Текст книги "Штрафной бой отряда имени Сталина"

Трофимов повернул на него свой немигающий грозный взор, и полковник вновь ощутил давящую силу этого человека. Генерал несколько секунд смотрел на своего подчиненного, затем, словно нехотя, произнес:

– Вы, наверное, совершенно незнакомы с работой нашего ведомства, полковник, – генерал медленно и величественно поднял правую ладонь, заставив Бирюкова выслушать его слова без возражений. – Не будем кривить душой, тем более что я не обвиняю вас в некомпетентности. Просто у нас своя, особая специфика службы. Это вам не «врагов народа» разоблачать, – усмехнулся Трофимов, глядя, как краснеет его подчиненный. Опасаться генералу было нечего, они беседовали с глазу на глаз, кроме того, в военное время профессиональный диверсант ведомству был куда нужнее, чем охотник на врагов народа. Ведомству нужен был результат.

– Вы должны понимать, – неожиданно располагающе улыбнулся генерал Трофимов, – что каждая подобная спецоперация является своего рода авантюрой. Да, мы рискуем людьми, да, рискуем попасться на двойную игру. Но если бы мы не рисковали, мы не получали бы результата! Все, разговор окончен, идите работать!

Сейчас полковник буквально трясся от ужаса. Непосредственным куратором операции «Янычар» волей генерала назначен был именно он. Провал операции был равнозначен расстрелу Бирюкова. А в том, что умрет не своей смертью, полковник Бирюков не сомневался… Он скрипел зубами, думая о том, с каким удовольствием применил бы к Трофимову допрос «с пристрастием», но одернул себя, понимая, что первым кандидатом на такой допрос будет он сам.

Был только один момент, который вселял надежду в трепещущую от ужаса душу полковника. Было воспоминание об одном допросе, который Бирюков вел вместе с генералом.

Здоровенный детина-эсэсовец был доставлен в самый центр Москвы в обстановке строжайшей секретности. Его везли, надев мешок на голову, закованного в наручники, хотя он и не сопротивлялся. Предварительных допросов не было, по распоряжению Трофимова, пленного ввели в кабинет генерала.

Примечательно было, что помимо работников органов госбезопасности на допросе присутствовали трое пожилых людей в белых халатах. Взглянув на них, полковник обомлел, он совершенно точно знал одного из них – седого скрюченного человека с бородкой клинышком.

В свое время, несколько лет назад, этот человек был арестован по анонимному доносу. Бирюков тогда вел его дело. Он лично допрашивал профессора-биолога. И он прекрасно знал, почему зубы у профессора теперь заменяли протезы. Одного он понять не мог – почему профессор, осужденный за троцкизм на десять лет, сейчас находился в государственном здании в центре столицы. И сейчас участвовал в совершенно секретном допросе.

Переводчик при допросе не потребовался, пленный говорил исключительно на русском языке. Причем говорил он детским голосом. После каждого ответа пленный почему-то добавлял слово «дяденька». Задав целый ряд вопросов, четких и бьющих в цель, генерал повернулся к Бирюкову:

– Работайте, товарищ полковник, – он ободряюще кивнул ему, хотя в глазах Трофимова стоял могильный холод. – Только без рук.

Бирюков вздрогнул и приступил к допросу. По сравнению с генералом он работал путано, вопросы задавал неуместные и, как он сам понимал, глупые. Так что когда Трофимов прекратил мероприятие, полковник был даже рад.

После к делу приступили ученые. Они обступили пленника и немедленно принялись за различные манипуляции. У него взяли кровь, слюну, срезали образец кожи, ногтей. Отстригли пряди волос с головы, с бровей, из подмышечных впадин. Один из ученых, тот самый – осужденный, повернулся к Трофимову:

– Товарищ генерал! – Бирюкова перекосило при этом обращении бывшего врага народа к работнику госбезопасности, но он промолчал. – Нам надо забрать арестованного, чтобы провести дополнительные исследования. Целый ряд исследований.

– Запрещаю, категорически запрещаю, – басом прогремел голос генерала Трофимова. – Работать будете исключительно в нашем учреждении, более того, на время работы жить будете здесь или в гостинице неподалеку под нашим строгим наблюдением. Все необходимые приборы и препараты, инструментарий вам доставят немедленно по списку, который вы составите. Вообще все, что вам будет нужно, будет предоставлено по первому требованию. Полковник Бирюков, – Трофимов вперил взгляд в своего подчиненного. Короткостриженный, с седым ежиком волос, сейчас он походил на матерого волка, нашедшего след. – Вы лично проинформируете семьи и близких товарищей о том, что они находятся при исполнении особо важного, секретного задания правительства.

– Есть, – коротко ответил Бирюков, хотя он не совсем понимал, почему с этим не может справиться какой-нибудь лейтенант. Но смолчал.

– А теперь, товарищи, – генерал терпеливо дождался, пока ученые закончат свои манипуляции, – ваш вывод?

– Вывод, конечно, предварительный, – торопливо заговорил краснолицый ученый в круглых очках, молчавший до этого. – Но одно мы уже сейчас можем сказать совершенно ответственно. Товарищ генерал, – он торжественно выпрямился, рядом встали остальные в белых халатах, даже пленный, беспорядочно верещавший что-то до этого, замолчал. – Перед нами ребенок, русский ребенок. По каким-то совершенно невероятным причинам сейчас этот его организм стареет. С невероятной скоростью…

Дети-эсэсовцы

 
Война пришла из снов мальчишек,
Но не окончится она,
Как исчезают сны в подушках,
Не растворится месть в сердцах.
 

Лаборатория была самой обычной. Но для непосвященного военного взгляда все эти пробирки, реторты, шкафы и аппаратура казались таинственными. Прогуливаясь по помещению, штурмгауптфюрер СС Иоахим Грубер в который раз подумал, что присутствует при исторических деяниях, а то, какими буквами, золотыми или черными, будут записаны их имена в учебники, будет зависеть исключительно от того, кто будет писать эти учебники. Если победит Германия, то все, что делается здесь, будет оправдано, в этом концлагере, Грубер вспомнил «Яму» и содрогнулся. Ну а если проиграют… Об этом было лучше не думать. Во всяком случае, лично его руки были по локоть в крови, и ждать пощады от врага не приходилось.

– Иоахим, идите скорее сюда! – послышался из-за перегородки возбужденный крик профессора Габриеля Лортца. Грубер быстро прошел к двери, которая въезжала на полозьях в стену, заподлицо. Он впервые направлялся в это помещение. Грубер вошел и обомлел. Глазам его открылся обширный зал, заставленный стеклянными вольерами. В них сидели совершенно непонятные, невообразимые существа. Иоахим даже присел на корточки, чтобы рассмотреть одно из них – скрюченную в позе эмбриона на полу стеклянной клетки розовую тварь. Но тут вновь послышался голос профессора, на этот раз куда более раздраженный:

– Что вы там возитесь, герр офицер?! – требовательный голос ученого погнал Грубера дальше, а невидимый Лортц окрикнул его еще раз. – Идите сюда, тут, за вольерами, лестница. Спускайтесь сюда, не бойтесь…

Фыркнув, Грубер решительно шагнул вперед. Фраза профессора «не бойтесь» почти вывела его из себя, но через мгновение штурмгауптфюрер опомнился. Лицо его озарила улыбка, профессор Лортц стал ему понятен.

Винтообразная лестница оказалась в углу просторного помещения за рядами длинных дощатых ящиков, выкрашенных в зеленый цвет. Лестница была тускло освещена лампами электрического накаливания. Штурмгауптфюрер решительно ступил вниз, соскользнул по шаткой лестнице и чуть не сбил спешившего ему навстречу профессора с ног. Оба отшатнулись друг от друга в испуге.

Напряжение разрядил профессор своим смехом. Спустя мгновение расхохотался и Грубер.

– Я кричу, кричу, – доброжелательно-брюзгливо проговорил Лортц, – а вы шляетесь неизвестно где, молодой человек. Ладно, пойдемте. У нас много дел.

– А что случилось, герр Лортц? – осторожно спросил Иоахим, аккуратно следуя за профессором по узкому наклонному проходу куда-то вниз. Судя по его ощущениям, они спустились под землю уже на два десятка метров и сейчас продолжали углубляться все дальше. Проход казался бесконечным.

– Мы с вами работаем вместе, Грубер, – заговорил профессор спустя какое-то время, когда они прошли еще несколько десятков метров. – Я хочу, чтобы вы поняли всю важность нашего дела, чтобы вы поняли, почему мы сидим здесь, в этих варварских русских лесах.

Душный и тесный проход с редкой чередой тусклых лампочек внезапно расширился, превратившись в коридор, стены которого были выложены досками. Спереди повеяло прохладным свежим воздухом.

– …Я вовсе не садист, как вам могло бы показаться, – продолжил профессор, подойдя к толстой металлической двери, устроенной наподобие шлюза, он возился с запорным устройством. – Как и любой нормальный человек, я не лишен любви и жалости к детям, да и к людям вообще. – На мгновение он обратил свой взгляд на штурмгауптфюрера, затем вновь повернулся к двери и с усилием потянул за тугие поручни. Не мешкая, Грубер помог профессору открыть дверь. – Поверьте, Иоахим, мне очень неприятны расстрелы, я не люблю садистов. Но я свято верю нашему фюреру и всей душой понимаю, что мы – те самые истинные жертвы. И мы обязаны отдать свои жизни, души, тела, все, что у нас есть, на благо великой Германии. Для того чтобы наши дети жили…

Они прошли через открытую дверь, которую профессор немедленно закрыл вновь. Оказались в темном помещении, штурмгауптфюрер достал из кармана фонарик и включил его. Лортц подошел к стене и, найдя рычаг электрического рубильника, поднял его вверх. Между клеммами проскочила искра, на потолке вспыхнули лампы, которые осветили просторное круглое помещение. От стоящих слева массивных металлических шкафов, выкрашенных в серый цвет, послышалось протяжное монотонное гудение, из отверстий в потолке подул свежий воздух. Центр просторного зала был заставлен различного вида операционными столами, гинекологическими креслами и прочими медицинскими приспособлениями, о назначении которых офицер службы СС мог только догадываться.

Грубер, открыв рот от изумления, разглядывал обустройство подземного помещения, о наличии которого под концентрационным лагерем до сего дня не имел ни малейшего понятия. Профессор искренне наслаждался его изумлением.

– Если вы сейчас думаете, что мы здесь в одиночестве, то жестоко заблуждаетесь, – с широкой улыбкой, произнес Лортц. Он кивнул в противоположный конец круглого помещения. Там полукругом располагались металлические двери наподобие той, через которую они попали в этот зал. Такие же, за исключением того, что в каждой двери было устроено круглое стеклянное окошко. – Там, за этими дверями, находится РЕЗУЛЬТАТ. Финальная стадия нашего проекта. Пойдемте, я покажу вам то, ради чего мы все здесь находимся.

Грубер подумал, что сходит с ума. Из глубины ярко освещенной комнаты на него смотрело создание, которое, казалось, выбралось из самых глубин сознания законченного шизофреника. Сумасшедшего. Тварь, больше всего похожая на сороконожку, но увеличенная до пяти метров в длину и метра в диаметре, сидела на стене совершенно комфортно. Больше всего Иоахима поразила ее или его голова, вернее лицо. Грубая коричневая кожа с хитиновым панцирем сверху не скрывала черт печального детского лица. Маленький рот существа был открыт и пытался говорить. Виднелся разрез огромной зубастой пасти. Штурмгауптфюрер почувствовал, что теряет сознание, и только усилием воли привел себя в чувство.

– Это биологическое оружие, – заговорил профессор. Голос его доносился как будто издалека, хотя стоял Лортц всего в двух шагах. – В качестве сырья мы используем людей, человеческих детенышей. Русские, кстати, оказались самым устойчивым и удобным материалом. Живучие, – рассмеялся профессор и указал Груберу на стоящие поодаль стулья. Они прошли, расселись поудобнее, профессор вытащил из-за пазухи серебряный портсигар, выудил оттуда две ароматные сигариллы, закурил одну, вторую протянул штурмгауптфюреру.

– Вы хотите сказать, что это тоже люди?! – ошарашено спросил Иоахим, закуривая. Он, внезапно обессилев от увиденного за дверью, откинулся на спинку стула. Затянулся табачным дымом, вкус которого понемногу начал приводить его в чувство. – А как вы их контролируете, профессор?

– Нервные импульсы могут передаваться на расстояние, – Лортц кивнул на стоящий рядом металлический стол. – То, что считалось фантастикой и бабушкиными сказками, воплотил в жизнь гений немецкого народа. Эти шлемы соединены попарно. Один надевается на голову ассистента, другой – на подопечного. Таким образом идет воспитание. Большой проблемой является языковой барьер, – профессор улыбнулся, отчего глаза его по-мальчишески засверкали. – Понятно, что никто в здравом уме никогда не даст разрешения использовать в качестве материала представителей высшей расы. Вот и приходится возиться с тем, что есть. Вот почему нам пришлось выписывать учебники по немецкому языку начального уровня…

Лортц взял в руки валявшийся в углу стола учебник, обычную азбуку. Открыл, бегло пролистал и шутливо проговорил алфавит. Затем, шаловливо подмигнув штурмгауптфюреру, встал и, подойдя к стене, повернул выключатель на встроенном в панель микрофоне. Начал читать алфавит снова, медленно и раздельно. Из укрепленных на потолке динамиков Грубер сквозь электрический шорох услышал искаженные, но, несомненно, детские голоса, вторившие профессору. Они тоже повторяли алфавит!

Суть изобретения профессора поражала воображение видавшего виды офицера СС. Габриель Лортц оказался действительно гениальным ученым. Он, правда, не скрывал, что основные открытия совершил вместе с еще одним исследователем, евреем по национальности, который был ликвидирован, как только нужда в нем отпала. Но идея целиком принадлежала Лортцу.

В ходе долгих исследований и экспериментов по строению человеческого организма молодой ученый выяснил, что у всех живых существ и даже растений есть одна общая, объединяющая все живое деталь. На основе этого открытия, озвучивать которое в деталях профессор не стал, ему удалось синтезировать вещество, которое могло менять клетки любого живого организма планеты так, как будет желательно ему, Габриелю Лортцу.

– Вы и не представляете, Иоахим, как мне было тяжело поначалу, – оживленно болтал профессор, не отвлекаясь от рассказа ни на секунду, даже когда он продолжал свои непонятные манипуляции с электрическими аппаратами. – Нехватка денег, постоянные проблемы с помещениями для работы, а главное, отсутствие человеческого материала для работы! Один раз мне удалось заполучить осужденного на смерть преступника, но стоило об этом узнать руководству института, где я имел честь состоять, как поднялся жуткий скандал! Эксперименты пришлось на время свернуть…

С приходом к власти NSDAP (Nationalsozialistische Deutche Arbeiterpartei – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия – правящая и единственная партия в Германии в годы Третьего рейха) дела профессора Габриеля Лортца пошли на лад. Его исследованиями заинтересовались военные, немедленно выделили неограниченное финансирование. Профессор проводил множество экспериментов и был близок к созданию идеального солдата, но его изыскания были прерваны столь поспешной войной против СССР. Ряд экспериментов пришлось свернуть. Выбор военных, как всегда, пал на самое дешевое и массовое. Кратковременное изменение организма…

– Вот зачем мне нужны ваши солдаты, – объяснил профессор. – Они будут учить моих детей военному искусству, научат их быть беспощадными, а не глупыми, хотя и сверхсильными, шалунами.

– Вот этими самыми шлемами? – потрясенный Грубер взял один из них в руки. – Это просто невероятно!

– Да, да! – Лортц подошел к стоящим у стены металлическим шкафам, от которых шел монотонный электрический гул. – Весь секрет скрыт именно в этих коробках. Это – электронные вычислительные устройства, настоящие мозги, наподобие человеческих, только в сотни раз мощнее, быстрее и точнее. Они-то и связывают два сознания, помогают говорить без слов. В бою ваши солдаты и мои дети будут работать попарно. Ваш солдат будет командовать, мой ребенок исполнять. Вот почему я уже сейчас хочу начать общие тренировки. Только вообразите, разум воина немецкой армии и сила и мощь немецкой науки! Я создам и летающих тварей, и плавающих. В распоряжении Третьего рейха будут и воины, нападающие из-под земли. Кстати, Дима, с которым вы уже знакомы, – профессор кивнул на дверь, за которой притаилась многоножка с детским лицом, – пуленепробиваем и может развивать скорость до пятидесяти километров в час.

– Потрясающе! – штурмгауптфюрер никак не мог прийти в себя. – Грандиозно! Мы будем непобедимы! А материал для победы нам предоставит наш враг! Ни одной потерянной напрасно немецкой жизни! Для этого никакой жертвы не жалко, тем более что жертвует враг!

Торжествующий от произведенного впечатления профессор поднялся со стула и подошел к деревянному шкафчику. Выудил оттуда запыленную бутылку дорогого французского коньяка и два широких бокала. Подошел к столу, наполнил их почти до середины. Штурмгауптфюрер встал, они чокнулись и выпили за победу Третьего рейха. Присели за стол, закурили еще по одной сигарилле, и Лортц, улыбаясь, сказал:

– Исследования воспитания личности были особенно трудными и полными курьезов, – Грубер, привстав, долил коньяка, оказавшегося действительно хорошим, в их бокалы. – Был один смешной случай, я тогда был еще совсем молод и работал с собаками. Для опытов выбрал щенков ротвейлеров и выращивал их со всем старанием, уделяя особое внимание дрессировке. Однажды мне пришлось уехать на полтора месяца, а когда я вернулся, то оказался замешанным в скандал. Мой ассистент, ловкий пройдоха, человек с уголовным прошлым, ненавидел господ полицейских. Когда я уехал, он раздобыл где-то несколько полицейских костюмов и кормил собак таким образом – набивал чучела, одетые в полицейскую форму, мясом. А затем запускал в вольер моих ротвейлеров, все пятьдесят экземпляров! Он и сам одевался в полицейскую форму для того, чтобы мучить моих собачек. Так что у них выработалась четкая антипатия к личностям в полицейских мундирах…

Лортц замешкался, чтобы долить себе еще коньяку, Грубер почувствовал, что хмелеет, на мгновение в голове мелькнула мысль, что он слишком уж пристрастился к алкоголю. «Так недолго и спиться», – подумал офицер. Но общество профессора было приятным и отгоняло дурные мысли. Кроме того, штурмгауптфюрер очень хотел дослушать историю до конца.

– Что же было дальше, профессор? – спросил он с интересом.

– Когда я вернулся, вольеры были открыты, ротвейлеры исчезли, пройдоха-ассистент сбежал, а в близлежащем городке царил хаос, – Лортц расхохотался. – Мои зверушки растерзали всех полицейских в городе, и властям пришлось вводить войска.

– Погодите-ка, – встрепенулся штурмгауптфюрер. – Я что-то такое слышал еще в детстве! Уж не в Швайнфурте ли это было? В Баварии?

– Да-да, именно так! – профессор допил коньяк. – Происшествие наделало шуму, меня грозились арестовать, но, к счастью, вскоре был пойман негодяй-ассистент. Его судили, был процесс, но судьба этого ничтожества меня больше не интересовала. Вот так наука столкнулась с действительностью…

– А почему программа с собаками не получила продолжения? – с любопытством спросил Иоахим. – Идея кажется блестящей…

– Военные посчитали ее слишком дорогой и долгой, – отмахнулся Лортц. – Тут-то они оказались совершенно правы. Одно дело – мирный город, и совсем другое – вооруженные и готовые к бою солдаты противника. Собачек быстро расстреляют и дело с концом. Миллионы марок просто исчезнут. Да и эти мои создания лишь промежуточный этап перед главной работой. Я хочу создать вакцину, которую смогу вводить нашим солдатам, так, чтобы их внешний вид и функции организма не менялись. Но чтобы они становились сильнее и выносливее в десятки раз. Также в ближайшем будущем мы создадим вещество, которое можно будет распространять воздушно-капельным путем. Однажды мы распылим это вещество с самолетов над позициями врага, и они начнут пожирать друг друга!

Теперь штурмгауптфюрер СС Иоахим Грубер понял, насколько важной была их работа. Он с восхищением взглянул на Габриеля Лортца.

– Когда фюрер узнал о моем открытии, он лично принял меня, – похвастал захмелевший профессор. – Мы имели долгую беседу, и я получил неограниченные полномочия. На условиях тотальной секретности. Так что основную суть нашей работы сейчас знаем я, вы и фюрер!..