Текст книги "Красные боги"

Глава 8

Жизнь Люрсака и Ванды понемногу входила в колею.

Время до обеда они обычно проводили в миссии отца Равена, дававшего им уроки туземного языка «бангар». Примитивный, с ограниченным запасом слов язык давался довольно легко, и вскоре они могли, хотя еще и не без затруднений, объясняться с паствой миссионера. Послеобеденные часы посвящались прогулкам верхом, во время которых они знакомились с окрестностями поста, нередко пробираясь к деревушке, но никогда не рискуя углубляться в лес. По вечерам болтали, расположившись на веранде и слушая монотонные песни солдат-линхов, сопровождаемые аккомпанементом своеобразного инструмента, похожего на флейту.

Время, проводимое вместе, сближало их, и с уст Люрсака уже не раз готовы были сорваться слова признания.

Они совершали свою обычную послеобеденную прогулку. Пони с трудом пробирались по узкой тропинке, кое-где загроможденной упавшими стволами. Ветви гигантских деревьев, переплетаясь вверху, образовывали подобие готического свода, сквозь который тускло пробивался солнечный свет.

Ванда по пути собирала орхидеи, качающиеся на опутавших лес лианах.

– На первой лужайке мы остановимся. Я устала.

Пьер, поглощенный своими размышлениями, не отвечал.

– Вы слышите, Пьер? Я устала.

Он очнулся и приблизился к ней.

– Да, да. Мы сделаем привал, как только вы захотите.

– Сегодня вы не очень любезны. Вы, вероятно, плохо спали?

– Вы правы. Я совсем не сомкнул глаз ночью.

И его опять охватили мучительные ночные мысли. Он думал о Ванде. Любит ли она его? Неизвестность казалась невыносимой.

Ванда, выбравшись с тропинки на лужайку, соскочила с седла и, весело смеясь, положила возле себя несколько грубо обтесанных камней.

– Слабая пожива, – сказала она. – Отцу Равену не с чем будет поздравить нас на этот раз.

Пьер остановился подле нее.

– Да, – ответил он, – с тех пор, как отец Равен показал нам свои доисторические коллекции, вы, кажется, больше ничем на свете не интересуетесь.

Она засмеялась.

– Неудивительно. Его рассказ о первобытном человеке был лучшей из его проповедей, и он обратил меня в свою веру так же, как обращает язычников в христианство. Два месяца тому назад я не имела представления об антропологии и археологии, едва ли помнила об их существовании, а теперь уже начинаю грезить по ночам о топорах, наконечниках для стрел, скелетах. С каким увлечением говорит Равен о первобытном человеке, какие слова находит для его восхваления! Я как-то осмелилась сказать, что первобытный человек, наверное, был гадок до отвращения. Если бы видели его негодование. «Как! – кричал он. – Человек четвертичного периода гадок? Кто вам сказал такую глупость? Дик, свиреп, громоздок – это все может быть, но только не гадок. Первобытный человек был силен, здоров, с колоссальными мышцами, со стальным скелетом. Он был частью природы, а природа не может быть гадкой».

Пьер рассеянно перебирал лежащие перед ним камни.

– И вот уже целая неделя, как я рыскаю с вами по окрестностям в поисках этого хлама.

– Вам неприятно мое общество?

– Нет. Нет.

И, внезапно решившись, добавил:

– Но все-таки сегодня мы не будем разговаривать о доисторических временах. Я хотел сказать вам о другом. Всего два слова: я… я вас…

Она быстро зажала ему рот рукой.

– Молчите. Я знаю. Вы меня любите.

Пьер поцеловал ей руку. Она ее не отнимала.

– Это началось с тех пор, когда я увидел вас в первый раз на борту «Вин Тиана».

Девушка ничего не говорила, но в глазах ее светилась нежность.

– Ванда, Ванда… Я люблю вас. Верите ли вы мне?

– Да, – отвечала она просто. – Верю.

– Когда ваш брат вернется, я скажу ему. Вы разрешаете, правда?

Ванда встала и пошла к пони. Пьер за ней.

– Ответьте мне, Ванда.

Она, опершись ногой о стремя, легко поднялась в седло, а Пьер, положив руку на шею пони и подняв к Ванде голову, настойчиво и тревожно повторял:

– Что же вы молчите, Ванда? Скажите хотя бы одно слово.

– Сказать?..

И, внезапно наклонившись к нему, она взяла его лицо в свои руки и страстно поцеловала в губы. Затем, прежде чем он успел опомниться, стегнула хлыстом своего пони и ускакала.

Пьер догнал ее через несколько минут, и теперь они медленно ехали рядом, спускаясь с горы. Они строили проекты своей будущей жизни, поверяли друг другу тайные мечты, вспоминали о первой встрече и рассказывали, как робко зарождалось и постепенно вырастало чувство любви.

Когда они были уже совсем недалеко от дома, Пьер снял со своего пальца кольцо и протянул его молодой девушке.

– Возьмите, Ванда. К сожалению, у меня нет кольца с бриллиантами или дорогими камнями. Возьмите и носите пока это. Правда, оно всего-навсего серебряное, но зато оно…

– Я вижу, – сказала Ванда, взяв кольцо. – Оно старинное.

– Да. Еще мой прадед носил его. С тех пор оно переходит в нашей семье от отца к сыну.

– Спасибо, милый Пьер. Я надену его и буду хранить так же верно и так же вечно, как буду хранить нашу любовь.

Глава 9

На следующий день, спускаясь в долину, они залюбовались видом деревни, раскинувшейся среди густой зелени. Остроконечные верхушки хижин сверкали на солнце. Над ними мирно поднимался дымок, уносящийся в небо.

Ванда остановилась:

– А не думаете ли вы, что эта деревушка является одной из резиденций Иенг?

– Возможно. Так думает и отец Равен, но у него нет никаких доказательств.

– Вы говорите об этом без всякого интереса, а меня это очень занимает, и я была бы рада встретиться с могущественной Иенг. Может быть, от нее удалось бы узнать что-нибудь и про Мишеля.

Пьер пожал плечами и равнодушно проговорил:

– Ничего из этого не выйдет. Неужели вы думаете, что она откроет вам свои тайны?

Ванда задумалась.

– Почем знать? Впрочем, я ведь ничем не рискую. В худшем случае, Иенг будет молчать или скажет какие-нибудь ничего не значащие фразы.

– Может быть, так, а может быть, и по-иному: предательский удар ножом или саблей.

– Не посмеет. Главное, уж очень удобный случай сейчас представляется. Мы близко, тревоги поднять не успеют. Давайте попробуем. Риска нет.

И, пришпорив своего пони, Ванда понеслась в сторону деревне.

– Ванда! Ванда! Остановитесь! – кричал Пьер ей вслед.

Но так как она его не слушалась, он тоже пришпорил своего пони и помчался вперед. Ему удалось догнать девушку у самого входа в деревушку. Он уже не пытался удержать Ванду и решил ограничиться ролью защитника. После путешествия с отцом Равеном дорога ему была знакома, и он быстро отыскал проход в тройной изгороди.

– Ради бога, – сказал он Ванде. – Действовать буду только я, вы старайтесь держаться в стороне.

Въехав в деревушку, он слез с пони и направился в одну из ближайших хижин, дверь в которую была широко открыта, а внутри виднелся огонь очага. На пороге он остановился, невольно отшатнувшись как от тяжелого запаха, так и от представившегося его глазам зрелища. Возле очага сидело на корточках около дюжины туземцев, молчаливо курящих длинные трубки. Казалось, они окаменели полукругом около женщины, сидящей на ложе и что-то перед появлением Пьера говорившей.

Пьер, не обращая внимания на мужчин, направился прямо к женщине. Вспомнив описание, данное отцом Равеном, он был уверен, что перед ним никто иная, как сама Иенг, и обратился к ней по-бангарски:

– Привет тебе, о Иенг!

Ванда с жадным любопытством рассматривала могущественную волшебницу. Из-под окутывающих ее лохмотьев виднелись худые плечи. Ростом она была так мала, что казалась ребенком. При слабом свете очага можно было разглядеть ее седые волосы, старческую кожу, покрытую морщинами и рубцами от порезов, лоб, украшенный грубой татуировкой. У нее был только один глаз, мутный и беспрестанно мигающий, а вместо другого зияла кровавая впадина. На лице был заметен резкий шрам совсем недавнего происхождения.

Глаз старухи, рассматривающий вновь прибывших, не выражал ничего.

– Привет и тебе.

И рукой, на которой зазвенели медные браслеты, она указала туземцам на дверь.

– Уходите!

Судя по бывшим у мужчин топорам, самострелам, ножам, особому виду прически, ожерельям из клыков хищников и медным обручам на ногах, Пьер решил, что все они – воины. Они поднялись и направились к выходу, но Люрсак остановил их.

– Стойте. Пусть никто не двигается с места.

Старуха холодно взглянула на него.

– Те, кто сидит у нашего очага, – произнесла она своим холодным, бесстрастным голосом, – могут ничего не бояться, каким бы образом они к нам ни попали.

И, повернувшись к воинам, бросила:

– Уходите.

Последующее молчание колдуньи, неподвижно сидящей в позе идола и как-будто не замечавшей присутствия чужеземцев, не было приятно Пьеру. Надо было начать беседу.

– Эта молодая девушка, – сказал он, указывая на Ванду, – хотела тебя увидеть.

Иенг, чуть-чуть повернув голову, взглянула на Ванду и проговорила:

– Она красивая.

Ванда улыбнулась прямолинейности комплимента.

– Я хотела с тобой познакомиться, Иенг. Мне много рассказывали о тебе.

Лицо Иенг оставалось таким же безучастным. Плечи ее дернулись от кашля.

– Кто может интересоваться такой старухой, как я?

– Все, – ответила Ванда и, решившись на прямую атаку, добавила: – Разве не ты царствуешь над этой страной?

Какой-то огонек мелькнул в единственном глазу колдуньи и моментально погас.

– Что я могу сделать? Взгляни на меня. Я уже давно вижу смерть, зовущую меня.

И она снова забилась в длительном приступе кашля.

Ванда, охваченная жалостью, сделала по направлению к старухе несколько шагов, но восклицание Пьера отвлекло ее мысли в другую сторону.

– Смотрите, Ванда, и здесь доисторические предметы.

Позади тлеющего очага было устроено подобие алтаря, на котором лежали в правильном полукруге кремневые топоры, молотки и различные кости. В центре полукруга возвышался, слабо поблескивая от неровного огня, череп, казалось, глядящий на происходящее своими пустыми впадинами.

Ванда, внимание которой до сих пор было занято исключительно колдуньей, рассмотрела на закопченных дымом стенах развешанные меха животных, какие-то черепа с громадными рогами, слоновьи уши, высушенные руки обезьян, стрелы, луки.

– Зачем у тебя это? – обратилась она к Иенг.

– Так. Мы собрали их в горах, – спокойно и равнодушно ответила старуха.

– Но зачем они на алтаре? Вы им поклоняетесь?

– Это до-монг[7]7
  До-монг – фетиш.


[Закрыть]. Отцы наших отцов делали так. Мы следуем их примеру.

Ванда взяла старуху за руку.

– Скажи мне, кто главная у вас в стране? Разве не ты?

Иенг, видимо, уклонялась от прямого ответа.

– Мы поклоняемся всему, что выше нас, сильнее нас – огню, грому. Ты об этом спрашиваешь?

– Нет, – настаивала Ванда. – Я говорю о другом. Я говорю о религии и о том, что каждый год все женщины племени мои собираются вместе и идут куда-то в горы. Куда вы ходите? Почему только женщины?

Опять на один короткий миг изменилось что-то в бесстрастном выражении лица колдуньи, но она ничем себя не выдала и ответила прежним спокойным тоном:

– Я не понимаю тебя. Совсем не понимаю, – и вновь начала задыхаться от хриплого кашля.

Пьер не выдержал.

– Я же говорил вам, Ванда, что от нее ничего не добьешься.

Ванда, вспомнив слова отца Равена: «Религия, в секрет которой не может проникнуть ни один мужчина», сказала Пьеру:

– Вы правы. Пойдемте назад. Посмотрите только, на месте ли лошади.

Она сделала вид, что идет вслед за Пьером, но как только он вышел, повернулась и быстро подошла к старухе.

– Иенг, ты и мне одной ничего не скажешь?

Теперь на нее смотрело совсем другое существо. Лицо стало осмысленным, а глаз пытливо и умно разглядывал девушку.

– Тебе? Тебе одной?

Но глаз вдруг снова потух, а на лицо надвинулась безразличная старческая маска.

– Слышишь, тебя зовет твой мужчина.

Со двора доносился нетерпеливый голос Люрсака:

– Ванда, где же вы?

Молодая девушка зашептала скороговоркой:

– Если я приду через два дня к закату солнца, увижу ли я тебя?

Старуха, посмотрев на нее, коротко бросила:

– Быть может.

Не заметив странной улыбки ее тонких губ, Ванда вышла из хижины.

Глава 10

Отец Равен заканчивал службу. Молящиеся один за другим стали выходить из часовни. Ванда и Пьер, выйдя последними, остановились у входа, ожидая священника.

Когда он подошел к ним, Ванда спросила:

– Ваш курьер вернулся с 28-го поста? Ну? Какие новости?

– Они думают, что Редецкий направился к западу и оттуда южной дорогой доберется до поста. Я лично считаю это вполне допустимым. Сведения, доставленные моим третьим курьером, в известной степени подтверждают это.

Беспокойство Пьера возросло. По некоторому смущению, старательно скрываемому священником, он определил, что положение гораздо серьезнее, чем отец Равен хотел представить Ванде.

– Подумайте сами, отец Равен, – сказала Ванда, – ведь Мишель должен был возвратиться еще три недели тому назад. Нужно же что-нибудь предпринять, на что-нибудь решиться.

Миссионер кивнул в сторону гор.

– Мы могли бы добыть сведения. Есть один человек, который должен знать о Редецком, но до него нам не добраться.

Пьер моментально догадался:

– Вы говорите об Иенг?

– Иенг? – подхватила Ванда. – Но ведь мы видели ее позавчера.

– Как? Где? – изумился миссионер.

– Мы были у нее в деревне. Я даже разговаривала с ней.

– Боже мой! Какое безумие! Вы одна решились на это?

– Я была не одна. Меня провожал Пьер.

И она подробно рассказала о своем посещении Иенг, описав маленькую умирающую старуху, воинов, хижину с ее странным алтарем. Миссионер сразу загорелся.

– Череп? Вы рассматривали череп?

– Ну, нам было не до этого. Нашей главной целью было заставить Иенг говорить.

– Ах, так. Да. Ну и что же, удалось?

– К сожалению, нет. Впрочем, ваше описание Иенг, как могущественной повелительницы, от взгляда которой содрогается и трепещет все окружающее, явно не соответствует действительности.

Люрсак поддержал Ванду:

– Да, только с очень пылким воображением можно наделить эту старую нищенку тем таинственным и злобным обаянием, о котором вы говорили.

Миссионер ничего не ответил.

По пути к дому священника они остановились на минуту возле хижин, в которых жила паства. Женщины толкли рис, ритмично постукивая пестами, а вокруг них копошились голые ребятишки, высыпавшие наружу и окружившие отца Равена, с веселым смехом цепляясь за длинные полы его одежды.

– Здорово, мелкота, – ласково приветствовал он. – Видите этот ключ? Кто принесет его мне, получит кусок сахару.

И с этими словами он отбросил ключ на несколько саженей. Визг, смех, свалка были ответом на его предложение.

– Тихо. Не толкайте маленьких. Осторожно, – кричал отец Равен детям.

– Какая прелесть эти ребята! – сказала Ванда.

– Действительно, прелесть! – согласился священник. – Из-за них я многое прощаю их родителям. В их ясных открытых душах я черпаю силы для своей работы.

Вдруг раздался пронзительный детский крик. Не добежав до того места, где упал ключ, дети остановились перед чем-то, скрытым в высокой траве.

– Что там такое? – недоуменно спросил отец Равен.

А дети уже бежали назад с побледневшими, перепуганными личиками.

– В чем дело?

– Там мертвая женщина. Лежит в траве. Все лицо в крови. Умирает! – наперебой кричали дети.

Священник, Ванда и Люрсак бросились к тому месту, недалеко от входа во двор, на которое указывали маленькие туземцы.

Там лежала женщина. Она была почти голая. Только пояс и бедра были обмотаны повязкой яркого цвета. Глаза ее были закрыты, а лицо окровавлено. Глубокая резаная рана начиналась на лбу повыше бровей, окружала глаз и спускалась по щеке и подбородку к горлу.

– Женщина из племени стиенг, – сказал миссионер, осматривая лежащую. – Только они не носят такой одежды. Не понимаю, как она сюда попала.

– Мертвая? – спросила Ванда. – Нет. В обмороке. Попробуем привести ее в чувство.

С помощью туземцев, живших при миссии, женщину перенесли в дом священника и уложили на кровать в «пещере». Теперь и Люрсак с Вандой могли рассмотреть ее. Это была очень молодая женщина, почти девочка, хрупкого сложения; грудь ее вся исцарапана, а местами даже изрезана; ноги в ссадинах и грязи, видимо, она прибежала издалека.

Ванда вытерла ей своим платком кровь, а священник смочил лоб. Из груди раненой женщины прорвался сдавленный стон, губы задергались.

– Тише! Она собирается говорить.

– Нет. Нет. Не хочу в храм, – невнятно забормотала пострадавшая. – Не хочу. Пощадите. Пить. Пить.

Ванда освежила водой ее губы и влила через зубы несколько капель рома.

– Еще, еще!

Ей дали еще рому, потом воды. Больная стала приходить в себя. Открыв глаза, она скользнула взглядом по незнакомым лицам Пьера и Ванды и остановилась на отце Равене.

– Отец, святой отец! Спаси! Они хотят увести меня в горы. Они пришли за мной.

Должно быть, ей почудилось что-нибудь в дверях, так как, вытянув по направлению к ним руки, она, вскрикивая, забилась и задрожала.

– Там, там. Иенг хочет увести меня. Сегодня вечером шествие в горы. Я не пойду. Не пойду. Свяжите меня. Уходите. Я задушу вас. Нет, нет, без меня. У вас уже есть белый офицер, господин с двумя галунами.

Услышав последние слова, встревоженная Ванда стала трясти женщину.

– Белый офицер? Какой белый офицер? Говори, говори!

Отец Равен и Люрсак, побледнев, переглянулись. Отстранив молодую девушку, миссионер сам наклонился над женщиной. Он взял ее за руку, посмотрел прямо в глаза и, словно гипнотизируя, постепенно успокоил.

– Ты сказала про господина с двумя галунами. Не тот ли это, который был здесь и который двенадцать лун тому назад уехал на север?

Женщина заволновалась, задрожала. Губы ее шевелились, но она молчала. Взгляд священника стал жестким и твердым. Напряжением своей воли он старался подчинить себе туземку.

– Отвечай. Это он?

Она не могла выдавить из себя ни слова, но утвердительно кивнула.

– Мишель! – в ужасе закричала Ванда.

– Тише! Не мешайте мне продолжать, – сказал отец Равен и, вновь обращаясь к пострадавшей, спросил:

– Колдуньи захватили его в плен? Да? Так. Хорошо. Давно? Две луны? Меньше? Всего одна луна прошла? Одна? Да. Ты знаешь, куда его увели? Нет. Ты хорошо уверена, что не знаешь? Может, знаешь? Вспомни.

Женщина несколько раз отрицательно покачала головой.

– Не можешь? Ну, ладно. Спи, спи.

Больная успокоилась, а миссионер, оставив ее руки, встал и обратился к Пьеру:

– Вы слышали, с каким ужасом и содроганием упоминала она об Иенг? Что же, вы и теперь держитесь того мнения, что лишь моя фантазия наделяет Иенг властью и могуществом?

– Я готов отказаться от своих слов, но вместе с тем я никак не могу отделаться от того, что позавчера Иенг произвела на меня впечатление умирающей беспомощной старухи.

– Гм. Беспомощной?.. Впрочем, оставим пока этот вопрос. Перед нами сейчас задача поважнее. Нам надо организовать экспедицию.

Ванда взглянула на Пьера с мольбой.

– Пьер! Поезжайте!.. Немедленно. Освободите его. Езжайте завтра же.

Миссионер прервал ее.

– Завтра? Нет. Мы будем готовы не раньше, чем дней через восемь – девять. Надо приготовить провизию, собрать людей.

– Но за это время они его убьют, замучают.

– Не думаю. Борьба только начинается. В третий раз лесные люди, управляемые и руководимые колдуньями, пытаются остановить продвижение на их территорию белых, отбросить назад завоевателей, присутствие которых их стесняет и беспокоит. Редецкого они взяли к себе как заложника.

– Ох, я боюсь, они убьют его, убьют.

Миссионер строго посмотрел на Ванду.

– Наша цель – добиться успеха, а для этого надо действовать с благоразумием и осторожностью.

Видя страдания Ванды, Люрсак тоже горячился.

– К чему излишняя осторожность и медлительность? Надо действовать быстро и решительно. Проследить путь Редецкого, открыть место его нахождения, захватить врасплох похитителей и беспощадно с ними расправиться.

– О, мсье Люрсак, как вы ошибаетесь. Действовать напролом – это значит наперед обречь себя на неудачу. Чтобы отыскать следы Редецкого, чтобы проникнуть туда, нам надо общаться с местными жителями, и не с теми, которые живут здесь на покоренных территориях, которых мы уже знаем, а с теми, кто живет в нетронутых местах, девственном лесу, под властью непонятной таинственной и чуждой нам религии, тщательно от нас охраняемой. Подумайте об этом хорошенько, Люрсак. Тут, около нас, но скрываясь от нас, существуют какие-то силы, могущественные силы, в течение многих веков подчиняющие себе туземцев. Мы не знакомы с этой силой, мы не знаем, на чем основана власть Иенг, мы не знаем просто-напросто даже системы ее управления. Как же можем мы бороться с неведомым врагом? Нет, если приниматься за дело, то приниматься взвесив, обдумав его со всех сторон. Вы не согласны со мной?

Наступило продолжительное молчание. Пьер задумался: миссионер убедил его. Ванда стояла у окна, ее взгляд скользил по очертаниям Пу-Каса.

– Итак, значит, – спросила Ванда, не оборачиваясь, – раньше, чем через девять дней Пьер не отправится на выручку брату. Если так, то я…

Она остановилась, не докончив фразы.

– Раньше нельзя, – сказал отец Равен. – А что хотите сделать вы?

– Нет, ничего.

Ванда отыскала глазами деревушку, где она встретилась с Иенг. На сегодня перед закатом солнца у нее назначено свидание с колдуньей.

– Который час?

– Шесть часов, – отвечал Пьер.

Ванда направилась к выходу.

– До свиданья. Я чувствую себя очень усталой.

– Я вас провожу.

– Нет, Пьер, благодарю вас. Останьтесь здесь. Вам надо обсудить с отцом Равеном вопрос об экспедиции, что с собой взять, определить маршрут.

– Вы правы. Часа через два я приду домой.

– Часа через два? – повторила она, как будто что-то высчитывая. – Хорошо. Через два часа я вас жду.

И она очень быстро вышла.