Текст книги "Они были мелкие и золотокрылые"

Внук божий

1. Заповедник бабушек

А на каникулы меня отправили к бабке. В Заповедник.

Нет, ну вы прикиньте. Все мои кореша будут валяться три месяца в вирт-капсулах и балдеть с вирт-красотками, а я…

«Поможешь бабушке Нюше по хозяйству, она уже еле ноги волочит. Омолаживающих программ в Заповеднике нет, ботов-огородников – тоже. Вообще никаких ботов. И вообще, ты знаешь, сколько стоит пропуск в Заповедник? Он, между прочим, полагается только научным сотрудникам, максимум – аспирантам. Отец еле-еле для тебя выбил, даже со всем своим влиянием…»

И прочее бла-бла в том же духе!

Нет, я, конечно, слышал, как они шептались о некоем дорогом и уникальном подарке для меня, но был уверен, что мне вручат свеженькое программное обеспечение для вирт-капсулы. Дядя Филип, кажется, что-то такое и говорил… А отец, со «всем своим влиянием», мог вообще мне программу на лето забабахать уровня «бог»! Да он сам – почти бог, он бы такое мог… То-то пацаны бы обзавидовались! А в итоге…

В итоге, пацаны, небось, ржут. А я уже неделю торчу в лачуге, стоящей под открытым небом. Здесь даже кондёров нет! Не говоря уже о климат-контроле. Жарко? Открой окно! Ага, а за окном та же жара. Даже хуже. Или, вот, вчера дождь пошёл ни с того, ни с сего. Ну, кто его заказывал? Как вообще здесь жить? Инсекты, опять же. Никто их не контролирует, плодятся, как сами хотят, лазят по бабкиным помидорам и картошке, а ты их вручную собирай и опрыскивай. А комары, комары вечерами, йой… Но самая жуть – это туалет. Он на улице!!! Это и туалетом-то не назовёшь, дыра в земле и деревянная будка над ней, ужас. А я ещё в сказки об аде не верил. Он здесь, в Заповеднике!

Спасибо, папа.

Но главный кошмар – это отсутствие вирта. Даже интернет здесь какой-то допотопный, ползает, словно муха недобитая. Деть же себя некуда! Ну, прополол этот огород, будь он трижды неладен. Ну, воду притащил из колодца. Ну, курей покормил и пса – громадную лохматую скотину. Биологических, представьте себе! Их не отключишь, когда гавканье или квохтанье, к примеру, надоест или когда побегут, куда не надо. Ну, на речку местную сходил – потаращился на неё, не купаться же в самом деле в воде, которая течёт сама по себе, неизвестно откуда, неизвестно куда? А дальше – хоть волком вой!

Бабка с разговорами лезет, но мне на неё и смотреть, честно говоря, тошно. Я и не видел подобного никогда! Сморщенная, сухая, волосы белые, голос дребезжит, руки трясутся, и при этом глаза чёрные – таращатся на тебя, будто душу хотят достать. Под куполом такого чуда-юда не встретишь.

Прямо, конечно никто не говорит, но вроде как она ещё из чувствующих. Как и все здесь. В своё время их не добили – кто-то из высоких, вопреки своим же законам, пожалел папашку или бабку-чудачку, кто-то решил, что в научных целях стоит сохранить кучку экземпляров… Так и появился Заповедник.

Динозавры, блин, приставучие.

Хорошо, хоть сегодня с утра это недоразумение уползло на рынок, можно отдохнуть от бесконечного шаркания по пятам. Я ей даже монет предложил, по приколу – мне папаша дал с собой, мол, электронные карты там не действуют. И правда, не действуют. Но что мне здесь покупать? Гадость, которая и без того на огороде растёт и по дворам бегает? В общем, бабка от монет отказалась. Мол, свои есть. Ну и ладно.

От нечего делать решил я обследовать дом. Залез на чердак – пыль и мусор, сундуки с тряпьём. Выбрался на крышу. Оглядел окрестности. Маленькие домишки, перекошенные, такие же, как бабкин, торчат из-за зелёных деревьев, позади река зеленеет. Где-то далеко, отсюда не видно, линия оцепления – чтобы не разбежались бабки. Да они, вроде, и не пытаются. Скорее, это нужно, чтобы кто-то не решил добить дедов с бабками… Чтобы не отправляли потом к ним на вот такие каникулы…

Я мотнул головой. Заманчиво, конечно, но папашка не простит. У него к этому динозавру что-то особое… Научный интерес, что ли? Нездоровое любопытство? Фиг с ним.

Я бросил взгляд на деревню. Молодых здесь нет. Сплошь древние сморчки, как и моя бабка. С некоторыми я успел даже познакомиться. На днях бабка взяла меня с собой в гости к престарелым друзьям и подругам. Похвастаться решила внучком из-под купола. Я им полчаса объяснял, что живут они, как дикари, отказались бы от своих атавизмов и перебирались бы лучше под купол, пока ещё не скопытились. А они пялиилсь на меня, как на дерьмо говорящее! Бабуля меня потом домой отправила, сказала: не готов ты ещё к взрослым беседам.

Я снова посмотрел вокруг. А что, ничего так вид. В каком-нибудь вирте такое изобразить – отбою бы не было. А то у них декорации однотипные какие-то. Даже те, что вроде бы разные, всё равно друг на друга похожи. Надо будет идейку подкинуть. Не бесплатно, конечно – должна же быть хоть какая-то польза от моих «каникул».

Я сполз вниз, побродил по комнатам. Кровать бабкина с жуткими пружинами, скрипучий деревянный пол, истоптанные шерстяные коврики на нём, высокая печка, на которой я сейчас и ночую – бабка говорит, зимой вот этот мега-девайс дом обогревает, если в нём деревяшки поджечь. Обалдеть, комфорт!

Хорошо хоть еду не на костре готовят. Нет, не так – хорошо, что у меня пока не закончились запасы синт-брикетов, привезённых из дома. Потому что питаться бабкиной едой… Плоды с грязной ветки, клубни, выковырянные из земли, яйцо, вытащенное из-под курицы, обосранное курицей – разве это может быть съедобным??? А сама курица?! В день моего приезда бабка одну зарубила на радостях. «Отпразднуем прибытие, внучок». Да меня стошнило в кустах!

Я легонько пнул стоящее у выхода ведро с водой. В нём плавала муха, ещё одна ползала по краю. Опять бабка не накрыла ведро! Придётся снова к колодцу тащиться. Не пить же это.

С горя решил исследовать ещё и подвал.

Лестница, ведущая в него, шаталась так, что я искренне удивился: как это бабка ни разу не сверзилась? Ладно, что тут у нас? Ничего интересного. Банки с плодами, девайсы всякие для огорода. Я толкнул ещё одну дверь – маленькую и неприметную в полумраке. А за ней довольно просторно… А это что?

Обалдеть! Вирт-капсула! Допотопная, правда. Ржавая вся, фу. Ладно, на безшлюшье сойдёт и овца. Я ткнул в кнопку запуска, наугад поиграл с режимами. Хм, а начинка-то у ржавого корыта ничего… Я осторожно – не развалится? – забрался в «корыто». Крепкое. Вообще, мне всё сильнее казалось, что вся эта ржавчина и устаревший корпус, так сказать – для антуража. Дабы соответствовать общей обстановке.

Я устроился в капсуле, надел шлем, закрепил ремни с контактами на руках и ногах. Интересно, чем тут бабуля на досуге балуется? Свиданиями с мачо-дедулями? Я хохотнул и нажал кнопку запуска.

…Я оказался у реки. У той самой, что течёт в Заповеднике. Только была она… Чище, ярче, что ли. Прозрачнее. На дне каждая рыбка видна, каждый камешек и что-то ползущее с клешнями. И трава вокруг гуще и зеленее. Я стоял босиком, и ноги утопали во внезапно шикарной зелёной траве. Напрочь исчезла брезгливость от близких контактов с природой – и не удивительно, я же знаю, что сейчас это всё ненастоящее. Зато какое офигенно красивое! Именно такой интерфейс я и хотел предложить разработчикам вирт-игрушек. Эх, опередили гады!

Я завертел головой.

Всё-таки пейзаж отличался от реального. Домов Заповедника нигде не видно. Вокруг лишь чистое зелёное поле, кое-где деревья торчат и река с жёлтым песчаным берегом.

И вдруг я услышал странный звук. Как будто чем-то твёрдым стучат по земле. И снова, снова, снова. Цок-цок-цок. Я обернулся и присел. На меня мчалась огромная чёрная зверюга с длинными ногами, большой мордой и развевающейся гривой. И хвостом. Пышным. Сзади. А верхом на ней сидела девица с чёрными волосами, ничуть не уступающими гриве и хвосту зверюги.

– Эй-эй-эй! – завопил я, попятился и плюхнулся в воду.

Вскочил, отряхнулся, ноги выпачкались в песке, пакость!

А зверь с девицей уже стояли рядом.

– Эт-то что такое?! – зарычал я.

– Ты что, коней никогда не видел? – звонко засмеялась девица.

– Видел, – почему-то смутился я. – В вирт-игрушках. Но кони не такие. Тебе его неправильно нарисовали.

– Ага. Расскажи мне, – надменно фыркнула девица. – Прокатиться хочешь?

Она похлопала по седлу перед собой.

Это что, такая вирт-игра новая? Хм. А, я бы не против с этой цыпочкой! Она вполне себе ничего. Тёмные глаза, чёрные длиннющие волосы, и фигурка не подкачала. Совсем даже не подкачала. Хотя и одежда странная – просторная белая блуза из грубой ткани, заправлена в широкие штаны синего цвета. Обычно вирт-красотки по-другому одеты.

– Слезай лучше ты ко мне, – хмыкнул я.

Девица презрительно улыбнулась.

– Если боишься, я поехала.

И действительно стала разворачивать коня.

И вдруг меня словно током ударило. Я уже видел эту девицу! Или, во всяком случае, очень на неё похожую. Месяца три назад развлекались мы с пацанами с троицей вирт-красоток в подземелье. С одной уже хорошенько развлеклись, ещё две болтались на стене и ожидали своей участи. И вдруг – вылетела запертая на засов дверь, и ворвалась она! Одета была иначе – в узких чёрных брюках и жилетке, и волосы в высокий хвост убраны. Но – она, один в один. И как принялась хлестать кнутом. Не по девкам – по нам с пацанами! А кнут длинный, ещё и током бьётся. В общем, сначала пытались отбиваться, потом решили, что себе дороже выскочить из вирта по-быстрому.

То ли программа взбесилась, то ли вирус какой… То ли наоборот – новшество, вроде хренокрылов, чешуйчатых тварючек с крыльями. Но те никогда на тебя не бросались. У них другая фишка – они внушали тебе всё то же, что чувствовала твоя же вирт-девица. Мол, так удовольствие глубже. Кому-то было по приколу, а мне не нравилось. Обхаживаешь ты её кнутом, а самому страшно до испачканных штанов. В чём прикол? Тем более что вполне реальные же тварючки были – они в своё время третьеполосникам и посносили башни. Так, что теперь от людишек с третьей полосы и остались лишь продажные тела в вирте. Не, я хренокрылов отключал всегда. Как, впрочем, и других вирт-помощников. Ну, там, «могу ударить за тебя, если ты устал», «могу внушить тебе, что здесь крови больше». Нет уж, сам разберусь!

Но эта зараза с кнутом не отключалась!

В общем, накатали жалобу производителям, залечили ожоги от кнута и вскоре забыли об инциденте. Тем более что производитель подарил нам по пять бесплатных часов с парой вип-красоток, из числа самых элитных – в качестве компенсации. Говорят, они тако-е-е-е вытворяют, и к боли почти не чувствительны, делай, что хочешь… А меня папашка – сюда!

Я покосился на покачивающуюся на коне девицу.

Пугает, значит. И в руках – кнут. Не тот ли самый? А ведь, откровенно говоря, забыть о неприятности я-то забыл, но всё же временами мечтал именно об этой цыпочке. Даже хотел предложить разработчикам добавить девочкам строптивости. Разумеется, не такую звериную дикость, чтобы ожоги оставались, но… Какой интерес в полной безропотности? Ты её сечёшь, а она и слова не скажет, поскуливает только. И ждёт, когда ты наиграешься и заплатишь. Скучно. А к другим развлечениям пока ещё возрастной ценз не пускает. Но и там, судя по тому, что я слышал, разнообразие не большое.

Вот если бы как-то по-другому… поинтересней…

– Я не из пугливых, вообще-то, – прокричал я вслед девице. – А с кнутом дашь поиграть?

Она засмеялась.

А в следующий миг мы уже неслись на коне вдоль реки. Ветер трепал чёрные волосы всадницы и лошадиную гриву, и они били меня по лицу, от неистовой скачки перехватывало дыхание. Мы пронеслись по узкому устью реки на другой берег, меня окатило брызгами. Сердце моё колотилось, как никогда в жизни. Казалось, я сейчас взлечу. Хотелось вопить от восторга. Я и завопил!

– Йееее-хууууу!

Конь проскакал ещё немного и остановился посреди поляны с ярко-жёлтыми цветами. Я огляделся, переводя дух. Значит, прямо здесь и займёмся? Красиво…

– Конец сеанса! – звонко сообщила девица, и я очутился на земле.

– Подожди, а как же… Постой!

Но лошадиный хвост уже маячил метрах в пяти от меня. Я пытался его догнать, но расстояние ничуть не уменьшалось. Я остановился.

– Как тебя хоть зовут?

Чушь какая-то. Я никогда не интересовался у вирт-девок их именами. Кроме самой первой. Юной и трясущейся, с веснушками и светлыми ресницами. Я её пожалел. Сам не знаю, с какого перепуга. Отказался от всяких там причандалов, вроде кнутов и колючек, и вообще старался быть как можно деликатнее. А она потом вызверилась на меня – мол, я жлоб и тряпка, из-за недостатка фантазии гонорар за наш сеанс ей полагался совсем крошечный.

В общем, я ей от себя гонорара отсыпал и сказал, чтобы молчала. Типа, первый раз у меня, и всё такое… А второй раз попалась она нам с пацанами, и уж тогда оттянулись, ух! Ну, насколько программа позволила, конечно. Ревела, дура. Не угодишь, блин. А её имени я всё равно не запомнил.

– Я – Неонила, – отозвалась моя всадница. – Можно просто Нила. Почти как река в Африке.

– Где река? – опешил я.

Но она внезапно оказалась совсем далеко, а я услышал писк датчиков.

И через секунду уже сидел в капсуле тёмного подвала, отключая контакты и ошалело тряся головой.

И что это было?

2. Чувства на обочине

Я очумело выбрел во двор, потопал на огород. Где-то за спиной хлопнула калитка – бабка вернулась. Я спешно забился под куст. Что-то было не так. Видеть бабку не хотелось – но не из раздражения, как обычно. Просто хотелось посидеть в тишине, чтобы никто не трогал.

Перед глазами всё ещё мелькали деревья, брызги воды и лошадиная грива. И дыхание перехватывало от дикой скачки.

Что за фигня?

Так хорошо мне ни в одном вирте не было. Ни с одной тамошней девахой.

И вдруг я подпрыгнул, колючая ветка куста подло впилась в шею.

Я же не заплатил! И не мог заплатить – у меня все счета сейчас блокированы папашей. А девица, стало быть, не получила денег за сеанс. Хотя, если так подумать, за что платить-то? Ничего же не было. Прокатились – и она ускакала.

А может, с бабкиного счёта чего-то списалось? Должен же у неё быть какой-то счёт, если есть вирт. Я покосился на дом, в мутном окне мелькнула седая голова. М-да, попадёт мне.

Бабка выползла на огород.

На карачках я пролез под кустом, нырнул под соседний, тоже колючий, зараза. Потом рухнул в заросли крапивы и, кусая губы, чтобы не завыть, бросился к ближайшим яблоням, и дальше, пока не оказался в густой листве этой… как её… сливы! Сам не знаю, как вскарабкался почти на вершину. Я уселся на ветку. Ладони с коленями саднили, ободранные об ствол, плечи горели от крапивы…

Бабка рассказывала, что когда-то давно, когда ещё не было виртов, детишки вот так развлекались – лазили по деревьям, жрали дрянь, которая на них растёт. Я присмотрелся к висящей у носа сливе. Мелкая, фиолетовая, пыльная… Перед глазами снова замелькали кадры из сумасшедшего бабкиного вирта. И вдруг в нос ударил дурманящий сладкий запах. Это что… – я принюхался – слива пахнет? Вот эта скукоженная типа ягода?

Нет уж, не буду я тебя жрать, и не надейся.

Я прислушался. Вгляделся сквозь листву. Бабкиных шаркающих шагов слышно не было. Равно как и не видно самой бабки.

Я осторожно слез с дерева. Надо бы царапины обработать – дома вокруг меня уже бы кружили мед-боты. И пожрать не мешало. Но в дом идти не хотелось. Да и царапины, вроде как совсем царапины. И я побрёл к речке.

А у реки топталась бабка! С полной корзиной всякого тряпья – она его стирала в речке.

– Ох, а вот и ты, внучок, – продребежжала она. – Как хорошо. Помоги бабушке!

– Я не полезу в эту дрянь, – сцепив зубы, проговорил я и попятился.

Сбежать бы, но… Если помогу, бабка может отцу про вирт не расскажет.

– Я сама полезу, внучок, ох, – она красноречиво шлёпнула ногой по зелёной воде. – А ты с бережка будешь подавать мне бельё и выкручивать постиранное.

Я шагнул к мутной реке, радуясь, что всё-таки не пожрал – есть надежда, что не стошнит. Бабка ещё что-то скрежетала, а я вдруг перестал её слышать. Машинально подавал тряпьё, забирал постиранное, а перед глазами стоял чёрный конь… – вороной – откуда-то пришло слово, – черноволосая девица, журчащая чистая вода, зелень… Смех. Стук копыт.

– Завлекала она меня, – пробормотал себе под нос, складывая в корзину мокрое подобие рубахи.

– Что, внучок? – подняла голову бабка.

– Ничего. Следующее давай, говорю.

– Сейчас, внучок. Последнее уже…

Я и не заметил, как бельё закончилось. Надо обязательно вернуться в вирт!

В вирт я попал поздно ночью. Бабка, как назло, долго не укладывалась, а я, между прочим, даже капусты её пожевал тушёной – она мне показалась самой безобидной со всего огорода.

И воды притащил. И помидоры полил вечером.

А она всё шаркала и шаркала по дому, потом ворочалась на своих пружинах и читала древнюю – бумажную, всю потрёпанную – как она сама, книгу.

Наконец, бабка захрапела, и я соскользнул с печи, будь она неладна.

Проскользнул в подвал, больше всего боясь, что заветная комната окажется заперта на семь замков. Или, что ещё хуже, вместо черноволосой красотки в просторной блузке меня встретит голограмма папаши с нотациями.

Ни того, ни другого не случилось.

Правда, и реки не было, и ярко-жёлтого луга тоже… Я стоял в темноте, посреди чистого поля. Под ногами стелилась трава. Над головой висела нереально огромная луна, поблёскивали звёзды. Я был один и…

Она стояла рядом. Только что – никого, и вдруг – стоит, коня на поводу держит. И глядит куда-то вдаль, меня не замечая.

– Эй, – хрипло окрикнул я. – А почему ночь?

– А что же сейчас, по-твоему? – засмеялась она, будто над дебилом.

Ладно, дурацкий вопрос, чего уж там.

– Понятно, натурализм, – буркнул я вслух и тут же приободрился. – Что ж, ночью даже лучше, она для того и…

– Идём, – бросила девица и зашагала с конём по полю.

– Э… Стой! – я кинулся следом. – Куда мы? Куда-то, где поуютнее? Так мне и здесь нравится. Да стой ты!

Обычно в виртах девицы выполняли все команды, даже если чего-то и не хотели особо. Программа так работала. Сказал: «Стой, не шевелись», – она и стоит, как прикованная, пока ей следующую команду не озвучишь. А наручники всякие – это так, для антуража. Я же, заказчик услуг, напротив, мог вмиг по своему желанию перенестись из точки «А» в точку «Б».

Здесь же – бежишь, бежишь за этой ненормальной, а ей хоть бы что…

– Да чего мы пешком-то прёмся? – не выдержал я. – А как же, там, скачка, скорость, ух?!

– Мы пришли.

Поле внезапно закончилось. Мы оказались у полуразвалившегося панельного дома в три этажа. Настолько ветхого и унылого, что бабкин домишко показался хоромами. Из-под порога высунулось нечто серое с усами и хвостом.

– Э… Что-то мне это совсем не нравится, – я отшагнул от лачуги. – Давай лучше в поле. Ну, хоть просто на коне покатаемся!

– Заходи.

И я зашёл, хотя и мутило меня от каждого шага. Хотелось оказаться где угодно, только не здесь, но ноги покорно шли и шли за девицей, по разбитым ступеням, пока не пришли на третий этаж к дверному проёму, занавешенному грязной тряпкой. Видимо так вирт-девки себя чувствовали, когда мы их всякое вытворять заставляли, да ещё и ржали. Но они же – добровольно. Им потом программа гонорар насчитывает. Не хотели бы – нашли бы себе другой заработок.

В квартире воняло, как в давно немытом туалете. Мелкие серые зверьки шныряли под ногами, ещё и попискивали нагло. А в углу тёмной комнаты что-то копошилось.

– Слушай, хватит с меня, а, – я с тоской покосился на дверь. – Я такого не заказывал, и вообще…

– Подойди.

И я подошёл.

В углу, скукожившись, полулежала на ветхих одеялах девчушка с веснушками и светлыми ресницами. И – абсолютно ясным, хоть и измученным взглядом. Я едва узнал её без вирт-прикида. Над ней суетилась высохшая женщина, непонятного возраста, видимо, мать. И – совсем мелкая девчонка.

За спиной мужской голос твердил, что «не так уж ей и плохо, справится. А не справится, я её сам сейчас высеку…».

– Она не может сегодня работать, – ровно сказала Неонила. – А её сестра слишком мала для такой работы. Хотя, есть, конечно, программы для особо важных клиентов… Но, к счастью, туда принимают далеко не всех дочерей…

– Но почему они не найдут другую работу?! – не выдержал я. – Почему отец не работает? Они же сами такое выбрали!!! Я что ли виноват…

И мы оказались на улице.

Я вздохнул полной грудью, отдыхая от вони. И только сейчас увидел, что таких полуразрушенных домов – с тёмными окнами без стёкол – тянется целый ряд.

– Что это за место такое? – заорал я.

– Третья полоса.

– Неправда! Там люди нормально живут.

– А почему они отправляют дочерей в вирт?

– Потому что мозги им отшибло. Больше ни на что не способны. Это все знают.

Неонила покачала головой. Ветер слабо развевал её волосы. И куда-то исчез конь.

– Всё было по-другому, – сказала она.

И мы тихо пошли по грязной улице.

– Что – всё? Давай хоть в поле вернёмся, тут воняет.

– Раньше на третьей полосе люди жили нормально. Да и третьи полосы были на всех материках, как вторые и первые, а не изолированы, как сейчас. Там не было богатых, но почти никто и не бедствовал.

– Пока не свалились хренокрылы!

– Пока одни не разучились чувствовать, а другие – не стали чувствовать слишком сильно. Последним нашлось место только здесь. На бывшей обочине. Не всем повезло с Заповедником.

– Вот эти – чувствуют? Да здесь папаша готов дочерей отдать на растерзание! Говорю же, крышу снесло.

– Ты прав. Настоящих чувств почти не осталось. Нигде. Сложно быть человеком, когда из всех чувств остаётся лишь голод и близость смерти.

– Съели бы папашу… – пробурчал я, а пальцы сжались в кулаки.

Если бы я знал, что девки – не добровольно… Что их посылают такие вот отцы… А может, дети уже нормальными рождаются? Просто свихнувшиеся родители им жить не дают? Почему тогда никто не вмешается?

Неонила остановилась, выразительно посмотрела в глаза.

– Я не сужу этих людей. И не оправдываю.

– А от меня ты чего хочешь? Чтобы я перестал ходить в вирт? Ну, допустим, перестану, что это изменит? Разве что, пацаны засмеют!

Неонила посмотрела куда-то мне за спину.

– Большинство из них уже не спасти. Большинство из вас…

Раздалось цоканье копыт.

– Это ведь была ты? Там, в вирт-подвале?

– Может я, может нет.

– Так ты пытаешься всех спасать? Разгоняя кнутом неугодных тебе?

Неонила подошла к коню, погладила гриву.

– Ты знаешь, какие у них защитные системы? – не унимался я. – Да они тебя враз поймают. Это они пока, от неожиданности… Знаешь, сколько жалоб уже поступило? Они тебя схватят и… уж не знаю, что тогда сотворят! – я и сам не знал, зачем ей всё это доказываю.

Ну, схватят, запихнут в программу для вип-клиентов с особыми запросами, мне-то что?

Неонила взлетела в седло.

– Кто ты вообще такая? Как обходишь защитные системы? Что ты за вирус?

– Я – Неонила, – проговорила она, чуть наклонившись.

Её глаза, бархатно-чёрные, как ночь вокруг, прожигали меня насквозь. И я увидел их, словно впервые.

И отшатнулся.

Я выбрался из вирт-корыта, шатаясь, выбрел во двор. От души наблевал под кустом. Нарычал на пса, поднявшего тявк не в тему. Затем вернулся, нащупал ведро с водой у входа и умылся.

За спиной зашаркало.

Я медленно обернулся.

И в темноте вгляделся в бабкины глаза.

Бархатно-чёрные, как ночь…