Текст книги "Романовы. Век первый"

Как бы то ни было, но к концу лета они собрали 36-тысячное войско, больше походившее на гигантский увеселительный пикник, чем на военный лагерь. Казалось, что люди собрались здесь не воевать, а предаваться бесконечным пирам, демонстрировать искусство своих поваров, стать своих коней, великолепие своих нарядов, оружия и украшений. К этому роскошному польскому стану, расположенному на берегу маленькой речушки Пилявки, что в Северной Подолии, и подошел Хмельницкий со своими основными силами. Вид многочисленного войска, а еще более – запущенная дезинформация о скором подходе 40-тысячного вспомогательного татарского отряда внушили такой страх в сердца заносчивой шляхты, что в ночь на 21 сентября они в массовом порядке стали покидать лагерь, а с первыми выстрелами на рассвете их отъезд превратился в паническое бегство. «Победителям, – утверждает Н.И. Костомаров, – досталось сто двадцать тысяч возов с лошадьми; знамена, щиты, шлемы, серебряная посуда, собольи шубы, персидские ткани, рукомойники, постели, кушанья, сласти – все лежало в беспорядке; вина и водки было так много, что, при обыкновенном употреблении, стало бы их для всего войска на месяц…»

Некоторые авторы недоумевают: почему Хмельницкий не стал развивать свой успех, почему он не пошел прямо на Варшаву и не принудил поляков принять его условия будущего союзного польско-украинского государства или условия создания полностью самостоятельной украинской державы? Почему он, отягощенный добычей, направился в Галицию для получения еще одной контрибуции с украинского города Львова, а не пошел на имения своих, как он говорил, кровных врагов Вишневецкого и Конецпольского? Да к тому же и сам поход в конце октября на исконно польские земли он предпринял не по своей инициативе, а под давлением казацкой массы. Да и осада Замостья до середины ноября почему-то велась без особого энтузиазма. И уж больно подозрительно покладистым стал гетман после избрания на королевский престол брата умершего Владислава – Яна-Казимира. Хмельницкого почему-то удовлетворил этот выбор сейма, несмотря на то что новый король когда-то состоял в ордене иезуитов и имел кардинальскую шапку от самого Папы Римского.

Уж не потому ли, как утверждал в свое время Н.И. Костомаров, что он не был ни рожден, ни подготовлен к такому великому подвигу. Начавши восстание в крайности, спасая собственную жизнь и мстя за свое достояние, он неожиданно оказался во главе всеобщего восстания, но не смог воспользоваться представившимися ему возможностями и повести дело освобождения народа так, как ему на это указывала судьба и как интуитивно чувствовал сам народ. Отсюда и совершенные им ошибки, повлиявшие на весь последующий ход трагической истории украинского народа.

Получив личное послание короля, а вместе с ним гетманскую булаву и знамя, Хмельницкий снял осаду Замостья и со всем своим войском возвратился на Украину. Накануне Рождества он под звон церковных колоколов вошел в Киев. Ему был оказан триумфальный прием населением, православным духовенством, митрополитом Киевским Сильвестром Козловым и прибывшим накануне патриархом Иерусалимским Паисием.

На Украине де-факто образовалось самостоятельное государство, к правителю которого зачастили иностранные послы, ничуть не смущавшиеся, что де-юре эта территория еще принадлежала польской короне. С предложением дружбы прибыли послы Молдавии и Валахии; союз против Польши предлагали турецкий визирь и се-миградский князь. Тайные переговоры велись с главой протестантской партии Великого княжества Литовского. Весьма насыщенным важными событиями оказался февраль 1649 года, в течение которого был подписан договор о дружбе с Оттоманской империей, возобновлены переговоры с представителями польской короны, а в Москву была направлена делегация с просьбой оказать военную помощь в случае возобновления войны с Польшей. Но, прося помощи от Москвы, Хмельницкий держал против нее «камень за пазухой», предоставив убежище очередному самозванцу, называвшемуся внуком царя Василия Шуйского. Помощи от Москвы он не получил и на этот раз, так как ей самой было несладко от крестьянских волнений, вызванных окончательным закрепощением крестьян в соответствии с только что принятым Соборным уложением. С поляками же удалось заключить перемирие до июня, что дало возможность и той и другой стороне подготовиться к неминуемой войне.

Маски были сброшены, когда в апреле специальный посланник короля при гетманском стане Якоб Смяровский был обвинен в организации заговора с целью покушения на жизнь Хмельницкого и казнен. В ответ на это король издал указ о всеобщей мобилизации, Вишневецкий призвал панов из соседних владений к шляхетскому ополчению под своим началом, а Радзивилл приступил к подготовке литовской армии к походу на Киев. Хмельницкий, со своей стороны, издал универсал к украинскому народу с призывом подняться на борьбу против Польши: «Пусть каждый, будь он крестьянином или казаком, вступает в казацкое войско».

Если не считать поражения корпуса полковника Кричевского от литовцев Радзивилла, удача сопутствовала Хмельницкому. В конце июня казакам и крымским татарам удалось блокировать передовые части польской армии в районе Збаража в Южной Волыни. Узнав о бедственном положении этой армейской группировки, король со своими основными силами выступил ей на выручку. Однако Хмельницкий и крымский хан Ислам-Гирей перехватили его под Зборовом в северо-западной части Галиции. Положение короля, окруженного превосходящими силами противника, было безвыходным. Но его и на этот раз выручил польский канцлер Оссолинский, предложивший крымскому хану стать посредником между поляками и казаками на таких условиях, от которых тот не смог отказаться: 200 тысяч злотых единовременно и по 90 тысяч ежегодно в виде подарков.

С неимоверной поспешностью был подготовлен и подписан 9 августа так называемый Зборовский польско-украинский договор. Согласно этому договору число реестровых казаков увеличивалось до 40 тысяч. В свое распоряжение они получали три воеводства – Киевское, Браславское и Черниговское. Город Чигирин становился столицей казачьей автономии, в которой восстанавливались прежние вольности и привилегии. На казачьих землях не разрешалось жить евреям и иезуитам, как и размещать польские войска. В автономии сохранялось присутствие представителей королевской администрации, но с условием, что они будут избираться из числа православных местных аристократов. И самое главное: митрополит Киевский получал право представительствовать в польском сенате наравне с католическими иерархами, а униатскую церковь было обещано ликвидировать выморочным путем.

Что же касается положения крестьян, то оно оставалось без изменения. Тем из них, кому не посчастливилось попасть в казачий реестр, надлежало вернуться в королевские или частные владения, к которым они были приписаны до войны, и исполнять свои прежние обязанности. Это, естественно, породило вопрос: «За что боролись?» – и спровоцировало новые крестьянские выступления, которые проявились как в массовом бегстве холопов за пороги или в Московское царство, так и в новых кровопролитных столкновениях с польскими панами и зажиточными реестровыми казаками, участвовавшими в подавлении их стихийных выступлений. На стороне Зборовского договора выступила вся казацкая старшина и большинство украинского православного духовенства, вполне удовлетворенного подобным распределением социальных ролей в рамках Польского государства. Ведь, если все украинские крестьяне, – заявляли они, – станут казаками, освобожденными от уплаты каких бы то ни было податей, то за счет кого все они будут существовать? Сложность ситуации усугубило поведение польских панов, которые по возвращении в свои имения стали сурово наказывать своих крестьян, подвергая их пыткам, издевательствам и мучительной смерти. Не помог крестьянам и Хмельницкий, призывавший крестьян повиноваться своим господам, за что в определенных кругах был признан предателем народного дела и даже на какое-то время формально смещен с гетманского поста.

Чувствуя неизбежность разрыва с Польшей, неуверенный в своих силах, Богдан Хмельницкий метался в поисках стратегического покровителя. Крымские татары оказались излишне корыстными и ненадежными союзниками, а поэтому гетман попеременно бросал свои взоры то на Литву, то на придунайские православные эрзац-государства – Молдавию, Валахию, Трансильванию. Но это на будущее, а в 1650 году ему нужна была мощная и срочная военная поддержка, поэтому он вел одновременно переговоры и с Москвой, и с Турцией.

Неискреннее поведение Хмельницкого и его непостоянство удержали Алексея Михайловича, озабоченного к тому же псковскими и новгородскими волнениями, от поспешных действий против Польши. Поэтому неудивительно, что переменчивый и где-то капризный Хмельницкий в апреле 1650 года «вдруг» обратился к султану с просьбой принять запорожское войско под свою защиту, признавая тем самым свою вассальную зависимость от Оттоманской империи. Просьба была с благосклонностью принята, и протекторат Турции над казацкой армией был закреплен в феврале—марте следующего года соответствующей грамотой султана. Этот шаг можно рассматривать по-разному: как искреннее и добровольное желание Хмельницкого стать младшим партнером Турции, а следовательно, и потенциальным противником Москвы, чего, к счастью, не произошло; или как стимулирование той же самой Москвы к более активным действиям против Польши, что и получилось на самом деле.

Но пока Хмельницкий, пользуясь своеобразным перемирием с Польшей и отвлекая татар от набега на московские земли, решил попытать свое воинское счастье в Молдавии, а заодно женить своего сына Тимофея на дочери тамошнего господаря Лупула. Тем самым он хотел породниться как с господарем, так и с литовским гетманом Радзивиллом, женатым на другой его дочери. Поход удался. Татары разграбили страну. Яссы, столицу Молдавии, крымчаки грабили вместе с казаками, а Лупулу ничего другого не оставалось делать, как выплатить большую контрибуцию татарам, заключить союз с казаками и согласиться на брак своей дочери Роксанды с Тимофеем Хмельницким.

Разгневанные молдавским походом казаков поляки, считавшие Лупула своим вассалом, подстрекаемые возвратившимся из татарского плена Николаем Потоцким и вероотступником Иеремией Вишневецким провели на декабрьском 1650 года сейме решение о всеобщей мобилизации польской и литовской армий. А в феврале 1651 года они при поддержке немецких наемников, разбив в бою браславский казацкий полк, уже приводили в повиновение жителей Браславской области. За этой неудачей последовала и серия других. Наиболее значимой из них стала трагедия у волынского Берестечка, где в июне того же года сошлись польская армия, с одной стороны, и казаки с татарами – с другой. Противоборствующие силы были примерно равными, а следовательно, победу могла одержать только та из них, которая проявит максимум героизма и самоотверженности. Но, как известно, татары всегда были любителями легкой наживы, а поэтому, не желая ввязываться в кровопролитное сражение, они покинули место боя, прихватив с собой в качестве полузаложников-полупленников руководство почти суверенного украинского государства – гетмана Хмельницкого и войскового писаря Выговского.

Оставшееся на поле боя казацкое войско с полковником Богуном хоть и оказало упорное сопротивление, но под ударами превосходящих сил противника вынуждено было отступить, понеся при этом огромные потери в живой силе. В довершение всех казачьих несчастий литовская армия Радзивилла 25 июня с ходу захватила Киев. Казалось, что окончательное поражение Хмельницкого – дело всего лишь нескольких недель, но побеждать было уже некому и некого. И та и другая сторона были обескровлены, армии – дезорганизованы, а число желающих вновь идти на смерть катастрофически сократилось. Оставался единственный путь – переговоры, которые завершились 18 сентября подписанием в Белой Церкви нового мирного договора. Договор предусматривал сохранение автономии казацкого войска, сокращенного до двадцати тысяч и ограниченного территорией Киевского воеводства.

Но миру не суждено было прийти на истерзанную украинскую землю. Январская 1652 года сессия Польского сейма отказалась ратифицировать Белоцерковский договор, в связи с чем Польша и Украина вступили в новый период шаткого состояния «ни войны, ни мира». В этих условиях Богдан Хмельницкий вновь качнулся к Москве, но переговоры его доверенных лиц с царем и патриархом закончились лишь обещанием последних предоставить новые земли для расселения прибывающих с Украины казаков и крестьян с освобождением от уплаты налогов, если они будут оказывать помощь правительственным войскам в отражении татарских набегов.

Потерпев неудачу на одном фронте и с одним предполагаемым союзником, Хмельницкий качнулся к другому союзнику, хоть уже и предававшему его, чтобы попытать счастье на другом фронте. Гетмана, как когда-то и князя Святослава, не оставляло желание закрепиться в Дунайском регионе. А для этого нужно было сделать первый шаг – реализовать ранее достигнутую договоренность с молдавским господарем о женитьбе своих детей. Зная, что поляки будут препятствовать этому браку, Хмельницкий уговорил крымского хана принять участие в новом походе на Молдавию. 22 мая в районе Каменец-Подольска объединенные силы казаков и крымских татар нанесли поражение сильной польской армии гетмана Калиновского, преградившей им путь. В ходе сражения погиб и польский полководец. Эта победа позволила Хмельницкому установить протекторат над Молдавией, женить сына и, оставив его там в качестве то ли соправителя, то ли своего наместника, вернуться на Украину.

Легкость доставшейся победы вскружила голову честолюбивому гетману. Ему вдруг показалось, что он в состоянии выполнить рекомендацию патриарха иерусалимского Паисия о создании союза всех греко-православных держав, и начал рискованную игру по установлению своего влияния и на Валахию, но переоценил свои возможности. Объединенными усилиями Валахии, Трансильвании и польских добровольцев молдавский господарь Лупул был отрешен от власти, а Тимофей Хмельницкий в одном из боев получил смертельное ранение.

Придунайская авантюра Хмельницкого завершилась полным провалом, однако гетман не хотел мириться с этим. В сентябре 1653 года он возглавил новый поход на запад. На этот раз, кроме крымских татар, его сопровождал большой отряд донских казаков. В районе Жванца, что на границе Браславского воеводства и Молдавии, ему преградила путь достаточно сильная королевская армия, посланная Яном-Казимиром для восстановления польского влияния в этом регионе. Поляки вновь оказались в невыгодном положении. Находясь в окружении, они испытывали острую нужду в продовольствии, фураже и боеприпасах. Начались болезни, а с ними и упадок боевого духа. Прошлогодняя трагедия Калиновского могла повториться с еще более тяжкими последствиями.

Но тут воюющие стороны получили информацию, круто изменившую военно-политическую ситуацию в Восточной Европе в целом. Оказывается, тайные переговоры с Москвой об оказании помощи казакам шли своим чередом и наконец 1 октября 1653 года благополучно завершились. Специально созванный для этого Земский собор проголосовал за принятие Богдана Хмельницкого и всего запорожского казацкого войска «с городами и землями» под покровительство царя Алексея Михайловича. Татары и поляки, увидевшие в этом решении угрозу своим интересам, тут же прекратили военные действия и вступили в переговоры, завершившиеся 5 декабря подписанием соответствующего договора, согласно которому татарам выплачивалась компенсация в размере ста тысяч злотых. Кроме того, им не возбранялось, следуя домой через Украину, взять себе какое-то количество полоняников. Король заявил было о своей готовности возобновить действие Зборовского договора и в отношении казаков, но время для подобных компромиссов уже ушло.

А 31 декабря Великое посольство московское в составе боярина Василия Бутурлина, окольничего Ивана Алферова и дьяка Лариона Лопухина приблизилось к Переяславлю. За пять километров от города его приветствовал полковник Павел Тетеря во главе шести сотен казаков, а у городских ворот царских посланцев встречали уже переяславский архиерей Григорий, духовенство и практически все население города. Всеобщее ликование от воссоединения Малой Руси с Великой Русью наводнило городские улицы. Прибывший 7 января 1654 года в Переяславль Богдан Хмельницкий на первой же встрече с Бутурлиным так оценил происходящие события: «Как орел закрывает свое гнездо (крыльями), так и государь (Алексей Михайлович) соизволил принять нас под свою высокую руку; Киев и вся Малая Русь – его царского величества вотчина».

На следующий день, 8 января, на центральной площади состоялось общее собрание (рада) горожан и делегатов из других городов. Смысл выступления Хмельницкого перед собравшимися сводился к тому, что шестилетняя практика украинской жизни без государя показала всю свою несостоятельность и что теперь нужно выбрать, чье предложение о покровительстве принять: турецкого ли султана, крымского ли хана, короля Польши или «великого государя, восточного царя». Первых двух он сразу отмел – мусульмане, третий не подходил по причине многочисленных «неправд» от польских вельмож. Оставался четвертый – родной по крови и по вероисповеданию «восточный православный царь», за которого присутствующие проголосовали единогласно. «А те, кто не согласится с нами, пусть идут куда хотят», – заявил гетман. Но таких на первых порах не оказалось.

В тот же день Хмельницкий и вся старшина принесли присягу на верность царю, а в ответ Бутурлин вручил гетману символы его власти – булаву и знамя, одарив попутно щедрыми царскими подарками его ближайших помощников и казацких полковников. На следующий день присягу принимали младшие офицеры, казаки и горожане, а через несколько дней члены московского великого посольства разъехались с этой целью по всем украинским городам и селениям, подвластным Хмельницкому. Это событие повсеместно проходило в атмосфере народного воодушевления от сознания того, что наступил конец панского и еврейского засилья, и в предвкушении безоблачного будущего под рукой единоверного царя.

Повсеместно – но не в Киеве. Там противником воссоединения, хотя и не ярко выраженным, выступала высшая церковная иерархия во главе с митрополитом Киевским Сильвестром. Дело в том, что на протяжении почти двух столетий Украинская православная церковь была отделена от Московской и находилась под управлением малосильного и полунищего Константинопольского патриарха, материально зависимого от своей украинской паствы, к которой он периодически обращался за вспомоществованием на церковные нужды. В этой связи киевская митрополия, чувствовавшая себя практически самостоятельной в решении своих внутрицерковных проблем, увидела в происходившем воссоединении братских народов под властью единого государя угрозу своей самостоятельности. Здесь был целый комплекс объективных и субъективных причин, но одна из них была на поверхности и ею весьма активно манипулировали украинские иерархи – это более низкий образовательный уровень московских церковников, подчиняться которым просвещенное духовенство Западной Руси не хотело. Для него это было бы шагом назад, как они говорили, в варварство. Так или иначе, но сопротивление митрополита было преодолено и он благословил свою паству на принесение присяги царю Алексею Михайловичу.

В марте 1654 года в Москве в доброжелательной атмосфере происходила завершающая стадия объединительного процесса. Казаки в лице главного судьи запорожского войска Зарудного и переяславского полковника Тетери защищали перед особым комитетом Боярской думы, в которую входили Алексей Трубецкой, Василий Бутурлин, Петр Головин и Алмаз Иванов, свои требования-условия присоединения Украины к России. В течение двух недель они были согласованы и закреплены царским указом под названием «Одиннадцать статей», а также рядом «жалованных грамот», смысл которых вкратце сводился к следующему:

– Украина признавала верховную власть московского царя, сохраняя за собой право на содержание 60-тысячного запорожского войска во главе с гетманом, на «кормление» которому отдавался Чигирин с его окрестностями;

– Богдан Хмельницкий утверждался пожизненным гетманом. Ему должен наследовать тот, кого выберет запорожское войско после его смерти;

– гетману предоставлялось право обмениваться посольствами с зарубежными странами, за исключением Турции и Польши;

– за митрополитом и духовенством, а также за украинской шляхтой сохранялись их традиционные права и привилегии;

– жителям городов предоставлялось право избирать муниципальные власти;

– запорожскому войску подтверждались их прежние права и свободы, в том числе неприкосновенность казацких земельных угодий; независимость казацких судов; ежегодное жалованье каждому казаку за счет доходов, собираемых на Украине;

– царь брал на себя обязательство содержать за свой счет гарнизон в крепости Кодак и запорожское казацкое войсковое братство (кош).

Единственное сословие, о котором не радели ни гетман, ни его посланники и о чьих правах в подписанных документах нет ни слова, были крестьяне. Им достались одни обязанности. Зато о себе войсковая старшина позаботилась с избытком. После того как в царскую казну отошли бывшие королевские земли на Украине, гетман выпросил себе город Гадяч с доходами от него, полковник Тетеря – город Смелу. Аналогичные доходы получил и судья Зарудный. Глядя на них, другие старшие офицеры засыпали царя своими прошениями о земельных пожалованиях, большинство из которых, как ни странно, были удовлетворены: уж больно грел сердце Алексея Михайловича его новый титул – «Самодержец Всея Великия и Малыя России».

Война с Польшей становилась неотвратимой, но как нарушить Поляновский 1634 года договор о «вечном мире»? Оказывается, при желании можно было сделать и это. Нашелся и повод. Вспомнили старые обиды, нанесенные польскими людьми умалением титула царя московского, а более всего – «поносными книгами», изданными в Польше, где напечатано «многое бесчестье и укоризна отцу великого государя, царю Михаилу Федоровичу, самому царю Алексею Михайловичу, боярам и всяких чинов людям, чего по вечному докончанию и посольским договорам не только печатать, и помыслить нельзя, от Бога в грех и от людей в стыд». Поэтому польской стороне были предъявлены ультимативные требования: «Если король хочет сохранить мир, то за такое бесчестие великих государей пусть уступит те города, которые отданы были царем Михаилом королю Владиславу, пусть казнит смертью гетмана Вишневецкого и всяких чинов людей, которые писали, не остерегая государевой чести, а за бесчестье бояр и всяких чинов людей пусть заплатят 500 000 золотых червонных».

Претензии, понятное дело, были надуманными, требования – невыполнимыми, а вероятность войны – неизбежной. Отпадение Украины от Польши и ее последующее присоединение к России явилось фактическим объявлением войны.

Зарудный и Тетеря еще вели переговоры с московскими боярами, а движение русских войск к западной границе уже началось. К Вязьме выдвинулся боярин Далматов-Карпов, к Брянску – князь Алексей Трубецкой, а по направлению к Смоленску 18 мая двинулись основные силы Русской армии во главе с 25-летним царем Алексеем Михайловичем. Боярина Василия Шереметева царь послал к Белгороду для охраны южных границ от крымского хана и ногайских орд, а донским казакам поручил беспокоить крымские владения, чтобы отвлечь татар от активных действий на севере.

Перед вступлением на белорусскую землю «матери нашей святой восточной церкви сынам» от имени царя были посланы грамоты, призывавшие их вооружаться на поляков и оказывать помощь наступающим русским войскам. Призыв этот нашел живой отклик со стороны населения, и первые победы русских были достигнуты исключительно благодаря народному подъему. Дорогобуж, Невель, Белая, Полоцк, Рославль, Мстиславль сдались без боя. Опечалила лишь трижды несчастливая для русских Орша, где в ночном бою московские войска потерпели очередное поражение. Но эта неудача уже не могла остановить победного шествия царских войск по Белоруссии. Города сдавались один за другим: Дисна, Друя, Орша, Глубокий, Гомель, Могилев, Чечерск, Новый Быхов, Пропойск, и, наконец, Смоленск после трех месяцев осады сдался на милость победителя. А милость и на самом деле была проявлена необыкновенная. Даже ярые противники московской власти после занятия городов и поместий беспрепятственно отпускались на свободу, что еще больше увеличивало число московских доброхотов.

Но если в Белоруссии для русских дела шли максимально успешно, то на Украине Богдан Хмельницкий, собравший 100-тысячное войско, бездействовал. Бездействовал даже тогда, когда гетман Потоцкий и Стефан Чернецкий проводили жесточайшую карательную акцию в отношении украинского населения Браславской области. По подсчетам самого Потоцкого, за эту кампанию он сжег пятьдесят украинских городов и тысячу церквей, уничтожил сто тысяч человек, а еще триста тысяч оказались на невольничьих рынках Крыма. Только в январе 1655 года Хмельницкий выступил против польской армии и в четырехдневном сражении при Ахматове остановил ее дальнейшее продвижение.

Вскрылась на Украине и первая измена. Царю стало известно о тайных сношениях митрополита Киевского Сильвестра с польским королем, которого он призывал на войну с «московскими людьми».

Не все было благополучно и в отношениях между белорусскими казаками полковника Поклонского и украинским казачьим отрядом полковника Золотаренко, не поделивших Могилев и Могилевский уезд. Что один, что другой не были излишне обременены моральными сдерживающими факторами в отношениях с местным населением. Оба они не стеснялись грабить мирных граждан, отбирать у них урожай, домашнюю скотину, фураж и скудные сбережения. В удовлетворении своих материальных потребностей они не останавливались и перед насильственным захватом провианта, предназначенного для московских ратей. Дело дошло до того, что царь был вынужден послать для защиты крестьян и мещан от казацкого беспредела «воеводу Алферьева, да солдатского строю полковника с полком, да двух стрелецких голов с приказами» с тремястами пудами пороха и свинца.

Уходящий 1654 год для Московского царства был ознаменован страшным бедствием. Как бы в наказание за нарушение договора о «вечном мире» с Польшей, на внутренние великорусские области обрушилась моровая язва, унесшая множество жизней. Вот только несколько цифр, свидетельствующих о размерах трагедии: на три кремлевских дворца осталось лишь 15 дворовых людей; «в Чудове монастыре умерло 182 монаха, живых осталось 26; в Вознесенском умерло 90 монахинь, осталось 38. На боярских дворах: у Бориса Морозова умерло 343 человека, осталось 19; у князя Алексея Никитича Трубецкого умерло 270, осталось 8; у князя Одоевского умерло 295, осталось 15; у Стрешнева изо всей дворни остался в живых один мальчик…» И так – по всем городам и селам Подмосковья и Верхней Волги, потерявшим от 20 до 80 процентов своего населения.

Следующий, 1655 год был ознаменован некоторым охлаждением белорусского населения по отношению к московским властям из-за того, что некоторые из русских ратных людей несли не освобождение от польского гнета, а еще большие страдания, грабя, насилуя и убивая мирных жителей. Были зафиксированы неединичные случаи перехода на сторону поляков и литовцев в Любовицах, Орше, Смоленске, Озерищах, Могилеве. Дабы предотвратить такое поведение со стороны своих войск, Алексей Михайлович вынужден был ввести смертную казнь для мародеров и насильников. И все-таки на этом театре военных действий русским продолжал сопутствовать успех. Несмотря на предательство белорусского полковника Поклонского, литовскому гетману Радзивиллу так и не удалось захватить Могилев. Вступление же шведов в войну положило конец организованному сопротивлению польских войск. 3 июля боярин Федор Хворостинин взял Минск, а 31 июля князь Яков Черкасский и полковник Золотаренко овладели столицей Литвы Вильно. Весть о взятии Ковно пришла царю 9 августа, а о взятии Гродно – 29 августа.

Еще больших успехов в войне против Яна-Казимира добился шведский король Карл Х, вступивший в июне 1655 года на территорию Польско-Литовского государства с 40-тысячной армией. Ему даже воевать не пришлось. Польская аристократия, а за ней и дворянское ополчение 29 июля признали Карла Х своим королем; через две недели ему, с подачи всесильных литовских магнатов Януша и Богуслава Радзивиллов, присягнула и вся Литва. За четыре месяца почти вся Речь Посполитая оказалась под властью неприятеля. Польскому королю ничего другого не оставалось делать, как бежать из страны. Между Карлом Х, Хмельницким и трансильванским князем Георгием Ракоци завязалась оживленная переписка, имеющая своей целью создание военного союза и раздел Польши, что в случае успеха могло принести большую выгоду Украине.

Но не все было в их руках. Не знавшие удержу в грабежах шведы разбудили патриотические чувства поляков. Начали создаваться партизанские отряды, появились очаги сопротивления, а после нескольких удачных операций против оккупантов в Польше разгорелась самая настоящая народная война. Чтобы закрепить успех и заручиться еще большей поддержкой населения, Ян-Казимир в апреле 1656 года открыто признал, что все бедствия Польши являются наказанием за «слезы и кривды крестьянам». Он клятвенно пообещал улучшить их положение, обуздать своеволие шляхты и усилить исполнительную власть короля. И хотя эти обещания так и остались обещаниями, тем не менее изгнание шведов из страны продолжалось, благо что Россия к этому времени под воздействием «цесарских» послов Аллегретти и Лорбаха, находившихся в Москве с октября 1655 года, приостановила свои наступательные действия. С одной стороны, Алексея Михайловича напугала возможность чрезмерного усиления шведов на Балтийском побережье, а с другой – его привлекала идея самому стать королем Польши. Последнее, надо полагать, явилось основной причиной прекращения военных действий и начала переговоров.

А 17 мая Россия, которая считала крайне важным для себя иметь свободный выход в Балтийское море, не без подстрекательства извне, совершила роковую ошибку, объявив войну Швеции. Сначала русским войскам сопутствовала удача: с легкостью были взяты Динабург и Кокенгаузен (старинный русский город Кукейнос), но Ригу, которую осаждал с августа по октябрь 1656 года сам царь, покорить так и не удалось. Шведский флот, господствовавший на море, снабжал осажденных всем необходимым, в том числе и живой силой.