Текст книги "Грымза с камелиями"

– Нет, – сказала я, с состраданием глядя на Арсения Захаровича.

Взяв с тумбочки яблоко, я направилась к двери. У меня на сегодня было запланировано еще одно дело, и, пожалуй, я сейчас потороплюсь его выполнить.

Глава 12
Я там, где пахнет бриллиантами, но пахнет ими недолго...

Одной ступеньки нет, перила на одном гвозде... Я здесь, я у цели.

Я так осмелела, что подошла к домику быстро и решительно, открыла дверь и утонула в темноте. Почему я не догадалась взять фонарик или хотя бы зажигалку?.. Вовремя вспомнив про мобильник, я попыталась им осветить себе путь.

Глаза постепенно привыкали, да и слабый свет от телефона играл немаловажную роль. Уже через несколько секунд я смогла различить очертания окружающей меня обстановки. Здесь была всего одна комната, довольно просторная и уютная: справа от меня были маленькая кирпичная печка, стол, крохотный шкафчик и вешалка, на которой висело рваное полотенце – эта часть комнаты олицетворяла собой кухню. Слева в углу стояли две узкие кровати, тумбочка, шкафчик побольше, на стене криво висели деревянные полки, на которых пылились книги и журналы, была еще какая-то рухлядь...

Я шагнула вперед и подняла с пола опрокинутый стул, сделала попытку его поставить, но он вновь завалился набок. Ощупав его, я пришла к выводу, что одна ножка сломана. Когда-то здесь жили люди, питались консервами, ловили рыбу, охотились и наверняка были счастливы этой простотой...

Бриллиантики... давайте я закрою глаза, а когда их открою, вы будете просто лежать вон на том столе, привинченном к стене, как обычно бывает в поездах...

Я закрыла глаза, давая шанс бриллиантам самостоятельно появиться на свет. Открыла глаза... хм, странно, их нет...

– Хамство, – сказала я и вздохнула.

Мне захотелось прилечь на кровать и уснуть, но я собрала себя в кучу, взяла за шкирку и кинула на поиски сокровищ. Хорошо сказать – ищи. А где их тут искать?!

– Кто-то сейчас развлекается, а я вот в полной темноте ищу наше будущее... можно подумать, мне только одной это надо... сама виновата, вечно все взваливаю на свои плечи...

Я заглянула в печку – пусто, да и не стал бы сюда Селезнев прятать, вдруг бы кому-нибудь пришло в голову согреться, кинул бы он дровишки, поджег... а может, так оно и было? Я еще раз заглянула в печку: пепла нет, все вычищено.

Темно.

Я пошарила по полкам... нет... Попыталась представить, что я Селезнев – трудно было, но я представила. Куда бы я спрятала диссертацию друга? Посмотрим под кроватью. Нагнулась и протянула руку... Фуууу, мерзкая паутина безжалостно окутала пальцы, я отдернула руку, нет, так дело не пойдет, ничего не видно.

Я вынуждена признать свое поражение; почему же я не подумала о фонарике? Потому что мозги промариновались самогоном! Стыдно.

Пристально оглядев комнату и попытавшись запомнить все увиденное (это чтобы впоследствии все хорошенько обдумать и вычислить место дислокации бриллиантов), я вышла на улицу.

– Это никогда не закончится, – пробубнила я, как старая бабка.

На втором этаже замка Воронцова слабо мигал свет, остальные окна были темными и безжизненными. Я и не заметила, как добрела до дома, и вошла. Чувствовала, что поднимаюсь по лестнице, и изумлялась – зачем я это делаю, когда моя комната на первом этаже?

Зачем же, интересно, я это делаю...

Воронцов сидел на диване и смотрел телевизор. На экране длинноногая блондинка вешала лапшу на уши какому-то престарелому дядечке – вот они гармония и порядок! Все! Я пропала! Он смотрит на меня!

– Что не так? – поинтересовалась я, приваливаясь к стене.

Лучшая защита, как всем известно – нападение, а нападать я умею... во всяком случае, раньше могла...

– Уже ночь.

– Вот и шли бы спать.

Почему, спрашивается, он не спит?

– Я ждал тебя.

– Зачем?

У меня очень изумленный вид, я стараюсь.

– Волновался.

– Это что это вы такой милый?

– Я всегда милый.

– Не смешите меня.

Люблю я наши с ним разговорчики!

Воронцов встал, отбросил в сторону пульт от телевизора, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и шагнул ко мне.

Сейчас я вам расскажу, что мне говорила мама каждый раз, когда я шла на школьную вечеринку или приходила домой не в восемь часов, а в восемь тридцать. Мама мне говорила – не верь мужчинам, не верь мужчинам, не верь мужчинам, не верь мужчинам, не верь мужчинам... Еще она говорила: мужчины – это зло, мужчины – это зло, мужчины – это зло... Остановите меня, а то я сейчас начну икать!

И вот сейчас я думаю: а что толку, что она так говорила, если в это время за километр от меня она склоняет бедного Осикова к вялым и бессмысленным телодвижениям... Так, нельзя думать о маме, это испортит вечер.

– Ты пила?

– Немного.

– Ты же сказала, что идешь к маме?

– Я пила за ее здоровье.

– Где?

– А по какому праву этот допрос?

– Я твой работодатель.

– Я вам не завидую.

Он сдвигает брови. Надо отступать.

Я сделала шаг назад, и моя спина прилипла к стене.

Очень давно я была влюблена в одного мальчика, как-то глупо влюбилась: я обыграла его в теннис, и он меня за это отколошматил, мне было четырнадцать лет, а ему немного больше. Вот я разозлилась тогда – жуть! А он все ходил и просил у меня прощения. Он так смотрел на меня... Только за то, что он так смотрел, я в него и влюбилась.

Воронцов обжег меня взглядом и сжал зубы. Отступать было некуда, да и поздно...

У меня в голове бардак, вы чувствуете это? Я чувствую – полный бардак.

– Где ты была?

– Я пойду спать.

Чего ко мне приставать с глупыми вопросами, разве не видно, что я немного... немного смущена.

Он подошел совсем близко, и я не смогла отвести глаз от его расстегнутой верхней пуговицы.

– Я волновался.

– Вы чуткий человек, как я погляжу, наверное, ваша мама вами гордится.

Моя мама вот мной не гордится, она своим знакомым всегда говорит – Аня вся в отца. А это, скажу я вам, для нее худшее из всех зол.

– А где ваша сестра?

– Спит, и если ты будешь говорить тише, то есть шанс, что она не проснется.

Я буду говорить тише, какие проблемы. Я могу вообще не говорить, только бы она не проснулась.

Он погладил меня по щеке... как котенка...

Он целует меня, люди добрые, он меня целует, и самое невообразимое, что я его целую тоже! Мне кажется, я поступаю правильно, я бы даже сказала – целесообразно! Вот спросите меня сейчас – а что ты делаешь? Ха! Да я целуюсь! Вы изумлены? Я тоже.

Он нежный...

Чуть вправо, и я в его комнате.

Он тысячу раз нежный...

– Девочка моя.

Ух ты! Должна ли я ему сказать – мальчик мой?

– Что же ты такая необыкновенная...

Он смотрит мне в глаза и слегка улыбается.

– Что же ты такая чудесная...

Врет, наверное, но приятно, скажу я вам, очень приятно.

Моя голова коснулась подушки, и я закрыла глаза.

– Витя! Почему работает телевизор?! – голос Галины Ивановны резок и капризен.

Этот голос незримо толкает мою мечту в спину, и она, словно ваза из тонкого стекла, падает вниз на гладкий полированный пол...

Я паникую. Я ПАНИКУЮ!!! Подпрыгиваю и ныряю под кровать. Через секунду дверь распахивается, и я вижу босые ножки тети Гали. Педикюр имеет место быть.

– Витя, ну что это такое? Неужели так трудно выключить за собой телевизор?

– Не знаю, поверишь ли ты мне, но сейчас я себя просто ненавижу за это.

«Я себя ненавижу за это» – как он красиво сказал!

– Что ты паясничаешь, у меня голова раскалывается, мигрень замучила, а тут еще ты со своими издевками.

Вот бы мне сейчас выползти из-под кровати, представляю, как изменилось бы ее лицо: оно бы просто съехало набок.

Воронцов встал, подошел к сестре и сказал:

– Я обещаю тебе, что больше такого не повторится, иди спать, тебе надо отдохнуть.

Галина Ивановна что-то пробурчала и хлопнула дверью. Подумаешь, какая птица, разбудили ее, а то, что мне испортили ночь любви, это кого-нибудь волнует? Да я на нее в суд подам!

– Вылезай, – смеясь, сказал Воронцов.

Я уже тоже хотела поворчать, что под кроватью у него пыльно, но побоялась, что он заставит меня завтра здесь убирать.

Я отряхнулась и посмотрела на Воронцова.

– Это даже к лучшему, – сказала я и решительно направилась к двери.

– Почему же? – улыбаясь, поинтересовался Виктор Иванович.

– Я выпила и боюсь, что завтра не смогла бы вспомнить подробности несостоявшегося мероприятия, а вы же знаете, как в таком деле важны подробности.

– Представляю, – щурясь, сказал он.

– Ну, я пошла?

– Иди, – ответил Воронцов, все еще загораживая проход.

– Вы меня пропустите?

– Разумеется, – ответил он, не двигаясь с места.

Я пасмурно посмотрела на него, и он все же отступил в сторону. Уходя, я обернулась и сказала:

– Завтра я буду думать, что все это мне приснилось.

Он улыбнулся.

На лестнице я вздохнула, потом вздохнула еще раз и тоже улыбнулась.

Глава 13
Нам на пятки наступает неизвестный

Надо открывать глаза... Кому надо? Мне не надо...

– Вставай, – приказываю я себе и делаю рывок.

Бесполезно, продолжаю лежать.

– Вставай же, – проявляю нетерпение к самой себе.

Ноги медленно сползают с кровати.

Голова не болит, что уже хорошо, утро можно считать удачным. Откинув одеяло, я бросилась искать ручку и листок. Устроившись поудобнее за столом, я попыталась вспомнить вчерашний вечер, вернее, ту его часть, когда ноги привели меня к старому охотничьему домику. Я стала рисовать план увиденного: печка, шкафчик, полки... Как там Воронцов, интересно, жалеет ли он, что вчера все сорвалось?.. Кровать, балка над окошком... и что эта заноза Галя пришла... где могут лежать бриллианты?.. Какой же он нежный...

Нет, так дело не пойдет. Я отодвинула листок в сторону. Надо как-то развеяться, а уж потом приступить к делу.

Шкаф предлагал мне следующее: две голубые футболки, одну белую кофточку с рюшками (кажется, это Солькина), приталенную рубашку в полосочку без двух верхних пуговиц... подходит, надеваем. Джинсы... да, джинсы!

Екатерина Петровна уже гремела на кухне. Зачем человеку мешать работать, пожалуй, я пройду мимо. Ноги сами меня несли на второй этаж, так хотелось увидеть ЕГО! Но мои надежды не оправдались, более того, я была жутко разочарована – на диване лежал спутник тети Гали. Живот его стекал на один бок, а глаза остановились в районе моей груди. Неужели это масляное чудовище думает, что эту восхитительную грудь я растила для него?

– Меня зовут Евгений, но при Галине зови меня иначе.

Наверное, я должна сама догадаться, как его называть...

– Вам как больше нравится – Гоблин или Тролль?

– А меня заводят такие остренькие девочки, – тщетно пытаясь подняться с дивана, ответил Евгений.

Вторая попытка увенчалась успехом, и он сел.

– Значит, Гоблином, – подытожила я наш диалог.

– Евгением Романовичем, – поправило меня чудовище, потирая живот.

Говорил он тихо, из чего я сделала выводы, что все еще спят. Поморщившись, я пошла обратно.

Все дороги ведут на кухню...

– Проходи, садись, – скомандовала Екатерина Петровна, как только меня увидела.

Сумасшедший дом.

– Ты что, думаешь, раз тебя с улицы взяли, то, значит, все можно?

– Приблизительно так я и полагала, – подтвердила я, отламывая кусок булки.

– Я за тобой слежу!

– Достойное занятие, не спорю.

– Ты чего это крутишься возле домика, тебе что там, медом намазано?

Только этого мне не хватало.

– А я в детстве ходила в исторический кружок, и вот с тех пор все древнее меня притягивает.

– Ты мне зубы не заговаривай, покрасть чего хочешь?

– Ага, золото, бриллианты...

Иногда надо говорить и правду.

– Дура, – плюнула от негодования ненавистная Дюймовка, – еще раз там тебя увижу, все расскажу Галине Ивановне, и не думай, что уволить тебя – это проблема.

– Боюсь, мечты ваши не сбудутся.

– Ты думаешь, я не видела, куда ты ночью отправилась, – Екатерина Петровна хохотнула, – да только быстро ты вернулась, видать, выставили тебя вон.

Екатерина Петровна закинула голову назад и стала громко хохотать.

– Да нет, отчего же, – положив ногу на ногу, ответила я, – Виктор Иванович был вовсе не против слиться со мной в единое целое, но я никуда не тороплюсь, хочется привязать его покрепче, вы же понимаете...

Я многозначительно посмотрела на Екатерину Петровну, она перестала клокотать своим громким смехом и взялась нервно чистить морковку.

– Чтобы к дому не ходила, Виктор Иванович сегодня уедет, а уж Галина-то тебя выкинет в два счета.

Ну что же это такое, зачем он уезжает?

– А вы где прятались? – поинтересовалась я. – У вас наблюдательный пункт в каком месте?

– Не твое дело.

Наверняка под лестницей... ну устрою я тебе в следующий раз...

Дверь распахнулась, и на кухню вошел Воронцов: белая рубашка, галстук – на парад, что ли, собрался?

– Куда отбываете? – поинтересовалась я.

– Совет директоров.

Воронцов посмотрел на меня слишком ласково и слишком быстро...

– А я вам завтрак приготовила, – засуетилась Екатерина Петровна, скача вокруг предмета моего обожания.

– Заверните с собой, перекушу за рулем. Вы набросали список? Что необходимо привезти?

Дюймовочка дернулась к шкафу, достала с полки бумагу, исписанную меленьким почерком.

– А тебе что-нибудь нужно? – заботливо поинтересовался Виктор Иванович.

Мне нужно обручальное кольцо... нет, сначала кольцо – знак помолвки, а потом уже обручальное; мне нужно свадебное путешествие, потом я бы сейчас выпила мартини, еще детей... да, детей мне нужно... еще мне нужно, чтобы мама приходила к нам как можно реже, ну, и любовь до гроба...

– Аленький цветочек, – скромно потупив взор, сказала я.

Глаза Воронцова заискрились, а Екатерина Петровна вскрикнула – она, бедняжка, порезала палец, кромсая колбасу.

– Цветы заберите! – в районе окна раздался резкий голос садовника.

– Чего сидишь, иди, – быстренько скомандовала Екатерина Петровна.

И что это за мещанские привычки – розы пихать по вазам, неужели нельзя выйти в сад и там поглазеть на данную часть природы? Я поплелась на улицу. На скамейке лежала охапка различных цветов, роз было всего несколько штук, остальные – какие-то коряги, похожие на сухоцветы. Зима скоро, а они все над цветами чахнут. Тяжело вздохнув, я на вытянутых руках понесла все это к дому.

Около кустов сирени за забором что-то мелькало...

Странно, конечно, но мелькала там Солька... Она подпрыгивала вверх, пытаясь дать мне знать о своем присутствии.

– Ты что здесь делаешь? – зашептала я в щель забора.

– Нас ограбили!

Я сразу подумала о деньгах: все-таки я привезла сюда приличную сумму (мало ли как могло тут все закрутиться).

– Что украли?

– Газету.

Дать бы ей по башке чем-нибудь!

– Иди к двери, сейчас открою.

Впустив Сольку, я сразу дала ей подзатыльник.

– Ты чего? – надулась она тут же.

– Нечего панику разводить.

– Я тебе сейчас все объясню.

– Пошли в дом.

На столе в гостиной лежал пакет с завтраком для Воронцова. Бесцеремонно покопавшись в нем, я прихватила сверток с бутербродами, бросила цветы на диван, а Сольку подтолкнула к своей комнате.

– А ничего, что я зашла?

– У тебя есть пять минут, если тетя Галя тебя увидит, нам конец.

– Хи-хи, ты что, так и зовешь ее тетей Галей?

– А как мне ее еще звать, выпендривается, как жираф, не доеденный крокодилами... Давай рассказывай, – потребовала я.

– Я же говорю, нас ограбили, мы пришли вчера поздно, я газету у ребят забрала, ну, где эта твоя Галя вся расфуфыренная на аукционе...

– Тебе-то зачем эта газета?

– Я всем буду показывать и говорить, что я с ней знакома.

– Это я с ней знакома, – не смогла я сдержать ехидства.

– Тогда я буду всем говорить, что моя подруга с ней знакома.

Против Сольки в такие минуты не попрешь.

– Давай дальше.

– Газету я положила на холодильник в коридорчике, и мы завалились спать. Утром просыпаюсь от шума, тихий такой шумок, как шуршит кто-то, я думала, Вероничка к Славке крадется...

– Конечно, о чем еще можно подумать в такой момент.

– Решила я ее застукать, тихонечко вылезла из кровати и приоткрыла дверь, заглядываю в коридорчик, а там мужик, представляешь?

– Честно говоря, нет, а какие они, эти мужики, вообще?

– Ты не понимаешь, это не Вероничка.

– Как раз это до меня дошло.

– Мужик этот какой-то...

– Неопрятный, – подсказала я.

– Да!

Я чувствовала, что мы с этим типом еще встретимся.

– Он схватил с холодильника план и газету – и бегом на улицу... Украл мою газету, а я ведь даже не запомнила, от какого она числа, даже в библиотеке стащить не смогу...

– А ты что, ради этой газеты поперлась бы в библиотеку?

– А как я всем покажу эту Гальку, с которой знакома?

– Это не ты с ней знакома, – опять съехидничала я.

– Ну и что, мне нужна эта газета, и все!

– А что за план? – закидывая ногу на ногу, спросила я, понимая, что Солька не о том сейчас думает.

– Да план Осикова, который ему твой умерший начальник оставил.

Я молча уставилась на Сольку.

– Ты что... ты думаешь, он за планом приходил?

– Нет, за твоей газетенкой.

– Подожди... Да он просто так к нам залез, своровать что-нибудь, знаешь, сколько тут бездомных ходит...

Когда речь заходит о бездомных и вообще обездоленных людях, у Сольки повышается аппетит. Она развернула бутерброды Воронцова и стала их есть.

– Кому тут нужен этот план, валялся, никто на него и внимания не обращал, – рассуждала Солька, жуя, – газета ему моя нужна была, точно тебе говорю.

– Мне кажется, Осиков нам что-то не договаривает, и кажется мне это уже давно, – задумчиво сказала я.

– Да мы тут для всех чужие. Мы же просто приезжие, никому и в голову не придет, что у нас есть цель...

– Говори тише, – потребовала я.

Почему я нервничаю? Почему, глядя на Сольку, я так сильно нервничаю? Что не так? Что же не так?.. Я не могла привести мысли в порядок, что-то непонятное зародилось в душе и никак не хотело приобрести четкие очертания...

– Расскажи еще об этом парне, какой он?

– Постарше тебя, куртка такая драненькая, темно-синяя, волосы грязные и липкие какие-то...

Это он, тот парень из поезда!

– Ты иди уже, а то сейчас весь дом проснется, нам проблемы не нужны, – сказала я, вставая с кровати.

Я проводила Сольку до ворот.

– Ты-то тут как поживаешь? – спросила она.

– Нормально, – я улыбнулась, – вчера целовались.

– Правда? – радостно воскликнула Солька. – А дальше-то что было?

– Дальше тетя Галя притопала, и пришлось драпать, – я засмеялась, вспоминая вчерашнюю ночь, – давай иди уже.

Солька затопала в сторону турбазы, а я стояла и смотрела ей вслед. Что не так? Что?

В какой именно момент во мне поселилось беспокойство? Вот мы сидим, Солька рассказывает про газету... она разворачивает бумагу и ест бутерброды... она ест бутерброды! Она их просто ест! Солька, которая не умеет есть по-человечески, не умеет есть, не выпотрошив и не перемешав все на свете, просто достает бутерброд и кусает его!

Я бросилась в дом, влетела на кухню. Екатерина Петровна подскочила от того грохота, который я устроила.

– Воронцов уехал? – задыхаясь, спросила я.

– Нет вроде, машины не слышно было, а что случилось?

Екатерина Петровна так изумилась моему выражению лица, что даже не нахамила. Я не стала отвечать и, выскочив из кухни, побежала вверх по лестнице. Распахнула дверь и увидела Воронцова: он надевал пиджак.

– Что случилось? – спросил он.

– Вы не могли бы мне кое-что привезти из Москвы?

– Конечно, говори, что нужно.

– Мне нужен тест.

– Какой?

– На беременность.

Воронцов наклонил голову набок и спросил:

– Ты смерти моей хочешь? Ты знаешь, сколько мужчин умирает в моем возрасте от инфаркта?

– Вы сейчас не умирайте, – взмолилась я, – вы тест сначала привезите.

– Это тебе? – его глаза стали, как щелки.

– Нет.

– Привезу.

– А не умрете?

– Нет, – он улыбнулся, – обещаю.

Глава 14
Ой, ой, ой... Помогите! Грабят!

К обеду мои мысли сплели такую паутину, что голова опухла и мешала при ходьбе – меня бросало из стороны в сторону. То я размышляла о Сольке и Славке, то об этом Неопрятном Недоразумении, укравшем план, то о Воронцове, то еще о ком-то, а потом вообще обо всем и обо всех сразу.

Никогда бы не подумала, что с такой охотой возьмусь за уборку, но сейчас это казалось единственно правильным решением. Во-первых, трудовая терапия может неплохо отвлечь от табуна мыслей, во-вторых, если повезет, я наткнусь на что-нибудь интересное – в каждом доме есть свои тайны.

На этажах тихо: хозяйка отправилась на прогулку в гордом одиночестве, а Екатерина Петровна потрошила курицу в дальнем углу сада. При мысли об этом я содрогнулась.

Пожалуй, начну уборку с комнаты вредной Дюймовки. Что, вы думаете, она сама там навела марафет? Возможно, но если я смахну пыль, то лишним это не будет. Остановите же меня... хи-хи...

Идеальный порядок, даже противно. Библия на столе. Я машинально открыла то место, где лежала закладка: ничего интересного, пара галочек на полях, и все. В шкафу ровные стопки одежды, на тумбочке порядок, в ванной порядок... а почему, интересно, у меня нет личной ванной? Вот это точно непорядок!

Вышла с глубокой печалью на сердце – ничего не нарыла. Смахивая по пути несуществующую пыль, я поднялась наверх. А давайте-ка посмотрим, что там у тети Гали... Дверь приоткрыта, я заглянула и тут же отскочила в сторону... вроде не заметил... Евгений Романович крутился возле кровати.

Приготовьтесь – я медленно просовываю голову в комнату.

Евгений Романович шарил в тумбочке своей разлюбезной подруги, шарил довольно аккуратно, чтобы она не заметила беспорядка. Я чуть присела, так меня немного прикрывал шкаф. Этот лощеный гоблин разочарованно задвинул ящик и уставился на белый пиджак Галины Ивановны. Помедлив секунду, он залез в карман и извлек из него плоский кошелечек. Радостная и довольная улыбка запрыгала по его так называемому лицу.

В кошелечке, как можно было догадаться, лежали денежки в таких зеленоватых купюрах: отсчитав пару сотен, Евгений Романович засунул выручку в свой карман, а кошелек – в карман пиджака тети Гали и, насвистывая, направился к двери.

Я заметалась по коридору и с перепугу влетела в комнату этого воришки и стала тереть стол, время от времени поплевывая на него.

В комнату вплыл Евгений Романович и просто оторопел от моих действий.

– Ты чего делаешь-то?

– Убираюсь, а вы что подумали? – небрежно отвечаю я.

– Я подумал, что ты плюешь на мой стол.

Какой наблюдательный, только посмотрите на него!

– Так средства для полировки мебели стоят дорого.

– Не настолько, чтобы ты тут плевалась!

Я перестала выполнять свои непосредственные обязанности и направилась к двери. Гоблин тут же перегородил мне проход. На полу лежал скорченный носок, и, глядя на него, я сморщила нос.

– Тебе необязательно так торопиться.

– Тогда я продолжу плевать на ваш стол.

– Я не об этом.

Нахал.

Я отодвинула неприятного во всех отношениях человека в сторону и шагнула вперед, но он тут же обхватил меня своими лапами сзади.

Сейчас преподам ему небольшой урок. Сосредоточьтесь, это может оказаться полезным.

Слегка отклоняетесь влево, правую руку сгибаете так, чтобы локоть оказался напротив солнечного сплетения врага, и бьете изо всех сил локтем в намеченную точку. Никогда не забывайте об этом приеме, ведь нам – бедным девушкам, приходится заботиться о своей чести день и ночь, причем самостоятельно.

Скучно, как скучно... За спиной раздавались проклятия. Летели они, как вы понимаете, в мой адрес.

Взяв в холодильнике банку пива, я вышла на улицу и направилась к пристройке садовника. Юрий Семенович сидел на скамейке и курил. В качестве сближения я протянула ему пиво.

– Садись, – сказал он, двигаясь к краю, – чего хочешь?

– Евгений этот Романович – он кто?

– Галкин хахаль.

– Это я уже поняла, а конкретнее?

– Бизнес у него какой-то, не знаю.

– Ну что из вас надо все по капле вытягивать! – возмутилась я.

– Тебе-то зачем?

– Мерзкий он.

– Понятно.

Тишина. Я молчу тоже.

– Вроде разорился он, за счет Галины живет.

– Откуда знаете?

– Хозяин его терпеть не может: слышал много раз, как альфонсом его называл.

Стало жутко приятно, что Воронцов тоже не в восторге от Евгения Романовича.

– А Галина Ивановна?

– Заступалась, не глупая она вроде, но то ли любит, то ли ей так удобно.

– Как такого можно любить...

– Ты чего возле домика крутишься?

Есть, интересно, на свете человек, который не знает об этом?

– Тянет, там все старое, люблю, когда так.

– Петровна за тобой следит.

– Знаю.

Мы еще помолчали немного, посмотрели друг на друга, и я вздохнула.

– Ты чего расселась, – раздался резкий голос Екатерины Петровны, – бери курицу и иди мой!

Я и не заметила, как она подошла, умеет же настроение испортить.

Вредная Дюймовочка вытерла руки об окровавленный фартук (бедные куры) и кивнула в сторону скамейки – в металлическом тазу лежали, поблескивая на солнце, бледные, общипанные тела покойниц.

– Трупами не занимаюсь, – ответила я и отвернулась.

Я еле дождалась вечера. Казалось, стоит только лечь – и тут же засну, но меня ждал неприятный сюрприз по имени Великая Бессонница. Эта зараза окружила меня таким вниманием и такой заботой, что ничего не оставалось делать, как включить свет и взять с полки книжку. Пролистав ее, я поставила этот кропотливый труд обратно на полку. Н-да... заняться нечем. Раздвинув шторы, я села на подоконник.

– Луна и звезды, звезды и луна, – пробубнила я, и тут в саду что-то мелькнуло.

Щурюсь.

Показалось?

Мелькнуло еще раз. Сердце почему-то замерло, и я тихонько слезла с подоконника и присела. Мутноватая фигура крадучись передвигалась по саду.

Это Осиков, не сойти мне с этого места – это Осиков!

И что он тут делает, уж не изменяет ли моей маман... Не скажу, что это бы меня расстроило, но с другой стороны, если маман расстанется с Осиковым, то она сразу переключится на меня.

Осиков подошел к забору, взобрался на одну из бочек, валявшихся без дела, и перелез через забор. Удивительно, как легко он это сделал, с его-то комплекцией! Очень пластичный товарищ. Ах, Осиков, Осиков... какого же черта тебе здесь надо?

Какие будут версии и предложения?

Он приходил, чтобы передать мне привет от мамочки, но не нашел меня. Смешно.

Я заметалась по комнате. Завтра же навещу этих разгильдяев и все узнаю. Распустились! Беременеют, когда хотят, шастают по чужим территориям по ночам... даже не представляю, что еще они там делают...

Я задернула шторы, плюхнулась на кровать, уложила голову на подушку.

– Спокойной ночи, моя хорошая, – сказала я себе и закрыла глаза.

Удары, визг, звон посуды и крики... часы... где часы... восемь утра.

Визг.

Визг со второго этажа.

На ступеньках я чуть не грохнулась. Галина Ивановна в полнейшей истерике чуть ли не билась головой о стену – она раскидала одежду и расколотила пару ваз. В углу комнаты стояла Екатерина Петровна и, закрыв лицо полотенцем, безудержно рыдала, приговаривая:

– Ну, может, найдется еще, ну, может, найдется еще, просто положили не туда...

За моей спиной послышалось дыхание Евгения Романовича. Устроили показуху – живут в разных комнатах, хотя, может, у интеллигентных людей это положено, а вообще, думаю, дело тут в другом: просто Галина Ивановна пошла на этот шаг, чтобы поменьше злить Воронцова: так ее друган просто гость, а не ее любовник.

– Что стоишь?! – вскричала тетя Галя, глядя на меня. – Ищи давай!

Ну, раз велят, то почему бы не поискать, сказали бы только – что... Хотя не важно, мне кажется, этим людям будет просто приятно смотреть на мой энтузиазм. Еле сдерживая улыбку, я стала старательно перекладывать вещи на диване, а затем переместилась к шкафу.

– Бесполезно, – заметалась Галина Ивановна, – так ты ничего не найдешь.

– Я бы быстрее это нашла, если бы вы мне сказали: а что, собственно, мы ищем?

– Дура! – вскричала Екатерина Петровна и снова зарыдала.

– Зайка, что произошло? – участливо поинтересовался Гоблин у своей возлюбленной.

– Украли слезу... «Живая слеза» пропала...

Секунды мне хватило, чтобы понять, о чем идет речь. Вот это да! Неужели эта ненормальная все же притащила столь дорогое барахло сюда? Ее слова в газете я восприняла просто как возможность повыпендриваться, но у нее, видно, серьезные проблемы с головой.

– Ты что говоришь?! – вскричал Евгений так, будто речь шла о его собственных бриллиантах. – Ты упустила его?

Вот это постановка вопроса, видать, любит ее крепко.

– Колье лежало в этом шкафчике, он запирается на два ключа, – стала оправдываться весьма огорченная дамочка, – как я могла подумать, что мое любимое украшение могут украсть здесь – в лесу...

– Ты поражаешь меня! – закричал разорившийся бизнесмен. – Как можно было совершить такую глупость и привезти драгоценности сюда?!

– Не ори на меня, это мои бриллианты, и я делаю с ними, что хочу, – опомнилась хозяйка дома.

– Ты теперь ничего с ними делать не будешь, потому что из-за твоей глупости у тебя их украли! – продолжал орать Гоблин.

Между возлюбленными началась серьезная перебранка с обвинениями, криками и ругательствами.

Не буду же я терять время даром... Я стала все осматривать, делая вид, что просто собираю вещи. К сожалению, среди барахла не нашлось ничего, что бы меня заинтересовало.

– Где ты хранишь ключи от этого шкафа? – вопрошал бледный Евгений.

– Какая разница, где я их храню, если оба замка взломаны! – достойно отвечала Галина Ивановна.

Я заглянула в шкаф – действительно, все раскурочено. Евгений Романович отпихнул меня и тоже уставился на следы нетерпения и варварства.

– И как это могло произойти? – вдруг совершенно спокойно спросил он.

– По всей видимости, – вмешалась я, – тут орудовали молоточком или еще какой-нибудь тяжелой штукой.

– Замолчи... – прошипел Евгений Романович, – ты где была этой ночью?

Этот вопрос был предназначен Галине Ивановне.

– Что значит где? Здесь, – она указала на постель.

– Не лги мне!

– Ты сошел с ума! Где мне еще быть, если не здесь!

– Ты хочешь сказать, что ты была здесь и не слышала, как ночью взломали твой шкаф, который находится в двух метрах от твоей постели?

– Я ничего не слышала, – прошептала Галина Ивановна.

– Как можно было не слышать?

– А вы уверены, что ограбление случилось ночью? – поинтересовалась я.

– А когда еще, я проснулась, а шкаф нараспашку! – Галина Ивановна села на стул и закрыла лицо руками.

Екатерина Петровна солидарно завыла по новой.

– Где ты была? – настаивал злобный Гоблин.

– Отстань от меня, я была здесь, а если ты мне не веришь, то мне плевать... Мое колье, мое колье...

– А вы сами-то где были, Евгений Романович? – так, ненавязчиво поинтересовалась я.

– Спал, и потом, кто ты такая, чтобы задавать мне вопросы?

Спал он... а где доказательства, я вас спрашиваю?

– Алиби у вас есть? – не удержалась я.

– Что?!

– Вы проживаете в соседней комнате, вы сами что, шума не слышали?

– Я ничего не слышал, и да будет тебе известно – воры обычно не бегают и не орут на весь дом!

Возможно, и не орут... В голове моей медленно всплывал Арсений Захарович, ловко перелезающий через забор. Что же вы, гражданин Осиков, здесь делали?.. Уж не чужие ли бриллианты вас привели сюда? Может, вы потеряли надежду найти свои и решили пойти другим путем?