Текст книги "Сказы о жизни и быте русского народа"

Был бы обед, а ложка сыщется

Что накрошишь в плошку, то выловишь ложкой.

Руки не протянешь, так и ложки с полки не достанешь.

Человека узнаешь, когда с ним пуд соли ложкой расхлебаешь.

Наработался – за ложку берись, а лентяй – без ужина спать ложись.

Ложка дегтя испортит бочку меда.

И сколько мудрости народной накоплено веками вечными про ложку! Ложка человеку и подругой, и помощницей, и знахаркой, и утешительницей была.

На Руси столицей ложкарного ремесла стал городок Семенов Нижегородской области.

Постучится, бывало, странник в избу, а из личного у него лишь то, что на нем надето, да ложка за отворотом шапки, лихо набекрень заломленной. И всем понятно, что нет у бедолаги ни кола ни двора, ни семьи, ни детей. Кормили, поили путника, помощь по хозяйству посильную принимали и отпускали с миром на все четыре стороны. И шел он дальше, а ложка с ним странничала.

Зачем наши предки били баклуши?

Баклуша – деревянная чурка, из которой крестьяне делали мелкие изделия для хозяйственных нужд, например ложки, плошки. Заготовить баклуши, т. е. набить чурок из бревна, считалось несложной работой, не требующей умения и сноровки. Ее мог выполнить и подмастерье. Баклушами называли на Руси и специальные приспособления – колотушки, с помощью которых ночные сторожа, обходя улицы деревень и сел, громко стучали, отпугивая воров.

Да что про простого человека говорить, когда сам Петр-царь иноземцев удивлял своею ложкой, которую с собой носил всегда, когда по Европам ездил. Перешептывались немцы, пальцами тыкали, а Петр знай себе посмеивался и по-своему жил.

В избе русской у каждой ложки особый почет и уважение были. Появлялся новый едок – либо дитятко от мамкиной груди к столу сажали, либо невестка приходила – ложка наготове была. Маленькая под детский роток или для взрослого – большая, расписная, нарядная, приветливая. У каждого в семье своя ложка была. Про запас немного ложек тоже делали – вдруг расколется или пощербится. Но ложками не менялись и чужую не брали. Строгий порядок не нарушали. Не баловались ложками. Чтобы не путать, помечали личные ложки – вензелечком или зарубочкой особой, кому как интересно и понятно было.

Х. Платонов «Крестьянская девочка» («Молоко пролила»), 1876.

Вот собирается вся семья к столу вечернему, ложка у каждого своя рядышком лежит чистенькая, выемкой вверх – мол, готовы мы покушать. Ставит хозяюшка горшок на стол со щами ароматными. Первым пробу снимает глава семьи – дед или отец: неспешно, аккуратно ложкой зачерпывает дымящийся суп. Потом ложками по круговой очереди к горшку другие домочадцы тянутся, последним достает себе суп самый младший. А кто вдруг поперек батьки полез – мог и ложкой по лбу увесисто получить. Одного раза чаще всего было достаточно: быстро торопыги понимали, как надобно порядок соблюдать.

Под ложечку ладонь подставляли, чтобы не пролить, не просыпать на стол. Слишком большой кусок мяса, случайно ложкой зачерпнутый, делили стыдливо и лишнее снова в чугунок отправляли. Кстати, и вели за столом себя спокойно: нельзя было стучать ложками по столу, по посуде, кричать, смеяться, возиться, толкаться, много говорить. А то ведь шалунам или склочникам хозяин тоже метину на лбу ложкой оставлял. Закончился ужин– все облизывали ложку тщательно и клали выемкой вниз. Хозяюшка знает, что пора со стола убирать. Так ложка и воспитывала, и кормила за столом всех, кто в доме жил.

Однажды – когда точно, уж и не назовет никто – русский человек научился ложкой мелодии выстукивать. Один мог и на двух ложках, и на четырех, и даже на двенадцати играть! Вот чудеса-то творились по праздникам! В каждой деревне искусники в этом деле были. Особенно ребятишки любили это дело, собирались вечерами и трещали, и трещали, шалуны. Самые звонкие ложки из клена ясного получались.

Ложку русичи почитали, оберегом своим личным считали. Поэтому и обычаи накопились, деды внукам передавали их.

Ложечку расписную обязательно над люлечкой вешали как оберег от нечисти всякой. Слушало дитятко перезвон ложечный, и мир в радость казался – ни капризов, ни слезинок. А если вдруг ребеночек капризничать начинал или болеть некстати, то брали чистые ложки всей семьи, ополаскивали чистой родниковой водой и этой водой умывали ребеночка. Считалось, что так все лучшее от семьи, сила особая неразумному и неокрепшему передается.

Слово «баклуши» чаще всего использовалось в кустарном промысле Руси при заготовке кухонной утвари. Имелись целые профессиональные артели, которые мастерили на продажу ложки, тарелки, кружки. Мастера выбирали породы из мягкого дерева: липа и осина. Подойдя к нужному дереву исключительно с северной стороны, артельщик становился перед ним на колени, несколько раз кланялся и просил прощения как у дерева, так и у Матери Сырой Земли. После этого, выбрав определенную высоту на стволе или ветке, специальным ножом выбивал, то есть вырезал, для последующего изготовления нужных в хозяйстве предметов разных размеров чурочки – баклуши.

У баклушечников была профессиональная поговорка: «Два дня потели, три дня кряхтели, полдня ехали до базара, а цена – пятак за пару». Профессия баклушечников переходила из поколения в поколение, от отца к сыну. С появлением промышленного производства работа стала считаться простой, тогда и стали употреблять выражение «бить баклуши» – праздно проводить время.

Ложкой часто судьбу определяли. Ложка, упавшая ночью с праздничного стола, тяжелую болезнь или скорую смерть хозяина ложки предвещала. Ложка любимого человека, тайком прижженная, сулила любовь и верность до конца жизни. Две связанные ложки на свадьбу – к счастливой семейной жизни.

Ложка и сейчас в каждом доме в чести. Как мы без ложки даже с полной плошкой? Если только самовар расписной на стол поставить…

С самоваром не скучаем

5амогрей, самокипец, самогар – вот какие меткие имена народ наш дал диковинному предмету, что на Русь привез Петр-царь. Он, сказывают, в Голландии бывал – вот там-то и подсмотрел чудную чайную машину: она сама воду грела-кипятила. Голландцы, правда, сами откуда-то с восточных земель позаимствовали ее, ну да и бог с ними.

Чужестранные названия непонятные ни к чему нашему народу были, сами могли думать-выдумывать-придумывать. Вот и сошлись дружно все – самоваром звать стали.

В Ярославле, Курске, Москве их делать начали. Но особо Тула прославилась. «В Тулу со своим самоваром не ездят», – говорят до сих пор, считая, что именно тульские самовары самые искусные. Там фабрики целые строить начали, народ простой работал и богател на самоварах медных, мельхиоровых, а то и серебряных или золотых даже. Наводильщики, лудильщики, токари, слесари, сборщики и чистильщики – всем работа находилась. А еще и простых мастеровых в деревнях работой загружали. Делали самовары разные: на бочонки маленькие и круглые похожие, другие чеканкой и гравировкой искусной разукрашивали, самовары с краниками в виде рыбок, дельфинчиков мастерили – много фантазий было у самоварных дел мастеров.

А почему так много самоваров делали? Да потому что полюбился больно и простому, и знатному народу самовар. Сразу все поняли: и воду быстро сам сварит, и согреет, и уют создаст, и украсит самовар дом любой. К тому времени все на Руси чай пить стали. А тут и самовар:

 
Руки в боки, как начальник,
Раньше всех на стол встает,
Сам себе плита, и чайник -
Сам заварит, сам нальет.
 

Садится, бывало, вечерочком, после баньки, вся семья, чайку с малиной или липой заварит душистого в заварничке глиняном расписном, что верх самовара венчает, и сидят, дуют и радуются: «С легким паром, с горячим самоваром!» Щеки алеют, глаза блестят, улыбка шире лица. Уж настолько хорошо тепло от самовара получать было. Всякие болезни убегали из дома, где самовары стояли: «Самовар – что море соловецкое, пьем из него за здоровье молодецкое!» Три литра, пять, десять и даже пятнадцать горячей чистой водицы в самовар вмещалось. Вот где чудо-то!

К. Маковский «За чаем», 1914.

Хозяйки собирались и обсуждали, чей самовар краше. Друг к другу по праздникам да воскресеньям в гости ходили: «С самоваром-буяном чай важнее и беседа веселее». Зимой студеной в избе сидели. А летом во двор стол выносили, скатертью лучшей накрывали и посредине пузатый, расписной самовар ставили и себе на радость, и гостям, и соседям. Рядом бараночки маковые, блины кружевные, варенье вишневое да крыжовенное – только и успевала хозяюшка поворачиваться от избы к столу да обратно: «Самовар кипит, уходить не велит!»

Иван-чай – что за зелье?

Когда-то давно иван-чай называли боровым зельем. Настойка на листьях иван-чая снимала головную боль, простуду, воспаления. Еще хлебницей его называли, потому что размолотые в порошок коренья этого растения добавляли для профилактики болезней в хлеб. Петушковыми яблоками – за сладковатый вкус и добавляли в салаты. Скрипником его звали сборщики – за характерный скрип, который слышен при выдергивании из земли. Волоконка – потому что стебли использовали при плетении веревок. Медунец – потому что знатный мед из этой травы получался. А пушник – потому что богатый пух, который образовывался после цветения, собирали и использовали в хозяйстве (наподобие современной ваты). Копорским чаем называли эту траву по имени деревни Копорье. Там с древних времен (предположительно с XIII века) знали секреты, как иван-чай сушить в русских печах, чтобы он не терял свою целебность и аромат.

Самовары из поколения в поколение передавали, невестам в приданое готовили. Если семьей долго ехали куда-то, то самовар с собой брали: шишки еловые, сосновые или лучины липовые разжигали, сапогом воздух в трубе подкачивали – и готов чаек, любую усталость в пути снимал, все волнения успокаивал, голодным да холодным не оставлял.

Самовары на самом видном месте стояли в каждом трактире. Входит путник и видит начищенный до блеска самовар, пыхтящий, сопящий и тоненькой дымной струечкой попискивающий, и понимает: здесь его обогреют, накормят, напоят, как дома.

«С самоваром да чаем тоски не замечаем!» – конечно, если водички коромыслом принесем.

Почему иван-чай так зовется?

Есть легенда, что давным-давно был знахарь Иван, который ходил все время в алой рубашке, и чуть ли не первым открыл целебные свойства этой травы. Но есть и такое мнение, что иван-чаем назвали его иностранцы, которые считали Русь страной Иванов.

Порядок в еде – достаток в избе

К трапезе – еде – у русичей особое отношение было. Когда страда, пахота и хлопотные хозяйственные дни, тогда не до разносолов было – с радостью садились за простой стол, где только ложка у каждого, хлеба ломоть да горшок большой, например, с ароматной гороховой кашей были. А вот если праздник какой, то столы ломились от угощений мясных и рыбных, сладостей, напитков – все в утробу шло и себе, и гостю любому.

В полевые или огородные дни было не до семейных обедов. С собой собирали в котомочку самую простую еду и в поле во время отдыха недолго перекусывали. Не скупость это была, а прок: точно знали русичи, что на слишком сытый желудок работать тяжело, руки не так споро двигаются, голова не так соображает.

Пословицы о еде

Когда я ем, то глух и нем.

Что испек, то и кушай.

Ешь хлеб, коли пирога нет.

Есть калачи – не сидеть на печи.

Не поешь толком – будешь волком.

Кто как жует, тот так и живет.

Беда – бедой, а еда – едой.

Мельница сильна водой, а человек едой.

Что в рот полезло, то и полезно.

Поработаешь до поту, так и поешь в oxoтy.

Трудно сейчас сказать, сколько раз в день ели наши предки. Но завтракали, скорее всего, не всегда, ведь ни свет ни заря вставали. Летом в поле шли еще до рассвета, чтобы с первым солнцем до полуденного зноя уже отработать хорошо. Зимой тоже вставали еще потемну, чтобы со скотиной успеть управиться и других хлопот по дому полно было. Хозяйка выкладывала на стол, что с ужина осталось, и каждый ел в свое время – кто как проснулся, кто как уже поработал. Если обедали вместе – не раньше полудня. А ужинали уже когда темнеть начинало, почти перед сном.

К столу, за которым пищу ели, русичи всегда относились, как и к печи, с большим почетом и в чистоте прежде всего держали. Стоял он обычно в красном углу. Если новоселье справляли, в новую избу заезжали – стол первым заносили. Про него так говорили: «В доме стол – божий престол», «Стол – ладонь бога». «Что бог послал – то и едим», – так скромно и с почитанием говорили, когда описывали свою трапезу. Всякий шум, споры, возню за столом считали неуважительными. А уж тем более не годилось садиться к трапезе в грязной одежде, с грязными руками, неумытым, не сняв шапку. Даже в поле, когда скромно ели, первым делом водицей обмывались.

За стол садились тоже в порядке строго заведенном. Первым шел хозяин – старший мужчина в доме – и садился во главу стола, откуда всех членов семьи было видно. Обычно старшими считали тех, кто еще работать мог или дом весь держал. Если старики совсем немощными становились, то им еду либо к лавкам-печкам подносили, где они лежали, либо с краю стола их садили.

И. Куликов «В крестьянской избе», 1902.

Все остальные из семьи садились строго каждый на место свое – чем младше, тем дальше от хозяина дома. Порядок могли ненадолго изменить только если в доме почетный гость был. Но если странник приходил, то его тоже с краю пристраивали. Садились на лавки у стены обычно мужчины, а женщины на той лавке, которая к столу приставлялась. Детей сажали за стол в последнюю очередь, а то и вовсе отдельный стол для них делали – небольшой, и ставили его поближе к теплой печи. Хозяйка редко со всеми за столом сидела – постоянно что-то приносить, убирать, подавать, вытирать нужно было. Чаще всего ела она уже после всех – да и то совсем немного времени было.

Перед едой молились или говорили так, например:

– Будь сия страва

Чиста и здрава,

От Богов да Земли даждена.

Хлеб да соль!

– Жива хлеба ести!

Обычно говорил хозяин, а семья ему вторила. Произнеся благословенные речи, вся семья одновременно начинала есть. Первым ложку всегда поднимал хозяин. Только потом каждый из семьи за свою ложку брался. Ели неспеша. Кто торопиться начинал – так того вмиг хозяйская ложка по лбу успокаивала.

Сначала съедали все жидкое. Когда очередь до мяса доходила, то хозяин стола делил его по собственному разумению. Первый кусок полагался самому хозяину, но он мог и отказаться: или гостю почетному предложить, или сыну-наследнику, или матери с отцом разделить, или жене свою долю отдать – если у нее работы было слишком много. Самые маленькие куски шли тем, кто плохо работал или провинился, а то и вовсе ничего им не доставалось. Если что-то оставалось на тарелках, то никто никого не уговаривал доедать. Объедки отдавали скотине, собакам, кошкам.

Заведено было и заканчивать еду примерно одинаково. Хозяин из-за стола вставал, и остальные тут же ложки откладывали.

На столе грязную посуду никогда не оставляли – сразу мыли, складывали по местам. Стол хорошенько обтирали, мыли и, если это было в семье заведено, застилали скатертью или рушниками. Но всегда на столе хлеб-соль оставляли.

Хлеб-соль кушай и добрых людей слушай

Так уж повелось, что в старину на Руси гостю любому положено было кусок хлеба, посыпанный солью, дать прежде, чем посадить за стол и что-то другое предложить: «Все, что в печи, на стол мечи». Иноземцев очень уж удивлял этот обычай русских людей радоваться зашедшему в гости человеку (даже незнакомому) и угощать самым ценным. И стали они нас, русичей, хлебосольными называть.

А мы и не против, знаем ведь, что такое наш хлебушек, что он значит для нас и какой ценой дается.

Будет хлеб – будет и обед.

Без хлеба куска – и стол доска.

Где хлебно и тепло, там и жить добро.

Хлеб да соль – и обед пошел.

Блюди хлеб на обед, а слово на ответ.

В мудрости этой народной вся правда изложена. И вот она какая.

Велеса, бога плодородия, древние славяне называли хозяином полей и хлебов и служили ему верой и правдой. С его именем землю пахали, злаки сеяли и жали. А урожай собрав, для Велеса красивый сноп ставили в углу красном и первой муки насыпали, а потом и хлеб первый клали.

А. Попов «Демьянова уха», 1856.

В южной Руси Велес повелел пшеницу выращивать, на севере – ячмень и рожь. Поэтому и хлеба разные пекли: ржаной, пшеничный, ячменный. Для бояр в хлеб масло добавляли, молоко сквашенное, пряности, орехи, изюм. Из просеянной муки пекли ситный дорогой хлеб, а из непросеянной – простую мякину. Подовым хлебом толстые лепешки называли, но пекли и формовой хлеб. Муки мало было (враги часто поля зерновые топтали), тогда в хлеб добавляли морковочку, свеклу, желуди, крапиву, лебеду.

Когда в доме русском хлеб пекли – дверь на замок закрывали, чтобы никто не помешал таинству. Прежде чем сажать в печь хлеб, благословляли его тройным крестом, обращались ласково к печке, просили помощи и покровительства: «Печка-матушка, прикрой моего хлебца, испеки по-хорошему». Для хлебушка, только что выпеченного, всегда отдельные полотенца были – очень чистые, белые, обережной вышивкой по краям обшитые. Славяне считали, что хлебушек от любой беды-печали дом защитит. Поэтому хозяюшки с хлебом ароматным свежим на полотенце дом обходили вкруг, дому подарок делали.

Строго-настрого наказывали хлеб на грязный или непокрытый стол не ставить. Хлеб всегда ставили в центр стола, ведь всему он голова. Когда хлеб на столе уже стоял, то у стола не смеялись, руками не теребили зря, пальцами не показывали.

Почему друга часто ситным называют?

В старину пекли так называемый ситный хлеб. Чтобы улучшить качество белого хлеба, пшеничную муку просеивали через сито. Хлеб становился воздушным, необычайно вкусным, долго хранился. Такой хлеб ценился больше всего, считался символом достатка. И настоящих, дорогих друзей стали тоже называть ситными.

Кусок хлеба, хозяюшкой заботливо отрезанный, нельзя было в голый карман или мешок заплечный класть – только в тряпицу чистую завернутый. И обязательно трижды перекрестить – путь легкий будет, не иначе. Если хлеб начинали есть, то всегда кусок доедали. Не доешь – часть времени своего, жизни своей выбросишь. Чужие куски тоже нельзя есть было – значит силу у кого-то отбирать. Никогда не выбрасывали ни хлеб, ни крошки от него. Упавшую крошку хлеба подбирали, целовали и съедали. Если и оставалось что – птицам, скотине отдавали.

Очень плохим делом считалось выпеченный хлеб на ночь в печке оставлять. Из веков далеких славяне сохранили знание, что огонь сразу темный и светлый миры согревает, освещает. И если хлеб в печи оставить – дать ему напитаться темным, недобрым.

С хлебом праздничным – караваем – и солью свадебный поезд встречали родители жениха. Молодые солью присыпали уголочек и кусали каждый свое. Кто больше откусит – тот и хозяин в доме. А молодая жена кусала, чтобы еще и новую семью уважить, показать смирение и готовность принять любую «соль».

На похороны хлеб ломали у могилы. Во время обычного же домашнего ужина аккуратно и неторопливо резали. Хлебушек маленький в люлечку ребенка клали – впитывал он в себя все ненужное, защищал. Хлебами красивыми друг друга князья, бояре да цари угощали. Хлеб всегда с собой в дорогу брали.

Все это добрые люди о русском хлебосольстве рассказывают, не забывая при этом русский блинок скушать.

Как ни кинь, а везде блин

Какие блины мы сейчас любим? Кто-то тоненькие, ажурные, медком промазанные для румянцу, а кто-то плотненькие, но обязательно с горочкой икорки – красной, черной или попроще – селедочной. Кто-то каждый блинчик смакует, в сметанку густую по краешку макает. А кто-то блинки горкой складывает и кремом масляным промазывает. Кто-то в блины начинку творожную или мясную заворачивает. А другим по нраву просто блин с ароматным сладким чаем. Наука блинная каждой хозяюшке сегодня родная и знакомая, с раннего детства понятна: «Где блины – тут и мы».

А вот для наших предков блины ритуальным блюдом были.

Делали их из гречишной муки, они получались пышными и румяными. Сковороду кусочком сала или масла смазывали. И пекли их в печи (поэтому и до сих пор говорят «печь», а не «жарить» блины). В блины клали только лучшие продукты, потому как у них было высокое назначение.

Почему блины не жарят, а пекут?

В старину тесто для блинов тонким слоем наливали на сковородочку, смазанную обычно кусочком свиного сала, и ставили на некоторое время в печь. Переворачивать блин не надо было. В печке красиво зарумянивались обе стороны. Жарить блин переворачивая стали сравнительно не так давно, уже в XX веке. К этому времени глагол «печь» уже основательно прикрепился к слову «блины».

На блинах гадали. И гадание то самым верным было, ведь своей рукой тесто наливали. Блины всегда пекли к большим праздникам: Масленице, Троице, Радунице… Тогда и гадали на блинах. По первому блину определяли, какая жизнь ожидает: ровным краем ложился – и в жизни ровно все будет; края подгорали – жди неприятностей; рвался – к большому несчастью; толстый – много работать нужно будет; румяный – все хорошо и все здоровы будут. Девица на выданье блины, своими руками выпеченные, старшей в семье женщине тайком в изголовье на ночь подкладывала, а утром та свои сны рассказывала, мужчин приснившихся описывала.

Когда узнать хотели про что-то, разливая блин на сковороду, спрашивали у него, например: «Когда я встречу своего суженого?», и опять смотрели внимательно на узоры – обязательно подсказку блинчик давал. Если подсказка девице нравилась, то она съедала блин. Если что-то не подходило, то блин домочадцам отдавали. Беременные женщины пекли блинчик и выходили на улицу, угощенье всем предлагали: угостится женщина – девочка родится, а мужчина съест – то мальчик будет.

Блины верным приворотным и заговорным средством считали. Любовные блины пекли на Масленицу с орехами. Пекли и приговаривали: «Кого люблю, того накормлю. Отведает, сердце потеряет, мне отдаст, не воротит». А потом блинами теми милого угощали. Съест все угощение – любить до конца жизни своей будет.

Многие русичи блины с Луной сравнивали. В народных преданиях считали, что если на прибывающую Луну поставить в ночь тесто на блины, да так, чтобы из окошка падал серебряный лунный свет, то поутру испекутся блины, дающие красоту и молодость женщинам.

Почему первый блин комам?

Комоедица – это медвежий праздник, дословно «праздник поедания комов», особый вид блинов, предназначенных для мишки. Медведь считался родоначальником леса, и часто его имя не произносили вслух, а говорили «ведающий медом». По поверьям, медведь – хозяин леса и воплощение самого Велеса – просыпается в своей берлоге после зимней спячки. Славяне в эти дни устраивали медвежьи пляски, а так как медведей в старину называли комами, то первый блин отдавали комам.

Комы пеклись строго старшими женщинами в семье на Комоедицу. Их готовили из определенного мучного замеса: овес, горох и ячмень. Часть комов выносили в лес и клали на пень, призывая на трапезу лесного хозяина – медведя. Эта еда была жертвенной пищей, чтобы медведь не нападал на скот и не озорничал на пасеке. Этнографы считают, что «ком» похож на шерстяной комок из-за кажущейся неуклюжести.

Поэтому традиционно есть пословица: первым блин – комам (медведям), второй – знакомым, третий – дальней родне и только четвертый —мне.

Традиционный герой масленичных хороводов – медведь. Участники ходили вокруг ряженого, который изображал спящего медведя. Хороводоводящие плясали вокруг него, красна девица садилась ему на спину, а другие кричали и кидали в него прутья. Затем девушка отрывала клок шерсти, и тогда ряженый пробуждался. «Медведь» пел: «Одна баба не спит, на моей коже сидит. Мою шерстку прядет, мое мясо варит». Затем ловил девку, сжимал ее в своих объятиях. Символичным было то, что девушка (весна) и медведь радуются пробуждению природы.

Нравилось русичам на блинах гадать: все просто да и вкусно было. Но прежде потому, что блин уважали, считали его родовым блюдом, которое связывало мир Яви и мир Нави.

Блинами всегда поминали усопших родственников. К тризне (поминкам) много блинов пекли. Стопкой на середину стола горячие ставили, старший мужчина верхний блин разламывал и клал на окно – блинным паром покормить душу покойника. Потом каждый должен был обязательно съесть блин с медом или маслом. Блины несли на погост и в день похорон, и на второй день, и в другие дни, оставляли там, как бы передавая их на тот свет.

Рассказывают, что в древности был один обычай интересный. Первый блин всегда умершим родителям «отдавали». На крышу избы его выкладывали и приговаривали: «Честные родители наши, вот для вашей душки блинок». Когда покойники вдруг начинали сниться, то первым делом блины пекли и снова на крышу или на окно клали. Еще блины всем нищим, странникам, колядникам раздавали, и они тоже усопших поминали.

В Масленицу – главный блинный праздник – блин в руку чучелу вкладывали, а потом сжигали чучело вместе с блином. Блины поминальные пекли, когда заканчивалось что-то плохое: «Горести поминаю, ножом разрезаю и в прошлое отправляю», – чтобы несчастья не вернулись. Все плохое и темное отступало, когда в доме блины были. Хотя про каши тоже не забывали.