Текст книги "Триггер убийства"

Глава 2

Юна и Лена встретились взглядами в большом зеркале туалетной комнаты.

– Цель вижу! – сверкнула глазами Юна.

– В себя верю! – поддержала подруга. – Не ссы, девчонки поддержат.

– У меня на кону байк и самоуважение.

– А у меня работа и малолетний ребенок дома, – уперлась кулаками в бока девушка. – Затеяла! Держись.

В просторном зале интерьерного салона премиальной сантехники и дизайна «Поинт» царили тишина и роскошь. Пусть выставочная и с пятидесятипроцентной скидкой от производителя, но мечтать, что когда-то будешь умываться в такой же дорогущей ванной, привычно прикасаться к смесителю из последней европейской коллекции и варить кофе на кухне стоимостью от трех миллионов, никто не запрещал. А если порассуждать на тему, что не только содержание задает форму, но и внешнее влияет на внутренне, а после потешить взор панно из живого мха, то и вовсе делалось тепло и радостно. Впрочем, кофе сварить на шикарной кухне от Джулии Новарс можно было и сейчас. Фишка салона – все подключено, всем можно пользоваться. Владелец и директор салона Женя и вовсе настаивал, чтобы девочки, работающие здесь, выпекали круассаны, заваривали кофе и готовили лимонад на глазах у гостей, естественно, тут же их угощая. Требовал, чтобы они располагались со своими ноутбуками хаотично, по всему пространству, создавая творческий, креативный хаос. И непременно цокали каблуками.

– Салон, продающий дорогие кухни и ванные комнаты, должен излучать тепло, в нем должно быть уютно, и он обязан поражать воображение покупателей роскошью, – наставлял он, поправляя кудрявые от природы волосы, уложенные в прическу, и взирая на своих сотрудниц, как доминантный лев на прайд.

Девочки переглядывались и хихикали. Они к Жене привыкли, даже по-своему его любили. Менеджеры наперебой щебетали и кокетничали, приносили его любимые печеньки и варили кофе. Бухгалтер Ирина понимающе кивала и самозабвенно исправляла все его косяки в документах. Уборщица тетя Лида похлопывала по руке и старательно вычищала салон после мероприятий с дизайнерами, которые проводились для пользы дела, и после его личных вечеринок с друзьями и подружками. Даже конструктор по свету, серьезная и очень авторитетная в профессиональных кругах Анна, время от времени заваривала Жене травяной чай. Под девизом «надо порадовать Женю» салон весьма успешно работал. Дизайнеры, пойманные на крючок Жениного звездного обаяния, несли заказы и вели платежеспособных клиентов. Случались даже крупные тендеры.

Бывают такие люди, харизматичные, яркие и обаятельные, которые легко получают все, что хотят, и любые промахи сходят им с рук. Ради таких женщин мужчины совершают подвиги и кладут к их ногам капиталы. Желая быть замеченной подобным мужчиной, барышни колют в губы филлеры и выпрыгивают из собственного «я». Обычно такие люди все портят сами. Подобную глупость допустил и Женя.

Два месяца назад он заключил контракт с коучем из Сколкова, Николаем Константиновичем Бруем. Тот пообещал провести ревизию в навыках и компетенциях сотрудников, выявить слабые места, проработать и перевести в разряд сильных. Определить места сильные, углубив их, и вовсе вывести салон на новый уровень развития. Бруй активно взялся за дело. Отрабатывая гонорар, он принялся мурыжить в обеденный перерыв коллектив мастер-классами, методичками своего авторства, которые следовало учить наизусть, тренингами вне рабочего времени. Яростно оценивал мотивацию и лояльность, заставлял проявлять инициативу в придачу к основной деятельности, а вместо чая с круассанами заполнять какие-то таблички. Он это называл тестированием, анализом и отстройкой коммуникаций. Девочки роптали под гнетом вредного мужика, непомерной неоплачиваемой работой, называли это беспределом и строить коммуникации не желали. Женя верил в стремительный и бесповоротный захват рынка и жалобам коллектива не внимал.

Юна пришла работать в интерьерный салон три недели назад с необходимостью продержаться здесь не меньше трех месяцев. На круассанах и хорошем кофе держаться гораздо проще, чем на тестах и анкетах. Поэтому целеустремленная, амбициозная и молодая, отчего бесстрашная, барышня Юнона решила разрулить ситуацию по-своему.

– Вот это мужик! – восхищалась Ленка, сладострастно закатывая глаза и придерживаясь за стол, на котором только что разложила тетрадки со злополучными табличками. – Сразу чувствуются стержень, сила и воля. Как же я, девочки, люблю мужчин, знающих, что они хотят.

Женя как раз появился в поле зрения и удивленно лицезрел пустую вазу без печенек и круассанов.

– Ой, и не говори, Лена, – вторила ей Настя, – он что-то там про компетенции рассказывает, а я только голос слушаю, по мне мурашки бегают, я смысла слов-то не понимаю.

Женя хмурился, впервые почувствовав себя чужим в собственном салоне. Он уже три минуты стоял в рядах сплетничающего коллектива, но ему не налили кофе, не похвалили новую рубашку и не погладили ласковыми взглядами.

– Голос! Ладно, голос! Он по своей кожаной папке рукой водит, а я сижу, у меня аж трусы мокрые!

– Вот уж не думал, что женщин привлекают пузо, лысина и чавканье. – Женя не желал сдаваться без боя. Он еще не осознал, что произошло, но тревожная настороженность уже закралась в сердце.

– Женщинам нравятся надежность, интеллект и сила характера. – Губы Юны непроизвольно дернулись в улыбке, но она усилием воли улыбку сдержала.

– Интересно, у него жена есть? – продолжали восхищаться барышни, чьим кумиром еще вчера был Женя.

– Жена не стена, подвинется!

– Женя, а ты не знаешь, как у него с личной жизнью?

– Мне кажется, у вас очень хорошо с ленью и бездельем, как-то Бруй не так прорабатывает ваши компетенции. Совсем распустились, – раздражался руководитель. На лбу пролегла морщина недовольства, он нервно дергал пальцами. – Хоть бы кофе заварили, раз уж стоите и сплетничаете.

– Так и заварили, – радостно сообщила Светлана, продемонстрировав кофейник с небольшой лужей на дне. – Только что Николаю Константиновичу заваривала свежий кофе. Вот еще осталось!

Николай Константинович Бруй еще ни разу не завершал свой контракт настолько стремительно, с положительной рекомендацией на фирменном бланке и без каких-либо вопросов по проделанной работе, как в этот раз в салоне интерьера и премиальной сантехники. Он не понял, почему его работу сочли успешной, когда он едва начал, но конверт с гонораром за полный срок контракта призвал его не выяснять подробностей. Бруй покинул «Поинт» гордо, молча и с пакетом представительской продукции в руке.

Вечером Юнона хвасталась удачно разыгранным спектаклем своему брату Григорию Самбурову.

– Я выиграла! Я победила! Этого Бруя уволили. Теперь эта шарашка вполне выносима, – верещала девушка, подпрыгивая где-то в области подмышки брата и толкая его в бок. – Еще два месяца! Готовься покупать мне мотик!

Григорий глупо улыбался, не определившись с реакцией. Он явно не успевал отслеживать события в жизни сестры.

Он узнал на ней сарафан Киры. Вот козявка, выклянчила. По полу скользнула тень. Он почувствовал приближение любимой, еще до того как та появилась в прихожей.

Понятливая Юнка мгновенно отступила, не мешая своему обреченно влюбленному брату сгрести возлюбленную в охапку.

На Григория пахнуло легкими цветочно-горькими духами, волосы скользнули по рукам, он коснулся губами плеча, щеки, губ, стискивая ее всю.

– Ой! – закатила глаза Юна и ускакала в кухню. Оттуда донеслось: – Я только все съем и уйду. Мешать не буду.

Григорий распорядился:

– Ешь и вали!

– У вас, товарищ подполковник, очень обостренная интуиция, как знали, что дома ждет вкусная еда, – засмеялась Кира и, подмигнув, добавила: – Или развитая агентурная сеть.

– Это готовили мы! Я помогала! – оповестила его Юнка, когда он вошел в кухню, умывшись и накинув футболку.

Двумя вилками девчонка извлекала из кокона фольги куски мяса и складывала их на овальную тарелку.

– Хорошо. Признаю, ты меня испугала. Сначала пробуй сама, – хмыкнул Григорий.

– Все прошло как по нотам. Даже не успели до конца все разыграть. Только я, Маринка и журналистка высказались, а Женя уже ходил злой, как голодный доберман, – продолжила хвастаться Юна, разрезая мясо.

Самбуров дернул бровью, отметив, что сестрица, еще месяц назад предпочитавшая правильное питание, материализуемое в овсяноблины, каши на химическом молоке и растительные масла, незаметно и основательно перешла на мясо, яйца и сливочное масло. Он вскинул на девушку вопросительный взгляд, и та пояснила:

– Ну, Гриша! Я же рассказывала. Бруй Николай Константинович. Зануда, паразит и извращенец. Токсичный душнила. Мешал нам жить и работать. Его Женя, наш директор, нанял, чтобы он вывел рабочие процессы на более развитый уровень. Жене своими байками из Сколкова мозги запудрил. И вообще, Бруй мерзкий тип. Ну мы и устроили ему представление. Договорились с девчонками при Жене восхищаться Бруем. Верещать, какой он прекрасный, сексуальный и мы все прям готовы в его объятия упасть по первому знаку. Маринка вообще отожгла! Сказала, что как только к ней Бруй подходит, у нее сразу трусы мокрые становятся.

– Неоднозначное высказывание, – хмыкнул Григорий, уже догадываясь, кто за этим представлением стоит.

Кира молча и сосредоточенно выкладывала запеченную картошку из горшочка, будто основной целью ее жизни являлось не промазать мимо тарелки Григория.

– Однозначное-однозначное! Ты ее лица не видел. Настоящая актриса. – Юна наслаждалась победой и кидала восторженные благоговейные взоры на Киру. – Это нам Кира все придумала. Я ей видосик показала с мероприятия в прошлую пятницу, и она научила, как от этого мудака избавиться.

Самбуров поймал взор серо-фиолетовых глаз Киры Вергасовой, специалиста по психопатологии, кинесике, криминальному профайлингу, совершенно беспринципного манипулятора и большой мастерицы управлять эмоциями и поведением людей. Та, ничуть не смутившись, не спеша проглотила кусочек мяса, запила вином и пожала плечами.

– Хозяин салона ухоженный, причесанный, обтягивающая рубашка с парой расстегнутых пуговиц, понимающая и многозначительная улыбка, разговоры, неизбежно сводящиеся в область секса, – подтвердила просмотр видео та. – Самовлюблен, эгоистичен, любит покрасоваться и жаждет женского внимания, в связи с чем нанимает на работу исключительно дам. Всех возрастов. На нем только табличка не висит, что он не вынесет и малейшей конкуренции. Тем более у себя в салоне. Когда его коллектив показал, что другой самец отнимает женскую любовь и внимание, которые принадлежат ему, директору, вполне логично, что он предпочел избавиться от конкурента. Я, правда, ожидала, что придется не меньше недели осаждать. Но вон какие актрисы! За день управились. – Кира наивно вытаращила глаза. – Что? Ну я не могла позволить, чтобы какой-то козел самоутверждался за счет Юны. Этот Бруй бухгалтершу щипнул за мягкое место. Дискриминация по половому признаку.

– Нонку не за что щипать, одни кости, – заявил Григорий. Когда он хотел вывести сестренку из себя или уколоть, он коверкал ее имя. Называл Нонкой или Анкой. Девчонка бесилась. Вот и сейчас Юна полыхнула рассерженным взором. Григорий довольно хмыкнул.

Взывать же к ответственности Киры, искать справедливости, внушать чувство вины, журить за манипуляцию людьми и вмешательство в чужую жизнь не имело никакого смысла. В этом плане Вергасова обладала абсолютным иммунитетом и чистой совестью. То есть отсутствовала у нее эта совесть напрочь. А ее девиз, позаимствованный у какого-то психолога, важно задрав нос, продекламировала Юнона:

– С умным договорись, дурака обмани[2]2
  Высказывание М. Е. Литвака, психиатра, психотерапевта.


[Закрыть].

– Кто это сказал? – с сомнением спросил Самбуров.

– Один очень умный психотерапевт! – Девчонка вздернула подбородок.

– Никак Кира Вергасова? – Краем глаза мужчина зацепил округлившиеся глаза Киры.

– Нет! Этого уже в живых нет! – надулась Юнка.

– Вот! И тебя не станет, если будешь такое с людьми проворачивать! – Юнка закусила губу, а Самбуров заржал, довольный шуткой. – Макиавелли недоделанные!

– Отучусь – буду доделанная, – состроила гримасу Юна.

Григорий замер и вовремя захлопнул отвисшую было челюсть, кусок мяса уже пополз из его рта. Юнона заговорила об учебе? Сама! Добровольно!

– Ну не буду же я в этой конторе на побегушках бегать! Я еще месяцок помучаюсь, получу обещанный любимым братом байк и учиться пойду. Надо интересное дело выбрать. Я выбрала.

– И что ты выбрала? – вкрадчиво поинтересовался Григорий, уже догадываясь, что услышит в ответ.

– Психологию, – подтвердила догадку брата Юнка. – Поступать буду или здесь, или в США, если маман потянет. Я ей еще не сообщила. Все!

Девчонка выскочила из-за стола. Под обалдевшим взором брата вымыла тарелку и бокал, чмокнула его в щеку, обняла Киру, прошептав: «Пока, мой котик».

– Я убежала. Рано не ждите.

– Стоять! – взревел Самбуров. – Ты вина выпила. Никаких танцев на пилоне. Ты мне слово дала. Шею сломаешь – меня твоя мать убьет!

– И я его держу, – совершенно спокойно напомнила Юна. – А вот ты обещание мне доверять нарушаешь по пять раз на дню. У меня свидание. Нормальное, обычное свидание с очень приличным молодым человеком. Если будешь себя хорошо вести, познакомлю.

Она пронеслась в прихожую, через пару минут хлопнула дверь.

– Ты знаешь, с кем у нее свидание? – сдержанным тоном спросил Григорий у Киры. – И что это за «мой котик»?

– С кем свидание, не знаю, – Кира улыбалась, едва сдерживая смех. – По рассказам – приличный молодой человек. «Мой котик» – это проявление нежности.

– Нежность тут я проявляю, – надулся Григорий, наливая себе еще вина.

– Самбуров, ты похож на кота, который не может выбрать, какую из двух мышей стеречь, и пока решал, разбежались все. – Кира наклонилась через стол и потерлась носом о его щеку.

– Ты меня недооцениваешь, – проворчал Григорий. В его голосе не было ни обиды, ни претензий. – Если бы мышей было только две, я бы справился. Отловил. Посадил в клетку до лучших времен. А мне еще как-то преступников надо отлавливать. Они обычно не согласовывают времени своих преступлений с моим графиком.

Григорий смотрел на девушку пристально, осознавая, где конкретно она права. Получалось – везде. Кира молчала, раздумьям не мешала.

Получив сообщение от Юнки: «Мы с Кирой готовим тебе ужин», – ощутил, что рабочие мысли выветрились напрочь, и, даже выстроившись плотной шеренгой у входа, все преступники Краснодарского края его бы не удержали.

Его ждала Кира. Хотя говорить «ждала» о процессе обитания этой женщины в его доме было слишком пафосно и безосновательно. Но она приезжала, надевала на босу ногу легкие валенки, которые они купили ей на Домбае, облачалась в микроскопические шорты и майку, включала стереосистему, которой пользовалась только она, и даже готовила ужин.

Ключи от дома он всучил ей еще тогда, в самом начале их отношений, когда она первый раз осталась у него ночевать. Пользовалась она ими нечасто. Гораздо реже, чем он хотел бы. Ему безумно нравилось, как она приходила. Не спрашивая, не предупреждая, сама по себе. И уходила, словно мираж, не оставляя следов. Не забывая своих вещей, не переставляя предметов. Он изо всех сил старался сохранить признаки ее пребывания в своем доме. Сфотографировал расческу и банку с кремом, которые однажды мелькнули в ее руках, и купил в точности такие. Разложил по дому резинки и заколки для волос так, как это было у Киры в квартире. Даже такую же пижаму, в которой она ходила по своему дому, нашел. Кира смеялась и радовалась его сумасшедшим поступкам, совершенно не свойственным Самбурову Григорию еще годовалой давности, который хладнокровно и безжалостно выметал все женские следы из своей машины, из своей жизни, в дом они даже не попадали. С Кирой все стало совсем иначе.

Он словно цеплялся за ниточку уплывающего в небо воздушного шарика в попытке привязать его к себе, но оставив нить достаточно длинной для простора, чтобы не смутить и не испугать шарик.

Он подсаживался на нее, как на наркотик, то желал упрятать сумасбродную девчонку, запереть, скрыть от всех, то радостно выставлял на пьедестал, любовался и хвастался ею. Он восхищался ее независимостью и непостижимостью, потом вдруг паниковал, вспомнив о ее удивительной способности находить приключения на свою дивную задницу.

Он приходил за полночь из УВД и заставал ее, попивающую на подоконнике чай, а на столе его ждал ужин. Кира никогда не говорила, что ждет его дома. Не обижалась, не ругалась, не упрекала и вообще не намекала ни словом, ни жестом, что ей чего-то не хватает или что-то не нравится. Казалось, она не знает, что такое претензии. А еще она не строила планов, не злоупотребляла местоимением «мы» и не увеличивала своего присутствия в его жизни.

Он заваливал ее цветами и подарками, целовал, обнимал, придумывал немыслимые свидания, удивлял, баловал. Кира смеялась, радовалась, смотрела восторженными глазами, любила и, казалось, по-настоящему была его. Но чувство тонкой хрустальной стены между ними Григория не покидало. Он стучался, пытался прорваться, потом вдруг пугался, осторожно ощупывал эту стену на целостность. Он хотел разрушить последние границы между ними и еще больше боялся это сделать.

Он заподозрил, что сходит с ума.

От безумия спасла забота родной тетки. Пару месяцев назад она прислала ему свое ненаглядное чадо, Юнку, ей дочку, ему сестренку.

Его тетка, Збарская Марина Викторовна, полковник полиции, начальник главного Управления МВД России, хоть и покинула краснодарскую вотчину почти десять лет назад, а несомненно, имела здесь глаза и уши. Так что о делах Григория Самбурова получала полный отчет с фактами, опросами свидетелей и доказательствами.

Женщина волевая, если не сказать своевольная, жесткая, а больше подходит определение – суровая, не терпящая сопротивления, а точнее, вообще не ведающая, что такое возражения. Она проявила немыслимую для нее чуткость в отношении племянника, ни сном ни духом не намекнув, что следит за его жизнью и пребывает в полной готовности броситься на его защиту. Она корректно прислала ревизора.

Ревизор, к слову сказать, был так себе – капризный, избалованный, несговорчивый, занятый исключительно собой, хотя симпатичный и даже умненький. Марине Викторовне не нравился вектор развития дочери в Москве, и, сослав ее в Краснодар, тетка возложила на двадцатилетнюю девушку тройную епитимью. Во-первых, притормозить на повороте, то есть уменьшить количество пьянок-гулянок, по которым девка куролесила третий год, едва дотянув до конца одиннадцатого класса. Во-вторых, определиться с будущей профессией и образованием. Мать силком загоняла девушку сначала на юридический, а потом на модный дизайнерский факультет московских вузов, но оба раза, даже всем скопом с мамиными знакомыми, они не дотянули и до первой сессии. Ну и третье – разобраться, что тут за потенциальное минное поле в лице Киры Вергасовой появилось рядом с ненаглядным племянником. Не испортит ли она ему жизнь, не разобьет ли брутальное сердце. Григорию выдали аналогичные просьбы – приглядеть, образумить и повлиять на сестру.

Естественно, жизнь внесла свои коррективы в планы Юнки, Григория и Марины Викторовны.

Едва Григорий познакомил племянницу и любимую женщину, как те спелись, будто лучшие подружки, а то и сестры. Высокомерная и вечно сопротивляющаяся Юнка смотрела на Киру влюбленным взором, копировала ее поведение и привычки, выспрашивала советов. Даже танцевать с пилоном пошла в ту же студию. Глубины подсознания подсказывали Самбурову, что этот тандем жахнет ядерным взрывом, и в первую очередь по нему. Но мужское тщеславие и уверенность в себе как в «хорошем следаке» вселяли надежду, что Кира благотворно повлияет на неуправляемую девчонку, а он вмешается в подходящий момент и повернет ситуацию в выгодную для себя сторону.

Пока все шло по плану, Юнка даже на работу устроилась. В интерьерный салон. Григорий взял ее на слабо и заверил, что больше трех месяцев она не продержится. Поспорили они на покупку байка, если выиграет Юна, и выбор вуза, если выиграет Самбуров и сестричка сбежит раньше времени. Шла третья неделя.

Первые дни девушка ныла безостановочно и утром, и вечером. Не привыкшая вставать по будильнику, есть и пить по расписанию, подчиняться руководству, стоять в пробках по пути на работу и обратно, ладить со множеством совершенно чужих и разных людей, каждое утро она начинала со слов:

– Да и на фиг твой байк! Я туда больше ни ногой! – Злая и взъерошенная, словно воробей, она отнимала у брата одеяло. – Еще этот Бруй на мою голову! Он же явный неудовлетворенный абьюзер!

– Да пожалуйста-пожалуйста, – хмыкал Григорий, ласково и заботливо подтыкая под сестренку одеяло. – Я же сразу сказал. Ты безвольная маменькина дочка. Что мы и имеем. У меня расходов меньше.

Юнка щурилась и шипела, словно кошка, облитая водой, и вставала с кровати вместе с одеялом.

В общем, пока работала и даже прошла двухнедельный испытательный срок. Теперь вот от абьюзера Бруя избавилась. Зачем он спорил на байк? Тетка его убьет!

Кира обняла его со спины, зарылась носом в волосы – едва заметный запах парфюма, скрашенный еще менее уловимыми нотками дорогой натуральной кожанки и моторного масла. Смесь, от которой у нее кружилась голова.

– Ты сегодня никуда не уйдешь, – хрипло прошептал он, наклоняя голову и захватывая ее губы, сразу скользнувшие к нему навстречу. – Уж тебя я поймал. Ты ночуешь здесь.

– Угу, – не сопротивлялась Кира. – Я хочу спать.

Самбуров хмыкнул, обхватывая ее и усаживая на колени. Иногда его посещала крамольная мысль, что она встречается с ним как с лекарством от бессонницы. Уже несколько лет Киру Вергасову терзало хроническое недосыпание. Девушка пила успокоительные, антидепрессанты, снотворное. Изматывала себя ежедневными многочасовыми тренировками и танцами, чтобы вырубиться от усталости, включала медитативные мелодии и звуки природы, с вечера устраивала потемки в квартире. Но упрямый мозг не поддавался. А в кровати Григория вдруг обрела покой и сон. Точнее, в его присутствии. Потому что безмятежно спала не только у него дома, но и в своей квартире, и в гостинице, если его увесистая тушка прижимала ее своей тяжестью. Даже уползая от него на самый краешек кровати, проворчав, что он жаркий, как печка, все равно спала, едва касаясь его пяткой.

Впрочем, его не волновало, здоровые у них отношения или зависимые. Он получал удовольствие от ее присутствия. Она была с ним. И даже выспавшаяся и довольная.

Впрочем, заснуть они собирались не сразу.

Самбуров почти рычал от нетерпения, когда донес Киру до кровати. А она заливисто смеялась, уползая вглубь ложа и кидаясь в него подушкой, пока он снимал футболку и штаны. Он поймал ее за ногу и подтянул к себе, маленькое платьице задралось до груди, обнажая ее восхитительное тело. Сильное, выточенное танцами, словно из золотого мрамора, но такое нежное и податливое в его руках.