Текст книги "Штрафной бой отряда имени Сталина"

Уйти, не двигаясь

 
Храбрости нужно немало,
Чтоб маску чужую надеть,
Помни, братишка, кто ты,
Чтоб в чуждую жизнь не влезть.
 

Не успел Конкин отойти от двухсот отжиманий, которыми его наказал злопамятный фельдфебель, едва его голова коснулась подушки на чужой застеленной койке, как лагерную рассветную тишину продрал пронзительный гул тревожной сирены. Он вскочил как ошпаренный, глядя на ошарашенные лица остальных эсэсовцев. Те одевались и вооружались с лихорадочной скоростью. Поддавшись всеобщей спешке, Иван моментально снарядился, тем более что он так и не успел раздеться. Схватив автомат, он выскочил из барака вслед за остальными, в спешке влился в общий строй, застыл. И только теперь, остановившись, он смог наконец привести в порядок свои мысли и прежде всего вспомнить, кто он и почему он здесь оказался.

Гауптштурмфюрер бежал к ним, утратив всякий офицерский лоск. Он запыхался, держал автомат в левой руке за дуло, но форма его была в идеальном порядке. Подбежав к строю, он перешел на шаг и, подойдя ближе, остановился.

– В наших рядах оказался враг, предатель! – рявкнул он, сверкая глазами. У Конкина все похолодело внутри, он потянулся было за гранатой, спрятанной за пазухой, но сдержался, сообразив, что речь все-таки не о нем, иначе его бы давно схватили. – Один из наших, к сожалению, пока не известно, кто именно, захватил один… ценный научный предмет и бежал! Предположительно, он бежал к русским, больше некуда! Его заметила охрана, но было слишком поздно. Насколько нам известно, предатель ранен, более точно сказать ничего не могу! – голос Грубера напрягся. – Внимание, инструктаж! Собак ввиду особых обстоятельств не будет. «Помощников» ввиду особых обстоятельств нам не предоставят, так что в отличие от боя с партизанами нам придется работать самим. Помните, что в лесу действуют русские партизаны, а возможно и засланные к нам парашютисты-диверсанты! Предателя найти, захватить живым. Если не выйдет – уничтожить! Доставить или живым его, или его тело! Предмет, который он похитил, представляет для рейха особую ценность, его необходимо вернуть ученым в целости и сохранности. НЕВРЕДИМЫМ! Я ясно излагаю?!

– Прошу прощения, герр гауптштурмфюрер! – Конкин с удивлением уловил в голосе фельдфебеля несвойственные тому нотки смущения. – А на что похож этот предмет? Надо разъяснить ребятам, чтобы они не допустили ни малейших ошибок.

– Этот предмет… это существо, – Иван и стоящие рядом эсэсовцы заметили, что матерый офицер запнулся в нерешительности. – Ребята, вы узнаете его безошибочно. Больше всего оно похоже на ангела!..

Проблемы выхода из объекта больше не существовало. Увидев все, до чего только мог дотянуться, узнав все, что только мог узнать в своем положении, Конкин выходил теперь с территории особо охраняемого объекта открыто, с гордо поднятой головой. Уходил вместе с группой эсэсовцев на поиски предателя. Более абсурдной ситуации он не смог бы и представить. Шагая по поросшей редкой травой почве по утренней пустоши в сторону леса, он, признаться, терялся в дальнейшем порядке своих действий. Иван попросту не знал, что ему делать дальше.

* * *

Дело осложнялось тем, что Степан Коловрат не учил немецкий язык в школе. То есть он, конечно, старался, как и каждый советский школьник, но никак не давался ему этот чертов язык, такой сложный и неприятный на слух. А если честно, не очень-то он и хотел учить скучные грамматические правила, ему куда интересней были спорт, парашютная подготовка, военное дело, нормы ГТО. Теперь он мучился с этим белобрысым немцем, не понимая ни слова из того, что тот говорит.

Беглый эсэсовец был ранен в плечо. К счастью, пуля прошла навылет, пробив край лопатки и, очевидно, не задела ни важных сосудов, ни легкого, так что после быстрой и тугой перевязки кровотечение прекратилось. Немчура оказался крепким и выносливым малым и не издал ни стона, пока длилась перевязка, только морщился и кусал свои бледные губы. Степан ненавидел немцев, но в этом случае он чувствовал, что этот фриц, несмотря на эсэсовскую форму, свой. Поэтому, повинуясь интуиции, Коловрат не стал отбирать у него оружие.

Вместе они тащили «ангела» на наспех срубленных носилках в глубь леса. Мальчишка с крыльями был обычным ребенком. Необычными были его большие белые крылья, не перистые, а перепончатые, как у летучей мыши. Кроме того, рост в метр восемьдесят и вес килограммов в шестьдесят были слишком большими для мальчика десяти лет. Тащить его было непросто, но выбора не было. Коловрат прекрасно понимал, что все это неспроста, и доставить мальчишку к своим, чтобы вывезти в Центр, необходимо было кровь из носу. Как ни странно для Красной Армии, разведчиков там всегда готовили особо, давая им право выбора, обучая принимать решения в ситуации, когда начальства нет рядом и спросить ценных указаний не у кого. Поэтому в ситуации он сориентировался моментально. Он понимал, что оставляет Конкина без прикрытия, но в данной ситуации решился нарушить договоренность.

Они сумели уйти километров на десять, двигаясь слаженным бегом, когда немец тихо попросил: «Хальт, битте…» Даже не зная немецкого языка, этот призыв Степан понял. Они остановились, опустили носилки, уселись рядом, тяжело дыша и вытирая пот с покрасневших от напряжения лиц. Коловрат достал из рюкзака фляжку, открутил крышку и уже поднес ее к губам, но, передумав, протянул немцу. Тот, пробормотав «данке», начал жадно пить, сделав несколько глотков, вернул Степану. Потом они напоили мальчишку. Тот, почувствовав влагу на губах, застонал и продрал слипшиеся веки. Прислонился губами к фляжке и жадно пил. Он выпил всю без остатка воду и жалобными глазами посмотрел на Коловрата:

– Дяденька, вы советский? – неожиданно для Степана спросил он.

– Да, советский, советский… – вздохнул разведчик. – Как тебя зовут, мальчик. Что с тобой сделали эти звери?

– Меня зовут Андрей, – серьезно глядя на Коловрата, сказал «ангел». – Нас немчура увела, мамку и сестру расстреляли, а меня забрали в школу. Там ихние доктора мне операцию сделали и уколы разные. Процедуры… – при этих словах, глаза мальчишки затуманились, в уголках выступили крупные слезы. Степан задрожал, его кулаки сжались сами собой, он взглянул на эсэсовца, но тот, опустив голову, молчал. Андрей закашлялся, крылья за его спиной шевельнулись.

– Может, ты и летать умеешь? – угрюмо спросил Коловрат.

– Да, умею, только сил нету, мне бы покушать, дяденька, – жалобно попросил мальчишка.

Разведчик торопливо полез в рюкзак, принялся доставать оттуда припасенную снедь, подумав, стал делить на троих. Немец поднял голову:

– Их хайсе Петер, – произнес он, ткнув себя указательным пальцем в грудь, а затем стал бить себя по наружной части запястья левой руки и показывать за спину, делая страшные глаза.

– Да понял я, понял, Петер, – проворчал Степан. – Жри давай. Все я знаю, что погоня, что времени нет. Жрите, и побежали.

Коловрат тревожно взглянул назад. Они сидели на пологом склоне холма, куда он осознанно тащил их. Степан встал, подтянулся и, увидев раскидистую рябинку, быстро забрался повыше, достал из-за пазухи висящий на ремешках бинокль, приставил окуляры к глазам, осмотрелся. Охнул.

На удалении примерно четырех-пяти километ-ров от них длинной серо-зеленой цепью шли немцы. Даже с такого расстояния Коловрат хорошо видел, что шли они бодро, четко, быстро. Сердце Степана екнуло. Радовало то, что он не увидел собак, хотя это не давало особых поводов для оптимизма. Ходьба с раненым и носилками на плечах не давала возможности как следует заметать следы. Коловрат был уверен, что с хорошим следопытом найти их было несложно, а у элитного отряда СС опытный следопыт наверняка имелся. Он быстро спустился с дерева и, встревоженный, подошел к немцу и мальчишке.

– Андрей, ты идти сможешь? – он посмотрел на мальчишку с надеждой.

– Да, кажется, – «ангел» неуверенно встал на ноги, пошатнулся, сделал несколько шагов и довольно прочно встал. Встал на ноги и Петер. Коловрат взял носилки, положил нетяжелые жерди на плечо, не желая оставлять врагу столь очевидный след, и махнул рукой:

– Ладно, пойдемте, давайте быстрей! Шнель, или как там… – он кивнул Петеру, и тот, ободренный, кивнул в ответ.

* * *

Немцы шли очень профессионально. Конкин, пробираясь постепенно к краю цепочки, минуя то одного, то другого «собрата по оружию», не уставал поражаться качеству выучки эсэсовцев. Гауптштурмфюрер Грубер, фельдфебель и еще двое унтер-офицеров шли впереди, небольшой кучкой, отыскивая следы по одним им известным признакам. Иван старался подобраться как можно ближе к ним, чтобы подслушать, о чем те разговаривают, но затем бросил это занятие.

Он шел, одержимый одной только мыслью. Он знал, что ему придется убить гауптштурмфюрера, более того, он страстно хотел этого, понимая, что совершил упущение, не сделав этого во время прошлой операции. Конкин мог сделать это прямо сейчас, пустив очередь в их спины, убить сразу всех. Останавливал его не страх того, что его неминуемо убьют идущие рядом эсэсовцы, а осознание того, что операция будет провалена и ценнейшая разведывательная информация, которой он обладает, уйдет вместе с ним в землю. Поэтому разведчик шел, стиснув зубы и пристально глядя в спину своему врагу.

Они миновали пустошь, вошли в редколесье, которое постепенно перешло в чащу. Эти места Конкин знал хорошо, ведь именно отсюда они пришли к объекту. Перед лесом, сразу после разговора с подбежавшим к нему радистом, гауптштурмфюрер остановил цепь и свистом созвал унтер-офицеров. Эсэсовцы невольно стянулись поближе, желая послушать, что на уме у начальства. Поспешил подойти и Ваня. Для него это был вопрос жизни и смерти, в отличие от праздно любопытствующих эсэсовцев, даже не подозревавших, что в их ряды затесался советский разведчик.

– Как ни странно, их трое, господа, – говорил гауптштурмфюрер остальным. – Я прочитал это по их следам, – при этих его словах пожилой унтер-офицер с пронзительным взглядом из-под седых бровей согласно кивнул. – Мне только что передали по рации, что к поисковой операции подключают военных, к нам направляются силы до батальона. Поэтому необходимо немедленно определиться с расстановкой сил…

Дальше Иван слушать не стал. Все было ясно и так: Коловрат подобрал беглого немца и «предмет исследований» и сейчас пытается уйти подальше, но с таким довеском оторваться от хорошо тренированных эсэсовцев почти нереально.

Готовилась классическая операция по загону. Эсэсовцы погонят «дичь» вперед, а свежие и полные сил немецкие егеря встретят их волной. Где-нибудь на подступах к Яме. Иван глазами начал считать эсэсовцев в цепи. Выходило около тридцати человек. Предстояло сделать невозможное. Впрочем, как обычно. Не впервые. Жаль, что он не умел передавать свои мысли друзьям. Как бы он хотел, чтобы задуманное им сбылось…

* * *

Степан Коловрат остановился. Сорвал травинку, сунул ее в рот и, машинально пожевывая, задумался. Бежавшие за ним Петер и Андрюша остановились, ловя воздух открытыми ртами. Какая-то мысль, словно озарение с небес, посетила его горящую от напряжения голову. Выхода из создавшейся ситуации не было. Выхода не существовало.

Раненый фриц, странный крылатый мальчишка и он – разведчик, которого наверняка давным-давно похоронили свои. За ними следом идут сытые, сильные и здоровые эсэсовцы, наверняка отобранные по схеме «лучшие из лучших». По логике, которую подсказывала ситуация, им следовало сдаться, а лучше застрелиться. Убив перед этим странного мальчика Андрея, при одной мысли о котором у Коловрата на глаза наворачивались слезы. Но разведчик верил в свою счастливую звезду, он знал и чувствовал, что его конец, когда он придет, будет другим. Совершенно невероятный, перед ним забрезжил лучик надежды. «Будем швырять камушки», – ни с того ни с сего подумалось ему. Какая-то смутная идея забрезжила в голове. Что-то непосредственно связанное с лучшими друзьями людей. Надо было воспользоваться тем, что немцы идут за ними без служебных собак. Он вытащил травинку изо рта и скомкал ее в кулаке.

– А ну их всех в… баню! – сказал он внезапно и с силой швырнул невесомую травинку в землю, помолчал мгновение и заговорил скорее для самого себя. – Сделаем так…

* * *

Эсэсовцы шли в гору ровной цепью, держа друг друга в поле зрения. Конкин в который раз подумал, что было бы по-настоящему здорово, если бы Николай все-таки успел вовремя добежать до своих, чтобы их встретили, как следует. Что бы там ни было, до этого момента всем им здорово везло. Бог войны явно был на их стороне. Да и сейчас то, что немцы не стали использовать собак, было настоящим чудом, которое следовало использовать по-настоящему.

Карту этой местности Иван знал наизусть. Учить и запоминать информацию, которая может пригодиться, его учили еще в детстве, со школьной скамьи. Позже он занимался этим в военном училище, в разведшколе. Память – причудливая штука, очень похожая на кусок материи. Стоит ухватиться за ее краешек, как можно вытянуть на свет весь кусок того знания, которое тебе необходимо в данный момент. Важно только, чтобы ты когда-нибудь впитал эту информацию раньше. А этой информацией Конкин уже обладал. Оставалось надеяться и верить, что Коловрат, его товарищ и брат, вспомнит и поймет их крайний, запасной план. Все остальное было лишь стечением обстоятельств.

Нет, не просто обстоятельства гнали их сейчас навстречу друг другу. Словно огромные зубчатые передачи вселенских часов завертелись быстрее, передвигая неминуемые события навстречу друг другу. А сейчас от Конкина требовался один шаг, маленький, но рискованный. Ваня полез рукой за пазуху и, нащупав ткань нательной рубашки, с силой рванул, а затем до боли вцепился ногтями в нежную кожу на груди, так, чтобы выступила кровь…

– Герр гауптштурмфюрер, – сказал «Петер» вполголоса, но Иоахим Грубер услышал его. Офицер с интересом взглянул на сидящего на корточках перед кустом черники рядового из нового пополнения. Подошел, присмотрелся.

– Внимание! – Грубер поднял руку, остановив цепь. – Господа, есть свежий след!

К нему подбежали остальные следопыты, всмотрелись в черничный куст, около которого все еще сидел на корточках рядовой эсэсовец. Гауптштурмфюрер благодарно потрепал его по плечу:

– Молодчага, Петер. Хоть ты и клоун, но глаза твои остры. Иди в строй, по возвращении на базу я лично прослежу, чтобы тебя наградили. – Грубер выглядел торжествующе. – Господа, у нас появилась надежда повысить престиж службы СС! Благодаря нашему Петеру мы найдем беглецов сами, без солдатни…

Окровавленный лоскуток сняли с куста только после детального осмотра. Конкин, хладнокровный внешне, но кипящий внутри, наблюдал за действиями следопытов. Он еще раз похвалил себя за идею – выглядел «след» на редкость натурально. Купились даже видавшие виды опытнейшие охотники – унтер-офицеры. Они обнюхали лоскуток, нашли, что тот еще теплый, а кровь свежая и пришли в возбуждение, словно охотничьи собаки. Старший, с горящим взглядом, кивнул Груберу и, неожиданно повернувшись к Ивану, подмигнул тому с улыбкой. «Вот идиоты», – раздраженно подумал Конкин.

Эсэсовцы выстроились в форме полумесяца и сузили цепь так, что промежутки между ними составляли не более двух метров, они шли теперь по ложному, заданному Иваном, направлению. Действовали из неверной предпосылки, рассчитывая, что дичь прячется рядом, изнеможенная и испуганная, в какой-то яме.

На самом деле, по прикидкам Конкина, беглецы должны были находиться правее и на три с половиной километра дальше от преследователей. Он-то успел увидеть истинный след метров за пятьсот до того куста с черникой, где «нашел» окровавленную тряпицу. Окровавленный кусок немецкого синтетического бинта, который валялся на земле, Ваня исследовал крайне аккуратно. Кровь на нем была запекшейся, уже побуревшей, так что у беглецов еще оставалась фора. Теперь Конкин мог только надеяться на то, что они сумеют воспользоваться подаренным им шансом уйти.

* * *

Взяв в руки поданную Коловратом лопату, Петер понял все без слов. Он моментально вгрызся в податливую, рыхлую почву в дальнем углу осыпи. Крылатый мальчик с простым русским именем лежал рядом с ним, тяжело дыша. Степан, оглянувшись, с удивлением увидел, что лицо ребенка как будто повзрослело, на него смотрел подросток лет четырнадцати с усталым взглядом и изможденным, покрытым морщинками лицом. Разведчик подумал о том, после того, что испытал Андрюша, не каждый взрослый сумеет сохранить свою психику в порядке. Что уж тут говорить про мальчишку, побывавшего в лапах фашистских садистов-ученых. Вздохнув, Степан привстал и, подобрав автомат под мышку, пошел назад, чтобы убедиться, что не оставил следов. Быстро, но тщательно он осмотрел все, остался доволен и медленно, аккуратно ставя ноги в траве, переступая через ветки так, чтобы не сломать их, пошел к оврагу.

Немец оказался не дураком и вкопался не вертикально вниз, а в боковую стену. Когда Коловрат вернулся, выкопанное Петером пространство уже позволяло спрятать там мальчишку, но этого было мало. Коловрат указал пальцем на автомат и на край оврага. Немец понятливо кивнул и, помедлив немного для того, чтобы взглянуть на мальчишку, полез наверх, где занял позицию для стрельбы. Коловрат нагнулся к Андрею.

– Слушай меня, ангелок, – он погладил мальчишку по голове, стараясь не смотреть на эти крылья, невероятно реальные и такие неуместные на этой земле. Андрюша поднял на него свои затуманенные усталостью и болью глаза. – Мы тебя сейчас спрячем, а сами уйдем. За помощью, понял? Не бросаем мы тебя, ты не подумай.

– Можно мне с вами, дяденька разведчик? – жалобно спросил мальчишка.

– Нельзя, Андрей, нельзя. Ты пионер?

– Октябренок.

– Ну, тогда ты знаешь, что есть такое слово – надо. Давай лезь в яму, я тебя спрячу, – Степан помог Андрею запихнуть свое крылатое тело в приготовленное убежище, еще раз вздохнув про себя: «Эх ты, октябренок несчастный».

Он встал на краю оврага и еще раз оглянулся назад. Внешне все выглядело нормально – свежая осыпь надежно скрывала тщательно рассыпанную ими вокруг выкопанную почву. Узкий лаз в яму был хорошо замаскирован свисающей вниз травой. Утреннее солнце радостно играло своими лучами на их лицах. Коловрат взглянул на немца и улыбнулся ему, тот улыбнулся в ответ…

– Ну что, пошли умирать? – улыбаясь, сказал Степан Петеру. Тот, не зная русского языка, понял разведчика:

– Gott mit uns![1]1
  С нами бог! (нем.).


[Закрыть]

Смерть разведчика

 
Она придет сама собою,
Узнаешь ты ее, когда
Она тебе родная будет,
Когда часы пробьют нули.
 

Николай Удальцов всегда любил лес и хорошо ориентировался в нем. Вот и сейчас он шел к базовому убежищу разведгруппы довольно уверенно. Бежал там, где мог, где не мог бежать – шел торопливо. Он специально последовал не тем путем, которым они с Конкиным добирались до Объекта, несмотря на спешку, далеко, по дуге, обошел сожженную деревню.

Идти в одиночку было совсем невесело, хотя и привычно. По старой таежной привычке, унаследованной им еще от деда-охотника, с которым Удальцов провел свое детство, он понемногу вошел в особое, лесное, состояние, в транс. Начал вести с самим собой беззвучный диалог, лишь изредка переходящий в бормотание под нос. Голову его переполняли неприятные тревожащие мысли.

– А что если наши снялись и ушли? – спрашивал он сам себя, ловко по-охотничьи перепрыгивая через бойкий лесной ручеек, тенью проносясь в воздухе и приземляясь на согнутые ноги, чтобы идти дальше, не сбавляя темпа.

– Нет, они не могли уйти, – отвечал он сам себе, проваливаясь по пояс в болото и выбираясь оттуда плавными полукруглыми движениями, вывинчиваясь из податливой почвы. – Времени прошло слишком мало, это только кажется, что мы здесь уже долго, столько всего произошло.

Он шел, думая, что произойдет с ними, если разведгруппа все-таки ушла, что будет, если фашисты нашли их убежище и уничтожили всех? Что произойдет дальше, если разведданные так и не будут доставлены и фашисты сумеют претворить в жизнь свой план? Перед изможденным, доходящим до галлюцинаций сознанием Удальцова возникла цветная и яркая картина будущего.

Полчища разномастных чудовищ вначале заполонят леса, а затем пойдут дальше, в свое наступление. Вначале они пожрут всю лесную живность, а затем, гонимые своими создателями и повелителями, пойдут вперед, сея панику и хаос как среди мирного населения, так и среди бойцов Красной Армии. Так и наступит конец. Танк бесполезен против четырех-пятиметровой твари, которая попросту перепрыгнет через него и будет выуживать людей из бронированной коробки, чтобы растерзать их. Советские самолеты будут бессильны против сотен тысяч летающих гарпий, хищных и юрких. Николай представил себе полчища гарпий, летящие над Московским Кремлем, и внутренне содрогнулся.

– Нет, мы этого не допустим, – пробормотал он сквозь зубы и поморщился, когда нога скользнула по корню дерева, чуть подвернувшись.

С ногами шутить было нельзя, и Удальцов остановился. Присел, осмотрел лодыжку, все было в порядке, ему повезло. Николай встал, перевел дыхание, поколебавшись мгновение, присел. Достал фляжку, припасы и наспех перекусил. Завязал мешок и прилег, вытянув конечности так, чтобы кровь свободно струилась по натруженным долгим движением венам. Закрыл глаза и постарался ни о чем не думать, задышал особым образом, вдыхая носом воздух, заставляя его расслабленно спускаться в самый низ легких, до живота, а затем медленно-медленно выдыхая его через рот. Так, чтобы струи воздуха гладили его нёбо. Полежав так, он почувствовал, что достаточно отдохнул и расслабился. Встать и продолжить движение было непросто, но он, стиснув зубы, преодолел оцепенение. Пошел все быстрее и быстрее, переходя на широкий шаг, то и дело совершая длинные прыжки. И снова побежал.

На исходе дня он дошел наконец до знакомого ему бора. Дремучий лес был неприветлив и хмур, последние лучи заходящего солнца не проникали в чащобу, которая выглядела загадочной и зловещей для обычного человека. Но Николаю этот дремучий лес впереди показался праздничным и гостеприимным. Именно в нем всего в каких-то пятнадцати—двадцати километрах был долгожданный бурелом, где были рация, товарищи, надежда.

Накрывшая мир ночная тьма не остановила его, хотя и порядком замедлила шаги. Идти теперь приходилось неспешно, выбирая безопасные места для того, чтобы поставить ногу. Судя по его внутреннему шагомеру, до убежища оставалось недалеко, и Удальцов, изможденный до крайности, вновь воспрял духом. Натренированное ночное зрение даже в кромешной лесной тьме позволяло видеть окружающий мир. Глаза цеплялись за малейшие частицы световой материи, одни предметы были чуть светлее других. Этого чуть хватало, чтобы разум дорисовывал очертания, позволяя различать стволы деревьев, стоящие на пути, кустарник. Ночное зрение, правда, было несовершенным, двухмерным, так что пару раз Николай оступался, а один раз провалился даже в наполненную водой яму. Но все это было пустяками, всего лишь ценой, которую приходилось платить за скорость.

Вот из-под его ног, потревоженная, выпорхнула ночная птица, оглашая сонный лес истошными воплями. Удальцов поневоле отпрыгнул в сторону, присел на корточки и, вскинув автомат, прислушался. Все было спокойно. Лес жил своей обычной ночной жизнью, повсюду слышались шорохи, издалека донесся еле слышный треск веток, выдавая Михаила Косолапого, обходящего свои лесные владения.

Удальцов встал, подтянул лямки рюкзака и шагнул вперед. В его живот уперлось что-то твердое, похожее на дуло автомата.

– Стой, кто идет? – послышался знакомый шепот.

– Свои, – с облегчением прошептал в ответ Николай. – Олег, ты? А я думал, что мне еще идти и идти.

– Мы тебе навстречу вышли, – шепнул Олег Сухопарый, обнимая товарища. С двух сторон к ним придвинулось еще несколько едва различимых в темноте беззвучных теней. – Ну и волновались же мы. А где Иван?..

Удальцов обреченно вздохнул. Сил взять было практически неоткуда, но он уже знал, что отдыха ему не видать.

* * *

Прочесав всю округу, эсэсовцы не нашли ничего. Не было больше следов, не было никаких признаков прячущихся беглецов. Немцы начали проявлять раздражение, а гауптштурмфюрер, всегда сдержанный, был взбешен. Он понимал, что этого провала ему не простят. Всегда сдержанный, сейчас Иоахим Грубер был сам не свой. Офицер сорвался на фельдфебеля, а когда тот попытался оправдаться, ударил его по лицу, да так, что здоровяк унтер-офицер пошатнулся и едва удержался на ногах. Конкин наблюдал за происходящим внешне спокойно, внутри же он был просто счастлив – у беглецов, ведомых Степаном Коловратом, появился реальный шанс оторваться и уйти.

К гауптштурмфюреру подбежал радист и, опустившись на колено перед офицером, протянул Груберу наушник. Тот замер, подняв руку, эсэсовцы слаженно заняли позиции, кто лежа, кто стоя на одном колене.

– Отлично, герр штандартенфюрер, теперь мы их точно зажмем… да, я понимаю, что время на исходе, да, приложим все усилия, – Иоахим Грубер разговаривал с рацией, стоя навытяжку, как будто он стоял перед своим генералом, координировавшим поиски лично. – Есть, командовать на месте, есть докладывать каждые полчаса…

Не успела прерваться радиосвязь, как из леса раздалась пронзительная трель свистка. Услышав сигнал, эсэсовцы насторожились, но, распознав знакомую форму немецких егерей, опустили стволы. По пологому склону холма, вынырнув из кустарника, к ним торопливо бежали два офицера. Они бежали вверх легко, полные сил и готовые ретиво продолжать поиски. Лицо Ивана – «Петера» вытянулось. Все пошло насмарку.

– Вы взяли ложный след, гауптштурмфюрер, – улыбнувшись, прокричал новоприбывший гауптман егерей. – Мы нашли остатки их трапезы там, – он махнул рукой, указывая направление. Грубер отыскал взглядом Конкина, бросил на него злобный взгляд, но, увлеченный егерями, побежал.

– Цепью, бегом! – рявкнул он команду через плечо. Воспрявшие эсэсовцы развернулись цепью и припустили бегом следом за своим командиром. Конкин почувствовал на себе чей-то взгляд, но не стал оборачиваться. Тревога поползла в его нутро, но, рывком выдохнув воздух, он прогнал неуверенность.

Примятая трава, обгрызенная шкурка сала и крошки галет с головой выдавали направление передвижения беглецов. Выстроившиеся эсэсовцы внимательно наблюдали за гауптштурмфюрером, который вместе с седым унтер-офицером в буквальном смысле слова ползал по полянке на коленях. Вот он поднял свои торжествующие глаза, взглянул на торчащую рядом рябину, одним рывком подскочил к ней, взлетел вверх, точно кошка, посмотрел на развилку.

– Отсюда он наблюдал за нашим передвижением, – крикнул он сверху. – Кора содрана каблуками. Этот парень молодец, он здорово поводил нас за нос.

Гауптштурмфюрер ловко спрыгнул с четырехметровой высоты, выпрямился:

– Но теперь им от нас не уйти. Внимание! – крикнул он. – Я хочу, чтобы их взяли живьем!..

Они вновь выстроились цепью, взяв оружие наизготовку, пошли вперед, шагов через двести слившись с такой же цепью горных егерей. Иоахим Грубер выглядел, точно взявшая наконец долгожданный след гончая. Его хищное лицо было вытянуто вперед, точно вынюхивая спрятавшуюся дичь.

– Мы возьмем их еще до захода солнца, друзья! – радостно крикнул гауптштурмфюрер, обернувшись, но в этот момент откуда-то сбоку ухнул сдвоенный взрыв, а вслед за ним хлестанули длинные автоматные очереди.

Идущий рядом с Конкиным эсэсовец охнул и завалился навзничь с пробитой пулями грудью, Ваня рухнул рядом, прикрывшись его телом, и вскинув автомат вверх, пустил очередь, стараясь направлять дуло не в ту сторону, откуда стреляли в него. Меньше всего на свете он хотел попасть в своих.

Перестрелка разгорелась нешуточная. Грубер, лежа за стволом дерева и не участвуя в перестрелке, с неудовольствием подумал, что вряд ли удастся взять живьем врага, который отбивается с таким ожесточением. Вместе с тем, он не мог запретить своим бойцам стрелять в ответ. С их стороны уже были убитые: два эсэсовца и несколько егерей. Враг использовал преимущество внезапности в полной мере.

* * *

Позиция была выбрана хорошо, и Коловрат пообещал себе, что дорого отдаст свою жизнь. Отстреляв магазин, он бросил косой взгляд на немца: тот спокойно пускал пули вниз, сквозь листву, стараясь попасть и попадая в своих бывших сослуживцев, соплеменников-немцев. Зачем он это делал, почему предал своих? Отвечать на эти вопросы у Коловрата времени не оставалось. А услышав очереди с тыла, Степан понял, что времени у него не осталось ВООБЩЕ. Он улыбнулся, стараясь выглядеть лихо и бодро, хлопнул немца по плечу, тот вполоборота криво улыбнулся ему в ответ и покрутил в воздухе указательным пальцем, показывая, что понял их незавидное положение.

Стрельба с тыла стала особенно беспокойной и неприятной. Присев, Коловрат взглянул на оставшиеся боеприпасы – три полных автоматных магазина и две гранаты. Одну Степан тут же сунул за пазуху, вторую взял в руку, взвел и, широко размахнувшись, швырнул как можно дальше, туда, откуда к ним неслось наибольшее количество свинца. При броске Коловрат привстал, отчего тут же стал доступен для врага. В его плечо и грудь как будто ткнула клювом какая-то большая птица и сразу же свалилась с шеи тяжесть и усталость, прошел страх. Ему, потерявшемуся разведчику, числящемуся убитым среди своих, все стало безразлично, даже сделалось весело.

Он упал, не чувствуя удара, вяло перекатился набок. Медленно-медленно взял автомат и, подтянувшись за деревце, высунул ствол автомата. Выцелил мутнеющими глазами близкую фигурку, одетую в ненавистную серо-зеленую форму, затем потянул за спусковой крючок. С удовлетворением увидел, как фигурка ломается пополам под его очередью, стал выцеливать следующую. Вот еще один фриц занял неразумную позицию, так что Коловрату открылись его поясница и филейная часть. Подавив дрожь в руках, отчего в груди сразу родилась пронзительная боль, он выцелил этот отрезок тела и пустил туда сразу три или четыре пули. Попал. Чащу огласил дикий, истошный вопль раненого. Коловрат довольно улыбнулся, приготовился выстрелить еще раз, но тут что-то трижды тяжело ударило его в спину. Чей-то сапог выбил автомат из его слабеющих рук, ударил в живот так, что Степу согнуло. Послышалась немецкая речь, кто-то наступил сапогом ему на грудь.

Коловрату было уже почти все равно, но тут в его голове словно зазвенел какой-то серебряный колокольчик. У него было одно незаконченное дельце. Разлепив глаза, взглянул вверх – над ним башнями возвышались несколько эсэсовцев, смотрели на него и как будто улыбались. Коловрат кровавым ртом улыбнулся им в ответ, протянул бессильную руку к своей груди, вяло толкнул сапог, который почему-то отодвинулся и снялся, видимо, немцы решили дать ему помереть спокойно.