Текст книги "Романовы. Век первый"

Глава VI
Петр Первый. Становление

Детство Петра. Военные игры. Нарышкины вместо Милославских. Влияние Немецкой слободы. Всешутейший собор. Смерть Натальи Кирилловны. Первый Азовский поход. Строительства русского флота. Второй Азовский поход. Корабельные кумпанства. Заговор на жизнь царя. Великое посольство: Рига, Кёнигсберг, Польша, Коппенбрюгге, Голландия, Англия, Вена. Фиаско Великого посольства. Стрелецкие волнения: Азов, челобитчики, Торопец, Истра, розыск, казни. Возвращение Петра. Новый розыск и новые казни. Пострижение царицы Евдокии. Начало административной реформы. Конгресс в Карловичах. 30-летнее перемирие. Антишведская коалиция. Золотой век Швеции. Поражение Дании. Нарва. Бегство Петра. Поражение Русской армии

Мы подошли к одному из самых спорных и в то же время к одному из самых судьбоносных периодов в истории государства Российского – к периоду царствования Петра Алексеевича. Годы правления первого российского императора и ученые, и просто пытливые люди по сию пору оценивают по-разному. Кто-то считает реформы Петра благом, а кто-то и бедой для России. Кто-то величает царя-императора Отцом Отечества, а кто-то и Антихристом. Кто-то «ему славу по нотам поет», а кто-то посылает в прошлое проклятья. Однако общеизвестно, что радикализм в политике и общественных науках, будь он левым или правым, всегда носит в себе некий экстремизм, замешанный на эмоциях, а потому, если мы хотим хотя бы приблизиться к истине, то должны учитывать все «за» и «против». Только при таком подходе появляется возможность относительной объективности в оценке прошлого и настоящего, в оценке того или другого исторического персонажа.

На формировании личности будущего императора сказались многие обстоятельства. Начнем хотя бы с того, что по своему внешнему виду он был «ни в мать и ни в отца, а в проезжего молодца». В причастности к его появлению на свет, и не без основания, кто только не подозревался, вследствие чего уже в зрелом возрасте Петр произвел личное расследование со всем пристрастием, присущим тому времени, но получил в ответ лишь маловразумительное признание, что «много нас ходило к матушке-царице». Общеизвестно и его психическое состояние с детских лет. По внешним проявлениям он страдал малыми эпилептическими припадками, впадая в иррациональное стремление что-нибудь разбить, сломать, бросить на пол. Во взрослом состоянии это проявлялось уже в приступах ярости и чрезмерной жестокости. Временами на него накатывал панический страх, и он бежал, не до конца осознавая своих действий. Из того же ряда и его неспособность сосредоточиться на чем-то основательном, его неусидчивость, суетливость. В свете этих знаний мы уже иначе можем оценивать и его хвалебную характеристику, что он «не ходил, а бегал».

Удивительно, но, как утверждают историки, его по-европейски воспитанная мать не смогла дать своему сыну достойного образования. По сравнению с Федором Алексеевичем и царевной Софьей, он был безграмотным избалованным варваром с отсутствием какого-либо представления о культуре, приличиях и такте. Его воспитанием с пятилетнего возраста занимался изрядно пьющий приказной подьячий Никита Зотов, к пятнадцати годам с горем пополам обучивший его грамоте по Часослову, Псалтырю, Евангелию и по книжкам с картинками. Говорят, что четыре действия арифметики Петр осилил лишь в шестнадцать лет под руководством голландского наставника Тиммермана.

Но со стороны – это развитой, умный наследник престола. В десять лет он уже царь и изрекает умные мысли, но… не свои, а Софьи, скрытно сидевшей за спинкой двойного царского трона. Правит страной опять же сестрица, Софья Алексеевна с «мил дружком» Василием Голицыным. И неплохо правит, если не считать двух бездарных Крымских походов. А Петруша тем временем занят бесконечной игрой в «войнушку», в которой игрушечные сабли и мушкеты с годами сменяются настоящими, а на смену деревянным солдатикам приходят сыновья конюхов и мелкой придворной челяди. Со временем званием «потешного» солдата не брезгуют и выходцы из именитых семей: лишь бы быть ближе к будущему самодержцу. В ноябре 1683 года из них создается «потешный» Преображенский полк, причем строился он не по «московской старине», а по западному образцу, с «немецкими» офицерами и генералами.

К чести Петра, он не провозглашает себя главнокомандующим, а наравне с рядовыми солдатами осваивает военную науку, участвует в маневрах и военных походах в окрестностях Яузы. Забавы же эти требуют немалых средств, и Софья, ничего не подозревая, беспрепятственно отпускает из приказов порох, оружие, продовольствие, обмундирование, деньги. В 1685 году на берегу Яузы строится потешная крепость Пресбург, на которой Петр отрабатывает действия своего войска в обороне и при штурме. Именно в этих детских забавах рождалась будущая гвардия, ковалась грядущая элита империи.

С пятнадцати лет Петр становится завсегдатаем Немецкой слободы, где знакомится с основами геометрии и фортификации, получает первые навыки вождения малых судов под парусами. Здесь же он приобретает богатый сексуальный опыт и приобщается к крупномасштабным попойкам. Через год он переносит свои корабельные забавы на Переяславское озеро. Там с головой окунается в судостроение и кораблевождение.

Мы уже упоминали, что на Руси в те времена опека устанавливалась до достижения опекаемым совершеннолетия, 17 лет, или до его бракосочетания, которое автоматически делало его полностью дееспособным. Но если Петр, увлеченный своими играми, не торопился брать бразды правления государством в свои руки, то матушка его, Наталья Кирилловна, спала и видела, как бы поскорее спровадить обратно в терем, а то и в монастырь ненавистную падчерицу. Она подобрала подходящую себе невестку, Евдокию Лопухину, и принудила своего шестнадцатилетнего сына жениться на ней. Петру же, как мы уже упоминали, было не до жены и не до управления царством, его тянуло к себе Переяславское озеро с его кораблями и морскими забавами. И только угроза захвата престола Софьей, с помощью возвращавшегося из второго Крымского похода Василия Голицына, заставила Петра вернуться в столицу и принять участие в операции, разработанной окружением его матери, по отстранению Софьи от власти. Мы уже говорили о том, как Петр запретил Софье участвовать в крестном ходе и как он возражал против необоснованных наград участникам Крымского похода. Мы уже знаем, что произошло в ночь с 7 на 8 августа 1689 года, как Петр панически бежал в Троицкий монастырь и как Софья в конце концов оказалась узницей Новодевичьего монастыря, как Петр с малодушного согласия старшего брата – слабоумного Ивана – стал единовластным царем.

Правление Милославских сменилось правлением Нарышкиных. Отныне страной управляют Наталья Кирилловна и патриарх Иоаким, Лев Кириллович Нарышкин возглавляет Посольский приказ, а семнадцатилетний Петр возвращается к своим воинским потехам и кораблестроению. В 1690 году он проводит крупномасштабные маневры в селе Семеновском, в следующем году – под стенами потешной крепости Пресбург. Лето 1692 года Петр со всем московским двором проводит на Переяславском озере, а через год – в Архангельске, где присутствует при закладке новых морских кораблей, путешествует по Белому морю и чуть не гибнет во время путешествия к Соловецким островам.

Как ни странно, но этот период времени, период полновластия хваленой «западницы» Натальи Кирилловны, был ознаменован возвратом московского быта к «старине глубокой». Уходила мода на польский язык и польскую культуру. Осуждалось брадобритие и поощрялось ношение долгополой одежды. В пику всему этому Петр через иностранных офицеров своих «потешных» полков, под предлогом знакомства с европейскими новинками, сближается с жителями Немецкой слободы, что, безусловно, расширяет круг его военно-технических знаний, а заодно и увлекает чисто внешними атрибутами жизни европейских народов. Молодой и взбалмошный царь начинает их слепо копировать, наполняя элементами бесшабашного веселья, разнузданного пьянства и кощунственных оргий.

Пить Петр начал рано. Кто-то обвиняет в этом Наталью Кирилловну, таким образом якобы отвлекавшую Петрушу от государственных дел, кто-то – Никиту Зотова, а кто и Франца Лефорта, не сведущего ни в какой отрасли знаний, но отчаянного авантюриста, заводилу и душу любой компании. Правда, время от времени Петр пытался вмешиваться в государственные дела, но усилиями Нарышкиных он умело нейтрализовывался и все шло так, как того хотело окружение Натальи Кирилловны.

Одна из таких его попыток была связана с избранием нового патриарха взамен умершего Иоакима. У Петра была своя кандидатура, у матери – своя. Когда восторжествовала точка зрения вдовствующей царицы, недовольный государь в пику материнской партии и церковной иерархии учредил «всешутейский и всепьянейший собор», представлявший собой кощунственное глумление над всей Православной церковью и церковными обрядами и просуществовавший, в отличие от «потешных», вплоть до самой его смерти. В этом «соборе» была учреждена должность «всешумнейшего, всешутейского пресбургского, кокуйского и всеяузского патриарха», именуемая еще «князь-папа». Были там свои кардиналы, епископы, архимандриты, иереи, диаконы, а также «всешутейшие матери-архиерейши» и «игуменьи». Основным правилом «собора» было «быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда». Члены этого непотребного сборища не ограничивались своим кругом. Трезвенников они громогласно отлучали от всех кабаков в государстве, а борцов с пьянством предавали анафеме. Нередкими были случаи, когда пьяная компания кощунников вламывалась в дома московской знати, требовала водки и, напившись, устраивала погром, сопровождавшийся насилием и издевательствами над гостеприимными хозяевами и их домочадцами.

25 января 1694 года после непродолжительной болезни на 42-м году жизни умерла царица Наталья Кирилловна. Казалось бы, что смерть эта должна была как-то образумить Петра, заставить его всерьез заниматься государственными делами, заботиться о благополучии и достатке своих подданных, пополнении царской казны, но его не отпускали воинские потехи, морские путешествия и «шутейные» забавы. Лето и осень того года были ознаменованы двумя событиями: военными маневрами у села Кожухово, близ Симонова монастыря, в которых принимало участие около 30 тысяч человек, и вторым морским походом по Белому морю. Справедливости ради нужно сказать, что затянувшаяся игра в солдатики была уже не просто игрой. Как-то незаметно детская забава превратилась в хорошую, но трудную школу как для солдат и офицеров, так и для самого царя. Мы знаем, что в детской игре все хотят быть главными, но Петр не стремился к этому. Он и так был самым главным. В игре-учебе ему было нужно другое, а именно приобрести совершенно конкретные навыки. Их-то он и приобретал, последовательно продвигаясь по военной лестнице от рядового солдата и бомбардира до ротмистра, шкипера, капитана.

Историки расходятся во мнениях о том, кто был инициатором Азовских походов. Многие сходятся на Лефорте и других «потешных» генералиссимусах и генералах – уж больно похож был первый поход на очередную военную игру. В то же время окружение Петра начинало понимать, что пора бы им уже заняться чем-то не понарошку, а серьезно, во благо России и для поднятия имиджа царя в глазах европейских дворов, куда так тянул Лефорт своего венценосного друга и собутыльника. Как бы там ни было, но в апреле 1695 года 30-тысячное войско в составе Преображенского, Семеновского, Бутырского и Лефортовского полков, московских стрельцов и городовых солдат во главе с Головиным, Лефортом и Гордоном, при бомбардирской команде «Петра Алексеева» выступило в сторону Азова. Одна часть армии передвигалась пешим порядком, а другая – на речных судах. 29 июня все они соединились под стенами города-крепости Азова. Но первый блин оказался комом: ни артиллерийский обстрел, ни два предпринятых штурма успеха не принесли. Турки, снабжаемые по морю всем необходимым, умело оборонялись и даже совершали результативные вылазки за крепостные стены. Через три месяца осаду пришлось снять. Не в пример Петру и его «потешным», удачно действовало дворянское ополчение Шереметева и казаки Мазепы в низовьях Днепра, выполнявшие отвлекающий маневр. Они штурмом овладели городами Кази-Кермень и Таган, захватив попутно еще два города, оставленных турецкими гарнизонами.

С.М. Соловьев говорит, что именно с «неудачи азовской начинается царствование Петра Великого». И действительно, фиаско под Азовом взбодрило двадцатитрехлетнего «хозяина земли Русской» и подвигло его на поиск путей решения уже не учебной задачи, а военно-стратегической. Он понял, что Азов можно взять, лишь отрезав его от моря, а для этого необходимо создавать собственный сильный флот. Осень и зима 1695/96 года были посвящены решению этой «общенациональной программы». Для этого со всех русских земель в Москву и Воронеж сгоняли людей, умеющих держать топор в руках. В Москве по голландскому образцу делали заготовки для галер и брандеров, а в придонских лесах и в окрестностях Воронежа, Козлова, Сокольска строили корабли, струги, лодки, плоты. Согнать-то людей согнали, а об обеспечении им нормальных условий, о снабжении продовольствием как следует не позаботились. Начались извечные в таких случаях проблемы: голод, холод, болезни, а за ними и ужасающая смертность.

Работники, занятые на лесоповале и на верфях, стали разбегаться по домам, вновь мобилизованные бежали с этапа, возчики бросали поклажу и уходили в леса. Их отлавливали, били кнутом, заковывали в кандалы, вешали для острастки другим. От этого побеги начали приобретать другую направленность: беглецы и «нетчики» сбивались в разбойничьи ватаги, грабили проезжих, нападали на караваны и мелкие населенные пункты, поджигали корабельные леса. В разгар этих событий тихо и как-то незаметно 29 января 1696 года умер старший царь, Иван Алексеевич, оставивший после себя жену, Прасковью Федоровну Салтыкову, и дочерей – Анну и Екатерину.

И все же флот какой-никакой был построен. В апреле на воду спустили 2 корабля, 23 галеры и 4 брандера. Адмиралом флотилии стал все тот же незаменимый Лефорт, а главнокомандующим сухопутными войсками – боярин Алексей Семенович Шеин. В начале июня Русская армия достигла Азова и заперла устье Дона, лишив тем самым турецкий гарнизон помощи со стороны моря. 16 июня начался обстрел крепости, от которого больше страдали жилые постройки, чем крепостные укрепления.

Прибытие выписанных из Австрии артиллеристов и минеров задержалось, и осаду повели старым дедовским способом. Осаждающие засыпали крепостной ров, а на уровне крепостного вала стали возводить свой вал, который, приближаясь к крепости, превращался в плацдарм для будущего штурма. Прибывшие иностранные специалисты использовали рукотворные сооружения в качестве удобной огневой позиции. Артиллерии удалось разрушить часть крепостных сооружений. Через проломы в стенах две тысячи украинских и донских казаков проникли в крепость и закрепились там. Русская армия стала готовиться к генеральному приступу, но турки, видя безвыходность своего положения, 18 июля согласились сдать крепость при условии, что им будет предоставлена возможность покинуть ее стены при оружии, с женами, детьми и пожитками. Петра вполне устраивало такое завершение кампании, и он принял эти предложения.

Но одно дело – взять крепость и совсем другое – сохранить ее за собой. С этой целью в Азове и его окрестностях были расквартированы четыре московских стрелецких полка, которые приступили к восстановительным работам. А для того чтобы город жил полнокровной жизнью, Петр решил населить его жителями, способными обустроить его, и переселил туда три тысячи семей из близлежащих южных городов. На берегу Азовского моря стали создаваться и другие военизированные населенные пункты, а на мысе Таганрог приступили к строительству новой крепости и морской гавани.

30 сентября 1696 года Москва торжественно встречала победителей. Повод действительно был выдающийся, ибо таких военных успехов постоянно воюющая Россия не знала более сорока лет. Однако за чествованием победителей и чередой пиров Петр теперь уже не забывал и дел государственных. Воодушевленный положительной ролью флота в азовской баталии, он, в расчете на будущую войну с турками, решил и дальше развивать кораблестроение, но уже не за счет казны, а на средства служилого и тяглового населения.

По предложенной царем «раскладке» каждые восемь тысяч монастырских крестьянских хозяйств и каждые десять тысяч дворов, расположенных на вотчинных и поместных землях, должны были построить по одному кораблю. Торговые и посадские люди вместо десятой деньги, собираемой с них в прежние годы на военные нужды, обязывались профинансировать строительство двенадцати кораблей. Причем постройкой кораблей должен был заниматься уже не царь, не шутовской «князь-кесарь» Федор Ромодановский и даже не Лефорт, а создаваемые для этих целей компании, или, как их тогда именовали, кумпанства. Правительство в лице Владимирского судного приказа оставляло за собой функции заказчика, «конструкторского бюро» и «отдела технического контроля». Глава приказа окольничий Протасьев в связи с этими изменениями получил звание «адмиралтейца».

Окрыленный первым военным успехом, Петр в мыслях уже видел себя освободителем всех христиан от турецкой экспансии, затопившей Балканы и угрожавшей практически всей Европе. Но он уже отлично понимал, что в одиночку с этой задачей ему не справиться. Поэтому царь и его иностранное окружение стало готовить небывалое ни до, ни после него Великое посольство в Европу, чтобы подтвердить и закрепить прежние договоренности о войне против турецкого султана, а по возможности подыскать и новых союзников. Великими полномочными послами были назначены наместники новгородский Франц Лефорт и сибирский – Федор Головин, думный дьяк Прокофий Возницын. Их должна была сопровождать свита из пятидесяти дворян и волонтеров, среди которых значился «урядник» Преображенского полка Петр Михайлов.

Подготовка к Великому посольству уже завершалась, когда открылся заговор на жизнь царя. Был ли заговор на самом деле или его придумали, судить сложно, так как все доказательства по «розыску» были добыты пытками, а под пыткой чего только не покажешь, если «заплечных дел мастера» к тому же имеют совершенно четкий политический заказ. А может быть, Петр перед отъездом за границу решил для острастки провести «показательную порку», чтобы в его отсутствие и мыслей крамольных не было? Как бы то ни было, но два представителя древнего боярского рода, Алексей Соковнин и Федор Пушкин, обрусевший иноземец стрелецкий полковник Иван Цыклер, стрельцы Филиппов и Рожин, казак Лукьянов признались, что злоумышляли на жизнь царя, оговорив при этом в подстрекательстве царевну Софью и уже умершего Ивана Милославского. 4 марта 1697 года состоялась казнь, при этом возле плах, на которых рубили головы «ведомым ворам и изменникам», был установлен гроб с останками Милославского, выкопанными из земли, на которые стекала кровь казненных, «дабы кровь их на нем была».

А 10 марта, оставив царство на Боярскую думу, патриарха Андриана и «князя-кесаря» Федора Ромодановского, самодержец всероссийский Петр Алексеевич в составе Великого посольства покинул Москву, чтобы через семнадцать месяцев вернуться туда совсем уже другим человеком.

Начало путешествия было омрачено плохой дорогой, нехваткой подвод и продовольствия в шведской Лифляндии, а более всего – враждебной подозрительностью рижского губернатора Дальберга, отказавшего царю даже в возможности осмотреть город и крепость. Совсем другой прием путешествующему инкогнито царю был оказан в Курляндии, чьи правители практически всегда поддерживали дружеские отношения с московскими царями. Следующей остановкой на пути Великого посольства был Кёнигсберг, куда Петр прибыл морем из Либавы. Здесь он за короткое время прошел курс артиллерийской стрельбы у подполковника Штернфельда и совершенно заслуженно получил свидетельство о том, что он повсеместно может быть признаваем и почитаем за «исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника».

Но это было, как говорится, дело частное и не помешало его делам государственным. С курфюрстом Бранденбургским Фридрихом III Петр заключил договор о свободе торговли, правовой помощи и свободе проезда русских подданных в Германию для обучения. Одновременно он благоразумно уклонился от союзнического с ним договора против Швеции, чтобы не вносить изменений в европейскую расстановку сил до окончания Турецкой войны.

Нужно было ехать дальше, но в Кёнигсберге Петра неожиданно задержали польские дела. Республиканская Польша с ее традицией выборности королей уже который раз переживала период междуцарствия. После смерти короля Яна Собеского на польскую корону претендовало более десяти человек, однако самыми реальными кандидатами были французский принц Конти и курфюрст Саксонский Фридрих-Август. С точки зрения участников антитурецкой коалиции (Россия, Польша, Австрия и Венеция), нежелательность избрания француза на польский престол была очевидной, так как Франция поддерживала дружеские отношения с Турцией и король-француз мог запросто изменить внешнюю политику Польши и разрушить этот христианский союз. Петр понимал это не хуже других, а поэтому послал «панам радным» грамоту, в которой предупредил, что в случае победы французской партии на королевских выборах может пострадать не только христианский союз, но и «вечный мир» Москвы и Варшавы. В подтверждение своих слов Петр направил к польским границам русское войско во главе с князем Михаилом Ромодановским.

В самой же Польше противостояние двух радных партий доходило до открытых вооруженных столкновений, но в конечном итоге победа досталась-таки Августу, с чем его Петр и поздравил. В ответ новоизбранный король в знак благодарности дал честное слово царю московскому быть с ним в вечном союзе против «врагов креста святого».

В конце июня Петр продолжил свой путь на запад. Достоянием истории стали воспоминания двух немецких курфюрстин – Софии и ее дочери Софии-Шарлотты, встречавшихся с русским царем в местечке Коппенбрюгге. В их глазах он предстал необразованным, невоспитанным и грубым варваром, лишенным каких бы то ни было светских манер, но вместе с тем наделенным блестящими способностями, живостью ума, благородной осанкой и прекрасными чертами лица. Отметили они и его нервические гримасы, с которыми он никак не мог справиться. В итоге, не мудрствуя лукаво, они, кажется, сделали о нем самый верный вывод: «Это человек очень хороший и вместе очень дурной».

Дальнейший путь его лежал по Рейну, через каналы, в будоражащую царское воображение Голландию. Неделю Петр жил и работал на знаменитых верфях в Саардаме под видом простого плотника, а потом перебрался в Амстердам, где прожил четыре с половиной месяца. Это были тяжелые времена для принимающей стороны. Царь все хотел видеть и все хотел знать. Его интересовало буквально все: китобойный флот и анатомический театр, госпитали и воспитательные дома, фабрики и мастерские, но главное – верфь. Здесь он присутствовал на строительстве фрегата, и не только присутствовал, но и принимал участие в строительстве – от его закладки до оснащения. Одно не понравилось Петру: голландцы строили корабли «по навыку», а не по чертежам. Это уронило их в глазах царя, и в будущем он ориентировался уже не на них, а, как правило, на англичан и венецианцев. И еще одно большое дело сделал Петр в Амстердаме. С помощью бургомистра Николая Витзена, тесно связанного с Россией через обитателей Немецкой слободы, он сумел принять на царскую службу более ста мастеров по различным отраслям знаний, не считая большого количества специалистов морского и корабельного дела. Но главного он так и не добился: Голландия, ссылаясь на большие издержки, понесенные ею в войне с Францией, уклонилась от оказания помощи русскому царю в войне с Турцией.

В январе 1698 года Великое посольство прибыло в Англию, где его трехмесячное пребывание завершилось примерно с таким же результатом: Петр ознакомился с основами проектирования кораблей, освоил чертежное дело, навербовал около шестидесяти мастеров для работы в России, но привлечь английского короля в Священный союз христианских государей для борьбы с турецким султаном так и не смог. Более того, он узнал, что Англия и Голландия посредничают в мирных переговорах Турции с Австрией с тем, чтобы австрийский император, выйдя из одной войны, мог бы принять более деятельное участие в другой – в войне с Францией за так называемое наследство испанского престола.

Дело в том, что Испании, ставшей в начале XVI века самой могущественной державой мира и захватившей обширные области в Новой Индии, Северной Африке, Италии и в Северо-Западной Европе, не пошел впрок приток драгоценных металлов из заморских колоний. Укреплялись лишь абсолютизм, церковь и крупнейшие феодалы-латифундисты, тогда как мануфактуры, сельское хозяйство, торговля приходили в упадок. Обнищание населения, значительная эмиграция и отток капиталов довершили экономический крах. За ним последовало и политическое ослабление. Испания теряет свое господство как на море, так и на суше. Англия и Франция захватывают часть ее колоний. Она лишается своих владений в Нидерландах. Испано-французская граница перекраивается в пользу Франции. Португалия обретает независимость. В довершение ко всему ослабленная, обезлюдевшая, обанкротившаяся Испания после смерти бездетного короля Карла II становится призом в общеевропейской войне (Австрия, Англия, Франция и другие). Именно эта война и явилась основной причиной неудачи Великого посольства.

Раздосадованный неприятным открытием, Петр спешит в Вену для того, чтобы если не спасти антитурецкую коалицию, то хотя бы получить какую-то выгоду в создавшейся ситуации. Русское посольство прибывает в австрийскую столицу 16 июня. Однако уговоры продолжить войну с Турцией успеха не имеют. Тогда русский царь настаивает, чтобы при заключении мирного договора хотя бы были учтены интересы всех воюющих сторон. В частности, для России Петр хотел выговорить передачу под ее юрисдикцию города-крепости Керчи, без которой все его завоевания в низовьях Дона теряли всякий смысл, так как создаваемый русский флот оказывался запертым в Азовском море.

Доводы русской стороны были признаны справедливыми, ей обещали поддержать эти требования, но для верности все-таки порекомендовали взять Керчь силой оружия: тогда, дескать, и торговаться с турками будет проще. Успокоенный такими заверениями, Петр собрался было посетить Венецию, чтобы и там заручиться аналогичной поддержкой, но тревожные известия из России о новом стрелецком бунте заставили его прервать и без того затянувшееся заграничное путешествие и поспешить домой.

По пути в Россию близ местечка Равы, что в Галиции, состоялась еще одна знаковая для Петра встреча. Теперь уже с новым королем Польши Августом II. Никакие документы по результатам встречи стороны не подписывали, но вопрос о будущем союзе против шведов обсуждался, и, как показали дальнейшие события, в достаточно позитивном плане.

Итак, мы должны констатировать, что Великое посольство Петра Алексеевича потерпело полное фиаско. Ему не удалось склонить других монархов к продолжению войны с Турцией, им же их задача удалась вполне: они смогли переориентировать всю мощь Московского царства и энергию его честолюбивого царя на войну с досадившей им Швецией. Как говорится, пришел со своим мнением – ушел с чужим.

Что же произошло в России? Мы уже упоминали, что после взятия Азова в крепости были расквартированы четыре московских стрелецких полка. Считалось, что это мера преходящая, что по прошествии какого-то времени их заменят другие полки и они возвратятся в Москву к своим семьям, своим промыслам, своим доходным занятиям. К этому вроде и шло. Весной 1697 года им на смену из Москвы пришли шесть других стрелецких полков, и азовские сидельцы отправились на север. Однако путь их лежал не в Москву, а в Великие Луки под начало князя Михаила Ромодановского, посланного царем к литовской границе для оказания психологического давления на польскую шляхту, с тем чтобы она не выбрала себе в короли французского принца Конти.

Стрельцы, исстрадавшиеся от гарнизонной службы, тяжелых работ по возведению крепостных сооружений, недостатка продовольствия, а главное – от длительного проживания в непривычных для них бессемейных казарменных условиях, сочли это несправедливым и стали проявлять неудовольствие. Более того, узнав о том, что все стрелецкие полки выведены из Москвы и разосланы по пограничным городам, они расценили это как сознательное уничтожение стрелецкого войска.

Тогда около 150 человек решились на отчаянный поступок: они покинули расположение своих полков и отправились с челобитной в Москву. Их встретили миролюбиво, выдали причитающуюся им месячную норму кормовых денег, но потребовали, чтобы до 3 апреля они покинули Москву и вернулись к месту службы.

Не получив поддержки в Стрелецком приказе, стрельцы, памятуя свое безбедное существование при Софье-правительнице, решили обратиться к какой-нибудь из опальных царевен в надежде поучаствовать в очередном государственном перевороте. Через прислуживающих царевнам стрельчих они передали свою челобитную Марфе Алексеевне, а та, в свою очередь, передала ее Софье. Говорят, что от бывшей правительницы было письмо стрельцам, в котором она якобы призывала их в Москву, для того чтобы они помогли ей возвратиться к управлению государством. Было ли такое письмо на самом деле – неизвестно; известно лишь, что какое-то письмо с призывом к стрельцам все-таки зачитывалось на их собраниях. Стрельцы воспряли духом и отказались возвращаться к месту дислокации своих полков. Тогда «князь-кесарь» отдал команду Бутырскому солдатскому полку выдворить их за пределы города, что и было сделано 5 апреля.

А через два месяца в Торопец воеводе Михаилу Ромодановскому пришел указ из Москвы распустить по домам дворянское ополчение, а стрельцов отправить на службу в Вязьму, Ржев, Белую и Дорогобуж. Стрельцы заволновались, но под угрозой применения вооруженной силы нехотя и крайне медленно двинулись к месту назначения. Однако, дойдя до Двины, они взбунтовались, сместили со своих постов командиров и, выбрав на их место других людей, повернули к Москве. Из-за своей малочисленности – 2200 человек – они хотели засесть в каком-нибудь подмосковном городе, откуда разослать гонцов к донским казакам и другим московским стрельцам, разбросанным по окраинам государства, чтобы те шли в Москву бить бояр и немцев, ставить на правление Софью, а царя, стакнувшегося с немцами, в Москву не пускать. Навстречу слабо организованной стрелецкой массе правительство отрядило боярина Шеина с генералами Гордоном и Кольцовым-Масальским во главе 4-тысячного войска при 25 пушках.