Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2017"

«Ирак – слишком большой, чтобы позволить ему не состояться», – пишет сотрудник Вашингтонского института ближневосточной политики Майкл Найтс [9], призывая администрацию Трампа, в частности, продлить операцию «Непоколебимая решимость» и продолжить финансирование Фонда по обучению и вооружению Ирака, а также подготовить новый трехлетний план по поддержке Иракской армии и созданной США Иракской контртеррористической службы. Специальный представитель США Брет Макгарк выступает за «функционирующую федерализацию» Ирака, предполагающую разделение власти между различными этноконфессиональными группами и урегулирование вопроса о будущем статусе Иракского Курдистана [12]. Воплощение данной идеи позволит США окончательно «уйти» из страны, не сдавая при этом позиций в пользу Ирана.

Иранская ядерная сделка: Ломать или строить?

Трамп многократно критиковал Иран, называя его пособником терроризма. Вновь назначенный им министр обороны Джеймс Мэттис тоже говорил, что считает Иран основным спонсором терроризма в мире.

На протяжении всей избирательной кампании будущий президент США негативно отзывался об Иранской ядерной сделке и обещал в случае избрания отказаться от соглашения.

Однако американские эксперты отмечают, что данный документ реально приостановил ядерную программу Ирана и сделал его действия более предсказуемыми. Кроме того, Ирану уже переданы 100 млрд долл., и в том случае, если Соединенные Штаты выйдут из соглашения, велика вероятность, что он продолжит работу над ядерным оружием, располагая при этом большими финансовыми средствами [10].

Тем временем в Вашингтоне по-видимому происходят некие «подвижки» по отношению к Иранскому ядерному соглашению. В ходе телефонного разговора между Дональдом Трампом и королем Саудовской Аравии Салманом аль-Саудом в конце января стороны обозначили намерение «энергично» добиваться выполнения соглашения8080
  Режим доступа: http://www.middleeasteye.net/news/trump-saudi-king-agree-rigorously-enforcing-iran-nuclear-deal-1176051151


[Закрыть], хотя и с оговоркой о необходимости противостоять «дестабилизирующим действиям [Ирана] в регионе».

31 января 2017 г. в Иране прошло испытание баллистической ракеты средней дальности. В США в связи с испытанием иранской баллистической ракеты ввели новые санкции, затрагивающие 35 человек, работающих по ракетной программе Ирана. Министр обороны Джеймс Мэттис пояснил при этом, что, хотя «плохое поведение Ирана не станут игнорировать», дополнительного размещения американских Вооруженных сил на Ближнем Востоке не будет. Очевидно, что в налаживании диалога США с Ираном значительную роль может играть Россия, рассматривающая последнего как важного партнера в регионе.

Не все дороги ведут к миру на Земле обетованной

В последний месяц пребывания в Белом доме администрации Обамы американская сторона впервые воздержалась при голосовании в ООН по поводу резолюции о запрете на размещение израильских поселений на палестинских территориях. В Израиле выполнять резолюцию отказались и выразили надежду на сотрудничество с вновь избранным президентом и Конгрессом. Трамп, в свою очередь, назвал Израиль «самым близким союзником», выступил за перенос официальной столицы этой страны из Тель-Авива в Иерусалим – на чем настаивает израильское руководство – и пообещал добиться окончательного примирения Израиля с Палестиной.

В качестве нового посла в Израиль назначен Дэвид Фридман, поддерживающий перенос израильской столицы и выступающий против «иллюзии» о возможности создания «двух государств», за легализацию и расширение строительства новых поселений на палестинской территории, за увеличение финансовой помощи Израилю и против признания руководителя Движения за национальное освобождение Палестины (ФАТХ) Махмуда Аббаса «законным лидером» государства Палестина. Характерным для Фридмана считают выступление, где он сравнил американских представителей еврейской общины, выступающих в пользу концепции «двух государств», с евреями во время Второй мировой войны работавшими на нацистов в концентрационных лагерях.

Сотрудник вашингтонской экспертно-аналитической организации Фонд защиты демократий Уолид Фарес, являвшийся советником Трампа по внешнеполитическим вопросам в период избирательной кампании, назвал назначение Фридмана «оскорбительным» для союзников США из числа арабских государств и «хоронящим» все надежды на достижение соглашения между израильтянами и палестинцами8181
  Режим доступа: http://edition.cnn.com/2016/12/17/politics/david-friedman-ambassador-to-israel-nominee/


[Закрыть].

«Слишком долго акценты в ООН были несправедливо смещены в пользу Палестинской автономии в ущерб интересам нашего союзника Израиля»8282
  Режим доступа: http://beforeitsnews.com/


[Закрыть], – было сказано в заявлении американского представителя в ООН Никки Хейли. А во время визита премьер-министра Израиля Бенджамина Нетаньяху в Вашингтон в феврале 2017 г. Дональд Трамп – первый из американских президентов за последние два десятилетия – сказал, что «готов принять и “одно государство” и “два государства” – если и те и другие с этим согласятся»8383
  CNN, February 16, 2017.


[Закрыть]: т.е. фактически отказался от поддержки идеи создания независимой Палестины.

С приходом Трампа в Белый дом Тель-Авив связывает значительные надежды. Однако явные предпочтения нового американского президента в пользу Израиля затрудняют для Соединенных Штатов возможность выполнять роль посредника в этом процессе и ставят под сомнение возможность достичь «окончательной» договоренности между Израилем и палестинцами, а значит, и мира на этой многострадальной земле.

«От ворот поворот» на Восток

В отличие от российской политики переориентации на евразийскую политику, которая была «разворотом», нацеленным на активизацию экономических отношений со странами, находящимися к востоку от России, американский «восточный поворот» был в первую очередь «разворотом против» Китая, имел в большей степени военную направленность против того, что в Вашингтоне представлялось как претензии Китая на доминирование в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Во время избирательной кампании Дональд Трамп неоднократно повторял, что Китай является главной угрозой для США, что эта страна заключала с США «самые грабительские сделки во всей истории США» и «нарушала все свои договоренности»8484
  Режим доступа: http://www.cnbc.com/2016/11/10/trumps-foreign-policy-heres-a-recap-of-what-the-president-elect-said-about-asia-during-the-campaign.html?view=story& %24DEVICE%24= native-android-mobile


[Закрыть]. Хотя затем он вынужден был сбавить тон конфронтационной риторики, а во время своей первой пресс-конференции сказал, что Соединенные Штаты будут иметь хорошие отношения и с Россией, и с Китаем.

Что касается военно-политических претензий Трампа к Китаю, то их можно суммировать следующим образом:

– Китай ведет агрессивную внешнюю политику по отношению к соседним странам, выдвигает в их адрес территориальные требования по поводу Парасельских островов и островов Спратли (на которые также претендуют Филиппины и Вьетнам);

– Китай стремится вытеснить США из региона;

– Китай ведет активную антиамериканскую деятельность в киберпространстве;

– Китай не оказывает должного давления на Северную Корею, не принуждает ее отказаться от своей ядерной программы.

«Китай вывозил из США огромные объемы денег и богатства за счет полностью односторонней торговли, но не хочет помочь с Северной Кореей / Дивно!»8585
  Режим доступа: https://twitter.com/realdonaldtrump/status/816068355555815424


[Закрыть], – писал Дональд Трамп в своем Твиттере. Выйдя из Транс-Тихоокеанского партнерства (ТТП), Вашингтон, как указывалось на ситуационном анализе в ИНИОНе, продемонстрировал, что «если для администрации Обамы ТТП был одним из основных инструментов ограничения экономического и политического могущества Китая, то администрация Трампа, очевидно, в решении той же самой задачи будет делать ставку на жесткий протекционизм и военно-политические механизмы» [4].

Американское руководство неоднократно обвиняло Китай в давлении на соседние страны, выражало недовольство по поводу китайских военных маневров, возмущалось возведением Китаем островов в Южно-Китайском море, что может превратить его во внутреннее море КНР – с ограничением доступа к американским военным базам. На слушаниях в комитете Сената по поводу его назначения на пост Государственного секретаря Рекс Тиллерсон говорил, что следует запретить Китаю возводить новые острова в Южно-Китайском море8686
  Sanger D.E., Flegenheimer M. In Rocky Hearing, Rex Tillerson Tries to Separate From Trump // New York Times. – 2017. – Jan. 11.


[Закрыть] и что американские Вооруженные силы воспрепятствуют этому.

В конце декабря 2016 г. Трамп высказал сомнения в отношении принципа «Одного Китая», на котором с 1979 г. базировалась американская политика в отношении этой страны и который заключается в официальном признании только пекинского правительства и признании Тайваня частью КНР (при наличии неофициальных отношений с Тайванем). Однако затем в первую декаду февраля 2017 г. во время телефонного разговора с китайским лидером Дональд Трамп подтвердил приверженность принципу «Одного Китая» и вновь подтвердил намерение развивать хорошие отношения с этой страной.

В Соединенных Штатах не могут не опасаться возможного сближения России и Китая и формирования между ними союза на антиамериканской основе. На эту тему неоднократно высказывались и американские эксперты, и представители общественно-политических кругов стран региона. В частности, профессор Университета Кейо Кэн Дзимбо, выступая в Московском Центре Карнеги, высказывал удивление, что этого до сих пор не произошло [6].

Очевидно, что Россия не будет рассматривать никаких возможностей «дружить против» Китая, считая его своим стратегическим партнером. И даже если в китайских документах подобная формулировка в отношении России отсутствует, взаимодействие с ближайшим соседом для Москвы слишком важно, чтобы ставить его в зависимость от перипетий российско-американских отношений.

Кибервойны или взаимодействие в борьбе против киберугроз?

Кибератаки в период избирательной кампании и перед инаугурацией нового президента стали главной темой американских внутриполитических дебатов. Если раньше в связи с киберугрозами в США в основном упоминался Китай, то в произошедших летом 2016 г. хакерских атаках на сервер национального комитета Демократической партии обвинили Россию. По мнению правительства Барака Обамы, российское правительство использовало хакерские группировки Fancy Bear и Cosy Bear для получения – в целях оказать влияние на политическую борьбу в США – компрометирующей информации. За 33 дня до инаугурации нового американского президента руководители ЦРУ, Национальной разведки и ФБР, встретившись и обсудив произошедшее, пришли к общему выводу относительно «масштаба, характера и намерения российского вмешательства». Американские спецслужбы согласились с тем, что таким образом российская сторона – хотя и без особых надежд на успех – стремилась помешать избирательной кампании Хиллари Клинтон. А также, возможно, пошатнуть американские структуры и подорвать престиж США за рубежом, вскрыв негативную сторону американской демократии.

А в январе – как раз перед обсуждением в Конгрессе хакерских атак – Вашингтон накрыло девятым валом скандала, когда в СМИ просочилась непроверенная информация, будто бы несколькими годами ранее во время поездки Трампа в Москву, на него, с целью получения рычагов влияния, российскими спецслужбами было собрано компрометирующее досье.

Любопытно, что если раньше, по мнению российских специалистов, существовало расхождение в восприятии кибербезопасности между российской и американской стороной: в США говорили в основном о технических угрозах, а в России включали в понятие «кибербезопасности» и информационную, в том числе и пропагандистскую, составляющую (этот подход закреплен в новой российской Доктрине кибербезопасности), то теперь в американском «Докладе о российских хакерских атаках», представленном в Конгрессе, несколько страниц посвящены деятельности телеканала Russia Today. Теперь в Вашингтоне, как и в Москве, речь идет уже не только о «железе» и «софте», но и о «контенте».

Согласившись с тезисом о причастности Москвы к кибератакам, Дональд Трамп изменил свою первоначальную позицию – в течение долгого времени он отрицал российскую вину, выдвинутые обвинения называл «дурацкими» и саркастически адресовал призыв «к русским» вскрыть остальные 20 тыс. электронных сообщений Хиллари Клинтон, отправленных в нарушение служебных инструкций с ее персонального аккаунта. Однако после слушаний в Конгрессе, где был представлен «Доклад о российских хакерских атаках» и выдвинуты жесткие обвинения в адрес Москвы, Трамп распорядился провести в течение ближайших трех месяцев расследование хакерских атак, а спустя несколько дней согласился, что Москва стояла за ними.

В связи с обвинениями в адрес России правительство США – еще при Бараке Обаме – заявило, что ответит аналогично на хакерские атаки России. То есть, обвинив противоположную сторону в предосудительной практике, само объявило о намерении совершить подобное же преступление. Типичный пример порочного цикла «действие-противодействие», развивающейся по нарастающей гонки вооружений в киберпространстве. Однако представляется, что, осознав обострившееся в связи с американскими выборами внимание к проблеме, можно лучше понять связанные с ней угрозы и совместными усилиями осуществить меры по эффективному противодействию киберугрозами. Уместно вспомнить, что в свое время и Россия и Китай выступали за полный запрет кибероружия, а взаимодействие в борьбе с киберугрозами в течение длительного времени, даже после начала Украинского кризиса – оставалось одной из немногих областей двустороннего российско-американского сотрудничества. В этом плане обсуждение совместных действий по борьбе с киберугрозами может и должно рассматриваться в рамках усилий по контролю над вооружениями, которое хоть и находится за рамками данного исследования, является абсолютно необходимым.

* * *

Американская внешняя политика меняется. В настоящее время существует масса неизвестных факторов, не дающих возможность однозначно прогнозировать дальнейшее развитие ситуации. С одной стороны, президент Трамп демонстрирует готовность в очень активном режиме выполнять многие предвыборные обещания. С другой стороны, продолжает делать часто противоречащие ранее сказанному заявления, иногда отвергая или смягчая самые крайние из декларировавшихся ранее тезисов или обнаруживая не озвученные ранее пути для компромиссов, в частности по Иранской сделке, отношениям с союзниками, взаимодействию с Китаем и др.

Очевидно, что надо использовать все возможности – как упущенные старые, так и открывающиеся новые – для восстановления нормальных отношений и их перехода из русла конфронтации на стезю сотрудничества. «Для России складывающаяся ситуация представляется перспективной, хотя и не безусловно выигрышной», – отмечалось на прошедшем в ИНИОН ситуационном анализе [4]. А председатель комитета по международным делам Совета Федерации Константин Косачев сказал: «У России в связи с этим должна быть повестка дня на американском направлении», назвав это «окном возможностей» [3].

Вместо «сдерживания» друг друга гораздо разумнее вместе сдерживать опасность двустороннего конфликта, международных и региональных кризисов. Но если исходить из реалистичных предпосылок, приходится констатировать, что элементы «сдерживания» в отношениях РФ и США будут и далее сохраняться. Важно, чтобы они были дополнены расширяющимся сотрудничеством по направлениям, где это возможно и необходимо, чтобы зоны взаимодействия увеличивались, конфронтация преодолевалась, а соперничество не переходило в новые конфликты. У России и США нет экзистенциальных противоречий. Но при наличии расходящихся интересов и представлений тем более настоятельна необходимость совместных действий по глобальным проблемам. При этом ограничение вооружений должно стать неотъемлемым компонентом российско-американских отношений при любом сценарии их развития и российской стороне следует проявлять инициативу по формировании повестки дня на данном направлении.

Литература

1. Безопасность и контроль над вооружениями 2015–2016. Международное взаимодействие в борьбе с глобальными угрозами / Отв. ред. А.Г. Арбатов, Н.И. Бубнова. – M.: ИМЭМО РАН, Политическая энциклопедия, 2016. – 303 c.

2. Бубнова Н.И. Военный фактор в политике Барака Обамы // Разоружение и безопасность 2013–2014. Стратегическая стабильность: Проблемы безопасности в условиях перестройки международных отношений. – M.: ИМЭМО РАН, 2014. – 245 c.

3. В Совете Федерации обсудили перспективы развития российско-американских отношений / Круглый стол «Российско-американские отношения при новой администрации Соединенных Штатов // Веб-сайт Совета Федерации РФ, 2017. 2 февраля. – http://www. council.gov.ru/events/news/76553/

4. Группа ситуационного анализа ИНИОН РАН обсудила первые шаги администрации Дональда Трампа. – ИНИОН РАН, 2017. – 31 января. – http://inion.ru/index.php?page_id= 208&id=986&ret=&printmode

5. Ефременко Д.В., Понамарева А.О. Трамп: Начало // Россия в глобальной политике. – www.globalaffairs.ru/global-processes/Tramp-nachalo-18575

6. Стратегический прогноз глобального развития международных отношений, оборонной политики и экономики в Азиатско-Тихоокеанском регионе до 2030 года. – М.: Московский Центр Карнеги, 2013. – 7 июня. – http://carnegie.ru/2013/06/07/ru-event-4147

7. Cohen S. Who Is Making American Foreign Policy – The Accidental President or the War Party? // The Nation. – 2016. – September 21.

8. Confirmation Hearings, CNN, 2017. – January 12.

9. Knights M. Memo to Trump: Iraq Is Too Big to Fail // Foreign Policy. – 2017. – February 13.

10. Lorber E.B. President Trump and the Iran Nuclear Deal // Foreign Policy. – 2016. – November. – http://foreignpolicy.com/2016/11/16/president-trump-and-the-iran-nuclear-deal/

11. Russia and Syria must face war crimes investigations, says John Kerry // Guardian. – 2016. – October 7. – https://www.theguardian.com/us-news/2016/oct/07/syria-russia-war-crimes-inquiry-john-kerry

12. Statement for the Record: Deputy Assistant Secretary Brett McGurk Senate Foreign Relations Committee Hearing: Iraq at a Crossroads: Options for U.S. Policy. – 2014. – July 24. – http://www.foreign.senate.gov/imo/media/doc/McGurk%20Testimony%20072414-Final%20Version % 20REVISED.pdf

13. Walt S.M. America’s New President Is Not a Rational Actor // Foreign Policy. – 2017. – January 25.

Феноменология советского общества

Советско-финляндская война 1939–1940 гг

А.Г. Донгаров

Донгаров Александр Герасимович – историк, дипломат.

После 30 лет исследовательской работы и появления многочисленных публикаций эта когда-то «незнаменитая» и даже «неизвестная» война стала одним из наиболее досконально изученных эпизодов отечественной истории. Благодаря рассекречиванию основных армейских и дипломатических архивов его событийная сторона уже давно не вызывает ни малейших разногласий. Все же ряд более общих вопросов остается без должного ответа, либо эти ответы не убедительны. На них мы и остановимся.

«Ненужная война»

Практически у всех отечественных комментаторов «зимней войны» раньше либо позже возникает горькое впечатление о случайном, незапрограммированном ее характере, как о войне, которой могло, – и должно было! – не быть. Даже один из двух-трех главных ее «архитекторов» – В.М. Молотов, был готов повиниться за подобное развитие событий [1, c. 56; 2, c. 222].

Действительно, фундаментальные причины войны лежали за пределами контекста советско-финляндских отношений. Взятые сами по себе, эти отношения не давали никакого актуального повода, вроде территориальных претензий и т.п., для вооруженного конфликта. Тартуский мирный договор 1920 г., возможно, и не отвечал всем пожеланиям каждой из сторон, однако стал результатом общего согласия на установленный им баланс интересов. Заключенный в 1932 г. Пакт о ненападении гарантировал, что стороны не будут пытаться изменить найденный баланс в свою пользу вооруженным путем.

Беда, однако, состояла в том, что эти отношения, межгосударственные по форме и содержанию, в глазах руководителей обеих стран и значительной части населения Финляндии были скорее порождением перемирия в гражданской войне и еще долгое время оставались окрашенными в ее красно-белые цвета. Весьма неприязненными оставались и текущие взаимоотношения. Москву, например, очень беспокоили распространенные в финском обществе, особенно армии, стойкие германофильские настроения, которые родились из чувства благодарности за помощь, оказанную Балтийской дивизией генерала фон дер Гольца «белой» Финляндии в войне против «красной» Финляндии и стоящего за ней русского большевизма. Не нравилась Кремлю и внешнеполитическая ориентация официального Хельсинки на Великобританию. В свою очередь, Финляндию, только что вышедшую из гражданской войны и войны за независимость, очень настораживала организационно-техническая и пропагандистская деятельность московского Коминтерна, который обещал ей скорое социалистическое будущее и вхождение в могучую семью советских республик. Эти отношения «холодного мира», минимально достаточные в обычной ситуации, оказались слишком непрочными, чтобы выдержать испытание начавшейся в Европе войной. В отсутствие реальных причин вооруженного конфликта их роль не менее «успешно» сыграли поводы фантомные, порожденные глубочайшим недоверием и взаимными подозрениями. Так что в этом смысле война 1939–1940 гг. не была сугубо привнесенным явлением: зерна ее можно обнаружить и в самих отношениях между Москвой и Хельсинки.

Надо оговориться, что опасались в Москве, конечно, не Финляндии, а того, что эта страна – добровольно или по принуждению – станет плацдармом для агрессии против СССР со стороны третьей державы. В связи с этим германофильские настроения финляндского общества и проанглийские сантименты официального Хельсинки вызывали у Кремля самые нехорошие предчувствия. А особое стратегическое положение Финляндии относительно Ленинграда усиливало эти предчувствия многократно.

Ключи от «северной столицы»

Для читателя, мало знакомого с военной стороной истории России, проблема безопасности Ленинграда обычно сводится к близости государственной границы на Карельском перешейке к городу – всего 32 км! Гвоздем в общественном сознании засел сталинский довод, что потенциальный агрессор мог обстреливать его из пушек прямо с финляндской территории. Напрашивалось, казалось бы, естественное решение проблемы: перенести границу подальше от города, на что, конечно, требовалось согласие финского правительства. Это был первый ключ к безопасности «северной столицы», который к ужасу советского правительства хранился не в Москве, а в Хельсинки.

Вторым таким ключом стало право Хельсинки на решающее слово в вопросе, позволить или нет Советскому Союзу создание системы обороны Ленинграда со стороны моря. Исходившая оттуда угроза была, пожалуй, даже страшнее карельской. Эта застарелая проблема впервые дала о себе знать еще во времена русско-шведских войн XVIII в. Она напомнила о себе в годы Крымской войны, когда четыре английских военных корабля беспрепятственно прошли Финский залив, встали на внешнем рейде петербургского порта и произвели несколько залпов. Поскольку создание на Балтике Российского флота, равного по мощи британскому или германскому, было задачей невыполнимой, выход нашли в развертывании трехкомпонентной системы обороны, включавшей установку минных заграждений, организацию заградительного огня с батарей береговой артиллерии и действия кораблей Балтийского флота. Связующим элементом системы была береговая артиллерия, в задачу которой входили: ограничение свободы маневра для флота противника, ведение артиллерийских дуэлей с его линейными кораблями и противодействие попыткам разрушения минных заграждений катерами-тральщиками.

Идеальной считалась ситуация, когда залив перекрывался по всей ширине встречным перекрестным огнем русских батарей. Для этого их размещали на северном и южном побережьях Финского залива попарно одна напротив другой. Там, где не хватало дальности стрельбы, на многочисленных островах дополнительно устанавливались промежуточные батареи. В результате была создана уникальная по своей глубине система обороны, начинавшаяся с входа в Финский залив, который «запирался» совместными действиями двух баз – Ревельской (Таллиннской) на южном побережье и Ханко (Гангут) на северном, при поддержке базы на Аландских островах, и кончавшаяся Кронштадтской военно-морской базой с приданными ей фортами Ино на северном (финском) и Красная Горка и Серая Лошадь на южном (российском) побережье. К 1917 г. в акватории залива всего было установлено порядка 300 орудий и 25 тыс. морских мин. В ходе Первой мировой войны система доказала свою эффективность: предпринятые германским флотом две попытки прорыва окончились для него тяжелейшими потерями. Поэтому в 1938–1939 гг., когда проблема безопасности Ленинграда вновь обрела остроту, этот проверенный опытом способ ее решения представлялся – в парадигме имперской логики Кремля – наилучшим. Однако к указанному времени система была разрушена в прямом и переносном смысле этого слова. За исключением Кронштадта, Красной горки и Серой лошади, остальные батареи изначально размещались на территории прибалтийских государств и Финляндии и при эвакуации их русскими / советскими войсками в 1917–1918 гг. были демонтированы и взорваны. С учетом обретенной странами Балтии государственной независимости первым шагом к восстановлению системы морской обороны Ленинграда становилось заключение соответствующих договоров между ними и СССР.

Ключевое значение имело соглашение с Финляндией, которой принадлежали северное побережье и острова залива, в силу чего она контролировала его на всем протяжении, начиная от входа в районе полуострова Ханко вплоть до Кронштадта.

История переговоров

Ход советско-финляндских переговоров 1938–1939 гг. подробнейшим образом описан в нашей исторической литературе, в том числе и нами [3, с. 27–44]. Ограничимся поэтому кратким его изложением. Важнее ощущать общую атмосферу этих переговоров, которая сказалась на поведении сторон и в значительной степени предопределила их (переговоров) итоги. Характеризовалась она тем, что вынесенные Москвой на обсуждение вопросы интересовали исключительно ее саму, создавая при этом для официального Хельсинки ощутимые неудобства внутри– и внешнеполитического характера. Так, возникала необходимость в трудных объяснениях с финским общественным мнением, почему вообще правительство идет на обсуждение с СССР таких чувствительных вопросов, как обороны и территориальный. Внешнеполитические неудобства заключались в возможном осложнении отношений с Германией и Великобританией из-за участия страны в советских планах создания обороны Финского залива. Таким образом, Финляндии эти переговоры «о чужом счастье» были не нужны и в лучшем случае могли завершиться болезненными уступками в пользу недружественного соседа. Отсюда становятся понятными упорство и несговорчивость ее дипломатии. Сказалась и неопытность политической Финляндии в таком трудном искусстве, как нахождение взаимоприемлемых компромиссов. С другой стороны, на финальной стадии переговоров самую пагубную роль сыграла великодержавная спесь, овладевшая Москвой после заключения пакта Молотова–Риббентропа и приведшая к срыву переговоров и в конечном счете к войне.

Первый советско-финский контакт по указанным выше темам имел место в апреле 1938 г. Деликатный характер поднимаемых вопросов и риск натолкнуться на отказ Хельсинки от официального участия в их обсуждении вынудили правительство СССР действовать весьма экстравагантным образом. Сотрудник советского дипломатического представительства в Хельсинки в невысоком ранге второго секретаря Б.А. Ярцев (в действительности агент НКВД Б.А. Рыбкин) вдруг затребовал аудиенции у министра иностранных дел Р. Холсти и, получив ее, стал развивать перед удивленным министром взгляды своего правительства на ситуацию в регионе. Они сводились к следующему. СССР опасается вступления германских войск на территорию Финляндии с целью их дальнейшего продвижения в направлении Ленинграда, а также не исключает возможности прогерманского переворота в стране, что еще больше осложнит ситуацию. Если Финляндия окажет сопротивление германской агрессии, то Красная Армия будет готова выступить ей на помощь и покинет страну сразу после окончания боевых действий. На этот счет предлагалось заключить военное соглашение. Холсти отрицал вероятность такого развития событий и, следовательно, актуальность предложенных мер. Несколько позднее Ярцев сделал новое предложение: Финляндия письменно гарантирует СССР, что окажет сопротивление вторжению вермахта на свою территорию и примет от Советского Союза помощь вооружением, а также разрешит действия Балтфлота у ее берегов и строительство на финском острове Суурсаари (Гогланд) советских военно-морской и военно-воздушной баз. Эти предложения также были отвергнуты как нарушающие суверенитет страны.

Возрастание военной угрозы для Восточной Европы в результате мюнхенской дипломатической капитуляции Великобритании и Франции перед Гитлером в сентябре 1938 г. подтолкнули правительство СССР к поиску максимально «проходного» варианта договоренности с Финляндией. По мнению Москвы, им могло стать предложение о сооружении Финляндией собственной базы на Суурсаари при понимании, что если финны не смогут защитить ее своими силами, то будут готовы принять помощь со стороны СССР. В очередной раз из Хельсинки ответили отказом.

В начале марта 1939 г. правительство СССР выступило с новой инициативой. Финляндии были предложены советская гарантия неприкосновенности ее суверенитета и территориальной целостности, всесторонняя помощь в отражении агрессии и поддержка ходатайства Хельсинки о пересмотре Международной конвенции о демилитаризации Аландских островов. В порядке встречных мер от нее ожидали обещания сопротивляться агрессии и согласия предоставить СССР в аренду на 30 лет Суурсаари и несколько других мелких островов в заливе для создания на них исключительно наблюдательных постов. Последовал очередной отказ.

Спустя самое короткое время из Москвы в Хельсинки направляется бывший полпред в Финляндии Б.Е. Штейн с полномочиями вести переговоры на базе как прежних советских предложений, так и нового – об обмене части финляндской территории на Карельском перешейке на большую территорию в Советской Карелии. 6 апреля 1939 г. миссия Штейна закончилась безрезультатно.

Свой отказ принять советские предложения правительство Финляндии объясняло ссылками на понятия суверенитета, территориальной целостности и нейтралитета. С точки зрения международного права, однако, эти ссылки были некорректны. В политическом и военном отношениях маршал Маннергейм считал последние дипломатические инициативы СССР не просто приемлемыми, но выгодными для Финляндии, и безуспешно пытался убедить в этом политиканствующую верхушку своей страны [4, с. 203–204].