Текст книги "Проект с извинениями"

– Да. Разделяем государство и церковь. Работа остается на работе, и мы ее не обсуждаем.

Звучит довольно неплохо, если подумать. Так я смогу избежать риска нарушить соглашение, а он не сможет говорить о делах и Джонсе-младшем и расстраивать меня этим.

– Будет славно просто провести время вместе.

– Особенно если ты не станешь опять поднимать эту тему.

Он прав, черт возьми.

– Что ж, теперь у нас есть четкие правила, так что я не стану повторять своих ошибок.

Он улыбается и качает головой.

– Первое свидание и уже правила?

– Правило. Одно. Всего лишь. Никаких разговоров о работе, очень просто.

– Договорились, – кивает он. – Уверен, у нас впереди еще много некомфортных свиданий. Как истинный джентельмен я не могу снова переспать с тобой без определенного набора ритуальных действий. Сегодня угощаю тебя вином и обольщаю, на втором свидании, возможно, поцелуемся, ну а дальше посмотрим.

На этот раз я не выдерживаю и хохочу во весь голос.

– То есть этот ужин – просто часть твоего плана по соблазнению?

– В конечном счете да. Не буду врать, я хочу снова с тобой переспать. А приятные разговоры с легким привкусом враждебности – это неплохое дополнение. – Я стараюсь не улыбаться слишком уж широко, чтобы Джон не загордился еще больше. – Я не буду спать с тобой сегодня. Не занимаюсь таким на первых свиданиях. Просто для справки, – смеется он.

Да, мы уже переспали, так что теперь делаем все наоборот. Но он хороший парень, и я ценю его честность.

Мы ставим жирную точку в темах, связанных с работой, и хотя мне все еще очень любопытно узнать, занимается ли он делом Фиби, остаток вечера мы просто болтаем и узнаем друг друга поближе. Оказывается, он живет в Чикаго всего несколько месяцев. Он переехал сюда ради работы. Моей работы. Ну, не совсем моей, потому что партнером в фирме он еще не стал, но движется к этому – у него больше опыта, чем у всех других работников компании. Он родился и вырос в Портленде. У него есть сестра, как и у меня, и он ужасно по ней скучает. Я рассказываю ему о Нине, о том, как она вечно пытается сделать из меня пациентку, но я все равно люблю ее больше всех на свете.

Я оглядываюсь и вижу бармена, склонившегося над стойкой и возящегося со своим телефоном. Официант, бедняжка, зевает и выглядит так, как будто просто хочет, чтобы мы убрались отсюда к черту, а он смог пойти домой. Все остальные столы уже пусты, стулья сложены на них ножками вверх, и какая-то женщина подметает пол.

– Оу, мне кажется, ресторан уже закрывается. Сколько времени? – спрашиваю я, и Джон бросает взгляд на часы.

– Двадцать минут двенадцатого. По-моему, они закрываются в одиннадцать.

Мы оба оглядываемся и вздрагиваем.

– Ох, черт! – Я искренне удивлена тем, что мы оба так увлеклись, что не замечали ничего происходящего вокруг.

Джон виновато глядит на официанта, а потом берет счет, который кладут ему на стол.

– Давай разделим, – предлагаю я, хватая сумочку.

– Нет, – твердо отвечает он и кладет свою кредитку в конверт, даже не взглянув на счет.

* * *

Мы стоим перед рестораном, и служащий сначала пригоняет мою машину и вручает ключи, а затем бежит за машиной Джона. Жара все еще чувствуется даже в такое позднее время. Я вижу маленькую капельку пота, выступившую на лбу Джона. Уверена, мое лицо тоже начинает блестеть все больше с каждой минутой, проведенной на улице.

– Я отлично провел время, Милли. – Джон нежно целует меня в щеку, а потом открывает дверцу машины, помогая мне забраться внутрь.

– Я тоже, – улыбаюсь я.

– Я тебе позвоню. – Он прикрывает дверь машины. Я пристегиваю ремень безопасности и вздрагиваю от стука в окно.

Увидев Джона, я нажимаю кнопку, чтобы открыть окошко. Он наклоняется, заглядывая в салон.

– Я рискнул прийти сюда после того, как вышла та статья. Посчитал, что лучше использовать кредит доверия и пообщаться с тобой. Пожалуйста, постарайся сделать то же самое для меня. Я обещаю, ты не пожалеешь. – Я чуть приоткрываю рот в изумлении. – Ты прекрасная женщина, Милли. Даже когда настроена враждебно. Даже тогда я чувствую, что восхищаюсь тобой. Это был хороший вечер и я… я не знаю. Просто хочу, чтобы ты знала, даже если воображаемые присяжные в твоей голове все еще не пришли к заключению насчет меня, это не меняет моего к тебе отношения. Я уже знаю, что я о тебе думаю и что чувствую.

– Хорошо, – произношу я мягко.

Он наклоняется ближе и целует меня в губы. Без намека на секс, даже без языка, но я чувствую себя так, словно ток пробегает по мне до самых кончиков пальцев на ногах. Поцелуй такой быстрый, и нежный и… Черт, мне кажется, что мне нравится Джон. Я знаю, что не люблю его работодателей, но…

Господи, пожалуйста, пусть его худшим недостатком будет работа на ДДФ.

Глава одиннадцатая

Луанна

Гэри

Линдси

Дженни О.

Дженни М.

Дженни З.

Мэри

Офис

Бренда

Маргрет

Хименес

«Удачного первого дня в школе!»

Это написал мне Джон. Прошло две недели с нашего свидания в «Мяте», и с тех пор мы один раз пообедали и еще раз поужинали вместе. Я призналась, что нервничаю перед первым занятием по испанскому в местном колледже, и он подбодрил меня.

Спустя час занятий я понимаю, что просто не будет. Все-таки учиться намного легче, когда ты молод, особенно новому языку.

В конце урока я кладу учебник испанского в свою огромную сумочку и вздыхаю. Да, я записалась на испанский, потому что это единственное, что я могла сделать, чтобы стать как-то ближе к той части себя, о которой я раньше даже не подозревала.

У меня есть куча детских фотографий моего отца, на которые я теперь смогла посмотреть новыми глазами. Не знаю, какой ключ к нашим испаноязычным генам я хотела на них найти, но все еще продолжаю возвращаться и просматривать их. И, конечно, не нахожу никаких намеков. Никаких. На фотографиях просто ребенок, который выглядит как сотня других детей.

– Что ж, похоже, класс будет сложным, придется напрячь все свои извилины, – отмечает мужчина, сидящий рядом со мной в течение последнего часа урока. Я смеюсь, радуясь, что кто-то чувствует себя таким же потерянным, как и я.

– И не говори. Не знаю, получится ли у меня хоть что-нибудь.

Он застегивает молнию на своей сумке и протягивает руку.

– Зет Альфонсо.

– Тебя зовут Зет? – Я стараюсь, чтобы это не звучало оскорбительно. Может быть я просто не расслышала.

– Нет, Захария, вообще-то, но большинство людей зовут меня Зет. Так проще.

– Захария… – Я стараюсь произнести имя правильно, с буквой «З», с этим испанским акцентом, который звучит как элегантная шепелявость. Кажется, получилось. – Пусть будет Зет. Я Милли. Милли Монтгомери. Приятно познакомиться.

– Мне тоже, Милли. – Он пожимает мою руку чуть дольше, чем следовало бы. Ему лет тридцать пять на вид, и у него очаровательная улыбка. Через плечо у него перекинута сумка с учебником, исписанным заметками, и ноутбуком.

Из класса мы выходим вместе, продолжая болтать.

– Почему именно испанский? – спрашивает Зет.

– Ну, это немного глупо, но недавно я сделала генетический анализ и выяснилось, что во мне очень много испанской крови, о которой я не подозревала, потому что моего отца усыновили, когда он был совсем маленьким. Теперь у меня есть жгучее желание выучить испанский. Воссоединиться с корнями и все такое…

Почему я рассказываю ему это? Вообще-то мне сложно заводить друзей.

– А ты точно не работаешь на компанию, предлагающие эти услуги? – смеется он.

– Я знаю, звучит довольно безумно. Странно узнать, что у тебя есть целая ветвь родословной, о которой ты даже не подозревала. А ты? Почему записался на эту пытку?

– Мои родители из Колумбии, но я родился здесь, в Штатах, в Коннектикуте. Они всегда переживали, что я не говорю по-испански. Со мной они говорят на родном языке, но я обычно отвечаю на английском. Но на работе открывают филиал в Пуэрто-Рико, и я получил должность. Переезжаю в следующем году, так что решил подучить язык. И для работы, и для родителей. Я немного его знаю, но un poquitо[2]2
  Чуть-чуть (исп.).


[Закрыть], – на последнем слове он соединяет большой и указательный пальцы вместе.

– Кажется, твоя причина более уважительная, чем моя, – смеюсь я. – А кем ты работаешь?

– Менеджер по работе с клиентами в маркетинговой фирме. А ты?

Что ж, это объясняет его дорогой костюм и галстук. Зачем я только спросила его о работе. Теперь придется что-то отвечать.

– Я адвокат… ну, была, сейчас уже не работаю. Сделала перерыв. – Не признаваться же ему, что я вышла на пенсию, будет звучать странно и вызовет еще больше вопросов. – Все сложно, – наконец, говорю я, потому что все звучит так, как будто у меня сложности с поиском работы. Потом я показываю на угол парковки. – Вон моя машина.

– Что ж, было приятно познакомиться, Милли, у которой все сложно. Увидимся на следующей неделе.

Сложно! Ха-ха. Строго говоря, так и есть.

– Увидимся, Зет, менеджер по работе с клиентами.

Он машет рукой, и мы расходимся по своим машинам. Кажется, я только что завела себе друга.

Как только я сажусь в машину и подключается Bluetooth, мой телефон звонит.

– Не хочешь поужинать сегодня вечером? – спрашивает Нина вместо приветствия. Мы всегда стараемся ужинать вместе минимум раз в неделю, хотя и болтаем все время по телефону. И даже когда я была завалена работой, для Нины всегда находила время.

– Конечно. У меня в шесть?

– У тебя? Ты закажешь еду?

– Нет, я приготовлю. Хочу попробовать новый рецепт, недавно увидела его на своем онлайн-курсе.

Я хочу попробовать приготовить тушеные ребрышки. Мама готовила их почти каждый день, когда мы были детьми. У нее был набор быстрых рецептов, которые она готовила всегда: мясной рулет, лазанья, жаркое и еще несколько блюд. Будучи занятым офис-менеджером в кабинете врача и матерью двоих детей, она каждый вечер бежала домой, чтобы успеть приготовить и накрыть на стол. Времени на новые рецепты у нее никогда не было, но это не значит, что она плохо готовила. Я не считаю себя великим поваром, но хочется добавить в список коронных блюд что-то кроме яичницы и спагетти.

– По-моему, ты забыла, что ненавидишь готовить.

– Приготовься к новым впечатлениям!

– Хорошо… Я попробую. – Она отключается и присылает мне сообщение с эмодзи рвоты «Смотри не отрави меня!»

Я отвечаю смайликом-дъяволом.

В кроссовках, легинсах и футболке с изображением кактуса и надписью «Не люблю обниматься» я отправляюсь в продуктовый магазин. Полтора часа спустя в отвратительном настроении я открываю дверь своего дома. Ненавижу потеть, а в этом месяце для этого достаточно просто выглянуть из дома. А еще я не учла количество всего, что надо купить, и домой вваливаюсь с горой пакетов. Стоило мне уронить покупки на стол, как я снова услышала звонок телефона.

– Как прошли занятия? – спрашивает Джон.

– Тяжело. Как работа?

– Выматывающе. Не хочешь поужинать?

– Не могу, уже есть планы. Давай завтра?

– Завтра не смогу я. Пятница? Пообедаем перед моим отлетом в Вегас? – В одном из наших ночных разговоров он рассказал, что у него новое дело, а обвиняемый находится в Вегасе, соответственно, в обозримом будущем ему придется совершить несколько рабочих поездок.

– Звучит отлично, – отвечаю я.

– Встретимся у офиса в час?

– Договорились.

– Супер. Скоро увидимся, и не слишком веселись со своим «планом» сегодня вечером, – советует он, прежде чем отключиться.

Я смотрю на экран в недоумении. Он же не думает, что у меня свидание с кем-то другим? Нужно было оправдаться, но у него тоже планы на завтра, и он не сообщил мне никаких подробностей. Так что я не обязана ему ничего объяснять, правда? Я пытаюсь выбросить это из головы, пока принимаю душ, смывая утренний пот, а затем принимаюсь готовить ужин для Нины. Пока вся еда готовится, я захожу на сайт 23andMe. Это потрясающе, сколько новой информации они могут рассказать вам, базируясь на данных тех, кто сделал тест недавно. Мне очень хочется узнать что-то о родственниках на Кубе, но никаких новых данных не появилось, остается только ждать. Я решаю купить кулинарную книгу испанской кухни. Кажется, пора выводить мое увлечение готовкой на новый уровень.

* * *

Все-таки стоило потренироваться готовить ребрышки, прежде чем приглашать сестру…

– Милли, дорогая, они выглядят как суп. Уверена, что так и должно быть?

Мы обе заглядываем в кастрюлю, когда я в последний раз перемешиваю блюдо перед подачей на стол.

– Я четко следовала инструкциям. Не понимаю, что пошло не так.

Нина забирает у меня ложку и зачерпывает немного из кастрюли.

Я жду реакции.

– Не так уж ужасно.

– Но и не потрясающе?

– Я бы не сказала, что потрясающе, но… – Она хлюпает ложкой в вареве и пробует еще немного. – Для начала вполне неплохо.

– Если бы я сказала, что это должно было быть рагу, тебе бы больше понравилось?

– Да. Для рагу это довольно неплохо.

– Тогда, Нина, я приготовила рагу на ужин.

Она смеется, пока я раскладываю по тарелкам ароматное рагу. Я нарезаю толстыми ломтиками французский багет с хрустящей корочкой и подаю вместе с основным блюдом. А рис, который я приготовила к ребрышкам, просто оставлю на завтра.

– В следующий раз хочу попробовать приготовить паэлью.

– Как думаешь, причина, по которой мы так любим паэлью, кроется в наших испанских генах?

– Нет, мне кажется, что большинство людей просто любят паэлью.

– Ты и правда так увлеклась генетикой?

– Да! И не понимаю, почему тебе совсем не интересно! – восклицаю я. – Пока что я просто проверяю сайт, но не знаю где начать. Может быть, нанять кого-то, кто занимается составлением родословных.

– Вау. Просто… вау, – в изумлении смотрит на меня Нина. – Мне это кажется излишним, но если тебе и правда настолько любопытно, то в этом есть смысл… наверное.

Она всегда поддерживает меня во всем, что бы я ни делала.

– Мама и меня заставляет сделать этот тест.

– Сделай! На сайте можно отрегулировать настройки конфиденциальности, чтобы твои потенциальные родственники могли связаться с тобой или ты с ними. Со мной, правда, никто не связывался…

– Ты ищешь биологических родителей папы?

– Ну, не то чтобы активно ищу. Просто проверяю, нет ли совпадений с кем-то. Вдруг найдется кто-то из родственников. Удивительно же, если где-то у нас есть еще семья. Не могу поверить, что тебе это не интересно!

– Мне не то чтобы не интересно, просто не понимаю, какой в этом смысл. Разве в твоей жизни что-то изменится, если ты найдешь кого-то?

– Полагаю, ничего. Но это же наши корни, наша идентичность. Я немного погуглила про Кубу, и везде пишут, что кубинцы обычно очень щедрые и хороши в шахматах. В точности как ты! Это же круто?

Она пожимает плечами.

– Мне нравятся шахматы, потому что в них нравилось играть маме, и она меня научила. У тебя не хватало терпения, а мне понравилось. И мне не кажется, что я такая уж щедрая. И в любом случае, не понимаю, почему тебе так важны причины, по которым мы что-то делаем или являемся теми, кто мы есть. Почему ты, например, помешана на чистоте, а я нет? Просто так сложилось. Но если ты и правда хочешь углубиться во что-то, то мы можем поговорить о непроработанных травмах, которые побуждают тебя…

– Нет! Я не хочу. Последнее, чего мне хочется – это заниматься психоанализом. Мне всего лишь кажется, что было бы классно пообщаться с кем-то с похожими качествами.

– Какими? С людьми с большой задницей?

Я смеюсь.

– А что, если эти люди окажутся ничуть не похожими на тебя? Есть гены, а есть влияние семьи и социума. Может оказаться, что у тебя с ними нет ничего общего.

– Может быть, – киваю я. Я тоже думала об этом. – Но я все еще хочу их найти. Может быть, это объяснило бы мою странную аллергию на ананасы, или почему я могу сворачивать язык трубочкой, а ты и родители нет. Или я найду какую-то потерянную часть себя и это чувство, как будто мне постоянно чего-то недостает, исчезнет.

Может быть, я найду людей, которые поймут меня. Людей, которые поймут мою потребность постоянно побеждать, тяжело работать и все переосмыслять по много раз. Этого я не произношу вслух. Я не хочу беспокоить Нину и не хочу, чтобы она снова села на своего психотерапевтического конька и начала меня анализировать. Она пожимает плечами.

– Я понимаю, почему тебе это интересно, просто не чувствую того же.

– Звучишь в точности как папа.

– Может быть, ты поедешь в Испанию или на Кубу, – добавляет она. – Для расследования.

– Ну, изучать испанский и лететь через весь земной шар – это разные вещи.

– Что ж, я голосую за поездку. Куба, Багамские острова, Европа. Куда угодно. Жизнь коротка, наслаждайся своей пенсией.

– Было бы здорово познакомиться с кем-нибудь из кузенов, да?

– То есть ты все-таки думаешь об этом?

– Нет, ну, может быть… Не знаю. Ты же в курсе, я не люблю путешествовать. Так что сейчас я просто хочу подучить испанский и научиться готовить тапас или флан.

– Думаю, было бы здорово, если бы где-нибудь нашлась куча Монтгомери, о которых мы не знаем.

– Ну, вряд ли они будут Монтгомери, но да, было бы круто. В любом случае, испанский ужасно сложный. Я и дня не продержусь в Испании.

– Собираешься бросить? – хихикает она.

– Ни в коем случае! Собираюсь учиться еще прилежнее.

– Ты не должна подходить ко всему с таким усердием, Милли. Это же не соревнование. Ты просто сдала генетический тест и вот уже учишь испанский и собираешься лететь на Кубу.

– Ну, у меня никогда не было времени, чтобы заниматься чем-то для себя. Я понятия не имею, что мне нравится, что не нравится, в чем вообще состоят мои желания, помимо работы. Я чувствую, что это мой шанс попробовать все, что когда-либо меня интересовало, и посмотреть приведет ли это к следующей главе моей жизни. И теперь я узнала, что есть целая часть меня, с которой я еще не знакома.

– Это здорово, Милли. То, какой осознанной ты становишься.

– Ну, ты промывала мне мозги все эти годы, возможно это сработало. – Я подмигиваю. – Хватит обо мне. Что у тебя нового?

– Ничего особенного. Кевин хочет, чтобы мы снова начали встречаться.

– Кажется, это я уже слышала. И? – Я закатываю глаза.

– И ничего. В этот раз все и правда кончено. Я дала ему кучу возможностей вывести наши отношения на новый уровень. Он ими не воспользовался, так что я не собираюсь просто сидеть и ждать.

– И ты в порядке?

– В порядке. – Она пожимает плечами. – Пробую знакомиться в Интернете. Расширяю свои границы.

– Правда?

В отличие от меня у моей сестры куча друзей и она любит рисковать. Она совершенно уравновешенный человек, а я, по-видимому, нет.

– Правда! Тебе тоже нужно попробовать, Милли. Это весело и довольно занятно.

– Занятно? Несчастные! Они не знают, что ты анализируешь каждое их слово с точки зрения психоанализа, да?

– Как будто ты можешь вести разговор, которые не звучал бы как перекрестный допрос или вступительное слово.

– Я пытаюсь отучиться.

– Поверю тебе, когда сама это увижу. А теперь расскажи мне побольше о Джоне. Что-нибудь новое на адвокатско-любовном фронте?

– Ну, пока мы избегаем разговоров о работе, все идет прекрасно.

– Насколько прекрасно? – спрашивает она, намекающе поводя бровями.

– Нет, не настолько прекрасно. После той пьяной ночи он не пробовал ничего, кроме поцелуя на ночь, а я не люблю торопиться. Он работает на ДДФ, а я хочу проверить его и узнать немного получше.

– В какой-то момент тебе придется начать доверять своим инстинктам, Милли. Не каждый парень обязательно придурок.

Она права, но я все еще сомневаюсь.

– Я не думаю, что смогу вынести еще один отказ или разочарование, – признаюсь я прежде, чем успеваю подумать. – И думаю, что не только я в этих отношениях сомневаюсь и колеблюсь. Он не делает никаких шагов дальше, но и я не даю ему понять, что хочу этого. Что, если он все же ведет дело Фиби? У меня вся жизнь изменилась из-за этого идиотского дела, и я просто не могу встречаться с кем-то, у кого ценности абсолютно не совпадают с моими.

– Это же он стоит за твоим «извинительным» проектом? Он пробудил в тебе те эмоции, и ты почувствовала особую связь с ним в ту ночь, на свой день рождения. Ты редко бываешь откровенна, Миллс, особенно с незнакомцами. И все же почему-то ему доверилась. Да, ты была пьяной, но все же не невменяемой. Просто в ту ночь ты доверилась своей интуиции. Почему бы не сделать этого снова?

– Ладно… В чем-то ты меня убедила, – соглашаюсь я. – Я не думала об этом с такой точки зрения.

– И откуда ты вообще знаешь, что у него другие ценности? Ты хоть раз его спрашивала?

– Он отказался рассказывать мне детали о деле, над которым работает. Не напрямую по крайней мере.

– И ты, конечно, совсем не настаивала. – Нина слишком хорошо меня знает.

– Если я узнаю это точно, то все закончится, а я не хочу, чтобы оно заканчивалось.

– Возможно, это самая честная вещь, что ты когда-либо мне говорила, Милли. Но ты, выходит, предпочитаешь находиться в неопределенности? Это же стресс. Если ты не спрашиваешь его, потому что не хочешь знать правду, тогда просто наслаждайся тем, что между вами есть сейчас. Или, наоборот, двигайся дальше. Но не пытайся усидеть на двух стульях сразу. Это просто создает ненужное напряжение для всех участников ситуации.

За то короткое время, что мы общались с Джоном, я поняла, что дело не только в сексе, но и в моем желании стать с кем-то близкими, открыться кому-то. Ну и потом… тот факт, что никто не пришел на мою вечеринку, все еще меня расстраивает, а Джон с того момента только все больше восхищает меня. Но как и в случае с проектом, нужно просто закрыть глаза и прыгнуть в пропасть, надеясь, что однажды это окупится.

Я бросаю Нине салфетку через стол.

– В последнее время каждый раз, когда я говорю с тобой, я чувствую себя ужасно незащищенной. Перестань заставлять меня так много думать о чувствах. Мне это не нравится.

– Ха. Интересно, – смеется Нина.

– Давай обсудим что-нибудь другое.

Она снова усмехается и хитро прищуривает глаза.

– Как поживает твой проект с извинениями?

Я беру бутылку вина и разливаю по бокалам.

– Вряд ли можно назвать это «проектом». Это просто то, чем я занимаюсь в последнее время, и все идет хорошо. Я извинилась еще перед двумя людьми, и это было приятно. И в отличие от Бренды они оба приняли мои извинения.

– Но я видела, что Бренда лайкнула твое фото на Фейсбуке недавно.

– И что?

– Она добавила тебя в друзья на Фейсбуке, Милли. Она лайкнула твою фотографию.

– И как это связано? Клянусь, иногда ты настолько нелогична, что у меня голова кружится.

– Мы живем в мире, где тебя оценивают по социальным сетям. Если ты не запостил фотографию и не написал, где ты сейчас, то тебя там как будто бы не было. Если ты ссоришься с кем-то, то он закрывает от тебя страницу; если ты хочешь подружиться или наладить с кем-то отношения, то ты кидаешь ему запрос на дружбу. Это ее способ протянуть тебе руку.

– Нажав кнопку «добавить в друзья»?

– Да. А ты приняла запрос. Все просто. Одна маленькая кнопка имеет огромное значение. Если бы ты не приняла ее запрос, то это было бы равносильно пощечине. А если бы заблокировала от нее страницу, то это… как будто бы плюнула в лицо. На днях у меня была пациентка шестнадцати лет, которая пять дней не вставала с постели, потому что парень, в которого она влюблена, не лайкнул ее фотографию в купальнике, зато лайкнул фотографию собаки, опубликованную ее лучшей подругой.

– Мне не шестнадцать, – закатываю я глаза, – а этой девушке нужно взять себя в руки. Если в шестнадцать она так переживает из-за парня, то что будет в двадцать, когда она застанет своего жениха с другой девушкой?

– Боже, Милли…

Я пожимаю плечами, потому что такова жизнь, и Нина сама это прекрасно знает.

– Ты никогда не говоришь о Маркусе или о других парнях, с которыми встречалась. Я всегда это замечала. Ты расстаешься, и все кончено.

– Это и есть расставание, когда все кончено.

– Но печаль о чем-то не делает тебя слабой.

– У кого вообще есть время, чтобы ныть?

– У всех. Может быть, если бы ты немного поныла, то проще было бы открываться людям, но ты всегда просто молча закрываешься в своей раковине.

– О нет, даже не начинай. Это не имеет отношения к Маркусу, Алексу или любому другому парню. Нет никаких непроработанных травм и неразрешенных вопросов. Мы говорили о Бренде, и ты рассказывала какую-то ерунду о социальных сетях. Давай вернемся к этой теме.

– Я просто имела в виду, что Интернет заставляет нас всех зацикливаться на глупостях, и если Бренда хоть немного понимает в социальных сетях, то это был знак примирения.

– Ладно, в этом есть какой-то смысл. Но два других человека, перед которыми я извинилась, повели себя очень мило… Что, если следующий раз пройдет не так хорошо? Я не хочу, чтобы кто-нибудь захлопнул дверь прямо перед моим носом.

– Ну, да. Может случиться и так. Но какая разница? Ты извиняешься ради них или ради себя?

– Я думала, что ради них. Сказав им, что я сожалею, я бы починила сожженные мосты и, возможно, построила бы новые отношения. Может быть, все это время я смотрела на это с неправильной стороны. Я просто даю им то, чего они заслуживают. И надеюсь, что это что-то исправит.

– Но кого или что ты хочешь исправить, дорогая? Их или себя?

– Да, я делаю это ради себя.

– Тогда какая разница, примут они или нет твои извинения?

Даже если кто-то хлопнет дверью у меня под носом, может быть, я этого заслуживаю. Черт возьми. Меня снова подвергли психоанализу!