Текст книги "Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711"

Я ежедневно просил позволения осмотреть флот, но (русские) отговаривались то тем, то другим, так что в этот мой (приезд в Петербург) я ничего не видал, кроме адмиралтейской верфи и собрания моделей, которые царь сам повел меня смотреть.

Все здания адмиралтейской верфи, склады, дома и другие сооружения построены из дерева. Верфь занимает четырехугольную (площадь), ограниченную с одной стороны Невой, а с трех прочих низеньким валом в виде плотины, вдоль которого снаружи тянется небольшой сухой ров.

15-го. После полудня я отправился на адмиралтейскую верфь, чтобы присутствовать при поднятии штевней на 50-пушечном корабле, (но) в тот день был поднят один форштевень, так как стрелы (козлы) оказались слишком слабы для подъема ахтерштевня[126]126
  В дневнике – «форштейня», очевидная описка.


[Закрыть]. Царь, как главный корабельный мастер (должность, за которую он получает жалованье:), распоряжался всем, участвовал (вместе) с (другими) в работах и, где нужно было, рубил топором, коим владеет искуснее, нежели все прочие присутствовавшие (там) плотники. Бывшие на верфи офицеры и другие лица ежеминутно пили и кричали. В боярах, обращенных в шутов, недостатка не было, напротив, (их собралось здесь) большое множество. Достойно замечания, что, сделав все нужные распоряжения для поднятия (фор)штевня, царь снял перед стоявшим тут генерал-адмиралом шапку, спросил его, начинать ли, и (только) по получении утвердительного ответа (снова) надел ее, а затем принялся за свою работу. Такое почтение и послушание царь выказывает не только адмиралу, но и всем старшим по службе лицам, ибо сам он покамест лишь шаутбенахт. Пожалуй, это может показаться смешным[127]127
  В то время при остальных европейских дворах, не исключая и датского, царила крайняя напыщенность.


[Закрыть], но, по моему мнению, в основании (такого образа действий) лежит здравое начало: царь (собственным примером) хочет показать прочим русским, как в служебных делах они должны быть почтительны и послушны в отношении своего начальства.

С (верфи) царь пошел в гости на вечер к одному из своих корабельных плотников.

Хотя за все время моего пребывания в Петербурге мне не пришлось видеть стоящий под (городом) царский флот, но зато я получил от вице-адмирала Крейца нижеследующую его роспись[128]128
  Роспись писана по-голландски.


[Закрыть].

В то время (начальствующими лицами) царского флота были: генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин, старший по нем – вице-адмирал Корнелиус Крейц, (затем) шаутбенахт Comte Jean de Bousi[129]129
  Граф Иван Федорович Боцис (Bozz), шаутбенахт или контр-адмирал русского гребного флота; родился в Далмации, служил в венецианском флоте, в 1703 г. вызван Петром на русскую службу. Оказал немаловажные услуги в войне со шведами при защите Санкт-Петербурга и в Финляндии. Во время бракосочетания царя с Екатериной был, вместе с Крюсом, его посаженым отцом. По смерти Боциса (в 1714 г.) Петр, ценивший его за его знания и личные достоинства, взял себе на память его шпагу и обеспечил семью его пенсией (Сб. Ими. Рус. ист. общ. L и LXI; Энциклопедический лексикон, изд. Ф.А. Брокгауза и Н.А. Ефрона).


[Закрыть], родом итальянец, командующий галеями, 10 капитанов да еще несколько менее значительных офицеров. (Апраксин, в сущности, лишь) показной адмирал и в морском деле ничего не понимает. Определен (он) на эту должность по той только причине, что вообще над армией, над флотом, в пограничные крепости и т. и. царь никогда не назначает начальником иностранца, а всегда природного русского, хотя бы он решительно ничего в деле не смыслил. Чтобы заправлять (делом) и пускать (его) в ход, царь сажает под русским иностранцев; [иностранцы делают дело], а русский пожинает лавры.

16-го. После полудня на вышеупомянутом 50-пушечном корабле[130]130
  Корабль этот был назван «Полтавой» (Журнал или поденная записка Петра Великого с 1698 г. даже до заключения Ништатского мира). По Соловьеву (XV, 393), он заложен 6 (17) декабря.


[Закрыть]в присутствии царя был поднят (и) ахтерштевень, чего раньше сделать не могли вследствие слабости стрел. Как и (в прошлый раз), всем распоряжался сам царь, выказывал генерал-адмиралу прежнее почтение. (На) корабль поднят был также шпангоут, потом флаг и гюйс. (Гюйс) был красный, с голубым из угла в угол Андреевским крестом, обведенным по краям белой полоской. При этом выпалили также из орудий и произошла добрая выпивка, каковой начинаются и кончаются все русские торжества.

Затем царь, в сопровождении всех присутствующих, поехал за 5 верст от Петербурга к месту бывшего Ниеншанца[131]131
  Ниеншанц – шведская крепость, взятая Петром 19 апреля 1703 г.


[Закрыть], от которого еще уцелела часть вала. Туда привезли два пороховых ящика, изобретенных вице-адмиралом Крейцом. Ящики были обвиты веревкой и вообще устроены наподобие тех, что на языке фейерверкеров называются Mordslag. В каждом заключалось по 1000 фунтов пороха. Такими ящиками предполагалось сбивать валы и стены (неприятельских) крепостей и взрывать неприятельские суда. К крепостной стене ящик должен быть приставлен вплотную, а к неприятельскому судну поведен в брандер и зажжен у корабельного борта. Когда подожгли (привезенные) ящики, приставив их к остаткам старого вала Schanter-Nie, то они пробили вал на половину его толщи, при(чем) взрыв был так силен, что в самом Петербурге, за 5 верст от места опыта, задрожали окна: подо мной же и другими стоявшими тут зрителями, как от землетрясения, заколебалась земля, а (на Неве) потрескался лед, так что, когда мы возвращались домой, он во многих местах не мог нас держать, между тем как (из Петербурга) мы ехали по нему (в безопасности). Из (Ниешанца) отправились в царский дом. Пробыв там часа два, я откланялся (царю) и в тот же вечер пустился в путь в Новгород, где (должен был) найти моих людей и вещи, которые были мною туда направлены. Проследовав ночью через Дудергоф, находящийся в 30 верстах от Петербурга, я продолжал ехать до утра. (Ночью) началась оттепель.

17-го. В 10 часов утра прибыл в Вопшу (?Wotser), в 60 верстах от Петербурга. Все дома, попадавшиеся мне на пути, построены из бревен, как в Норвегии; вместо окон в них пробиты лишь небольшие четырехугольные отверстия, (снабженные) наружными ставнями. У крестьян вовсе не видно свечей; вместо них зажигают сухие еловые щепки, локтя в два длиной, называемые лучинами. Так как в здешних крестьянских избах всегда тепло, то дети месяцев шести и старше ползают в них по полу почти голые. Когда я входил в избу, в печи разводили жаркий огонь; (но), за отсутствием (здесь) дымовых труб, комната тотчас наполнялась дымом, и если я хотел предохранить от него глаза и горло, то должен был, по примеру мужиков, сидеть на полу.

Я должен был всюду подолгу останавливаться, чтобы кормить лошадей, так как дорогой мне их не меняли, и я до (самого) Новгорода ехал на тех, что мне дали в Петербурге.

Ко мне в качестве стражи приставлены были капрал и пять солдат, все русские (родом).

Вечером прибыл я в Большево (?Bolscko), в 80 верстах от Петербурга.

Ингерманландия, через которую я до сих пор ехал, вследствие войны повергнута в крайнюю бедность и (испытывает) недостаток в зерне и хлебе. Бедняки сушат в печи отруби, которые в Дании даются (только) лошадям; потом, мелко истолокши, мелют их на ручной мельнице и из получаемой таким путем ужасной муки пекут хлеб, (замешивая тесто) на теплой воде.

(На стоянках) везшие меня мужики ложились на печь, чтоб открыть себе поры, а затем снова шли на холод; солдаты (же) ходили кругом двора и караулили дом.

(Из Большева), сделав 37 верст, я приехал в Зверинское[132]132
  У Юля Swerin. Имя «м[естечко?] Зверинское» найдено нами лишь в «Атласе Российском, старанием и трудом Императорской Академии Наук. СПб., 1745 г.». На современных картах (не исключая и трехверстной), а равно и в «Списках населенных мест» не значится. Зверин Троицкий монастырь в 1687 г. прописан к новгородскому архиерейскому дому, а в начале XVIII в. весь сгорел; находился на берегу р. Зверинки, вытекающей из оз. Белья и впадающей в р. Кремянку. См. Историю иерархии арх. Амвросия, ч. IV, М., 1812 г., с. 155.


[Закрыть], в 70 верстах от Новгорода. Там есть русский монастырь. Сильно таяло, дорога была тяжела, а лошади плохи.

В Дании, для того чтоб лошади стояли смирно, возницы свистят; в России (же), наоборот, лошади приучены так, что при свисте мчатся во весь опор.

18-го. Выехал я из Зверинского в 9 час. утра. (Продолжало) таять, шел сильный дождь, так что сани мои волочились по голой земле. К 4 ч. пополудни, (сделав) 30 верст, я прибыл в Поляны, в 45 верстах от Новгорода. Приехал в монастырь Вяжищи, в 35 верстах от Полян и в десяти от Новгорода.

19-го. Выехал из Вяжищ в 10 часов; (приехав) в Новгород, я сначала остановился у своего знакомого подполковника Манштейна, (но) потом мне отвели квартиру в доме купца Михаила Ивановича Zarticho. Калмык по происхождению, (он) был некогда продан одному (русскому?) купцу, по смерти которого женился на его дочери и таким образом стал собственником всего имущества своего (бывшего) хозяина. Как только я пришел к нему, он поднес мне огромный (каравай) ржаного хлеба, тарелку варенья, жбан меду и (жбан) пива. Хотя (на новой квартире) мне было очень тесно, зато (в ней) было тепло и сухо.

Царь, приветствуемый пальбой из орудий, приехал (в Новгород) в 9 часов вечера, пробыл (там) всего несколько часов (и) отправился далее на Москву. Любопытно, что, путешествуя по России, царь, ввиду малочисленности своей свиты, ездит не в качестве царя, а в качестве генерал-лейтенанта и на этот конец берет у князя Меншикова (особую) подорожную. Так как по всей России приказания князя исполняются наравне с царским, то (с этой подорожной) царь едет день и ночь без малейшей задержки.

Дорогой из Петербурга в Новгород я сделал наблюдение, что дома по всей Ингерманландии весьма грязны, плохи и (построены) в один ярус, но (что) за русской границей они сейчас же становятся чище, красивее и вырастают в два яруса, (из которых) верхний служит для жилых помещений, а нижний для кладовых (и) погребов, где народ хранит съестные припасы, напитки и другие хозяйственные принадлежности.

20-го. Прождал в Новгороде моих людей и вещи, которые (должны) были (прибыть) из Нарвы. Ездил верхом осматривать город. Состоит (он) из множества плохо построенных и беспорядочно разбросанных деревянных домишек, подобных крестьянским домам в Норвегии. Такие дома продаются за два, за три, (самое) большее за четыре рубля каждый. Город полон церквей и монастырей. Лучшим украшением церквей служат (их) высокие купола, вроде тех, что в архитектуре зовутся des domes. (Они окружены) многими маленькими вышками. Колокольни стоят в небольшом расстоянии от церквей; (на) самих же церквах русские никогда колоколов не вешают. Недавно в Новгороде был большой пожар, причем часть (его) церквей сгорела, а часть попорчена огнем. Куполы или domes выведены дранью и покрыты свинцом; иные позолочены, иные украшены изящной старинной живописью. Внутри города есть крепость вроде Ивангородской, со стенами и башнями. Кругом города также есть вал, но он разрушен, и через него почти всюду можно переехать в повозке. Улицы мощены бревнами вместо камня.

21 декабря в 6 ч. утра, после затруднительного путешествия и больших опасностей, мои люди и вещи в сохранности прибыли в Новгород. (По дороге) лед (на реках), а также болота, нигде нас не держали, и людям моим во многих местах приходилось переводить лошадей (в поводу) и (затем) самим перетаскивать через лед сани. Во (всем) виноват был нарвский комендант: пока были хорошая погода, мороз и санный путь, он моих людей задерживал, а доставил им лошадей лишь через 8 дней после назначенного (для отъезда) срока, как раз в то время, когда начало таять. И вот им пришлось ехать 182 версты из Нарвы в Новгород в санях, не меняя лошадей, по беспутице (:ибо, как сказано выше, наступила сильная, необычная в это время года оттепель:). Как убедил меня дальнейший опыт, все русские (имеют те же особенности), что и нарвский комендант. Если им и велено сделать что-нибудь для того или другого лица, они все же не исполняли приказания, до тех пор пока их не вынудят к тому угрозами или не купят свое право за деньги. Крайне невежливый (ко мне) во все время моего пребывания в Нарве, комендант Зотов (после моего отъезда) кончил невежливостью и относительно моих людей, которые (впоследствии) рассказали мне, что (с ними) случилось следующее. Когда я только высадился в Нарве, мне на несколько дней одолжили из царского буфета некоторые хозяйственные принадлежности, для пользования ими (впредь) до получения с судна собственных вещей; все эти (принадлежности), как только я получил мои (вещи), я приказал отдать царскому дворецкому и затем целых десять недель оставался в городе без того, чтобы ко мне были предъявлены какие-либо (на этот счет) требования. Когда же люди мои собрались уезжать, комендант выдумал, что недостает одного медного подсвечника, который (будто бы) возвращен не был. Хотя то было несправедливо, тем не менее люди мои предложили заплатить за (подсвечник); стоил он самое большое две датские марки. Но комендант не хотел денег, а (требовал) непременно самый подсвечник (и) угрожал, что (иначе) не отпустит моих людей и вещи. Поняв, однако, несостоятельность подобной (придирки), он измыслил новую (и объявил) моим людям, что намерен задержать их за то, что я без позволения принял к себе (в услужение) одного нарвского жителя, а именно Христиана Эйзентраута, (которого я взял) в качестве дворецкого и толмача, так как он знал по-русски. На самом же деле человека этого, как хорошо было известно коменданту, я принял с разрешения царя; а потому комендант, видя, что и этот (мнимый повод) не годится, придумал новую неприятность. Когда людям моим была доставлена (лишь) половина (того числа) лошадей, которое нужно было для дороги, он стал грозить им, что, если они немедленно не пустятся в путь на доставленных лошадях, он велит увести лошадей. Однако люди мои не обращали внимания на его выдумки и сварливость и продолжали настаивать на (том, на что имели) право, пока наконец, после долгого шума и препирательства с ним, не получили достаточного количества лошадей.

Осмотрел в Новгороде церковь Марии или Богородицы. Это весьма роскошный храм, сплошь украшенный живописью и позолотой, с большими люстрами. Так как я вошел туда во время вечернего богослужения, то протопоп, выйдя из своего (клироса), хотел было выгнать меня вон вместе с моей свитой, но под конец мой толмач поговорил с ним так крупно, что тот струсил и успокоился. (Вообще), когда имеешь дело с русскими, лучше всего говорить с ними грубо и круто, – тогда они уступают; в противном же случае, (то есть) если хочешь постоянно обращаться с ними ласково, нет возможности с ними сговориться.

23-го. Пока чинились сани, везшие моих людей и вещи, я послал сказать новгородскому митрополиту или архиерею, через пристава, назначенного ко мне в Нарве и до сих пор при мне состоявшего, что собираюсь посетить его в крепости на его подворье. Получив ответ, что мне будут рады, я поехал (к нему).

Жил он на большом красивом кирпичном подворье, комнаты которого были выведены сводом и темны, как тюрьма; как у дома, так и в переходах меня встречало множество монахов, находящихся у него в услужении. (К нему самому) меня допустили не тотчас, дабы он имел время надеть свои епископские одежды и украшения. Когда я наконец вошел, то застал его в полном епископском облачении; подле него стоял епископский посох; в руке он (держал) четки вроде (тех, по каким читают) «Отче наш», а на большой серебряной, позолоченной цепи, (надетой) вокруг шеи, спускаясь низко (на грудь), висел поверх одежды образ в серебряной оправе, за стеклом. Архиерей преподал мне благословение, осенил меня крестным знамением и сказал, что Бог наградит меня за то, что я был так добр и навестил его. Так как сам он никакого языка, кроме русского, не понимал, то я наконец спросил, не имеет ли у них (кого-нибудь), кто бы говорил по-латыни. Тогда ко мне вызвали монаха, соборного священника, объясняющегося по-латыни весьма плохо, однако понимающего все, (что ему на этом языке говорят), и вдобавок знающего немного по-немецки, по-гречески и по-еврейски. Я попросил архиерея быть настолько добрым назначить мне кого-либо в проводники и велеть показать мне (местные) церкви и (их) украшения, а также распорядиться, чтобы кто-нибудь сопровождал меня в знаменитый монастырь Святого Антония, расположенный под самым Новгородом. (В ответ) на это архиерей тут же велел упомянутому монаху идти со мной и показать мне все, что я пожелаю. Простившись тотчас же с архиереем, я взял с собой монаха и ушел.

Митрополита этого или архиерея звали Иовом[133]133
  Митрополит Великого Новгорода и Великих Лук, хиротонисан 6 июня 1697 г., скончался 3 февраля 1716 г. (см.: Сб. Ими. Рус. ист. общ. LX). О нем см. у Соловьева, т. XVI, с. 26 и пр.


[Закрыть]. (Это был) высокий старик с седой бородой и расплющенным носом; у него был сильный насморк.

Монах повел меня в собор. У (этого храма) наружные двери были медные, сверху установленные литыми медными же фигурами. (Самый) храм украшен живописью, позолотой и (отличается) большим великолепием (как) снаружи, (так) и внутри. В нем висело семь больших серебряных позолоченных лампад чеканной работы; в окружности всякая из них равняется верхней части датской меры[134]134
  Skjeppe, 8-я часть датской четверти, несколько меньше нашего четверика.


[Закрыть].

Мне показали тело святого Никиты, который, как говорят, (вот уже) 450 лет сохраняется после смерти нетленным. По имени этого святого и церковь называется Никитской (Niceta-Kirke). (Показали мне) и другого угодника, (святого) Ивана, тоже лежавшего в великолепной (раке). (Иван) этот был (некогда) архиереем в Новгороде. Как уверяют, (мощи) его уже 600 лет (сохраняются) нетленными. Лицо его было закрыто черным вышитым платком.

Оттуда я отправился в монастырь Святого Антония, построенный (этим) святым, который после разделения церквей в двое суток приплыл через море из Рима в Новгород на камне вроде мельничного жернова[135]135
  Святой Антоний, преподобный, римлянин, новгородский чудотворец (Сб. Ими. Рус. ист. общ. XL), родился в Риме в 1067 г., прибыл из Италии в Великий Новгород в 1106 г., создал первоначально на месте, где остановился, деревянную церковь, а впоследствии другую, каменную, обе во имя Рождества Богородицы. Умер 3 августа 1147 г. Мощи его обретены 1 июля 1597 г. При раке его находится ветвь осоки, с которой Антоний приплыл (по прологу, чудесным образом, на камне) из Рима, держа оную в руке. Так он изображается и на иконах в монастыре Антония Римлянина. В ризнице монастырской хранятся ризы его и орарь (Словарь исторический о святых, прославленных в Российской церкви. СПб., 1836). О сосудах, чудесным образом доставленных им в Новгород, см. там же.


[Закрыть]. Когда я вступил в монастырь, (мой) монах тотчас ушел внутрь доложить обо мне епископу, настоятелю монастыря. (Епископ) немедленно вышел ко мне навстречу в клобуке с длинным (покровом), в своих епископских украшениях и с посохом в руке; осенив меня крестным знамением, он повел меня в церковь. Прежде всего он показал мне вышеупомянутый камень, на котором, как веруют (русские), святой Антоний приплыл сюда из Рима; камень этот круглый, полутора локтя в поперечнике, с одной стороны плоский, как мельничный жернов, с другой заостренный. (Он) вставлен в стену церкви от входных дверей справа, если ходишь в церковь. На (нем) святой Антоний будто привез с собой из Рима одиннадцать образов и немало других церковных украшений. Мне показывали большую вырванную им из земли охапку тростника: очутившись у новгородского берега, он схватился за нее руками, чтобы не уплыть обратно в реку (:risum teneatis, fmici!:). Архиерей показал мне также (мощи) святого Антония. Перед тем как приступить к медному гробу, в котором (они) лежали, (и) поднять его крышку, (настоятель) много раз им поклонился. Он было поторговался со мной, чтобы и я (им) поклонился и перекрестился (перед ними), но сопровождавший меня монах сказал ему, чтобы он (открыл) мне (мощи), не требуя от меня (ни) поклона перед ними, ни иных знаков почтения. Впрочем, лица святого для меня не открыли, зато показали множество ношенных им одеяний, как то шапку (sic) и ризы, из коих одна была вся вышита и сплошь усажена кругом настоящим жемчугом. Мой пристав, сопровождавший меня при (этом осмотре), (подражал) местным монахам, (как) обезьяна, лишь только он замечал, что они поцелуют ноги (у святого) на образе, (приложатся к) мощам или повергнутся ниц, то и сам делал то же. Следует заметить, что у (святых на) образах и у мощей русские, дабы выказать (им) большее почитание, целуют преимущество ноги и руки (и лишь в) редких (случаях) лицо.

Под конец мне показали погреб, где святой Антоний обыкновенно сидел и молился в уединении. Это была небольшая темная яма, в которой два человека еле могли бы повернуться. В церкви перед одним образом святого Антония было навешано много крестов и русских денег: старинных копеек и новых гривен. На гробе святого висела кружка для сбора в пользу священников и монахов.

Архиерей, которого зовут Иоилем, пригласил меня к себе и угостил чаркой водки, хлебом и вареньем. Он подарил (и мне также) доску, на которой написан святой Антоний, плывущий по реке на жернове, с монастырем в руке, каковой он дарит Божьей Матери, сидящей в облаках с Младенцем Иисусом на коленях. Кроме того, (настоятель) поднес мне необычной величины каравай ржаного хлеба и послал ко мне на дом полбочки дорого пива. Все это я принял с признательностью, обещав отблагодарить (епископа), и действительно послал ему несколько дукатов; я также купил у него за полтора рубля писанное по-русски житие святого Антония, в (котором) собраны все (распространенные) у (русских) басни о его жизни, чудесах и чудесном путешествии из Рима в Новгород.

Мой проводник-монах не был так тверд в своей вере, как другие, и кланялся (меньше прочих); говорил также, что презирает кумиры и образа и молится лишь единому Богу, Творцу неба и земли и т. д. Если б я дал себе труд, то, без сомнения, убедил бы его поесть со мной мясного. Несмотря на то что дело происходило в средине поста[136]136
  Удержитесь ли от смеха, друзья? (Гораций). (Примеч. ред.)
  Дневник Юля ведется по новому стилю; 23 декабря соответствовало тогда нашему 12-му.


[Закрыть], он напился у меня совершенно пьяным. Я дал ему подарок и отпустил его (на все четыре стороны).

24-го. В тот день стало сильно морозить, вследствие чего установился отличный санный путь. Вечером (sic) в три часа пристав и часть моих людей поехали вперед с моими вещами. (Сам) я выехал из Новгорода в 6 ч. Нагнав свой (обоз), я приказал пересчитать сани, чтобы не растерять их дорогой, причем во всем саней и болоков, или маленьких крытых возков на полозьях, оказалось 37 штук. Упряжных лошадей у меня было 92, а стражи 20 солдат.

Сделав 20 верст, я прибыл в тот же вечер в 9 ч., в Бронницу. Тут был первый ям; так называется место, где меняешь лошадей. (В Броннице) я из своего кармана заплатил прогоны, составляющие полторы копейки с лошади и каждых 10 верст, (а затем) должен был платить их (по всей) дороге до Москвы; взимаются они таким образом со всех путешественников в пользу ямщиков, то есть проводников. Лица же, которым предоставлены даровой проезд от царя, получают прогоны из приказа или канцелярии. Равным образом и мне эти израсходованные дорогой деньги были впоследствии возмещены в Москве приказом.

Из (Бронницы) я выехал в 11 ч. ночи и, (сделав) 30 верст, прибыл в 3 ч. утра в Зайцево, где до 5 часов кормил лошадей.

25-го. В 10 ч. утра, (сделав) 35 верст, приехал из Крестцы и остановился на царском подворье. Тут был второй ям или (вторая) перемена лошадей. Выехал оттуда в час и, (сделав) 40 верст, прибыл в 6 ч. вечера в Яжелбицы. Дорогой я смотрел на часы и увидел, что делаю 8 верст в 36 минут. Покормив (в Яжелбицах) лошадей, я выехал в 8 ч. и, сделав 23 версты, прибыл в час на третий ям, в Зимогорье, где (опять) остановился на царском подворье. В 3 ч. поехал далее.

По всей России, на ямах и между ямами, где по дальности расстояния приходится кормить лошадей, царь выстроил для себя особые дома. (В каждом) он содержит дворецкого, обязанного смотреть (за порядком) в доме, а также иметь в погребе пиво и небольшое количество съестных припасов, чтобы царю, во время быстрых переездов его по (России), (предпринимаемых) для неожиданной (ревизии) губернаторов и комендантов, было что есть и что пить и где приютиться.

26-го. (Сделав) 37 верст, прибыл в 9 ч. в Березай, покормил там лошадей и в 10 часов снова пустился в путь. В час приехал на 4-й ям, (в) Хотилов – в 25 верстах (от Березая). Снова остановился в царском доме. Из (Хотилова выехал) в 4 часа и, (сделав) 25 верст, прибыл в 8 ч. вечера на царское подворье в Вышний Волочек, где был пятый ям.

(Вышний Волочек) расположен на Мете (Amster). На (реке этой) у самого города стоят восемь флейтов[137]137
  Флейт – транспортное парусное судно XVI–XVIII вв. {Примеч. ред.)


[Закрыть] вместимостью каждый в 150 ластов[138]138
  Ласт – мера грузоподъемности судов. {Примеч. ред.)


[Закрыть]. Построены (они) в Казани. По словам лейтенанта, который их ведет, они находятся в пути 2 % года и должны идти в Петербург. (В Вышнем Волочке) они уже стоят давно из-за порогов, через которые могут пройти только при сильном половодье весной, вследствие чего должны ждать. Как мне сообщали, выше по течению стоят еще пять (флейтов), которые находятся на пути 3 % года; заведует ими один командор.

Из (Вышнего Волочка) выехал в 9 часов и, (сделав) 35 верст, прибыл в час в Выдропус, где не мог остановиться в царском доме, ибо за день до того он сгорел. Отправился оттуда далее в 3 ч. утра.

27-го. (Сделав) 35 верст, прибыл в 8 часов утра в город Торжок, где был 6-й ям. В дороге солдаты и пристав были для меня крайне полезны и (даже) необходимы: (они) собирали лошадей, смотрели за (нашими) санями и вещами, так что моим людям не надо было заботиться ни о чем: дорогой (последние) спали себе в (своих) закрытых санях, устроенных на этот предмет [то есть для спанья] на русский (лад). Солдаты им прислуживали так же, как и мне.

Торжок – небольшая плохенькая крепость, окруженная слабой стеной, но имеет многочисленные и обширные посады. Город прислал мне в подарок через одного старшину ведро водки, ведро пива и несколько пшеничных хлебов. Что такое ведро, я (уже) объяснил выше, при (описании) русской меры и веса.

Выехал я из (Торжка) в 9 ч. и, (сделав) 34 версты, прибыл в 3 часа пополудни в Медное, (где) меня снова ввели в царский дом. Покормив (лошадей), выехал из (Медного) в 4 часа и, (сделав) 27 верст, прибыл вечером в Тверь.

Тверь – большой город с маленькой крепостью; стоит на Волге. Здесь был 7-й ям. Как только я приехал в Тверь, комендант, Иван Михайлович, прислал за мной свои сани, приглашая к себе (обедать). Он сделал большие приготовления для моего приема, (зажег) много люстр и канделябров с восковыми свечами. Комната была кругом уставлена великолепнейшими образами; перед каждым, согласно русскому обычаю, горела восковая свечка. На вид (комендант) был весьма добродушный и вежливый человек. Жена его тотчас же вышла к нам (в сопровождении) многочисленной женской свиты и, по русскому (обычаю), предложила мне поцеловать меня; затем (как) мне, (так) и бывшим со мной (лицам) сама поднесла водки, после (чего) меня усадили за стол, за которым подавалось много рыбных блюд. По русскому обычаю, о котором сказано выше, всякое (здоровье) пили иным напитком и в другого рода сосудах для питья. Во время обеда, по распоряжению коменданта, (в горницу) вошло 16 (скоморохов), которых, по его словам, у него имеется 60 человек. Они принялись дудеть, свистать, петь и куковать, каждый на свой лад, (представляя) разнообразное (пение) лесных птиц. Свистали они так громко, что стена отражала звук, и, хотя (все эти люди) стояли против меня, (мне) казалось, что они одновременно находятся и спереди и сзади. Они сделали себе также кастаньеты из деревянных ложек, с погремушками на концах, и щелкали ими, играли на волынках и скрипках, плясали, забавно по-шутовски ломались, сгибались и бегали взад и вперед на карачках, (причем) свистели. (Все) это представляло весьма своеобразное и веселое зрелище. (Став) в круг, они взлезали также друг к другу на плечи и с различными шутовскими повадками вырастали в башню. Между тем, по моему приказанию, часть моих людей поехала вперед с вещами, (но) меня (комендант) задержал до И часов ночи, (и то) я насилу от него вырвался.

Из Твери я выехал в полночь.

28-го, (проехав) 32 версты, прибыл в 7 часов утра в Goretzin (Торицы? Городня?); затем, (сделав еще) 30 верст, достиг в полдень Завидова, а в 5 часов вечера, (сделав) 28 верст, приехал в Клин. Здесь был 8-й ям. Таким образом, (я) сделал 90 верст в 14 часов, причем еще три часа кормил лошадей. Из (Клина) я тронулся в 6 ч. вечера и, (сделав) 45 верст, прибыл в полночь в Чашниково; оттуда поехал в 2 часа далее и наконец, сделав 37 верст, прибыл на (следующее) утро в Москву.

29-го, к половине 9-го утра. Тут для меня уже было приготовлено помещение в одном из домов Немецкой слободы. (Слободой) называется всякое предместье. В доме этом на часах стояло шесть человек (солдат), и вообще сделаны были всякие нужные мелкие приготовления. Это было небольшое кирпичное подворье, с комнатами выведенными сводом, (с) железными дверьми и железными решетками у всех окон. Печи в доме были не железные, а кафельные, муравленные, большие, высокие, от пола до потолка, иные круглые, как башни, другие четырехугольные.

В это мое путешествие из Петербурга в Москву я сделал следующие наблюдения. О собственных домах царя, построенных по его приказу у ямов и между ямами, где приходится кормить, я уже говорил. Меня постоянно помещали в эти дома; там же, где их не было, пристав, всегда ехавший с несколькими солдатами впереди, занимал силой дом, который ему больше нравился, приводил его к моему приезду в порядок, топил, выгонял из него (хозяев) и вполне завладевал всем, что там было; ибо здесь нет гостиниц, в которых можно бы за (известную) плату кормить лошадей или останавливаться. В случае поломки саней или (порчи) сбруи солдаты силой отымали у крестьян все, что было нужно, так что мне ни о чем не приходилось заботиться. В России крестьяне повсюду так привыкли к подобным (порядкам) и так боятся солдат, что охотно, без прекословий, готовы отдать добровольно все, лишь бы избежать их побоев и неблагодарности.

В санях, несмотря ни на какой холод и мороз, мне лежалось так хорошо и тепло, что, когда по моему приказанию их закрывали со всех сторон, я скорее мог бы пожаловаться на жару, чем на холод. У каждого из моих людей были тоже свои отдельные сани, снабженные как следует покрывалами и полстями, так что нельзя было путешествовать удобнее. Все же, перед тем как пускаться в долгий путь, следует обзавестись своими, хорошими, новыми санями; ибо те, которые попадаются в дороге и которые выбираешь наспех, не так хороши и удобны, как заказываемые в больших городах, где [к тому же] их можно достать (и) готовыми, на (всякий) вкус.

Привожу расписание ямов или перемен лошадей от Петербурга до Москвы, с обозначением и числа верст от одного яма до другого:

По прибытии в Москву я немедленно отправился в новую лютеранскую немецкую церковь, где застал посланника Грунта, а из церкви поехал к нему обедать. Пополудни я через секретаря миссии Фалька известил о своем приезде князя Меншикова, великого канцлера Головкина, вице-канцлера Шафирова, английского посланника[139]139
  Витворт, Charles Whitworth, с 1704 г. посланник, затем в 1710 г. посол при Петре (см. ниже). Впоследствии был посылаем с разными важными поручениями в Регенсбург, Гагу, Берлин и Камбрэ. В 1721 г. сделан бароном. Ум. в 1725; похоронен в Вестминстерском аббатстве. Суждения Витворта о Петре и важнейших деятелях царя (в его кратком «Account of Russia as it was 1710», напечатанном в Strawbery-hill, в 1758 г.) во многом сходятся с суждениями Юля. Донесения его из России за 1708–1711 гг. напечатаны в Сб. Имп. Рус. ист. общ. т. L.


[Закрыть] и голландского резидента[140]140
  Якова де Би?


[Закрыть].

30-го. Хотел с утра явиться к князю Меншикову, но не застал его дома, вследствие чего поехал в Немецкую слободу, где еще находился царь со всем своим (штатом); ибо ни сам он, ни же кто бы то ни было из его свиты в (самую) Москву не вступали, в ожидании предстоявшего торжественного въезда (в столицу) по случаю великой и счастливой победы, одержанной царем над шведами под Полтавой. Тут [то есть дорогой в Немецкую слободу] я всюду видел воздвигаемые триумфальные ворота и застал царя и князя Меншикова стоящими на площади, на которой находились шведские знамена, штандарты, барабаны, литавры, пушки и другие военные принадлежности, взятые у шведов в сентябре 1708 г. в битве против генерала Лёвенгаупта[141]141
  Граф Адам Людвиг Лёвенгаупт; родился в 1659 г. в шведском осадном лагере под Копенгагеном; один из лучших полководцев Карла XII; в 1700 г. назначен полковником им самим устроенного полка; в 1704 г. разбил нас под Якобштадтом, а в 1705 г. – под Гемауертгофом (Мурь-мызой), после чего произведен в генерал-лейтенанты; но в 1708 г. 28 сентября при деревне Лесной был сам разбит наголову Петром, в то время как по приказанию Карла XII шел своим 16-тысячным отрядом на соединение с королем в Украину; в битве этой Лёвенгаупт лишился всего обоза и провианта, предназначавшегося для главной армии. Вслед за полтавским разгромом он был взят в плен у Переволочной с остатками шведской армии, главное начальствование над которой, после бегства Карла, перешло к нему. Умер в плену, в России, в 1719 г. (Сб. Ими. Рус. ист. общ. L и LXI, Соловьев, Hofberg: Sv. biogr. Handlex.). Лёвенгаупта Юль всюду называет скандинавским его именем: Lovenhoved.


[Закрыть] и в июне 1709 г. под Полтавой. (Все это) царь показал мне сам и велел призвать нескольких шведских офицеров, чтобы расположить и расставить знамена и штандарты по порядку и старшинству полков, которым они принадлежали.

Великий канцлер Головкин и английский посланник, в ответ (на мое извещение), прислали поздравить меня с приездом.

В тот день я обедал у царя.

Таким-то образом, благодарение Господу Богу, благополучно и счастливо завершился (старый) год.