Текст книги "Проект с извинениями"

Глава восьмая

Луанна

Гэри

Линдси

Дженни О.

Дженни М.

Дженни З.

Мэри

Офис

Бренда

Маргрет

Хименес

Душ – это прекрасно. Я почти, почти забываю о Джоне. Мы расстались около тридцати минут назад, после того, как он довез меня до дома, проводил до двери, а затем попрощался, промолчав до этого всю дорогу. Проверив кота, который прекрасно обходился и без меня, я принимаю душ, не торопясь сушу волосы, мажусь кремом, а затем с наслаждением натягиваю домашние брюки и футболку.

Вынимая все из сумочки, я замечаю на дне визитную карточку Джона. На обратной стороне надпись: «Надеюсь, ты позвонишь». Интересно, когда он успел положить ее туда? До того, как я назвала ночь, проведенную с ним, ужасной, или после? Я внимательно разглядываю визитку. Джон Эллис. Напечатана совсем недавно. Интересно, ему отдали мой кабинет? Дружит ли он с партнерами? Особенно с Джонсом-младшим. Если да, то, значит, он такой же мудак, несмотря на умопомрачительный секс и увлекательную беседу. Я сминаю визитку и выбрасываю в мусорное ведро. Не хочу никаких связей со своей прошлой жизнью. Особенно после эпически провалившейся вечеринки, которая нужна была для того, чтобы восстановить старые связи с людьми. Лучше будет начать новую жизнь. Только вот сегодня воскресенье, середина дня, и мне больше нечем заняться, кроме как раз за разом прокручивать в голове унизительную встречу с Брендой. Меня беспокоит, что она не приняла мои извинения. Это было так давно, неужели она с тех пор затаила обиду? Я знаю, что не имею права злиться, но ничего не могу с собой поделать. Я поступила правильно, нашла ее и попросила прощения. Это должно что-то значить, верно?

Я пытаюсь отвлечься с помощью телевизора, но в одном из ток-шоу рассказывают о Хью Фиби и «разворачивающемся скандале». Выступает даже адвокат с экспертным мнением и говорит, что этот судебный процесс может стать одним из самых крупных и значимых за последнее десятилетие, если все женщины, подписавшие соглашение о неразглашении, или жертвы, которые никогда не заявляли о себе, начнут давать интервью или решат дать показания в суде.

Пока адвокат рассуждает о возможных исходах, на экране крутят фото, на которых Джонс-младший выходит из здания суда. С ним Фиби и его жена, они мило держутся за руки. То, что фото срежиссировали специально, настолько очевидно, что я немедленно выключаю телевизор. Меня тошнит от злости и отвращения. Теперь, когда телевизор выключен, я решаю поддаться своему любопытству и полистать Фейсбук.

Но к этому решению я прихожу не сразу. Сначала листаю в телефоне ленту новостей, потом каким-то образом перехожу на Goodreads. Это, конечно, не совсем социальная сеть, но я все равно печатаю имя Луанны в строке «найти друзей». Ничего не находится, это заставляет меня вернуться мыслями к Фейсбуку, и я решительно тыкаю на недавно добавленный значок в телефоне.

– Я веду себя, как преследователь, Уильям? Это сильно странно? – Кот смотрит на меня с осуждением. Я сорокалетняя женщина, шпионящая за старой подругой на Фейсбуке вместо того, чтобы узнать действует ли ее старый номер, все еще хранящийся в записной книжке. Это жалко, и я чувствую себя глупо, но Фейсбук, как это обычно и бывает, затягивает меня в свои сети.

Несколько часов спустя, к тому моменту, как глаза у меня начинают слипаться, я знаю о Луанне и всех остальных из моего «списка» больше, чем мне бы хотелось. Я также установила Твиттер, Снапчат, ТикТок и Инстаграм. Я понятия не имею, как они работают, но я подсела и мне это не нравится. Надеюсь, Большой Брат не найдет меня так же легко, как я нашла всех.

На следующее утро я просыпаюсь от звука уведомления. Смс от Нины:

«Ты теперь в Фейсбуке? Кто ты и что ты сделала с моей «слишком взрослой для такой ерунды» сестрой?»

«Я никогда не говорила, что слишком взрослая для Фейсбука. У меня просто никогда не было на это времени», – отвечаю я, лежа на животе. Уильям мурлычет у меня под боком.

«То есть это правда ты? Ты зарегистрировалась?»

«Вроде того».

«Вроде того? Это как с беременностью, сестренка, нельзя быть «слегка» в Фейсбуке, ты или есть там, или нет».

«Ладно, да, я там есть. В основном потому, что мне надо провести небольшое исследование, а не потому, что я собираюсь постить селфи и фотографировать еду».

«В Интернете «исследовать» – это практически синоним слова «шпионить», а тот факт, что ты только что использовала слово «селфи» и знаешь об одержимости людей фотографиями еды, дорогая сестра, означает, что ты уже втянута в водоворот соцсетей.  Не могу дождаться, когда ты начнешь покупать Уильяму смешные шапочки и заведешь ему свою страничку».

Я хихикаю, сажусь и набираю номер Нины, мне хочется услышать ее голос, а еще поскорее рассказать ей обо всем, что произошло.

– Мне надо рассказать тебе про вечер субботы, – начинаю я.

– Так, мне почему-то кажется, что это не телефонный разговор. Давай встретимся в моем офисе или в баре? – прерывает меня Нина.

– Нет, только не бар, я больше никогда не буду пить! – отказываюсь я почти со стоном.

– Тогда в офисе. – В трубке слышится ее смех. Возможно, она права и мне стоит обратиться к психологу.

– Я переспала с Джоном.

– Тем горячим мужчиной из бара? А кто он?

– Тем самым, и он новый сотрудник в моей бывшей фирме.

– И ты не из тех, кто спит со случайными мужчинами, так что наверняка сейчас чувствуешь… – Она делает паузу, ожидая, что я продолжу, как, вероятно, делает с детьми на работе. Когда я не отвечаю, Нина начинает предлагать варианты: – Сожаление, смущение, удовлетворение, волнение…

– Я сбита с толку.

Да, вот как я себя чувствую. Я встаю и направляюсь в ванную. Прижимая телефон к уху плечом, начинаю чистить зубы.

– Вау. Хорошо. Такого слова я обычно не предлагаю детям, но оно выразительное. Итак, что именно тебя смущает? Думаешь, он больше тебе не позвонит? Секс был плохой? Пытаешься понять, не должна ли ты позвонить ему первой?

Я полоскаю горло и сплевываю, в трубке слышится, как Нина что-то делает на кухне. Наверняка взбивает яйца. Она почти каждый день готовит себе белковый омлет на завтрак.

– Нет, ничего из этого. Было странновато спать с незнакомцем, но мне скорее понравилось, чем нет. Очень освобождающее чувство удовлетворения.

– Справляешься с выражением эмоций, молодец!

Я со смехом продолжаю:

– Чуть позже все стало немного сомнительнее.

– Ого! Вас застала его девушка?

– Нет!

– Его жена?

– Господи, Нина! Нет, конечно нет. Откуда к тебе в голову приходят такие идеи? – Я трясу головой, а потом продолжаю: – В общем, мы болтали, я слегка напилась и стала разговорчивой. И, по всей видимости, написала целый список людей, перед которыми мне нужно извиниться.

– Ты… Ты что? Я не совсем поняла.

Я терпеливо выдыхаю и приступаю к варке кофе.

– Моя вечеринка оказалась полным провалом. Напомни мне убить тебя при следующей встрече. – Нина ворчит в трубку, но я продолжаю: – Мне было немного жаль себя, и я призналась, что, возможно, вела себя несколько стервозно с некоторыми людьми и подумала, что поэтому они не пришли. И составила список.

– А ты умеешь веселиться. – Саркастичным тоном Нина напоминает Джона. – Что такого ты сделала людям из списка, что заставило тебя чувствовать необходимость извиниться?

– Разное, зависит от человека…

– Ну, в таком случае, возможно, тебе и правда стоит попросить прощения. Не у всех, конечно, – сразу уточняет она, – у нескольких людей, но не у тех, что были виноваты сами, вроде твоих бывших парней.

Я закатываю глаза.

– Разумеется. Я была пьяна, когда составляла список, и утром сразу же пожалела о нем, но сейчас по-настоящему задумалась, может, идея не так уж плоха.

– Извинения никогда не бывают лишними. – Нина замолкает на пару секунд. – Конечно, когда есть за что извиняться.

– Да! Я тоже так подумала. Моя вечеринка не удалась, так что я начала думать.

– Ох, Милли… – вздыхает Нина, и я представляю, как она качает головой. – Расскажи, о чем ты думала.

– Все просто. Я попрошу прощения. И снова им понравлюсь. Я приглашу их. Они придут. У меня будут друзья. Очень просто. Только вот это не было просто! Я нашла Бренду и извинилась. Это было неловко, и я только почувствовала себя хуже, Нина. Она даже не приняла мои извинения. Это было унизительно.

– Бренда? Из университета?

– Ага.

– Может быть, ты чувствовала себя неловко, потому что извинение не было искренним?

– Я знаю! Со мной что-то не так, да?

– С тобой все в порядке, Милли. Ты просто немного запуталась и растеряна. Ты недавно ушла с работы, а всю жизнь до этого только и делала, что работала. Ты очень замкнута, потому что люди делали тебе больно, и теперь ты боишься открыться. Это нормально. Просто нужно понять, что именно ты хочешь сделать. Забудь о других. Что ты хочешь?

– Я не боюсь открываться! – бросаю я раздраженно.

– Милли, ты была помолвлена с мужчиной, который разбил тебе сердце, стоило тебе начать добиваться успеха. Последний мужчина, с которым ты встречалась, порвал с тобой, когда ты не смогла пойти на рождественскую вечеринку в его офисе, потому что тебе нужно было готовиться к суду.

Я помню Уоррена. Он не мог смириться с тем, что отношения не были для меня приоритетом. И таких было много.

– Никогда не смотрела на это с такой стороны, – говорю я Нине. – Я просто думала, что они придурки.

– Они и были придурками. Вероятно, ими и остались. Вопрос в том, почему ты продолжаешь выбирать придурков.

Я закатываю глаза и делаю глубокий вдох:

– Я не специально это делаю!

Все они были приятными людьми, когда мы знакомились.

– Тебе нужно начать открываться людям, немного отпустить контроль, Амелия.

– Не знаю…

– Не представляю, как прошло твое сегодняшнее «извинение». Ты просто нашла Бренду, постучала в ее дверь и бросила: «Прости»?

Я беру кружку, по размеру больше напоминающую миску, наливаю кофе до краев и иду посидеть на балконе. День сегодня великолепный. Я глубоко вдыхаю, откидываюсь на спинку стула, наслаждаясь утренними лучами солнца. Как было бы здорово, если бы все было так просто, как на словах Нины. Мы бы встретились в кафе или пообедали; я бы надела что-нибудь презентабельное, может быть, уложила волосы, смыла помаду; мы бы посмеялись над прошлым, помирились и снова стали хорошими подругами. Тогда я бы взялась за свой список с усердием человека, получившего «Оскар» в номинации «Лучшее извинение в мире». Увы, все пошло совсем не так. То, какой уязвимой сделала меня встреча с Брендой, привело меня в замешательство. Я подавлена и тем, что сделала почти двадцать лет назад, и фактическим фиаско с извинением. Меня передергивает от одной только мысли об этом. И хуже всего – ни черта не изменилось! Мне не стало лучше, мы не стали снова друзьями, и она не приняла (и не отвергла) мои извинения.

– Вроде того. Не только, но примерно так все и было. Я нашла ее, точнее, Джон нашел, в Фейсбуке, и мы поехали вместе. Так-то я и познакомилась с миром соцсетей.

– Что именно ты пила на вечеринке?

– Все, – говорю я, и Нина смеется. – Думаешь, это будет странно? Взять и просто извиниться перед всеми, я имею в виду. Не из-за гипотетической вечеринки, а просто потому, что они и правда заслуживают извинений?

– Не странно, если подумать. И совершенно точно не плохо. – На мгновение воцаряется тишина. – А сама ты считаешь, что они заслужили извинения?

– Да, – отвечаю я, даже слишком поспешно. По крайней мере, мне так кажется. – Вечеринка была кошмарной, Нина. Это даже не тревожный звоночек, а целый колокол. Не тот, который мне бы хотелось услышать, но тот, который я заслужила.

– Не хочется в это верить.

– Потому что я твоя сестра и ты предвзята. Но я облажалась и пришло время искупить свою вину. Что думаешь? – Нина вздыхает. Кажется, я впервые в жизни лишила ее дара речи. – Понимаешь, если я никому не нравлюсь, то дело не в них, а во мне. Мне нужно разобраться в себе.

– Это может быть неприятно, ты в курсе?

– Знаю, уже подумала об этом.

– А этот парень, Джон? Он пошел с тобой извиняться?

– Ага. Было довольно унизительно.

– И ты снова с ним встретишься?

– Я выкинула его номер.

– Это не значит «нет».

– Это значит «нет», Нина. Абсолютное «нет».

Она смеется.

– Ладно, держи меня в курсе своего проекта с извинениями. Для протокола: я в замешательстве и пока не решила, как к нему отношусь.

– Это не проект, а я пока не уверена, что собираюсь довести его до конца. Но мне и правда нужно как-то выбираться из ямы, в которую я сама себя погрузила. Амелия слишком долго брала верх, боюсь, что та Милли, которой я была, уже утеряна безвозвратно.

Ужасно это признавать, но, кажется, я ничего не замечала до этого момента. Потребовалась целая серия дерьмовых событий, чтобы я поняла, насколько сильно изменилась. Точнее – насколько сильно моя рабочая маска приросла к лицу. И меня до смерти пугает, что так теперь будет всегда. Я останусь одна. Без работы. Без друзей. В полнейшем отчаянии.

– Не говори так, – слышу я голос Нины. – Ты можешь снова стать Милли так же легко, как когда-то превратилась в Амелию. Ты – это ты, просто теперь у тебя меньше работы и больше времени на заботу о себе. – Хотела бы я быть так же оптимистична. Я вздыхаю, почти физически ощущая, как тяжесть событий последних недель давит на плечи. Нина продолжает: – Ты найдешь ее. Ту, старую Милли. Я вижу ее, и ты увидишь со временем.

– Надеюсь на это, – соглашаюсь я.

На какое-то время наш разговор превращается в обычную болтовню сестер.

– Ладно, держи меня в курсе, – просит Нина. – Кстати, я планирую расстаться с Кевином. Есть идеи, как сделать это лучше?

– Есть. Не расставайся с ним.

Нина смеется.

– Ладно, сестренка, увидимся. – Она вешает трубку. Кевин и Нина то расставались, то снова начинали встречаться в течение уже нескольких лет. Сомневаюсь, что на этот раз расставание будет окончательным.

Я ставлю кружку на столик рядом с шезлонгом и прикрываю глаза. Почему-то думаю о рабочей кружке, разлетевшейся на множество осколков. Луанна подарила мне ее, когда я только начала работать на ДДФ, а разбилась она в мой последний день. Теперь мы обе – и я, и кружка – разбиты вдребезги.

Я пытаюсь дышать медленно, стараюсь найти хоть какой-то островок спокойствия во всем этом хаосе. Я живу в этой квартире уже четырнадцать лет, но редко когда удавалось просто так посидеть на балконе. Вдыхая свежий воздух и ощущая легкий бриз с озера Мичиган, я обещаю себе отныне как можно чаще проводить тут время. Потому что впервые за долгое время я почувствовала себя по-настоящему спокойной.

Я пью кофе, ощущая, как медленно, но верно улучшается мое настроение. Нельзя сказать, что краткий момент расслабления полностью очистил мой разум от тяжелых мыслей, но мне однозначно стало спокойнее. Теперь нужно найти какую-то цель, смысл во всем происходящем. Смешно, но я даже не знаю, как мне нравится развлекаться, как отдыхать. Мне повезло не нуждаться в деньгах – благодаря успешной карьере, инвестициям, собственной бережливости и огромной выплате от фирмы я могу никогда не работать. Но я не думаю, что создана для праздной жизни. Возможно, в моей ДНК просто отсутствует лень…

К слову о генах: я ведь тогда поплевала в пробирку, которую мне подсунула мама. Я отправляю ей короткое сообщение, хотя знаю, что ответ будет не раньше чем через неделю, если она вообще его заметит.

Когда мягкое солнечное тепло превращается в жар, я решаю, что стоит, пожалуй, сделать мою новую традицию вечерней. Желание сидеть на балконе в полдень будет стоить мне многих литров солнцезащитного крема.

Я возвращаюсь в дом, плюхаюсь на диван, а Уильям устраивается у меня под боком. У Уильяма сложный характер, как и у большинства кошек, он или прижимается ко мне, или прячется на самой высокой полке, избегая любых контактов. Предсказать его поведение невозможно, но сегодня он ласков, и я принимаю это с благодарностью.

Я уже почти погружаюсь в сон, когда слышу новый, незнакомый мне до этого звук уведомления. Фейсбук! Запрос в друзья от Бренды Нилсон. Я жму «Принять», не до конца понимая, что это значит. Теперь я вижу ее профиль, а она видит мой. Если она все еще меня ненавидит, то не стала бы утруждаться поиском меня на сайте и не стала бы проситься в друзья, правда? Какое-то время я верчу в голове эту мысль.

Возможно, я пока что плохо разбираюсь в этикете социальных сетей, но, засыпая, я чувствую облегчение, как будто тугой узел под ребрами наконец-то разжимается, как будто это глупое, крошечное взаимодействие в сети – большая победа проекта с извинениями.

Глава девятая

– Ты похудела, да? – вместо приветствия говорит мама. – Занимаешься спортом?

– Привет, мам. Привет, папа. – Я обнимаю их обоих, а потом сажусь напротив, в нагретой солнцем и душной отдельной кабинке в ресторане. Прошло около недели с моего дня рождения, лето в самом разгаре. На мне новые укороченные джинсы и бело-голубая майка, подходящая к синим эспадрильям на платформе. Волосы пришлось собрать в хвост, иначе за время короткой прогулки от машины к ресторану они успели бы прилипнуть к шее. Я удивлена, что родители не сели на веранде под палящее солнце, потому что они всегда жалуются на холод, даже когда на улице под тридцать градусов тепла. Я закатываю глаза, глядя на мамин теплый кардиган.

– Занимаюсь пилатесом и много хожу пешком.

– Выглядишь замечательно! – восклицает мама. Отец же переспрашивает:

– Пила… что?

Я объясняю, что такое пилатес, но родители выглядит еще более сбитыми с толку.

– Иными словами, ты тренируешься в зале, так?

– Да, – киваю я, думаю, что так и должна была сказать с самого начала.

– Это здорово, дорогая. Может, встретишь там приятного молодого человека, – произносит отец, и я вздыхаю.

– Может быть.

– Ты поэтому туда ходишь? Чтобы познакомиться? – спрашивает мама.

– Нет, просто хотелось заняться чем-то необычным. К тому же физическая активность – это полезно. И нет, там нет мужчин.

– А ты присмотрись! И постарайся выглядеть более доступной. – Я прикусываю губу, но отец, слава богу, меняет тему: – Так вот чем ты занимаешься в свободное время? Растяжка и ходьба?

– Дорогая, у отца в машине есть куртка. Давай я принесу? Тебя продует на сквозняке, – это уже мама.

– Я в порядке, не нужно.

Она недоверчиво качает головой, а я снова поворачиваюсь к отцу. Приходится приложить все усилия, чтобы не раздражаться и с улыбкой ответить на вопрос, а не швырнуть в него вилкой.

– Да, пробую что-то новое. Попробовала играть в теннис, но получалось плохо. На прошлой неделе ходила на занятия по рукоделию, но и там фиаско. Думаю взять несколько кулинарных курсов онлайн. Всегда хотела научиться готовить.

– О! Как раз вспомнила! Пришли результаты твоего генетического теста. – Мама достает телефон и что-то в нем листает, пока мы с отцом удивленно смотрим друг на друга. – Я проанализировала и сравнила твои результаты с нашими…

– Мне кажется или это нарушение конфиденциальности?

– Брось, это всего лишь ДНК, ничего личного. Но ты будешь шокирована!

Я в этом сомневаюсь. Полагаю, каштановые волосы достались мне от отца, а бледность кожи и зеленые глаза определенно проявление ирландкого происхождения мамы. И выгляжу я американкой, что бы это ни значило. В анкетах, где требуется обозначить расу, я всегда помечаю графу «белый». Сомневаюсь, что меня можно чем-то шокировать.

– И что же настолько интересного ты узнала?

– Ну, у твоего отца все тоже удивительно, но это помогает понять, почему твои результаты таковы, – говорит она. – Он на 52,5 процента родом из Испании и Португалии, а именно с Канарских островов, а на 19,7 процента из Кубы.

– Хм, что? – Я пытаюсь забрать у нее телефон, но мама тянет его обратно.

– А в твоих… От меня у тебя частично ирландское и европейское происхождение, но также ты на 31,1 процент родом из Испании и Португалии, в частности с Канарских островов, и на 7 процентов из Кубы.

Теперь я беру телефон из ее рук и просматриваю результаты с цветовой кодировкой: один раздел – ирландский, с вкраплениями из разных частей Европы, что похоже на мою маму, а затем большой кусок – Испания и части Кубы.

– Семья отца родом из Испании?

– Или Кубы, – кивает он. – Мы провели небольшое исследование. Выяснилось, что многие иммигранты из Испании или Африки уехали в страны Карибского бассейна или были доставлены туда силой. Тест не скажет с точностью, Куба ли это, но компания использует результаты других людей, сдавших анализ, чтобы определить кубинское происхождение.

То есть я кубинская американка? Разумеется, я все еще осталась Амелией Монтгомери, но происхождение почему-то кажется мне важным.

– Что ты об этом думаешь, папа?

– Это ничего не меняет. Я тот, кто я есть.

– Да, только ты еще и испанец, – заявляю я. – Ты вовсе не тот, кем представлял себя. – Я сбита с толку как результатами, так и его реакцией. Отец только пожимает плечами, как будто и правда не думает, что это что-то значит. – Это все, что ты можешь сказать?

– Ну, меня не так все это будоражит, как тебя.

Как это вообще возможно? Даже я поражена, а для отца это должно было изменить все! Он должен быть как минимум заинтересован. Мне хочется взять его за плечи и встряхнуть, чтобы увидеть хоть какие-то эмоции.

– Боже, папа! – Я закатываю глаза. – Что, если у нас есть семья в Испании или на Кубе?

– Ты всегда знала, что где-то у нас есть семья, просто было непонятно, где именно. – Мама имеет в виду биологических родителей отца.

– Знаю, но я всегда считала, что они где-то в Америке. Что я запросто могу пересечься со своим кузеном в супермаркете и не знать об этом. Мне никогда и в голову не приходило, что у меня может быть семья за границей. Семья, с которой я даже не смогла бы поговорить, потому что я не знаю ни одного слова на испанском.

– Ну, ты можешь его выучить, – предлагает отец как раз в тот момент, когда нам приносят меню.

– Испанский? Учить испанский? Звучит довольно серьезно, тебе не кажется?

– Ну, это лучше, чем рукоделие, дорогая, – говорит мама.

– А ты бы хотел его выучить, пап? Можем заняться вместе.

В конце концов для него это тоже важные новости.

– Нет-нет. Я для этого слишком стар.

– Но это не так! – Я чувствую нарастающий восторг от идеи учить испанский. Может быть, это именно то, чего мне не хватало – чувства принадлежности к корням. Мама всегда была единственным ребенком, а та семья, которая у нее есть, разбросана по всему миру; мы не общаемся с ними. И эта новая, неизвестная часть семьи, может быть, это то, за что мне стоит держаться.

– Нет, – качает головой отец. – Не хочется, да и не особо интересно.

– Но что, если твои родители еще живы, пап? Или у тебя будет возможность встретиться с родственниками?

– Это было бы интересно, полагаю, – хмыкает он. – Но я не собираюсь учить для этого испанский, не в моем возрасте.

– Но ты никогда не пытался их искать?

Мое разочарование нарастает. Почему он не испытывает хотя бы толику любопытства? Хоть немного.

– Дорогая, прости, если я не показываю той реакции, что ты от меня хочешь. Я вижу, что это тебя раздражает. Давным-давно, когда мне было чуть за двадцать, я пытался найти какую-то информацию, но ничего не добился. Дело не в том, что твоя бабушка пыталась сохранить все в секрете, просто не было никакой информации о моей биологической матери, нигде. Все, что я знаю, это то, что я родился в больнице в Майами и прожил в Майами всего несколько месяцев, потому что папа получил работу на заводе, и мы переехали. – Все это я уже знала. Мои бабушка и дедушка часто переезжали из-за работы, а когда усыновили папу, поселились в Чикаго. – Я прожил замечательную жизнь, милая. И никакой другой жизни сейчас не хочу. И может быть, поэтому я не особо заинтересован. Когда-то мне было интересно, но теперь уже нет. И мне кажется, что я предам память своих родителей, если начну копать глубже. Это трудно объяснить, но таковы мои чувства.

Полагаю, это справедливо. Я не могу заставить его вести себя определенным образом. Он уже немолод, прожил жизнь так, как хотел, вот и все.

– Но ты не будешь возражать, если я попробую узнать больше? Не о твоих родителях, но о нашей родословной. О Кубе, Испании…

Мама настороженно смотрит на меня, замечая лихорадочный блеск в моих глазах.

– Амелия…

– Я не собираюсь начинать прямо сейчас.

– С тобой никогда не знаешь наверняка. Как только тебе что-то взбредет в голову, ты начинаешь носиться с этой идеей как собака с костью, – смеется отец и подмигивает мне. – Конечно, дорогая. Меня устраивает все, что бы ты ни делала.

– Я купила тебе тест просто для развлечения, но не думала, что ты собираешься превратить результаты в целый проект. Как бы то ни было, за месяц, что ты провела без работы, ты сделала больше, чем мы с твоим отцом за двадцать лет, Милли. У тебя кризис среднего возраста? – спрашивает мама.

– Нет мам, все в порядке.

Может, я и правда взваливаю на себя слишком много? Не то чтобы я занималась проектом «Извинения» с тех пор, как встретилась с Брендой. И хотя пару раз мой взгляд падал на список, я быстро прятала его подальше. Не хочется снова подвергать себя унижению.

– Я просто пробую что-то новое. И это ты купила мне тест, а меня просто заинтересовали результаты.

– Это одна из тех новомодных вещей, о которых я слышала? Как… – Она щелкает пальцами и поворачивается к отцу. – Как зовут дочь Селены и Рамона? Помнишь? В прошлом месяце мы собирались, чтобы поиграть в карты, и они рассказали, как после развода она внезапно переехала в Индию, стала вегетарианкой и начала преподавать йогу.

Я даже не спрашиваю, кто такие Селена и Рамон, чтобы не отходить от темы, но по комментарию о картах я предполагаю, что они из загородного клуба.

– Мам, какая разница, как ее зовут? – отмахиваюсь я.

– Мелани? Мелисса? – начинает перечислять папа.

– Морган! – наконец восклицает мама. – Бедняжка. Это разбило Селене сердце. Ты же знаешь, это ее единственный ребенок. И вот так потерять дочь… это ужасно. – Мама качает головой и цокает языком. – Это то, что ты собираешься делать дальше, Милли? Будет довольно глупо ехать в чужую страну без знания языка ради поиска давно потерянных родственников. К тому же ты боишься летать…

– Мам, она не умерла. Просто переехала. Уверена, она сможет вернуться, если захочет. К тому же, держу пари, у этой истории есть и другая сторона. И не то чтобы все это имело ко мне хоть какое-то отношение.

Мои родители иногда ведут себя абсурдно. Удивительно, как подобные мысли вообще рождаются в их головах. К сожалению, в последнее время я и минуты не могу просидеть наедине со своими мыслями, не говоря уже о том, чтобы одной переехать в чужую страну.

– Почему мы вообще обсуждаем переезд, если речь шла только об изучении языка?

– Мы просто волнуемся, дорогая. Ты ушла с работы, похудела и ничем не занимаешься, кроме того, что пробуешь новые хобби каждый день.

– Мама, я просто пытаюсь найти что-то, что мне понравится. Я никогда ничего не делала просто так, пришло время пожить для себя.

– Но мы тоже никогда не делали ничего для себя. Только после того, как вышли на пенсию. А тебе еще рано идти на пенсию, Амелия! – восклицает отец. – Ты ищешь новую работу? Может, стоит попробовать себя в других юридических областях? Разводы, уголовные дела…

– Расслабьтесь, пожалуйста. – Я очень стараюсь держать себя в руках. – Я не ищу новую работу. По крайней мере не сейчас. Я просто пытаюсь немного изменить жизнь к лучшему. Немного! Если увидите, что я бронирую билеты в Индию, можете смело вызывать санитаров из психиатрической клиники. Но в остальном, пожалуйста, просто дайте мне немного времени, чтобы разобраться во всем, хорошо?

Да, я сделала над собой усилие, извинилась перед Брендой, но это ни к чему не привело. Ничего в духе «Ешь, молись, люби» не произошло. Бренда не приняла мои извинения, а я не почувствовала в себе страстного желания загладить вину перед всеми, как тогда, в пьяном угаре. Возможно, конечно, пьяная я понимала в этом больше, чем трезвая… И, может быть, не так уж важно, приняла ли Бренда извинения или нет. Может быть, мне стоит дать своему проекту второй шанс? В первый раз мне не понравился пилатес, но я уговорила себя вернуться. Первый опыт кулинарии был ужасен, но я попробовала снова.

– Перемены – это хорошо, милая. – Отец сжимает мою руку, потянувшись через столик. Как раз в этот момент я думаю, что я в долгу перед той пьяной Милли, и мне не стоит так сразу хоронить проект. Отец смотрит на меня в замешательстве. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять – мысленно я сейчас где-то далеко отсюда. Но озабоченное выражение на его лице исчезает, стоит только официанту принести корзину свежих булочек с маслом. Как бы ни любил меня папа, но главная любовь всей его жизни – это углеводы.

Пока мы едим, родители рассказывают о своем недавнем круизе и о планах поехать в еще один, теперь зимой. Они любят ходить в круизы и еще больше любят рассказывать об этом. На деле все время на корабле отец играет в азартные игры, а мама пьет мартини за игрой в лото. Все их истории о путешествиях необыкновенно однообразны.

– Кстати, насчет той вечеринки на твой день рождения, – говорит мама и я шумно вздыхаю. – Вышла она так себе.

– Неужели?

– Может быть, люди не получили приглашения?

Она предположила это еще на вечеринке.

– Что, у всех пятидесяти пяти людей сломалась электронная почта? Даже у парня Нины? Конечно, наверняка у него просто тоже были проблемы с интернетом. – Каждое мое слово пропитано сарказмом.

– Нина говорит, что ты не очень-то популярна на работе, – осторожно замечает мама. – Кевин сказал, что они даже зовут тебя женой дьявола.

Фраза застает меня врасплох, и я закашливаюсь водой, только чудом не разбрызгивая ее вокруг.

– Демоницей, мама. Не женой дьявола.

– Но это звучит еще хуже, дорогая, – замечает отец.

– Может быть, поэтому они и не пришли на вечеринку, – добавляет мама.

Господи, кто-то объяснял моим родитеелям, что такое такт?

– Я не хочу об этом. Давайте просто насладимся поздним завтраком, хорошо?

– Хорошо, – кивает мама. – Я скажу еще одну вещь, и на этом закончим. – Я вздыхаю, а отец издает смешок. Мы оба знаем, что она собирается вернуться к этой теме еще не раз. – Тебе сорок. У тебя еще есть время, но не так много. Мне хочется внуков, отец мечтает однажды повести тебя к алтарю. Воспользуйся своим длительным отпуском, найди хорошего мужчину и остепенись, дорогая.

Она говорит это так, как будто я одинока по собственному желанию. Как будто бы это так просто – взять и выйти за кого-то замуж. Но я не собираюсь с ней спорить.

– Да, мам, займусь этим прямо сейчас.

Может быть, уехать на время из страны не такая уж плохая идея.

* * *

Стук в дверь заставляет меня поставить на паузу очередное кулинарное шоу по телевизору. Последнее время я смотрю их запоем, стараясь избегать социальных сетей, и думаю о том, что делать со своей новообретенной свободой. Наверняка это привезли недавно заказанный набор кухонного оборудования. Я потратила, кажется, большую часть своего нового состояния на покупку кастрюль и сковородок – все в красном цвете. Оказалось, что, работая по шестьдесят пять часов в неделю, я так и не обзавелась нормальной посудой для готовки. А еще оказалось, что готовка меня увлекает, но я не могу начинать учиться без должного оборудования. За дверью и правда находится коробка, достаточно большая, чтобы вместить в себя набор кастрюль.