Текст книги "Обнимашки с мурозданием. Теплые сказки о счастье, душевном уюте и звездах, которые дарят надежду"

Глава 5. Горячая как батарея

Эти теплые рассказы написаны от первого лица, но они не обязательно про аптора.

Вдруг ето про вас?

Лифт

В тот день я купила две банки консервированного горошка, три килограмма картошки и яблоки. Я так точно это помню, потому что потом не один раз пыталась вплоть до мелочей воспроизвести события того дня, но ничего уже не получалось.

Я надевала тот же пуховик, так же сморкалась в салфеточку, шаркала уггами, трясла авоськой с покупками, но увы. Как говорится, нельзя дважды войти в одну реку.

Я ехала в лифте, и вдруг погас свет. Первые две минуты я просто стояла неподвижно, надеясь, что все починится само. В этом мире все умеет чиниться само, меня всегда это выручает. В этот раз не сработало, темнота сочувственно сопела мне в ухо и норовила спереть из авоськи горошек.

Пришлось искать по карманам телефон, чтобы включить фонарик. Да будут благословлены современные телефоны, в которых есть все, даже надувной фламинго и гарпун. У вас нет? У меня тоже нет, я выдумываю.

В общем, я посветила на доску с кнопочками, чтобы найти кнопку вызова диспетчера. Нашла и тыкнула.

– Че? – моментально раздался в темноте чей-то недовольный голос. Человек там явно занимался чем-то крайне интересным, а я, зараза такая, его отвлекла в самый неподходящий момент.

– Здрасте. Я застряла.

– Шд-др-р пыщ со своими пространственными дырами! Уйду нафиг в механики Сансары, надо было маму слушать шщ-щ-щр-р пыщ-щ-щ гр-р-р..

– Извините, плохо слышно. Я застряла!

– Куда надо?

– Кому?

– Вам! Куда вам надо?

– На бал мне надо, – решила сострить я.

Я просто в России живу, тут или отстреливаешься шутками, или смотришь в небо большими трагическими глазами с седыми ресницами.

– Че, нельзя сразу сказать?

– Извините, – сказала я и хотела еще что-то ироничное добавить, но тут двери лифта открылись, и я зажмурилась от яркого света.

Не знаю, как можно танцевать в кринолине, в корсете, в двухэтажном парике и с пятью килограммами бриллиантов на груди. Я бы не смогла. Я бы чесаться начала, потом бы споткнулась и ушла черепом в стену. Но у дам, скакавших под музыку по этой огромной светлой зале, получалось не только сохранять равновесие, но и хихикать кавалерам на ушко. А еще их почему-то совсем не смущало, что я стою в пуховике, в шапке с надписью «Холодно, блин» и в лифте. Никто даже не пялился.

Пялился и офигевал только один человек. Я.

Тут у меня выпала авоська из рук, и банка консервированного горошка с грохотом покатилась по мраморному полу. Прямо к ногам какого-то гусара в курточке с золотыми шнурами. Он поднял горошек и посмотрел на меня.

Ка-ки-е у него были синие глаза! Только один раз в жизни я видела подобный восхитительный цвет. Летом 1980 года Женька Артамонова с третьего этажа повисла верх ногами на дворовом турнике и явила миру трусы цвета ультрамарин, привезенные ее отцом из Польши.

Вот такие это были глаза.

Незабываемые, как трусы Женьки Артамоновой.

– Вы будете выходить? Я закрою двери, – сказал диспетчер.

– Закрывайте, – в полном ауте прошептала я.

И зала исчезла.

Я снова оказалась в темноте. Перед глазами мельтешили разноцветные мушки.

Облизывали когда-нибудь экран советского телевизора? Если его немножко лизнуть, то на нем появлялись яркие цветные точки. Это было очень красиво и галлюциногенно. Никакому Кастанеде такое и не снилось.

– Так куда вам? Быстрее говорите, мне некогда.

– А вы куда угодно можете? – осторожно уточнила я.

– Куда угодно, кроме космоса. Там сегодня технический перерыв. Вы новенькая, что ли?

– Я старенькая, я три года в этом лифте езжу.

– Лифте?! А ну-ка, скажи фамилию.

– Арефьева.

– Никуда не нажимай, я сейчас список проверю. – И диспетчер стал шуршать у себя бумагами. – Арефьева, тебя нет в списке. Какого черта ты тут делаешь?

– Я домой еду. На тринадцатый этаж.

– Ну так и едь! На бал ей, посмотрите на нее! – голос из кнопочки ругался на меня до тех пор, пока лифт не остановился на тринадцатом этаже. – Вылазь, приехали, Арефьева.

– Спасибо. А можно буде…

– Нельзя, Арефьева. Забудь все, что видела, – сказал диспетчер и замолчал.

Теперь у меня есть хобби.

Я надеваю длинное белое платье, которое собственноручно сшила из кухонной кружевной занавески. Подпоясываюсь голубой лентой, надеваю пуховик и иду в лифт. Там я прыгаю до опупения, надеясь, что лифт застрянет и снова раздастся недовольный голос диспетчера. И я опять попрошусь на бал.

Мне туда очень надо. Там гусар в курточке с золотыми шнурами. С глазами, как трусы Женьки Артамоновой.

Он протянет мне банку горошка и скажет:

– Мне кажется, это ваше.

А я засмеюсь легко и звонко и отвечу:

– Да у меня еще одна есть.

И стану махать руками у него перед лицом, чтоб он заметил, что у меня нет обручального кольца. Он внимательный, он заметит.

Мне бы только попасть в этот лифтовой список.

На базаре

Вчера зачем-то понесло меня на рынок. Захотелось свеженького, сала там или меда, носков хотя бы. А то у меня к концу зимы от носков одни дырки остаются вечно.

Гляжу, у одного ржавого ларька чего-то дают. Небольшая такая тихая очередь, в конце дядька с испуганными глазами стоит.

У меня нюх на приключения, в левом ухе кто-то так тоненько-тоненько заныл: «Не ходи туда, Зоя Владимировна, не надо тебе туда ходить! Могут ножки оторвать прям под корень».

Ну, я сразу стойку охотничью и сделала.

Главная там, значит, тетка какая-то крошечная, мне примерно по пупок. В ширину такая же, так что, если тетка ляжет на бок, мало что изменится. Удобная со всех сторон. На пояснице у тетки собачья шаль повышенной косматости, на башке малиновая чалма и валенки. Валенки, правда, на ногах, но все равно очень красиво. А еще красивая тетка курила, да так, что мимо пролетающие воробьи немножко даже падали на снег и там лапками дрыгали.

Через три секунды я уже пристроилась за мужиком с испуганными глазами.

– А что дают? – шепчу ему в ухо.

А мужик за сердце схватился и свалился рядом с воробьями.

– Ох уж эти мне интроверты. Значит, что-то нужное дают. Надо брать, – рассудительно подумала я и стала ждать своей очереди.

Очередь двигалась быстро. Невозможной красоты тетка совала руку в коробку, что-то оттуда выуживала, быстро паковала это в газетный кулек, протягивала людям. Люди хватали, говорили «Спасибо!» и убегали.

– Не кончилось?! – уточнила я, когда тетка наконец стала выдыхать дым мне в коленку. – А то на мне всегда все кончается.

– Не кончилось, – ответила тетка невозможной красоты.

– А что даете хоть?

– А что тебе надо? – строго спросила тетка

– Мне бы бессмертия надо или носки новые. Или мед. Или сало. Но я готова взять то, что у вас в коробке.

– Тебе топотуна, шуршашку или пылееда?

– Видите ли, я в первый раз. Не разбираюсь.

– Чтоб за пятки кусал и шуршал, чтоб пыль ел или чтоб ночью топал громко?

– Давайте, кто пыль ест, – оживилась я. – А то я пылесосить не люблю.

– У тебя бардак дома? – строго спросила тетка.

– Художественный беспорядок, – обиделась я.

– Не, не дам тогда. Он у тебя нажрется чего попало и будет животом страдать. А то и помрет, они нежные очень, пылееды эти. Не дам.

– Хорошо. Дайте топотуна. Или шуршашку. А знаете, обоих давайте.

Тетка не глядя залезла рукой в коробку, поймала кого-то, сунула в кулек из газеты, аккуратно завернула края и протянула мне.

– Стойте! А сколько стоит?

– Вообще, я их бесплатно раздаю, но тебе за сто рублей, так и быть.

– Спасибо. А они не укусят? Я просто хочу кулек под пуховик засунуть, чтоб не замерзли.

– Хоспади, откуда вы беретеся такие нежные. Ну укусят, переломишься, што ли. Иди давай, мне ларек закрывать пора. А то передумаю. – Тетка собрала воробьев в край шали и унесла куда-то внутрь ржавого ларька.

Чтоб тетка не передумала, я взяла ноги в руки и дала деру.

Пока бежала домой, успела передумать кучу мыслей: «А что она будет делать с воробьями? А что в кульке? А нафиг это мне? А почему кулек такой легкий?»

В общем, очень быстро добежала. На кухне осторожно развернула кулек. Он оказался пустым.

– Тьфу ты блин! – сказала я и выкинула кулек в мусорку.

Чтоб я еще раз на этот базар пошла, да ни в жизнь. Кругом обман. Интересно, какая зараза третью ночью громко топает по кухне и шуршит под кроватью… надо все-таки опять сходить к ржавому ларьку, спросить, чем это кормить. Может, еще чего дадут. Интересно же.

Тем более надо проверить, лежит там тот нервный мужик или уже сперли.

Поваренная книга и прочие за…

У нас в подъезде на почтовом ящике устроили буккроссинг. Это когда книжки можно чужие брать, а свои ненужные ставить. Я, правда, не понимаю, как книга может быть ненужной. Она же шуршит и приятная на ощупь, что вам еще надо-то? Поэтому сгребаю все, что оставляют соседи, от «Заветов октябрят» до «Как починить кран, носок и разбитое сердечко».

Сгребала, сгребала и нарвалась вот.

О чем сейчас и поведаю, потому что у писателей вода в организме не держится.

Иду вчера, смотрю на почтовом ящике новая толстая книжка в газетной обертке. И руки мои тут же сами собой сграбастали это. Мои руки не любят быть пустыми.

Тяжелая такая книжка оказалась. Если по башке дать, мало не покажется. Темно станет секунд на тридцать, а то и полчаса.

Прихожу домой, разворачиваю газетку, а название на книжке плохо видно. Старая очень. Обложка черная, драная. Только первые слова смогла разобрать: «Поваренная книга и прочие за…».

А чего «за» – непонятно. Заботы? Занятности? Запасные штуки? Забавы? Заклинания?

Ладно, полистаем, разберемся.

Открыла сразу посерединке, а там рецепт:

«Возьмите груши. Возьмите яйца. Муки тож возьмите. Получится и у косорукой хозяйки».

Как испечь сладкий пирог, короче.

Потом глянула дальше, а там половина страницы выдрана, а то, что не выдрано, странное:

«…да волос блондина надобен. Да не такого блондина, который как серая мыша, а самого-самого золотистого, чтоб прям как ангельский волос был. Иначе ничего не выйдет.

Как выйдет на небо полная луна, разденьтеся донага. Завяжите золотистый волос бантиком и…

…если следующей ночью начнет кто-то в дверь скребстись и голосом жалобным проситься погреться… НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! А то, дура такая, ослепнешь на триста лет и три дня».

– Фигасе, – думаю. – Это что это такое? И что надо делать с бантиком из волоса блондина? Что это вообще?!

И волосы на руках автоматически перпендикулярно ме-едленно так встали и обратно легли.

Читаю дальше, интересно же. На следующей странице такое:

«Суп с пампушками, крапивой и поцелуями.

Вам понадобится:

– весенней крапивы охапка,

– две крысиные какашки,

– плошка ржаной муки,

– один смачный плевок.

Замеси все в кучу да налепи катышков. Свари. Припороши укропом, чтоб не так мерзко воняло. Коли супь по столу ползти начнет, так лупи его скорее поварешкой, пока он тебе ногу не откусил.

Три с половиной раза повернись вокруг себя да скажи: «Как пампушки горячи, так сердечко твое ко мне горячо будет во веки веков». Дай тому, кто нравится, да следи, чтоб все съел до последней капли. И тарелку вдвоем оближите да поцелуйтесь сразу.

Приятного аппетита».

– Надо нахрен эту книжку в мусопровод срочно выкинуть! – думаю, а сама палец послюнявила и дальше перелистываю:

– рецепт обнимательных (они же задушительные) макарошек;

– рецепт пирога для очень одиноких людей;

– рецепт халвы, чтоб ваши враги сдохли;

– рецепт яишницы говорящей.

И тагдалия.

Хожу второй день с вставшими дыбом волосами, глаза как две плошки. Во-первых, страшно в подъезд выходить, там же где-то бродит тот, кто эту книгу на почтовый ящик поставил. А вдруг он передумает и захочет ее обратно. Он же за пару секунд мою квартиру вычислит по счастливому скрипу зубов.

Во-вторых, ужасно руки чешутся что-то приготовить из этой книги. Держите меня, люди добрые, пока не поздно.

Да поздно уже. Мне осталось только две крысиные какашки добыть. И весенней крапивы дождаться. А, еще найти того, кто нравится, и запихать в него супь. Запихать-то я смогу, это самое легкое в этом рецепте.

Зимний парень

Слушайте все и завидуйте. Я заведу себе зимнего парня. Такого с модной бородой, пахнущей ванилью и в свитере крупной вязки. И чтоб в дырочках свитера торчали соски и бицепсы.

Или нет. Гладко выбритого, с такими скулами, что о них можно затачивать ножи. Или хоть карандаш для бровей.

Мой зимний парень будет в толстовке со снежинкой и бежевых уггах.

Нет. Пусть будет в вязаной шапочке, лысый, хмурый и боится темноты.

Хотя в песцовой ушанке и с длинными волосами тоже неплохо.

И толстых белых носках. И чтоб камин.

Стоп. Просто плед, и все. Больше одежды не надо. О, мой зимний бог, как я буду любить тебя!

Мы будем много греться друг о друга разными способами и часто. Нас будут ненавидеть соседи. Мы будем со смехом выбегать в 6:00 из подъезда, чтобы слепить утреннего снеговика с крепкой морковкой, а соседи будут смотреть на нас из унылых окон и думать: «Да когда ж вы уже успокоитесь!»

Мы сварим океан глинтвейна. С апельсиновой цедрой. С гвоздикой. С яблоками. С медом. Со всем, на что хватит денег и фантазии. Мы нальем горячее вино в смешные яркие кружки и будем смотреть сериалы.

Боже, храни тех, кто придумывает сериалы!

Я буду милой и легкой, и буду греть руки под его свитером. На его выпуклом прессе, похожем на плитку шоколада. Да он весь будет сладкий, как подарочный Дед Мороз. Хоть в фольгу заворачивай.

Мы будем активными и подвижными. Лыжи, коньки, сноуборд, игра в снежки, катание на санках, мы освоим все виды зимнего спорта. Точнее, освоит он, а я буду фотографировать и кричать: «Скока можна? Пошли домой!»

Мы будем печь безглютеновые шугафри булочки с корицей, играть в две руки на белом рояле, читать вслух сонеты Шекспира и вязать бесконечный, как наша любовь, шарф.

А весной я его брошу. БАМ!

А зачем мне весной зимний парень?

Я позвоню ему ближе к декабрю. Злая, уставшая и наконец-то тощая. Он предложит вместе нарядить елку, и все начнется по новой.

Весенний парень

Слава богу, февраль. Скоро наступит пора заводить весеннего парня. Зимний уже поперек горла со своими свитерами, глинтвейнами и: «А давай с горки на картонке кататься?»

Пятая точка же у тебя не казенная, постоянно на снегу такое богатство морозить.

Надо, девочки, двигаться дальше. Часики-то, они тик-так, да?

Весенний парень, он как глоток кофе по утру. Как «Бейлис» с коньяком. Как вафельная трубочка с вареной сгущенкой. В общем, хочется еще и еще.

Он горяч и сладок. От его поцелуев уши закручиваются в трубочку и дым идет даже из пуговиц на твоей блузке.

Он ляпнет: «А давай налысо побреемся?» – и вот вы уже смеетесь у зеркала. Ты, конечно, в итоге решишься только на челку и то вряд ли, а вот он точно возьмет бритву.

Потом будет курить на подоконнике и орать в форточку:

– Я самый блестящий любовник на свете! – и пускать лысиной солнечные зайчики.

Он немного придурок, этот весенний парень, но с ним очень весело. И какие ноги, какие плечи. Вах, какой! Водички попила – и обратно в постель.

Одно плохо, с ним совершенно невозможно выспаться, и ты станешь напоминать маленькую хорошенькую панду по утрам. Консилер тебе в помощь, дорогая. Говорят, что крем от геморроя помогает от кругов под глазами.

Но помни! За день до лета надо успеть его бросить, иначе он сделает это первым. Да и пусть. У нас есть в запасе прекрасный экземпляр на лето.

Летний парень

С летним парнем все просто. Это самый любимый из бывших. Ты его помнишь всегда, весной, летом, осенью, зимой. Даже если ты давно замужем за другим.

Просто он лучше всех. Но он не для брака. Это перекати-поле твоего сердца.

Кстати, он всегда готов встретиться, просто состыковать ваши ежедневники сложнее, чем совершить «рукопожатие в космосе» «Союз-Аполлон». У тебя дела-дела, ему тоже то на Эверест, то в Китай. То ли модель, то ли политик, то ли и то и другое.

Три месяца до встречи, двадцать дней, неделя и вот он наконец! Красивый, горячий, с губами, испачканными черешней. Летят пуговицы во все стороны с вашей одежды, соседи долбят по батареям, ты зажимаешь ему рот, он слишком громко смеется в два часа ночи. От этого смеха покрывается трещинами потолок и в спальню заглядывают летние звезды.

Какие острые у них глаза, они грозят тебе пальцем: «Лето не навсегда, стрекоза! Будь серьезнее!»

Но ты показываешь звездам язык и обнимаешь летнего парня еще крепче. Пусть все пройдет, зато есть сейчас. Еще целых три месяца моря, фруктов и счастья.

Ты и так слишком серьезно относишься к жизни. Знание того, что всему приходит конец, как острая приправа к каждому дню.

Привет, лето, пока, лето, мы обязательно увидимся. Я так тебя жду. Целую.

Осенний парень

Остался последний парень. Осенний. В смешных резиновых сапогах и с астрами. Он терпеливо ждет своей очереди.

Осенний парень, он должен быть рыжим, чтоб теплые веснушки даже на коленках, чтоб соски – как леденцы из карамели.

Чаще всего он из многодетной семьи и у него куча старших сестер, может даже штук десять.

Из-за сестер он отлично разбирается во всех женских штучках, может даже прокладки купить и знает, как расстегивается лифчик.

На самом деле он очень домашний. Когда он читает книгу в обнимку со своим огромным котом (да-а-а, это рыжий мейн-кун) это очень умилительное зрелище. Кстати, убирай свою обувь повыше, мейн-куны ревнивые.

Рыжий обожает покупать книги по саморазвитию, ему нравятся все эти мотивирующие названия, но редко дочитывает все даже до середины. Так они и валяются раскрытые по всей квартире, как огромные бабочки.

Ты подаришь ему еще одну такую, может даже напишешь ее сама. И ее он тоже не дочитает. А все потому, что осенью прекрасно гулять по вечерам, под фонарями, пиная листву желтыми резиновыми сапогами.

Еще осенью прекрасно кричать на весь магазин: «Да надоел ты со своей шарлоткой!» – и убегать с тележкой в винный отдел.

А пирог все равно будет. Сестры осеннего парня забили ему морозилку мамиными заготовками, ты просто смирись.

От поцелуев с осенним парнем вся простыня в мелких дырочках от летящих во все стороны искр.

А утром он натянет на тебя свой свитер, который будет тебе до колена, и поведет в сад. И вы будете сидеть на крылечке и жмуриться в лучах осеннего солнца. Не забывай, что под свитером ты голая. Вон у соседской бабушки уже очки вспотели от возмущения.

Вот такой он, осенний, рыжий. Его трудно бросить и очень хочется оставить навсегда.

Впрочем, как и всех остальных.

Иногда у аптора бывают кошмары на тему: «Как бы не выгнали из женщинов!» Слава богу, они нечасто.

Кошмар

Проснулась накрашенной, юной, с грудью, торчащей строго в потолок, на каблуках. Живот впалый, подмышки нежные, как персик. Носик припудрен. Идеально.

Утром, но не очень рано, между первыми петухами и раньше девочки с чугунными ножками с верхнего этажа.

Помедитировала в красивых трусах. Красивые трусы – мастхэв форева, вдруг чо. Секс спонтанный (то есть строго запланированный и стратегически грамотный), больничка, тьху-тьху, фотоссесия там. Резинка лопнула, эстетично сползли по идеальным гладким, как хрусталь, ногам. Все аплодируют.

Сделала небольшую разминку. Ну, там што-то из йоги, бокса и балета. Минут пятьдесят, много не надо.

Гибкость, сила и стопы как у Золушки.

Сделала гранд-батман перед раскрытым окном на радость соседям мужского пола, висящим на подоконнике.

Позавтракала. Легко, быстро, питательно. Баланс белка, углеводов и жиров. Зашила рот до обеда. Проверила помаду. Идеально.

Распорола рот – забыла принять витамины: для кожи, для волос, для упругости, для пищеварения, для зрения, для молодости, для стройности, для ума, для любви, для денег, для мира во всем мире и чтоб не сдохнуть.

Аскорбинку еще. Аскорбинка никогда не помешает. И омегу, омегу же!

Протолкнула эту огромную горсть водой. ДВА ЛИТРА в день, не меньше, иначе засуха организма и брыли.

Зашила рот. Проверила помаду. Идеально.

Отвела/отнесла/отправила детей в школу/в сад/в армию/в загс/в космос.

Кончились дети, нарожала быстро/вырезала из бумаги/слепила еще десять штук. Многодетные в тренде. Выкормила грудью, без памперсов, спела колыбельные на английском, суахили и латыни.

Поработала. Пример для подражания, везде успеваю, про все помню. Главное, не потеть и следить, чтобы волосы лежали ровно и гладко. Пахнуть как роза. Улыбаться. Быть позитивной.

Помнить, что капельки пота на лбу, круги под мышками и грустное лицо обнулят мой список дел. Придется начать все сначала от «проснулась накрашенной». А могут же вообще из женщинов выгнать!

* * *

Проснулась по-настоящему. Всклокоченная, на щеке слюни, трусы в горошек, ПМС, сиськи в разные стороны.

Фу-у-ух, какой кошмар приснился! Это все сыр на ночь.

Забила, расслабилась, живу.