Текст книги "Собрание малоформатной прозы. Том 8. Ужасы, мистика, фантастика, криминал, современная проза"

Анечка
(ноющие боли моей памяти)

У неё большие ярко-синие глаза и сияющая улыбка. А в остальном – ничего особенного, женщина, как многие другие. Я не понимал, отчего другие мужчины влюблялись в неё, как очумелые: слишком уж глубоко, слишком уж энергично. Но случилось так, что и я оказался в череде этих «очумелых».

Всё началось с обычного знакомства и не предвещало мне моей душевной катастрофы. Просто приятная женщина. Просто как-то случайно я оказался у неё в гостях. Общение было лёгким, непринуждённым. Когда я начал прощаться, Анечка подошла ко мне поправить сбившееся кашне и я впервые так близко увидел её те самые «большие ярко-синие глаза», ту самую «сияющую улыбку».

Это было какое-то наваждение. Уже потом, после того, как между нами всё произошло, я подумал, что я в тот момент превратился в горстку стальных опилок, притянутых сильным магнитом. Когда-то в детстве мне интересно было насыпать такие опилки на бумагу, подкладывать снизу магнит и водить им в разных направлениях, наблюдая, как принимают вертикальное положение эти крохотные столбики металла и кружатся по бумаге, следуя за движениями магнита.

Анечка казалась мне обыкновенной, пока не подошла ко мне очень близко, пока я не попал в поле её магнетизма. Уходил я от неё, обуреваемым такой силой чувства, какой не испытывал прежде по отношению к другим женщинам.

Наваждение прошло, когда я узнал, что у Анечки есть какой-то Серёжа, по которому она сходит с ума. Но остатки того наваждения сохранились и иногда начинают напоминать мне о себе, как напоминают старые травмы ноющими болями в преддверии непогоды.

С тем Серёжей Анечка рассталась. Расставание обернулось некрасивой скандальной сценой. Серёжа среди ненастной осенней ночи выгнал её из своей квартиры. Анечка стала ломиться в запертую за нею дверь, кричала на весь подъезд. Серёжа вызвал наряд ППС, и эта история оказалась в оперативной сводке ночных происшествий.

Перебесившись, Анечка решила начать жизнь «с чистого листа», полюбить кого-то другого. «Другим» оказался я. Она смело подошла ко мне в присутствии нашей общей знакомой и, взяв меня под руку, объявила, что мы с нею женимся. Наша общая знакомая, заметив моё замешательство, перевела эту мизансцену в шутку:

«Я вижу, Валерий Витальевич к этому не готов».

Анечка и поныне не замужем.

Как-то она пожаловалась мне на то, что ещё в юности одна ведьма наслала на неё некую порчу, называемую в народе «венец безбрачия». Считается, что девушки и женщины, увенчанные этой неснимаемой порчей, не могут создать семью.

Мне жалко Анечку. Она очень хорошая, но при этом и очень несчастная.

Самая болезненная несправедливость

На свете много несправедливости.

Барбара Делински «Соседка»

Счастье воспринимается особенно остро тогда, когда оно незаслуженно.

Я незаслуженно оказался в числе счастливчиков. На меня неожиданно обрушилось такое огромное счастье, ради которого следовало бы пройти через нескончаемые муки, одержать бесчисленное количество побед в тяжелейших схватках с, казалось бы, неминуемой смертью, сгореть дотла и возродиться таким, который заслуживал бы любых самых изысканнейших подарков от скупердяйки Судьбы. А мне её величество Судьба, по какому-то неведомому мне (по-ошибочному?) капризу подарила любовь самой восхитительной женщины (!!!).

Восторженнейший поклонник и глубочайший знаток женской элегантности и красоты, Сальвадор Дали, утверждал, что «…лицу элегантной женщины не нужно красоты, зато руки ее и ноги должны быть безукоризненно, умопомрачительно красивы и – насколько возможно – открыты взору». Это определение, как нельзя более, соответствует облику моей женщины в части её элегантности. Но разве элегантность не придаёт женскому лицу ореол неожиданной, не замечаемой у других, а потому ещё более притягательной красоты?

А встретил я свою любимую женщину, испытав к ней в первые минуты отчуждённую настороженность, подавляемую жалостью. Ситуация была таковой, что жалость взяла во мне верх. Теперь, когда всё, связанное с историей моей близости с той женщиной небывалой элегантности и осенённой ореолом неожиданной, не замечаемой у других красоты, свершилось, я окончательно запутался в своих мыслях о ней, своих чувствах и переживаниях.

Мои мысли о восточной мудрости

Однажды мне довелось услышать одну историю, показавшуюся мне тогда излишне замудрённой. Её глубинный смысл как бы лежал на поверхности, но выглядел надуманным, искусственно притянутым за уши к высокоумному нравоучению. В той истории некий могущественный господин средневековой Японии, имевший неограниченную власть казнить и миловать как за что угодно, так и совсем ни за что, свою челядь, и обожавший красивых женщин, отказался от самой прекрасной из них со словами: «Она СЛИШКОМ хороша для меня».

Теперь я его понимаю, и в этом понимании слышу эхо старой одесской шутки: «И почему мы не такие умные, как потом?»

Мои мысли о крупных одомашненных животных

Я сам никогда этого не видел, потому что всю жизнь прожил в городе и не был свидетелем тех трагедий. Но я верю тем, кто это видел собственными глазами: крупные одомашненные животные плачут (в первый и в последний раз в своей жизни) ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ слезами, когда их гонят на убой.

Мои мысли о той единственной и неповторимой

Уходя от меня навсегда она плакала.

«Я тебя сердцем полюбила. А его – вопреки и сердцу, и разуму, и предчувствиям. Знаю, эта любовь погубит меня. Но справиться с этой роковой для меня любовью я не могу, и иду в эту пагубную любовь, как на добровольное заклание».

Мои мысли о себе самом

А что было бы, если бы во мне была мудрость того средневекового господина, который мог сказать: «Она СЛИШКОМ хороша для меня»? Сказать – и отказаться от обладания самой восхитительной любовью?

И, положа руку на своё глупое и непослушное голосу мудрости сердце, я отвечаю себе: я бы так не смог.

Я и потрясающе счастлив от того, что та женщина одарила меня своей несравненной любовью, и безмерно несчастен от того, что она от меня ушла.

Теперь до конца своей жизни я буду страдать от её ухода.

Но я никогда, НИКОГДА (!!!) не пожалею о том, что она у меня была!

Человеческий фактор

Не нужно быть великим знатоком в лётном деле, чтобы понимать, сколь опасен пилотаж на критически малых высотах. Но в условиях современного боя лётчики нуждаются в том, чтобы прижиматься поближе к земле для ухода от радиолокационного обнаружения средствами ПВО противника. Такие возможности обеспечиваются не только тактико-техническими характеристиками самолётов, но и техникой пилотирования, вырабатываемой лётчиками-испытателями. Это они принимают на себя все риски такой выработки. В поисках верных путей этой сложной задачи они рискуют своими жизнями во имя укрепления наших Военно-Воздушных Сил.

Он был безудержно смел.

– Саша! Побереги себя, не форсируй события, – наставлял перед каждым испытательным полётом своего любимца главный конструктор боевых самолётов.

– Не виноват я, Пётр Семёнович, в форсировании полётных нагрузок! Это события на фронте их форсируют, – оправдывался лётчик-испытатель после каждого вылета.

Где безопасный предел возможностей прижимания самолёта к земле, спасительный для наших пилотов при вхождении их в зону действия вражеских ПВО?

Какова может быть максимальная крутизна высокоскоростного пикирования для перехода в бреющий полёт?

Штурвал наполнился силой стремительного падения. Лётчик из последних сил тянул его на себя.

«Сашка! Прыгай!!!», – захлёбывался от бешенства Главный.

Лётчик не отвечал. Стиснув зубы, он продолжал борьбу.

«Есть положительный тангаж!»

Носовой обтекатель преодолел линию горизонта, самолёт перешёл на набор высоты.

«Поздно!..»

Необузданная инерция падения дала просадку. Самолёт ударился о землю хвостом, переломился надвое, вспыхнул уайтспиритным огнём.

– Папа!!!, – истошно закричал в своей спаленке пятилетний Николка.

– Тише, тише… Успокойся, мой родненький, – запричитала Милена.

– Наш папка сейчас сгорел, – затрясся в рыданиях малыш.

Милена не отходила от сына, пока он не забылся в тяжёлом сне.

«Надо же присниться такому».

«…А ведь то был не сон», – вдруг поняла Милена и услышала, как безутешно, по-вдовьи, завыла её душа.

На ослабевших ногах Милена подошла к комоду, взяла в руки фотографию. Фотограф сумел улучить момент триумфа её мужа на фоне опытного образца новейшего на то время истребителя. Долгое время эта фотография была засекречена, как и всё, связанное с тем самолётом. Но время шло, и эти самолёты уже демонстрировали фигуры высшего пилотажа на международных авиационных шоу. Фотография перешла в семейный альбом лётчика-испытателя, а затем заняла место на комоде. В минуты, когда Александр, рискуя жизнью, испытывал новые самолёты, Милена вглядывалась в эту фотографию, на которой его лицо, озарённое счастливой улыбкой, согревало ей душу теплом своей мощной энергетики. И вот вновь, как много-много раз прежде, Милена прижала к сердцу фотографию мужа, нуждаясь в её тепле.

…От фотографии потянуло колючим холодом…

*

Очень Большой Человек, сановник высокого ранга, участливо обратился к Главному:

– Переживаете, Пётр Семёнович? Понимаю, мы все в большом трауре. Такой лётчик погиб…

Вечная ему память! Но наша комиссия пришла к заключению, что самолёт был полностью исправен. Виной трагедии был…

– Человеческий фактор! – перебил сановника Главный, и лицо его побледнело от внезапно захлестнувшего его гнева. – Человеческий фактор!.. В этих ваших заключениях «человеческий фактор» всегда причина несчастий!!!

– Не понимаю Вас, Пётр Семёнович…

– А Вы поймите!!! Посмотрите сюда. Вы видите эти макеты?

Кабинет Главного был плотно заставлен макетами боевых самолётов. Их линии и формы поражали воображение. В них ощущалась стремительность, взрывная сила и несокрушимая воля. Они выглядели, как живое дополнение к их экипажам. Они будто бы рвались в небо, в свою мечту, в трудную и опасную работу.

– В ваших заключениях «человеческий фактор» – это причина трагедий! А в нашей повседневной работе – это важнейший залог успеха! Если бы не наш Сашка!.. Если бы не такие, как он!..

– Да, я понял, простите…

До станции «Загадка»

Это было подобно беспомощному барахтанью в бурном потоке, но иногда это больше напоминало беспомощные попытки вырваться из липкой паутины какого-то гигантского паука:

«Должен, должен, должен…

Обязан, обязан, обязан…

Срочно!

Безотлагательно!!»

Да, это хорошая зарплата, солидный социальный статус, уважение со стороны тех, кто чтит не столько личность человека, сколько пьедестал его должности.

«Надоело!

Из живого человека я превратился в робота, в автоматическое устройство, предназначенное для осуществления различного рода механических операций, которое действует по заранее заложенной программе».

И я бросил всё: престижную работу, уютное жильё, большой город, все круги знакомств, горячих, тёплых и холодных контактов и прочие субъектно-объектные узлы, порождающие то «бурные потоки», то «липкую паутину» долженствований.

Я сел в поезд дальнего следования и отправился «куда глаза глядят». Я решил колесить по дорогам, не задерживаясь там, где начинались хоть какие-то обрастания постоянными обременениями обязанностей.

Уже в купе я почувствовал пульс желанной свободы. Попутчики заходили, располагались, пили-ели-спали и уходили на своих станциях назначения. А я их видел-не видел, слушал-не слушал, когда надо – кивал в знак согласия, даже, не вдумываясь в нити их рассуждений.

Блаженная свобода!

Со временем пребывания в таком блаженстве во мне должны начаться перемены: я, как птенец, выбирающийся из яйца, взломаю скорлупу своей роботоподобной обездушенности и начну ощущать себя по-настоящему живым человеком, открытым для свежих чувств, для жизни по мечте, по зову сердца.

Скорее бы!

Я так этого хочу!!

*

Она вошла в моё купе на одной из станций и обожгла моё сердце улыбкой.

Никогда прежде я не видел подобной обжигающе-очаровательной улыбки.

За такой чудесной улыбкой угадывалось море достоинств.

Я не спрашивал её ни о чём. Мне было радостно «угадывать» о ней всё, прикрыв глаза, «вслушиваясь» в подсказки, идущие из ноосферы.

Это были восторженные, изысканно-комплементарные подсказки!

Можно ли им верить?

Я мельком, с притворным безразличием, «проскальзывал» взглядом по её лицу и понимал: я не могу не верить идущим из ноосферы подсказкам. Они очень хороши, но моя попутчица ещё лучше.

При очередном моём беглом и «безразлично» скользящем взгляде я вдруг понял, что Попутчица угадала во мне неподдельный к ней интерес.

«Почему бы нам не познакомиться?» – обратилась она ко мне с обезоруживающей улыбкой.

Мы взаимно представились.

Удивительное дело: общение моя попутчица Катя выстроила таким образом, что моя скованность перед её обаянием мгновенно улетучилась, и я вдруг оказался для неё очень интересным собеседником. Старый рецепт обольщения сработал безотказно: хочешь произвести впечатление на женщину – рассмеши её (не шутовством, а остроумием!).

Я смешил, не переставая, и наслаждался красотой Катиного смеха.

На большой станции наш поезд должен был, согласно расписанию, простоять пятнадцать минут.

– Я однажды отстала от своего поезда, когда вышла за покупками, и теперь панически боюсь выходить из вагона до конца поездки. А так хочется мороженого! – смущённо улыбнулась мне Катя.

– А я ничего не боюсь. Какое мороженое Вы любите?

– Эскимо.

Я, как на крыльях выскочил из вагона.

Прошло три года. Катю я видел последний раз, когда она помахала мне из окна нашего вагона, провожая меня за мороженым. Оказывается, это она тогда прощалась со мною. По возвращении с десятью порциями эскимо я не обнаружил в купе ни Кати, ни своих чемоданов. Кондукторша сказала, что моя попутчица покинула наш вагон в сопровождении молодого мужчины почти сразу после моего ухода.

Я не помню название станции, где это произошло. Я называю её станцией «Загадка».

Что там произошло?

Тот ответ, который напрашивается сам собой, кажется мне кощунственным.

Я не могу не верить идущим из ноосферы подсказкам. Они очень хороши, но моя попутчица Катя кажется мне ещё лучше.

Хотя, скорее всего, у неё какое-то другое имя.

По воле чёрного князя

Это было много-много лет тому назад в долине реки Серебрянки, в пещере, где впадает в реку ручей Кокуй. Инок бежал из последних сил. Его преследователи, казалось, не знали усталости. Их вдохновлял азарт. Инок вдохновлялся тем, что если он будет пойман и убит, без его заботы погибнет тяжело раненый человек, укрываемый и опекаемый им и разыскиваемый этими преследователями. Факел инока отбрасывал зловещие тени на стены и свод пещеры, петляющей в чреве длинной скалистой гряды. Ранее инок остерегался входить в запутанный лабиринт этой жуткой пещеры. Местные жители говорили, что из этой пещеры нет выхода, и, всяк входивший в неё, никогда не возвращался назад. Говорили также, что дальних закоулках этой пещеры Ермак запрятал свои несметные сокровища, а доступ к ним запечатал страшным заклинанием. Инок в эти страшилки не верил. В глухих сибирских местах таких баек превеликое множество. Тем более, что от своего духовного наставника инок знал: нет нужды ни в каких заклинаниях для сохранности клада. Сильнее всех заклинаний воля чёрного князя Мафавы, который был когда-то в большом почёте на небесах и даже входил в ангельский совет, но во время восстания Люцифера примкнул к восставшим. Теперь, по велению властителя ада, ему поручено хранение всех подземных сокровищ.

Иногда лабиринты пещеры заводили инока в тупик. В этих тупиках он терял драгоценное время, и его преследователи приближались к нему, яснее слышался иноку их топот и их непотребная ругань.

Неожиданно пещера содрогнулась.

Откуда-то из-под земли послышалось грозное урчание, порождающее в изменённом от неописуемого ужаса сознании ассоциации с рыком чудовища исполинских размеров и неодолимой силы. Чудовище ворочалось под землёй, пытаясь высвободиться из-под её тверди, как птенец, взламывающий скорлупу яйца, чтобы выбраться на свободу. Дрожь земли заменилась толчками, сбивающими с ног. Инок упал, ударился о землю затылком и потерял сознание. От сильных ударов по рёбрам инок очнулся. Вокруг него столпились его преследователи. Их лица в свете факелов пылали ненавистью, их рты изрыгали проклятия.

– Это ты выкрал у юродивого Микитки карту с местами сокрытия кладов Ермака!

«О чём это они? Какой Микитка? Какая карта?»

Инок не сразу понял, что подранок, которого он выхаживал и которого преследовали эти сердитые люди, и есть «юродивый Микитка». Значит они нашли его и обыскали, но карты с местами сокрытия кладов при нём не оказалось. Скорее всего эта карта – такой же миф, как и сами клады.

«Они его пытали и убили?»

Ответ на этот встревоживший его вопрос инок прочёл в глазах своих преследователей. В их глазах полыхали ярость, алчность и беспощадность. Такие люди будут и мучить, и убивать, добиваясь осуществления своих меркантильных целей.

– Нет никакой карты ни у меня, ни вообще. И никаких кладов Ермака тоже нет.

– Куда же ты тогда бежал?

– Я бежал от вас. Вы гнались за мною с угрозами и проклятиями.

– Врёшь, мерзавец! Ты бежал тем путём к сокровищам Ермака, который мы знаем и сами. Но мы не знаем, продолжения пути. Теперь его знаешь только ты. И ты приведёшь нас к сокровищам!!

Кто-то из преследователей рывком поднял инока на ноги и подтолкнул вперёд. Ноги инока подгибались от слабости и от страха. Он не чувствовал ни ног, ни тела, двигался, как механическая кукла туда, куда подталкивали его в спину озверевшие от азарта погони его преследователи.

«Господи, спаси и сохрани меня и моих преследователей, ибо они и сами не ведают, что творят. Господи, спаси и сохрани…», – беззвучно шептал инок.

Они всё шли и шли.

– Ну, что? Далеко ещё нам идти?

– А не морочит ли он нам головы?!

– Ты, олух Царя Небесного! Полудурок! Говори, куда нас завёл!!

Неожиданно все смолкли. Свет факелов обрывался впереди непроглядной тьмой, за которой виделось нагромождение каких-то плохо различимых из-за нехватки факельного освещения предметов: то ли сундуки, то ли ящики, то ли… гробы.

– Вот они! Сундуки с сокровищами Ермака! – крикнул кто-то писклявый.

– Сокровища!!! – надсадно взвыли остальные и ринулись, расталкивая друг друга к тем самым плохо различимым предметам.

Вскоре все они с воплями ужаса исчезли за чертой непроглядной тьмы.

Инок не знал, сколько времени прошло с того момента, когда его преследователи вдруг исчезли, поглощённые непроглядной тьмой. Время для него остановилось. Из безвременья инока вывел зыбкий, призрачный свет, втекающий в пещеру из неведомого пространства.

«Чудны дела Твои, Господи!», – ужаснулся инок, и погрузился в долгую, горячую молитву, прося Бога о спасении от безумия.

Назойливый птичий гомон прервал на полуслове поток покаяний в грехах вольных и невольных, разрушил благостное молитвенное состояние инока, вернул его в вещный мир.

«Откуда птицы в пещере?»

Растерянно оглядевшись, инок с удивлением обнаружил, что в пещеру через разлом в её своде проникают теплые солнечные лучи. Они высвечивали и то, что таилось ночью за чертой непроглядной тьмы: пропасть, образованную тем же ударом землетрясения, который расколол и свод пещеры, открыв через него кратчайший путь во вне. За пропастью, поглотившей его преследователей, инок увидел множество гробов. Это к ним, приняв их за сундуки с сокровищами Ермака, кинулись, расталкивая друг друга преследователи инока, но оказались погребёнными в коварной пропасти без гробов.

Выбравшись наружу, инок долго молился, благодаря Всемилостивейшего Бога о своём чудесном спасении.

*

– А ты точно разглядел, что за пропастью были гробы, а не сундуки с сокровищами Ермака? – не унимались те, кому инок рассказывал о своём страшном приключении.

– Ну, тогда ты вообще ничего не видел!

– Не может такого быть, чтобы не было клада, если все только о нём и говорят!

– Тогда есть и хранитель этого богатого клада – чёрный князь Мафава. – осаживал разгорячившихся оппонентов смиренный инок. – Возможно, это он и изничтожил моих жадных преследователей. Не хотите ли и вы повторить их страшную судьбу?

На урюпинском базаре

На урюпинском базаре шум и тарарам

Налетайте,

Покупайте

Барахло и хлам.

(Из песни «На урюпинском базаре».

Музыка народная, слова народные)

Об Урюпинске многие знают не из рассказа М. А. Шолохова «Судьба человека», а из анекдотов, в которых Урюпинск – это дикая глухомань, а урюпинцы – люди невысокого уровня ума и воспитанности. Сочинители этих анекдотов, по видимому, и сами не ожидали, что их творчество найдёт такой отклик в душах тех, о которых так метко подметил Роберт Рождественский в стихотворении «Цирк»:

 
А клоун глупее вас.
И это приятно вам.
 

Однако, на самом деле, клоун вовсе не глуп. Это также верно, как и то, урюпинцы не уступают жителям престижных городов ни в уме, ни в воспитанности. А урюпинский базар – это место довольно значимое. Там каждый день случается много таких событий, о которых без скуки можно читать и слушать. Одно из этих событий произошло с Зинаидой, когда ей было всего два годика. Она была тогда красивой, как куколка. Огромные синие глазки, носик пуговкой, губки бантиком. Было это зимой. Дома оставить эту милую крошку было не с кем, и бабушка взяла Зинаиду с собой на базар. Обула её в валенки, Одела на неё меховую шубку и шапку, укутала поверх всего большим пуховым платком.

Бабушка шла пешком и везла Зинаиду на санках. Возле торговых мест бабушка останавливалась, приценивалась к товару, беседовала с каждой торговкой, вспоминая с иной – их молодость, с иной – их ранние детские годы. Досыта наговорившись и закупив все намеченные покупки, бабушка уже не затуманенным важными мыслями взглядом, а пристально и зорко посмотрела, наконец, на внучку и ахнула: кто-то успел снять с глупышки большой пуховый платок и благополучно с ним скрыться.

«Люди! Вы посмотрите, что делается!! Помогите, найдите вора!!!»

…Да разве его найдёшь?

А платок был очень дорогой! Урюпинские пуховые платки – это штучный товар. В те 1950-е годы Урюпинск, по квалификации дикторов американского радио «Свобода», назывался «маленьким козьим городком». Во многих дворах тогда урюпинцы держали коз, стригли их, а из козьего пуха вязали такие замечательные платки, что в 1990-е годы эти перлы народного промысла стали валютным товаром (!).

Но не зря говорят: Нашёл – не радуйся, а потерял – не огорчайся. Всё вернётся на круги своя.

И оно вернулось.

Прошли годы. Зинаида вошла в возраст невесты. Расцвела, заблагоухала, как прекрасная роза. И столько дорогих подарков посыпалось на неё от поклонников!

Мест, где всегда толпится народ, где можно «и на людей посмотреть, и себя показать» в Урюпинске не так много. Вечером – это парк культуры и отдыха, а днём – базар. Летний день был ясным, пригожим, настроение у Зинаиды – весёлое, игривое. Дома ей с таким настроением не сиделось. Нарядилась во всё «дневное»: лёгкое, воздушное, нацепила на себя все цацки, что от поклонников получила и пошла, куда ноги несут.

Ноги принесли Зинаиду на базар. Мужчины всех возрастов таращатся на её красоту, мальчуганы сглатывают слюни (ночью в постели эти недозрелые малолетки будут вспоминать её дивные прелести и…). Зинаиде от этого хочется петь, смеяться и танцевать. Она остановилась перед прилавком, за которым озорно и задиристо зазывала к себе покупателей её бывшая одноклассница. Зинаида подошла к ней на «чмоки-чмоки» и подруги защебетали «обо всём – ни о чём» (таково это пустое, но невинное девичье и женское удовольствие).

Вдруг Зинаидина подруга осеклась на полуслове, побледнела и будто инеем вся подёрнулась. Зинаида, ещё не понимая в чём дело, тоже, словно на резонансе, ощутила некое предчувствие страха. Чья-то сильная уверенная рука приобняла её из-за спины, широкая ладонь, легла на её живот, притянула Зинаиду к телу своего владельца, а в левый Зинин бок упёрлось металлическое жало.

«Тихо-тихо…», – услышала Зинаида негромкий властный голос и затрепетала от ужаса. По голосу она узнала, что оказалась в лапах самого главного бандита в их городе. – «Ну-ну! Продолжай улыбаться и молча иди туда, куда я тебя поведу. Пикнешь – прирежу на месте». Налётчик завёл Зинаиду в укромный закуток. Оттуда мгновенно, как потревоженные воробьи, выскочили трое бомжей, собиравшихся распить там бутылку какого -то дешёвого вина.

Налётчик грубо развернул полумёртвую от страха Зинаиду лицом к себе, надвинулся на неё глаза-в-глаза, прожигая порабощающим взглядом.

– Деньги и драгоценности. Быстро.

– Обойдешься, – раздался вдруг сзади него спокойный насмешливый голос.

Бандюган отреагировал глубоким выпадом с ножевым ударом в развороте. Его атака была стремительна, как вспышка молнии.

Надрывный вскрик. Звон металла о камень. Хриплые проклятия.

– Ты, ……, мне руку сломал!..

– Не будешь дёргаться. А ещё раз сунешься к этой девушке, я и шею тебе сломаю.

Спаситель вывел Зинаиду из мерзкого закутка в поток беспечной базарной сутолоки. Ноги у Зинаиды ослабли, коленки подогнулись, и она упала бы на землю, но Спаситель подхватил её и сопроводил до самого дома.

Дома было чаепитие, знакомство, пылкие слова благодарности и жалоба на то, что теперь «тот зверюга» Зинаиду прирежет.

«Всё, чем я могу тебе помочь, – это увезти тебя отсюда ко мне на родину в качестве любимой жены. Считай, что это предложение руки и сердца», – проникновенно сказал Спаситель.

Выбора у Зинаиды не было, а Спаситель ей понравился. Сильный, смелый. Настоящая «каменная стена», за которой так хочется укрываться всем женщинам от житейских невзгод.

Выбор у Зинаиды появился уже потом, когда она оказалась на родине героя-спасителя «в качестве любимой жены». Отогревшись под боком у надёжного и верного мужа, Зинаида затосковала по прежним минутам блаженства от всеобщего восхищения её девичьей красой. Теперь красота Зинаиды, напитавшись соками мужской любви, расцвела уже новой силой, по-женски зрелой, хмельной, платонически притягательной. Разве может она совладать со своею натурой, которая в потоках восхищённых (а ещё лучше «алчущих») взглядов, будто рыба в воде, а при отсутствии оных, будто та же рыба на песке?

И отправилась Зинаида на поиски алчущих взглядов. А их и искать не надо, они сами к ней липнут, как банные листья к распаренному в горячей сауне телу.

 
Ах, какое блаженство,
Ах, какое блаженство,
Знать, что я совершенство,
Знать, что я – идеал, —
 

пела несравненная Мери Попинс в своей песне «Леди совершенство», и вторила её запавшему в память пению самовлюблённая Зинина душа…

Став женщиной, познавшей все глубины безумной платонической любви, Зинаида виртуозно манипулировала толпой поклонников, облепивших её, как кабели в пылу собачьей свадьбы. Её супруг, её «каменная стена» не пожелал быть «стеной прикрытия» такого беспардонного распутства и указал ей на дверь из дома.

И покатилась Зинаида по жизни, как оторвавшаяся от корня трава перекати-поле.

Прошли годы, отшумели бандитские 1950-е, стали забываться лихие голодные 1990-е, зарозовели предрассветными красками первые годы 2000-ных. Вновь зашумел бойким торгом воспрянувший урюпинский базар. За одним из его прилавков появилась новая торговка, которая когда-то пленяла здесь всех своей красотой и звалась Зинаидой. Теперь это была увядшая, рано состарившаяся женщина, именуемая бабой Зиной. Мужчины всех возрастов таращатся теперь на красоту молоденьких, свеженьких девушек, на них же теперь мальчуганы молчаливо сглатывают слюни, чтобы по ночам в своих постелях воспламеняться дразнящей девичьей красотой. Бабе Зине от этого хочется горько плакать прямо здесь, на этом старом урюпинском базаре.

Прямо на урюпинском базаре.