Текст книги "Мои поцелуи вкуса крови"

Часть вторая

За несколько сотен лет

До описываемых событий. Или даже больше.

– Отец, почему они говорят, что смерть моей матери не была случайной? Почему в этом обвиняют тебя?

– Мне очень жаль, дитя мое, но они правы. Видишь ли, Эва, она не могла простить, что вампир стал отцом ее ребенка. Подобное случается крайне редко, для этого требуется соблюдение многих условий, но, как видишь, все же иногда происходит.

– Вы поссорились и…?

– Нет, Эва, просто она решила, что ребенок, рожденный от такого отца, не имеет права жить. Я был вынужден забрать тебя сюда, но она пробралась вслед за нами… Если бы я не сделал этого, она не успокоилась бы.

– Так кто же я в таком случае – вампир или человек?

– Ты станешь тем, кем хочешь, в любом случае я останусь твоим отцом и буду любить тебя. Вечно.

– Только не человеком, ненавижу людей! За что они преследуют нас? Ведь мы всего-навсего хотим жить!

– Не будь так категорична, дитя мое. На самом деле все не так просто, история взаимоотношений людей и вампиров насчитывает не одно столетие и она далеко не так проста, как кажется.

– Все равно, от людей ничего кроме вреда! Посмотри сам – вся их история состоит из войн, убийств и коварства. Возьмем хотя бы древнюю историю…

– Я вижу, ты не зря провела столько времени в библиотеке. С другой стороны – история и культура создается людьми, мы, вампиры, можем лишь сохранять то, что создано другими. И потом, ты знакома лишь с лучшими из нас, существуют те, кто отбросил за ненадобностью и разум и здравый смысл и даже правила приличия… По сути дела они немногим отличаются от хищных зверей.

– Все равно мы лучше! Я никогда не буду человеком, никогда!

– Давай отложим этот разговор, пока ты не станешь взрослой. А сейчас не довольно ли серьезных разговоров? Я чувствую, что там, наверху, прекрасный солнечный день. Отчего бы тебе не прогуляться? Кларисса охотно составит тебе компанию.

– Она такая трусиха! Увидела, как Квентин завтракает, и чуть не упала обморок. Можно подумать, она никогда такого не видела.

Некоторое время спустя

– Отец, я хочу тебя спросить, что за "Крылья ночи", о которых ты говорил с Квентином? Ты мне ничего об этом не рассказывал.

– Дитя мое, разве я тебе не говорил, что хорошие девочки не подслушивают?

– А все-таки, что это? Орден наподобие иезуитского? Ну, пожалуйста, я никому не расскажу!

– Хорошо, ты у меня уже большая девочка и с тобой можно говорить о таких серьезных вещах. Видишь ли, нас не так уж и много, например в этом государстве – всего десяток с небольшим включая Марго, которая еще не завершила своего превращения.

– Вот бездарность! Сидит и хнычет целыми ночами – не буду, да не буду, я на собаках и крысах проживу. А у нее такие шикарные клыки! Обещай, что у меня будут такие же и еще лучше.

– А разве жизнь при солнечном свете не привлекает тебя? Многие из нас отдали бы все за возможность насладиться им.

– Но разве это жизнь?! Люди болеют, умирают, достаточно нелепой случайности, чтобы сделать из полного сил мужчины беспомощного инвалида. А эти крестьянки, которые постоянно беременны! Произведя на свет одного писклявого детеныша, они тут же начинают вынашивать следующего, а предыдущий тем временем умирает в своей колыбельке. И они принимают такое на удивление спокойно. Разве это не омерзительно?!

– Ты точно так же появилась на свет, дитя мое. И твоя мать была прекрасна!

– Особенно когда хотела задушить меня, ты сам об этом рассказывал… мысленно. Я решила посмотреть на моих человеческих родственников, о которых ты рассказывал, и пробралась вечером к дому, где они живут. Никто меня не заметил, ты же знаешь, что люди на удивление глухи и слепы ко всему, что происходит вокруг.

– И что ты увидела?

– Они сидели за длинным деревянным столом и ели какую-то гадость, черпали все по очереди из одной миски. Еда стекала у них прямо изо рта, у них были грязные руки. А еще от них отвратительно пахло, ото всех, даже от детей. Неужели моя матушка была такой же?

– Что ты, она была нежной как полевой цветок… И пахло от нее маргаритками.

– Надеюсь, я на нее не похожа? Отец, ну, правда, я вся в тебя?

– Характер у тебя, точно, мой. Когда-то я тоже был таким вот молодым упрямцем. Как давно это было…

– Ты обещал мне рассказать о "Крыльях ночи"! Нас не так уж и много – это хорошо или плохо?

– Это с какой стороны посмотреть, дитя мое. Каждому из нас нужна пища, спокойное безопасное убежище для дневного сна. Чтобы выжить, люди объединились в государства, у них есть армии, есть правители, которые издают законы, есть те, чей долг следить, чтобы эти законы должным образом выполнялись…

– А разве мы подчиняемся каким-то законам? Ведь они написаны для живых.

– Разумеется, ты же сама переживаешь, что люди охотятся на нас, выискивают и разрушают дневные лежки, стараются уничтожить нас при каждом удобном случае…

– Они просто варвары, что они сделали недавно на кладбище! Бедный Жак, его проткнули осиновым колом, а потом отрезали голову!

– Он нарушил один из главных наших законов – не привлекать к себе излишнего внимания. Он проявил жадность и едва не навлек опасность на всех остальных. Так что Жак получил по заслугам.

– А почему ты подумал: "если бы с ним не расправились эти тупые крестьяне, то…" Что бы тогда было?

– Ничего бы особенного не было! Он бы все равно погиб из-за своей глупости, ничего больше. Лучше скажи мне, отчего ты все время ходишь в черном, разве у тебя недостаточно платьев? И чтобы я больше не видел этого на лице! Знаешь, какие женщины раскрашивают себя? Все, иди с глаз моих долой и займись чем-нибудь вместо того, чтобы отвлекать меня всякими вопросами.

Девочка-подросток в глухом черном платье, как будто она только что вернулась с похорон, обиженно пожимает плечами и направляется к выходу. Древний вампир, глядя ей вслед, теряется в догадках. И в кого она только такая: мать была самой красивой девушкой деревни, да и сам он при жизни обладал довольно приятной внешностью. Может быть, дело в том заморыше, чья кровь текла в его жилах в ту самую ночь? Крохотные глазки, черты лица как у восковой маски, на которую кто-то нечаянно наступил, фигура, в которой при всем желании не увидишь даже намека на зарождающуюся женственность; может быть, ей и в самом деле лучше не выходить на солнечный свет? Что может ожидать такую девушку в обществе людей? Ее ум и необычная для женщины ученость только отпугнут, а немалое состояние, которым он в состоянии ее обеспечить, привлечет внимание лишь охотников за приданым…

Оказавшись в коридоре, Эва вынимает из кармана маленькое зеркальце и с удовольствием разглядывает свое отражение. Выглядит она ничуть не хуже остальных обитателей подземелья – бледная, будто с самого рождения не выходила на солнце, губы щедро намазаны ярко-красной помадой, глаза обведены кругами того же цвета. А еще надо будет сказать отцу, что она больше не желает спать в этой противной детской кроватке. Она хочет спать в гробу как все взрослые вампиры.

* * *

Сколько хлопот нам доставляет эта семейка! Никак не могут смириться с неизбежным. Один слабонервный идиот вышел на солнце и в мгновение ока сгорел как свечка на глазах изумленной публики, другой добровольно замуровал себя в подвале и уже которое десятилетие влачит жалкое существование, питаясь крысами и читая религиозную литературу. Не вампир, а воплощенное позорище! Третий, его внучатый племянничек оказался ничуть не лучше. Носится по округе, выискивает разбойников и грабителей, остальные люди ему, видите ли, не пища. Это еще ничего, так ведь он лезет из шкуры вон, чтобы вести себя как человек.

Роман со смертной женщиной еще можно простить, сам такой был. И ведь, что удивительно, когда он стал вампиром, эта простушка Катарина не отвернулась от него, не побежала сломя голову к ближайшему священнику за серебряным крестом и святой водой. Посмотреть со стороны – счастливая семья, да и только. Достаточно послушать, как смеется эта девчонка, оседлав его и вцепившись ручками в густую волчью шерсть, и увидеть, как женщина принимается шутки ради расчесывать его, как будто вампир-оборотень – это самое обычное дело. Уезжать бы ей надо, если по-хорошему, а граф Эрнест перебесится и со временем станет таким как все.

Этот упрямец поймет, наконец, что его смертные друзья, несмотря на все его старания, не могут относиться к нему по-прежнему, а родственники, которые принадлежат к миру живых, вряд ли способны сохранить прежние чувства к нему, какие бы усилия они для этого ни прилагали. Он поймет, что люди и вампиры не могут существовать вместе, что между ними не может быть иных отношений, чем тех, которые связывают господина и слугу, дичь и охотника… И перестанет подавать дурной пример всем остальным жителям ночи, сея в них сомнения и ненужные надежды. Лучше, если он изменит свое поведение по доброй воле, если же нет… А пока что он подождет, он, король вампиров, умеет ждать. Время не имеет для него никакого значения, все время на свете принадлежит ему.

Европа, средние века или позднее

Для тех, кто живет практически вечно,

все эпохи похожи друг на друга

Нечасто выпадает такое сочетание – полнолуние, которое выпадает на пятницу тринадцатого. Самая подходящая ночь для большого приема в подземном дворце того, кого называют не иначе, как королем вампиров, того, равного которому по силе вряд ли сыщется среди жителей ночной стороны.

Здесь, в зале, находящемся под заброшенном монастырем, собрались те, кого как правило не дано увидеть смертным. Разве что на дневной лежке, о месте которой не знают даже самые приближенные и на ночной охоте, когда мало кто может что-нибудь разглядеть. Общество съехалось со всей Европы, несколько вампиров прибыло даже из Нового Света, презрев обычное отвращение к текущей воде. Одного из них отличает красноватый цвет кожи, которую не смог выбелить даже свет Луны, другой по-прежнему ходит в одежде, сшитой из шкур и шляпе с загнутыми полями. Но все-таки большинство из присутствующих прибыло из различных стран Европы.

Ночь в самом разгаре. Служанки – хорошенькие человеческие девицы в более чем откровенных нарядах – разносят гостям чаши с угощением. На утро эти дурочки не будут помнить ничего из того, что происходило с ними ночью, и будут лишь удивляться, отчего сон не принес им обычного отдыха… или все события земной жизни потеряют для них значение.

В нише, которая раньше служила склепом для монахов, отличившихся особенно праведным образом жизни, играет цыганский оркестр. Любая из этих мелодий, прозвучи она на рыночной площади, запросто могла бы обернуться, по меньшей мере, отлучением от церкви. О безопасности уважаемым гостям тоже нечего беспокоиться. Верные оборотни в эту ночь и близко не подпустят никого чужого к развалинам монастыря. Они следят отовсюду множеством глаз – янтарно-желтых волчьих, крохотных глаз-бусинок летучих мышей, таинственно посверкивающих в лунном свете змеиных…

Хозяина пока не видно, он беседует в кабинете с важными гостями, а точнее особо доверенными подчиненными. Как это бывает во всяком большом собрании, здесь сочетается приятное с полезным. Местоположение кабинета выбрано не просто так, ибо это место наиболее отмечено грехом. В незапамятные времена, когда монастырь еще был прибежищем тех, кто решил посвятить свою жизнь служению добру и свету, некоторых братьев в одночасье поразили совершенно неподобающие мысли. Спустившись тайком в подвал монастыря, благочестивые братья вознамерились прокопать подземный ход, чтобы смутить покой сестер-монахинь, чья обитель находилась неподалеку отсюда. Но то ли их неправедные труды не увенчались успехом, то ли по какой-то иной причине, но они сумели сделать лишь нишу, достаточную, чтобы поставить там стол и несколько кресел.

Женского монастыря тоже давно нет; после того, как почти все набожные сестры умерли от старости и болезней, последние оставшиеся спустились в близлежащий город, где поразили всех до крайности непристойным поведением. Осторожные горожане сочли их одержимыми нечистой силой и поступили, как подобает в таких случаях добрым христианам…

Девушка-вампир в декольтированном платье из черного шелка и волосами, уложенными в замысловатую прическу, пытается приблизиться туда, куда не решается подойти никто из приглашенных, даже вампиры, гораздо более старые, чем она, совсем недавно окончательно переставшая быть человеком. Ну и что, зато она дочь короля вампиров, родная дочь, добровольно избравшая этот путь, а не ставшая на него по непонятному капризу судьбы. Она не собирается никому мешать, она лишь хочет знать, о чем отец говорит с иностранными вампирами, вдруг дело касается ее? Но всякий раз она как будто наталкивается на невидимую стенку. Ну и подумаешь: как сказал кто-то из древних философов, имеется много способов для достижения цели. Девушка оглядывается по сторонам и вот уже вместо нее на земляном полу сидит очаровательная темная крыска. От обычной ее отличают только зубы намного длиннее чем положено и глазки, в которых вспыхивают красные огоньки. Крыска проворно забирается в один из мышиных ходов, прорытых еще во времена расцвета монастыря, и некоторое время спустя, ее острая мордочка выглядывает в углу кабинета. Отсюда ей все прекрасно слышно, несмотря на то, что беседа за столом ведется не только при помощи обычной речи.

* * *

Таким она отца еще не видела – ни за все время своей человеческой жизни, ни за несколько лет последующей. Пожалуй, теперь она хорошо подумает, прежде чем ответить ему какой-нибудь дерзостью. Фигура, сидящая во главе стола буквально излучает власть и силу. Силу, на дороге которой лучше не становиться. Присутствующие чувствуют это и относятся к нему с максимальным почтением. Беседа ведется на разных языках, но это не более чем формальность. Участники беседы прекрасно понимают друг друга и без слов.

– Дон Карлос, хотелось бы услышать, как обстоят дела на вашей солнечной родине.

Испанский дворянин, немного напоминающий хищную птицу с матово-черными перьями, почтительно склоняет голову и разражается страстной речью. Единственно, что понятно из нее крыске – испанские вампиры до последней капли крови верны своему королю и обществу, именуемому "Крылья ночи". За все время был лишь единственный случай отступления от законов, но виновный, который не пожелал насытиться кровью своего бывшего приятеля, уже наказан самым суровым образом. Ярко одетый вампир неопределенного возраста, который по старой памяти отрекомендовал себя венецианским дворянином, долго и витиевато рассказывал о том, какие усилия приложены им для того, чтобы влияние "Крыльев ночи" распространилось как можно дальше и глубже. Речь вампира из Нового Света оказалась на удивление лаконичной.

– В городах, лесах и прериях водится много людей. Все они – и индейцы, и бледнолицые и черные люди, чьими предками были злые духи, – все они наша пища. Мы будем пить их кровь ими, пока Луна не потонет в Великом океане. Я сказал.

Его товарищ, который даже для участия в торжественном приеме не пожелал расстаться с одеждами, сшитыми из шкур, решительно заявил, что этот участок раз и навсегда застолбили "крылья ночи", все же посторонние вампиры, которые осмелятся туда сунуться, останутся с пустыми лапами. А с предателями, вздумавшим вести дела с людьми у них вообще разговор короткий.

Дальше обсуждалось что-то скучное и малопонятное, вроде того, сколько новых вампиров может прокормить город Неаполь и его окрестности, как следует поступить с отступниками, у которых хватило наглости потешать людей спектаклями, лондонским банкиром, не пожелавшим даже после смерти расстаться с финансовой деятельностью…

Крыска уже собралась потихоньку выбраться отсюда, когда прямо над ухом ее раздался знакомый голос:

– Сколько раз тебе нужно говорить, что хорошие девочки не подслушивают взрослые разговоры.

– Я ничего… я только… – пискнула она, чувствуя, как дрожь охватывает ее всю от острого носика до кончика длинного хвоста, покрытого кожаными чешуйками.

– Твое счастье, дочка, что ты все равно должна была это узнать – произносит король вампиров таким голосом, от которого Эве сразу захотелось забиться в самую крохотную щелку и сидеть там до конца вечности. – Мы поговорим об этом позже, а пока что возвращайся к гостям. Я слышу, что пожаловал молодой граф Эрнест, редкий гость на наших приемах.

Проводив ее взглядом, король вампиров жестом отпускает сидящих за столом за исключением мужчины с седыми висячими усами, одетого в кафтан из меха и ярких шелков, под которым проглядывают старинные доспехи. Тот смотрит на него как наполовину прирученный волк на того, кто осмеливается называть себя его хозяином. Король вампиров меряет его тяжелым взглядом и произносит нарочито спокойным голосом:

– Мне хотелось бы знать, Михай, что происходит в ваших владениях. Даже людские слухи доносят до меня множество жалоб. Говорят, что местные вампиры нападают на людей, даже не скрываясь, что они опустошили целую деревню. Правда ли это и как вы поступили с виновными?

В глазах гостя загораются злобные огоньки:

– Нам, ведущим родословную от Цепеша Колосажателя, не пристало отчитываться перед кем бы, то ни было. Мы берем себе столько пищи, сколько захочется. Скоро весь край будет принадлежать нам!

– Если только вас раньше не перебьют на дневной лежке. Опасно доводить людей до отчаяния; их, как правило, трудно расшевелить и еще труднее призвать к спокойствию. А, расправившись с вами, они начнут разыскивать вампиров везде, где только можно. Похоже, вам безразлично, что вы можете навлечь беду на всех остальных. И что вы нарушаете наши законы.

– Я не собираюсь подчиняться никаким законам и прибыл лишь для того, чтобы сказать вам это. На родине графа Дракулы законом является только мое слово!

– Вот как? А вы не боитесь, что я прикажу поступить с вами так, как поступил бы на моем месте ваш обожаемый граф? С десятком моих поданных вы вряд ли справитесь, а потом кликнем человека-слугу, у которого в руках будет осиновый кол…

– Так нельзя, это противоречит законам чести! – В глазах гостя появляется неподдельный страх, даже когти, которыми он впился в крышку стола, спрятались, будто их и не было.

– Вы только что сказали, что дети ночи не подчиняются никаким законам – в голосе короля вампиров звучит легкая насмешка. – Возвращайтесь в свои владения, боярин, и если до меня дойдут плохие вести – пеняйте на себя.

Румынский вампир медленно поднимается с кресла и покидает подземные чертоги в сопровождении неизвестно откуда появившегося бурого волка. Больше всего на свете ему хочется оскалить клыки и хотя бы мысленно высказать любезному хозяину все, что он думает о тех, кто пытается поставить его, прижизненного соратника единственного истинного носферату, в какие-то рамки. Но глупо возражать тому, кто сильнее тебя, тем более, когда находишься на его территории. Отыграться же всегда можно на подчиненных, которые вместо того, чтобы придавать ему значимости в глазах этого выскочки, так глупо позволили запереть себя. А еще он непременно развлечется охотой; в городке неподалеку ярмарка, будет, где разгуляться. Но когда боярин Михай увидел, что осталось от его помощников, он, ни словом не возразив, сел в предложенный ему экипаж, и на полной скорости устремился в направлении румынской границы.

через несколько месяцев, а может лет

для вампиров время течет несколько по-другому

Солнце село, в лесу с каждой минутой становится все темнее, но ту, которая вышла на ночную прогулку, темнота нисколько не пугает. Ночь – самое лучшее время суток, под солнцем все выглядит таким грубым неинтересным и пошлым. Самое лучшее, что можно делать днем – это прятаться под землей, куда не проникнет ни один солнечный луч. Тем более что ночь – это время охоты. Люди прекрасно понимают, насколько беззащитны они становятся после того, как дневное светило прячется за горизонт. Они прячутся в свои жилища, запираются на все замки, обвешиваясь всевозможными предметами, в чудодейственность которых верят с упорством, достойным лучшего применения. Да стоит ей только захотеть и любой выйдет на ее зов, гостеприимно распахнув двери своей халупы.

Никто не учил ее охотиться, она родилась с этим знанием. Она так горда собой! Какие у нее прекрасные клыки; даже то, что она больше не может разглядеть себя в зеркале, ни капельки не портит удовольствия. Жаль, что Кларисса покинула их подземное жилище; за эти годы они стали большими подругами и могли бы оставаться ими вечно. Но отец строго-настрого запретил обращать Клариссу против ее желания. Можно подумать, она не была бы потом благодарна. А вместо этого она ушла в монастырь, где состарится и, в конце концов, умрет, вот глупая!

Охота началась на редкость удачно, дровосек – здоровенный мужчина, который так любил кичиться своей силой – никогда больше не вернется домой. Он ничего не успел понять, когда она спрыгнула на него с дерева… Кровь его отдавала луком и ячменным пивом, поэтому она отпила лишь самую малость, ровно столько, сколько требуется, чтобы поддержать силы. Ничего, до восхода еще далеко, а где-то здесь бродит добыча поинтереснее. Это двое мальчишек, которые прислуживают в таверне. Хозяйка рассорилась с мужем, а, чтобы сорвать злость хоть на ком-то, приказала пополнить запасы хвороста на ночь глядя. Их кровь, должно быть, настоящее лакомство, а страх должен придать ей особый вкус.

…Что такое? Запах, который она ощущает, не принадлежит живому существу. Так пахнуть может только вампир, к тому же подкрепившийся в последний раз достаточно давно. Будь это кто-то тех, кто подчиняется отцу, она бы непременно это почувствовала и вместе с тем, она уже где-то слышала этот запах… Значит, какой-то другой немертвый хочет перехватить ее добычу? Ну, уж нет, сейчас она покажет пришельцу, как охотиться на чужой территории! Кто здесь? А ну пошел вон отсюда! И пусть только попробует ее ослушаться, тогда ему придется иметь дело с отцом и "Крыльями ночи".

Ответ прозвучал в ее мозгу так же ясно, как если бы собеседник стоял на расстоянии вытянутой руки.

– Леди Эва, прошу извинить меня за беспокойство. Не согласитесь ли вы разделить со мной прогулку и трапезу? Я хотел бы вам предложить добычу, более достойную вас. Неподалеку отсюда находится лагерь разбойников, там с избытком хватит пищи на нас обоих, и никто не будет сожалеть о них.

– Граф Эрнест? Благодарю вас, с удовольствием, думаю, это будет забавно. Только давайте воздадим должное той пище, которая бродит рядом с нами. Кровь этих детенышей будет прекрасным началом ужина.

– Я бы попросил вас не делать этого.

– Отчего? До самого утра их никто не хватится, а потом подумают, что во всем виноваты хищные звери. Что, невинные жертвы? Помилуйте, вы вампир, а рассуждаете как выживший из ума святоша!

Громадный волк, шерсть которого в лунном свете отливает серебром, преграждает путь молодой вампирше. Та сначала пытается обойти его, перепрыгнуть, но всякий раз зверь непостижимым образом оказывается у нее на дороге. Через некоторое время оба останавливаются. Спорить больше не из-за чего: дети, повинуясь внезапно возникшему страху, убежали из леса, бросив свои вязанки хвороста.

еще через сколько-то лет

но все равно очень давно

– Отец, позволь мне самой заняться этим вольнодумцем! Одно его существование подрывает твой авторитет. Он даже не взял себе нового имени, уйдя из мира живых. Он просит называть себя старым именем как человека. Вдруг кто-то из твоих подданных захочет последовать его примеру? Он скрылся, но я смогу его разыскать, смогу, вот увидишь!

– Думаешь, я не догадываюсь об истинной причине твоей злости? Любовь – самая загадочная вещь на свете, дитя мое. Ты можешь подчинить более слабого, пользуясь своей силой, можешь даже заставить его полюбить тебя, но лишь временно, пока он находится в твоей власти. С графом Эрнестом ничего такого не получится: он старше тебя на добрую сотню лет и, несмотря на взгляды, неподобающие вампиру, по силе он превосходит тебя в несколько раз.

– Он все еще не может ее забыть! Его дочь давно умерла от старости, а он по-прежнему хранит память об этой мерзавке. Она была ведьмой, точно, все ведьмы рыжие!

– Не говори глупости, Эва, ты же прекрасно знаешь, что все это – не более чем предрассудки. К тому же я бы посоветовал тебе выкинуть из головы графа Эрнеста и все эти глупости. Есть более серьезные вещи, которые требуют твоего внимания. Я становлюсь слишком стар, а власть кроме удовольствия еще и громадная ответственность… Да-да, не возражай мне: я охотился, когда карта мира была вовсе не такой, как теперь, когда еще не родились те короли и полководцы, о деяниях которых ты читала. Приготовься к тому, что скоро тебе придется взять на себя заботы о том, что я создавал столько времени. Если твоей целью было семейное счастье, то следовало оставаться человеком. Но ты сделала свой выбор и должна с честью ему следовать.

Снова наше время

Как странно путешествовать одной! Правда, на этот раз я еду не в потайном отделении дипломатического вагона, а как обычный человек – в одноместном купе класса люкс. Сергей распорядился доставить туда целый баул пиццы и гранатового сока. Можно подумать, что мне предстоит провести несколько месяцев в осажденной крепости! Но даже клетчатая "бизнес-сумка", набитая лакомствами, не кажется мне чем-то остроумным. Честно говоря, общество Сергея стало порядком меня тяготить, хотя, надо отдать должное, старался он это время как мог, даже более того. Как он мне надоел со своими чувствами! Нет, его поведение просто безупречно, для человека, разумеется. Хотя какое мне дело до его поведения; у меня одна, главная и единственная цель – расследовать обстоятельства гибели того, кто был мне как отец и едва не стал еще ближе. А все остальное не имеет значения. Кольцо, оно здесь, со мной, я не расстанусь с ним ни на секунду, пока не смогу осуществить его предназначение. Только бы это не оказалось просто легендой, такого кружения надежд я просто не переживу, выпью святой воды и покину этот несправедливый мир.

… Текущая вода, какая гадость! И почему она только не замерзла, как можно допускать такое безобразие? Уф, проехали! Где мой гранатовый сок? Нет, чай мне не нужен, газеты тоже. Будьте любезны, закройте, пожалуйста, дверь с той стороны. Да, спасибо.

Надо подумать, как общаться с такими необычными подчиненными. С людьми проще, я всегда слышу их мысли. Едва взглянув на любого из них, я уже в курсе всего, что он тщательно скрывает и в чем вряд ли бы признался бы даже самому себе. Ладно, придумаем что-нибудь по ходу пьесы.

К тому же придется разбираться с местными проблемами. Альберт, которого я когда-то оставила за главного, отправил мне на редкость истеричное письмо. Похоже, там, в Румынии, кому-то тоже захотелось поиграть в мафию. Хорошо же, будет им мафия, в полном объеме, с вестерном пополам. Все, кто пытается отвлечь мои мысли от главного, сейчас настолько злят меня, что я готова устроить этим горе-конкурентам даже хорор-фильм в реальном времени.

Опять наше время

Питер

Аккуратно одетый пожилой мужчина, в котором никто и никогда не заподозрил бы шантажиста, пребывал в самом радостном волнении. Он еще только думал, как бы половчее приступить к этому щекотливому делу. Может, стоит позвонить этой дамочке и культурно предложить ей выкупить результаты аномальных анализов, а заодно и выяснить, кем она является на самом деле. Вот будет номер, если ему удастся разоблачить инопланетного шпиона! Шпионы, они шпионы и есть, неважно, какая эпоха на дворе и неважно, что мы строим – развитой социализм или рыночный капитализм. А нынче в дополнение к награде еще денежное вознаграждение положено, в свободно вконвертируемой; в конверте, значит. Или, может быть, не предаваться бессмысленным мечтаниям, а обратиться напрямую к ее супругу, тоже, кстати говоря, не самому бедному человеку. Так, мол, и так, вряд ли наверху станут терпеть фирму, находящуюся под руководством мутанта-негуманоида.

А этот, молодец такой, сам сориентировался, встречу назначил. Говорит, финансовый вопрос тоже урегулируем. Место для встречи предложил вполне подходящее – ресторан "У камина" – приятнейшее, между прочим, местечко! Стало быть, в уютной обстановке и решим дело.

В холле, одну из стенок которого полностью занимали аквариумы, в кармане шантажиста зазвонил сотовый телефон, номер которого он не раздавал кому попало. Незнакомый голос предложил пройти в большой зал и присесть за столик в дальнем правом углу, неподалеку от скульптурной композиции. Войдя в зал и бросив взгляд, будущий миллионер почувствовал, как его раздирают самые противоречивые чувства. Композиция представляла собой шест, вокруг которого парили бронзовые стриптизерки в разных стадиях рабочего процесса. Когда он накопит достаточно денег и приобретет себе домик где-нибудь на Ривьере, он будет часто посещать такие… мероприятия. Жаль, годы не те, а то бы за какой-нибудь из них, точно, приударил. В годы его молодости ни о чем таком даже шепотом сказать было невозможно, сразу бы вызвали на комитет и проработали за моральное разложение, а теперь, пожалуйста, разлагайся, не хочу. Эх, и почему мир устроен так несправедливо?..

Мужчина, который сидел за угловым столиком и вежливо приподнялся, приветствуя его, обладал удивительно неприметной внешностью. Мимо такого можно пройти несколько раз, и не обратить внимания. Разве что глаза: цвет их, едва обладатель секретной информации уселся напротив, из невыразительного светло-серого сделался стальным, а взгляд буквально пришпиливал его к стулу как бабочку в гербарии. Нечто подобное шантажист ощутил в студенческой юности, когда его вызвали в кабинет декана и "сотрудник первого отдела" принялся спрашивать его о западной музыке и планах на будущее. Но в этот раз все казалось даже страшнее.

– Значит, Дрямов Илья Игнатьевич, (мысль: он не следователь, а выполнял какую-то вспомогательную работу. В доме своих друзей просто пускает пыль в глаза, особенно Игорю). За вами внимательно наблюдали все это время, да, те самые компетентные лица. До сих пор на вашу деятельность смотрели сквозь пальцы, но последним своим поступком вы чуть не создали помехи некой секретной операции международного уровня, вы понимаете, чем это могло бы для вас закончиться? Поэтому есть мнение…

Илья Игнатьевич открыл, было, рот, чтобы намекнуть, что ему покровительствуют не последние лица в организации, но собеседник, походе, читал его мысли.

– У нас произошли кое-какие кадровые перестановки. Кое-что из этого касается вас.

Содержимое газетной заметки, в которую он жадно впился взглядом, сводилось к старомодной фразе: "за чистоту рядов". Там рассказывалось о неком насквозь коррумпированном деятеле, который, чтобы не предстать перед судом за многочисленные преступления, предпочел выброситься из окна своего кабинета. Фамилия, разумеется, не была названа, но, тем не менее, Илья Игнатьевич без труда узнал того, кому сообщал особо интересную информацию и под негласным покровительством которого процветал все эти годы.