Текст книги "Мальчик из Брюгге"

Мальчик отрицательно покачал головой:

– Они просто хотели меня утопить. Я только запомнил, что один из них говорил не по-нашему, кажется, на итальянском.

– Странно… – Гигант резко встал. – Мне нужно подумать.

– А я что должен делать?

– Ляжешь спать… Завтра видно будет.

Ян нехотя расстался со своим табуретом. Он плохо себя чувствовал, кружилась голова. Выглянул наружу – сплошной мрак. Казалось, в чаще притаилась армия призраков, готовых выскочить по первому знаку.

ГЛАВА 14

На палубе корабля Ян отбивался от окружавших его гримасничающих персонажей. Мертвец с улицы Слепого осла приближался к нему с зияющим горлом. Его руки напоминали вилы, готовые пронзить насквозь. Ветер завывал в вантах, и гигантские волны разбивались о корпус с оглушительным шумом. Ян ринулся вперед, пытаясь спастись, но все напрасно.

– Ты умрешь, Ян! – насмешничали голоса. – Ты соединишься с Ван Эйком и другими!

Все они были здесь: Петрус Кристус, Идельсбад, доктор де Смет, капитан, Маргарет, ликующе наблюдавшая за сценой. Все они скандировали в неистовом ритме:

– Ван Эйк, Ван Эйк, Ван Эйк!

Мертвец с улицы Слепого осла уже приблизился настолько, что ужасная вонь била из его горла Яну в лицо.

– Теперь твоя очередь, мой мальчик. Бесполезно сопротивляться.

В свете молнии Яну показалось, что он видит мэтра, облокотившегося о поручни и всматривающегося в море.

Он завопил:

– Отец! На помощь! Отец, помоги!

Но Ван Эйк улыбнулся и вновь погрузился в созерцание моря.

Подошел Петрус Кристус. В руке он держал кинжал и протягивал его мертвецу с улицы Слепого осла.

– Режь ему горло, – приказал он. – Я хочу видеть, как польется кровь. Мы напоим ею Ван Эйка.

– Нет! – закричал Ян. – Пощадите! Я не хочу умирать. Я не знаю, куда уходят умершие! Пощадите.

– Эй! Успокойся! Просыпайся-ка!

Мальчик открыл глаза. Идельсбад, склонившись над ним, легонько пошлепал его по щеке. Яну потребовалось несколько минут, чтобы вынырнуть из своего кошмара.

– Все в порядке? – спросил Идельсбад.

Мальчик сел на кровати. Лоб был в поту. Рассвет уже занялся, и первые светлые лучи просачивались в комнату. Остатки сна таяли в его голове. Он лихорадочно повернулся к Идельсбаду:

– Мне нужно вам о чем-то рассказать. Вернее, о ком-то.

– Слушаю.

– Вы его знаете. Я видел, как вы с ним разговаривали через несколько дней после смерти моего отца. Вы находились перед больницей Сен-Жан. Речь идет о…

Португалец опередил его:

– Петрусе Кристусе.

– Да.

– Что ты о нем знаешь?

– В день, когда я обнаружил Николаса Слутера, я побежал домой и поставил в известность отца. Петрус был тут же. Знаете, что он заявил? Он сказал: «И на этот раз еще один человек из нашего братства…» Откуда он мог знать? Мы сами узнали гораздо позже, от вас, кстати.

Идельсбад встал с кровати и, не ответив, подошел к окну.

Ян возобновил попытку:

– Вы не находите это странным?

– Это – меньшее, чем можно сказать, – ответил гигант. – Но я не удивлен. Этот человек – убийца.

Мальчик подбежал к нему:

– Убийца?

– Все заставляет меня в это верить после трагедии, случившейся с Лоренсом Костером.

– Пожар – его рук дело?

– Да. В тот день я был в толпе. По правде говоря, я не спускал глаз с Ван Эйка все это время. Когда вы отправились на улицу Сен-Донатьен, я последовал за вами. Я слышал, как Петрус со слезами в голосе говорил вам: «Я все испробовал, чтобы спасти его. Балкой ему придавило ноги». Вы ушли, а я остался. Я видел, как пожарные вытаскивали Костера из огня, и поговорил с ними. Оказывается, никакой балки не было. Просто несчастный лежал на полу без сознания.

– Следовательно…

– Петрус соврал. Но это еще не все. На следующий день, когда я обедал в таверне, я вновь увидел его в компании с двумя незнакомцами. Они сидели на расстоянии туаза от моего стола. По их акценту я сразу догадался, что они итальянцы. Я прислушивался к их беседе, но они говорили тихо, да и в зале было шумно. Удалось уловить лишь обрывки разговора. Они несколько раз произносили одну фамилию: Медичи. И, непонятно почему, слово «spada».

– Spada?

– По-итальянски – шпага. Мне захотелось узнать побольше, и я отправился в больницу к Лоренсу Костеру. Увы, он не приходил в сознание. Мне не удалось вытянуть из него ни слова. Выходя из больницы, я встретил идущего туда Петруса. Я спросил его о пожаре. Он все отрицал. Но видно было, что он в смятении. Позже я снова пришел к Лоренсу, точнее, позавчера. В тот раз, считай, ему здорово повезло. Когда я вошел в палату, где он лежал, какой-то человек пытался его задушить.

– Опять Петрус?

– Нет, один из тех итальянцев, которых я видел в таверне.

– И что вы сделали?

Португалец отвернулся и бесцветным тоном промолвил:

– Я сделал то, что любой человек сделал бы на моем месте.

Ян понимающе кивнул и поинтересовался:

– Может быть, Петрус и другие тоже ищут эту злополучную карту?

– Нет. Тут что-то другое. Убитые художники, Лоренс Костер… Мы столкнулись с двумя параллельными историями, не связанными друг с другом. – Он перевел разговор на другое: – А теперь готовься. Я отвезу тебя в Брюгге.

– Отвезти меня? Но я полагал, что вы передумали! Прошу вас…

– Не думаешь ли ты, что останешься здесь навечно? Кстати, я уезжаю. Возвращаюсь в Португалию.

– А карта? Ваша драгоценная карта?

Идельсбад махнул рукой:

– Другого выхода нет. После смерти Ван Эйка я перерыл ту комнату, которую ты называешь «собором». Я ничего не нашел. Да и ты мне потом сказал, что капитан сделал то же самое в твоем присутствии и тоже безрезультатно. Эта карта может лежать в любом месте! Я даже воображал, что она у тебя и Ван Эйк попросил тебя передать ее герцогу, если с ним что-нибудь случится. По этому-то я и продолжал следить за тобой. Если только ты мне не солгал… – Он остановился и пристально по смотрел на Яна. – Надеюсь, что нет.

– Нет, уверяю вас.

– В таком случае Ван Эйк унес свою тайну в могилу. Здесь меня больше ничто не удерживает. Я возвращаюсь в Лиссабон.

Ян возмущенно подпрыгнул:

– Вы покидаете меня? В то время, когда мне грозит смерть!

Идельсбад непринужденно заметил:

– В городе есть своя служба безопасности. Расскажи все матери. Она предупредит капитана.

– Маргарет не мать мне!

– Что?

– И Ван Эйк не был моим отцом. Меня ему подкинули младенцем. Он любил меня, это правда. Я тоже любил его. Но Маргарет на меня наплевать. У нее есть свои дети, Филипп и Петер. Как вы думаете, почему я сбежал?

Его слова, похоже, озадачили португальца, но он тотчас спохватился:

– Все это меня не касается. Ты вернешься на улицу Нёв-Сен-Жилль, а я при первой же возможности – в Португалию.

– На Лиссабон кораблей не будет. Единственный, который должен прийти, отплывает в Пизу.

– Откуда тебе известно?

– Я спрашивал. Я тоже хотел уплыть.

– Куда?

– В Венецию.

Идельсбад насмешливо ухмыльнулся:

– В Венецию?

– Я должен попасть в Венецию!

– Это почему же?

– Венеция – это единственное место на земле, где я буду счастлив.

Идельсбад с недоумением посмотрел на него.

– Ну, это твое дело, малыш. Давай собирайся, мы уезжаем.

– А вы? Куда вы отправитесь?

– А это уже мое дело.

– Если меня завтра зарежут по вашей вине, совесть вас не будет мучить?

– Нисколько. В Брюгге я прибыл не детишек защищать. – Теряя терпение, он приказал: – Следуй за мной!

Ян не двинулся с места, его лицо выражало решимость. Можно было подумать, что тысячи мыслей одновременно крутились в его голове. Идельсбад потащил Яна за руку, но он, упираясь, бесстрашно заявил:

– Я знаю, где находится карта.

– Повтори?

– Я знаю, где находится карта. Я передам вам ее, но при одном условии: оберегайте меня до моего отплытия в Венецию.

Ироническая усмешка появилась на губах португальца.

– Шантаж? В твои-то годы?

– Нет, обмен. Это не одно и то же.

Идельсбад угрожающе покачал указательным пальцем перед носом мальчика:

– Берегись, малыш! Если ты мне врешь…

– Я не вру. Это правда. Я знаю, где находится карта.

– Однако я только что тебе сказал, что у меня мелькнула такая мысль. Но ты отрицал, что Ван Эйк доверил тебе эту карту.

– Он мне ее не доверял. Просто я знаю, где он ее спрятал.

Идельсбад глубоко вздохнул. Чувствовалось, что он дрогнул.

– Ладно, – произнес он. – Торг состоялся. А теперь пошли!

– Куда?

– Сначала найдем этих темных личностей. Начнем со сьера Петруса Кристуса.

– Но это безумие! Это все равно что броситься в волчью пасть!

На этот раз Идельсбад не сдержался. Его лицо побагровело.

– Хватит мне противоречить! Ты просил меня оберегать тебя. Я согласился. Но у меня свои способы. С этих пор ты не отстанешь от меня ни на шаг и будешь беспрекословно мне повиноваться. Я не собираюсь сидеть здесь сложа руки и просить у Бога защиты. Тебе ясно?

Тон и решительность собеседника произвели впечатление, и Ян молча повиновался. Да и мог ли он поступить иначе? Он безрассудно заявил, что знает, где находится такая желанная карта. У него было смутное предположение, но настолько неуверенное, неясное… А впрочем, какая разница! Если он невольно и солгал, ложь позволит ему выиграть время.

Мгновением позже оба они скакали к Брюгге.

* * *

Ярмарка была в разгаре. Народу заметно прибавилось. Толпа увеличилась. Идельсбад проверил, хорошо ли сидит кинжал в ножнах, и спешился.

– Слезай, – приказал он, протягивая Яну руки.

Пробил час ростовщиков, опасных заимодавцев, устроившихся за столами, стоявшими позади Ватерхалле. Они сидели нахохлившись, словно хищные птицы, подстерегая незадачливых торговцев. Брюггская ярмарка олицетворяла торжество фландрского сукна. Торжество такое, что для этого не хватало овец равнинной страны, и сукноделы вынуждены были импортировать английскую шерсть. Этот ввоз проходил довольно оживленно, он вынес испытание постоянно возобновляющимися войнами между Францией и Англией, в которых Фландрия неуклонно оказывалась пленницей.

Пробил час и поставщиков квасцов, в основном итальянцев. Ян шепнул, указывая на них пальцем:

– Вы не считаете, что напавшие на меня связаны с этими людьми?.

– Не думаю. Здесь только негоцианты.

– Я часто задавал себе вопрос: почему по цене золота покупают нарасхват эти бочонки с белым порошком?

– Ты имеешь в виду квасцы?

Ян подтвердил.

– Потому что они стоят дороже самых редких камней. Красильщики используют их для придания стойкости краскам своих тканей, врачи – чтобы останавливать кровотечение; они смягчают кожу, продлевают жизнь пергаментов, улучшают качество стекла, из них даже добывают приворотное зелье.

– Однажды отец сказал, что их монополизировали турки.

– Частично это так. До того как они завладели Средиземноморьем, самые чистые квасцы поступали с западных окраин этого региона, из места, называемого Фосеем, в заливе Смирны. Сегодня же залежи остались лишь на острове Кио и в последних папских государствах, находящихся под контролем христиан.

Они пересекли площадь Бург и сейчас входили на улицу Высокую.

– Куда мы идем? – спросил Ян.

Идельсбад лишь указал налево, по ту сторону мясной лавки Бремберга.

Мальчик вздрогнул.

– В больницу Сен-Жан?

– Моли Бога, чтобы Костер все еще был там. Живой.

В общей палате, куда они вошли, от стен все еще истекал тот гнилостойкий запах, который португалец вдыхал несколькими днями раньше. Он прямиком направился к месту, где в прошлый раз нашел нидерландца, но тюфяк уже был занят другим пациентом.

– Надо же, какой сюрприз! Не сам ли маленький Ван Эйк к нам пожаловал?

К ним, широко улыбаясь, шел какой-то мужчина. Ян сразу узнал его и шепнул Идельсбаду:

– Это доктор де Смет.

Врач ласково встрепал его волосы.

– Как дела, мой мальчик? Ты выглядишь лучше, чем в то роковое утро.

– Благодарю, у меня все хорошо.

– Тогда что ты тут делаешь? Здоровым здесь не место. – И тут же он представился Идельсбаду: – Добрый день… Я доктор де Смет.

Тилль Идельсбад. Сержант сыскной службы.

Его собеседнику удалось скрыть удивление.

– Чем обязан? Есть проблемы?

– Я недавно допрашивал одного из ваших пациентов. Сьера Лоренса Костера. – Он показал на тюфяк. – Его здесь нет. Он…

– Скончался? Нет, слава Богу. Правда, ему немного оставалось…

– Где я мог бы его найти?

Врач подошел к одному окну и показал на точку внизу:

– Он там… в саду. Это его первая прогулка. Свежий воздух пойдет ему на пользу. Он… надо же… любопытно… Он не один. Кто-то из родных, наверное. Я…

Он не закончил фразы. Идельсбад схватил Яна за руку, и они побежали к выходу из палаты. Де Смет изумленно смотрел им вслед, пока они не выскочили за порог.

– Быстрее! – крикнул португалец. – Быстрее!

Не обращая внимания на потревоженных их бегом больных, они бросились к широкой каменной лестнице и скатились по ней, перемахивая через несколько ступенек.

Дверь, выходившая в сад, была в самом конце коридора, который казался бесконечным. Они миновали его одним махом, расталкивая на ходу группы посетителей и чуть не опрокинув молодую женщину с младенцем. Идельсбад толкнул дверь и застыл на крыльце. Костер все еще сидел на скамье под деревом. Над ним склонился какой-то молодой человек.

В несколько прыжков португалец подбежал к ним. Без колебаний он бросился на незнакомца, кинул его наземь и крепко прижал плечи к траве.

Послышался испуганный голос Костера:

– Ах… ради Бога, что вы делаете?

Подбежал Ян и ответил:

– Не бойтесь, минхеер. Мы спасли вас.

– Спасли меня? От кого?

Ян показал на типа, лежащего на земле и почти задыхающегося под тяжестью португальца.

– Это же друг! Уильям Какстон!

Идельсбад повернул голову, но не ослабил давления.

– Что вы сказали?

– Повторяю: это мой друг. Отпустите его, прошу вас!

Идельсбад вынужден был освободить молодого человека. Тот поднялся, весь растрепанный, и стал отряхиваться и приводить в порядок свою одежду. Вид у него был возмущенный, раздосадованный, а рост его так контрастировал с ростом Идельсбада, что в другой ситуации эта сцена вызвала бы смех.

– Могли бы и извиниться, минхеер!

Идельсбад отделался неопределенным жестом, подошел к Лоренсу Костеру и произнес:

– Мне очень жаль.

– Но кто вы?

Нидерландца было не узнать. Клочки обгоревшей кожи свисали в разных местах его лица. Исчезли брови, ресницы, а губы походили на две тонкие морщинки, смешиваясь. с морщинками на лице.

– Этот человек спас вашу жизнь! – поспешил объяснить Ян. – Несколько дней назад. Когда вас хотели удавить.

Выражение лица Лоренса изменилось. Он схватил руку гиганта и с некоторым недоверием воскликнул:

– Вы? Так это были вы?

Идельсбад кивнул.

– Минхеер… Как мне отблагодарить вас?

– Рассказав мне о Петрусе Кристусе, – быстро предложил португалец.

Недоверчивость Лоренса сменилась испугом.

– Вы его знаете? Этого мошенника?

– Слышал о нем. И все услышанное – не в его пользу. Пожар… это он?

– Без сомнения!

– Как это произошло?

– К сожалению, я многого не помню. Помню только, что работал за своим столом, спиной к двери. Неожиданно я почувствовал страшную боль в затылке и тут же потерял сознание.

– Вы уверены, что это был Петрус? Насколько я понял, вы не видели нападавшего.

Лоренс протестующе выкрикнул:

– Нас ведь было двое! Никого, кроме нас. – Он показал на англичанина: – Мой друг Какстон незадолго до этого ушел.

Идельсбад повернулся к молодому человеку:

– Могу я спросить, что вы делаете в Брюгге, минхеер?

– Пытаюсь разбогатеть на торговле шерстью.

– Уильям – образованный человек, – посчитал нужным уточнить Костер. – Он тоже увлечен искусственным письмом.

Идельсбад продолжил:

– Насколько я понял, вы встречались с Петрусом Кристусом.

– Да. У Лоренса. Он представился художником.

– Скажем, он пытался им стать, – презрительно поправил нидерландец. И, вздохнув, произнес: – Подумать только, я предложил ему свою дружбу! Пустил в дом!

– Кстати, – спросил Идельсбад, – как вы познакомились?

– В Байеле, у его отца. Талантливый человек. Очень любезный, у нас было много общих интересов. На этом основании я и предложил Петрусу свой кров, когда тот выразил пожелание уехать в Брюгге.

Идельсбад немного подумал, потом поинтересовался:

– Вы не знаете, где он может быть сейчас? Я думаю, что после неудавшейся попытки он должен был спешно уехать из города.

– Возможно, вернулся к себе в Байель?

– Действительно, возможно. Но я в этом сомневаюсь. Он понимает, что это первое место, где его начнут искать. – Он настаивал: – Вы можете поподробнее описать его? Какую-нибудь характерную особенность? Случайно оброненное им слово, которое может навести нас на его след?

Лоренс огорченно развел руками:

– Ничего не могу сказать. Честное слово.

– Жаль.

Ян робко обратился к Идельсбаду:

– Как вы считаете, Петрус мог убить того человека на улице Слепого осла?

– Это невозможно. Ты сам сказал, что он был с Ван Эйком, когда ты вернулся домой. Не мог же он находиться в двух местах одновременно. Это заставляет думать, что Петрус работает не один.

– Вы, вероятно, правы. То же самое говорили и друзья моего отца, Робер Кампен и Рожье Ван дер Вейден. Последний даже сообщил, что получал угрожающие письма.

– Что? – ошеломленно воскликнул Идельсбад. – Ты же мне ничего об этом не говорил!

Мальчик явно смутился.

– Я… я больше не думал об этом.

– Какие угрозы? Ты помнишь?

– Да, конечно! – Он процитировал: – «Мы не варвары. Отрекись, твоя душа предназначена всемогущему Богу». А Рожье уточнил, что это предупреждение определенно связано с его предстоящей поездкой в Рим.

– Загадка, да и только! – высказался Какстон.

– Не то слово, – подчеркнул Лоренс. – Убивают художников, рассылают угрозы и пытаются меня уничтожить, а ведь я никогда не имел отношения к живописи, к Италии тем более. Почему?

Все надолго замолчали, потом гигант сказал:

– К сожалению, у меня нет ответа. Что от меня ускользает, так это несомненная связь между этими убийствами. Петрус когда-нибудь произносил при вас фамилию Медичи или слово «spada»?

– Медичи? – повторил, словно что-то припоминая, Какстон. Он подумал, затем призвал в свидетели Лоренса: – Вы помните? Это было в тот день, когда он попросил вас одолжить ему денег, в воскресенье. Он должен был получить по векселю, но банк был закрыт. Банк Медичи.

Лоренс обрадовался:

– Так и было! Поздравляю! У вас отличная память.

– Банк Медичи? – спросил Ян. – Тот, что находится за Принценхофом?

– Правильно, – подтвердил Какстон. – Банки Медичи разбросаны по всей Европе. Но в Брюгге находится только один. Я сам прибегал к его услугам. Должен признать, что они весьма эффективны. – И добавил, обращаясь к Идельсбаду: – Но слово «spada» мне ни о чем не говорит.

Португалец поблагодарил его наклоном головы:

– Кажется, мы топчемся на одном месте. Позвольте нам удалиться.

– Подождите! – спохватился англичанин. – Если вам нужна информация, советую обратиться к Джону Шелдону. Можете сослаться на меня. Он мой родственник и соотечественник. Занимает ответственную должность в банке.

– Благодарю, минхеер. – Беря Яна за руку, Идельсбад добавил: – Что касается вас, сьер Костер, я бы посоветовал вам на время исчезнуть из города. Пока вы в Брюгге, ваша жизнь в опасности.

– Я знаю. Остается найти местечко. В любом случае ничто больше не удерживает меня здесь. Нет больше дома, нет мастерской. Надо уезжать.

– Остерегайтесь всего, – заключил Идельсбад, – даже своей тени.

ГЛАВА 15

– А что теперь? – спросил Ян. – Что вы собираетесь делать?

Они остановились перед Принценхофом с его надменными сторожевыми башнями. На удивление теплый ветерок рябил воду каналов и шевелил поля фетровых шляп.

Гигант спешился, помог мальчику слезть с лошади и только тогда ответил:

– Попробуем увидеться с Джоном Шелдоном и побольше узнать о том векселе Петруса.

– А кто такие Медичи? Сьер Какстон, кажется, намекнул, что они довольно могущественны.

– И неимоверно богаты. В отличие от других они никогда не брали в руки меч, чтобы умножить или защищать свое состояние. Весьма редкий случай. Они прежде всего торговцы, воюют на рынках, остальное – дело удачи. Сто лет назад три человека прославили эту фамилию: один – в политике, двое других – своим богатством. Таким образом, они открыли своим потомкам дорогу к успеху.

– А эта банковская сеть, о которой упомянул англичанин?

– Знаю только, что она зародилась во Флоренции вместе с первым банком, созданным одним из этих трех людей, Вьери ди Камбио, а сегодня этой империей правит Козимо Медичи, сын Джованни ди Биччи. Человек этот многогранен. Если верить слухам о нем, которые ходят в Португалии и других странах, он на все способен – на хорошее и на плохое. – Идельсбад прервал свою речь, чтобы указать на здание, стоящее в тени одной из башен Принценхофа: – Жди меня здесь. Думаю, я ненадолго.

Мальчик провожал его взглядом до тех пор, пока он не скрылся в подъезде банка.

Потолок главного зала был оштукатурен под мрамор, стены обшиты деревянными резными панелями, оклеенными по краям золотой фольгой. Все тут дышало достатком и надежностью.

Двое богато одетых мужчин занимались делом за широкой ореховой стойкой. Одни клиенты с легкостью беседовали, другие, стоя у пюпитров, с серьезным видом составляли документы. Почти не слышно было фламандской речи, преобладали немецкий, английский и итальянский языки.

Идельсбад подошел к стойке и обратился к одному из служащих:

– Добрый день, минхеер. Я ищу Джона Шелдона.

– Как я должен доложить?

– Моя фамилия ему ничего не скажет. Просто пере дайте, что я друг Уильяма Какстона.

– Соизвольте подождать минутку, пожалуйста!

Служащий упорхнул за бордовый бархатный занавес.

Идельсбад употребил ожидание на изучение обстановки. Ему решительно не нравились такие места, лишенные всякой поэзии и не дававшие пищу мечтам. Никогда он не полюбит мир цифр и власти денег. Он родился в состоятельной семье и, вполне вероятно, за очень короткое время промотал бы свое наследство. Но, слава Богу, у отца, благородного Альфонсо, хотя и дворянина, но скуповатого, хватило мудрости лишить его наследства в пользу младшего сына Педро, потому что Франсиску с молодости демонстрировал презрение к материальным благам и открыто критиковал не совсем похвальные способы, используемые отцом для добывания денег – как можно больше и больше, – которые он копил и прятал в кубышку.

Ничего не иметь – какое облегчение! Ни дома, ни власти, ни земель, ни челяди. Беден, но свободен! Богача уважают, хоть он этого и не заслуживает; бедняка презирают, хотя он и достоин уважения. Возможно, по этой причине Франсиску почувствовал родственную душу в инфанте Энрике. Он испытывал к нему дружеские чувства, любил и уважал за манеру, с которой тот вершил большие дела, – скромно и строго. Не в пример другим, от которых шума больше, чем дела. Франсиску любил его и за тактичное умение оказывать помощь вопреки завистливым критикам, не преминувшим возмутиться, когда инфант решил взять его на службу. Благодаря ему он смог освободиться от семейных уз и наконец-то отдать себя своей единственной страсти – морю. Мечтал он стать моряком, моряком и стал.

Знакомству с инфантом Франсиску был обязан своему отцу. Познакомились они в парке дворца Синтра. Энрике и он были всего лишь подростками, и между ними сразу же протянулась нить, скрученная из одного и того же стремления к открытому морю и путешествиям. К этому добавились трогательные совпадения: родились они в один день – 5 марта, в один год – 1394-й и даже в одном городе – Порто. Скупой отец мог умереть спокойно. Он считал, что отнял у Франсиску ключи от своего добра, но вручил ему, сам того не желая, ключ от счастья.

– Минхеер, вы хотели со мной поговорить?

От неожиданности гигант невольно вздрогнул.

Банкир оказался полной противоположностью своему соотечественнику. Он был лет на пятнадцать старше, высокий, представительный, отличался какой-то утонченностью, граничащей с жеманностью.

– Да. Я друг Уильяма Какстона. Хотелось бы задать вам несколько вопросов об одном из ваших клиентов.

– В принципе мы не даем сведений о людях, которые нам доверяют. Вы понимаете? Это вопрос этики.

– Разумеется. Но я, видите ли, агент сыска, а тот человек – опасный преступник. К тому же Уильям Какстон заверил меня…

Англичанин нахмурил лоб:

– Опасный преступник?

– Вот именно. Можете мне поверить.

– В таком случае… О ком идет речь?

– Его зовут Петрус Кристус.

Шелдон немного подумал, потом ответил:

– Это имя мне незнакомо. Что именно вы хотите узнать?

– Несколько дней назад он обналичивал вексель, выданный на ваш банк. Желательно установить личность векселедателя.

– Такое возможно. Мы сохраняем копии всех операций, проведенных в течение месяца. Подождите меня здесь, я вернусь.

Когда банкир удалился, Идельсбадом овладело сомнение. Во что он влез? Зачем? Из-за ребенка или карты? Была ли на самом деле связь между убийствами, угрозой, давившей на Яна, и Петрусом Кристусом? Он принужден был признать, что ни в чем не уверен и продвигается ощупью неизвестно к чему.

Вернулся Шелдон и сообщил:

– У меня для вас кое-что есть. Действительно, вышеназванный Кристус обналичивал вексель на сумму три тысячи флоринов.

– Три тысячи! Сумма впечатляет.

Англичанин ответил в шутливом тоне:

– О, знаете ли, это мелочь по сравнению с цифрами, циркулирующими между Гамбургом, Брюгге и Флоренцией. Иначе говоря, капля в море.

– А фамилия выдававшего вексель? Она у вас есть?

– Нет. Только инициалы. Можете сами убедиться.

Шелдон протянул пергамент Идельсбаду.

«Банку Медичи в Брюгге. Во имя Бога. 10 июля 1441 года, Флоренция. Выплатить по этому векселю сьеру Петрусу Кристусу или его представителю меестеру Ансельму де Вееру 3000 флоринов с моего счета. Да хранит вас Христос от всех зол. Подписано: Н. С., Флоренция».

– Н. С.? Но как же так? Ведь вам нужно полное имя, чтобы установить личность векселедателя!

– На это я не могу вам ответить. Должно быть, речь идет об очень значительной персоне; полное, настоящее имя знает только управляющий. Но спешу вас предупредить: от него вы ничего не добьетесь даже угрозами. Он предпочитает сто раз расстаться с жизнью, нежели один раз предать. Не советую и пытаться.

– А этот Ансельм де Веер?

– Понятия не имею. Кто-нибудь из жителей Брюгге, фламандец, во всяком случае.

– Есть ли средство узнать причину такого перевода? Указывается ли она в векселе?

Англичанин сдержанно улыбнулся:

– Нет. Даже если бы она была указана, я не смог бы ее расшифровать.

– Расшифровать?

– Безусловно. Большая часть корреспонденции, которой обмениваются наши банки или их филиалы, особенно идущая из центрального банка, зашифрована. Эта традиция дома Медичи восходит ко времени создания первых банков. Вот уже более века назад.

– А что за причина?

Его собеседник состроил страдальческую мину. Его, очевидно, удивляли наивные вопросы Идельсбада.

– Минхеер, для чего все это агенту сыскной службы? Мы не единственные банкиры на континенте и не из самых древних. До нас были банки Аччаиоли, Альберта, Барди, Джанфильяцци, Перуцци и других сеньоров. Вот они были всесильные. А мы в наши времена – обычные заимодавцы. Но и сегодня, будь мы самыми богатыми, элементарная недоверчивость требует от нас принятия некоторых мер предосторожности. Видите ли, Медичи предоставляют займы князьям этого мира, – загадочная и многозначительная улыбка мелькнула на его лице, – даже некоторым герцогам. Они, таким образом, получают доходы, обслуживая весьма влиятельных духовных и светских особ, итальянцев, иностранцев. И никто не должен знать содержания этих соглашений.

– А сколько у вас филиалов?

– В настоящее время двенадцать. Во главе стоит центральная контора во Флоренции, руководимая лично Козимо и его сыном Джованни, являющимся помощником. Ниже стоят склады шелка и две суконные мануфактуры тоже во Флоренции. Еще ниже – филиалы в Лондоне, Брюгге – где вы сейчас находитесь, – Авиньоне, Милане, Венеции, Риме и Женеве. Ими руководят управляющие.

– Я, может быть, покажусь вам наивным, но оправдывается ли применение шифров при такой структуре?.

– Позвольте мне продолжить, тогда вы яснее поймете цель и смысл. Раз в три года управляющих приглашают в Рим, чтобы отчитаться перед вышестоящими и лично Козимо о своей работе. Возвращаются они оттуда с точными инструкциями, где указаны обратный маршрут и информация, которую они должны получить от других филиалов, лежащих на этом маршруте. Более того, подобные редкие контакты и продолжительность поездки вызывают необходимость активной переписки между центральной конторой и филиалами. К деловым письмам добавляются и личные, направляемые непосредственно главе или главным членам семейства Медичи. В этих письмах говорится в основном не о семейных делах, а о коммерции, затрагиваются даже вопросы политики. Той политики, которая развертывается за кулисами, в тени альковов; политики, неизвестной миру. Любое государство дорого бы дало, чтобы получить доступ к этим секретам. Теперь-то вы понимаете, почему шифруется корреспонденция? – И Шелдон с ноткой уважения заключил: – К тому же центральная контора каждый месяц меняет шифр, что исключает просачивание информации.

– Но есть же человек, который расшифровывает эти послания?

– Конечно. Управляющий филиалом. Только он один. И человек этот, если он не принадлежит к семейству Медичи, находится под непосредственным контролем Козимо.

«Ну и лабиринт!» – подумал Идельсбад. Во всяком случае, его подозрения оправдывались. Судя по всему, Петрус Кристус поддерживал тайные отношения с Флоренцией и Италией. Похоже, в этой Италии сходились все пути. Ян говорил о Рожье Ван дер Вейдене и сделанном ему странном предупреждении только потому, что тот собирался ехать в Рим. Николас Слутер, убитый на улице Слепого осла, был женат на флорентийке. Напавшие на Яна изъяснялись на итальянском. И вот теперь этот вексель, выданный флорентийцем… Увы, след, ведущий к Петрусу, заводил в тупик, а тот, который тянулся к его флорентийскому доверителю, был в недосягаемости.

Идельсбад разочарованно расстался со своим собеседником. Ему оставалось только уговорить мальчика вернуться домой. Он побеседует с Маргарет. Она не должна отнестись равнодушно к судьбе Яна. А если будет нужно, то переговорит с бургомистром.

Выйдя из банка, он направился к месту, где мальчик должен был с нетерпением ждать его. Яна там не оказалось. Он наверняка был где-нибудь поблизости.

Сыграл защитный рефлекс. Идельсбад, положив руку на рукоять кинжала, всматривался в толпу, но видел лишь торговцев и незнакомых прохожих. Чувство ярости и вины овладело им; ярость – на себя. Как он мог оставить ребенка одного, зная о грозящей ему опасности? Боже! Как же неразумно и неосмотрительно он поступил! Поддавшись панике, Идельсбад побежал вверх по улице вдоль Принценхофа, надеясь… И тут до него донесся крик. Крик отчаяния перекрывал шум толпы. Он повернул и бросился к рыночной площади, откуда, как ему показалось, и слышался этот крик. Толпа плотно окружала его. Идельсбаду с трудом приходилось пробиваться сквозь нее. Он все же увидел Яна, но очень далеко впереди. Какой-то мужчина бесцеремонно тащил его на плече, а другой пытался связать мальчику лодыжки, и все это при всеобщем равнодушии. Трио удалялось от Ватерхалле. Лишь несколько туазов отделяло его от понтона. Идельсбад бежал изо всех сил, чувствуя, что не успеет догнать их.