Текст книги "Век моды"

Глава 11
Королевы и их гардероб

После смерти отца мы с братом Гастоном продолжили традиции Дома Ворта. Все думали, что после ухода гениального главы Дома заведение постепенно уйдет в забвение. Однако оно возродилось, подобно фениксу, из пепла. Более того, в течение шестидесяти лет существования наш Дом с каждым годом увеличивался, и в этом была заслуга мудрого руководства и управления моего брата. Гастон родился финансовым гением. Этот дар он применял не только для развития нашей фирмы, но и на пользу всей швейной промышленности. Он организовал Профсоюзную палату для защиты интересов кутюрье, число их к этому времени сильно увеличилось, и Общество взаимопомощи, обеспечивавшее пособия по болезни, и пенсионный фонд для служащих – все это до тех пор не было известно, пока брат не организовал. По запросу министра торговли Гастон составил книгу статистики и других интересных данных, которые убедили власти, только цифрами, в коммерческом значении кутюрье и в необходимости его защищать.

Что касается нашего собственного Дома, брат отвечал за открытие в последние годы XIX века очень успешного филиала в Лондоне. Его первоначальная идея состояла в том, чтобы открыть что-то вроде офиса, куда могла бы приходить наша английская клиентура и заказывать платья, которые затем изготовлялись в Париже. Но вскоре он обнаружил, что наши лондонские заказчики хотели видеть модели, и таким образом офис вырос в целое предприятие, включавшее в себя не только салон, где демонстрировали модели, но оснащенные рабочие мастерские, где эти модели можно было копировать. Ткани в Англии были дешевле и общие расходы меньше, так как надо было демонстрировать всего двадцать или тридцать моделей, в то время как в Париже – пятьсот, да и копируемые модели не были эксклюзивными. Благодаря этому мы могли шить платья примерно на пять – десять процентов дешевле, чем в Париже. Для английской клиентуры главная привлекательность была в том, что отпадала необходимость поездок в Париж на четыре-пять дней к кутюрье для примерки.

Жан Филипп Ворт, ок. 1908 года

Гастон Ворт, брат и партнер Жана Филиппа и отец будущих последователей

Только во время войны 1870 года мы не развивались, и все дела оказалось в застое. Мы с матерью, лишенные финансового чутья, были очень довольны, что у нас есть такой сын и брат, потому что он занимался нашим благополучием, был чрезвычайно тщателен, заботясь о финансах, и, я должен признать, сколотил все состояние, которым мы обладаем. У него был собственный офисный отдел, как и у меня, собственный штат работников, полная свобода и величайшее доверие матери и мое. И за двадцать лет нашего партнерства – быть может, благодаря тому, что сферы нашей деятельности не пересекались, – в наших отношениях никогда не возникали недоверчивые и раздраженные нотки. Не так давно адвокат, который занимался делами отца, а потом и нашими, воскликнул, обращаясь ко мне: «Я никогда не видел такой семьи, как ваша, Ворты. Обычно между родственниками одни только споры, но вы, кажется, всегда хотите дать друг другу больше». Я сказал, что мы чувствуем друг к другу большую привязанность, а обоюдное доверие истинное, а не символическое. С самого начала мы всегда советовались друг с другом. В денежных вопросах моя мать и я всегда говорили: «Спроси Гастона. Только он может тебе ответить на этот вопрос». А все, что касалось платьев, тканей или фасонов, Гастон всегда переадресовывал мне, на которого легли полномочия отца. Первое, что мы сделали после смерти обожаемого диктатора моды, – отправили большой заказ на самые великолепные ткани, которые только существовали, производителям шелка в Лионе, чтобы доказать им: нет никакой опасности, смерть их великого благодетеля и защитника никак не отразится на их промышленности. Единственной нашей целью, как и при жизни отца, было развитие индустрии роскоши Франции, продолжение традиции использовать лучшие ткани, что, между прочим, было одной из составляющих славы нашей фирмы, моделировать и использовать для клиентуры такие материалы, которые не могут быть найдены больше нигде. Мы имели возможность делать все это до начала ужасной войны[135]135
  Речь идет о Первой мировой войне. – Прим. пер.


[Закрыть], разрушившей нашу жизнь и ограбившей нас.

Прежде всего, она отняла самых способных служащих. Прежде чем мы успели научить других, в дело вступили машины и заменили ручной труд, а некоторые замечательные ткани не могли быть изготовлены машинным способом. На непрофессиональный взгляд могло бы показаться, что в 1926 году носили больше роскошных тканей, чем в любой другой период истории. Здесь подходит старая поговорка – «Не все золото, что блестит». Эта серебряная и золотая тесьма и шнуры, которые были тогда в моде, были получены с помощью химических процессов при использовании позолоты или меди. Обработанные таким образом ткани было дешевле изготовлять, чем шелк.

На самом деле настоящий шелк стал почти такой же редкостью, как динозавр. На это есть много причин. Во-первых, валютный курс в Японии стал неблагоприятным. К тому же рынок шелка по большей части находится в Лондоне, где надо платить в фунтах стерлингов. И все эти несогласования в мировых финансах поставили бедную Францию с ее упавшим в цене франком практически в невозможное положение как агента по закупкам. Шелк-сырец, который стоил сотню франков перед войной, теперь – около семи-восьми сотен франков, если его вообще можно было достать. Встав перед таким препятствием, производители шелка в Лионе не захотели закрыть свои фабрики, а разработали блестящую идею изготавливать ткань из отходов шелка. Они стали использовать в процессе изготовления ткани наряду с шелковыми нитями металлические. Кроме того, они не использовали крашеные нити, а производили окраску уже готовой ткани, что дало особые, необычные оттенки. Металлические нити, заменившие прежние шелковые в этом современном материале, были в четыре раза дешевле.

Наука заменила шелк и внесла изменения в технологию производства бархата. Он тоже стал окрашиваться после изготовления, при этом он становится более мягким и эластичным. Но, конечно, его качество не соответствует прежним стандартам. Но даже при всех новшествах стоимость ткани за метр повысилась с тридцати до трехсот франков. Иногда я задаю себе вопрос, что бы случилось, если бы произошло возрождение моды тридцатилетней давности, когда на платье уходило до двадцати пяти метров материала?

Но увеличилась не только цена ткани, но и стоимость отделок. Например, рассмотрим маленькие клеящиеся бусины, которые в большом количестве используются в наше время при изготовлении платьев. Их обычно продавали партиями по двенадцать дюжин, теперь же их продают поштучно. Перед войной мы готовили костюм Иде Рубинштейн[136]136
  Рубинштейн, Ида (1883–1960) – российская актриса и танцовщица. Дебютировала в частной постановке драмы Оскара Уайльда «Соломея» (1909) под покровительством Михаила Фокина. В 1909–1911 годах выступала в «Русских сезонах» Сергея Дягилева.


[Закрыть] для «Дамы с камелиями», он был украшен семью тысячами «бриллиантов», чашечка которых была окрашена вручную. Посчитайте в уме: семь тысяч «бриллиантов» по двадцать пять сантимов за штуку – это нынешняя стоимость!

Помимо материалов и аксессуаров кутюрье сталкивается с возросшей оплатой труда. В 1912 году он платил швее сто пятьдесят франков за пошив платья, теперь же трудно найти за пятьсот. Обычно он платил первой портнихе мастерской пятнадцать тысяч франков в год, теперь – сто, и с трудом может удержать ее даже за эту зарплату.

Но вернемся к первому году того поразительного века! В 1900 году мы получили предложение участвовать в организации Парижской выставки. Брат пришел ко мне и спросил, что я об этом думаю. Я ответил: «Да, принять участие – это хорошая идея, но только при одном условии. Мы должны представлять наши фасоны на восковых фигурах в простых позах, а вечерние платья должны демонстрироваться при искусственном освещении, потому что при дневном свете невозможно правильно о них судить». Он согласился со мной, и после того, как мы разработали детали этой идеи, Гастон в качестве главы фирмы собрал устроителей выставки и представил наш план: разделить большой зал на четыре части, оформив каждую из них в соответствии с временами года. Например, фоном для осени будут скачки в Лоншане; для зимы – большой зал в имении аристократа; для лета – курорт на берегу моря; для весны – дефиле. Места в декорациях должны были быть выбраны или получены по жребию участниками выставки. Таков был план в общих чертах. Но коллеги ничего этого не сделали, назвав это странным маскарадом, неуместным и не стоящим рассмотрения. Мой брат вежливо подчинился воле большинства и поместил нашу коллекцию вместе со всеми остальными. Но из-за того что участников оказалось больше, чем подходящего места, скромно выбрал один из темных углов зала.

Парижская мода 1895 года

А я, следуя нашему первоначальному плану, поставил маленький стенд в углу, где расположил декорацию гостиной в стиле Людовика XVI и поставил там сцену из английской жизни. Модель, представляющая аристократку, одетую в полагающийся по регламенту придворный костюм, со своей сестрой, которую она должна представить королеве. Дама полулежала на софе в великолепном платье для чаепития; ее молодая сестра предлагает чай гостям; служанка держит вечернее манто; и еще одна дама в белом костюме. Эти персонажи позволили использовать все материалы, от парчи до простой ткани, и все стили, от наиболее изысканного до униформы. Все было сделано настолько реалистично, что зрители не прекращали восхищаться этой экспозицией. Пришлось поставить полицейского перед помостом, чтобы регулировать продвижение проходящей мимо толпы, и за шесть месяцев выставки два раза меняли покрытие пола.

В наши дни, конечно, восковыми фигурами уже никого не удивишь, и подобные сцены обычны. Но в те времена это было смелое новшество. Наши соперники, убедившись, что в таком странном маскараде могло быть что-то полезное, громко сожалели, так как не прислушались к нашему плану.

Показ мод на восковых манекенах, конец XIX века

Одна из моих первых клиенток после того, как я принял обязанности отца в должности дизайнера Дома Ворта, была симпатичная графиня Ньюкаслская, дочь мистера Хоупа, богатого банкира, который был временным владельцем невезучего «Голубого алмаза»[137]137
  В 1653 году известный французский купец Жан-Батист Тавернье привез из Индии 115-каратный голубой алмаз. По преданию, он вырвал его из глаза каменного индусского божества. Легенда гласит, что за это святотатство он был проклят и вскоре окончил жизнь в страшных мучениях. К последующим владельцам фортуна была тоже не благосклонна: Людовик XIV, Людовик XV, Мария Антуанетта, Георг IV. В 1839 году алмаз приобрел знаменитый финансист Генри Филипп Хоуп. Затем алмаз сменил нескольких владельцев и в конце концов стал собственностью американского ювелира Пьера Картье. Историки подозревают, что именно этот талантливый маркетолог придумал историю о проклятии камня, чтобы поднять цену на бриллиант.


[Закрыть]. Мне было поручено сделать платье для презентации, и я очень волновался. Но мне повезло, и платье имело успех. Оно было сделано из атласа, почти белого цвета, как тыльная сторона листьев тополя, украшенное по моде эпохи Людовика XVI кружевом, сделанным из тончайших блесток, повторяющим на атласе очень тонкий старинный узор алансонского кружева. Веточки роз образовали вышитые венки. Короткий шлейф был изготовлен из бархата цвета тополиных листьев, вышит серебром и с подкладкой из розового атласа. Цвет кожи герцогини был характерным для англичанок цветом лилии, и в костюме оттенков лунного света она была очень изысканной.

Другие великосветские дамы пришли ко мне – герцогиня Бедфордская, герцогиня Вестминстерская, маркиза Винчестерская и герцогиня Портлендская. У последней была поразительная коллекция комплектов драгоценных украшений в витиеватом стиле 1890-х годов. Несмотря на то что дама одевалась крайне просто, они привлекали к ней всеобщее внимание, например в оперной ложе. Леди Балвер-Литтон, жена вице-короля Индии, которая была столь же очаровательна, как и герцогиня Портлендская, часто приходила вместе с ней. Леди Литтон пользовалась в Индии репутацией элегантнейшей женщины, по ее словам, благодаря роскошной коллекции туалетов, которые мы изготовили для нее специально для этой страны. И она, и вице-король очень тепло относились к Ворту-старшему и, когда он был жив, часто приезжали к нам в Сюрен, в дом. Они проводили с ним время за чашкой чая со свойственной им очаровательной простотой.

Еще одной нашей английской клиенткой была очаровательная леди Элен Винсент, чья красота увековечена в портрете а la antique, где она изображена босой и одетой лишь в белую драпировку. Затем у нас появилась знаменитая Марго Асквит[138]138
  Асквит, Марго (1864–1945) – английская светская львица, писательница, супруга Герберта Генри Асквита, премьер-министра Великобритании (1894–1928).


[Закрыть], тогда еще мисс Теннант, которая однажды развеселила принца Уэльского (позже Эдуарда VII) костюмом Лой Фуллер[139]139
  Фуллер, Лой (1862–1928) – американская танцовщица. Стремилась возродить пластику древних греков и соединить ее с художественными идеями модерна. Наиболее известен ее проект «танец цвета Лой Фуллер». Учительница Айседоры Дункан. – Прим. пер.


[Закрыть], известной эксцентрической танцовщицы. Принца развлекала не только леди Аскит, но и леди Нейлор-Лейленд, урожденная мисс Чемберлен, восхитительная американка, которая была фавориткой в Лондоне, благодаря своей красоте и уму. При серьезной мине и глубоком тембре голоса ее шутки были очень забавны.

Именно этой даме я как-то сшил платье за два часа, для чего мне пришлось призвать всю свою изобретательность. Она пришла однажды незадолго до шести часов и расстроенно заявила: «Мистер Ворт, я только что приехала из Лондона и нашла приглашение к обеду в саду Тюильри. Принц Уэльский будет там почетным гостем. Что же мне делать?» Несколько секунд я был в недоумении. А она еще добавила: «Более того, я в трауре». Я помолчал немного, совсем обескураженный, а потом, почти против своей воли, произнес: «Дайте мне все украшения, которые у вас на этом платье». Я послал за замечательным белым кружевом, которым задрапировал лишенное всех украшений платье, закрепил его с помощью прекрасного пояса из белого атласа с черными цветами, и в восемь часов, немного более часа спустя, она уже была в саду Тюильри, ожидая Его Величество, принца Уэльского. Ее друзья принялись обсуждать новое платье, и восторг удвоился, когда они узнали, что в шесть часов его еще не существовало. Наряду с леди Нейлор-Лейланд, самыми верными приверженками нашего Дома моды были леди Дюфферен, бывшая маркиза Эйвская, и леди Уорвик. Когда последняя ударилась в политику, она отказалась от таких женских увлечений, как наряды. Но ее сестра, леди Элджернон Леннокс, не потеряла изящного пристрастия к усовершенствованию своего гардероба, и можно было не сомневаться, что всякое платье, сделанное нами для нее, имело большой успех.

Но что касается верности, награду в этом заслужила мадам де Кандамо, мы одевали ее более шестидесяти лет. Некоторое время тому назад она пришла ко мне и сказала: «Знаете ли вы, мистер Ворт, что в этом году мы с мужем празднуем золотую свадьбу?» И я ответил: «Точно так же, как и мы, потому что вы приходите к нам уже пятьдесят лет». И она продолжает к нам приходить! Не далее как в прошлом году ее муж выбрал мех, из которого мы сделали прекрасное пальто. Хотя эта дама была маленького роста, благодаря ее вкусу и элегантности она всегда бросалась в глаза. В ее одежде никогда не было ничего фальшивого. Например, в жемчужном ожерелье, купленном много лет тому назад, не было ни одной дефектной жемчужины, а ведь в то время жемчуг еще не полировали, не отбеливали и не снимали наружного слоя, как делают в наши дни. Они были от природы совершенны!

На втором месте после мадам де Кандамо была маркиза де Жокур, одна из великосветских дам Второй империи. У меня есть ее портрет в платье от Ворта, сшитом в 1866 году, а другой – в костюме, который она надевала в 1912-м на бал, устроенный принцессой Жаклин Мюрат. Наряд на второй фотографии был скопирован с любимого платья императрицы Евгении, и в свои семьдесят лет маркиза де Жокур оказалась одной из самых красивых дам на балу. До самой смерти она чудесным образом сохранила молодость. Я вспоминаю, как шил ей платья «принцесса». Она примеряла его на корсет, но при ее подтянутой, юной фигуре могла бы носить без него. Дама была в некотором роде оригиналкой и однажды появилась в желтом платье, украшенном подсолнухами. Женщина, для которой я с восторгом придумывал фасоны платьев, обладала одним из самых высоких титулов во Франции – герцогиня Дудовиль. Ее муж, граф де Ларошфуко, герцог Бизаксиа, был послом в Лондоне после войны 1870 года и играл там значительную роль. Она приходила к нам главным образом, чтобы заказать себе парадные платья, которые всегда изготавливались с учетом ее восхитительных драгоценностей. Например, платье из простого черного бархата служило для «демонстрации» пяти рядов бриллиантов, обычно она надевала их в оперу. Ее невестка, именно к ней перешел родовой высокий французский титул, также увлекалась простотой наряда и прекрасными драгоценностями – рубинами, бриллиантами и изумрудами, достойными королевы. В прошлом году, когда она приехала в Мадрид на свадьбу сына с очень красивой жительницей Мадрида, я сделал платье для ее личной аудиенции с королем и королевой из белого панбархата, украшенное белым мехом, и с длинным шлейфом. Одна из ее дочерей вышла замуж за принца Сикста Бурбонского, и для нее я придумал длинную вуаль, ниспадающую от диадемы до конца шлейфа, что стало весьма популярным у невест. Другая дочь вышла замуж за герцога дю Морни, правнука того герцога дю Морни, который женился на Анне Мюрат, о ней я писал раньше. Одним из первых моих нововведений было украшенное блестками платье. Оно в большей или меньшей степени копировало наряд на портрете императрицы Жозефины в Лувре и было сделано из красивого французского крепа – тогда еще не было шифона – и покрыто маленькими серебряными блестками. Я показал его нескольким клиенткам, и некоторые заказали его, но на следующий день одна из них раскаялась и пришла ко мне отменить заказ: она опасалась, что платье слишком странное. Сорок лет тому назад женщины шарахались от новшеств и всегда волновались, «что об этом будут говорить». Тем не менее платье с блестками из жемчужно-серого материала и белого атласа была самая недавняя мода для испанской маркизы и русской княгини, и хотя женщины говорили, что ни за что его не наденут, со временем эта модель вошла в моду.

Мастерская корсажей Жана Филиппа Ворта, 1907

Дочь Жана Филиппа Ворта в платье для званого обеда, 1908

Другое платье, навеянное империей, ставшее очень модным, было сделано из тюля на плотно обтягивающем чехле фасона «принцесс». Одна из моих соперниц зашла столь далеко, что убедила свою лучшую клиентку прийти ко мне и купить это платье, чтобы иметь оригинальное платье «принцесс» от Ворта, с которого могла бы делать копии в своей мастерской. Из пяти испанских королев, которые оказали нам честь своим покровительством, – королева Виктория, кузина короля Англии, с ней у меня были личные контакты, была последней. У этой дамы был обычай, всякий раз проезжая через Париж, заходить в наш Дом на рю де ля Пэ, не важно, заказывала она что-нибудь или нет. Она принадлежала к той редкой категории королев, которые выглядят в соответствии с обстановкой. Прекрасная, высокая, светлая, златовласая, с прозрачной кожей и чарующей улыбкой, она была чрезвычайно милым созданием и настолько доброй и грациозной, что никто не чувствовал себя подавленным от ее высокого социального положения. Ничто не могло превзойти ее любезность.

Однажды Виктория пришла в нашу мастерскую и сказала: «Я сегодня пришла не затем, чтобы что-нибудь заказать, мисс X. уже передала мой заказ продавщице-примерщице три недели тому назад. Но я просто зашла сказать вам “Доброе утро” и сообщить, что я очень довольна моими новыми платьями. Они просто очаровательны». Ее свадебное платье, заказанное императрицей Евгенией, было, конечно, изготовлено в Англии, потому что принцесса Баттенбергская не хотела и слышать, что оно будет сшито где-нибудь еще. Но с того времени, находясь в окружении наших клиенток, королева Виктория всегда приходила к нам и каждый год делала большой заказ, извиняясь, что не может заказать еще больше. Очевидно, политические соображения вынуждали ее покупать часть своего гардероба в Мадриде. Тем не менее часто эти платья были нашими моделями, закупленными мадридскими портными.

Леди Педжет в платье для чаепития Дома моды Ворта, ок. 1908 года

Отвлечемся ненадолго от одежды, потому что я хочу рассказать вам, насколько доброй может быть королева. Во время Первой мировой войны, этого ужасного катаклизма, охватившего весь мир в течение столь долгих мучительных лет, один из моих племянников попал в плен. После того как он провел в тюрьме три года, я услышал, что он может быть интернирован в Швейцарию. Конечно, ему хотелось оказаться снова со своей семьей, женой и тремя детьми, после стольких ужасных лет плена, и я попросил королеву Викторию и королеву-мать Кристину через посольство замолвить слово за моего племянника и спросить разрешения жить в моем доме в Швейцарии. Они откликнулись немедленно, очень деликатно, как будто эта большая честь была вполне естественной. Когда мой племянник прибыл в Швейцарию, его встретила вся семья. После этого я почувствовал, что должен поехать в Сан-Себастьян, где разместил временные офисы обслуживания испанских клиенток, которые не могли приехать во Францию, и попытаться выразить свою благодарность Их Величествам. В тот же день я обратился с просьбой об аудиенции, был принят королевой Викторией и королевой-матерью, и каждая уделила мне двадцать минут. Когда я вошел в будуар королевы Кристины, она воскликнула: «Наконец вы пришли, мистер Ворт». Хотя я делал ей свадебное платье, но лично не встречал. Она была сама любезность, сказала мне свой возраст без малейшего кокетства и спросила о моем; не нуждаюсь ли я в чем-нибудь для солдат, которым, как известно, я посвящаю много времени. Королева очень желала послать мне что-нибудь, что невозможно раздобыть в Париже.

Когда я расстался с ней, меня провели к королеве Виктории, грациозно встретившей меня стоя. На ней было белое крепдешиновое платье, просто сшитое и отделанное небольшим количеством кружев. Из украшений были только жемчужное ожерелье и рубиновая брошь. У меня вызвали благоговение ее грация, заинтересованность, обаятельная улыбка и сочувствие, но ни в коем случае не ее социальное положение. Она высказала пожелание, чтобы поскорее наступил мир – это было в сентябре 1918 года – и чтобы Франция заняла свое место в мире.

Несмотря на тот факт, что она всегда сокращала свои заказы, ими нельзя было легкомысленно пренебрегать. Почти каждый год королева Виктория заказывала придворную мантию для больших празднеств или по случаю дня рождения короля. Эти придворные мантии были особенно великолепны. Одну целиком покрывала вышивка с бриллиантами. Мантия изготавливалась из бархата – каждый год разного цвета – с подкладкой из серебристой ткани. Во время процессии по случаю дня рождения эти придворные мантии представляли собой эффектное зрелище. Они ниспадали во всю свою длину позади королевы и ее дам во время шествия. А по «великим четвергам», когда королева, невероятно величественная и украшенная драгоценностями, совершила обряд мытья ног бедным, они привносили пышности в эту дворцовую церемонию. «Великий четверг» и день рождения короля были самыми важными праздниками в Испании.

Леди Тодд в вечернем платье от Дома моды «Ворт», 1906

Дочери королевы Виктории, несмотря на их юность, уже стали нашими клиентками. Недавно я немного пообщался с ними и поразился их воспитанности. Однажды, наблюдая за двумя очень молодыми девушками, почти девочками, они сидели рядышком на диване в одном из моих салонов, я подумал, что они похожи на инфант, чьи фото видел в Сан-Себастьяне, и спросил у продавщицы-примерщицы, кто же эти девочки. Когда она подтвердила мое предположение, я подошел и заговорил с ними. При моем приближении обе встали и оставались стоять во время всей нашей беседы. Это был трогательный знак уважения к пожилому человеку, их научили почтительности к возрасту, независимо от положения.

Их бабушка, королева-мать Кристина, бывшая эрцгерцогиня Мария Кристина и вторая жена Альфонса XII, стала одной из наших клиенток во время подготовки к ее свадьбе, и с тех пор она всегда оставалась очаровательной и доброжелательной. Я помню, как первой сделал ей шлейф для придворного платья. Он достигал четырех метров в длину, был изготовлен из черного бархата, вышитого серебряными лилиями, с фестончатыми краями. До этого шлейф всегда укреплялся на талии, но я придумал добавить к нему два бархатных рукава, вышитых тем же узором, и заложил складки на уровне плеч. Королеве Кристине так понравилось, что она приняла это новшество, и все последующие шлейфы укреплялись на уровне плеч. Некоторые дамы из свиты все же оставались верны прежней моде, их шлейфы укреплялись на талии.

К этому новому шлейфу я сделал для нее платье из черного атласа, украшенное кружевом шантийи и вышитое серебром. Она надела его на прием, где сидела рядом с королем впервые в роли королевы-регентши. Свадебное платье Кристины было заказано нашему Дому моды ее свекровью, королевой Изабеллой, через посредство герцогини де Сесто, ранее герцогиней де Морни. Оно было сделано из белого атласа, вышито серебром и украшено алансонским кружевом, из которого был также сделан венок с флердоранжем. Его парадный шлейф достигал четырех с половиной метров, полностью вышитый лилиями. Поскольку достаточного количества кружева с одним и тем же рисунком невозможно было найти, нам пришлось использовать два вида кружева. Это не было необычным. Даже свадебное платье императрицы Евгении было сделано с оборками из трех видов алансонского кружева разного рисунка.

Мы также шили первую придворную мантию и предшественницы королевы Кристины, королевы Мерседес, первой жены Альфонса XII, оно было подарено ее свекровью Изабеллой. Платье к ней было из белого атласа, вышитое серебром, а шлейф длиной четыре с половиной метра из красного бархата был отделан горностаем и расшит золотом гербами со львом и башней. В это же время мы сделали мантию для Изабеллы с парадным шлейфом синего цвета с вышитыми золотыми лилиями. Королева Мерседес умерла вскоре после своей свадьбы.

Изабелла, свекровь Мерседес и Кристины, была второй из пяти испанских королев, которые обращались к нам. Первой была старшая королева Кристина, мы обслуживали ее и во время изгнания в Париж. К несчастью, это продолжалось недолго, потому что она умерла вскоре после своей ссылки в Париж. Однако Изабелла была одной из лучших клиенток. Она обычно приходила в наш магазин на рю де ла Пэ, когда хотела. Мы принимали ее по-королевски, что приводило ее в отличное настроение. Она была крупной женщиной, почти неуклюжей, но, несмотря на кажущуюся неповоротливость, ее осанка была величавой, а манеры королевскими. Изабелла обожала наряды и имела слабость к темным оттенкам розового цвета. Вплоть до дня своей смерти она восклицала в разговоре с отцом: «Как я люблю розовый цвет!», но она произносила его как «росовый». Когда королева хотела, то бывала чрезвычайно любезной, никогда не уходила из нашего магазина, не справившись о здоровье нашей матери, а потом брата и меня, а наши примерщицы, которые ходили во дворец Кастилии примерять какое-нибудь платье, всегда возвращались в магазин с приветом отцу.

Однако королева не всегда желала быть доброй. Однажды я был свидетелем отказа дать аудиенцию некоему испанскому дворянину, который по каким-то причинам вызвал ее неодобрение. Это была прекрасная иллюстрация королевского неудовольствия. Она поднялась и громовым голосом произнесла «нет» посреднице, которая пришла просить за него, что заставило бедное создание броситься прочь подобно испуганному кролику.

В Португалии Дом Ворта обслуживал двух королев. Первой была Мария Пиа, дочь Виктора Эммануила; она произвела на нас впечатление великосветской дамы, очень щедрой и царственной. Ее нельзя было назвать красивой, но в ней было какое-то величие: профиль выдавал большую силу характера, он действительно был немного грозным. Но королева была проста и грациозна, хотя первое впечатление было противоположным. Ничто не было слишком прекрасным, или слишком роскошным, или слишком дорогим для Марии Пии. После того как она овдовела, стала часто приходить в наш магазин и, само собой разумеется, была очень приятной и выгодной клиенткой.

Консуэлло, герцогиня Мальборо, в платье Дома моды «Ворт», 1900-е годы

Леди Керзон, урожденная Лейтер, одна из самых красивых женщин своего времени, в платье от Ворта, ок. 1900 года

Леди Уиндхэм (Мэри Мур) в костюме а-ля Ван Дейк от Ворта для пьесы «Сирано де Бержерак», 1897

Ада Реган в костюме эпохи Ренессанса

Лили Лангтри в платье для чаепития от Ворта, 1900-е годы

Нелли Мельба в роли Виолетты из оперы «Травиата» в костюме работы Дома моды «Ворт», 1900-е годы

Элеонора Дузе в роли Памеллы в платье от Жана Филиппа Ворта, Париж, 1900-е годы

Леди Паджет в костюме Клеопатры работы Дома моды «Ворт», 1897

Легкое платье, которое было на дочери Жана Филиппа Ворта на балу в 1900 году

Платье от Ворта с бисерной бахромой, 1913. Из коллекции Александра Васильева

Бальное платье от Ворта, 1913. Из коллекции Александра Васильева

Рисунок Жана Филиппа Ворта, 1916. Фонд Александра Васильева

Рисунок Жана Филиппа Ворта, 1916. Модель «Кардинал». Фонд Александра Васильева

Рисунок Жана Филиппа Ворта, неглиже-комбинация, 1916. Фонд Александра Васильева

Рисунок Жана Филиппа Ворта, 1916. Вечернее платье. Фонд Александра Васильева

Рисунок Жана Филиппа Ворта, 1916. Фонд Александра Васильева

Ее преемница, королева Амелия, по-настоящему не стала нашей клиенткой. Во время подготовки ее свадьбы все приданое было распределено между всеми парижскими домами моды. Ее мать, герцогиня Галиера, очень близкая подруга графини Парижской, привела ее к нам. В этот единственный визит к нам графиня Парижская заказала для себя очень красивый парадный шлейф из вишневого бархата на подкладке из розового атласа, который надевался поверх белого атласного платья и прекрасной вечерней шали. Этот заказ положил конец нашим отношениям с португальским двором, который вскоре после этого был распущен[140]140
  В 1910 году была свергнута королевская власть в Португалии и провозглашена республика. – Прим. пер.


[Закрыть].

Королева Мария была единственным сувереном, которого я видел только издалека. Как правило, она выглядела как простая горожанка. Но я вспоминаю, что видел ее однажды выходящей из оперы – по-моему, в 1912 году, когда она выглядела настоящей королевой от макушки до пят. Другой раз она была хороша, когда ехала по рю де ла Пэ вместе с мадам Пуанкаре, в красном пальто из какой-то индийской материи, с золотой вышивкой, и шляпке с перьями. Слух о том, что она едет, вызвал в нашем Доме большое волнение, и я выдал служащим пакеты с лепестками бумажных роз. Они расположились у окон на всех этажах Дома и в тот момент, когда Ее Величество появилась, они вытрясли сверху эти лепестки. Ветер подхватил их, и в одно мгновение они устремились вверх розовым облаком и поднялись выше Вандомской колонны. Это и в самом деле было замечательное зрелище.

Хотя королева Мария не любила новшества, она должна была принять одно изменение в моде. Был выпущен декрет относительно уменьшения длины шлейфа, требуемой дворовым этикетом при представлении ко двору, тем самым укорачивалось время «дефиле», которое стало слишком утомительным. Естественно, чем короче был шлейф, тем быстрее двигалась процессия.