Текст книги "Бродяги Хроноленда"

Глава тринадцатая. Все пути ведут в ад

Рииль проснулась от утренней зябкости. Выпала роса и одежда стала сырой и липла к телу. Костёр давно погас. В бок надавил незаметный вечером камешек, оставивший после себя ноющее беспокойство. Рииль замахала руками, поприседала и сделала небольшую пробежку на месте, чтобы хоть немного согреться.

Лита оказалась мудрее. Она забралась в автомобиль и спала, свернувшись калачиком на заднем сидении. Рииль попыталась развести огонь, но всё вокруг было пропитано влагой, так что пришлось повозиться, пока синеватые языки огня заплясали над дровами. Рииль побродила вокруг, насобирала сушняка. Нашла родник, слабенький, но с чистой ледяной водой.

Вернувшись к машине, она застала Литу за приготовлением завтрака – подогретых на костре колбасок. Хотелось настоящей дичи с жестковатым мясом, а не этих отходов целлюлозно-бумажной промышленности. Есть копчёную бумагу – вот удел настоящих мужчин. Но голод давал о себе знать, так что колбаски уже казались не такими уже и противными.

Солнышко пригрело и роса сошла за считанные минуты. Запели птицы, небо проваливалось вверх до состояния бесконечности. Запахло свежей травой, кашкой, полынью и мятой. Не хотелось уже никуда ехать. Хотелось раздеться догола и прыгнуть в серебристый ручей, распугав стайку рыбёшек и доведя до инфаркта прячущихся в траве лягушек. И бедная Зора уже стала забываться, вернее, переходить из ранга мучениц в ранг воспоминаний. Желание мстить угасало. Рииль молча девала колбасу, запивая водой из ручья. Лита, перекусив, открыла капот и нависла над внутренностями машины, как хирург на операции.

– Что там случилось? – спросила Рииль.

– Стучит что-то.

– А ты разбираешься в этом?

– Ни копейки.

– А зачем полезла?

– Я молю богов, чтобы вылечили машину.

– Помогает?

– Не знаю, посмотрим. Заправиться бы где-нибудь. Хоть полбака. Рииль, а куда мы едем и зачем?

– Ну, изначально… – начала Рииль.

– Изначально я и сама знаю. А сейчас куда мы направляемся? Что мы ищем? Ездим, людей убиваем… Нам никогда не простят этого.

– Лита, я только что думала об этом же. И мысли привели меня туда же. Понимаешь, ищем мы одно, а говорим, что роем землю из благородных мотивов. Я, например, ищу того румяного дурачка. Он мне снился сегодня. И ещё зовёт меня тот, который Зору убил. Чувствую, манит меня он, родные мы с ним, как брат и сестра, как мать и сын. Не знаю, зачем манит, но я найду его. А там посмотрим.

– Манит! – хмыкнула Лита, – нужна ты ему, как козе баран. Он просто придурок, я сразу в глазах увидела, что он на всю голову убитый.

– Не баран, а банан.

– Что банан?

– Козе.

– Что козе?

– Банан. Ты сказала – нужна, как козе баран. А правильно говорить – нужна, как козе банан.

– Почему банан?

– Не знаю, так говорят. А почему баран?

– Ну, а зачем ей баран?

– А банан зачем?

– Слушай, отстань. Банан она может съесть.

– Козы бананы не едят.

– А то ты предлагала ей.

– Нет, не предлагала.

– Ну и всё. Давай, собираемся и поехали. Нам ещё бензин искать. И, пожалуйста, хватит палить в первого встречного мужика. Ладно? – Лита сама удивилась тону, которым она говорила с Рииль. Что-то сломалось и в Лите, после того, как она уехала из родной Амазии. Максим всё чаще стоял перед глазами, и ей хотелось поскорее увидеть его. И уже не важно, что он сбежал, наверное, на то были причины. Главное, найти его и всё прояснится. Но если эта психопатка будет убивать всех без разбору, когда-нибудь, очень скоро, их найдут и просто растерзают на части. Мужчины в этих краях совсем не такие бараны, как на родине Литы.

– Ещё раз выстрелишь без причины, поедешь сама.

– Как сама? Я же водить не умею.

– Не моя забота.

– Ты не забыла, что я спасла твою задницу в той закусочной? Забыла, да? Напомнить?

– Спасла. Спасибо. Но сейчас ты втягиваешь нас в такую историю, что наши задницы порвут и залатать их уже никто не сможет. Обещай, что стрелять будешь только в качестве самообороны и то, если иначе не получится.

– Ладно, ладно. Давай поехали. Где карта?

Спустя час они увидели на горизонте серое марево, затем прорисовались ощетинившиеся иглы небоскрёбов. Трасса стала ровнее, чаще попадались автомобили. Рииль всё тянулась за дробовиком, но вовремя одёргивала руку. И вот, они, две девчонки с далёкой глухой периферии ворвались в хаос городских реалий. Проскочив пограничные столбы, проехали несколько кварталов изрисованных граффити мрачных кирпичных домов, где по улицам всё больше ходили странные чёрные люди в дурацких мешковатых одеждах. Некоторые стояли под стенами домов, разговаривая. Кто-то танцевал под музыку, льющуюся их большого блестящего ящика с ручкой.

Когда Лита притормозила на перекрёстке, к ним подбежал паренёк, чёрный, как сажа; девушки никогда раньше не видели людей с таким цветом кожи. Он постучал в окно, показывая небольшой пакетик с белым порошком, но увидев в руках Рииль дробовик, моментально исчез.

Девушки проехали длинные бетонные заборы, дымящие в небо трубы и оказались на дороге, ведущей через парк, проехав который они попали в совсем другое место. Здесь было всё красиво, чисто и ярко.

Утро встретило квасом, горячим супом с куриными крылышками и солёными огурчиками. Среди этих панацей от похмелья стоял главный «аспирин» – запотевшая бутылка самогона. Тесла встал раньше всех, и пока гости спали, успел подоить корову, наносить воды, покормить курей и сварить суп.

Затем проснулся Фриц и, увидев спиртное, побежал к выгребной яме проблеваться. Затем поднялись Максим и Боря. Не раскрывая широко глаз, они сразу налили по рюмке и выпили без всяких реверансов и церемоний. Сразу стало легче дышать, желудок стал на место, а в глазах появилась невероятная ясность. Вернувшийся было немец, увидав пьющих приятелей, снова побежал к яме. Тесла поддержал компанию чисто символически, ибо за руль.

Белк тоже проснулся в хмуром негативе. Поворчав, что только «разумные жрут не переставая и белок спаивают, и это есть вершина вселенской мудрости, а у белок потом хвост дрожит и изо рта пахнет, и голова болит»

– Что это за крыса с вами? – поинтересовался Тесла, – Говорящая. Из цирка сбежала? Давайте я её телепортирую подальше, чтоб не трындела под руку. На шапку всё равно не хватит.

Белк обиделся, надулся весь, распушил хвост, но от выпивки не отказался.

– Ну, что, друзья, куда вас отвезти? – Тесла встал, дав понять, что завтрак закончен.

– Нам бы туда, где выставка была. Может, жива ещё машина времени?

– В Нью-Сити? Ну, что ж, до трассы довезу, а там автобус ходит. Доедете. У меня дел невпроворот.

Компания шумно уселась в кабриолет. Машина выскользнула на пшеничные поля, такие однообразные, что движение казалось эфемерным и нереалистичным, словно ты сидишь на красном островке, а вокруг плещут жёлтые шуршащие волны. Время остановилось, и пространство свернулось в лист Мёбиуса, и нет конца и края налитым колосьям.

Внезапно автомобиль резко затормозил, Никола выпрыгнул из машины и помчался без оглядки в глубь поля. Это случилось так быстро, что пассажиры не смогли отреагировать и им оставалось только изумлённо взирать на спину бегущего изобретателя по пшеничным волнам. Они увидели, как Тесла остановился, покружил на одном месте и пошёл обратно.

Великий изобретатель сел за руль, завёл автомобиль и, не произнеся ни слова, понёсся по автостраде.

Выдержав паузу вежливости и, не дождавшись объяснений, Борис поинтересовался, что там произошло.

– Понимаете, эти пришельцы не дают мне покоя. Они рисуют, чертят, пишут на полях. Портят посевы, вокруг их художеств пшеница растёт уродская – синяя, фиолетовая, красная, со щупальцами, ушами или крыльями. Мало того, она бегает по полю и охотится на сусликов. Но и это мелочи. Я постоянно пытаюсь расшифровать послания. Это же контакт цивилизаций!

Все дружно посмотрели на белку. Тот иронично поднял брови и развёл лапками, мол, сами понимаете.

– Они хотят что-то сказать, поделиться информацией. И у меня ничего не получается. Для меня эти каракули не говорят совершенно ни о чём. Вот и сейчас, они написали формулу с тремя неизвестными. И ни одного известного. Оттолкнуться совершенно нечего. Что она значит? А вдруг это может изменить весь ход прогресса? Удивительное рядом, но нам оно запрещено, как пел Боб Дилан или Дима Билан, не важно.

– И что за формула? – оживился Максим.

– Что-что…икс, игрек и ещё незнакомый мне символ. Какая-то буква, но ни в сербском, ни в английском её нет. И всё. Вот и гадай, что они хотели этим сказать.

Борис засмеялся, Максим подхватил и вот они уже хохочут так заразительно, что Фриц и Тесла не смогли удержаться и присоединились к общему хохоту. Даже белк пару раз усмехнулся.

– Почему вы ржете? – пытался узнать Тесла.

– Никола, – сквозь смех сказал Борис, – это не формула, это аксиома. Это полное априори. Не стоит ломать голову. А зачем тебе столько пшеницы?

– Мне? Я её не сажал. Её никто не сажает. И никто не убирает. Она здесь просто растёт. Даже не задумывался, откуда она взялась. Растёт и растёт себе.

– Может, это инопланетяне сеют её, чтобы на ней рисовать?

– Может они создали человека, чтобы он культивировал злаки, на которых так удобно рисовать? – продолжил тему Максим. – А ты по ним из базуки…

– А! Им всё равно. Они каждый раз ходят – то ключ дай, то болт на восемнадцать, то напильник. Мне что, жалко, что ли…

Никола остановил автобус возле сиротливо-одинокого остановочного павильона, отделанного высыпающейся мозаикой.

– Вот здесь сядете на автобус и через пару часов будете в Нью-Сити. Вот я вам тут харчей собрал на первое время и денег немного на автобус. Рад был знакомству. Да, ещё, если заблудитесь, бросите на землю вот этот клубок, и он вас выведет туда, куда надо.

Тесла протянул им корзину с едой и предательски торчащим горлышком. И зелёный небольшой клубок шерстяных ниток. Автомобиль фыркнул выхлопным газом и умчался, подняв пыль.

Друзья не успели перечитать все матюги на стенах павильона, как показался автобус – кривой, дряхлый ПАЗик, под завязку набитый ковбоями и бабками с мешками, корзинами, клетками с цыплятами. Даже где-то в конце салона повизгивал поросёнок. Пахло домашней колбасой, навозом, махоркой и чесноком. И такое всё было родное, что захотелось домой, и всплыла мысль – а хрена мы тут делаем? И где мы вообще? И что это такое вокруг происходит. Как будто только что проснулся, а в голове ещё переживания от сновидения, и грань между реальностью и сном размыта. Но разница в том, что этот сон и не собирается заканчиваться. И вот уже автобус проскочил первые городские постройки, жилой микрорайон однообразных многоэтажек. На рынке почти все вышли, вытащив из салона свои баулы, ящики, мешки и поросят. Узнали у водителя, где здесь ВДНХ, но тот только пожал плечами. Друзья решили ехать до конечной, а там видно будет.

Ресторан даже с виду показался странным, больше похожим на автостанцию. Там так же были большие окна и толпа народа. Да и название пугало – «Дак Мональдс», но Павел был далеко не из пугливых и галантно открыл дверь, пропуская вперёд Мату Харри. Внутри пахло горелым солидолом. Столики почти все оказались заняты, но Павел увидел в дальнем углу старого знакомого – авиатора Антуана. Расталкивая снующих с подносами людей, парочка добрались до столика, украли два алюминиевых стула у зазевавшихся посетителей и, наконец-то, присели.

– Антуан! Какими судьбами? Не ожидал тебя здесь встретить! Мы в Париже расстались совсем недавно. Странно бывает – то не видишь человека годами, то потом каждый день встречаешь. Знакомься – шпионка и танцовщица Мата Харри.

Антуан галантно поцеловал даме ручку.

– Наслышан. Польщён. Я Антуан – пилот и бумагомаратель. Да у меня дела тут. Хочу себе лисёнка взять в зоопарке. Говорят, можно.

– Зачем тебе?

– Приручу.

– Зачем?

– Чтобы потом быть за него ответственным. А то я такой безответственный, что просто ужас.

– Ну, у каждого свои тараканы. Чем здесь кормят?

– Гамбургеры, сырбургеры, картошка жареная, кола, мороженое. Мороженое – это единственное, что здесь можно есть.

– И всё? Это же ресторан!

– Быстрого питания. Пожрал и свалил. Дай другим пожрать.

– Ну, ладно, гамбургер, так гамбургер. Дорогая, ты не против?

– Нет, конечно, я так проголодалась, что чуть не съела помаду, когда красила губы. Вы же с противным старикашкой все мои пирожки съели.

– Официант! – поднял руку Павел.

Антуан усмехнулся:

– Здесь самообслуживание. Нужно идти и покупать самому.

– Что? Может, мне ещё и посуду после себя помыть? Эй, мальчик! Иди сюда! – крикнул Павел проходящему мимо парню в клетчатой рубашке и бейсболке с нарисованным гамбургером на козырьке.

– Да, слушаю.

– Короче, мне солянку с сёмгой. Шашлык по-карски, салат с устрицами, бутылку «Столичной» в изморози. Мата, ты что будешь?

Парень открыл было рот, но слова не появлялись, они умирали от удивления ещё в горле.

– У нас такого нет. У нас…

– Ну, ладно, нести сюда свои гамбургеры. Пошутил я.

– У нас самообслуживание, – пробормотал он, но увидев взгляд Павла и купюру в его руках, дальше спорить не стал.

Заказ принесли через две минуты.

– Да, посуду мыть не прийдётся. Первый раз вижу ресторан, где едят с бумажек. Мрак!

Павел откусил от гамбургера и глаза его сказали больше, чем мог бы сказать рот, набитый едой. Он выплюнул откушенный кусок на пол и снова закричал:

– Эй, ты! Мальчик! Сюда, бегом! Что это за говно между булочками? Что это такое?

– Это котлетка.

Антуан устроился поудобнее, слегка отодвинувшись и с лёгкой улыбочкой облизывая мороженное с рожка.

– Котлетка?! Сука! Ты когда-нибудь котлеты видел? Тебе мама котлеты делала?

Парень кивнул.

– Вот такие котлеты она делала?! – орал Павел. Народ вжался в свои стулья и молча жевал, боясь делать лишние движения.

– Нет, не такие. Она вкусные делала.

– Так что ты мне не принёс вкусную котлету? Почему мне положили эту какашку?

– Я не знаю. Вон наш менеджер. Позвать? – парень помахал типу в строгом костюме, с лицом, похожим на вечно улыбающуюся жопу. Он с такой же несмываемой улыбкой направился к столику, где сидел Павел и компания.

– Ты, сука, менеджер? – закричал на него Павел. – Из чего сделана эта, мать её, котлетка.

– Из мяса. – Заулыбался менеджер, и даже не успел заметить, как Павел выхватил свой пистолет и всадил ему пулю в живот. Менеджер рухнул на колени, потом завалился на пол. Он стонал, но улыбка не сходила с его лица. Таким весёлым он и умер.

– Ты мой герой, – шепнула Мата Павлу.

Парень в клетчатой рубашке и бейсболке побледнел и руки у него задрожали.

– Из чего котлета?! – спросил Павел.

– Из резины.

– Ясно. Свободен. Пшол отсюда! – сказать, что парень ушёл, значит не сказать ничего. Парень просто исчез. Посетители ресторана давились резиновыми котлетами, запивая их ядовитой колой, словно ничего не произошло.

– Антуан! Объясни мне, что случилось с миром? Почему люди едят это говно?

– Паша, угомонись. Таков закон природы. Людей наплодилось столько, что земля прокормить их уже не может. Да и все хотят жить в городе, а не в глухой деревне. Хотят работать в офисах, а не в навозе. Вот на выручку пришла химия и генетика. Выбор невелик – или голодуха, бунты, трупы на улицах, мародёрство и людоедство, либо резиновые коровы, пластмассовая капуста и целлофановый хлеб. Ничего, люди едят, даже жиреют. Адаптируются, мутируют. Скоро овощи с огорода станут для человека несъедобными, зато пластмассу будут жрать аж бегом. Вот так-то. Иначе нельзя.

– Почему нельзя? А если уничтожить половину человечества?

– Бесполезно, пока ты будешь уничтожать одних, родятся другие. Говно между булочками – единственно правильное решение.

– Я не хочу есть говно! Где, блядь, стерлядь?! – Павел встал и выстрелил в потолок. – Где молочные поросята с хреном? Где куропатки и фазаны, где гурьевские блины с икрой, я спрашиваю!!! Где рябчики, где осетрина под лимонным соусом? Где пельмени, чебуреки, расстегаи? Где беляши и пончики с кремом? Где оливье и сельдь под шубой? Неужели так сложно сделать оливье? – орал он, стреляя в потолок, пока не закончились патроны. – Эй, мальчик! Сюда!

Бледный мальчик теребил фартук, в глазах читалось отчаяние и паника. Антуан, ухмыляясь, ел мороженое. Мата с восхищением наблюдала за скандалом.

– Так, повторяю заказ – солянка, шашлык, оливье. Даме омара, да чтоб клешни были, как твоя тупая голова. Этому мсье что-нибудь из французской кухни – филе миньон шателен, запеканку дофинуа и суп по булонски. И бутылку вина «Шато О Мажине». Антуан, ты не против?

– Абсолютно, только боюсь, что…

– А ты не бойся. Ничего невозможного не бывает. И ещё – даме шампанское, мне бутылку водки. Из холодильника. Выполняй! У тебя час времени.

Мата робко подняла руку:

– А мне ещё пирожки с горохом. Десяток.

Парень растворился. Павел сел, перезарядил обойму и выстрелил в огромный плазменный экран под потолком, на котором выли что-то унылое полуголые девицы и бормотали ниггеры в майках и якобы золотых цепях.

– Эй, – снова крикнул Павел, с надеждой, что сейчас будут ловить каждое его слово. – Цыган сюда или, лучше, лабухов, чтоб шансон умели. Владимирский централ, Мурку, – не важно.

Павел достал сигарету, смачно затянулся.

– Если мне сейчас скажут, что здесь нельзя курить, разнесу этот вертеп к чёртовой матери.

Но никто ничего не сказал.

Через несколько минут стали раздаваться робкие голоса:

– Эй, мальчик, и мне шашлык, и борща. А мне водки! Что это такое, в ресторане пить нельзя! Два пива!

Народ закурил, расслабился, музыканты появились моментально и стали подключать аппаратуру. Запах солидола сменился ароматом специй, маринада и кофе.

– Совсем другое дело. – Резюмировал Павел. – А ты говоришь – голодуха, людоедство.

Ржавый, грязный грузовик с одноруким клоуном за рулём ворвался в город, не сбавляя скорости. Промчался по окраине, игнорируя светофоры и сигналы недовольных водителей, и остановился возле небольшого облезлого кафе с перекошенной вывеской.

Клоун выбрался из машины, перешёл улицу под удивлёнными взглядами прохожих и ногой распахнул дверь в заведение. В зале сидело несколько не совсем трезвых мужчин, сосредоточенно попивавших пиво. Увидев клоуна, они оживились. Кто-то кинул в Мэнсона скомканную салфетку. Остальные засмеялись.

– Эй, чувак, ты ничего не перепутал? «Дак Мональдс» через пару кварталов. А цирк вообще в другом конце города.

Мэнсон бросил равнодушный взгляд на весельчака и подошёл к стойке.

– Привет, мне пиво и пачку анчоусов.

Бармен наполнил бокал светлой жидкостью с хилой пеной и кинул пачку вяленой рыбки.

– Три тугрика.

– Можно в долг? – Мэнсон отхлебнул пиво и начал распечатывать анчоусы. Одной рукой это делать было не очень удобно, и поэтому он вцепился зубами в пакетик.

– Нет, давай плати. – Бармен навис над Чарли прямо из-за стойки.

– У меня нет денег. – Невозмутимо ответил Чарли.

– Ах, ты, ублюдок! – Лицо бармена побагровело. Он уже предвкушал вынос тела из кафе. Навалять обнаглевшему посетителю стоило бокала разбавленного пива. Но случилось совсем наоборот. Чарли, не выпуская из зубов упаковку анчоусов, схватил бармена за волосы и, резко дернув, впечатал его лицо в столешницу. Бармен с разбитым носом и потухшим взглядом сполз на пол, свалив на пол бутылку и несколько стаканов.

Компания как-то дружно охнула и притихла.

Мэнсон подошёл к ним и протянул пачку рыбы весельчаку.

– Открой, а то не удобно. Помоги инвалиду.

Весельчак взялся распечатывать упаковку, поглядывая на странного клоуна. Наконец, это у него получилось.

– Спасибо, друзья. Не подскажете, где здесь у вас протезный завод?

– Я знаю! – сказал один. – Проедешь три квартала, свернёшь налево и до конца. Прямо в проходную упрёшься. Я там хотел кошке протез хвоста сделать. Собака откусила.

– Ну, и что, сделал? – спросил Чарли.

– Да, только когда кошка махала этим протезом, в квартире всё летело кубарем. Хвост сделали чугунный – ножки у дивана отбил сразу, мне ногу поломало. Короче, кошку пришлось пристрелить.

– Это правильно. Ненавижу животных. От них вонь, шерсть и блохи. Будь моя воля, я бы из животных оставил свиней, коров и домашнюю птицу. Остальных бы потравил дустом. От них только говно под тающим снегом. А ты, удод, – внезапно переключился Чарли и ткнул пальцем на весельчака, – пореже раскрывай свой поганый рот. Ясно?

Компания возмутилась такой наглости, но виду не подала. Никому почему-то не хотелось связываться с этим нелепым клоуном.

Чарли вышел из кафе, и тут к нему подбежал негритёнок, и протянул пакетик с белым порошком.

– Это что?

– Берите, мистер. Недорого.

Мэнсон выхватил пакетик, разорвал его, мокнул туда палец, понюхал и втёр в десну.

Выражение лица сменилось сразу и у пацана и у маньяка.

– Что это? – сплёвывая пену, прохрипел Чарли.

– Порошок.

– Вижу, что не жидкость. Какой это порошок?

– Стиральный. «Дайт». С энзимами. Стирает белее белого.

– Мальчик, ты больной? Жаль, что я детей не убиваю. Зачем мне «Дайт»? Я что, похож на прачку?

– Так ведь перебои в городе, дефицит. А это контрабандный, качество не то, что у магазинного. А цена подскочила, так что целую пачку может купить только миллионер. Вот мы и фасуем.

– Пыпыц, – хмыкнул Чарли. – Мальчик, ещё раз тебя увижу – скормлю весь порошок мира.

Пацан перебежал на другую сторону улицы, показал «fuck» и скрылся в подворотне. Мэнсон же отправился на поиски протеза.

Проехав, как посоветовали ему в кафе, он упёрся в ворота, над которыми было написано – Ньюситевский протезно-ортопедический завод. Рядом с проходной располагался магазин готовой продукции.

– Заходите, заходите, – поприветствовал Мэнсона дядечка в очках велосипедах и с острой бородкой. – Вижу, вижу, что за проблема. Хотите работу? Платят нормально и делать почти ничего не надо.

– Что за работа? – на всякий случай поинтересовался Мэнсон.

– В казино одноруким бандитом! – ответил старик и залился смехом, больше похожим на икоту. – Простите, простите, знаю, что не красиво, но не могу сдержаться. Очень уж удачная шутка. Не находите? Ха-ха-ха! Простите старого дурака. Тут среди этих обрубков свихнуться можно Юмор только и спасает. Итак, у вас левая рука, правильно? Позвольте взглянуть? Отлично! Вам просто насказано повезло.

– Повезло? – удивился Чарли.

– Конечно, ведь что такое человеческая кисть? Да, не спорю, этот механизм продуман до малейших деталей, уникален, универсален. Но! Сможете ли вы пальцем просверлить дыру в бетонной стене? А отпилить кусок рельсы ладонью? А забить гвоздь кулаком? Конечно нет. И вот переходим к главному вопросу – кем вы работаете?

Чарли заворожено рассматривал полки с пластмассовыми руками и ногами… Это напомнило те весёлые времена, когда он купил в кредит огромный промышленны холодильник «Норд» и складывал туда отрезанные конечности своих жертв. Как давно это было, как давно.

– Я не работаю. – Ответил Мэнсон.

– Это конечно осложняет выбор, давайте смотреть. Вот каталог протезов. Смотрите, какой ассортимент насадок! Смотрите, предлагаю вам такой вариант – мы ставим вам протез со сменными насадками. А вот насадки на выбор. Смотрите, какая красота – вот насадка – молоток, вот – топор. Очень полезно, если вы столяр. Тут же – гвоздодёр, стамеска, лобзик. Вот набор сантехника – разводной ключ, вантуз, открывашка для пива. Ничего не впечатлило?

– Разве что топор.

– Уже хорошо. Едем дальше? Вот сменные насадки сервировки стола. Восемь видов ложек, включая ложки для маслин, абсента и грейпфрута. Пять видов вилок, ножи разнообразные. Щипцы для колки орехов. Щипцы для омаров. В общем, вы на любом фуршете будете себя чувствовать на высоте.

– Дальше.

– Насадка – вибратор, – заговорщицки посоветовал продавец. – Очень популярна.

– Дальше.

– Зря вы. Очень хорошие отзывы. Вот насадка-зубочистка, есть набор отвёрток, дрель, бензопила, мастерок, насадка клюшка, теннисная ракетка. Есть поварёшка, есть фломастеры, есть насадка – ручка для сковородки. Выбирайте.

– Это всё очень интересно. Но это не совсем то, что я ищу.

– Понял, пройдёмте в подсобку, я вам покажу.

В подсобке, после нажатия потайной кнопки, отодвинулась стена и за ней оказался стеллаж с оружием, на любой вкус. От холодного до самого горячего. Всё это могло присоединяться к стационарному протезу и затем уже резать, стрелять, колоть, вспарывать.

– Отлично. – Сказал Мэнсон, выбрав себе пистолет и армейский нож. Ещё ему приглянулась казацкая шашка, но для города она была великовата.

– Вы любите раритетные вещи?

– Не знаю.

– Есть крюк. Самый настоящий пиратский крюк. Очень удобный. – Ну, давай и крюк. Только загвоздка в том, что у меня нет денег, но я отплачу добром за добро. Ты сказал, что мне повезло? Поделюсь с тобой этим счастьем.

Чарли резким ударом свалил продавца с ног, наступил ему на руку и одним взмахом шашки отсёк ему кисть.

– Теперь ты тоже счастливчик. Поставь себе насадку – держатель для туалетной бумаги.

Чарли вышел на улицу, неся в пакете «покупки». Вибратор он таки прихватил. В машине примерял протез – тяжёлую деревяшку, обтянутую кожей и крепящуюся в культе ремешками. Вроде бы подошла.

Теперь нужен психиатр. Что-то случилось с Чарли. Что-то сломалось внутри, разладилось в мозгах. Он сам удивился, что не перебил ту компанию в кафе, на и в магазине пощадил продавца. Это всё связано с убийством тех придурков на болотах. Их сила, их душа вселились в Чарли. После этого не хотелось убивать людей. Вернее, ему не хотелось делать это мелко, подленько. Он хотел покончить со всеми раз и навсегда. Но для этого нужны ещё силы. Стать оплотом зла, корнями ненависти и фундаментом холодной ярости, вершить беспощадно судьбы несчастных людишек – что может быть приятнее.

Чарли знал, куда ему нужно. Он притормозил, высунул голову из окна и спросил у прохожего, как проехать в полицейский участок.

Рязань встретила Пржевальского дождём, скромными букетиками, кучкой суетливых корреспондентов и духовым оркестром, сонно выдувающим вариацию на тему песни «Голубая луна». Несколько десятков поклонников прятались под зонтами, сожалея, что втянулись в эту авантюру. Приезд академика прекрасно обошёлся бы и без них.

Приятной неожиданностью оказался хорошо поддатый гусар в полном наряде – доломане, ментике и высоком кивере с ярко-зелёным султаном. Сияющие сапоги словно игнорировали грязь под ногами, пуговицы сияли, витые шнурки, эполеты и ордена дополняли наряд. На боку висела, почти касаясь земли, сабля. Гусар склонил голову перед пржевальским, протянув ему букет фиалок.

– Поручик Ржевский, вы мой кумир, – смог всё-таки членораздельно произнести гусар. Дальше пошло хуже. – Вспртся, рвнясся, служу отешщчсвпру.

Поняв, что говорить он уже не может, гусар махнул рукой и тут же подбежал денщик с бутылкой шампанского и бокалами. Шампанское Пржевальскому пошло в масть, учитывая прокол с некупленным пивом. Гусара же совсем развезло, и он побрёл прочь, так и не узнав, что Пржевальский даже не однофамилец поручика.

Жена, Любаша, покорно ждала, пока муж уделит внимание прессе и поклонникам, затем запихала супруга в «Москвич» и повезла домой, где его ждали холодец, водка, грибочки, расстегаи и годовалый сынишка.

Академик смотрел в окно и не узнавал родного города. Всего за два года Рязань разъели запустение, нищета, грязь и плесень. Когда-то весёлые и жизнерадостные жители города стали похожи на хмурый уставший сброд. Дома исписаны граффити, стены давно не белены и не крашены, перекошенные заборы, перевёрнутые мусорные баки, в которых голодными дворняжками рылись бомжи. Любаша тоже молчала, судорожно придумывая оправдание появлению сына.

– Люба, что случилось с нашей Родиной? Или это другой город? Где дворяне, где купцы и студенты? Где дамы в креолине и шляпках? Где кавалеры с тростями и навощенными усами? Откуда весь этот народ?

– Нет, Коля, это наш город. И это всё те же дворяне и купцы. Просто сейчас у нас демократия.

– Демократия? Что это за словцо? На проституцию похоже.

– Пока ты бродил по своим пустыням, здесь свергли царя, временное правительство, фараона, императора, жрецов, коммунистов, инквизицию, националистов, президента. Власть менялась каждые два дня. И вот наступила демократия. Народовластие.

– Да что ты говоришь? Это же чудесно! Наконец, народ может устроить свою жизнь так, как ему хочется. И что, нет никаких органов власти?

– Ну как нет? Есть, конечно. И дума есть, и правительство. Но их задача только воровать. Они договорились с народом, что будут воровать, но не будут вмешиваться в дела народа. Народ сам по себе, а власти сами по себе.

– А что ж они воруют?

– Ой, не смеши. Что у нас, воровать нечего? Нефть, газ, лес, земли.

– И что народ?

– А что? Сначала веселились, радовались, кричали «Freedom, liberté, freiheit, дружба, жвачка!!!», неделю побухали, фейерверки, гей-парады, то да сё, потом деньги кончились. Попробовали править – а вот тебе хер. Никто не умеет. Попробовали воровать, а власть им – гуляйте, ребята. Это наша парафия, а вы давайте, властвуйте. А народ-то у нас какой? Ему нужно, чтоб сказали – возьми бревно, отнеси туда, помой клозет вот этой вот шваброй, свари суп по вот этому рецепту. Им нужен кто-то, кто бы решал, что, когда и как делать. И чтоб подсрачниками гнал их на работу, а они бы кряхтели, возмущались в курилках, делали вид, что борются с эксплуататорами и получали регулярно аванс-получку. Вот какую им свободу и власть надо. Короче, Коля, трындец Рязани. Если царя-батюшку не изберём, или хотя бы президента нормального, не того, что ворует, а того, кто бы подсрачники народу раздавал, чтоб работали, пропадём мы. Коля, давай уедем отсюда. Чахну я здесь.

– Хочешь в Монголию? Там срать можно прямо на тротуаре.

– Дурак ты, Коля, ты только коней своих любишь. Да и кони у тебя недоделанные какие-то. Больше на ослов похожи.

– Любаша, не переживай, я вернулся. Сейчас отобедаю и разберусь с этой демократией. Делов-то. Хранитель я или не хранитель?

Рииль забросила дробовик на заднее сидение. От греха подальше. В ужасе она смотрела на мир за окном автомобиля. Ей казалось, что всё вокруг стало с ног на голову, что рухнул фундамент и Вселенная держится на одном честном слове. Там, снаружи всё дышало агрессией, тестостероном и патриархатом. В самом худшем смысле слова. Мужчины были везде. Улыбающиеся, самоуверенные, ничего не боящиеся. Хозяева мира. Правда женщины тоже не выглядели сильно несчастными, но к таким женщинам Рииль привыкла шавками. Другими девушка их и не представляла. И вот на тебе.

Лита вела машину не быстро, всматриваясь в прохожих. Ей так хотелось увидеть Максима. Странное чувство сидело в её груди и томило, и туманило разум, и казалось, что птица бьётся в клетке, пытаясь вырваться на свободу. А ключик от клетки у Максима. И как только они встретятся, птица выпорхнет, и не будет стучать прямо в сердце. Говорят, есть такое чувство – любовь. Говорят, что оно давно исчезло, как атавизм. Пусть говорят.