Текст книги "Проект с извинениями"

– Эй. Все в порядке. Я не хотел говорить. Но если она плохо выполняла свою работу, ты имела право сказать ей об этом. Это не делает тебя ужасным человеком, Милли. Ты просто была ее начальником.

Я снова переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. У меня в горле стоит комок размером с шар для гольфа. Как я могла не знать ничего о ее сыне? Черт возьми, да я о всех людях в компании почти ничего не знаю.

– Ну вот, я испортил наш вечер. Прости, – извиняется Джон.

– Нет. Вовсе нет. Я рада, что ты сказал. Я жила в пузыре, где все, что я могла видеть – это работа и еще раз работа. Теперь я начинаю видеть вещи, которые все это время были у меня под носом. Бедняжка. Она должна была мне сказать. Я могла бы как-то помочь.

– Чем, Милли? Что бы ты могла сделать?

– Не знаю. Дать ей немного отдохнуть. Помочь деньгами. Что-нибудь.

– Ей ничего не нужно. Ей просто нужно было поговорить, и сегодня вечером ей просто нужен был вечер вдали от всего этого.

– Я неприступный и холодный человек. Вот что люди обо мне думают. Что я откушу им голову, стоит им только приблизиться. Может быть, Луанна не вела себя как стерва тогда, в «Старбаксе». Может быть, ее просто раздражали дети, и кто знает, что, черт возьми, еще с ней происходило, а я налетела на нее и… – Со стоном я переворачиваюсь и беру телефон с тумбочки.

– Что ты делаешь? – спрашивает Джон.

– Пытаюсь стать хорошим человеком. – Я нахожу номер телефона Луанны и отправляю ей короткое сообщение.

«Луанна, это Милли. Мне жаль, что я застала тебя врасплох тогда. Для меня самой все было слишком неожиданно. Но я бы очень хотела тебя увидеть. Мне бы не хотелось думать, что наша дружба закончится вот так, из-за недоразумения. И я не верю, что мы просто отдалились друг от друга. Пожалуйста, позвони мне или дай знать, когда мы сможем встретиться».

Обычно я так не делаю. Я из тех, кто держит в себе обиду и жаждет мести, вот такой я человек. Но мне нужно понять, что случилось с Луанной, и, если это можно исправить, я хочу попытаться.

– Ты отправила ей сообщение в два часа ночи? – удивляется Джон, и я морщусь. Об этом я не подумала, что не совсем в моем стиле. Но я об этом не жалею, по крайней мере пока что. Отношения с Луанной не могут стать более отчужденными, чем они уже есть. – Так ты думаешь, что ты неприступная? Это Маргрет тебе сказала?

– Нет!

– Может быть не так прямо, но…

– Я много кричала на Маргрет и других, когда они отрывали меня от какого-то дела, даже по важным вопросам. Просто часто выходила из себя. Но знаешь, если думать о всей это ерунде с извиненями, возможно, некоторые люди должны извиниться передо мной. Я говорила тебе, что вычеркнула некоторых людей из списка? Может быть, я вспыльчива, может быть, есть способ высказывать свое мнение без бранных выражений, но я размышляла об этом, и часть моего гнева была оправдана. Возможно, какие-то мнения можно бы было высказывать в другой форме, да. Но это не значит, что вообще не стоило этого делать. Мы, женщины, запрограммированы чувствовать, что нам нужно извиняться за все. Если я налетаю на кого-то в толпе, моя автоматическая реакция «Извините, извините», но почему? Может быть, они не смотрели под ноги. Может быть, им следовало смотреть, куда они идут! – По мере того, как я говорю, я распаляюсь все больше. – Ты когда-нибудь лежал без сна в постели, анализируя уже случившийся разговор? Думая: «Может быть, я была слишком резка? Меня точно восприняли всерьез? Достаточно ли открытое декольте у меня было? Не достаточно?»

– Я не особенно часто думаю про свое декольте.

– Но хоть о чем-нибудь из этого, Джон. Ты когда-нибудь проигрывал разговор у себя в голове и чувствовал себя ужасно?

– Честно? Нет, насколько я помню.

– Вот именно! Раньше я так делала постоянно, а потом перестала, стала черствой, бесчувственной и готовой растоптать всех, кто вставал у меня на пути. Теперь я не могу перестать думать о каждом разговоре, который у меня был с каждым человеком в компании. Как кинолента, которую я не могу выключить.

Он кивает, а затем зевает.

– О, тебе скучно слушать о главном прозрении моей жизни? – Я шлепаю его по руке и перекатываюсь на бок, но он останавливает меня, быстро укладываясь на живот и используя свою ногу, чтобы удержать мои. Он наполовину на мне, наполовину все еще на своей стороне кровати.

– Сказать правду? – Он берет меня за подбородок и заставляет встретиться с ним взглядом. Я мрачно киваю. – Я не такой, как ты. Может быть, это черта всех мужчин? Или только моя? Я не знаю. Я просто говорю то, что должен сказать, и стараюсь говорить это с добрыми намерениями. Если это причиняет боль другому человеку, то это его вина, а не моя. Поэтому я не анализирую, потому что я не жалею о большинстве вещей, которые я делаю или говорю.

– Хм. – Это все, что я могу сказать.

– Слушай, я думал, что ты неприступная, когда увидел тебя на твоей вечеринке. В то время я даже не знал, что это была твоя вечеринка. Да, ты несколько пугающая женщина, Амелия. – Я открываю было рот, но он продолжает: – Ты чертовски самоуверенна, не стесняешься говорить то, что думаешь, и ничего не приукрашиваешь.

– Если ты пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше, то терпишь неудачу.

– Я еще не закончил.

– Хорошо, продолжай, – бормочу я сквозь его палец на моих губах.

Он хмыкает.

– Но теперь я знаю, что на самом деле ты очень мягкая.

– Я бы не стала заходить так далеко.

– Ладно, ты права.

А потом он начинает смеяться и напоминает, как на прошлой неделе я отреагировала на парня, подрезавшего меня в пробке.

– Ну и ладно, ты не самый позитивный человек на свете, но кто вообще все время счастлив и позитивен? Ты знаешь таких людей? Ты Амелия Монтгомери, суровый адвокат, которой пришлось пробиваться к вершине в мире шовинистов. Стали бы Джонс, младший Джонс или Фишер извиняться перед своими помощниками за то, что не уложились в срок? – Он задает риторический вопрос. Я отрицательно качаю головой. – Тогда почему ты должна?

– Потому что Джонс, младший Джонс и Фишер – старые придурки, и я не хочу быть такими, как они.

– Ты на них не похожа. – Он целует меня. – Детка, я определенно не лучший человек, чтобы давать тебе советы, как быть покладистой и дружелюбной, но я могу сказать тебе вот что: все, что ты можешь сделать, это хорошо относиться к себе. Если ситуация с Маргрет давит на тебя, тогда позвони ей и сделай что-нибудь с этим. Если ты сделала для нее все что могла и на душе у тебя спокойно, тогда перестань думать об этом и двигайся дальше.

– Ты просто хочешь, чтобы я замолчала и поцеловала тебя.

Он подмигивает, и на этот раз уже я целую его, медленно и тщательно. Пора признать, мое сорокалетнее сердце тает, когда он называет меня деткой.

Глава пятнадцатая

Луанна НЕТ! Луанна Попытка № 2

Гэри

 Линдси

Дженни О. НЕТ!

Дженни М. НЕТ!

Дженни З. ТОЧНО НЕТ!

Мэри

Офис МОЖЕТ БЫТЬ

Бренда

Маргрет Пока не решила

Хименес

Зимы в Чикаго крайне неприятные. Вы могли бы подумать, что, как человек, здесь родившийся, я давно привыкла, но ничего не может тебя подготовить к первой в году метели.

Сегодня тот самый день. Такой день, когда воет ветер и кажется, что снег падает сверху и с боков одновременно. Не такой одежды, которая уберегла бы вас от холода, пробирающего до костей. От похода на пилатес меня спасает письмо Розы. Конечно, я могла бы надеть четыре слоя шерсти и пойти на занятия, но это письмо дает мне крайне необходимый сейчас повод просто остаться в теплой постели.

«Амелия,

здесь плохо со связью, так что если я долго отвечаю, то это не потому, что я не заинтересована в нашем разговоре. Я вернулась на Кубу пять лет назад, чтобы заботиться о своей маме, Мэри-Розе, тете твоего отца. Она слишком стара, чтобы летать. Я хорошо говорю по-английски. Мы можем продолжить переписку на нем, думаю, так будет проще для вас. Отвечая на ваш вопрос об отце ребенка. Мы не знаем. Мерседес никогда не рассказывала нам, и, к сожалению, этот секрет похоронен вместе с ней. Возможно, однажды с помощью технологий вы что-то узнаете, так же как узнали обо мне. Хотя скажу, что генетические тесты здесь не особенно популярны. Я сделала его, находясь в Майами, после того как несколько раз подряд увидела рекламу. Подумала, что будет забавно. Что подводит меня к вашему вопросу об Испании. Я полагаю, что мой прапрадедушка был родом из Испании и эмигрировал на Кубу. Возможно, там все еще остались родственники. Однако я знаю немногим больше того, что нам рассказывали из поколения в поколение. Амелия, я хотела поинтересоваться, как твой отец отнесся к этой информации? Я хотела бы однажды поделиться всеми историями о Мерседес, которые рассказывала мама. Твой отец все еще жив? Он прожил хорошую жизнь? Я бы очень хотела рассказать об этом матери. Ее память тускнеет, но я верю, что ей будет приятно узнать.

Я очень надеюсь, что однажды мне удастся встретиться с вами. Возможно, вы с семьей могли бы приехать сюда и встретиться с мамой, со мной и со всеми своими дальними родственниками – у нас их много! Я бы прилетела сама, но мама болеет, поэтому я не могу.

С любовью, Роза».

Я чувствую, как глаза наполняются слезами. У меня есть семья. Я знаю об этом уже несколько недель, но это становится чем-то большим, чем просто сообщение на сайте. Могут ли меня обманывать? Но сайт официальный и связь ДНК вполне подтвержденная. Все даты сходятся. Глубоко в душе я знаю, что все это по-настоящему.

«Роза,

У моего отца была замечательная жизнь.

Я не решаюсь предоставлять слишком много личной информации, поэтому я опущу имена.

Он женат на моей матери уже сорок пять лет, и у меня есть младшая сестра. К сожалению, у меня нет большой семьи, мои родители оба – единственные дети. По крайней мере так считалось до недавнего момента. Расскажите мне о кузенах! О Кубе! Обо всем!

Милли».

Я бы хотела, чтобы она ответила мне прямо сейчас, но, увы, я знаю, что так не работает. Она находится в стране с ограниченными ресурсами, и я не могу ожидать, что она будет готова ответить мне в любой момент. Поскольку собираться на пилатес уже поздно, я решаю почитать книгу под теплым пуховым одеялом. Уильям, похоже, согласен с планом не покидать сегодня квартиру, судя по тому, как он сворачивается рядом в клубок. Я пытаюсь расслабиться, но это тяжело. Мне кажется, что искусству расслабления нужно учиться специально. По крайней мере, у меня нет такой врожденной способности.

Я ловлю себя на том, что читаю с телефона, потому что мне слишком лень искать по квартире электронную книгу. Но сосредоточиться так невозможно. С тех пор, как я открыла для себя социальные сети, я потеряла бесчисленное количество часов и нервных клеток в бессмысленном водовороте Buzzfeed, туториалов по макияжу на YouTube и никогда не работающих лайфхаков. Иногда я ловлю себя на том, что просто бездумно просматриваю все страницы своих «друзей». Теперь у меня двадцать один друг. Впечатляюще, правда?

Это на семнадцать человек больше, чем пришло на мою вечеринку, хотя не то чтобы я считала. К счастью, моя трата времени прерывается звуком входящего сообщения. Луанна так и не ответила на мое полуночное сообщение. Теперь пришло сообщение от нее, в котором говорится:

«Прости. Кажется, я мысленно ответила на твое сообщение, но забыла напечатать и отправить».

Я смеюсь. Раньше это случалось со мной постоянно. Я получала сообщение, читала его и забывала ответить, хотя могла бы поклясться, что ответила. Скольких «друзей» я потеряла, потому что они думали, что я их игнорирую? Или это и было игнорированием, раз я так и не ответила? Черт.

«Без проблем. Ты занята, я понимаю. У тебя не найдется свободного вечера, чтобы поужинать?»

«Нет. Если хочешь поговорить спокойно и без детей, то с ужином не выйдет, у меня нет няни».

«Я удивлена, а как же Митчелл?» – Об этом я ей не пишу, так как мы с ее мужем никогда особенно не ладили. И я не хочу прозвучать язвительно.

«Тогда обед? Или завтрак? Если что я не против детей, могу даже приехать к тебе, если так будет проще».

Я сомневаюсь, стоит ли это писать, звучит, как будто бы я в отчаянии. Но поразмыслив еще несколько секунд, нажимаю «отправить». К черту это все. Я правда в полном отчаянии, когда речь заходит о Луанне. Я хочу вновь обрести свою подругу. Вот и все. Иногда кто-то из двоих должен чуть прогнуться, и если это поможет восстановить наши отношения, я готова.

«Можем встретиться завтра утром, когда закину детей в садик. Может быть, в том же «Старбаксе»?»

«Да, – отвечаю я, возможно, слишком быстро, а затем добавляю:

Во сколько?»

«Я могу быть там к девяти».

«Звучит здорово. Увидимся завтра».

От этого разговора у меня кружится голова. Ничего не решено, но она все-таки ответила, а это уже начало. Поскольку разговор отвлек меня от паутины социальных сетей, я решаю подготовиться к сегодняшнему тесту по испанскому. Как и во всех делах, я отношусь к учебе с полной самоотдачей. Когда я готовилась к вступлению в коллегию адвокатов, я на целых три месяца сосредоточилась только на этом экзамене; все остальное было отодвинуто на второй план. Конечно, занятия испанским не сравнятся с учебой в юридическом, но я все равно уделяю языку немало времени, проигрывать не в моем характере.

В течение следующего часа я ловлю себя на том, что пытаюсь повторять слова снова и снова, надеясь, что мое произношение улучшается. Я не могу отделаться от мысли, что однажды я встречу свою большую семью или, может быть, только Розу. Было бы неплохо, если бы я могла говорить с ними по-испански или, по крайней мере, понимать, о чем они говорят. Мне очень трудно правильно и раскатисто произносить «р». Если вам интересно, тот факт, что в моем генофонде есть испаноязычные, ни на йоту не помогает мне с произношением. Это неестественно – так ворочать языком. Однако я звучу лучше, чем роботизированное произношение в переводчике Гугл. По крайней мере, надеюсь на это.

Днем во время занятия я первая сдаю экзамен. Я знаю, что хорошо справилась. Я знаю большинство основных слов, и учитель одобрил мое продвижение на следующий уровень в следующем семестре. Так что теперь, если мне надо будет спросить, где найти собаку, кошку или коврик на испанском, я точно справлюсь.

– А вы можете порекомендовать мне какие-нибудь легкие книги для чтения? – спрашиваю я профессора Гонсалез. Она пожилая женщина лет под семьдесят или, возможно, даже восемьдесят. Вышедшая на пенсию учительница средней школы, сейчас преподает испанский язык в местном колледже, чтобы немного подзаработать. Она часто улыбается, особенно когда смеется над нашим произношением.

– Si! Si. Да. Я отправлю вам по почте список рекомендаций. – Она явно в восторге от того, что я проявляю такой интерес. Я в классе уже давно, но редко общаюсь с кем-то. Хотя мы с Зетом всегда садимся вместе. Сегодня мы припарковались рядом и теперь идем к машинам, жалуясь друг другу на тяжелую учебу, особенно теперь, когда мы начали работать над ударениями, или, как их называют, диакритическими знаками, которые стоят над некоторыми буквами. По-видимому, их размещение определяет весь смысл и произношение слова. Te – это форма слова ты, в то время как té означает чай. Это довольно большая разница для слова из двух букв. В нем я как раз сделала ошибку, когда сдавала тест.

Большинство людей приходят прямо перед началом занятия и уходят, как только оно заканчивается. Это не школа, у всех есть свои взрослые дела и своя жизнь. Я же не спешу.

Несмотря на то, что я пытаюсь работать над собой, есть некоторые вещи, которые никогда не изменятся. Я всегда была пунктуальной, даже когда старалась успеть переделать все дела одновременно. Я всегда тщательно готовлюсь ко всему, и я слишком много думаю. Даже сейчас, когда я не работаю, не думаю, что что-то изменится. Я и не хочу, чтобы оно менялось.

– Не хочешь поужинать вместе? – спрашивает вдруг Зет, когда мы подходим к моей машине. Это первая неделя ноября, первый снежный день в году, и зубы от холода у меня стучали не переставая, пока он не задал этот вопрос. Интересно, он спрашивает как друг или приглашает на свидание? Мы, по сути, только познакомились, так что вопрос застает меня врасплох. Мне слишком нравится Джон, и я не могу так с ним поступить. Зет, должно быть, замечает мои колебания, потому что добавляет: – Просто ужин, не свидание. – Он поднимает обе руки вверх. – Уже поздно, а я еще ничего не ел. Мы можем поговорить о занятиях во время вкусной еды – или нет. Это может быть фаст-фуд. – Он хмыкает.

– Я встречаюсь кое с кем, и я не думаю, что ему это понравится. Мне очень жаль.

– Все хорошо. Я понимаю. Возможно, мне следовало сначала спросить, встречаешься ли ты с кем-нибудь.

То есть он все-таки приглашал меня на свидание.

– Но я с удовольствием бы выпила кофе как-нибудь. Позанимаемся вместе? Мне тяжело дается… да в общем-то все, – признаюсь я.

– Конечно! Забудь, что я спрашивал, ладно?

– Хорошего вечера, Зет, – улыбаюсь я. Я не хочу забывать о его вопросе. Он привлекательный мужчина, и мне очень лестно, когда меня приглашают на свидание, так что нет, я не хочу забывать, даже если я не согласилась. Но я надеюсь, что это не затруднит наше дальнейшее общение, так как он мой единственный друг в этом классе и он мне нравится.

– Хорошего вечера, Милли.

К тому времени, как я прихожу домой, мне приходит электронное письмо от Розы, которое приводит меня в невероятное возбуждение. Я наливаю себе бокал красного вина и сажусь в любимое кресло, как будто собираюсь углубиться в чтение романа.

Письмо длиной в три страницы, Роза рассказывает о тринадцати моих кузенах. Я нахожу удивительным, что только одна из двоюродных сестер, Марта, закончила колледж и работает медсестрой. Роза рассказывает мне, как муж бросил Марту, когда узнал, что она учится, и теперь она одна с ребенком, но отказывается сдаваться. Я могу сказать по письму, что Роза больше всего гордится именно Мартой. Затем есть Лорена, которая счастлива в браке с тремя взрослыми детьми, и Фабиола, которая несчастлива замужем за Реем. Она самая младшая из моих кузин. Она беременна своим первым ребенком, а ее муж требует, чтобы она прекратила работать. Она работает в местном маникюрном салоне, который, судя по описанию, находится в чьем-то доме, но не хочет увольняться. Роза не возлагает больших надежд на эту работу. А я не возлагаю больших надежд на этот брак.

Но я полагаю, что в этом и заключается разница между мной и Фабиолой. Я слишком долго позволяла мужчинам диктовать мне, как жить. По иронии судьбы, любой, кто посмотрел бы на меня со стороны, счел бы меня напористой, успешной, независимой женщиной. Черт возьми, именно так я и думала о себе. Но это было не так. Я была пешкой в юридическом мире, где мужчины устанавливали правила и манипулировали законами в своих интересах. Они использовали меня. Я прихожу в ярость, когда вспоминаю, как Джонс-младший говорил мне, что я была просто женщиной, которую взяли в партнеры, чтобы повысить репутацию фирмы. Это ранило меня больше, чем все другие сексистские вещи, которые он говорил.

Возможно, Рей пытается контролировать Фабиолу, но Фабиола делает то что хочет, независимо от того, что решит Рей. И я восхищаюсь этим. Интересно, чувствует ли Фабиола вину за то, что бросила вызов своему мужу? Или, может быть, наоборот, торжествует? Я слишком погружаюсь в отношения, о которых на самом деле ничего не знаю, но все же удивительно, как она занимает такую смелую позицию в отношении семейной жизни, так же как я это сделала с Маркусом много лет назад. Правда, для меня все закончилось не слишком хорошо. Я надеюсь, что судьба Фабиолы сложится иначе. Так или иначе, я хочу пообщаться со всеми кузенами.

Я пишу ответ, и на этот раз я прошу адрес и разрешение отправить посылку. Надеюсь, я не переступила черту. Я полагаю, она тоже может думать, что ее обманывают. Но на данный момент все, что я могу, – это надеяться на ответ.

* * *

На следующий день я прихожу в «Старбакс» пораньше. В ожидании Луанны я просматриваю «Нью-Йорк Таймс», оставленную на столе предыдущим посетителем. И очередной вдох вдруг застревает в горле, когда я вижу лицо Фиби прямо на первой странице. Это не главная новость, она не перевешивает какую бы то ни было политическую повестку, но он все еще здесь, в углу страницы, смотрит на меня своими узкими глазками, под заголовком «Победа миллиардера». Я разворачиваю газету и читаю:

«Большая победа Хью Фиби сегодня в суде. Обвинения в сексуальных домогательствах и нанесении телесных повреждений от четырех разных женщин привели его в зал гражданского суда. Челси Хармон, ключевой свидетель истца, не явилась на дачу показаний. Личная помощница магната недвижимости не входила в число жертв, подавших заявление. В течение судебного процесса выяснилось, что Фиби выплатил Хармон более 750 000 долларов в качестве «выходного пособия». Адвокат Фиби твердо настаивал на том, что эти деньги были знаком признательности за ее пятнадцатилетнюю службу, но ходили слухи, что большая сумма денег на самом деле была скрытой платой за сексуальное насилие. Записи о посещении Хармон больницы вместе с ее фотографиями с подбитым глазом и в разорванной одежде недавно появились в Интернете. Хармон не смогла прокомментировать это и была признана адвокатом истца враждебно настроенным свидетелем. Это уже вторая дача показаний, на которых Хармон не присутствовала, и теперь судья обвинил ее в неуважении к суду».

Статья продолжается, и я в шоке – в шоке! – от нее. Есть даже предположение, что Хармон бежала из страны. Бежала из страны!

Джонс-младший такой же подонок, как и Фиби. Я знала это, но статья стала лишним тому подтверждением.

Я набираю Джона, потому что мне нужно об этом поговорить. Да, у нас есть правило не обсуждать работу, но мы встречаемся, а подобными чувствами следует делиться с партнером. По крайней мере, мне так кажется. Я просто… Мне нужно облегчить душу.

– Хей, – отвечает Джон. – Я собираюсь идти на встречу.

– Фиби терроризирует Хармон. Ты должен поговорить с Джонсом. Нельзя позволять Фиби угрожать ей.

– Милли. – Судя по его тону, он не собирается это обсуждать.

– Послушай, я знаю, что мы не говорим о твоей работе, но ты общаешься с ними, ты скоро станешь партнером, и ты имеешь право поговорить с ними об этом. Пожалуйста! Я только что видела статью в «Таймс», и, Джон, Фиби не может выиграть, потому что жертвы слишком напуганы, чтобы давать показания. Так нельзя, просто нельзя.

На другом конце провода воцаряется тишина, пока я наблюдаю, как Луанна входит в «Старбакс».

– Джон, – умоляю я шепотом. Не хочу кричать на всю кафе.

– Я не могу говорить с тобой о делах компании, Милли. Ты знаешь это, – отказывается он, и я не понимаю, звучит в его голосе сожаление или что-то еще.

– Джон! – Я повышаю голос. Мужчина, сидящий за соседним столом, оборачивается и я вздрагиваю, перемещаясь и прикрывая рот и динамик телефона, чтобы голос не звучал так громко. – Джон! – Я как будто бы кричу шепотом.

– Ты установила правила, Милли, и ты их нарушаешь. Ты сказала, что сможешь смириться с моей работой на них, и вот мы здесь.

Дело не только в работе в ДДФ. Это касается Фиби и этого проклятого дела. Но этого я ему не говорю. Просто громко вздыхаю.

– Я ненавижу это. Кажется, я просто не могу смириться с тем, что ты там работаешь.

– Это просто работа. – Он считает это просто работой, а я не понимаю, как он может отделять одно от другого. Я никогда не могла.

– Мне надо идти, Милли. У меня встреча с новым клиентом, я правда не могу сейчас говорить. Но я бы хотел, чтобы ты как следует подумала о наших отношениях, потому что сейчас я могу сказать тебе следующее: ты мне нравишься, но я не хочу ссориться каждый раз, когда речь заходит о работе. Новое дело, за которое я берусь, тебе тоже может не понравиться. На самом деле я даже не знаю, что ты считаешь приемлемым, а что нет. Как бы то ни было, я не могу выбирать дела, основываясь на твоих предпочтениях. Ты сказала, что справишься с этим. Это изменилось?

– Не знаю…

– Тогда тебе придется разобраться в этом. Мне нужно бежать, – на этих словах он вешает трубку.

Просто повесил трубку. Сукин сын. Хотя в некотором роде он прав. Он даже не знает, в чем моя проблема с ДДФ, а я просто жду, что он поступит правильно, хотя даже я сама не знаю, что такое это «правильно». Я бормочу себе под нос несколько отменно гадких ругательств, а потом встаю и машу Луанне, пытаясь притвориться, что меня не волнуют ни Хармон, ни суд над Фиби.

– Привет, – произносим мы одновременно. Это неловко.

– Хочешь чего-нибудь? – Она показывает большим пальцем на стойку.

– Нет, спасибо. – Я поднимаю кружку с кофе. Она кидает на стол свою сумочку, достает кошелек и направляется к стойке.

У меня в голове все перемешалось. Я в ярости из-за Джона. Беспокоюсь о Хармон. Чувствую себя неловко из-за разговора с Луанной.

Она возвращается и садится, перевешивая сумочку на спинку стула так, что та сразу падает. Она снова пытается ее повесить, но в итоге сдается и просто кладет ее под стол. Она схватила слишком много пакетиков сахара, но не использует ни один, сразу начиная пить мелкими глотками. Затем она делает гримасу отвращения, открывает два и бросает их в чашку. Все это происходит за несколько секунд.

– Я тоже нервничаю, Луанна. – Я надеюсь разрушить напряжение между нами.

– Наверное, я не совсем понимаю, о чем мы будем говорить, – вздыхает она. – Ты здесь, чтобы спорить? Сразу предупреждаю: дети ужасно спали прошлой ночью, а это значит, что я ужасно спала прошлой ночью, и слишком устала, чтобы ругаться.

– Нет, я здесь не ради ссоры. Зачем мне это?

– Тогда почему мы здесь? – Она пожимает плечами.

– Потому что я не видела тебя много лет и скучаю по тебе.

– О, – произносит она с искренним удивлением.

Видимо, она по мне не скучает. Черт, это больно.

– Я все еще удивлена, что у тебя есть дети. Поверить не могу, что я этого не знала. А Митчелл? Как у него дела?

Она смотрит вниз на свои руки, а затем на меня. В ее глазах явная печаль.

– Не знаю точно. Наверное, все еще спит после веселой вечеринки со своей девушкой.

Мой рот открывается и закрывается почти сам по себе. Такого я не предвидела. Я не заметила отсутствия обручального кольца.

– Ты… ты больше не замужем?

– Развелись. Около года назад.

Это объясняет ее измученный вид. Растить двух детей одной!

– Черт. Мне жаль, Лу. Очень грустно это слышать.

– Правда? Тебе жаль? – Она откидывается на спинку стула и делает глоток кофе.

– Конечно. – Я пытаюсь сдержать язвительность. – Почему мне не должно быть жаль?

– Теперь, когда я сижу перед ней, я понимаю, что слова застряли у меня в горле. Я не совсем уверена, за что я должна извиняться, а Луанна смотрит на свой высокий стакан с кофе так, как будто в нем содержатся ответы на все вопросы в мире.

– Не знаю. Я всегда думала, что он тебе не нравится или, может быть, ты считаешь нашу жизнь недостаточно интересной.

– Что? Это не правда. – Я потрясена этим откровением, но я здесь, чтобы все обсудить и, надеюсь, вернуть мою подругу. Я тоже могу быть честной, так? – Может быть, я и не любила Митчелла, но мне казалось, что он отвечает мне взаимностью. И это было нормально. Нам с ним не нужно было любить друг друга. Это не я выходила за него замуж. Но мы всегда были дружелюбны, как мне казалось. Так вот почему ты перестала мне звонить? Мы с тобой были неразлучны. Это было очень обидно.

– Я перестала звонить? – В ее голосе слышится гнев. – Или это ты перестала со мной разговаривать?

Она сказала это и в прошлый раз, и я все время думала об этом. Я пыталась вспомнить то время в моей жизни, кажется, шесть лет назад. Я работала над огромным судебным процессом и большую часть года моталась между домом и Нью-Йорком. Возможно, я пропустила пару событий, но я не переставала отвечать на ее звонки. Я качаю головой. Она все неправильно помнит. Все произошло совсем не так. Вовсе нет.

– В последний раз, когда мы каким-либо образом общались, я отправила тебе смс, после того как оставила сообщение на автоответчике. Ты так и не ответила. – Я делаю паузу. Она смотрит на меня так, словно ждет чего-то еще. – Следовательно, это ты перестала разговаривать со мной.

– Ты хотела поговорить со мной? Или ты хотела поговорить со мной о себе? Ты прикидываешься эгоцентричной или действительно не понимаешь? – Ее слова обжигают меня, как лед.

– Ауч, – бормочу я и чувствую, как начинаю закипать. – Я и не подозревала, что я такой ужасный человек. И почему ты вообще так долго была моим другом? – произношу я с сарказмом. – Ты тоже не всегда была идеальна, но мы всегда принимали друг друга со всеми недостатками. Я думала, что между нами было больше хорошего, чем плохого. – Она молчит, поэтому я продолжаю: – Если ты чувствовала, что я зациклена на себе, ты могла бы сказать мне об этом. Ты знала меня достаточно, чтобы осадить.

– И навлечь на себя гнев Амелии Монтгомери? Нет, спасибо.

– О, пожалуйста, не сиди здесь и не веди себя как невинная тихоня. Ты всегда могла постоять за себя. Если я вела себя как стерва, ты могла мне сказать. Возможно, я бы разозлилась и мы бы перестали говорить на день или два, ну и что? Люди постоянно ссорятся. Мы и раньше ссорились, но всегда мирились.

Она даже не смотрит на меня. Однажды вечером за выпивкой за несколько недель до свадьбы она призналась, что хочет все отменить. Может быть, я должна была убедить ее пойти на свадьбу. Возможно, «хороший друг» подбодрил бы ее и объяснил все причины, по которым эти чувства «нормальны» и ничего не значат. Вместо этого я сказала ей, что если она не хочет выходить замуж, то не стоит этого делать. Возможно, я даже сказала, что она слишком хороша для Митчелла. Она была красива и могла в одно мгновение найти другого мужчину, если бы не хотела выходить за него. Она плакала, я плакала, мы выпили еще. Две недели спустя она шла к алтарю с Митчеллом, и этот разговор был забыт. Может быть, это была не та поддержка, в которой она нуждалась в ту ночь. Это преследует меня по сей день. Проигрывая в голове наши разговоры до того, как она просто перестала отвечать на мои звонки, я думала, что, возможно, мне следовало быть мягче, но теперь я понимаю, что на самом деле ее (и Митчелла) разозлило то, что я все-таки была права. Митчелл оказался придурком.

– Тебя обидело что-то конкретное или ты просто ненавидела меня за все? – спрашиваю я.

Она выглядит побежденной, когда отвечает. Ее плечи опускаются, и она ставит кофе на стол.

– Я не ненавидела тебя, Милли. Я и теперь тебя не ненавижу. Не было какой-то конкретной вещи. Я бы даже не сказала, что было так много вещей… Просто иногда люди отдаляются. Мы повзрослели, начали жить разными жизнями. Я не вписывалась в твою, а ты в мою. Иногда это просто происходит, понимаешь? Дружба себя исчерпывает.