими, а куда как более страшными глазами стаффордширского терьера, собравшегося порвать ненавистную хозяйскую глотку за изнурительную дрессировку и страсть к собачьим боям, где, К БОЛЬШОМУ СОЖАЛЕНИЮ, ЛЬЕТСЯ КРОВЬ БОЙЦОВ, А НЕ ЗРИТЕЛЕЙ, КОТОРЫЕ ЭТО ЧЕСТНО ЗАСЛУЖИЛИ.

– Значит, не пьян?! – переспросил Бонифацкий, закипая. – И пробки, выходит, не нюхал?

– Вацлав Збигневович?! – начал телохранитель, ужасно коверкая трудновыговариваемое и на трезвую голову отчество шефа, – Я сказал, что не пил… водки. Пива немного дернул. Было, б-дь…

«Наверное, бочку», – подумал Бонифацкий, решив про себя, что подождет с выволочкой до утра.

– Что там за бега в коридоре, Артур? – спросил Бонифацкий.

– Ребята гуляют, – пояснил Желтый с вызовом, так легко переходящим в агрессию.

– Что значит, гуляют?!

– А то и значит, Збигнич, что страха пацаны натерпелись. Столько наших за сегодня порешили. Что, бляха, уже и погулять нельзя?

Боник проглотил слюну, которую ни с того, ни с чего начала вырабатывать соответствующая железа после того, как он, наконец, почувствовал смертельную угрозу, исходящую от этого человека. Нанятого, кстати, чтобы его защищать.

– Мы, между прочим, – добавил телохранитель, нависая над шефом, как утес над горной дорогой, – вашу бабу ищем. Ту самую, из-за которой все началось.

– В подвале ищите? – не удержался Бонифацкий.

– Ага, здесь, – сказал телохранитель. – А вы запрещаете?

– Нет, конечно, – сказал Боник, напрягая все силы, чтобы не выказать страх, как перед собакой, которая может напасть. – Хорошо, иди. – Образ старого шкипера, схлопотавшего черную метку от взбунтовавшейся команды на первых страницах любимого в юности «Острова сокровищ» промелькнул в голове Бонифацкого и выпал инеем между лопатками.

«Что бы в таком случае предпринял Витряков? – спрашивал он себя, прикрывая дверь. – Пристрелил одного или двух уродов? Или просто набил бы морду каждому второму? Или с ним заведомо ничего подобного не приключилось бы просто потому как фамилия у него другая?» — размышлял он, привалившись к косяку плечом.

– Что происходит? – подала голос с лежака Тамара.

– Черт знает что! – честно сказал Бонифацкий. Из коридора донеслись маты, еще несколько человек прошлепало мимо двери в сауну.

– Иди ко мне…

Боник посмотрел на нее с тоской, подумав о трудолюбивом дворнике, честно орудующем лопатой в разгар снегопада без малейшего шанса расчистить тротуар от заносов.

– Какого черта им нужно в подвале?

Снаружи кто-то закричал. Похоже, кто-то кого-то ударил. Потом бичом прогремел выстрел.

– Нахуя?! – крикнул испуганный, и, одновременно, пьяный голос.

– Руки забери, пидор!

– Кончайте, пацаны. Всем, блядь, хватит! – крикнул еще кто-то.

– Хватит ЧЕГО?! – одними губами сказал Бонифацкий.

– Наверное, вашего коньяка, – подумав, шепотом ответила Тамара.

– Моего коньяка?! Какого коньяка?! Что ты имеешь в виду?!

– Я думаю, они вспомнили о ваших запасах. О вашем погребке, с марочными винами и коньяками, Вацлав Збигневович.

– О моей коллекции?! – воскликнул Бонифацкий. – Ты хочешь сказать, что они жрут мой коньяк?! Дай мою одежду!

– Не ходите, Вацлав Збигневович! – взмолилась Тамара.

– Ну уж нет! – крикнул Бонифацкий.

– По-моему, лучше пролить свой коньяк, чем свою кровь, – бросила горничная. Боник понимал, она абсолютно права, тем не менее, он начал лихорадочно одеваться, готовый придушить ее за эту чертову правоту. Схватив семейные трусы в красный горошек, которые подала ему женщина, Боник, в запале попал обеими ступнями в одну дыру и наверняка упал бы, если б верная Тома не схватила его за руку. Он повис на ней, балансируя и чертыхаясь. В этот момент кто-то врезал по двери и она распахнулась, потому что Бонифацкий, после разговора с Желтым, не удосужился опустить засов. Вацлав Збигневович вскинул голову и обомлел. В дверях стояла Юлия.

В своем похожем на носовой платок платье девушка была почти обнажена. Перекошенное от ярости лицо с размазанной по щекам косметикой наводило на мысли об оскорбленной амазонке, или о красивой, но невероятно злой богиней, которую обвели вокруг пальца.

«Она бухая и вне себя, – констатировал Бонифацкий, продолжая висеть на Томе с трусами, надетыми на одну ногу. – Ну, началось».

– Не помешаю, папуля?! – визгливым голосом осведомилась Юлия, рыская безумными глазами то по белому переднику Тамары, надетому на голое тело, то по трусам, застрявшим на полпути к промежности.

– Как ты можешь помешать, детка? – пролепетал Боник, покрываясь бурыми пятнами.

– Ах ты старый похотливый буй! – зашипела Юлия, медленно наступая на них. Закусив губу до крови, она судорожно то сжимала, то разжимала пальцы, увенчанные длинными и холеными ногтями полной бездельницы. Боник не мог от них оторваться, справедливо опасаясь за глаза, которые Юлия запросто могла выцарапать. – Козел! Презерватив долбанный.

– Это не то, что ты думаешь, сладенькая, – промямлил Бонифацкий. – Это совсем другое.

– Да ну! – взвизгнула девушка и, нагнувшись, подцепила двумя пальцами изящный пояс с чулками, которые недавно сняла с себя Тамара. – Муфлон. Конь педальный! – Огнемет говорил мне, что у тебя, дегенерата, только на старых вешалок хуй стоит. А я еще не поверила! Чтобы ты после нее меня трахал, ублюдок!

Пятясь, Боник с Тамарой очутились за диваном, жалея, что он не может, по их желанию, превратиться в минное поле или, скажем, бурную горную реку. Диван был явно недостаточным препятствием для Юлии.

– Я тебе сейчас зыркалы твои блудливые выцарапаю! – шипела девушка. Ее слова не казались Бонику пустым обещанием. – А тебе, сука старая, – она сконцентрировала внимание на Тамаре, – калоша злоебучая, да я тебе матку выковыряю! Давай, сука, раздвинь ноги! По-хорошему!

– Сладенькая, – подал голос Боник. – Не психуй. Это не то, что ты думаешь. Это… это просто физиология, понимаешь? Как с резиновой куклой. Как с той вагиной из пластика, которую Витряков припер в феврале из секс-шопа, помнишь? Никаких чувств. Абсолютно никаких чувств. Просто, я так хотел тебя, детка, но ты ведь спала, и, чтобы тебя не будить…

– Сволочь, блядь! – неожиданно Юлия заплакала.

– Это же просто мясо, – сказал Бонифацкий, слегка хлопнув Тамару по ягодице. Та же вагина из секс-шопа, просто упаковка другая. Та в коробке и целлофане, эта на двух ногах. Ну, прости, девочка, ты же знаешь, как я люблю тебя. Как не переношу, когда ты плачешь. – Поскольку Юлия продолжала сотрясаться от рыданий, Боник, наконец-то справившись с трусами, накинул халат и шагнул к ней, протянув руки.

– Ну же, все в порядке, сладенькая. Успокойся. Сейчас она уберется и мы…

– Какая же ты мразь! – выдавила девушка через рыдания.

– Не надо так говорить, – увещевал Боник. Юлия, плача навзрыд, тем не менее, позволила ему себя обнять. Вскинув глаза на Тому, Вацлав Збигневович сделал ей знак убираться.

– Куда? – одними губами спросила Тамара.

– Да куда хочешь!

– Браво, блядь! – сказал за спиной лающий, хрипловатый голос. Одновременно Боник услышал хлопки. Тот, кто говорил голосом покойного Витрякова, еще и аплодировал. Боник попытался обернуться на эти звуки, получилось не сразу, движения были какими-то рваными. Наконец, ему это удалось. Он выпустил Юлю и та, в свою очередь, замерла, как обесточенный агрегат.

В дверях стоял Витряков, с головы до ног перепачканный грязью, окровавленный, в изодранной в лохмотья одежде, но живой. Леня хлопал в ладоши, на некоторых пальцах не хватало ногтей, на коже запеклась кровь. Кривая улыбка на скуластом лице Огнемета куда больше напоминала жуткую маску.

– Браво, Вацик. Сделай еще разок, на бис. Я, б-дь на х… смотрю, вы меня по полной программе оплакиваете…

* * *

Выбравшись из комнаты, они медленно побрели вдоль коридора, мучительно вслушиваясь в пьяные вопли боевиков, которые бродили где-то совсем неподалеку. К счастью, лампы в коридоре были выбиты почти все, за исключением одной, которая мерцала за поворотом.

– Что они делают? – шепотом спросил Бандура.

– Грабят ви-винный погребок, который принадлежит Вацику Бонифацкому, – отвечал Армеец. – Нам э-это только на руку. Чем пьянее они будут, тем больше у нас шансов. Со-согласен?

– А где же хозяин погребка? – удивился Андрей. – Валяется пьяным? Это непохоже на Вацика. Может, он оглох?

– По-понятия не имею, – сказал Армеец. – Тут справа о-окошко брат. Под потолком. На той стороне – вровень с землей.

– Я не пролезу, – засомневался Андрей.

– П-пролезешь. Я тебя по-подсажу.

– Пупок не развяжется? – засомневался Бандура. Да, Армеец не был Протасовым.

Д-другого пути все равно нет. Там, впереди, полно бандитов. Не пройдем. Еще счастье, что какому-то ме-местному Гауди[79]79
  Антонио Гауди, (1852–1926), гениальный архитектор, творивший в Барселоне. Ее и сейчас называют городом Гауди, многие работы мастера признаны ЮНЕСКО Мировым наследием. Шедевр мастера – Собор Святого Семейства (Саграда Фамилия), работе над которым он посвятил всю жизнь, так и остался недостроенным. Строительство велось медленно из-за проблем с деньгами, единственным источником которых были пожертвования. Когда Гауди трагически погиб в двух шагах от собора, у него, жившего отшельником в мастерской на стройке, не нашлось учеников, чтобы продолжить дело


[Закрыть] п-пришло на ум тут фо-форточку предусмотреть. По проекту. Непонятно зачем.

– Может, для собак?

– Со-сомневаюсь.

Тогда для шлюх. Вроде той, как ее, не поиню звали, которую еще предок Баскервилей трахнуть хотел, а она сбежала, и потом их обоих демоническая собака загрызла.[80]80
  Надо думать, Андрей зря ломал голову. Манускрипт XVI века, переданный на страницах «Собаки Баскервилей» доктором Мортимером Шерлоку Холмсу, не называл имя юной дочери фермера, похищенной распутным Гуго Баскервилем


[Закрыть] Помнишь?

– По-помню. Ладно, давай, хватит болтать. А то я тебя ей Богу, брошу…

– Не бросишь, ты хороший.

– Это я дома, на диване хо-хороший. А тут, я сам не-не знаю, какой я…

– Ладно, давай, подсаживай.

Перед тем, как лезть наружу, Армеец подтянулся на руках, просунул голову в форточку и убедился, что во дворе относительно тихо. Откуда-то, вероятно из окна, доносились пьяные вопли, под аккомпанемент надрывающегося из динамиков Киркорова. Певец обещал своей Зайке сесть в тюрьму, если та чего-нибудь спионерит, видимо в благодарность за то, что вытащила его на вершину пирамиды отечественной попсы. Головорезам Витрякова было очень сложно перекричать эстрадного исполнителя, ведь он на всю катушку использовал фанеру, а они обходились живыми голосами. Тем не менее, никто из бандитов не пробовал убавить громкость. Эдик решил, что им с Андреем это только на руку. Машины, на которых приехали головорезы, дремали во дворе, по форме напоминавшем подкову, уткнувшись радиаторами в стены, как лошади у коновязи. Не было заметно ни часовых, ни даже сторожей. Видимо, бандиты полагали, что им некого бояться в бандитской стране, кроме других бандитов, а вороны, как гласит поговорка, не клюют друг другу глаз. Убедившись, что путь открыт, Армеец подсадил Андрея и тому, правда, с превеликим трудом, все же удалось протиснуться в окошко. Эдик последовал за ним.

– Куда теперь? – задыхаясь, прошептал Бандура. Они распластались по земле, словно два диверсанта, собирающиеся пересечь госграницу.

– Во-он туда, – Эдик показал рукой в том направлении, где двор плавно переходил в поле. Там, почти в полной темноте, виднелся силуэт машины, о которой говорила Мила Сергеевна. Ее нельзя было спутать ни с какой другой. Это было бронированное трехосное чудовище, покоившееся на больших вездеходных колесах грузовика повышенной проходимости. Броневик и внешне напоминал ЗИЛ-131 или УРАЛ, только обшитый толстыми стальными плитами с прорезанными в них бойницами. Среди прочих, припаркованных во дворе автомобилей он казался носорогом, по ошибке приблудившимся в конюшню. Андрей немедленно узнал машину, потому что в Венгрии, в полку, где служил отец, была пара таких.

Вау! – не удержался Бандура. – Это ж БТР-152![81]81
  Бронетранспортер БТР-152, созданный КБ Московского автомобильного завода им. Сталина в 1950 на базе грузовика ЗИС-151, выпускался по 1955 в разных модификациях, пока не был заменен аналогичным БТР-152В на базе узлов и агрегатов грузовика ЗИЛ-157


[Закрыть] – у него возникло такое ощущение, будто он встретил старого надежного друга.

– По-потише ты! – взмолился Армеец. – У-слышат – будет тебе вау. И мне тоже. Что, знакомая конструкция?

– Ага. – Правда, там, в Южной группе войск, бронетранспортеры вроде этого имели на крыше множество антенн, поскольку служили передвижными пунктами управления, тот, который они собирались захватить, был снабжен башней с двумя устрашающего вида пулеметами, которые оттуда торчали. Пулеметы представлялись Андрею куда привлекательнее разных антенн, тем более, он понятия не имел, с кем связываться по рации. Ну, не с Поришайло же…

– Во-вот и хорошо, что знакомая. Покажешь, как управлять.

– А ты что, в армии не служил? – несколько растерялся Андрей.

– Я-то – служил, – обиделся Эдик. Только в авиации.

– Ты не говорил, что летал.

– А я и не летал, между прочим. Я ри-рисовал схемы пролета са-самолетов в штабе воздушной армии. На-на большом таком стекле. Сзади на перед. Чтобы генералам на п-противоположной стороне было удобно читать. Мо-может видел?

– Ага, в каком-то старом фильме про то, как классно быть солдатом. Ладно, разберемся, как-нибудь, – заверил Бандура, сомнения которого по поводу транспорта, предложенного госпожой Кларчук, испарились, как только он разглядел сам транспорт. – Не думаю, что управлять этим гробом сложнее, чем Валеркиным джипом.

При упоминании Протасова Армеец сник. Андрей этого не заметил. Приятели в обнимку, поскольку самостоятельно Андрей передвигаться не мог, отправились к бронетранспортеру, стараясь держаться в тени, отбрасываемой другими машинами. Хоть большинство из них были подержанными джипами японского и германского производства, приятели обращали на них не больше внимания, чем на «Украины», которые сельские жители беспечно оставляют у крылец продуктовых лавок. Нельзя сказать, что у них получалось двигаться бесшумно, как двум ниндзя, хоть они и старались изо всех сил. Благо, веселье в особняке вошло в такую стадию, когда его участники не слышат даже соседа по столу. Киркорова сменила какая-то женщина, распевавшая про какого-то милого бухгалтера, неожиданно-негаданно выдвинувшегося в герои нашего времени вместо ветеранов-афганцев и ликвидаторов аварии на ЧАЭС.

Им потребовалась четверть часа, прежде чем они очутились у броневика. Пока Эдик пытался открыть тяжеленную угловатую дверь из одного согнутого листа металла, Бандура в изнеможении сполз на землю, цепляясь здоровой рукой за бугристое колесо. Он совершенно выбился из сил, гипсы сковывали движения, будто цепь с ядром на ногах каторжанина. Переведя дыхание, Андрей потянул носом. От машины пахло резиной и бензином, наверное, ее действительно недавно заправили.

– Эй, эй?! – забеспокоился Эдик, – ты ку-куда?!

– Дай посидеть, не гони лошадей.

– Дома насидишься.

– Кстати, а где твоя женщина? – спросил Андрей, вспомнив слова приятеля о том, что Мила Сергеевна будет дожидаться их у машины. Как ему вести себя с ней, он пока не решил, впрочем, интуиция подсказывала, что она вряд ли появится.

– Мадемуазель?! – свистящим шепотом позвал Эдик, – эй, мадемуазель?! Вы где?!

– Сейчас эти уроды услышат про бабу, и полетят сюда, как мухи на говно, – предупредил Андрей.

– Г-где же она? – не унимался Эдик. Ему хотелось отплатить добром за добро.

– Оставь это. Сматываем удочки.

– Так не го-годится, – уперся Армеец. – Надо дождаться даму.

– Не придет она, – заверил Бандура.

– О-отчего это?

– Можешь не сомневаться, она уже далеко. Хотя, я не удивлюсь, что она преспокойно наблюдает из окна за тем, как мы уматываем. Как только мы устроим шум, и вся орава увяжется за нами в собачью свадьбу, она преспокойно выйдет, выберет машину по вкусу, и уедет. Как тебе такой вариант?

– З-звучит п-правдоподобно, – уныло протянул Эдик.

– Не быть тебе генералом. Все, пошла она к черту. Помоги мне забраться внутрь.

– Кстати, ты с-сказал, что мы бу-будем шуметь? – спросил Эдик, подавая Андрею руки. – Это де-действительно так?

– А ты полагаешь, эта балалайка за-заведется тихо, как шестисотый «мерин»?

– Не-нет. Я так не думаю. А что мы будем делать, ко-когда эти па-парни выбегут на з-звук мо-мо-мотора?

– Как что, Армеец?! Не задавай глупых вопросов. Мы их всех перестреляем из тех вон пулеметов, что стоят на крыше этого бронированного корыта. Как тебе мой план?

Бледное лицо Армейца свидетельствовало в пользу того, что план этот ему не по душе. Но, он не стал перечить.

– За-завораживает, – сказал Эдик кисло.

– Тогда по коням.

* * *

– Браво, Вацик! Сделай еще разок, на бис. Я, б-дь на х… смотрю, вы меня тут по полной программе оплакиваете…

– Леня, – начал Бонифацкий, как только к нему вернулась способность говорить, – Леня… это не то, что ты думаешь, партнер.

Значит, партнер? – уточнил Огнемет таким голосом, после которого обычно дают в физиономию либо вообще стреляют. Правда, Боник с некоторым облегчением отметил, что при Лене нет огнестрельного оружия. Впрочем, это было непринципиально, Огнемет мог без проблем убить кого угодно и голыми руками. Он сам был смертельным оружием, как герой Мэла Гибсона в известном американском боевике,[82]82
  Боевик режиссера Ричарда Доннера (1987), в ролях Мэл Гибсон, Дени Гловер, Гари Бьюзи и др


[Закрыть] только гораздо хуже.

Пожалуй, разумнее было вообще не открывать рта, искусству держать язык за зубами солдаты учатся еще на первом году срочной службы. Это называется «делать морду чайником», но Боник от страха просто не мог захлопнуть пасть. Кроме того, «морда чайником» могла не сработать с Огнеметом. Все же, они были не в армии.

– Партнер? – повторил Леня с нажимом. – А ты никогда не слышал, что партнеров не наебывают и не ебут?

– Это не то, что ты думаешь, Леонид, – залепетал Бонифацкий. С тем же успехом он мог объявить снег зеленым, а листву белой.

– А что мне, б-дь на х… думать? – осведомился Витряков, продолжая улыбаться улыбочкой, от которой у Боника прихватил живот. – Ты, б-дь, – Винтарь загнул первый палец, указательный на левой руке, – приказал свернуть поиски, партнер?

«За-за-завик», – хотел сказать Боник, но язык прилип к гортани.

– Я думал, Леня…

– Заглохни, падло, – перебил Огнемет. – Ты, Вацик, ты… А теперь ты долбишь эту шалаву, мою женщину, в мой день рождения, рассчитывая, что моя песенка спета.

– Леня, да ты что? Между нами с Юлей – ничего такого. Я тебе слово даю!

– На х… мне твое слово, Вацик? Заткни его себе в очко.

– Леня…

– Да ты, пидор, даже халат мой нацепил, – добавил Витряков. В принципе, по сравнению с предыдущими это обвинение представлялось как минимум несущественным, но именно оно, как ни странно, послужило последней каплей.

– Леня, – потея, прошептал Вацлав Збигневович.

– Прикрой, падло, пасть! – по тому, как потемнело лицо Витрякова, присутствующие догадались, что он вот-вот прикончит Бонифацкого голыми руками. В этот момент Леня играючи мог сделать это, позабыв о том немаловажном обстоятельстве, что без финансовых способностей и связей Вацлава Збигневовича он сам рисковал очутиться в роли обыкновенного главаря чрезвычайно опасной банды вымогателей, круто, бесспорно, но не более того. В роли, обрывающейся в первом акте после крушения коммунизма и обретения так называемой независимости местных партократов от московских, задолго до антракта, предшествующего приватизации. Что рэкетиры-беспредельщики, сколько бы они не имели на вооружении помповиков, автоматов АК-47 и даже гранатометов – тупиковая ветвь развития, Боник ему на пальцах обрисовал давно. Ветвь, обреченная на вымирание, как это некогда произошло с динозаврами, саблезубыми тиграми и пещерными медведями. И все же эти соображения вряд ли бы остановили бы Леню, который часто сначала делал, а потом думал. Тем более, что Боник в ожидании развязки растерялся и застыл как заяц в свете автомобильных фар. Более того, мямлил какую-то ерунду, обыкновенную для застуканных на горячем мелких воришек. Юлия же вообще проглотила язык, завороженная воскресением Витрякова. Да, он воскрес в воскресенье. Ситуацию выправила Тома. Это произошло в тот самый момент, когда Огнемет, видимо, собираясь избавиться от ненужного свидетеля, выставил ее вон.

– Пошла на х… старая колоша! – Леонид Львович показал на дверь. Вместо того чтобы немедленно ретироваться, тем более, что Огнемет редко когда повторял предложение дважды, и окружающие это прекрасно знали, Тома выступила вперед.

– Вацлав Збигневович был со мной! – выпалила Тамара на одном дыхании. Видимо, справедливо опасалась, что ей немедленно заткнут рот.

– Что?! – поперхнулся Леонид Львович. – Тебе кто, короста, слово давал?! Пшла на х… кому сказано!

– Он был со мной, – твердо повторила Тома, белея под его полным ненависти взглядом. – А Юлия Сергеевна выпила лишнего, после того, как про вас узнала, и Вацлав Збигневович сказал Славику, чтобы дежурил у нее под дверью. Пока не протрезвеет. Чтобы с ней ничего не случилось…

– Ах ты, сука! – взвизгнула Юлия.

– Заткни плевалку! – посоветовал Витряков. Было неясно, кому из женщин адресована эта команда, Юлия прихлопнула рот, Тамара этого не сделала.

– Мы с Вацлавом Збигневовичем были тут весь вечер. А потом парни во дворе перебрали и начали бушевать. Кладовую с коньяком разнесли. Тогда Вацлав Збигневович испугался за Юлию Сергеевну, и сказал Славику, чтобы он ее сюда привел. Чтобы никто ее не обидел по пьянке. А Юлия Сергеевна вспылила. Стала кричать, что он, то есть Вацлав Збигневович, развлекается, как ни в чем не бывало, в то время как вы, Леонид Львович, погибли. А что он сделать мог, ночью? Мы сами выйти за дверь боялись. Вы же саамы слышите, как ребята разошлись. Ну и пошло, слово за слово…

Сверху доносились откровенно демонические вопли, подтверждавшие правдивость ее слов. Только теперь Боник сообразил, что Витряков вернулся в усадьбу инкогнито, и его бойцы, развлекающиеся наверху, об этом пока не знают.

Огнемет с минуту мрачно изучал женщину, осмелившуюся ему перечить. Бонифацкий подумал: то, что она еще цела, в общем, не худший знак. Хотя, конечно, могло обернуться по-всякому. Прогнозировать поведение Витрякова было так же непросто, как предугадывать крупные землетрясения, которые всегда застают человечество врасплох, вопреки существованию целой армии обвешанных всевозможными приборчиками спелеологов.

– Твоим языком, как я погляжу, только заборы красить, сучка, – сказал Витряков почти миролюбиво. – У тебя, б-дь на х… талант. Тебе не ноги раздвигать, а на лоера учиться. Верно я говорю, Вацик?

Бонифацкий сглотнул слюну, густую, как рисовый отвар.

– Только сдается мне, пиздишь ты, пизда старая, как и все лоеры. – Вместо того, чтобы залепить Томе пощечину, или, например, двинуть коленом в живот, Огнемет неожиданно обернулся к Юлии:

– Пиздит она, ты что скажешь?

– А что она вам скажет, если на ногах еле держится?! – выпалила Тамара. Боник смотрел на нее с восхищением: «Вот это да!»

– Кто это, блядь, не стоит, сука, на себя посмотри конкретно! – зарычала Юлия. Рот Витрякова исказило нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

– Вацлав Збигневович хотел поиски той женщины организовать, которую вы вчера из города привезли. А я его просила, не надо, потому что с ними, – Тома вскинула руку к потолку, – никто не совладает, кроме вас. А она – она показала на Юлию, – обозвала Вацлава Збигневовича сцыкуном.

– Заткнись, сука! – вспыхнула Юлия Сергеевна.

– Сцыкуном, говоришь? – смакуя это определение, переспросил Огнемет, и только потом до него дошло: – Какие, б-дь, на х… поиски?! Какой бабы?!

– Милы, – преодолел свое затянувшееся молчание Бонифацкий. – Мила Кларчук сбежала.

– Как, б-дь?! – задохнулся Витряков, и Боник решил, что получил хотя бы временную передышку.

– Откуда мне знать?! – воскликнул он. – Завик уехал за водкой и проститутками, и где-то застрял. Твои парни вспомнили о Миле, но она удрала, зарезав Жору маникюрными ножницами.

– Что ж ты молчишь?! – зарычал Витряков.

– А ты мне дал хоть слово сказать?! – в свою очередь повысил голос Бонифацкий.

– Сбежал! – завопили из коридора. Боник, от неожиданности вздрогнул, Юлия ойкнула. Огнемет чуть-чуть припал на обе ноги, совсем как охотничий пес, делающий стойку.

– Сбежал, б-дь! – крикнули под дверью. Затем она распахнулась, в помещение ввалился запыхавшийся Белый. – Вацлав Зби… – начал он и осекся, разглядев Витрякова. Боник решил, что теперь знает, как выглядит человек, столкнувшийся с призраком. Телохранитель побелел, как полотно. Его рот шевелился, но не издавал ни звука. Огнемет шагнул к нему, неожиданно и молниеносно, как паук, охотящийся за мухой, сгреб за грудки и сильно встряхнул.

– Ты чего, сука, пиздишь?! Кто еще сбежал, гнида?!

– Ле-леонид Ль-ль… – шептал телохранитель, вращая безумными глазами.

– Или ты, фраер, четко и быстро скажешь мне, в чем дело, или я тебя…

– Сбежал, – прохрипел Белый, – киевский сбежал…

– Кто-кто сбежал?! – не понял Огнемет, который лежал без сознания под завалом, когда его людям удалось схватить Армейца.

– Тот гад, которого Завик из Пещерного города привез. Заика.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Бонифацкий. – Как же он выбрался из-под замка?!

– Кто-то его выпустил, Вацлав Збигневович. Замки целые. Открыли его, получается.

– Кто?! – ахнул Боник.

– Твоя долбанная сучара Мила! – зарычал Огнемет, отталкивая Белого. Перелетев половину комнаты, телохранитель врезался спиной в стену. – Это сделала она, понял?!

– Хорошенькие дела, – промямлил Бонифацкий. И тут во дворе взревел мотор. Что-то ухнуло, где-то посыпалась штукатурка. Лопнуло стекло, то ли в доме, то ли в одной из припаркованных во дворе машине. Разными голосами завопило несколько человек. Раздался душераздирающий скрежет деформируемого металла. Взвыла и почти тотчас же подавилась сирена автомобильной сигнализации.

– Вы там, блядь, ва-аще опиздинели! – завопил кто-то. – А ну, глуши шарманку, припиздок!

– Что это, Леня? – дрожащей рукой вытирая пот, проговорил Бонифацкий.

– Это твой БТР, идиот! – пролаял Витряков. Метнулся к двери и был таков.

* * *

– Заднюю включай, лапоть! – крикнул Андрей. В своем задранном под потолок сидении стрелка он чувствовал себя попугаем на жердочке, которого раскачивают вместе с клеткой. Тяжелый прямоугольный буфер бронетранспортера смял стоявший у стены джип, как коробку из-под дамской шляпки. Андрей ударился головой о какой-то рычаг и разбил бровь.

– Не в-в-включается! – донесся снизу голос Армейца. В нем отчетливо звучали панические нотки. Этого следовало ожидать. Эдик впервые в жизни очутился за рулем подобной машины, бронированного носорога, как выразился Андрей. Взвинченные нервы тоже брали свое. Смотровая щель водительского люка напоминала замочную скважину, и это усугубляло дело. Кроме того, освещение во дворе оставляло желать лучшего. В общем, одно наложилось на другое, в результате Эдик, разворачивая броневик, не углядел один из чертовых джипов.

– Не возьмут тебя, Армеец, в механики-водители! – крикнул Андрей. – Ты что, совсем слепой?!

– Не во-возьмут, и не-не надо! – фальцетом парировал Армеец. – Мо-может, сам попробуешь?! Может, у тебя лучше получится?! Я же-же тебя п-придупреждал, не-не видно ни рожна!

– Тьфу! – фыркнул Бандура со своего насеста. Это он настоял на том, чтобы задраить люки, хоть Армеец и просил оставить их открытыми, хотя бы водительский, утверждая, что в щель, возможно, удобно подглядывать за дамами в раздевалке, но никак не следить за дорогой. Эдик был бы рад уступить руль Андрею, но тот, по понятным причинам, точно бы не справился, со своими гипсами.

– Я то – запросто, – бахвалился Андрей, как только они забрались внутрь транспортера. – Только где взять знак «инвалид за рулем», чтобы прилепить этому корыту на жопу? А без знака, ну, ты понимаешь, нарушение… ГАИ остановит…